Непогода

Анатолий Лыков 2
1
Время, время. Ему никогда не хватала времени. Вот и сейчас, когда в воздухе пахло праздником, когда везде зажигались Новогодние Ёлки, гудели кафе и рестораны, - он везде хронически опаздывал.
И, так, впереди каникулы, а точнее отпуск – целых десять дней. Его ждали в Италии, мыслями он уже был там: а пока он один, без водителя – ехал по зимней трассе в Москву, в аэропорт, где собирался оставить на стоянке автомобиль, пересесьть на самолёт, - а там они будут только вдвоём.
От мыслей его отвлёк телефонный звонок. Звонила Она. Он съехал на обочину, выключил зажигание и стал с ней говорить долго, обо всём и ни о чём. Её грудной, переливистый голос завораживал. Он готов был слушать его сутками. Да, ему пятьдесят пять, - её двадцать восемь, но кто-то на небесных весах уравновесил их: они во всём были похожи, они на всё смотрели одними глазами, они были одним целым. … Он ехал к ней и был уверен, что на этот раз он не ошибался.
Надо спешить. Он тронул ключ зажигания, - раздался щелчок, - сработала сигнализация, двери заблокировались, при попытке завести двигатель включилась сирена. Ещё несколько раз он пытался включить мотор, но всё повторялось по одной и той же схеме, затем кнопка пульта отключилась, - видимо села батарейка, - и двигатель наглухо заблокировался. – Это по закону подлости – подумал Игорь Павлович и принялся искать по телефону своего водителя.
2
Они – успешная супружеская пара – ехали молча. Им давно не о чем было говорить. Несовместимость выросла в пропасть, наверное с тех пор как она заочно закончила институт, попала на хорошую работу, а он всё оставался шофёром, не проявляя ни к чему особого интереса. А она делала карьеру за двоих. Она шла на всё. Она безжалостно уничтожала соперников. Она в каждом находила болевую точку – Ахиллесову пяту – и била наверняка. Она не гнушалась ни чем: она следила, подслушивала, клеветала, льстила, угождала. Она ловила кого на лени, кого на неопытности, - на непрофессионализме, кого на выпивке, а кого просто на порядочности.
Но и у неё когда-то была любовь, любовь настоящая, безрассудная, всесжигающая которой она испугалась и которую она оборвала резко и безвозвратно.
С мужем у них теперь было своё дело – они торговали. Им завидовали; из небольшого села, где они выросли и поженились, - квартира и особняк в областном центре, квартира в Москве для сына, правда очень скромная, однокомнатная.
Праздники ей не нравились – зря потерянное время – она ими тяготилась. Друзей не было, - в бизнесе их не бывает, а родственники, - все бедные родственники, - им только что-нибудь взять, и с ними отношения тоже порваны за ненадобностью. Куда себя деть? К сыну, - там другой масштаб, там Вавилон, там можно затеряться, там есть куда пойти. Изредка она поглядывала на мужа и чувствовала, что он думает о том, что лучше было бы поехать в своё село, встретиться с друзьями детства, выпить, поговорить, сходить на зимнюю рыбалку или на охоту, - а она меня тащит в другую сторону.
Впрочем, мало ли о чём он думает, - он всегда делает то, что скажет она: у него давно нет своего мнения, он раб послушный, он её работник.
3
- Тормози, - скомандовала она, - посмотрим кто голосует.
- О, да это же Высочин – И они остановились вплотную подъехав к Игорю Павловичу.
Попытки завести машину общими усилиями ни к чему не привели. Высочин перезвонил водителю, сказал чтобы тот забрал машину и что он уезжает в Москву с попутчиками.
Она  Игоря Павловича знала хорошо. Он мало изменился: те же очки, та же худоба и тот же голос. Её трудовая биография начиналась под его руководством. Он был её начальником, - молодым, напористым, самовлюблённым. Она его не уважала, конечно, скрытно, затаённо, но он это видел и в её присутствии специально проявлял повышенное высокомерие. В эти минуты она его ненавидела, ненавидела люто, а все перед ним пресмыкались, льстили, лебезили и искали его благосклонности.
Организацию лихорадило, она развалилась: он её бросил и создал свою частную фирму. Она думала – это его закат, его крах и потому, как-то, на его приглашение перейти к нему на работу, она ответила отказом. А он поднялся, его бизнес вырос как на дрожжах, его ценит губернатор, он стал богатым, очень богатым.
В машине они дружески беседовали. Он признался, что едет в Италию, но об этом никто не знает, - он хочет ото всех отдохнуть, а «чемодан» денег с которыми он остался один на дороге, он в Шереметьево передаст своим партнёрам, которые его будут встречать. Сетовал, что никак не уйти от нала и что коррупция как и спекуляция это нормальное ведение бизнеса и коррупцию надо легализовать, как в своё время, спекуляцию.
В его голосе уже не было прежнего самолюбования и барской важности, но она его сейчас ненавидела ещё больше. Ей почему-то показалось,  что именно он виноват в её неудавшейся жизни, в том что она просто существует и работает, и работает как ломовая лошадь, что кабинет её от пола до потолка завален бумагами, что ею все недовольны, что её замучили бесконечные отчёты и проверки, что все хотят её разорить и пустить по миру, что она уже не может засыпать без снотворного, а в мире нет человека, который бы её понимал, с которым можно было бы всё бросить и жить в шалаше как в раю.
4
Вечерело. Решили перекусить. Остановились в придорожном кафе. Уютно – три отдельных зала, - большой и два человек на шесть- восемь, - везде  никого. Заказали поесть и по бокалу вина пассажирам. Мужчины вышли к машине покурить. Она думала. Ей казалось что от мыслей лицо её горит и гулко бьётся сердце: три миллиона евро, - это шанс, это подарок судьбы – сейчас или никогда. Она загадала: если принесут сначала вино, и до их прихода, - то это будет знак судьбы и снотворное будет в бокале у Высочина. А кто он, впрочем, такой этот Высочин? – Подонок как и все мужики – живёт с женой и воткрытую встречается с любовницей, а теперь едет к третьей – и такого жалеть, и по такому плакать? Да все будут радоваться или плакать от счастья – сволочь он!
Милая девушка, одетая под снегурочку, принесла холодные закуски и два бокала вина. Мужчины всё ещё курили и приговор вступил в силу.
- Впору пить одной, - проговорила она держа в руках бокал.
- Вас не дождёшься. – Выпили за неожиданную встречу и за уходящий год. Короткий день быстро догорел. Ночь властно вступала в свои права, открывая дорогу тьме – тёмным силам, тёмным намерениям. Высочин спал.
- Будет поворот направо, - повернёшь, - скомандовала жена.
- Что ты задумала? – спросил он, когда они повернули под знаком ЗАПОЛЬЕ – 18 км.
- Тебе что, дороже этот поддонок или три миллиона евро, нам что всю жизнь загибаться в этой торговле и ради чего, ради этих скотов! – убедительно наставляла и наставляла она мужа.
Километров через десять был съезд на полевую дорогу – свернули и поехали по ней вдоль леса, но дорогой это трудно было назвать, - это был просто наезженный тракторный след. Километров через пять дорога закончилась разворотным кольцом, - видимо кто-то приезжал в лес за ёлками.
5
Всех этих умников, образованных – переобразованных, он не любил органически. Он всегда считал, что образование люди получают для того, чтобы обманывать других, - он видел это на примере своей жены и не только жены. Он их никогда не жалел, но вот так, - отнести в лес тщедушное тело живое, задушить галстуком, бросить в снег и труп закидать лапником, - это оказалось для него страшным грехом, от которого хотелось бежать куда глаза глядят.
Он сел за руль – руки дрожали, губы тряслись, - бежать,бежать,бежать. Он рванул по кольцу на разворот, - быстрее,быстрее, но переднее правое колесо захватило рыхлый снег, а за ним и заднее правое: он прибавил газа, стараясь вырулить на твёрдое, но от скорости машина ещё больше накренилась и мягко легла на бок.
Она молчала. Она чувствовала состояние мужа и неторопливо пыталась встать, освобождаясь от рухнувшей на неё поклажи. Душа её ликовала- наконец-то они по-настоящему богаты и свободны,- деревня не далеко, там есть тракторы,- за большие деньги люди сделают всё…
До села оставалось не много, когда, вдруг, подул ветер и пошёл густой, мелкий как крупа и твёрдый снег, а дорога стала уходить куда-то вправо, но слева появились огни- строчка огней, да это была ферма, конечно, ферма в коровниках которой сухо и тепло, и на ферме есть трактор, есть охранник, а каждый мужик на селе – механизатор. На огни, надо прямо идти на огни.
Подгоняемый страхом, двигался он быстро – чаще бежал, чем шёл: при ходьбе мысли возвращались к ужасной картине преступления, которое совершил , кажется, не он сам, а он был только свидетелем. Страх заползал внутрь, сковывал движения и начинали стучать зубы, он никак не мог остановить этот стук и он снова начинал бежать – так было легче.
Ветер усиливался и уже было непонятно, то ли просто метёт позёмка, то ли снег сыпет сверху, то ли то и другое – вьюга разыгралась.
Спасательные огни были совсем рядом, когда он, выбиваясь из последних сил, вышел на ровную площадку, сделал несколько шагов по ней как, вдруг, снег под ним провалился и он камнем рухнул вниз, - всё глубже, глубже – в какую-то бездонную пропасть.
От неожиданности он даже не вскрикнул –спазмы сковали тело, оно не сопротивлялось: впрочем сопротивляться было бы уже бесполезно, - это был переполненный навозонакопитель большой глубины – органика смешанная с водой – в ней тонут даже водоплавающие птицы.
Дна он не чувствовал – оно было как подушка. Тело его обмякло, обретая неземной покой и в глазах появились красочные картины из далёкого детства: солнечный летний день, за селом бескрайнее поле  пшеницы и по ней волны – зелёные волны. Он стоит на пригорке и не может наглядеться на это чудо природы, - он это осознано увидел только впервые, и, вдруг, откуда-то издалека, голос матери: - Витя, Витя, Витя, - видение исчезло и плотный мрак заполнил волшебный кинозал умирающего сознания.
6
Она долго устраивалась в салоне перевёрнутой машины, - всё что-то мешало. Страха не было. Её, как обычно, выручала непоколебимая уверенность в правоте того что бы она ни делала, что бы она ни говорила. Ошибок не было, - она их просто не признавала и всегда всему находила оправдание – синдром самоуверенности или ограниченности, или психопатии –кто знает.
Мороз давал о себе знать, но она пригрелась и старалась его не замечать. Она думала о работе, о людях  , с которыми приходилось сталкиваться и все они вызывали у неё раздражение, - все они в итоге были идиотами, сволочами и скотами, - судила она строго и безжалостно. Казалось, дай ей права и автомат в руки, - перестреляла бы всех, - все они её враги.
Мысль о том, что она теперь богата и свободна, успокаивала и она вспоминала о хорошем: о детстве, о юности, о времени , когда люди были другими – отзывчивыми, доброжелательными, щедрыми: когда пороки были вне закона и пресекались в зародыше, когда свобода строго охранялась и волки овец не ели, когда не было сегодняшнего  разгула вседозволенности.
Снежная крупа зашелестела по стёклам и металлу кузова, послышался шум ветра,- непогода прятала следы преступления и сулила удачу отчаянным смельчакам.
Набрать мобильник мужа её заставило какое-то беспокойство, какая-то зародившаяся, вдруг, тревога. Ещё и ещё раз набирала она его номер, но связи не было – его телефон был отключён или вне зоны действия. Ждать, только ждать, успокоиться и всё будет хорошо, - но главное не заснуть, - она знала, что такое заснуть на морозе.
Ночи не было конца. Прошло уже семь часов и ни трактора, ни мужа, и даже, ни звонка от него. Ветер не стихал, снег засыпал машину и в салоне, кажется, потеплело – она расслабилась.
Она не спала, нет, нет, - это не сон, - она просто вспоминала последнюю встречу с Ним. Она шла к нему в жёлтом платье да, в жёлтом платье, жёлтый – это цвет Его имени – она это знала. Был сентябрь, но было жарко. А Он шёл к ней навстречу по высоким ступеням и Его руки, поднятые на уровне груди, и согнутые в локтях, походили на крылья, и Он, одетый в белое, был похож на ангела.
Он подошёл и взял её за руки, поцеловал – одну, другую: кроме Него её никто никогда не целовал рук и она впервые испытала наслаждение от этого не запретного плода. Она не помнит, как она оказалась в Его полупустой, холостяцкой квартире, сколько там пробыла и как она её покинула, - было наваждение, был грех. Через день наступило раскаяние. Она ходила в церковь, молилась как могла и просила у Господа прощенья. Больше они никогда не встречались. И вот теперь она снова видит Его, Он снова целует её руки и увлекает в танец. Она отчётливо слышит мелодию танго и в танце они сливаются в одно целое. Танго сменяется вальсом и они кружатся, кружатся, и отрываются от земли… И вот они уже на палубе какого-то лайнера стоят у борта и наблюдают за удаляющимся берегом. Ей становится холодно от морского ветра и она прижимается спиной к Его груди, и чувствует Его тепло, Он обнимает её и кладёт ей голову на плечо. О, какое блаженство от прикосновения, от тепла любимого человека! – и она ещё плотнее прижимается к Нему, и растворяется в Нём…
Покой и мир недошедшим –пел над опрокинутым джипом ветер, - и не смолкая хохотала и хохотала вьюга.