Любовь и страсть... и любовь 2

Лев Казанцев-Куртен
(продолжение)
Начало:
http://www.proza.ru/2013/02/17/35

6

Анну Петровну перевели из реанимации в общую палату. В палате восемь коек, восемь женщин разного возраста и с разными характерами и все с отрезанными титьками и матками и оттого у всех расстроена нервная система и все злые. Заправляет в палате Маргарита Викторовна, баба лет шестидесяти с вырезанной маткой. Ей нечего терять.

Анне Петровне было тяжело в закрытом помещении, наполненном миазмами лекарств и тяжёлым духом немытых женских тел, но Маргарита Викторовна не разрешала открыть форточку, говоря, что сквозняк - первый враг для больного человека. Уже к обеду Анне Петровне хотелось повеситься, но в это время пришёл Феликс Сигизмундович.
Доктор сел на стул, спросил о самочувствии, пощупал пульс, взглянул, как держится дренаж и что из него выделяется. Анне Петровне показалось, что он доволен её состоянием. Сказав несколько слов, он ушёл, оставив передачу от Насти со словами: "Здесь всё, что нужно при вашей болезни. Поправляйтесь...". Содержимое паета удивило Анну Петровну. Насте это было не по карману.
- Если она будет так тратиться на меня, то ей не хватит денег и на неделю... - с беспокойством подумала она, решив отругать дочь, когда она явится.
А через час вошла медсестра и сообщила Анне Петровне, что её переводят в другую палату.

Новая палата была одноместной с телевизором, с отдельным туалетом, с душевой кабиной. Анна Петровна испугалась: такого не могло быть, чтобы её, простую школьную учительницу, поместили в VIP-палату.
- Наверно, меня с кем-то спутали, - подумала Анна Петровна, готовая к скорому возвращению на прежнее место.

Через некоторое время к ней снова пришёл Феликс Сигизмундович и поинтересовался, как она устроилась. У Анны Петровны выступили на глазах слёзы. Она не знала, что ответить доктору.
- Всё будет хорошо, Анна Петровна, - сказал доктор, уходя.

Оставшись одна, Анна Петровна закрыла глаза. Ей хотелось поверить Феликсу Сигизмундовичу, но её трезвый ум математика утверждал иное: впереди смерть. Смерть... Этот приговор себе она увидела в глазах того, пожилого, доктора, посетовавшего на то, что она затянула с обследованием по поводу болезненных уплотнений, беспокоивших её больше года. Но она не могла вырваться из круга житейских проблем. Деньги, деньги, деньги... Настя учится и ей требуется материнская поддержка. Приходится выкручиваться, бегать по ученикам, натаскивая деток состоятельных родителей для сдачи ЕГЭ, вести дополнительные уроки в школе... На себя некогда обратить. Был бы муж... Но ожегшись на Кирилле, она зареклась выходить замуж повторно.

Анна Петровна вспомнила своего первого и единственного мужа, Кирилла Прохорова. Они поженились перед самым окончанием университета. Она - математик, он - физик. Их любовные разговоры крутились вокруг формул и законов природы. Они говорили о Лобачевском, Эйнштейне, Кюри, Курчатове... У них вроде были общие интересы.
После университета она пошла работать в школу, а Кирилл, узнав об учительской зарплате, занялся ремонтом телерадиоаппаратуры и недавно появившихся компьютеров, начал "зашибать деньгу". Осенью она забеременела. Кирилла её сообщение повергло в ужас.
"Аборт! Делай аборт, пока не поздно!.."
Она твёрдо ответила ему:
"Буду рожать".
Пошли ссоры и скандалы.
"Я не хочу знать тебя, эгоистку!.." - заявил Кирилл, когда она была на пятом месяце, и ушёл, навсегда.

Год она с Настёной жила на материну зарплату дворника. Да и потом, когда она в год отдала Настёну в детские ясли и вернулась в школу, финансовое положение их мало изменилось. Цены на всё росли, а доходы сокращались, как шагреневая кожа. Немало дней она просидела на чёрном хлебе и подслащённой воде, зимой мёрзла в старом пальтишке на рыбьем меху, весной и осенью ходила с мокрыми ногами в прохудившихся сапожках с чудом державшимися подошвами. Кирилл, хотя его фирма начала процветать, и не думал помогать всё ещё остающейся законной супруге и родной дочери.
"Сама виновата, - отрезал супруг, когда она однажды попросила у него денег на одежду для Насти. - Я тебя предупреждал".
Их развели через четыре года.
Только занявшись репетиторством, она малость поправила своё положение.
А там и Настя подросла. Она успевала заниматься и в обычной школе, и в музыуальной, но в конце концов, предпочла музыке иностранные языки.

Годы не шли, мчались. За двадцать лет, тревожась о Настиной судьбе, она ни разу не задумалась о себе и ни разу не пыталась "устроить" свою жизнь.
Она знала, что жизнь конечна, но думала, что ещё успеет добрать недополученное. Она спокойнее перенесла бы удар судьбы, если бы знала, что Насита жизнь устроена. Хотя умирать в сорок лет, всё равно, обидно. Можно сказать, и не жила ещё...

- Мама, ты спишь? - Анна Петровна услышала Настин голос и открыла глаза.
- Нет, доченька, думаю.
- Всё будет хорошо, мама Феликс говорит...
Анна Петровна с удивлением взглянула на Настю: Феликс? Что-то в интонации дочери её насторожило.
- Да нет, - подумала она, - просто нынешняя молодёжь настолько фамильярна, что людей даже намного старше себя именуют без отчеств: Владимир Путин, Анатолий Чубайс, Никита Михалков...
-...то у тебя не тяжёлая форма рака, - договорила Настя. - Мы не должны терять надежду...
- Хорошо, доченька, будем надеяться, - улыбнулась Анна Петровна, - и бороться, - сказав это, она вспомнила о передаче. - Ты не траться на меня. Мне достаточно пачки сока и пары яблок. А то Феликс Сигизмундович передал мне от тебя пакет всякой всячины... Поэкономь деньги.
- Передачу? - удивилась Настя. - Я через Феликса ничего не...
- Тогда с его это он принёс мне тут рублей на пятьсот?
Настя порозовела и опустила глаза, опасаясь, что мать по глазам прочитает её тайну. Но Анна Петровна ничего не заметила. Она устало закрыла глаза.
- Болит? - спросила Настя.
- Нет, - ответила Анна Петровна. - Немного тянет... Ничего... - и добавила: - Ты иди. Я немного посплю.

7

Никто не знает, когда и где его настигнет удар судьбы. Не знала этого и Вера. После бессонной ночи, проведённой у Марты. посчитавшей, что её Феликса убили хулиганы, она вернулась домой с одной мыслью: скорее завалиться в постель.
Её Петя был дома и занимался странным делом: укладывал свои вещи в чемодан. Другой чемодан стоял уже застёгнутый.
- Ты куда собираешься? - спросила его Вера.
- Я это... ухожу от тебя, - ответил Петя. - Я полюбил другую женщину... Значит, развожусь с тобой...
Вера от неожиданности села.
- Ты что, белены объелся? - воскликнула она. - У тебя температура?.. Какая дура в тебя втюрилась?.. Какая ****ь?..
- Не ****ь, а культурная женщина, не то, что ты, портниха... Она художница.
- Ха, культурная! Какая культурная женщина на тебя западёт с твоими восемью классами и ПТУ? Тоже бывшая пэтэушница...
- Нет. У неё художественное училище. Она рисует картины. А потом и у меня почти три курса техникума. Не Катька бы...
Вера опешила. Она не знала, чем крыть.
- Значит, меня побоку? Катьку побоку?.. Чем это взяла тебя твоя ****ь?... Чем я тебе не угодила?
- Ты скучная. Спать с тобой, что со щелью в полу.
- Это почему же? - возмутилась Вера. У неё чуть не вырвалось: а другим нравится!.. Но она вовремя остановилась.
Петя застегнул чемодан, сел на него.
- Давай без скандала. Деньгами тебе и Катьке, если она поступит в институт, я помогу. На развод я подам сам. Уверен, что нас разведут. Катька уже совершеннолетняя.
- Ох, не знала я, что ты такой подлец, - сказала Вера. - Убирайся...
- Это жизнь, Вера. Всё течёт, всё меняется, - выдал на прощание Петя одно из любимых изречений Ирочки Зон.

Ещё и двух недель не прошло, как он познакомился с Ирочкой. У неё потёк кран в ванной комнате. Все слесари были уже в разгоне. Петя, прихватив чемоданчик с инструментами, сам направился на аварию.
Его встретила женщина, мокрая с ног до головы, в облепившем её тело халатике. Вода из крана над раковиной била широкой струёй, заливая пол, брызгая на стены. Чтобы перекрыть вентиль, Пете пришлось лезть под ванну. Пока перекрыл, сам вымок до нитки. Исправить поломку не заняло много времени.
- Так просто? - удивилась женщина. - Вы такой мужчина... вы весь вымокли... Разденьтесь, я посушу вашу одежду феном.
Петя хотел отказаться, мол, не в первый раз, но ловкие пальчики женщины начали его нахально раздевать.
Она оставила на нём только трусы, длинные, в цветочек, семейные...
- А ты ничего, - промурлыкала женщина и, распахнув халатик, прижалась к нему. - Тёплый... согрей меня...

...Фен не работал, одежда сохла медленно, а Петя и не спешил, лёжа на широкой постели своей новой знакомой - Ирочки Зон. Иногда ему приходилось на работе задерживаться и работать даже по ночам, ликвидируя аварии. Раз-два в год, но случалось. Вера об этом знала и не беспокоилась о нём.
А у Пети всё получалось с Ирочкой, как никогда. Его член работал безотказно. Ирочка учила его разным позам и способам, и Пете, после короткой передышки, хотелось снова и снова, как когда-то в юности...

...Утром Ирочка сказала:
- Приходи, Петюня, ко мне после работы. Я хочу написать твой портрет.
Он пришёл. Ирочка привела его в свою мастерскую, разместившуюся на пятом этаже. Стены просторной комнаты были завешаны разными картинками и цветными, и чёрно-белыми. Петя пробежал глазами экспозицию. Ирочка попросила его раздеться.
- Я нарисую тебя обнажённым, - сказала она.
Пете не очень хотелось выставлять свои прелести на картине, но побоялся отказать Ирочке, уложившей его на кушетку.
Она тоже всё скинула себя. Петя возбудился, но Ирочка сказала:
- Потерпи, сперва дело...
Через час Ирочка бросилась к нему:
- А теперь, давай! Задвигай!..

Когда Петя пришёл на третий сеанс, в мастерской кроме Ирочки, сидела полненькая девица в накинутом на голое тело халате.
- Раздевайся, Пьер, - приказала Ирочка. - Да ты Жанки не стесняйся. Она своя, натурщица. Я вас напишу вместе.
Жанка поднялась и халат соскользнул с её пышного тела, открыв и роскошную грудь, и широкую попу, и садик на венерином бугорке. Ирочка разместила их так, что Петин член попал на Жанкину ладонь и напрягся, приняв боевую стойку. Да ещё Жанка пальчиком принялась поддразнивать его.
Петя терпел, терпел, потом крикнул Ирочке.
- Я так не могу! Она меня дразнит и возбуждает...
Ирочка отложила кисть и подощла к кушетке.
- А ты трахни её...
Петя оторопел, но выполнил Ирочкин приказ, потом повторил с Ирочкой. Потом они сплелись в клубок сопящих и стонущих от блаженства...

А позавчера Ирочка закончила картину. Она поставила её у стены, а напротив расстелила большой, но изрядно потёртый ковёр. Петя и его дамы лежали на ковре, смотрели на картину и пили шампанское. Потом Ирочка сказала ему:
- Послезавтра соберутся мои друзья на презентацию картины. Ты тоже должен быть. Мы будем гулять всю ночь.
Петя почесал затылок:
- Понимаешь, жена...
- А что жена? - удивилась Ирочка. - Будет ругаться? Ты что, не мужик? А то перебирайся ко мне из своей клетки...
Петенька весь день думал, взвешивал и вдруг подумал:
- А что я видел за всю свою жизнь? На работе засранные унитазы, дома жену, на которую ОН уже не встаёт? Телевизор?
А подумав, затосковал, а затосковав, решил собрать свои вещички, лучшие инструменты и
податься к Ирочке. С нею ему было хорошо.

Так всё было, пока Верочка ничего не подозревала и думала: кому такой балда нужен?

И вот - Петя ушёл...

8

Настя боялась прихода Феликса и хотела его увидеть. Она могла бы не принимать сейчас ванну, но приняла её, и голову вымыла, и надела самое лучшее бельё. Она убеждала себя, что этот роман ей ни к чему, но накрасила ногти не только на руках, но и наногах. И даже... стыдно сказать... подбрила волосы на лобке, точнее, в пахах и у самых половых губ, чтобы они не мешали Феликсу... А зачем? Она же собирается сказать ему, что больше ни-ни... Зачем же она подвела брови и накрасила губы? Для чего она занималась укладкой волос и обследовала лицо и тело в поисках прыщиков? С какой стати она то и дело посматривает на часы, торопя стрелки сойтись на семи? Он же не обещал сегодня придти к ней и не звонил.

Феликс, заскочив домой, решил помыться и сменить бельё. Марта увидела его приготовления, спросила:
- К ней намыливаешься?
- Угу, - ответил тот, спеша скрыться в ванной.
Марта опустилась на стул. Ей было немножко больно от того, то сын уходит к другой, незнакомой ей женщине. Но к этому горестному чувству примешивалась и радость, что сын нашёл своё счастье. Счастье ли? Это покажет время. А естественный ход времени никому не под силу остановить.
- Ты бы сказал мне, кто ОНА, где работает? - сказала Марта Феликсу, когда тот вышел из ванной, благоухающий свежестью. - Познакомил бы меня с нею...
- Познакомлю, мать, - ответил Феликс, поглядывая на часы. - Ты мне дай что-нибудь поесть...
- А что, она не угощает тебя ужином... с вином?
- Угощает, но я голоден, как собака. Мне не хотелось бы слишком громко чавкать у неё.
Марта подала ему тарелку разогретого борща. Феликс с жадностью накинулся на еду. Он ел, поглядывая на часы. Ему хотелось придти к Насте, как вчера, в семь часов. Уже одевшись и перступив через порог, он спохватился, что не договорился с Настей о встрече. Она, возможно, занята своими делами и не ждёт его, а он свалится ей на голову, как снег с крыши. Но затем решил:
- Ладно, позвоню в домофон. Пустит - хорошо, откажет - ...
Если Настя откажется впустить его, ему будет плохо...

Стрелка часов перевалила за семь, и Настя уже пять минут убеждала себя, что Феликс сегодня не придёт, что он, как и все мужчины, получив от женщины своё удовольствие, больше и знать её не захочет.
- Ну и пусть, - подумала она. - Нужен больно!
В это время подал голос домофон. Звонил Феликс.
- Ты впустишь меня? - спросил он.
- Входи, - засуетилась Настя. Вчера она, ожидая его в гости, не испытывала такого волнения. Ну, думала она вчера, познакомимся, поговорим... А обернулось вон чем... Вчера она знала, как себя вести, а сегодня?
Настя заглянула в глазок, потом отпрянула от него, подумав, что Феликс может заметить, что она подглядывает.
- Я встану так, - решила она, приняв горделивую позу и вскинув надменно голову, - протяну ему руку, скажу: проходите, Феликс Сигизмундович, и пропущу в комнату. Если он сядет на диван, я сяду на стул напротив него...

Раздался звонок в дверь. Настя, стараясь не спешить, отомкнула замок и открыла дверь. Феликс стоял за порогом и смотрел на неё восхищёнными глазами. Настя прямо на лестничной площадке бросилась ему на шею. Все мысли о приличии вылетели у неё из головы.

9

Скорый поезд "Хабаровск - Москва" отошёл от перрона. Пассажиры общих, плацкартных, купейных и мягких вагонов заняли свои места. Застучали колёса, уносящие людей вдаль по стальным ниткам рельсов. Для кого-то это простое перемещение в пространстве, а для кого-то, возможно, и не подозревающего о том, - дорога навстречу Судьбе, к той точке, где линия его жизни пересечётся с линией другого человека на секунду, на день, на всю жизнь.

Для Ивана Даниловича Иванцова, старшего прапорщика бронетанковых войск, это была дорога из одной, строго регламентированной воинскими уставами жизни в иную, гражданскую, независимую от уставов, лишённую командирских приказов, неопределённую. Он понимал, что придётся к ней приспосабливаться и принимать решения самому, не ожидая приказа командира роты. Его счастье, что ему есть куда ехать и к кому, и за ним не тянется хвостом семейство, которым он, к своим сорока пяти годам, не успел обзавестись. Зато его ждёт сногсшибательная блондинка Вика, тридцати лет, менеджер магазина "Мир обуви", с которой он познакомился прошлым летом, отдыхая под Сочи, где гостил у бывшего сослуживца Николая Сидорова. Они подружились ещё на "срочной", в Афгане, вместе попали, как куры в ощип, на первую чеченскую войну, где Николай лишился стопы. За годы их воинская дружба не потускнела. Николай, несмотря на инвалидность, нашёл хорошую жену, родившую ему сына и дочку.

Там Иван Данилович и встретил Вику. Назвался он ей тогда полковником, собирающимся выйти в запас. Для Вики нет разницы между полковником и старшим прапорщиком - у обоих на погонах по три звёздочки.
Море,солнце, шашлыки на свежем воздухе и виноградное вино сделали своё дело - у Ивана Даниловича с Викой завязался бурный роман, напоминающий танковую атаку на Курской дуге...
Вика от экстаза только визжала и крутила пропеллером попку.

Весь год Иван Данилович и Вика обменивались письмами. Вика обещала принять его у себя и писала, что она тоже устала от одиночества и обещала стать ему верной женой.

В Москве Иван Данилович ориентировался хуже, чем в гористой, лесистой или лесостепной местности, поэтому, чтобы не плутать, хоть и дороговато для прапорщицкого кармана, он взял такси и поехал на Шестнадцатую парковую, к чёрту на куличики.

Дом Вики, девятиэтажка с лифтом, но лифт находился на бессрочном ремонте. Пришлось Ивану Даниловичу подниматься на восьмой этаж пешком, поскрипывая начищенными до зеркального блеска сапогами. Однако ноги вознесли его к любимой легко. Он нажал на звонок заветной двери. Дверь открылась. На пороге возникла пожилая женщина в обтёрханном халате и с бигуди в волосах.
- Я к Вике, - бодро сказал Иван Данилович женщине.
Та сердито и презрительно поджала ядовитой змейкой тонкие злые губы и бросила:
- Там твоя Вика... Трахается ****ь...
Иван Данилович оторопел. Отзыв женщины о любимой был почище разрыва гранаты за спиной. Глотнув воздух, как перед погружением под воду, бывший старший прапорщик пересёк небольшой коридор и толкнул указанную дверь. Та была не заперта и легко распахнулась, открыв ему всю картину поля боя: голая Вика и какой-то мужик кавказской национальности, задыхаясь от удовольствия, неистово трясли кровать.
- Сука! - гаркнул Иван Данилович командирским голосом.
Вика оторвала голову от подушки, посмотрела на Ивана Даниловича и, спихнув с себя дитя гор Кавказа, а ныне гордого торговца рынка, бросилась к возлюбленному с криком:
- Ваня, это не то, что ты подумал!..
Но Иван Данилович не стал слушать её, резко повернулся, ослепив неверную блеском офицерских сапог, и выскочил на лестничную площадку. Что он мог подумать "не то", видя, как кавказец полирует своим хером её манду, словно танкист банником ствол пушки?
Он сбежал по лестнице вниз, ещё не собразив, что бежать ему, в принципе, некуда.
Голая Вика не рискнула преследовать его.

10

Вера позвонила Марте:
- Петя бросил меня. Подаёт на развод...
- Какой подлец! - воскликнула Марта и тоже пожаловалась: - А Феликс снова ушёл к своей...
- Твоему Феликсу положено искать бабу, а моему Пете чего не хватало? Я даже не знаю к какой он сучке подвалился. Я бы ей выцарапал глазенапы!.. Я приеду к тебе.

Вера сбежала по лестнице. Лифт которую неделю уже не работал. Хорошо, у неё четвёртый этаж. А каково тем, кто живёт на девятом?!
У подъезда она увидела симпатичного военного с чемоданом у ног.
- Видимо, к кому-то приехал и не застал дома, - подумала Вера.
За тридцать лет она знала многих из соседей.
- Вы к кому? - спросила она военного.
Тот поднял печальные глаза и ответил:
- Теперь ни к кому. Вы не подскажете, в какую сторону идти, чтобы попасть на метро?
- Идёмте, - сказала Вера. - Я как раз собираюсь ехать.
По дороге они разговорились. Иван Данилович Иванцов, а это был он, поведал незнакомой женщине о своей беде. С незнакомым чловеком, порой, легче поделиться душевной болью, чем с самым близким.
Вера выслушала его и спросила:
- И куда же вы теперь?
- На вокзал. Там перекантуюсь, а утром поеду к другу в Сочи.
- Не дело ночевать на вокзале, - проговорила Вера. - Там обчистят и не заметишь. Нынче ворья развелось.
- А что делать? - вздохнул Иван Данилович.
- А поехали к моей подруге. У неё найдётся уголок, где вы сможете отдохнуть.
Иван Данилович хотел было отказаться. Он не слишком доверял незнакомым людям, а в Москве тем более - держи ушки на макушке: вор на воре, мошенник на мошеннике в генеральском мундире. Но взглянув в открытое лицо женщины, он последовал за нею.

Марта ждала Веру. Увидев с нею мужчину, вскрикнула, засуетилась: лифчик и трусики - не лучший вид для встречи незнакомого мужчины.
- Предупредила бы, подруга, что придёшь с мужчиной, - крикнула она из комнаты, спешно приводя себя в порядок. - Надо же выставить меня в таком виде... будто шлюху...
- Я не думала, что ты по дому ходишь голая, - ответила Вера, проходя на кухню и ведя за собою Ивана Даниловича.
Иван Данилович сконфуженно присел на табурет.
- Может, я действительно не ко времени, - сказал он. - Чужой мужик и с чемоданом...
- Вы не знаете Марту, - ответила Вера. - Золото женщина.
И вдруг её осенила мысль:
- А что, Иван Данилович, если она вам понравится, я её сосватаю для вас. Она не какая-то там ****ь. Она женщина порядочная, учительница.
- Вы о чём? - спросила Марта, входя на кухню. - О ком сплетничаете?
Вера ответила:
- О тебе. Познакомься. Иван Данилович, отставной военный. Он приехал жениться, а невеста с другим. Пустишь его переночевать? Куда ему, на ночь глядя...
- А почему у меня, а не у тебя? - удивилась Марта. - Тебя муж бросил.
- Ага, бросил... А вдруг с полдороги вернётся? А у меня мужчина. И Катька ночует у подружки.
- У подружки ли? - усмехнулась Марта.
- Типун тебе на язык, - рассердилась Вера.
- Прости. Конечно, у подруги, - сказала Марта, накрывая стол.

За ужином Вера рассказала Марте о подлом поступке Петра.
- На него это не похоже, - согласилась Марта. - Возможно его опоили чем-то, приворожили?.. Нужно найти знахарку.
Они решили так и сделать.
Иван Данилович в свою очередь рассказал женщинам о своём боевом пути, иногда ввергая их в ужас описаниями сражений, в которых ему довелось участвовать.

В начале первого ночи Марта и Вера уложили Ивана Даниловича спать на диване в гостиной, а сами легли на одну кровать и долго шушукались о госте, признав его человеком достойным и решили ни к какому Николаю в Сочи его не отпускать, пока не женится на Марте. Марта соглашалась с Верой. Действительно, такие на земле не валяются. Потом обе дамы высунулись в комнату, где спал Иван Данилович, и долго смотрели на него.
А Иван Данилович, мучимый тревожными мыслями о своей будущей жизни, никак не мог уснуть. Услышав шорох, он приоткрыл глаза и увидел женщин в белых сорочках, заглядывающих в комнату.

Утром он проснулся в тишине чужой квартиры. Ни Марты, ни Веры уже не было. Только записка лежала на стуле возле дивана.

"Иван Данилович, я ушла на работу. Завтрак на столе. Что нужно ещё, берите в холодильнике, не стесняйтесь - есть колбаса и сыр. Я приду в три часа. Марта".

Иван Данилович удивился тому, что вот так, без опаски, что он обкрадёт её, Марта оставила его, незнакомого человека, в своём доме. Поднявшись с дивана, он привычно сделал физзарядку, побрился, умылся и позавтракал тем, что стояло на кухонном столе под белым полотенцем. В холодильник заглядывать он не стал. Уже одевшись и собравшись выйти из квартиры, Иван Данилович спохватился, что ему нечем запереть дверь. Хозяйка не оставила ключей. Уйти же и оставить квартиру незапертой рискованно. Иван Данилович решил дождаться Марту.

http://www.proza.ru/2013/02/19/94
(продолжение следует)