У Верки было две мечты. То есть, конечно же, и жилье приличное хотелось, и горбинку вот эту, вот тут, на носу, исправить хотелось, но Мечты — больших, с большой буквы, было две. Выйти замуж и попасть в Рио-де-Жанейро. И если первая было понятна и обоснованна, то откуда взялась вторая, Верка даже не помнила. Может, из полузабытых шестнадцати, когда она читала какую-то книгу, персонаж которой грезил Рио? Может быть.
Впрочем, мечты мечтами, а жизнь Веркина шла себе и шла, поскальзываясь и выравниваясь, тормозя перед поворотами, но более или менее уверенным курсом. Рос и взрослел Ванюша, Веркин завод дымил себе и дымил, а в маленькой кухоньке двухкомнатной Веркиной квартиры по вечерам трудилась старенькая, с двумя конфорками, плита. И если была зима, то Верка открывала скрипящее, перекореженое многочисленными неумелыми покрасками, окно и задыхаясь, вдыхала звенящий воздух вместе со снежинками, выпуская из своей кухоньки и своих легких масляный чад от перегретых сковородок.
Под Веркин сороковник сын создал ей анкету на сайте знакомств. Верка краснела и смущалась, но сосредоточенно, двумя пальцами, набирала ответы незнакомым мужчинам. Сходила с одним на встречу, но после того, как не смогла отказаться от необычайно крепкого для нее, незнакомого напитка, и проснулась наутро в чужой квартире с симпатичным, но немного безумным и чересчур волосатым профессором орнитологии, сайт забросила. Зажила себе прежней жизнью, с прежними мечтами и конфорками, и снежинками, тающими от горячего воздуха в прожаренной кухне.
Через время Ванюша стал студентом, отзываться начал только на Ивана, завел девушку и Веркина жизнь стала еще более одинокой. От отчаянья она подбирала, выхаживала и вышвыривала обратно на улицу бродячих кошек, не умея с ними уживаться; драила маленькую квартирку и неумело мыкалась в интернете. Она была согласна уже и на профессора орнитологии, но как ни старалась, не могла найти его.
Как-то ей написал мужчина с очень милой анкетой, Верка ответила своим многократно уже разосланным и скопированным приветствием, ожидая получить очередное приглашение на оргию, но его не последовало — ни в этот раз, ни позже. Джентльмен, представившийся как Мануэль Густаво Алмейро Гимарайнш, действительно, был джентльменом, он был учтив, галантен, и многословно цветист. Веркин роман с ним был ярок и восхитителен, как бразильский карнавал; он был столь же стремителен и жарок, как огненный торнадо в Сан-Паулу — через месяц после знакомства в сети, Верка принимала гостя в реале, а еще через три — паковала вещи и через интернет присматривала себе свадебное платье с помощью ошарашенного сына.
Верка и сама была ошарашена, она не ожидала получить исполнения и одной своей мечты, но Мануэль был исполнением обоих, поскольку жил в Рио-де-Жанейро. Город огромного Христа собирался принять русскую мечтательницу и выдать замуж. У мечтательницы захватывало дух.
Более не одинокое, Веркино время побежало быстрей. Вот промелькнул и месяц, и второй после свадьбы... Вот Ванюша мрачно сообщил, что тоже намерен связать себя узами брака и сделать Верку бабушкой месяцев эдак через семь. Вот Верка бронирует билеты, а вот уже, уставшая после торжества, домывает последние бокалы на маленькой, зажаренной кухоньке. В городе мечты всегда жарко, а за покореженным окном — сугробы и белые ветви березы. Верка открывает окно и вдыхает, задыхаясь, морозный воздух — жадно, вместе со снежинками. Снежинки, еще не зная, сколь стремительная смерть им уготована, падают из черного небесного кармана прямо в гостеприимно открытое узенькое оконце маленькой Веркиной квартиры. Их более удачливые товарки мягко укрывают подоконник комнаты, где на маленькой кровати спит большой Мануэль, еще не зная, что вернется в Рио без Верки.