Судно связи 1. 12

Виктор Дарк Де Баррос
Салон самолёта едва был заполнен наполовину. Марьинская группа свободно разместилась в хвосте самолёта на трех последних рядах. Сидели спокойно, кто, где хотел, время от времени улыбчиво потягивая приготовленный ими в аэропорту коктейль. Разговаривали в полголоса. Иногда, сквозь дремотный гул самолёта, раздавался басистый и идиотский смех Одинакова. Это Витька Парамонов задел его очередным анекдотом, после которого тот от души открыто заливался смехом. Шумкову надоел однообразный надоблачный пейзаж за бортом самолёта, и он пересел ближе к проходу, усаживая на своё место засыпающего Коновалова. Несколько раз проходила та самая бортпроводница, которая в очередной раз открыла Виктору мир женского обаяния. Он заметил, что за ней как-то магнетически тащился шлейф мужских и женских взглядов. «Несомненно, она притягивает и плохих людей, и хорошую энергию, скорее больше негативного, отчего и страдает» - решил Шумков. И с каждой минутой проникался состраданием, ему так захотелось осчастливить её, но он не знал, как и чем. Хотя был на все «сто» уверен, что мужчина попался ей, какой ни есть редкий мерзавец.
Прошло два часа. Он убедился в своей правоте умственных заключений, когда объект его интереса тихо разговаривала с другой стюардессой. Они готовили обед, точнее расфасовывали уже приготовленную еду по порциям и упаковывали её. Вторая бортпроводница была шатенкой, чуть ниже ростом, с короткими ножками, которыми она при ходъбе выделывала танцевальные па. Грязновато-зелёные глаза её излучали волны неиссякаемой энергии, которая будто сквозь невидимый для всех коридор приходила к ней из космоса и, растворяясь, казалось, могла творить дьявольские чудеса. В ней не было томного, медлительного, как бы уставшего взгляда её подруги, но и эта свежесть и живость движений, ещё казались наигранными, не натуральными. Она уступала в красоте своей подруге по всем канонам, зато делала всё во много раз быстрее своей коллеги, с образцовой ловкостью и проворством. Перед такими особами, обычно открываются массивные двери запретных желаний, они многого добиваются благодаря своей неудержимой, соревнующейся с моралью, напористости. Две молодые женщины чувственно обсуждали третью, ту, которая значила для обоих не меньше, чем каждая из них. Она была их подругой. В этом слове заключалось многое, и многое было непонятно в природе запутанных отношений женской дружбы.
Виктору нестерпимо хотелось не пропустить ни одно сказанное ими слово. Природное, свойственное скорее женщинам любопытство взяло над ним вверх. Он заметил свободное место у самого буфета и незаметно пересел туда. Виктор был доволен. Женщины говорили вполголоса, и всё прекрасно слышал, сосредоточившись, он отделял своими ушами, словно фильтром посторонние звуки.
- Да перестань ты страдать Надя! Если он и бегает к Ольге, то никогда тебе этого не скажет!
- Нет, Оксана, не скажет, конечно. Но, это она к нам ходит, когда я в рейсе – со вздохом выжала огорчённая женщина.
- Одними догадками – обвинение не построишь! Что с того, что люди болтают. Таким всегда заняться нечем, даже если они заняты! – назидательно ответила её подруга - Да, вообще, то, что ты нашла у себя в спальне, не факт, что её!
- Как не её? Я сама ей привезла из-за границы и подарила эти серьги! Других таких быть не может!
- Гм, ну может она случайно потеряла, когда в гости к тебе приходила. Вы на кровати не сидели? Ты же любишь в своей спальне показывать обновки. Я тоже могла забыть кое – что. Обронила и всё! Чего тут такого? – ответила Оксана.
- Всё может, только не верю, что это она. Я для неё всегда только хорошее делала и в ресторан к мужу устроила… – едва сдерживая слёзы, произнесла Надя.
- Угомонись! Не время сейчас ныть, пилоты могут увидеть. С проблемами лучше дома сидеть.
- Не могу я быть спокойной. Теперь вот виновной себя чувствую. Господи! Что я натворила - то? Как я до такого могла опуститься – взвыла Надежда.
- Да что с тобой вообще происходит? Ты то, что сделала? Отомстила своему мужу что ли? Изменила? – усмехнулась её подруга.
- Хуже! Я Ольку побила!
- Как побила?! – изумилась Оксана и от неожиданности выронила готовое блюдо на пол.
- Не могла терпеть больше! Муж посмеялся над моими подозрениями. Назвал милой ревнивой дурочкой. А мне не по себе было в тот вечер от такого гадкого обмана. Что меня дважды идиоткой в душе обозвали из-за ревности и глупости моей. Мне очень хотелось узнать правду. Думала, что Ольга мне правду скажет. Поехала в ресторан, хотела только поговорить с ней по душам. Не вышло. Посмотрела на неё. Она вся цветёт, вся сияет, вся такая весёлая и другие серёжки на ней, очень красивые и дорогие. Тут меня злость и взяла, «крыша совсем поехала». Решила, что муж мой ей их подарил. Представляешь…? В голове совсем помутилось. Она мне вина принесла, я выпила бокал, потом ещё и…
- И что? Прямо в ресторане начала её колотить? – собирая зёрнышки варёного риса с коврика, который она рассыпала от неожиданной новости – прервала её Оксана.
Её глаза чертовски заблестели в ожидании продолжения.
Надежда смотрела на свою ползающую у её ног коллегу как никогда равнодушно, на мгновения, в её горячей голове родились мрачные, искорёженные потрёпанной психикой мысли. И в груди оскорблённой женщины забурлили силы гнева, готовые вот-вот выскочить наружу и острыми каблуками затоптать эту крысу посмевшую забраться в её постель. Надежда всё знала про Оксану! Рассудок поборол гнев. Права на ошибку уже не было, но высказаться она хотела больше всего. Настал её черёд жалить.
- Нет – успокоившись, ответила Надя – Я попросила проехаться со мной, взяла у мужа машину. Она даже не спросила, куда мы едем? Заливаясь смехом, рассказывала, как прекрасно идут её дела и как она благодарна мне! Она даже не обращала на меня внимания, не видела меня, мою перемену, так была увлечена своим рассказом. А потом я её не слышала…. Для меня всё слилось. Я как будто оглохла, в ушах стоял звон, какой стоит после посадки или взлёта самолёта. Только, когда я свернула с трассы, она забеспокоилась удивлённо. Я молчала, и меня трясло всё больше. Что буду с ней делать? Как и с чего начать? Я не знала…. Но, вдруг она сама мне подсказала, назвав меня дурочкой. «Ведь только сумасшедшая может лететь сломя голову по скользкой дороге невесть куда»! Меня её слова окончательно взбесили. Я ударила по тормозам так, что Ольга чуть не расшибла себе лоб. Она повторяла и повторяла, что я «пьяная дура». Тогда то, мне показалось, что весь мир называет меня дурой, что я одна такая на свете! Я выкинула её из машины за волосы. С испуганными глазами она упала лицом в снег и зарыдала. В действительности Ольга не понимала, за что её бьют. Такое лицо я видела у неё впервые! Страх и непонимание в её совершено невинных глазах не трогали меня, и я била по этой физиономии со всей силой и руками и ногами, пока это кажущее мне в те минуты притворное выражение не замазала смесь слёз, крови, косметики. Она пыталась убежать, но едва встав на ноги, валилась на сугробы снова от частых и мощных ударов. Мне показалось, что я вытряхиваю грязный ковёр от пыли на чистом белом снегу. И чем сильнее я била по нему, тем больше пыли и грязи выходило из него. В тот вечер я была настоящей садисткой. Я не успокоилась до тех пор, пока не увидела её распростёртую на красном снегу, под чернеющим холодным небом и тогда на меня пробил ужас, одно мгновение мне казалось, что я убила Ольгу. Она замолкла. Птицы – это были большие вороны, садясь на ветки, душераздирающе кричали, будто чувствовали свою добычу. И, тогда я села рядом с ней и заревела от осознания ничтожности своего поступка. К счастью она лишь потеряла сознание и вреда серьёзного ей не причинила. Подняла и доволокла до машины. Она тихо плакала, пока я её везла домой. Нос ещё немного кровоточил. Ольга сидела на заднем сидении и судорожно дыша, повторяла. «За что ты меня так Надя? Что я плохого сделала тебе? Что скажет мой Сергей?», и заливалась слезами. Я чувствовала за собой тяжкую вину, и каждое сказанное её слово нестерпимой болью прокалывало моё сердце, но говорить не могла, язык мой окаменел, обвинять её в предательстве. Когда мы приехали к ней домой, она не хотела меня видеть, а я наоборот искала способ быть с ней и отдать всю себя. Олька гнала меня, но я не уходила, даже если бы она меня тысячу раз простила, я бы, не ушла, она стала мне самым дорогим человеком в мире. Наконец она уснула обессилившая от нервной горячки, и я вслед за ней. Проснулась я рано, ещё не рассвело. Олька лежала без движения, освещённая тусклыми уличными фонарями, которые проникали в её комнату через окно на первом этаже. «Она ни в чём не виновата, это не она!» - убедилась, наконец, я.
Проснувшись, Олька земетила меня рядом, подошла и прильнула.
- Надя это не я! – сказала она мне тихо запёкшимися от крови губами – Я не виновата перед тобой!
Мне стало спокойно. Она простила меня. И теперь я была готова быть битой, чтобы смыть так же кровью свой позорный поступок. И захотелось мне быть с ней везде и всегда и служить её святости! Я поговорила с мужем, он дал ей отпуск, косметолог, и они вместе с её Сергеем уехали в романтическое путешествие.
Наступила роковая пауза. Большие глаза Нади потеряли прежнюю грусть, а лицо начинало светиться той радостью, которую испытывает человек открывший долгожданную правду. Оксана, наоборот переменилась в лице, взгляд её стал напряжённым, глаза подозрительно прищурились. Она заволновалась, руки не слушались её, на пол упала очередная тарелка с обедом.
- Что с тобой Оксана? – улыбчиво спросила Надя.
- Рассказ твой меня шокировал. Олю жалко. Зачем ты с ней так? Говорила я тебе – случайно она обронила серёжку – с волнением ответила Оксана.
- Нет здесь никаких случайностей, серёжку подбросили нарочно!
- Как это? Кто подбросил? – уже возбуждённо ответила Оксана.
- Тот, кому не удалось, окрутить ни Ольгиного Сергея, ни моего мужа.
 Оксана побледнела, и, опустив глаза, немного отпрянула назад. Надежда, сделав полшага в сторону подруги, сказала.
- Тебе дальше не интересно узнать, кто это сделал?
- Говори не томи! Да что же ты? – пытаясь собраться с духом, выпалила Оксана.
- А чего же это ты так задёргалась, задрожжала?
- Я? Да ничего….
- Неспроста так люди нервничают! Ой, неспроста!
- Ты к чему клонишь Надь?
- Да к тому, что моя одноклассница, коллега и подруга. Ты Оксана всё это и придумала!
- Ты с ума сошла… – прошипела бортпроводница.
- Если бы я сошла с ума, то я бы тебя искалечила или убила бы, но не пощадила бы – это точно как ясный день. Хотя нет, я тебя уже простила, как простила меня Олька. Сейчас ты мне безразлична. Это мой последний рейс на «Ту» с тобой. Теперь я буду летать другим самолётом. Я знаю, что так говорить нельзя – плохая примета, но переплюну, и ничего не случится плохого.
- Это наговор Наденька. Меня оклеветали. Это всё неправда! – взвыла Оксана.
- Думай, что хочешь, мне уже не интересно! У тебя нет смелости, признаться? Хотя сейчас и не важно! Во всём признался мой незадачливый муж. У него слабый характер. Стоило немного надавить, припугнуть и он всё рассказал. Ведь он зависит от меня полностью. Я сначала думала, что это Олька, но потом после моей выходки мы поговорили с Сергеем и он рассказал, что ты также домогалась его. Не получилось, и ты решила отомстить Ольке, а заодно и моему мужу, когда он отказался от тебя. Игорь не совсем идиот, чтобы терять то, что ему не принадлежит и чем он распоряжается на птичьих правах. Он бы никогда со мной не развёлся ради тебя. Ты ошибалась, думая, что он богат. Этот бизнес и всё имущество моих родителей. У Игоря ничего нет! Только чем я перед тобой виновата Оксана? За всю жизнь я тебе ничего плохого не сделала. Тебе не везло в жизни и с мужчинами, и в карьере. Ты гоняешься за мечтой, которая есть у каждой женщины, но идёшь путём разочарований и при неудаче, придумываешь грязные и низкие средства отомстить, рассчитаться за собственный промах, за собственные ошибки. Ты уезжала, жила в другом городе, хотела добиться счастья, богатства, успеха. Этого все хотят. Это нормально. Ошибка твоя в том, что ты хочешь получить всё быстро, у тебя нет терпения, ты не умеешь ждать, терпеть невзгоды и уважать близких тебе людей. Как только твой муж перестал хорошо зарабатывать, ты бросила его. Тебе наплевать, что ему дважды испортили жизнь: сначала наша система, потом ты. Стюардессой тебя мой отец устроил работать, когда ты под сокращение попала. Я тоже, пошла в авиацию, работать, потому что, мой отец полжизни отдал небу и мне эту любовь привил. И ведь ребёнка я твоего всегда баловала, обожала как своего. А ты вот так поступила с нами всеми. Но и научила ты меня многому: вскрыла порок во мне страшный, не знала я до этого, что ревность во мне дикая сидит и жестокости много, ну а на примере твоём показала, на какие поступки жадность и зависть толкает, когда невмоготу обуяет. Теперь всё, оставайся с Богом, забудь про нас, что мы, когда то кем - то были.