Ситуация, в которой я оказался, более всего напоминала положение Шехерезады из знаменитой сказки, имея при этом кардинальное отличие – если восточная рассказчица поставила свою жизнь на кон по доброй воле, желая уберечь несчастных девушек от гнева спятившего властителя, то в моем случае речь шла о банальном похищении. Чужая воля вырвала вашего покорного слугу из привычной обстановки, чтобы швырнуть в этот серый каменный мешок с обшарпанными стенами.
Теперь это и для меня самого звучит невероятно, но когда-то я был преуспевающим писателем. Мои книги расходились миллионными тиражами, а в Голливуде шла подлинная грызня за право экранизации очередного романа, написанного Дэмиэном Старком. Тематический диапазон моего творчества был широк, как улыбка Чеширского кота. Я писал мелодрамы о жизни бедных, но благородных девиц, дожидающихся своего принца, я писал исторические романы (слабое знание истории никогда не являлось для этого помехой). Фантастику я писал тоже – всю эту чушь про синекожих марсиан и бабахающие в вакууме планеты. Я перепробовал себя во всех жанрах, и всюду преуспел. И пусть это была дешевая популярность («Король мягких переплетов» меня называли, ха!), однако видеть свое имя в списке самых читаемых авторов было чертовски приятно.
Иногда я спрашиваю себя – а действительно ли все это было? Слава, деньги, толпы обезумевших фанатов? Кажется, с тех пор минул целый миллион лет, и я сросся с этой слепой безликой темницей, как моллюск, который срастается со своей раковиной. Каждая деталь интерьера отпечаталась на сетчатке, так что даже закрывая глаза я продолжаю видеть эту комнату перед собой. Четыре серых каменных стены. Прямо напротив – массивная дверь, обитая металлом, и заклепки на ней крупные, будто шляпки грибов. Серый холодный пол. Потолок – точно зеркальное его отражение. Предмет мебели здесь только один – рассохшаяся кровать со старым несвежим матрасом, на которой я имею удовольствие коротать долгие холодные ночи. Примерно в метре от нее в пол вмурован металлический штырь с кольцом, сквозь которое продета толстая ржавая цепь. Второй конец этой цепи прикован к наручнику, охватывающему мое левое запястье. Я уже давно воспринимаю эту цепь как часть самого себя, она – пуповина, связывающая несчастного заключенного с его суровым узилищем. Вообще-то, у дальней стены стоит еще и стул, но добраться до него невозможно, ведь предназначен он не для меня.
И есть кое-что еще, а именно – небольшое квадратное окно в стене. Оно забрано решеткой, но стекла в нем нет. Длина цепи позволяет подойти к этому окну и выглянуть наружу, но панорама, предстающая при этом глазам, выглядит не менее убого, чем внутреннее убранство комнаты. Я вижу серые нагромождения скал, и свинцовое море, и одинокий маяк, белой колонной виднеющийся в тумане. У кромки прибоя волны шевелят гальку, порождая шелестящий звук, будто кто-то перетряхивает мешок с костями. Вот так выглядит мое пристанище. Тут сыро и холодно, а за влажной пеленой сырости по ночам не видно звезд. Лишь луч маяка в темные часы разрывает тьму моей комнаты, наполняя ее желтоватым призрачным сиянием. Периоды темноты и света чередуются с гипнотическим постоянством, погружая меня в своеобразный транс, и тогда я забываюсь тревожным сном. Не знаю, как долго все это продолжается - недели или годы. И каждый вечер приходит он.
Едва только мгла начинает затапливать комнату, со скрипом распахивается тяжелая дверь, и на пороге я вижу темный человеческий силуэт.
- Ну-с, как поживает наш многоуважаемый мистер Старк? Готовы продолжить вчерашнюю историю?
Его голос вечно насмешлив и наполнен ядом. Лицо скрыто черной матерчатой маской, а в руках он сжимает небольшую корзину с едой. Но я знаю, что не получу ни крошки, если рассказанная мной история не произведет на него никакого впечатления. Его имя мне не известно, мне не известно о нем вообще ничего, а вот он, кажется, ознакомился с каждым пунктом моей биографии. Я называю его Мучитель.
- Итак, на чем мы вчера остановились, мистер Старк?
- Бешеный Бык и Квентин Блейд решаются на ограбление поезда, - устало произношу я, прислоняясь спиной к стене и обхватывая колени. За день я успел продумать историю еще на пару глав вперед, и потому уверен, что сегодняшний ужин останется за мной. Плошка остывшей каши, немного мяса, пластиковая бутыль с водой. Впрочем, далеко не всегда удача оказывается на моей стороне... Не мне приходилось слышать от Мучителя подобные слова:
- ...Да уж, щекотливая ситуация. И что же решает предпринять император Антоний?
- Ему не остается ничего, кроме как взять на службу отряд викингов, известных своей воинственностью.
- Викингов, говорите? Господь с вами, мистер Старк, откуда взялись викинги во втором-то веке нашей эры?! С тем же успехом ваш император мог бы сбросить на врагов атомную бомбу!
Что ж, как я и говорил, история – не мой конек. Поэтому чаще всего я обращаюсь к жанру фэнтези, где моя мысль не стеснена рамками строгих исторических фактов. Я пришел к выводу, что в мире нет ничего проще, чем писать фэнтези.
- ...И тогда Хормлек взмахнул своей зачарованной секирой и обрушил ее на магический Кристалл Власти лорда Карамола. В тот же миг орды огнедышащих дракотроллей обратились в прах, и поредевший круг Магического Совета смог перейти в контрнаступление...
Иногда мне становится интересно, сколько же историй я сочинил за время своего вынужденного заточения – кажется, их хватило бы на целую библиотеку. Поначалу я полагал, что меня желают использовать в качестве «призрачного автора», продавая сочиненные знаменитым Дэмиэном Старком истории под чужими именами, но от этой мысли я быстро отказался. Мучитель никогда и ничего не записывал, и постоянно придирался к каждой мелочи.
- Когда Красный Легион потерпел поражение на поверхности планеты, генерал Варгус оказался взят в клещи. Слева ему угрожали орды саркасианских варваров, которым безумный профессор Холт открыл секрет космических перелетов, а справа флот гисиан теснили черные корабли-призраки под управлением жрецов Безликого. Гисиане вынуждены были отступать по всем фронтам. И когда поражение казалось уже неминуемым, внезапно на горизонте замерцали синие вспышки выходящих из гиперпространства кораблей. Это был флот султана Дзагира – Кейбл Джойс добровольно взошел на костер, чтобы доказать правдивость своих слов, и пораженный его мужеством султан решил-таки прийти на помощь гисиагам. Черные корабли-призраки были сметены подоспевшим флотом, во главе которого встал сам Дзагир...
- Так просто? Почему же жрецы Безликого не использовали против них свои чудовищные Лучи Коррозии?
- Эм... Хмм... Дело в том, что корабли Дзагира были защищены специальным заклятием.
- Но позавчера вы, кажется, утверждали, что от Лучей Коррозии нет защиты?
- Кхм... Имелось в виду, что от них нет защиты у армии гисиан... А для флота султана они не представляют никакой угрозы.
- Вот как. Однако три дня назад, во время битвы при Халазаре, вы описывали, как черные корабли-призраки уничтожили этими лучами звездолет послов Дзагира. Почему же он оказался уязвим?
На это мне нечего ответить.
- Плохо, очень плохо, мистер Старк. Почтенный мистер Болтон, ваш университетский преподаватель литературы, был бы крайне расстроен такой нестыковкой в истории. Боюсь, кое-кому сегодня придется обойтись без ужина...
Что ж, подобное случалось нередко. Я даже рад был, что в комнате отсутствует зеркало – держу пари, мне чертовски не понравилось бы то, что я мог в нем увидеть. За время заточения я исхудал настолько, что превратился буквально в живой скелет. Кожа стала бледной и полупрозрачной, сквозь нее просвечивала синяя паутина вен. Ощупывая свое лицо, мне казалось, что я провожу руками по отполированному черепу. Однако в планы Мучителя явно не входило уморить меня голодом.
Периодически он пускался в разъяснения, и постоянно твердил:
- Знаете, почему вы здесь, мистер Старк? Знаете? Это эксперимент. Мне всегда было интересно, откуда берутся сюжеты в головах писателей. Благодаря вам я получу ответ. Вы отрезаны от воздействий внешнего мира. С вами решительно ничего не происходит. А значит, неоткуда черпать вдохновение. Понимаете? Ваши глаза видят слишком мало. Вы не можете наблюдать за жизнью общества, так как больше не являетесь его частью. И если я прав, однажды ваши истории полностью лишатся смысла, превратившись в пустой набор затертых клише. Признаюсь, я жду этого дня с нетерпением.
Подобные речи я слышал от него не раз и не два. Казалось, Мучителю доставляет удовольствие рассуждать о своем эксперименте. А однажды, проснувшись утром на своей убогой постели, я обнаружил, что к стене надо мной при помощи скотча прикреплен красочный откидной календарь. Перелистывая страницы, я созерцал цветные фотографии всевозможных красоток, позировавших на пляжах, посреди цветущих садов, и на фоне прочих подобных экстерьеров. Новая история, которую я сочинил в тот день, представляла собой детектив, посвященный убийству крупного телемагната, чье тело было обнаружено на принадлежащем ему тропическом острове. В этой истории было ярко-голубое море, розоватые коралловые рифы, буйная зелень и роковые женщины в пестрых купальниках. Выслушав ее вечером, Мучитель разразился гортанным смехом.
- Я знал, знал, что это сработает! Вы как нельзя лучше подтвердили правоту моей теории. Стоило повесить на стену календарь, на котором вы увидели тропический остров и роскошных дам в бикини, как все это тут же появилось в сочиненной вами истории. Вот то, что зовется вдохновением – некое воздействие извне, которое заставляет работать мысль сочинителя! Что ж, сегодняшняя порция пищи вами вполне заслужена.
Когда Мучитель покидал комнату, я с улыбкой смотрел ему вслед. И продолжал улыбаться, глядя на закрывшуюся дверь. Безусловно, этот человек был хитер и чертовски умен, он тщательно изучил мою биографию, но он не мог знать всего. Именно поэтому губы мои невольно сложились в усмешку.
В детстве я часами просиживал в кабинете своего дяди, который служил инспектором полиции. От него я получил огромное количество информации о жизни преступного мира, а также обучился множеству мелких трюков, для забавы показанных мне дядей.
Я осторожно сполз с кровати и заглянул в узкую щель между плитами пола. Еще утром я вытащил из календаря одну из скрепок, которыми были соединены страницы. Я извлек ее и спрятал в щель между камнями, на случай, если бы Мучитель пожелал забрать календарь. Пальцы нащупали тонкий, но достаточно длинный и жесткий кусочек металла и поднесли его к глазам. Скрепка холодно блеснула в свете заглянувшего в комнату луча маяка. Верно говорят, никогда не знаешь, какой из навыков однажды спасет твою шкуру – поэтому здравомыслящий человек пытается выучить все уроки, которые щедро преподает ему жизнь. Глядя на скрепку, я почувствовал, как мои глаза затопила влажная пелена. Передо мной был ключ к свободе. И я был чертовски благодарен покойному дяде за то, что давным-давно, в полумраке своего тесного кабинета он научил меня использовать отмычки.
Замок в наручниках был крайне примитивным. Несмотря на то, что руки мои дрожали от волнения, я справился с ним за пару минут. Со звоном ржавые кандалы упали на пол. Наконец-то я был свободен – пусть только и в пределах своей камеры. Отпереть дверь изнутри не имелось никаких шансов, поэтому я, прогулявшись по комнате из конца в конец, вновь повалился на матрас и уставился в потолок. В душе как будто гремел победный марш, хотелось петь и кричать о своей свободе на весь мир, но я прекрасно понимал, что главное испытание еще впереди. Как только Мучитель вернется завтра вечером, я устрою ему небольшой сюрприз. А пока остается лишь выжидать, дразня воображение мыслями о возвращении в большой мир...
Следующий день тянулся страшно медленно, чего и стоило ожидать. Именно сегодня должна была решиться моя судьба, поэтому я буквально места себе не находил, то вскакивая и начиная метаться по комнате, то снова заваливаясь на кровать. Страстное желание возвратить утраченную свободу наполняло энергией мое исхудалое тело, так что я готов был горы свернуть. День за окном стоял на редкость солнечный. То и дело бросая взгляд на видимый мне кусочек небосвода я с упоением наблюдал, как медленно он наливается густыми вечерними красками.
Мучитель явился со свойственной ему пунктуальностью – загрохотал отворяемый засов, заскрежетали железные петли. Но едва только он сделал шаг в комнату, как получил мощный удар стулом по лицу. Это был тот самый стул, на который он присаживался каждый вечер, выслушивая мои истории. Другого оружия в комнате не нашлось. Глухо охнув, Мучитель повалился на спину, выронив корзину с едой, а я остервенело накинулся на беспомощное тело, распростертое у моих ног, продолжая наносить удары. Стул не выдержал и развалился у меня в руках, но его тяжелая ножка оказалась вполне подходящим орудием, так что я даже не подумал прекратить избиение. Все это происходило уже снаружи, так что я сам не заметил, как сделал свой первый шаг за пределы узилища.
Через некоторое время я сообразил, что если продолжу в том же темпе, то просто превращу голову своего врага в кусок отбивной, и так никогда и не узнаю, чье лицо скрывалось под маской. Эти мысли слегка остудили мой пыл. Отбросив окровавленную дубинку в сторону, я уперся коленом в грудь Мучителю и несколько театральным движением сорвал с его лица черную маску.
- Господи, профессор Болтон?!!
Действительно, взгляду предстало разбитое и окровавленное лицо моего университетского преподавателя литературы. Единственный уцелевший глаз смотрел на меня с ужасом, губы сжимались и разжимались, выпуская наружу кровавую пену.
- Я люблю вас, профессор! – пропел я, улыбаясь во весь рот. - Вы без пяти минут покойник, поэтому я люблю вас! Но почему, черт возьми?! Зачем вы затеяли весь этот цирк?
Старик явно пытался выжать из себя какие-то слова, но я не сразу сообразил, что ему будет удобнее говорить, если я уберу колено с его груди.
- Ты еще спрашиваешь? – наконец прошипел он, давясь словами и злостью. - Моя ненависть родилась, как только на тебя свалилась вся эта слава, которой ты был явно не достоин!.. Боже, Старк, ты ведь был самым безграмотным болваном на всем факультете! Трех слов не мог написать так, чтоб не допустить ошибки... Кхе-кхеехрфф... А когда газеты принялись трубить о твоем успехе, я совсем покой потерял... Понимаешь, я-то, несмотря на весь свой талант, несмотря на упорный труд и обширные познания в области литературы, за всю жизнь опубликовал лишь две книги! Две! Причем тираж второй большей частью так и сгнил на складах, потому что никто не желал ее покупать... Мою замечательную книгу... «Светозарное нисхождение истины Христовой»... И «Блаженные во скорбях» - лучшее, что я написал... Как ты смог, как у тебя это вышло? Тираж первой же книги... Боже, миллион экземпляров! Тогда-то мне и пришла в голову отличная мысль...
Болтон умолк, затем прохрипел нечто невнятное и закашлялся кровью.
- Отличная мысль, - эхом повторил я, почесывая затылок, - вы правы, профессор, это была отличная мысль.
Я понял, что убить этого безумца было бы слишком милосердно. Потому, взяв его за ноги, оттащил в камеру и посадил на цепь, предварительно обшарив все карманы (я умел учиться на чужих ошибках, ха). Затем – о, как долго я об этом мечтал! – с лязгом захлопнул за собой дверь, и, беззаботно насвистывая, побрел в сторону одинокого маяка.