Человек На Холме

Тэл Джагглер
<< от автора: “Человек На Холме” является продолжением “Джилиган Тэйлор”, но если в предыдущей части внимание концентрировалось на автоспорте, охватывая Мичиган, Англию и Северную Африку, то это гораздо более камерная история в приключенческом русле. Местом сюжетного развития становится Вермонт середины 70-х, начиная с того, что главный герой просыпается на горящей кровати... >>

Ему снился запах мороженого. Наполовину одетая девушка, представившаяся мисс Хааген Даз*, ещё ждала его, сидя на столе. Вкус холода, к которому примешивался табачный дым... или, что-то другое? Видения таяли над банкой с десертом: он проснулся в горящей кровати, почувствовав себя окурком во рту у чёрта.
Родни Томпсон выкатился из простыни, непонимающе уставившись на пламя, жевавшее ткань, затем уже сам проглотил ложку мороженого со дна ведёрка и, поправив шорты, вышел за огнетушителем в коридор – одно из немногих преимуществ жизни в подсобке.
Закончив с камином, он раскрыл оконце под вытяжкой, выругался, надел джинсы клёш, футболку, кеды, красно-чёрную рубашку, и отправился к Сьюзи за сигаретами.
В супермаркете было неестественно пусто.
Кассирша, отложила “Любовь на крыльях. Нежность под крылом”, и, расчесав парик, сказала, что на складе D слетели предохранители одного рефрижератора; парень взял спички, решив проверить остальные товары.
Уютное вечернее шафранно-абрикосовое небо перемешивали ванильные вкрапления облаков. Ещё не совсем отошедший от сна во фритюрнице, он завёл вилочный погрузчик.
Молочные колбы фонарей освещали немногие припаркованные машины персонала, мохнатые ветви трёх декоративных елей, полосы разметки на тёмном асфальте широкого двора, белые стены одноэтажных складских помещений.
Откуда-то впереди доносились голоса. Томпсон вырулил к блоку C, остановился и, воспользовавшись ключом, поднял гаражный роль-ставень.
Вроде, ничего. Закусив фильтр, он включил рубильником лампы, разогнавшие полумрак: сплошные ряды полок и штабелей, тянувшиеся десятками футов. Родни чиркнул спичкой и уже поднёс её к лицу, как вдруг его взгляд непроизвольно дёрнулся влево: на одном из стеллажей среди малиновых коробок печенья стояло другое пластиковое ведёрко Хааген Даз.
Он нахмурился: мороженое такого класса хранится при температурах много ниже обычных, и уж никак не здесь. Уголёк затухал на полу в гудении ламп.
Родни снял крышку с банки: внутри серебряной гравировкой на ручке поблескивала опасная бритва: “Уоррен Болден”.
Убрав сигарету за ухо, парень завершил осмотр, после чего вместе с находкой отправился в офис босса, чтобы вернуть тому именную вещицу. За стеной в кабинете, словно из подсознания, звучал “Kozmic Blues”, над креслом висела фотография лошади, перепрыгивающей через барьер, в кресле – никого, но рядом с телефоном, он увидел блокнотик, заложенный двадцатидолларовой купюрой.
На первой странице была изображена фигурка, похожая на самого Родни, на второй – примерно то же самое, но... когда он пролистал всю записную книжку, картинки сложились в мультфильм, где нарисованный человечек в клетчатой рубашке чесал затылок перед рекламным щитом у въезда в Кавендиш, затем подходил к дому с почтовым ящиком “Bloomberry St. 22” и исчезал внутри, а чуть позже оттуда выезжала машина, двигавшаяся уже в масштабах карты из Кавендиша в Бёрлингтон, и с дымом тормозила у сельского магазинчика “Фолдинг”.
Соседний штат? Очевидно, задание от Уоррена – заключил Томпсон, спрятав бритву в карман. Но почему таким странным способом?..
Он не забыл, как однажды тишину безлюдной улицы разрезал трубный вой клаксона, и мимо него чуть меньше, чем в ярде, пронёсся грузовик. Что застыл тогда, наблюдая за обломками слов, сменявшихся чехардой вдоль борта прицепа, точно мигающие по стёклам вывески, а потом вдруг заметил, как сильно колотилось его сердце.
Быть может, оно так стучало всегда.
Длинный серебристый Грэйхаунд повернул на восточную ветку шоссе. Он расположился в конце автобуса, наблюдая, как мальчишка лет шести и чёрный парень на противоположных местах перекидывали друг другу мяч, болтая о чудовищах из комиксов и хором тараторя незнакомую считалку:

Окутанный гривой речного тумана,
Стоял человек на Холме Великана,
Где стаи загадочных дней обитали,
Играя с детьми в колдовские каштаны.

Что-то глубинное терялось в наплывающем оранжевом закате, как будто скомканные позавчерашние решения всё ещё смотрели на него, облокотившись о металлические поручни. Сопровождаемый шипением пневматической двери, Родни двинулся вдоль сидений к выходу, и по ступенькам сошёл на запылённый тротуар в пригороде Кавендиша.
Дом 22 по Блумберри-стрит оказался обычным двухэтажным деревянным коттеджем несколько в отдалении от всех прочих строений. Над подъездной дорожкой кроваво-красной листвою нависали ветви двух раскидистых клёнов, укрывавших ветром теней створ гаражных ворот.
Родни остановился у крыльца, постучал, открыл, шагнул вперёд... или в прошлое... Гостиная встретила его слоистыми мазками черни, предвосхищающей заход солнца, растёкшейся гуашью лучистой мглы. Вазочка с полуоблетевшими цветами пылилась на хлопковом блюде самодельного стола. Бронзовый свет играл рисунком кремовых обоев, теснением литер в книжном шкафу, эфирным кружевом салфеток. Деревья шуршали багрово-аспидными щупальцами крон вдоль изголовья постели, через отворявшееся спаленное окно.
Миновав узкий коридор, он обнаружил дополнительный проход в гараж и щёлкнул выключателем... половину всего пространства занимал Хиллмэн Аэро Минкс вишнёво-бурого цвета, дремавший старым зверем посреди своей берлоги.
Здесь пахло хвоей... жило что-то сказочное... вспомнился мультфильм из записной книжки. Только теперь он сообразил, что босс не оставил ему ключей. Томпсон огляделся: измятая канистра с маслом, поблескивающий рамой и спицами велосипед, автомобильная запаска, голые бокорезы и флюгер на пыльном верстаке.
Странно, дверцы захлопывались просто так, с них были сняты замки, но багажник не открывался. Родни сдвинул защёлки на капоте, проверил свечи, уровень жидкостей, затем осмотрел салон: под креслом заднего сиденья виднелся ящик для инструментов.
Помимо гаечных ключей и маслёнки, там почему-то лежал газовый баллон и съёмное сопло, а также рукоятка стартера. Воспользовавшись ею, он запустил двигатель с четвёртого раза, оттёр тряпкой руки, сел за руль, послушал мотор.
Тёмные ветви зачарованно раскачивались вдоль корпуса маленького Хиллмэна, гибко перешёптываясь красной листвой...
Колёса десятка запоздалых машин вращались на асфальтовой ленте, словно тяжёлые шары по дорожкам кегельбана. Родни осваивался с управлением Аэро Минкса. Кузов и электрика были не в лучшем состоянии: здесь – трещинка на боковом стекле, там – зашлифованная царапина у фары, внизу – саднящее шасси. И вдобавок, нет радио.
Томпсон искренне завидовал проезжающим мимо фермерским пикапам и большегрузным тягачам, откуда урывками доносился баритон прежних шлягеров Синатры и гитарные аккорды Роя Орбисона.
В дымчатом универсале Форда отзвучали The Monkees; после “I’m a believer” Моррисон пел про Гиацинтовый Дом. Серебристо-бежевый Додж Коронет включил религиозную радиостанцию.
Томпсон медленно набирал скорость. Автомобиль уже не отвечал настоящему дню, часть кнопок западала, руль был чересчур жёстким, заедал рычаг коробки. В целом, он был похож на любого сорокалетнего человека – слишком ржавого, слишком крепкого.
Шоссейные мотоциклы мчались вдоль пустеющего тракта, рыча одноцилиндровой дробью по тенистым холмам, шелестевшим огнём тополей, закутанных дремотными лапами сосен. Черноволосая леди, напомнившая его бывшую девушку, сидела за рулём Бьюика, из окна которого Shocking Blue повторяли, что время всё время летит.
У заправки он обшарил карманы – свежая двадцатка и мелочи на пятёрку, но датчик топлива показывал две трети бака, и Родни отбросил эти мысли... когда наткнулся на складную бритву. Хвойный запах не исчезал... что же в этом багажнике?
Спустя милю его обогнал спортивный Понтиак, восстановленный после очень серьёзной аварии – его мотор звучал так, будто бы кто-то пытался играть на разорванной гармошке. Томпсон чисто инстинктивно зажал акселератор Хиллмэна, вскоре опомнившись: кузова таких старых машин делали из толстого железа, попасть на них в аварию, означало бы верную смерть.
Где-то там, на изогнутых волнами пластинках, ещё крутилась незнакомая песенка:

И хочется снова, без маски обмана,
Примерить на плечи мундир капитана,
Взяв сабли эфес, и цветком верной стали,
Клинок вознести над индейским колчаном.

Укрытые лесами склоны забылись тишиной, заворожённые надвигающимися таинственными сумерками, когда маленький автомобиль уже находился в черте города, под лунным листопадом света зажёгшихся фонарей, кружа по мирным улицам Бёрлинтона.
Родни поправил зеркало, и над витриной промелькнула скромная вывеска местной галантереи; из комнаты второго этажа был неясно различим силуэт женщины, в разговоре увлечённо накручивающей пальцами колечки телефонного провода; сквозь трепетавшие блики на многоцветном тюле гостиной расплывчато слышался новый ситком; где-то в табачной лавке замигал ромбовидный торшер, сменяясь рябящим сиянием телеэкрана.
В точности повторив сценку мультфильма из блокнота, Хиллмэн затормозил напротив двери сельского магазинчика, устроенного под малиновым навесом с блёклой ребристой надписью “Folding”.
Пробежав глазами журнальные стенды, цепочки буклетов, альбомов и фотокамер, он окликнул продавца, коим явился щербатый мальчишка в чёрной бейсболке, вертевшийся на стуле у обклеенного центами кассового аппарата. Родни трижды пытался объяснить, зачем вошёл, но бесёнок неизменно повторял в шуршащую трубку: “Не слышно. Приём”. Вменяемость оказалась не вполне уместна, поэтому Томпсон отыскал рацию в подставке над башенкой из ящиков и начал говорить через неё, хотя были они друг от друга на расстоянии шести футов.
Деляга объяснил, что прибор переводит с наркоманского на английский, а Родни объяснил, что он от мистера Болдена, доставил Аэро Минкс. Естественно, мальчишка не перестал кочевряжиться, но всё-таки отдал парню конверт с бобром** и снимками внутри.
На карточках двойник Родни выходил из магазина, изучал план трассы посреди шоссе, сидя в машине, смотрел на часы, опирался о крышу Хиллмэна, разглядывая цепь холмов невдалеке. Везде он был виден со спины, и это казалось довольно реальным, за исключением одного – Томпсон не имел наручных часов.
“Местные шарады уже как-то не веселят”, – обратился он к продавцу. В ответ мальчишка только хмыкнул, а затем поднял стартовый пистолет и выстрелил ему в ступню еловой шишкой. Родни заорал.
“Так лучше?” – поинтересовался чертёнок, добавив, что мистер Болден велел оставить Аэро Минкс в гараже у товарного склада. Держась за подбитую ногу, Родни толкнул входную дверь, напоследок запустив рацией в группу игрушечных солдатиков на стеллаже.
Когда Хиллмэн был припаркован внутри, Томпсон, хромая, доплёлся до конца зала, с нескрываемым злорадством обнаружив большой праздничный торт-мороженое в одной из холодильных камер, видимо, для очередного яблочного фестиваля.
“Ага, тварёныш, за это тебя точно отлупят”, – бурчал он, роясь в ящике с инструментами на заднем сиденье машины. Родни выкатил торт из отсека с помощью грузовой тележки, прикрутил сопло к баллону, и вынул спички. Через прохладный шум рефрижератора звучало ароматное шипение газовой горелки, неумолимо расплавляющей сахарные завитки возле кремовой кромки десерта. Мороженое стекало на пол, обнажая металлический каркас, на верхнем ярусе которого он вдруг различил странную коробочку.

Под музыку флейты и шум барабана,
Взбирались мы гордо на Холм Великана,
Туда, где разбойники клад закопали,
Что светится, словно улыбкой цыгана.

Открыв жестяной футляр, Томпсон взял блестевшие подарочные часы с крепким ремешком и точёной гравировкой на обратной стороне: “Джилиган Тэйлор”.
На Холме Великана...
Мир покачнулся; автомобиль связно хрипел квартетом цилиндров над асфальтовым полотном, виляя фарами сквозь повороты, исчезавшие в сумеречных контурах нарождающейся тьмы.
Он вспомнил велосипед из дома на Блумберри-стрит – свой чёртов детский велосипед, однажды выбросив на свалку фрагменты ненужного прошлого, утянувшие за собой все остальные моменты жизни, потерявшейся гнездом в костре засохших веток на задворках сознания, где боль глушила боль... где сны не умели прощать.
Ему восемь, и папа вернулся с Корейской, и мамин печёный пирог, так знакомо увитый паром на тарелке, буквально вынуждает зажмуриваться, чтобы только не рассыпаться на куски в настоящем, среди лиловых клёнов, и запертых сараев, где дремлют уставшие фермерские тракторы, там... хвойный запах...
На Холме Великана... говорили, что он был самым огромным из детей Серых Гор, но уже давно лежит в земле, раздутый трупными газами, вздымавшими покатые вершины, а Беглый Кряж это тяжёлые костяшки его кулака.
Томпсон вёл Аэро Минкс напрямик, через убранное поле, окаймлённое рогатым насмешливым светом раннего серпа...
Они гонялись там по вечерам, растаявшим стёртыми числами лет на трофейных часах. Колесо в барсучьей норе, заросшей кустарником, и секунда полёта – слишком длинного, чтобы пропустить, слишком быстрого, чтобы испугаться... совсем как раз, чтобы влюбиться...
Ступня зверски болела, отчего было трудно выжимать сцепление, потому он старался держаться на второй передаче. Стойкий хвойный запах отчётливо доносился откуда-то с заднего сиденья, когда автомобиль въезжал на Беглый Кряж по заброшенной просёлочной дороге, сопровождаемый рисунками облетавших листьев.
Родни заглушил двигатель перед северным склоном холма – отсюда виднелись макушки тёмных сосен, растущих у подножия, и, глядя с такой высоты, он за мгновение действительно почувствовал себя Гулливером, пока... не заметил очертания стоявшего на вершине...
Человек молчал. Томпсон вынул бритву с наручными часами, помедлив, громко крикнул: “Зачем тебе это?” – и эхо спросило его о том же самом.
Силуэт чуть повернулся, взмахнув рукой, искорка блеснула в мерцании луны, и Родни, отбросив так странно связанные вещи, поймал игравший отсветами ключ.

Истлел за пожаром фасад марципана,
Секреты терялись в страницах романа,
Виденья за сказками вслед убегали,
К черневшим лугам повернув слишком рано.

Щёлкнул замок багажника, Томпсон поднял металлическую крышку, став на колени: он был доверху забит поломанными еловыми ветками. Парень лихорадочно шарил внутри, ища среди невероятного количества иголок хоть что-нибудь, объяснившее... а затем опять взглянул на холм. Человек уходил.
Сжав ключ в ладони, он пробирался к вершине через густые заросли сумаха, держа взгляд на фигуре, спускавшейся вдоль откоса, но чем ближе подступал, тем отчётливей казался облик человека в клетчатой рубашке, направлявшегося к подножию, отвлечённо сунув руки в карманы джинсов, слегка покачивая светловолосой головой... Тем сильнее звучали у горла тревожные клавиши пульса, наполнявшего рассудок неузнаваемыми волнами психоделического страха.
Припадая на одну ногу, Томпсон вбежал наверх... человек исчез.
Озаряемый созвездием Скульптора, он всё ещё сжимал ключ зажигания, глядя на то, как в полуночных тенях южного склона холма, сверкая лампами фар и рокоча выхлопными трубами, его ждал серебристо-красный Корветт Стинг Рэй.

<< Haagen Dazs – марка мороженого (Бронкс) >>
<< beaver (сленг) – банкнота в $ 50 c портретом Гранта >>

<< спасибо этой музыке за создание внутренней атмосферы >>
“Time Slips Away” – Shocking Blue
“Wishful Sinful” – The Doors
“Suspicious Minds” – Elvis Presley
“Heartbreaker” – Grand Funk Railroad
“Kozmic Blues” – Janis Joplin
“Hyacinth House” – The Doors
“I’m A Believer” – Monkees