СЛАДЧАЙШИЙ
Митя Сладких был в 80-е годы весьма известной личностью среди московских ресторанных музыкантов. Приехал в столицу из небольшого украинского городка, и каким-то непостижимым для многих образом довольно скоро попал на одну из самых в то время денежных работ – устроился музыкантом в ресторан. И в скором времени слава о «новом» гитаристе распространилась по всей Москве. Его наперебой приглашали не только руководители музыкальных коллективов, но и сами директора ресторанов не считали для себя зазорным предложить ему работу.
Музыкант-самоучка, не зная даже нотной грамоты, он с детства по слуху подбирал на полуразбитой гитаре, обклеенной переводными картинками с изображением красавиц, аккорды - да и какие там могли быть особенно сложные аккорды в «подъездных» песнях? – все в ми миноре, плюс барре в левой руке, восьмёрка, бой или переборы – в правой. Среди местных пацанов Митя пользовался особым уважением, а для девчонок парень с гитарой был поводом для разборок и ревности.
Отучившись в местной школе положенные десять лет и честно отслужив два года в рядах Советской Армии, Митя, едва ли не в первый же месяц после возвращения домой, прихватив гитару – уже новую, подаренную отцом с матерью по случаю демобилизации, рванул в Москву. Первое время мыкался по съёмным квартирам, расспрашивал, разведывал обстановку – что да как сейчас в Москве играют и слушают. И, тщательно обдумав и взвесив свои возможности и амбиции, решил срочно подогнать под нужный уровень свой репертуар, чтобы было с чем себя показать. Он давно уже наметил место, где можно заработать неплохие деньги и объединив свои силы и средства, собранные для него многочисленной украинской роднёй «на первое время», начал терпеливо и методично двигаться к цели. Экономя на еде, покупал у спекулянтов пластинки, кассеты с записями гитаристов-мировых знаменитостей, и часами слушая и тут же проигрывая, повторяя много раз одну и ту же мелодию, «снимал» по нотке, по аккорду, по пассажу, доводя своё исполнение до определённого совершенства. Конечно же, помогли месяцы, проведённые в составе солдатского ансамбля, где помимо обязательных строевых и военных песен, разучивались - для себя, для души – мировые шлягеры.
Однажды сосед Мити по коммуналке услышал доносящуюся из его комнаты красивую мелодию, ритмически напоминающую испанскую. Мелодия повторялась несколько раз, сменялась другой и снова возвращалась. Сосед постучался в дверь, и не дожидаясь ответа, вошёл в комнату.
- Ты играешь? - удивлённо спросил. - А что это? Что-то знакомое, не могу вспомнить.
Митя, ничуть не смущённый вторжением, ответил:
- Пако де Лусия. Знаешь такого?
Слово за слово, завязался разговор. Оказалось, сосед работает официантом в ресторане на окраине Москвы. Послушав Митю около часа, уходя, уверенно заявил:
- Завтра вечером приходи к нам в ресторан, познакомлю с музыкантами – они как раз гитариста ищут. Может быть, понравишься.
Так следующий вечер стал началом Митиной карьеры.
За несколько лет он сменил десятки ресторанов, каждый раз уводя за собой из предыдущего места своих почитателей. С каждым разом рестораны становились всё престижнее, категории статуснее, этажи выше. Но Митя не переставал делать всё возможное, чтобы зарабатывать как можно больше. Он работал и в выходные – играл на свадьбах, покупал и сдавал в аренду дорогую аппаратуру, постоянно менял гитары на более дорогие, фирменные - с хорошим инструментом больше шансов устроиться в хорошее место. А «хорошим» считался ресторан, где, несмотря на узаконенные часы закрытия – чаще всего в 23.00, договорившись с метрдотелем, можно было часок-другой поиграть для неугомонной публики на заказ. Это и был основной заработок. Часть денег Митя, как примерный сын, отправлял родителям, но большую часть вкладывал «в музыку». Ну, и, конечно, довольно скоро вынужден был обзавестись автомобилем – инструмент, усилители и колонки надо было на чём-то перевозить. Раздолбанный «Жигуль» в его умелых руках вскоре стал вполне презентабельным, а главное – безотказным.
Примерно через пару лет Митя женился на кругленькой, румяной, с обворожительными ямочками на щеках, девушке Тане, с которой познакомился на одной из свадеб. Она была подружкой невесты.
На их свадьбе, шумной и весёлой, присутствовали лучшие музыканты из лучших ресторанов, приехала вся его украинская родня – с салом, яблоками, помидорами, подарками, с немереным количеством горилки. Митя с Таней, не замечавшие никого вокруг, с обожанием смотрели друг на друга. Митя, впервые за долгое время, находясь в ресторане, не сидел на сцене. И единственный раз, в конце вечера, взял гитару и, сев рядом с невестой, спел её любимую «Michel»…
Жизнь налаживалась. Митя из съёмной комнаты переехал в Танину однушку в Люберцах и продолжал самозабвенно работать. В свободное время пропадал в гараже, доставшемся Тане в наследство от деда: доводил до ума подержанный 123-й Мерседес, сменивший «Жигулёнка» – что-то в нём менял, подкручивал, шпаклевал, красил, шлифовал. Таня, которую Митя называл «моя Танюха», оказалась хорошей хозяйкой – без устали наводила в доме порядок, пекла пироги, консервировала – баловала, чем могла своего Митюшу. Через год родились близнецы – щекастые и горластые Маша и Витя. Танюша немного располнела, но похорошела. И, несмотря на новые заботы и дополнительные хлопоты, на бессонные ночи – не расслаблялась, всё держала под контролем, а точнее – всё взвалила на себя. На жизнь не жаловалась: Митя её любил, приносил домой деньги, не считая, мятой кучей запихивал в деревянную шкатулку и никогда не требовал отчёта – сколько и на что тратила жена. Приходил часто поздно ночью, порой под утро, когда дети уже просыпались. Поиграет с ними часок, погремит погремушкой и – спать. До обеда. В обед навернёт тарелку борща с пампушками, чмокнет раскрасневшуюся от счастья, что угодила мужу, Танюху, и уедет по делам – то запчасти для машины купить, то новую гитару посмотреть, то деньги за прокатную аппаратуру собрать. А потом – на работу.
Везде, где бы Митя ни работал, его любили. Музыканты, повара, официанты, посетители. Да и как можно было не любить обаятельного, статного, улыбчивого молодого парня с пружинистой кудрявой шевелюрой! Митя не курил, не пил. Даже когда гости приглашали музыкантов за столик, что, кстати, категорически запрещалось, у него была самая не обидная отговорка – «Пью только чай. Сладкий». Так и получил своё прозвище – Сладчайший.
Сладчайший, конечно же, при своих внешних данных и таланте, не был обделён и женским вниманием. Не было вечера, чтобы хотя бы одна дама не отделилась от компании и не подошла бы к сцене с просьбой что-нибудь исполнить специально для неё. Часто за подобными просьбами скрывался и другой интерес. И Сладчайший играл и пел, всё - от эмигрантского псевдо-шансона и тюремной блататы до Эрика Клэптона и Джона Махавишну. Публика, знающая весь его репертуар, исполнявшийся после официального закрытия заведения - на заказ, ревела от восторга, когда Митя брал гитару, подходил к микрофону и пел на полном серьёзе: «Поспели вишни в саду у Махавишны», сопровождая песню немыслимыми по сложности пассажами. И уже на следующий день песня, переиначенная им, гуляла по сценам московских ресторанов с комментариями: «А Сладчайший-то, знаешь, как вчера спел?» И пытались повторить. А он в этот вечер уже смешил публику чем-то новым – типа, что в посылке тёте Хае из Шанхая «три китайца красят яйца». И повторяли. Но вот стиль, технику и эмоции Сладчайшего воспроизвести не могли.
Маша с Витей росли, развивались по всем законам педиатрии – прививки, зубки с температурой, воздушные ванны, сидение в подушках, ползание по манежу, первые шаги по тесной квартире, слёзы и обиды, весёлые потасовки, размазанная по щекам каша, сломанные игрушки. Режим общения с папой оставался прежним – один-два часа утром. И режим общения Тани с мужем не менялся – встречи с работы глубокой ночью, поздний ужин, иногда переходящий в ранний завтрак, обед с пирогами и после завершения бесчисленных и бесконечных дневных дел – короткий сон калачиком на диване.
Заканчивались три декретных года, но Танюша не хотела отдавать детей в детский сад – дети были здоровые, чистенькие, ухоженные, улыбчивые, нарядные. Они уже знали некоторые буквы, рисовали, разучивали с мамой короткие стихи и простенькие танцы с притопами и прихлопами. Днём малыши гуляли в ближайшем парке или возились со сверстниками в песочнице у дома. Таня не могла нарадоваться на близнецов! Да и Митюшу своего любила – ни единого слова упрёка не слышал он от неё за все годы. Да и за что было упрекать? Мужик деньги зарабатывал, ни в чём не отказывал, не пил, не гулял. Конечно, она предполагала, что на такой работе у него могли быть какие-то мимолётные увлечения, флирт, даже обнималки с поцелуями допускала. Но чтобы изменить – это не про него! И зная о том, что он частенько подрабатывал, подвозя кого-то по пути – а там кто только не садился в машину! – не допускала даже мысли о возможных соперницах, пусть даже моложе и красивее её! Танюша изо всех сил старалась быть для мужа самой лучшей! Он никогда не видел жену в растянутой кофте, в полинявшем халате, с растрёпанными волосами. К его приходу – во сколько бы он ни вернулся – она принимала душ, меняла бельё, вместо «рабочей» одежды одевала что-нибудь нарядное. Лёгкий макияж, две капли духов, свежевымытые расчёсанные волосы – и она готова к встрече любимого мужа.
Однажды вечером, когда дети давно уже были накормлены, выкупаны и уложены, а Таня в ожидании мужа занималась уборкой, в дверь позвонили.
Отодвинув ведро с водой, держа в руке тряпку, она открыла дверь. Две девушки – блондинка и брюнетка, лет двадцати стояли за порогом. Взглянув на женщину в ситцевом халате и с растрепавшейся причёской, переглянулись. Выглядели они так, как принято говорить, «будто сошли с обложки модного журнала».
- Вам кого? – спросила, улыбнувшись, Таня.
- Митю, - ответила блондинка.
- Дмитрия, - поправила брюнетка.
- А он на работе. Его в это время ещё не бывает дома, - дружелюбно продолжала Таня.
Девицы синхронно смерили её презрительным взглядом, не упустили из виду ничего –ни тряпки в её руке, ни оторвавшейся нижней пуговицы на халате, ни отсутствия кольца на безымянном пальце.
- А ты…Вы кто ему? – с вызовом спросила блондинка.
- Я – жена, - гордо и уверенно ответила Таня, стараясь скрыть наплывающее волнение.
- Же-на-а? - девицы опять переглянулись. – Не понимаю! Вот из-за такой жены, – блондинка сделала ударение на слово «такой», - Сладчайший отказывается от таких как мы! – снова выделив голосом «таких», взглянула на подругу, как будто разговаривала только с ней.
- Каких это «таких»? – положив тряпку на пол, чтобы выиграть несколько секунд и справиться с волнением и страхом, тихо спросила Таня. – Если отказывается, значит, я – лучше. А кто вы – ему? Случайные попутчицы? Ресторанные гуляки? Путаны? Что вы сделали для него лично? Вы о нём заботились? Ночами не спали, ждали? Рубашки стирали? Утешали словом? Навещали в больнице с бульончиком и паровыми котлетками? А может быть вы ему детей родили? Вон, загляните в комнату – двое умненьких, красивых сопят в четыре дырочки! Это его дети! Наши! На халат мой смотрите? Оцениваете? А вы с тряпкой - в этих выпендрёжных платьях по полам ползаете? Или вы вообще не знаете, как это делается? Посмотрела бы я на вас без штукатурки, да после того, как повкалываете с моё!.. А вы его любили так, как я? Что молчите?!
Танина отповедь немного сбила спесь с девиц. Потоптавшись, буркнув «до свидания», они поспешили вниз по лестнице.
Таня закрыла дверь и, обессилевшая, опустилась на влажный пол. Голова кружилась, слёзы текли по щекам, сердце стучало бешеным молотом. Успокоившись немного, она встала, убрала ведро и тряпку, проверила, как спят дети – не раскрылись ли? – поцеловала их тёплые носики, улыбнулась и направилась в душ.
Митя вернулся домой около половины третьего. Как обычно - уставший, но весёлый и довольный заработком. Вкусная еда и приветливая, улыбающаяся жена всегда располагали его к разговорам, к подробным рассказам о работе, какие песни заказывали, какие сценки наблюдал в зале – а в зале чего только не насмотрелся за эти годы, вплоть до стрельбы! В этот раз он рассказывал о попутчиках, говорил о планах на лето, что хорошо бы малышей отправить к деду с бабкой на Украину. Воздухом чистым подышат, да и старикам радость. Таня смотрела на мужа, не слыша того, что он говорил, пытаясь понять – где он настоящий: с ней или за пределами дома. Она думала о том, что же будет с ней и с детьми, если он вдруг возьмёт и уйдёт к одной из таких «моделей». Она улыбалась, глядя на Митю, и мысленно благодарила Бога за то счастье, что у неё есть. А у других такого счастья ещё нет. А, возможно, и не будет никогда.
В ту ночь они любили друг друга особенно тихо, нежно и бережно…
И уже сквозь сон Митя услышал Танин шёпот «Сладчайший мой…»