Он переходил вброд какой-то лиман. Скорее даже не вброд, а перешагивая с кочки на кочку. Но даже когда он ступал на кочку, вода доходила ему до щиколоток. Он был в ботинках, они промокли насквозь, но хорошо защищали ноги от колючек. Ноги хлюпали в обуви, однако, вода была не настолько холодна, чтобы причинять большое неудобство.
Кочки были поросшие ярко зелёной травой и мхом какого-то солнечно-жёлтого цвета. Вместе с бирюзовой водой они составляли очень интересный, прямо сказочный и совсем не мрачный фон. Вода была достаточно прозрачна и между кочками угадывалась значительная глубина, но она тоже не вызывала у него беспокойства. Благополучно достигнув берега, и пройдя по твёрдой почве два десятка шагов, он остановился, оглядывая свои промокшие ноги.
И в это время он услышал за спиной какой-то неясный шум, а вместе с ним звонкий и тревожный детский крик. В этом крике был призыв о помощи и в нем он услышал абсолютно чётко свою фамилию. Он обернулся. Его взору представилась совершенно изменившаяся картина лимана. По нему катились огромные волны, которые одна за другой накатывались на берег. В прибое метрах в двух от берега он увидел барахтающееся маленькое тело и торчащую на поверхности детскую тонкую и длинную руку. Через помутневшую воду красным пятном проглядывалось платьице. И снова он услышал детский крик, с мольбой просящий подать руку. И странно, его не удивило то, что он слышал крик, при том, что из воды торчала только обнажённая рука чуть выше предплечья. А удивление вызывала опять чётко услышанная в крике о помощи его фамилия.
В несколько прыжков он достиг берега, прыгнул в воду и крепко схватив торчащую из воды руку, вытащил на песок дрожащее тело девочки-подростка. Она дрожала от холода, именно не от страха, а от холода, так ему казалось.
Он вспомнил, что при нём, когда он переходил лиман, в пакете было махровое большое банное полотенце. Он кинулся его искать, но полотенца нигде не было. Тогда он взял девочку на руки и понёс. Он внёс её в дом, бормоча себе под нос: «Сейчас, сейчас я тебя согрею, сейчас я что-нибудь найду из тёплой одежды». Но в доме почему-то не было никакой подходящей тёплой одежды. Под руку попалась лёгкая шёлковая кофточка жены, он помог девочке её одеть, и тут же понял насколько это глупо. Она лежала на полу, свернувшись в комочек, одетая в какое-то лёгкое тряпьё и шёлковую кофточку большого размера, и дрожала. Он поднял опять её на руки и переложил в кровать. Но не в свою, а другую, стоящую рядом детскую кровать, накрытую бордовым детским одеялом. Ему показалось это очень важным. Он укутал её ватным одеялом, она перестала дрожать и он успокоился.
Потом за девочкой приехали родители, молчаливый седеющий отец и говорливая, молодящаяся толстушка, мать. Они сидели вчетвером за журнальным столиком и пили кофе. Отец всё пытался его благодарить, а мамаша прерывала отца, беспрестанно выспрашивая детали происшествия. Наконец, отцу удалось прорваться через трескотню мамаши:
- Мы Вам так благодарны! Вы не представляете, как мы Вам благодарны за спасение дочери.
И тут он вспомнил истошный детский крик, просящий о помощи и в том крике свою фамилию. И он спросил отца:
- Вы верите в Бога?
- Да, конечно!
- Тогда поблагодарите его, когда будете в Храме, а меня можно при этом только мысленно вспомнить.
И тут в разговор неожиданно вмешалась девочка:
- Я тоже верю в Бога и буду его благодарить за спасение, а Вас я буду вспоминать. Можно я Вас буду вспоминать?
И тут он проснулся. На душе было легко и радостно, как будто он действительно только что кого-то спас.