Глава 21
В начале
В начале… А кстати, что было в начале?
Вл. Гаков. Из предисловия к русскому переводу книги Айзека Азимова «В начале»
2007, 6 октября, Лангедок, Южная Франция
Когда овощи были съедены и настала очередь фруктов, Маэла принесла им кофе и горячий шоколад. «Ганс Христиан» подал ей знак, и она удалилась, оставив их одних.
— Знаю, вы хотите, чтобы я начал рассказывать всё с начала, — начал он. — Попробую начать с того, как всё это началось для тебя, Анна. А началось это почти тридцать лет назад, когда я имел неосторожность влюбиться в самую прекрасную и добрую женщину на свете…
— Вы — Андрей Гомер? — вырвалось само собой у Анны.
— Я был им когда-то, — «мистер Андерсен» опустил глаза.
Наступило молчание, и слышно было, как стрекочут на деревьях птички, как жужжат, носятся в утреннем воздухе разные насекомые и где-то бьются о берег волны.
— И куда же вы пропали тогда, мистер Андерсен, нет, простите, мистер Гомер? — спросила Анна, стараясь подавить волнение.
— Я сделал тогда выбор, — тихо ответил он. — Может быть, даже скорее всего, это был неверный выбор. Я знал, что уезжаю — и уезжаю, возможно, навсегда. Я боялся сказать это Светлане.
— Я это и сама прекрасно чувствовала, — сказала мама.
Анна посмотрела на мать, на её сияющее тихим счастьем лицо, и вдруг поняла, что она по-прежнему любит его! И любила, а может, и ждала все эти годы! Анна хотела сказать что-то, но её язык словно онемел.
— Когда я перебрался в Западный Берлин, — продолжил «Ганс Христиан», — мне пришлось сжечь за собой все мосты. Я знал, что всякая связь со мной теперь будет рассматриваться в Союзе как преступление, и я не хотел подставлять Свету под удар. Думал, что будет лучше, если она просто забудет обо мне.
— И ты ошибся! — покачала головой Анна. В её голосе была горечь. — Она никогда не забывала тебя. Ты совсем не знал мою маму! Она любила тебя — все эти годы любила!
Теперь Анна точно знала, что так оно и было. Оттого-то Светлана никогда не вышла замуж — не потому, что была слишком умной для замужества, как говорила тётя Майя, а потому, что любила и ждала его, Андрея Гомера. И дождалась! Анна не могла больше сдерживаться, и её глаза наполнились слезами. Светлана придвинулась ближе к дочери и обняла её за плечи.
— Тс-с-с-с, — шептала она, слегка покачивая её. — Всё хорошо. Теперь уже всё хорошо.
Всё вдруг встало на место: «мистер Андерсен» — это действительно тот самый «Ганс Христиан», с которым она виртуально дружила в детстве, и, что самое невероятное, — это её отец!
— Значит, — сквозь слёзы сказала Анна, — Ганс Христиан — действительно мой отец? А я так мечтала об этом, так хотела иметь такого отца, как он. — Сквозь её слёзы сияло теперь восходящее солнце нового счастья…
Светлана в изумлении глядела на него. Похоже, она ничего не знала про «Ганса Христиана».
— А какой ты меня представлял? — спросила она, сквозь слёзы разглядывая «Ганса Христиана». Странным образом, она представляла его именно таким, только моложе.
— Такой, какой я тебя видел.
— Ты меня видел? — вспыхнула Анна. — Где? Когда?
— В декабре девяностого, — сказал он.
— В декабре девяностого… — тихо повторила Анна.
— Я остановился тогда в гостинице «Россия». Когда убедился, что, кроме персонала отеля, за мной никто не следит, отправился на поиски Светланы. У меня было такое чувство, что я никогда не уезжал отсюда, что я всё ещё молодой студент, который почему-то, по какой-то глупой причине, поссорился со своей подружкой, она убежала, а я ищу её. Когда наконец раздобыл её адрес, отправился к её дому на дежурство. Я решил дежурить возле него день и, если понадобится, ночь, чтобы увидеть её, хотя бы с расстояния. Я понятия не имел, замужем ли она, есть ли у неё дети. Хорошо помню тот день и тот вечер, будто это было вчера. Было холодно, и я бродил в сторонке от вашей пятиэтажки, наблюдая за подъездом и окнами. Люди выходили и заходили, а Светы всё не было, и окошки не светились. Но вот я увидел молодую женщину с девочкой, идущих по направлению к подъезду, и уже издали понял, что это была Света. Я узнавал и не узнавал её. Когда я бежал из России, она была ещё девочкой — наивной и доброй девочкой с красивой головкой, забитой русской литературой. А теперь это была грациозная, стройная женщина, да ещё и с ребёнком. Я смотрел на девочку и пытался разглядеть, похожа ли она на мать, но оттуда, где стоял, не мог этого видеть. Вы зашли в подъезд, и скоро в ваших трёх окошках загорелся свет. И я всё ходил кругом и смотрел, заглядывал в эти окна, надеясь увидеть там Свету или девочку. Я тогда даже имени твоего не знал, — улыбнулся он грустно Анне. — А потом свет погас, и я понял, что вы скоро выйдете. Через минуту вы и вправду показались, и через плечо у девочки были перекинуты коньки. Я понял, что вы отправляетесь на каток, и решил последовать за вами.
Анна задыхалась от волнения, её сердце готово было выпрыгнуть из груди.
— Я шёл и думал, — продолжал «Ганс Христиан», — что сделал огромную ошибку, когда уехал из России. Да, у меня был к тому времени свой бизнес, водились уже крупные деньги… Но когда я шёл теперь по вечерней московской улице, по свежему снегу, дышал этим воздухом, то готов был всё на свете отдать, чтобы идти рядом с этой женщиной, держать её за руку или держать за руку своего ребёнка — такую же, как ты, милую девочку, которая о чём-то весело щебетала с мамой. Я тогда ещё не понял, что ты — мой ребёнок.
Он остановился, чтобы перевести дыхание.
— Вы пришли на каток. Я взял себе напрокат коньки, надвинул пониже шапку, надел тёмные очки и стал кружить, наблюдая за вами с безопасного расстояния. Света была так прекрасна, так легка и грациозна… Настоящая королева! А вот у девочки поначалу плохо получалось. Но потом её будто подменили. Она стала двигаться так легко и свободно, что я с трудом верил своим глазам.
— Но ведь я упала, — всхлипывала Анна. — Я тогда упала!
— Да, да, — сказал «Ганс Христиан». — Я видел это, но никак не мог тебе помочь — тебя сбил какой-то верзила в кожаной куртке, который ехал задом наперёд. Он даже не остановился тогда. Ты упала на спину и со всего маху ударилась головой об лёд. Я страшно испугался и кинулся к тебе…
— Я всегда считала, что это был сон, видение, — промолвила Анна, внимательно изучая лицо «Ганса Христиана». — Я помню тебя. Мне даже кажется, что тогда я уже поняла — кто ты. Если не головой, которая была пришиблена, — улыбнулась она, — то сердцем.
— Вот и я тебя тогда узнал, — заглянул он в глубину её глаз. — Я вдруг понял, кто ты. И мне стало так хорошо, словно ты была тем, кого я всю жизнь искал.
— Но почему же тогда ты уехал?
— Струсил. Я слишком многого тогда боялся — боялся быть отвергнутым, боялся потерять свою деловую удачу, свою сложившуюся жизнь и амбиции. Я бежал тогда из Москвы — поменял билет и улетел той же ночью. Но с тех пор покоя у меня уже не было. Я знал, что где-то далеко от меня живёт женщина, которую люблю, и прекрасная девочка, которая для меня дороже жизни. Я мог позволить себе только любоваться вами с расстояния — как мечтой, несбыточной и дальней. Но даже эта мечта — она двигала мною, давала силы работать, много работать. А потом, совершенно неожиданно, мне представилась возможность общаться с Аней через интернет. Так родился «Ганс Христиан» — сказочник, который выдумал для Анечки целый мир и целый мир готов был отдать ей. Всё, что я делал, весь мой бизнес, все мои амбиции были теперь движимы одним желанием — одарить однажды этим всем мою Анечку…
— И чем вы занимались все эти годы, позвольте спросить? — вмешался в разговор Адриан.
«Ганс Христиан» с грустью посмотрел на него.
— Зарабатывал капитал, пытался выстроить свою финансовую империю. Я тогда был идеалистом — моя дипломная работа, из-за которой я и попал на ту конференцию в Берлин, разрабатывала стратегию того, что сегодня стало называться электронным банкингом. Моя работа вызвала определённый интерес среди некоторых советских идеологов — ведь я отметил, что и-банкинг сделает людей менее привязанными к деньгам. Деньги переставали существовать как отдельная категория, превращаясь в абстрактные цифры и знаки. Чем не коммунизм? И в то же время, сколько скрытых лазеек для Системы остаётся, если она держит банки в своих руках! Об этом я не говорил в работе, но это и так было ясно всем. И всё-таки я понимал, что в «Совке» мне не скоро ещё удастся найти применение своим идеям. Это и дало мне смелости найти людей, которые переправили меня в Западный Берлин. Оттуда перебрался сначала в Англию, а потом в Америку. Где-то по дороге Андрей Гомер «умер» и «родился» Джон Скот — фактически человек без имени. Я основал тогда компанию — первый электронный коммерческий банк, который не знал бумажных денег. Я тогда уже начал готовить Аню к большому будущему, чувствовал в ней необычайный талант и с нетерпением ждал того дня, когда смогу ей открыться.
— Но почему мы должны были столько времени ждать? — удивилась Анна.
— Я угодил в тюрьму, — горько усмехнулся «Ганс Христиан».
— В тюрьму? — присвистнул Адриан.
— На целых восемь лет. Меня обвинили в неуплате налогов и отобрали банк. Очевидно, кто-то проник в базу данных компании и поменял несколько цифр. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы разрушить меня.
— Как назывался этот банк? — хриплым голосом спросила Анна.
— «Скот И-Банкинг».
— «Скот И-Банкинг», — тихо повторила Анна. — Компания, которая была расформирована и продана в 1997 году?
«Ганс Христиан» удивлённо посмотрел на неё.
— Откуда тебе это известно?
Анна побледнела. Она прекрасно помнила одно из первых заданий, полученных от полковника Смирнова в мае 1997 года, — найти доступ в базу данных международной корпорации «Скот И-Банкинг». Она блестяще справилась с этим заданием. И помнила, что именно в ту пору из её жизни пропал «Ганс Христиан».
— Это я, — сказала она. — Я открыла тогда для моего босса, полковника Смирнова, доступ к «Скот И-Банкинг».
Полковник использовал её против собственного отца! Анна с ужасом начинала осознавать, что это она разрушила тогда дело своего отца, упрятала его в тюрьму на восемь лет. Какая страшная нелепица!
— Полковник Смирнов… Как его зовут? — вмешалась в разговор Светлана. — Случайно не Игорь Семёнович?
Анна недоумённо посмотрела на неё.
— Откуда ты его знаешь?
Светлана опустила глаза.
— Видишь ли, Игорь Семёнович Смирнов был преподавателем кафедры иностранной литературы в моём университете. Но всем было известно о его связях с КГБ. Когда ты родилась и когда стало известно, кто отец ребёнка, казалось, весь ад сорвался с цепи и обрушился на меня. Меня уже не оставляли на кафедре, выгнали из общежития, почти уже исключили из университета.
— Но какую роль во всём этом играл Смирнов? — не понимала Анна.
— Игорь Смирнов думал, что сделает мне великое одолжение, если я стану его женой, — тихо сказала Светлана. — Когда я отказала ему, тогда всё и началось. Только… только я думала, что на этом наши с ним пути навсегда разошлись. Оказывается, я ошибалась. Он не забыл и не простил. Он пытался разрушить меня, потом Андрея, а потом тебя, Анна! Ведь именно он послал тебя в Рим, так?
— Так, — признала Анна.
Теперь она начинала видеть большую картину. Впрочем, Анне казалось, что она понимала нечто большее, чем нечистые дела серого полковника и борьбу за власть, которую вели хранители. Нет, она не была больше пешкой в их игре — она вышла из игры и теперь будет жить по другим правилам и законам. И за этим чудесным исходом она явственно видела почерк Божественного Мастера.
— Когда мне удалось узнать, что Анна работает на секретную службу, — продолжил свои откровения «Ганс Христиан», — я понял, что вступить с ней в контакт в Москве не представляется возможным: она была со всех сторон под наблюдением. Оставалось одно, неизбежное, чего я так боялся, — встретиться со Светой.
Анна вздрогнула и посмотрела на мать. Светлана улыбнулась.
— Три месяца назад, — сказала она, и слёзы заблестели на её глазах, — он свалился мне на голову, как снег.
— Ты узнала его? — прошептала Анна.
— Сразу же, — кивнула Светлана.
— И простила?
— Давно уже, — улыбнулась она. — Не могла же я все эти годы жить, не простив?..
День прошёл в разговорах, прогулках по берегу и саду. Они купались в тёплой морской воде, бегали по пляжу, наслаждались охлаждёнными фруктами и старались привыкнуть к реальности происходящего — и прежде всего к тому, что были живы. Ближе к вечеру, когда их волнение немного улеглось и когда дневная жара начала уступать место вечерней прохладе, Анна отправилась в сопровождении Адриана побродить по берегу.
Солнце склонялось к западу, и его уже не было видно за высокими деревьями прибрежных садов. Они долгое время шли молча, по самой кромке моря, вслушиваясь в шум прибоя и шарканье своих босых ног по влажному песку. Вокруг было пустынно, большая часть прибрежных вилл пустовала — было начало мёртвого сезона.
— Скажи мне, Адриан, — попросила Анна, загребая босыми ногами воду от набежавшей тёплой волны. — Как всё теперь у нас будет? Какой сложится наша жизнь?
— Такой, какой мы захотим её сделать, — отозвался он. — Почему бы не воспользоваться традиционной концовкой — «и они жили после этого долго и счастливо»?
— Я думала, такие концовки существуют только в сказках, — улыбнулась Анна.
— А то, что с нами произошло, — разве это не сказка со счастливым концом?
Она должна была признать, что всё происшедшее с ними действительно походило на сказку. Анна вгляделась в даль — туда, где тёмное море сливалось с горизонтом. Небо тоже чернело, покрывалось тучами, и видно было, как мелькают вдали многочисленные тонкие ниточки ярких молний. Но звука грома ещё не было слышно. Анна почему-то подумала о той рыжей девушке, которая несколько дней назад должна была умереть в подземелье. Анне стало её очень жаль, как будто это была её сестра и она умерла вместо неё в том страшном подземном капище.
А ещё она вспомнила Сикстинскую капеллу и представленную в ней сцену суда. Она начинала постепенно постигать один из центральных постулатов христианства — справедливый суд, ожидающий всех без исключения. Верить в это было утешением для Анны — она знала, что добро будет вознаграждено, а зло наказано. Если не в скором уже времени, то на Суде. Ей стало легче от этой мысли.
— Как ты думаешь, — спросила она Адриана. — Людям может быть известно что-то о Боге? Кроме того, что Он есть?
— Я всегда считал, — ответил Адриан, глядя на темнеющее море, — что христианский Бог и вся история, связанная с Иисусом, как она изложена в Евангелиях, — всё это хорошо, только уж слишком хорошо, чтобы быть правдой. Уж не потому ли христианство и одели во все эти одежды древних богов, что оно было слишком хорошо — само по себе, в простоте и неизбежности своей истории… После нашей подземной прогулки я полагаю, что если стоит в этом мире чему-либо вообще верить — так это простой и честной истории Иисуса из Назарета.
Анна наступила на что-то твёрдое и скользкое и посмотрела под ноги. Это был кусок дерева, ветки — тёплый, отшлифованный до белизны солёной морской водой. В подземелье она часто наступала на сухие кости, которые крошились у неё под ногами. Теперь всё вокруг неё было полно мира, жизни, тепла — даже эта ветка.
Анна ещё раз огляделась — берег был совсем пустынным, и гроза, сверкавшая над морем, постепенно приближалась. Становились слышны вдали раскаты грома.
— Наверное, нам пора идти домой, — заметил Адриан.
— Давай присядем на минутку, — попросила она.
Они сели на прохладный песок, и Адриан обнял её, прижал к себе. Они глядели в бескрайнее море, залитое огнями молний. Волны шумели всё сильнее и закатывались всё дальше на берег, омывая их ступни и сразу же отступая назад, растворяясь в белёсом, как сахар, чистом песке. Несколько нечаянных, маленьких капель дождя донеслись до них, освежая лица. Анне было хорошо. Всё в этом мире находилось под Чьим-то незримым контролем, всевидящим Оком. Тот Бог, Который вывел их из подземелья, был сейчас рядом с ними, на берегу вечернего моря. Мир был Его большим домом, и всё теперь в этом доме напоминало ей о Нём. Гроза приближалась, но их она совсем не страшила.