Картина: Ильяс Файзуллин "Дон Кихот и Санчо Панса" (1999 год) www.painterilya.com
Лицензия на картину: Copyright Ильяс Файзуллин 1999
"Вы не способны на безумство.
Великое вам не по плечу."
Из фильма "Ирония судьбы"
Традиционно воспринимается, что в романе "Дон Кихот" один главный герой. На самом деле их два: Дон Кихот и Санчо Панса, его друг и оруженосец. Так же как "Записки о Шерлоке Холмсе" — это на самом деле записки о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне. И там, и там — полноценный дуэт. Согласно пословице: "Где двое вместе, там сила трёх". Дон Кихот и Санчо Панса вместе путешествовали, вместе попадали в истории, вместе фантазировали и друг на друга очень влияли, друг друга поддерживали и, несмотря на временные размолвки, не могли друг друга покинуть. "Да поможет им бог, - сказал священник, - а мы будем на страже: посмотрим, к чему приведёт вся эта цепь сумасбродств как рыцаря, так и оруженосца, - право, их обоих словно отлили по одной и той же форме, и безумства господина без глупостей слуги не стоили бы ломаного гроша." (Ч. 2, гл. 2)
Вначале спросим себя: почему такой разумный человек, как Дон Кихот, мог увидеть в бульварных рыцарских романах что-то великое и мог ринуться проводить их в жизнь? Что он хотел изменить в своей жизни и в жизни мира?
Жизнь Дон Кихота была весьма однообразной. Недаром Сервантес так подробно описывает какие блюда в какие дни были у них на столе: ничего более разнообразного в жизни Дон Кихота не было. Досуг у него длился целый день, единственным развлечением была охота. Разве может умный, образованный человек смириться с таким существованием? В это время в его жизни появились рыцарские романы — совершенно другой мир, яркий, полный событий, украшенный словами о благородстве и чести. Это было ему близко. Сервантес рассказывает лишь о небольшой части жизни Дон Кихота до увлечения романами, но по словам и поступкам Дон Кихота, особенно по речи о военном поприще и учёности (Ч.1, гл.22 и 23), видно, что в молодости он был военным, а стезя учёности не продолжилась в университетское образование.
Каждый читает романы по-своему. Большинство находит в них развлечение, как, например, хозяин "заколдованного" постоялого двора: "Не понимаю, как это могло случиться (что Дон Кихот сошёл с ума от рыцарских романов). По мне, лучшего чтива на всём свете не сыщешь, честное слово. Да у меня самого вместе с разными бумагами хранится несколько романов, так они мне поистине красят жизнь, и не только мне, а и многим другим: ведь во время жатвы у меня здесь по праздникам собираются жнецы, и среди них всегда найдётся грамотей, и вот он-то и берёт в руки книгу, а мы, человек тридцать, садимся вокруг и с великим удовольствием слушаем, так что даже слюнки текут. О себе, по крайности, могу сказать, что когда я слышу про эти бешеные страшные удары, что направо и налево влепляют рыцари, то и мне самому охота кого-нибудь съездить, а уж слушать про это я готов день и ночь." (Ч.1, гл. 21) Дальше желания "кого-нибудь съездить" у него дело не шло и превращаться в странствующего рыцаря он не собирался. Видимо, в назидание за это увлечение романами и свалился ему на голову Дон Кихот.
Хозяин постоялого двора и его посетители очень похожи на современных людей, зачитывающихся современными бульварными романами, с увлечением смотрящих сериалы и с головой окунающихся в компьютерные игры. Это тоже поиск разнообразия и движения чувств, которым не находится применение в обычной жизни.
Дон Кихот нашёл в романах не только разнообразие и яркие впечатления. Он нашёл в них свои идеалы, которых не видел в жизни. Он не ограничился тем, что у себя дома, в комнате бил копьём по стенам, - он отправился преобразовывать мир. Его совесть не могла удовлетвориться маханием мечом в своё удовольствие у себя дома и умозрительными представлениями о своих подвигах, как в современном анекдоте: "Мой знакомый — герой. Две войны прошёл! Потом устал, выключил компьютер и лёг спать."
Дон Кихот был человеком решительным и вспыльчивым — настоящий испанский характер, поэтому он отправился в поход, не проверив свои силы и не запасшись ни деньгами, ни лекарствами. Об этих заботах в романах не пишется. "…наш идальго решился тотчас же осуществить свой замысел, ибо он полагал, что всякое промедление с его стороны может пагубно отозваться на человеческом роде: сколько беззаконий предстоит ему устранить, сколько кривды выпрямить, несправедливостей загладить, злоупотреблений искоренить, скольких обездоленных удовлетворить!" (Ч.1, гл.2) Он никому не сказал о своём походе, потому что, даже если ему и не смогли бы помешать, то непременно подняли бы плач, а он не хотел, чтобы начало похода было омрачено спорами.
Большую роль в дальнейшей судьбе Дон Кихота сыграла встреча с хозяином первого постоялого двора, который ему встретился на пути. Это был не тот хозяин постоялого двора, который увлекался рыцарскими романами, а другой, который, услышав о намерениях постояльца "объезжать все четыре стороны света, искать приключений и защищать обиженных", вспомнил свою молодость, когда он "в поисках приключений бродил по разным странам, развивал проворство ног и ловкость рук и проявлял необычайную шкодливость, так что слава его гремела по всем испанским судам и судилищам" (Ч.1 гл.3). Он-то и стал посвятителем Дон Кихота в рыцари (по его просьбе) и даже позаботился о нём, дав совет брать с собой туго набитый кошелёк, чистые сорочки, корпию и баночки с лечебной мазью. А также "...у кого из рыцарей почему-либо оруженосца не было — случай редкий, можно сказать, исключительный, — те сами возили всё это в крошечных сумочках, которые они привязывали к лошадиному крупу и, словно некую драгоценность, старались как можно лучше спрятать." (Ч.1 гл.3) Дон Кихот принял эти советы, обещался их исполнить, — что и сделал: в следующий поход, через две недели, он отправился уже с оруженосцем и припасами.
Его оруженосцем стал Санчо Панса, его односельчанин, хлебопашец, прагматик и фантазёр одновременно. Другой человек не смог бы поверить обещаниям Дон Кихота в скором будущем завоевать остров и сделать оруженосца его губернатором. Фантазия Санчо делала такое событие вполне возможным в его глазах, а прагматизм говорил, что нельзя отказываться от такого выгодного предприятия, и чем дома довольствоваться малым, лучше отправиться в неизвестность за большим. О себе Санчо говорил так: "...нрав у меня тихий: лезть в драку, затевать перепалку — это не моё дело. Вот если кто-нибудь затронет мою особу, тут уж я, по правде сказать, на рыцарские законы не погляжу, ибо и божеские, и человеческие законы никому не воспрещают обороняться." (Ч.1 гл.7)
Прагматизм и фантазия Санчо удивительным образом сочеталась в каждом их приключении. Например, он прекрасно видел, что Дон Кихот собирается атаковать не волшебников, увозящих принцессу, а монахов-бенедиктинцев, сопровождающих карету с путешественниками, и предупреждал господина об этом, но, когда Дон Кихот всё-таки сшиб одного из монахов с седла, Санчо тут же принялся отбирать у поверженного всё, что нашёл, — не пропадать же трофеям.
Особо ярко фантазия Санчо проявилась в битве Дон Кихота с бурдюками вина на постоялом дворе, хозяин которого любил рыцарские романы. Санчо Панса был более Дон Кихота уверен, что тот бьётся именно с великаном, и немало огорчился, когда не смог найти его труп в луже вина на полу. Причём Дон Кихот размахивал мечом во сне, а Санчо бодрствовал, но это ему не помешало фантазировать. "Бодрствующий Санчо был ещё хуже спящего Дон Кихота — так ему запали в душу обещания его господина." "Солоно пришлось великану от моего господина, можете мне поверить! — сказал Санчо. — Одним словом, дело идёт на лад, графство моё не за горами!" (Ч.1 гл.21)
По характеру Дон Кихот и Санчо Панса отчасти похожи: оба люди миролюбивые и даже вполне безобидные, кроме тех случаев, когда они выходят из себя.
Их взаимоотношения не были обычными отношениями господина и слуги, что исключительно для того времени. Дон Кихот не нуждался в том, чтобы перед ним унижались и угождали ему, как господину, — его самоуважение не на том стояло. Это был как раз тот случай, когда человек не требует чего-либо не потому, что он себя сдерживает, а потому что ему просто это не интересно. И Санчо Панса, который у себя дома был полным хозяином, не чувствовал надобности прислуживать кому-либо: ни Дон Кихоту, ни встречным господам, ни герцогу. Старался не подпадать ни под чьё влияние и в то же время ни с кем не ссориться. "В первый раз вижу, чтобы оруженосец смел перебивать своего господина, — заметил Рыцарь Зеркал, — по крайней мере мой оруженосец — вон он стоит, — когда говорю я, как воды в рот наберёт." (Ч. 2 гл. 12)
Но ради необыкновенных дел всегда собираются вместе необыкновенные люди, и взаимоотношения их нестандартные. Как-то рассуждая сам с собою, Санчо сказал: "Мой господин по всем признакам самый настоящий сумасшедший, ну да и я ему тоже не уступлю, у меня, знать, этой самой придури ещё больше, чем у него, коли я за ним следую и служу ему, а ведь не зря говорится: скажи мне, с кем ты водишься, и я скажу, кто ты; и ещё есть другая пословица: с кем поведёшься, от того и наберёшься." (Ч.2 гл. 10) Много раз Санчо хотел бросить эту приключенческую кочевую жизнь, но всякий раз не мог. Однажды он выразил это в "разумном, мирном и из ряду вон выходящем собеседовании" с оруженосцем Рыцаря Зеркал.
"- ...ваш господин такой же глупец, как и мой, - сказал Санчо.
- Глупец, да зато удалец, - возразил другой слуга, - и не так он глуп и удал, как хитёр.
- А мой не таков, - объявил Санчо, - я хочу сказать, что у моего хитрости вот на столько нет, душа у него нараспашку, он никому не способен причинить зло, он делает только добро, коварства этого самого в нём ни на волос нет, всякий ребёнок уверит его, что сейчас ночь, хотя бы это было в полдень, и вот за это простодушие я и люблю его больше жизни и, не смотря ни на какие его дурачества, при всём желании не могу от него уйти." (Ч. 2 гл. 13)
Он не мог уйти не только по названной причине, но и потому что понимал, что другого такого человека ему не сыскать.
" - Я охотно побился бы с вами об заклад, Санчо, — сказал Дон Кихот, — что вот сейчас, когда вы болтаете не переставая, у вас нигде ничего не болит. Говорите, сударь, всё, что вам придёт в голову и что вертится у вас на языке, — лишь бы у вас ничего не болело, я же безропотно снесу все ваши дерзости. Вам не терпится возвратиться домой к жене и детям — сохрани бог, чтобы я этому препятствовал, деньги мои у вас, высчитайте сколько дней прошло с того времени, как мы в третий раз выехали из села, прикиньте сколько вы можете и должны заработать в месяц, и выдайте себе сами.
…
- Я так полагаю, — отвечал Санчо, — что коли ваша милость надбавит по два реала в месяц, то это будет по-божески. Но это — только моё жалованье, а за то, что вы дали слово и обещали ввести меня во владение островом, нужно бы накинуть ещё по шести реалов, так что всего-навсего тридцать реалов.
- Отлично, — сказал Дон Кихот. — Выехали мы из дому двадцать пять дней тому назад, так вот Санчо, исходя из той суммы, которую вы себе положили, извольте подвести общий итог, подсчитайте сколько я вам должен, и, как я уже сказал, уплатите себе собственноручно.
- Э, нет, ишь вы какой! - воскликнул Санчо. — Ваша милость очень даже ошибается в своих расчётах, потому за обещанный остров должно считать с того дня, как ваша милость его мне обещала, и по сегодняшний день включительно.
- Сколько же прошло, Санчо, с того времени, как я вам его обещал? - спросил Дон Кихот.
- Если память мне не изменяет, — отвечал Санчо, — уж верно лет двадцать с хвостиком.
Дон Кихот хлопнул себя по лбу, весело рассмеялся и сказал:
- Да ведь я пробыл в Сьерре Морене и вообще провёл в походах около двух месяцев, а ты говоришь, Санчо, что я обещал тебе остров двадцать лет тому назад! Ну так вот что я на это тебе скажу: ты желаешь, чтобы все деньги, которые я сдал тебе на хранение, пошли в счёт твоего жалованья, — что ж, если ты этого так хочешь, я тебе их отдам сей же час, бери на здоровье, я предпочитаю остаться нищим, без единого гроша, лишь бы избавиться от такого скверного оруженосца.
…
- Государь мой! - упавшим и жалобным голосом заговорил Санчо. — Я сознаю, что мне не достаёт только хвоста, иначе я был бы полным ослом. Коли вашей милости угодно мне его привесить, то я буду считать, что он весит на месте, и в качестве осла буду служить вам до конца моих дней. Простите меня, ваша милость, и сжальтесь надо мной, — ведь я сущий младенец и худо во всём разбираюсь, и болтаю я много не умышленно: такая уж у меня слабость, а кто грешит да кается, тому грехи отпускаются." (Ч. 2 гл. 25)
Дон Кихот тоже привязался к Санчо и сроднился с ним. Как он рассказывал герцогине: "...Санчо Панса — самый уморительный из всех оруженосцев, когда- либо странствующим рыцарям служившим. Простоватость его бывает под час весьма остроумной, и угадывать, простоват он или же себе на уме, доставляет немалое удовольствие. Некоторые его хитрости обличают в нём плута, иные оплошности заставляют думать, что он глупец. Он во всём сомневается и всему верит. Иной раз думаешь, что глупее его никого на свете нет, и вдруг он что-нибудь так умно скажет, что просто ахнешь от восторга, — одним словом, я не променял бы его ни на какого другого оруженосца, хотя бы в придачу мне предлагали целый город." (Ч.2 гл.29)
После первого совместного путешествия Дон Кихот уже говорил "друг мой Санчо" и даже "брат Санчо". И они вольно и невольно влияли друг на друга. Первые заметные проявления этого влияния начались с осла. Прежде Санчо Панса относился к своему ослу, как к средству для езды, он согласен был его оставить на время битвы и не возражал против перспективы, что осёл за это время может куда-то исчезнуть. Потом хотел обменять своего осла на осла получше. Но тут ему помог Хинес де Пасамонте, лишив его осла и дав возможность в полной мере прочувствовать эту утрату. "Взошедшая заря обрадовала землю и опечалила Санчо Пансу, ибо он обнаружил исчезновение серого; и вот, уразумев, что серого с ним больше нет, он поднял донельзя скорбный и жалобный плач, так что вопли его разбудили Дон Кихота, и тот услышал, как он причитает:
- Ах ты дитятко моё милое, у меня в дому рождённое, забава моих деток, утеха жены моей, зависть моих соседей, облегчение моей ноши и к тому же кормилец половины моей особы, ибо двадцать шесть мараведи, которые ты зарабатывал в день, составляли половинную долю того, что я тратил на её прокорм." (Ч. 1 гл. 17)
Позже, когда им посчастливилось столкнуться с Хинесом на украденном осле, Санчо "тотчас же завопил истошным голосом:
- Эй, вор Хинесильо! Отдай мне моё добро, отпусти мою душу на покаяние, не лишай меня покоя, оставь моего осла, верни мне мою усладу! Пошёл прочь, собака, сгинь, разбойник, не смей трогать чужого!" (Ч. 1 гл. 19)
"Верни мне мою усладу", выскочившее на волне чувств, без всякого расчёта, — это явное влияние речей Дон Кихота. Раньше слова "услада" у Санчо и в лексиконе-то не было.
Вслед за изменениями в отношении к ослу начались изменения в отношении к жене. Поначалу он её, как и осла, не прочь был сменять. Позже, перед вторым походом с Дон Кихотом, он, разговаривая с женой, сказал:
"-...я весел оттого, что порешил возвратиться на службу к господину моему Дон Кихоту... когда бы господу было угодно, чтобы я зарабатывал на кусок хлеба без особых хлопот и у себя дома, не таскаясь по гиблым местам да по перепутьям,... веселью моему, конечно, была бы другая цена, а то ведь к нему примешивается горечь разлуки с тобой. Вот и выходит, что я был прав, когда говорил, что была б на то господня воля, я охотнее бы не радовался.
- Послушай, Санчо, — сказала Тереса, — с тех пор как ты стал правою рукою странствующего рыцаря, ты такие петли мечешь, что тебя никто не может понять.
- Довольно и того, жена, что меня понимает господь бог, а он всё на свете понимает, — возразил Санчо." (Ч.2 гл. 5)
Позже в разговоре с Дон Кихотом он сказал: "Хоть я и знаю, что женщины болтают пустяки, а всё таки не слушают их одни лишь дураки." (Ч.2 гл.7)
В конце своего путешествия, когда они планировали начать пастушескую жизнь, и стать пастухом Кихотисом и пастухом Пансино, Дон Кихот сказал Санчо, что он может подобрать для своей пастушки имя какое угодно, на что Санчо ответил:
"- Я буду звать её только Тересоной, это как раз подойдёт к её настоящему имени: ведь её зовут Тересой. Мало того: я ещё буду воспевать её в стихах и тем докажу, что я человек добродетельный и по чужим домам от добра добра не ищу." (Ч.2 гл. 46)
В путешествии, находясь в постоянном общении, Дон Кихот и Санчо Панса постепенно приходили к золотой середине между высокопарностью и неотёсанностью. В одной из бесед Дон Кихот рассказывал Санчо о важности театра и его символичности:
"- Ведь то же самое происходит и в той комедии, которую представляет собою круговорот нашей жизни, — продолжал Дон Кихот, — и здесь одни играют роль императоров, другие — пап, словом, всех действующих лиц, какие только выводятся в комедии, а когда наступает развязка, то есть когда жизнь кончается, смерть у всех отбирает костюмы, коими они отличались друг от друга, и в могиле все становятся между собою равны.
- Превосходное сравнение, — заметил Санчо, — только уже не новое, мне не однажды и по разным поводам приходилось слышать его, как и сравнение нашей жизни с игрою в шахматы: пока идёт игра, каждая фигура имеет своё особое назначение, а когда игра кончилась, все фигуры перемешиваются, перетасовываются, ссыпаются в кучу и попадают в один мешок, подобно тому как всё живое сходит в могилу.
- С каждый днём, Санчо, ты становишься всё менее простоватым и всё более разумным, — заметил Дон Кихот.
- Да ведь что-нибудь должно бы пристать от вашей премудрости, — сказал Санчо, — земля сама по себе может быть бесплодною и сухою, но если удобрить и обработать, она начинает давать хороший урожай. Я хочу сказать, что беседы вашей милости были тем удобрением, которое пало на бесплодную почву сухого моего разума, а всё то время, что я у вас служил и с вами общался, было для него обработкой, благодаря чему я надеюсь обильный принести урожай, и урожай этот не сойдёт и не уклонится с тропинок благого воспитания, которое милость ваша проложила на высохшей ниве моего понятия.
Посмеялся Дон Кихот высокопарности Санчо, однако ж не мог не признать, что тот в самом деле подаёт надежды, ибо своей манерой выражаться частенько приводил его в изумление; впрочем, всякий или почти всякий раз, как Санчо начинал изъясняться на учёный или на столичный лад, речь его в конце концов низвергалась с высот простодушия в пучину невежества; особливая же изысканность его речи и изрядная память сказывались в том, как он кстати и не кстати применял пословицы." (Ч.2 гл.12)
На счёт пословиц Санчо был большой мастер. Когда герцогиня предлагала Санчо губернаторство на острове и просила его обращаться как можно лучше со своими вассалами, он ей ответил:
"- На счёт того, чтобы управлять по-хорошему, меня просить не нужно. Душа у меня добрая, и бедняков я жалею, а кто сами месят да пекут, у тех краюхи не крадут, и, бог свидетель, при мне никто карты не передёрнет, я — старый воробей: меня на мякине не проведёшь, я знаю, когда нужно ухо востро держать, и в грязь лицом не ударю, потому я знаю, где собака зарыта, и говорю я всё это к тому, что для добрых людей я в лепёшку расшибусь, а для дурных — вот бог, а вот порог. И сдаётся мне, что в управлении страной лиха беда — начало, и, может статься, недельки через две я так наловчусь губернаторствовать, что буду понимать в нём толк побольше, нежели в хлебопашестве." (Ч.2 гл.30)
Естественно, такой поток пословиц действовал и на Дон Кихота, который тоже начинал их вставлять, хотя до того ему больших трудов стоило вспомнить к месту хотя бы одну. Вот как он советовал Санчо Пансе, когда тот отправлялся губернаторствовать:
"- Равным образом, Санчо, оставь привычку вставлять в свою речь уйму пословиц, ибо хотя пословицы суть краткие изречения, однако ж ты в большинстве случаев притягиваешь их за волосы, вот почему в твоих устах они представляются уже не изречениями, а просто-напросто бреднями.
- От этого един господь властен меня избавить, — возразил Санчо, — потому в голове у меня больше пословиц, нежели в книжке, и когда я говорю, они вертятся у меня на языке все сразу, толкаются, каждую так и тянет сорваться прежде других, однако ж язык выбалтывает первую попавшуюся, хотя бы и совсем не кстати. Ну, а теперь я всё таки постараюсь приводить такие пословицы, которые не уронят моего достоинства, потому где богато живут, там мигом и на стол подают, и кому сдавать, тому уже не тасовать, и кто в набат бьёт, тот уж на пожар не идёт, и кто умом горазд, тот себя в обиду не даст.
- Правильно, Санчо! — воскликнул Дон Кихот. — Вплетай, нанизывай, накручивай пословицы — никто тебя за язык не держит! Мать с кнутом, а я себе всё с волчком! Я тебе говорю, чтобы ты избегал пословиц, а ты в одну секунду насыпал их целый воз, хотя они и подходят к предмету нашего разговора, как к корове седло." (Ч.2 гл.34)
Порой Дон Кихот, разговаривая с Санчо, по собственному почину применял пословицы и просторечные сравнения: "Послушаем же рыцаря, и по шерстинке песни узнаем овчинку его помыслов." (Ч.2 гл.12)
Речь Санчо была наполнена не только пословицами , но и пестрила несуразицами, когда он осваивал высокопарную речь, которой наслушался от Дон Кихота. Так, например, Санчо обращался к сельчанке, которую он выдавал за Дульсинею перед Дон Кихотом:
"- Королева и принцесса, герцогиня красоты! Да соблаговолит ваше высокомерие и величие милостиво и благодушно встретить преданного вам рыцаря... Я его оруженосец, Санчо Панса, а он сам — блуждающий (он хотел сказать "странствующий") рыцарь Дон Кихот Ламанчский. Ужели благородное сердце ваше не смягчится при виде сего столпа и утверждения странствующего рыцарства, преклонившего колена перед высокопоставленным (он хотел сказать "возвышенным") вашим образом?" (Ч.2 гл.10)
Кроме этой речи у Санчо было много разных словечек: пресона и пресонаж (вместо "персона" и "персонаж"); я уже засветил мою жену ("просветил"); завещание с опиской ("с припиской"); едут они на чубарых свиноходцах ("иноходцах"); служить вашему высоколётному соколичеству и великолепию; когда речь идёт об их ослейшествах (то есть об ослах); " а кто замечает сучок в глазу ближнего своего, тому не мешает заметить бревно в своём собственном" (перефразированное выражение из Библии); "ваше высоколётство" и другие.
В игре слов и подмене понятий Сервантес хорошо передал атмосферу шуток в Испании тех времён, а переводчик Н. Любимов — смысл шуток Сервантеса.
Влияние Дон Кихота на Санчо не ограничивалось усовершентвованием речи и улучшением отношения к ослу и жене. Именно благодаря их постоянным разговорам друг с другом изменилось отношение Санчо Пансы к губернаторству: он по-прежнему видел во власти нечто весьма ценное, но уже не гнался за ней так сильно, уже поглядывал на это несколько философски, по-своему излагая мысль о том, что после смерти все равны. В разговоре с герцогиней Санчо сказал: "А ежели ваше высоколётство не соизволит пожаловать мне обещанный остров, стало быть, уж это господь бог сотворил меня таким незадачливым, а может для души моей оно ещё выйдет на пользу: я хоть и простоват, а всё-таки смекаю, что значит пословица: "На беду у муравья крылья выросли", и пожалуй, что Санчо-оруженосец скорее попадёт в рай, чем Санчо-губернатор. Свет не клином сошёлся на губернаторстве, да и потом: ночью все кошки серы, и разнесчастный тот человек, у кого до двух часов пополудни маковой росинки во рту не бывает,... а вот птичек небесных сам господь кормит и питает, и четыре аршина толстого куэнкского сукна лучше греют, чем четыре аршина тоненького сеговийского, а когда мы приказываем долго жить и нас закапывают в землю, то принц и чернорабочий бредут по одинаковой узкой тропе, и тело римского папы занимает столько же места в могиле, сколько и пономаря, хотя тот гораздо выше этого; когда нас опускают в яму, все мы скорчиваемся и скрючиваемся, или вернее, нас, хочешь не хочешь, скорчивают, скрючивают, — и спокойной ночи! И я ещё раз говорю: если ваша светлость не захочет пожаловать мне остров, потому как я глуп, то я и не охну — и сойду за умника." (Ч.2 гл.30)
Пожив же три дня губернаторской жизнью, Санчо пришёл к выводу, что он не создан для губернаторства и с этим надо кончать, пока его не свергли, "он приблизился к серому, обнял его, в знак приветствия поцеловал в лоб, и, прослезившись, заговорил:
- Приди ко мне, мой товарищ и друг, деливший со мною труды и горести! В ту пору, когда я с тобою водился и не имел других забот, кроме починки твоей упряжи и поддержания жизни твоей, часы мои, дни и ночи текли счастливо, но стоило мне тебя покинуть и взойти на башни тщеславия и гордыни, как меня стали осаждать тысяча напастей, тысяча мытарств и несколько тысяч треволнений." (Ч.2 гл.40)
Правда, Санчо разочаровался только в губернаторстве, в графстве он не разочаровался, но уже не так к нему тянулся. У его жены, Тересы Панса, отношение к губернаторству менялось в противоположном направлении: поначалу она смотрела на губернаторство Санчо только как на источник денег, а сама категорически отказывалась от каких-либо почестей и говорила весьма рассудительно, но письмо Санчо Пансы о полученном губернаторстве, присланные подарки и представительность посланца герцогини вскружили ей и её дочке голову, и Тереса тотчас забыла все свои разумные доводы и уже представляла себя в столице, в карете, в платье с фижмами, о чём и написала мужу. Её развитие отношения к власти и деньгам только начиналось, а у Санчо оно уже приближалось к концу, — заметные успехи, особенно если учесть, что Санчо провёл в походах с Дон Кихотом всего два месяца. Ради этого стоило им обоим, Санчо и Дон Кихоту, помыкаться по стране.
Интересно задуматься: кто могли бы быть по гороскопу Дон Кихот и Санчо Панса? Или точнее, кто они могли бы быть по типу характера? Ведь гороскоп — это в первую очередь тип характера. Каков тип характера, таково и время рождения — не наоборот. Какие типы характера могли бы вместе так думать и так действовать?
Дон Кихот — человек решительный, устремлённый, увлекающийся, упорный, бесстрашный и не задумывающийся о себе, если есть цель или идея, - весь превращавшийся в устремление к цели или к идее. Это люди стихии Огня и кардинального направления. Кроме, как Овном, Дон Кихот никем другим не мог бы быть: только люди этого типа характера настолько погружаются в своём устремлении, что их можно только слегка направлять, а остановить нереально. Среди них много людей с высокими идеалами и с жаждой подвигов. Они могут в обыденную жизнь вносить кардинальные изменения.
Санчо Панса — человек, которого очень интересно наблюдать и очень трудно понимать. Как сказал о нём Дон Кихот: никогда не угадаешь, то ли он простоват, то ли себе на уме, то ли глупец, то ли мудрец. Он способен на большие фантазии и в тоже время очень практично решает вопросы пропитания в походе, обеспечивая Дон Кихота, который об этом совершенно не заботится и готов несколько дней подряд питаться одними мечтами. Надо сказать, что в походе нет ничего полезней, чем умение питаться одними мечтами, - может очень пригодится. Глубокое понимание психологии людей, которое проявил Санчо Панса в бытность свою губернатором, стремление к власти и деньгам, а по достижении их — спокойное к ним отношение и независимость от них, чего не всем легко достигнуть. Ему не чужды возвышенные устремления Дон Кихота, он их понимает, но сам к ним так сильно не устремляется. У него есть лингвистический природный дар "без вектора" и способности к освоению торжественных речей, меркантильность и широта натуры одновременно, уклонение от битв отчасти по миролюбивости, отчасти по себялюбивости, но активная защита своей особы и интересов. Всё это говорит о том, что Санчо Панса мог быть только Стрельцом. Знак стихии Огня и переменчивость. Он умеет наладить отношения с самыми разными людьми, но с ним самим наладить отношения и стать его другом очень трудно.
Так два человека стихии Огня с мечтами и фантазиями смогли пройти по стране, помогая друг другу и меняя мир. Ведь ничто не проходит бесследно. И само произведение Сервантеса не прошло для человечества бесследно, как и для самого Сервантеса.
Первоначально Сервантес задумывал свой роман как пародию на популярные в Испании бульварные рыцарские романы и выводил образы главных героев больше в сатирическом тоне. Но по мере того, как писалась книга, и герои попадали в различные ситуации, дающие возможность задуматься о закономерностях жизни и её смысле, он невольно проникся сочувствием к Дон Кихоту и глубже задумался о причине такой самоотверженности. Поэтому, скорее всего, он и вывел в своей книге другого любителя романов — хозяина постоялого двора. Для сравнения. Видимо, этими размышлениями и навеяны приключения с сукновальнями, когда Дон Кихот сказал Санчо, который над ним потешался: "Послушайте, господин весельчак: неужели вы думаете, что если б вместо сукновальных молотов меня ожидало какое-нибудь опасное приключение, то я не выказал бы твёрдости духа, потребной для того, чтобы начать и кончить дело?" (Ч.1 гл.14)
В начале второй части в разговоре Санчо Пансы и Дон Кихота друг с другом и с Самсоном Карраско видны отголоски тех мнений, которые уже были в Испании после выхода в свет первой части романа Сервантеса "Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский".
"- А теперь скажи, друг Санчо, что говорят обо мне в нашем селе? Какого мнения обо мне простонародье, идальго и кавальеро? Что говорят о моей храбрости, о моих подвигах и о моей учтивости? Какие ходят слухи о моём начинании — возродить и вновь учредить во всём мире давно забытый рыцарский орден? … Можешь, Санчо, говорить свободно и без околичностей.
- Ну так, во-первых, я вам скажу, — начал Санчо, — что народ почитает вашу милость за самого настоящего сумасшедшего, а я, мол, тоже с придурью. Идальго говорят, что звание идальго вашей милости показалось мало и вы приставили к своему имени "дон" и, хотя у вас две-три виноградные лозы, а землицы — волу развернуться негде, произвели себя в кавальеро. Кавальеро говорят, что они не любят, когда с ними тягаются идальго, особливо такие, которым пристало разве что в конюхах ходить и которые обувь чистят сажей, а чёрные чулки штопают зелёным шёлком.
- Это ко мне не относится, — сказал Дон Кихот, — одет я всегда прилично, чинёного не ношу.
- Касательно же храбрости, учтивости, подвигов и начинаний вашей милости, — продолжал Санчо, — то на сей предмет существуют разные мнения. Одни говорят: "Сумасшедший, но забавный", другие: "Смельчак, но неудачник", третьи: "Учтивый, но блажной", и уж как примутся пересуживать, так и вашей милости и мне все косточки перемоют." (Ч.2 гл.2)
Во времена Сервантеса эта книга была особо выдающейся. С неё начиналась реалистическая литература, правдиво показывающая жизнь, её закономерности и полнее раскрывающая её смысл. Сервантес писал и остроумно и глубоко, и возвышенно и о жизненных проблемах. Не случайно современники Сервантеса выражали желание увидеть вторую часть похождений Дон Кихота и Санчо Пансы. Впрочем, далеко не все поняли глубину этой книги. Для большинства она так и осталась развлечением. Начав писать вторую часть, Сервантес с первых же глав "начал копать в глубину", и вторая часть вышла вдвое лучше первой. Но первая часть более популярна, чем вторая. Первую больше всего обсуждают и приводят цитаты. Во второй части Сервантес защищал своих героев от опошления их образов в книге, которая была написана неизвестным автором, чей псевдоним был Алонсо Фернандес де Авельянеда, и которая вышла в свет после первой части и была подложным продолжением "Дон Кихота", где Санчо Панса обрисован обжорой и мужланом.
"- А не собирается ли, чего доброго, автор издать вторую часть? — спросил Дон Кихот.
- Как же, собирается, — отвечал Самсон, — но только некоторые говорят: "Вторая часть никогда не бывает удачной", а другие: "О Дон Кихоте уже написано довольно", так что это ещё под сомнением, выйдет ли вторая часть. Впрочем, люди не угрюмые, а жизнерадостные просят: "Давайте нам ещё Донкихотовых похождений, пусть Дон Кихот воинствует, а Санчо Панса болтает, рассказывайте о чём угодно — мы всем будем довольны". К тому же автор не столько за похвалами гонится, сколько за прибылью.
На это Санчо ему сказал:
- Так стало быть автор жаден до денег, до прибыли? Ну, тогда это просто чудо будет, коли он напишет удачно: ведь ему придётся метать на живую нитку, как всё равно портняжке перед самой Пасхой, — произведения же, написанные наспех, никогда не достигают должного совершенства." (Ч.2 гл.4)
Самсон Карраско, отправив Дон Кихота домой на целый год, спас его от славы. Сервантес под конец книги показал, как слава обращается с человеком: она так и норовит втянуть его в себя, перемолоть и выбросить. Если человек не поддаётся этому, не входит в богемную жизнь и не отказывается от своих целей ради славы, то она его заденет лишь слегка: он выйдет психологически потрёпанный, но целый. Если он позволит славе себя затянуть и на время забудет про свои цели, то слава будет его использовать и калечить его психологию до глубины, а когда она выжмет из него всё, что сможет, то он станет ей не нужным и не интересным. А человеку восстановиться будет уже очень тяжело. Он будет как больной. "Нет на свете человека более не прикаянного, чем вышедший из моды кумир." Человек будет страдать от чувства заброшенности и ненужности, а бывшие поклонники уже будут "носить на руках" другого кумира. Особенно это заметно проявляется в спорте, в искусстве и в деятельности, где большую роль играют чувства и эмоции: политика, журналистика, местные власти.
Нечто подобное начиналось и с Дон Кихотом. Он стал уже знаменит настолько, что как только он попадал в поле зрения каких-нибудь любителей позабавиться, они его тут же захватывали и, используя его понятия, начинали с ним играть — без каких-либо злых намерений, но грубо — и перебрасывать друг дружке, как мячик.
Начинающиеся слава и почёт уже не давали ему заниматься своим делом и идти своим путём. Его ритм и образ жизни начинали изменяться совсем не в ту сторону, о которой он мечтал. Пышные приёмы не нравились ему дольше трёх дней, но всей опасности он ещё не чувствовал.
"Дон Кихот между тем начинал тяготиться той праздною жизнью, какую он вёл в замке; он полагал, что с его стороны это большой грех — предаваясь лени и бездействию, проводить дни в бесконечных пирах и развлечениях, которые для него, как для странствующего рыцаря, устраивались хозяевами, и склонен был думать, что за бездействие и праздность господь с него строго взыщет, — вот почему в один прекрасный день он попросил у их светлостей позволения уехать." (Ч.2 гл.42)
А Санчо Панса к этому времени тоже из собственных размышлений решил отказаться от губернаторства, — недаром они с Дон Кихотом родственные души.
"- Нужно было раньше думать! — отрезал Санчо (обращаясь к придворным и доктору). — Я скорее превращусь в турка, чем отменю свой отъезд. Хорошенького понемножку. Клянусь богом, я и здесь, у вас, не останусь губернатором и никакого другого губернаторства не приму, хоть бы мне его на блюде поднесли, и это так же верно, как то, что на небо без крыльев не полетишь. Я из рода Панса, а Панса, все до одного, упрямцы, и если кто из нас сказал: "Нечет", хотя бы на самом деле был чёт, так всему свету назло и поставит на своём: нечет, да и только. Дальше постели ног не вытягивай, а теперь дайте мне дорогу: час-то ведь поздний." (Ч.2 гл.40)
Сервантес в словах своих главных героев высказал своё отношение к свободе и славе.
Санчо Панса, уходя с губернаторства, сказал: "Дайте дорогу, государи мои! Дозвольте мне вернуться к прежней моей свободе. Я не рождён быть губернатором и защищать острова и города от вторжения вражеских полчищ. Я куда лучше умею пахать и копать землю, подрезывать и отсаживать виноград, нежели издавать законы, оборонять провинции и королевства. Каждый должен заниматься тем делом, для которого он рождён. ...И предпочитаю в летнее время развалиться под дубом, а в зимнюю пору накрываться шкурой барана, но только знать, что ты сам себе господин, нежели под ярмом губернаторства спать на голландского полотна простынях и носить собольи меха." (Ч.2 гл.40)
Дон Кихот, выехав из замка в открытое поле, "почувствовал себя в своей стихии, почувствовал, что у него вновь явились душевные силы для того, чтобы продолжать дело рыцарства, и тут он повернулся лицом к Санчо и сказал:
- Свобода, Санчо, есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает на людей; с нею не могут сравниться никакие сокровища... Блажен тот, кому небо посылает кусок хлеба, за который он никого не обязан благодарить, кроме самого неба!" (Ч.2 гл.42)
Друзьям после стольких неудачных попыток удалось вернуть Дон Кихота домой, — как они думали, надолго. Но они не предложили ему, да и не могли предложить иного пути для действия, поскольку не понимали его устремлений. У каждого из них было своё дело, которых им было достаточно. А у Дон Кихота не осталось на земле поля действия, где он мог бы себя применить. Не имея возможности действовать, он начал обдумывать то, что сделал за всё время, начиная от знакомства с рыцарскими романами и постепенно понял, что все его свершения были далеко не такими значительными, как он полагал и как он стремился, затем пришёл к выводу, что они были никому не нужны. После таких выводов стремиться идти прежним путём он не мог, а жить так, как он жил до встречи с романами, он уже давно не мог, нового пути он не видел, и никто ему в этом не мог помочь, — и он ушёл. Опять ушёл в другой мир, только уже в совсем другой.
О Дон Кихоте и Санчо Пансе можно было бы ещё много сказать, но за один раз всего, что вложил Сервантес в свою книгу, не охватить.
Написано с 29 марта по 5 апреля 2012 года