– Ваша фамилия, имя, отчество?
– Неудахин Иван Васильевич.
– Год и место рождения?
– Родился я в Москве в 1970 году. Первая судимость за драку – заступился за братишку: обидели его, избили так, что он стал инвалидом. Мне тогда четырнадцать было. Из колонии попытался бежать, когда узнал, что Сергунька не может ходить. За это еще прибавили срок. А потом ворье к рукам прибрали – заманили тем, что деньги на лечение Сергуньке заработаю. Но вместо этого схлопотал срок на целую десятку: повесили на меня одного жмурика, а я не убивал, я на стреме стоял во время кражи.
В колонии попал в одну камеру с Горчаковым, потом тот вышел на свободу, а через несколько лет вернулся туда вместе с Зубовым. Разыскали меня и взяли в свою камеру.
Мать все эти годы подавала на пересмотр дела, но все было бесполезно. А эти двое такую петицию накатали и выиграли – срок мне скостили, и даже получилось, что я два года лишних просидел. Они все потешались надо мной, что, мол, при следующей отсидке зачтется.
– Какое задание они вам дали? Через кого вы его получили? Вы же в это время были в Москве, так? – спросил генерал замолчавшего Воротилу.
– Да, так. Меня разыскал Портной. Дал адреса, куда ехать – мы должны были доставить багаж, взрывчатку в мешках. А остальное задание получить на месте при сдаче груза. Багаж доставили. Не доезжая до города, сошли на полустанке, где нас ожидал хозяин груза.
– А на чье имя был груз?
– Получатель – оптовая база «Альбион». А встретил нас и забрал документы представитель этой базы Михрютин.
– Подожди, подожди, – остановил его Пашков, – дай обмозговать. Базы этой уже не существует, а груз в ее адрес продолжает поступать. Так, есть над чем поразмышлять. – А кто еще был с Михрютиным?
– Еще в машине сидел интеллигентный такой мужчина с бородкой клинышком, в очках. Михрютин называл его Александром Васильевичем и обращался к нему с подобострастием и с некоторой долей страха. Похоже, что именно этот интеллигент был за главного. Именно он дал нам номер телефона Семкина и приказал ехать в Беседино и связаться с Максимовым из отдела снабжения «Циркона».
– Для какой цели вы должны были с ним встретиться? – Пашков пристально смотрел на Воротилу, который как будто освобождался от тяжкого груза, давившего на его плечи. Голос его становился все уверенней.
– Нам дали совместное задание провести ряд взрывов: Максимов – на территории «Циркона», а мы в общежитии и в клубе. Как сказал этот Александр Васильевич – для устрашения, чтобы рабочие разбежались. Еще надо было связаться с Хлебниковым, чаще встречаться с ним при свидетелях. Взрывы были назначены на завтра.
– На завтра? – уточнил генерал и посмотрел на часы.
– Да. В субботу Михрютин вызвал нас к Иван-озеру и приказал убрать двух москвичей, которые доложили Семкину о нашем прибытии, но потеряли наш след и просили помощи от него.
– А вы в дороге не заметили слежки за собой? – генерал смотрел на Неудахина и думал, что очень часто в жизни фамилия, имя человека являются ключом в его судьбе. Вот сидит перед ним громила с глазами доверчивого ребенка, а судьба изломана, не удалась. Жизнь – неудаха.
– Я заметил их, когда мы собрались выходить, но Портному не сказал: он очень жесток и быстр на расправу, – Неудахин смахивал рукой обильный пот со своего крупного лица, – в комнате было душно.
Пашков увидел в шкафу бумажные салфетки и подал несколько штук Воротиле. Тот с благодарностью взял.
– Какую роль в проведении взрывов отводили непосредственно вам? – Пашков все чаще посматривал на часы, он в уме подсчитывал, когда Борисов должен подъехать в Беседино.
– В зоне на рудниках я работал с подрывниками: бурил шурфы, закладывал взрывчатку. Мне там начальство доверяло, – Воротила вздохнул с сожалением.
– А почему вы здесь не обратились в милицию? Я чувствую, что вам не очень хотелось совершать диверсию. Или я ошибаюсь? – усомнился генерал.
– А к кому обращаться? – с наивным удивлением спросил в свою очередь Неудахин. – Если Семкин сидит в УФСБ, а Михрютин в думе, то, может быть, у вас вся власть преступная?
– А откуда вы узнали, что Михрютин – депутат городской думы? – Пашков закашлялся с досады, что о его родной милиции бытует такое мнение.
– Он сам сказал. Этот напыщенный Павиан, мне кажется, на каждом углу и всем подряд, и где надо, и где не надо трубит об этом, – усмехнулся Воротила.
– Он не называл еще никаких фамилий?
– Нет.
– А где вы остановились? В гостинице?
– У Колокольцевой.
– Кто вас к ней определил? Михрютин? Какие у них отношения? Какой она человек? – Пашков спрашивал, а сам думал о том, что в деле Волкодава было много просчетов – вот и Колокольцеву даже как свидетеля не вызывали на допрос.
– Ее адрес мне дал Зубов – на всякий непредвиденный случай. А на полустанке уже Михрютин назвал его. Он сам и привез нас к ней. Я заметил, что Михрютин близко с ней знаком. И как мне показалось, что она очень хитрая и жестокая женщина, очень завистливая. А вообще-то она – несчастный, одинокий человек, – неожиданно сделал заключение Воротила.
Владимир Петрович заметил, что Артист слушает Неудахина с особым вниманием. Он подошел к нему и положил руку на плечо.
– Петр Иванович, а у вас нет желания встретиться с Колокольцевой, побеседовать с ней? Нас интересует Зубов. Мы так и не смогли раскрыть его, как иностранного агента. Может быть, в простом разговоре вам удастся что-то уловить. Ну, как, решитесь на такой шаг? – генерал выжидательно смотрел на Артиста.
– Я подумаю, может быть, и решусь, – смущенно ответил Петр. Он не ожидал такого предложения. Это поручение для него означало полное доверие ему. Его сердце было переполнено целой гаммой чувств: обидой, что вся жизнь перевернулась и пошла не тем путем, о котором он мечтал с детства. Гордостью, что с ним разговаривают как с равным. И, наконец, надеждой, что жизнь может наладиться, и ему удастся воспитать Наташиного ребенка не как сына Горчакова – Волкодава, а как внука капитана Хлебникова, их отца.
– Вот и добре, подумайте, – генерал был доволен ответом, он не любил скоропалительных обещаний, которые, как правило, не выполняются.
Воротила заерзал на стуле и неотрывно смотрел на Пашкова, который, заметив это, спросил:
– Вы что-то хотите сказать, Неудахин?
– Да. В клубе и общежитии взрывов не будет, – выпалил он и облегченно вздохнул.
– Потому что вас арестовали, да? Но это могут поручить кому-то другому, – с сожалением констатировал Пашков. – И еще остается главный взрыв – на территории предприятия.
– Не потому, что нас арестовали, а потому, что я взрывчатку уложил таким манером, когда она может пролежать и десять лет, но не взорвется. Мне на руднике ребята – подрывники показали такой секрет. Как они говорили, «вдруг пригодится, когда против воли будут заставлять взрывать». Как в воду глядели – пригодилось, – Воротила был очень доволен собой.
– Если это так, то уже легче. Остается один Максимов, – голос генерала повеселел. Он набрал номер директора «Циркона». Ответил секретарь.