Красная змея. рассказ о жизни в израиле

Леонид Вейцель
КРАСНАЯ ЗМЕЯ

В автобусе было жарко. Люди уплывали от жары в сон: кто-то дремал, прислонившись к горячему окну, а кто-то свесил голову на грудь, тихо сопя, пуская слюни, и, лишь когда водитель авто-буса резко тормозил на поворотах тесных иерусалимских улочек, все заснувшие в этом красном аквариуме вздрагивали и просыпа-лись, чтобы через мгновение опять заснуть. Красная змея – а именно так выглядел снаружи этот длинный автобус, выкрашен-ный в красный цвет и торжественно извивающийся в иерусалим-ском лабиринте, – зашипела и с визгом застыла на остановке шук Махане Егуда, что в переводе с иврита означает «рынок лагеря Егуды».
Из этого лагеря, насквозь провонявшего гнилыми фруктами и овощами, слышатся громкие крики еврейских и арабских торгов-цев. Они кричат и с вожделением смотрят на красивых женщин с тяжелыми сумками и на ещё более красивых женщин, тех, что, не будучи пока нагруженными, как бабочки, порхают между при-лавками. Зазывая тех и других, они без устали восторгаются сво-им товаром. «Какие сладкие дыни!» – кричит торговец, глядя на колыхающиеся груди покупательницы. «Арбузы, самые большие арбузы, самые лучшие арбузы!» – кричит его сосед, не сводя мас-ляных глазок с пробегающей мимо крашеной блондинки. Жен-щины исчезают в проулках, небольших грязноватых улицах, в которые перетекает рынок.
…Новые пассажиры атаковали автобус, как отряд муравьев, напавший на гусеницу. Груженные с двух сторон сумками люди протискивались в автобус и лихорадочно вертели головами в по-исках свободного места. То и дело звучало зычное слово «рэга», означающее еврейское «подожди». Одетый в ярко-синюю рубаху водитель автобуса, уставший от жары и серпантина иерусалим-ских дорог, смотрел на всё инфантильно и равнодушно. «Води-тель, включи мазган!» – едва усевшись, заорали с разных концов автобуса пассажиры. «Жарко, нечем дышать! – яростно приводи-ли они свои доводы. – Что за наглость!» Не говоря ни слова, во-дитель включил мазган, означающий в переводе с иврита вовсе не мозги, а кондиционер, и автобус медленно тронулся в путь.
На некоторое время в автобусе воцарилась относительная ти-шина.
– Изя! – прорезал шум кондиционера громкий старческий го-лос.
Начавшие дремать пассажиры вздрогнули. Голос был направ-лен к бодрому одетому во все белое старичку, который стоял по-среди салона и одной рукой крепко сжимал сумку, а второй цепко держался за поручни.
– Изя, – заверещала старуха с ярко накрашенными губами, – иди сюда, тут есть свободное место.
Бодрый старичок сел рядом с ней.
– Изя, ты меня вспомнил? – пронзительно спросила старуха.
Старик напряг морщины на своем лице, стараясь что-то при-помнить. Наконец он выдавил из себя:
– Нет.
В эту минуту автобус затормозил.
– А я тебя помню, – продолжала старуха, – ты жил в гостинице вместе со второй твоей женой.
– Ну, извини, – хмыкнул дед.
Он извинялся перед нею, наверное, за то, что не приметил ее и не взял себе в жёны.
– А ты помнишь Сару? – спросила его старуха.
– Ну… – неопределенно промычал дед.
– Сара сейчас в доме престарелых, а Фира с детьми и внуками уехала в Канаду.
– Ну… – лицо старика, похожее на необтесанное полено, не выражало никаких эмоций.
– Изя, сколько вам лет? – старуха со сморщенным накрашен-ным лицом, похожим на печеное яблоко, не унималась. – Изя, те-бе больше восьмидесяти?
Старику явно не хотелось отвечать на этот вопрос, он завертел головой по сторонам, но старуха назойливо повторила вопрос.
– Да, чуть больше восьмидесяти, – признался дед.
– Я вас моложе, – растянулось в улыбке яркое личико старухи.
Разговор как-то сам собой прекратился, они сидели молча, ста-рик и старуха, и каждый из них тупо смотрел перед собой.
– Изя, а у меня есть два сына – один в Америке, другой в Гер-мании, я к ним обоим ездила в гости.
– Ну, даешь! – гоготнул дед, удивляясь, наверное, прыткости своей соседки.
– А в Израиле я одна, – сказала старуха.
Автобус плавно остановился возле остановки и с шипением открыл двери.
– Ну, будь здорова, – сказал дед, быстро встал и ринулся к две-рям.
Заснувшие пассажиры на минуту проснулись, чтобы посмот-реть, не проехали ли они свою остановку.
Неугомонная старуха, увидев в окне дом престарелых, обрати-лась к сидевшей через проход от нее израильтянке:
– Хостель?
Израильтянка с растрепанными волосами красного цвета с не-навистью взглянула на спрашивающую, потом, чуть подумав и решив сделать одолжение, промычала: «Кен», что на иврите оз-начает «да».
Старуха не успокоилась и переключила свое внимание на только что проснувшегося мужика:
– Русит, ты русит?
– Чего она от меня хочет? – спросил помятый мужик на иврите красноволосую израильтянку.
– Не обращай внимания на эту ненормальную, ей просто хо-чется с кем-то потрепаться. Сначала она донимала деда, потом меня, а теперь тебя. Сделай вид, что ничего не слышишь.
Автобус, петляя по улочкам, приближался к своей конечной остановке. Старуха с ярко накрашенными губами, так ни с кем толком и не поговорившая, молча смотрела в окно.