Легкий прохладный ветерок проникал в комнату через форточку и, весело играясь с сигаретным дымом, уносил его обратно в ночную уличную тьму. Джессика повертела в руках мобильный телефон, окинула его сиротливым взглядом, отложила в сторону и протяжно вздохнула:
- Какая бесполезная вещь этот телефон, когда ты безнадежно одинок. Нет, конечно, в моих же силах все исправить: попросить у друзей прощения и вернуть их, начать посещать общие тусовки, и вести социально-насыщенный образ жизни. Все так просто, но в то же время, очень тяжело.
Пепел соскользнул с кончика сигареты и плавно опустился на пол. Неприятно-то как. Сейчас придет Тина и устроит лекцию о вреде курения и о наличии антисанитарных условий жизни. Джессика поморщилась, опустила с кресла ногу и протерла ею пол. Так лучше. Быстро и незаметно.
***
- Тина, почему все люди лгут?
Тина села на пол возле кресла и внимательно смотрела на меня снизу вверх. Брови сдвинуты, губы сжаты в тонкую полоску.
- Наверное, потому, что ложь помогает чувствовать наших близких себя спокойнее. Если бы мы всегда говорили правду, то в наших отношениях, и в жизни в целом происходило бы ссор гораздо больше, чем мы наблюдаем сейчас.
- Но ложь, нагроможденная одна на другую, причиняет настолько сильную боль тому, кто узнаёт правду, что он теряет доверие, веру в людей и какую-либо надежду в будущем обрести близкого надежного человека.
- Заметь, ты сама сказала: «…когда узнает правду». Какой бы ложь не была, чем бы не мотивирована, боль причиняет именно Правда. Пока ты веришь лживому человеку, пока не проверяешь искренность его слов, тебе хорошо с ним и ты ему доверяешь. Но стоит закрасться в твоей душе сомнению, как тут же все летит в тар-та-ра-ры! Ты начинаешь проверять, выискивать подтверждение своим мыслям и, когда находишь эту Правду, то в твоем сердце образовываются новые кровоточащие раны. И ты либо делаешь вид, что ничего не знаешь и поддерживаешь Ложь, либо погибаешь от душевных мук.
- Это отвратительно! Зачем вообще тогда такие отношения, построенные изначально далеко не на искренности?
Тина встала, облокотилась о ручки кресла и наклонилась ко мне - близко-близко. Я чувствовала на своем лице ее обжигающее дыхание, смотрела в самые глубины глаз и терялась в их тьме.
- Ты сама еще та лгунья. Почему бы тебе не признаться мне в том, что ты сделала за несколько минут до моего прихода?
- Ничего не делала. Курила, смотрела в окно и размышляла о смысле лживых взаимоотношений…
- И стряхивала пепел на пол. А потом махнула ногой и затолкала эту грязь под кресло. Не этим ли ты занималась?
- Эй, ты следила за мной!
- А ты только что солгала мне… Вопрос, зачем?
Щеки и уши начали гореть. Опускаю стыдливо глаза и пытаюсь что-то проблеять в оправдание. Не получается.
- Джесс… Нами движет чаще всего два мотива: либо страх, либо желание уберечь близкого человека от боли. И иногда, действительно, приходится блефовать, не раскрывая всех карт. Не потому, что люди плохие, а потому что, наоборот, стараются сделать как можно лучше.
Мы молчаливо сидели в темноте, прислушиваясь к отдаленным звукам улицы: тихое шуршание листьев дерева, горланящая песни молодежь, плач ребенка, лай и завывание бродячих собак. Каждый живет в своем ритме…
- Тина…
- М?
- Ты будешь со мной до конца? Чего бы я ни делала, чего бы не сказала, ты не бросишь меня?
- Нет.
- Никогда-никогда?
- Никогда-никогда.
Тина протянула ко мне руки и прижала к себе, нежно целуя в висок. Ее пальцы вырисовывали на ладони какие-то невидимые моему взору письмена: плавно, спокойно, беспечно.
- Я ведь вовсе не мизантроп и люблю их всех, - всех до единого. Невзирая на их заморочки, какие-то особенности характера. Каждый по-своему прекрасен и интересен. Я люблю их! Понимаешь? – Тина кивнула, выжидая.
- И ты права. Я лгунья и вынуждена постоянно обманывать. Делаю вид, что они мне безразличны, довожу до белого каления, отталкиваю, насмехаюсь, создаю образ холодной, меркантильной сволочи. И они верят, заглатывают наживку. А потом, униженные и оскорбленные уходят, хлопая громко дверью. Они верят в то, что я самая настоящая сука.
Только они не знают, как мне хочется выбежать вслед за ними, упасть к ногам и просить прощения. Плакать, умолять остаться, побыть со мной и никуда не уходить. Они не слышат как внутри меня все кричит о помощи. Они не знают, для чего это делается. Я сама уже не понимаю, зачем это...
- Ты защищаешь их от боли и ненужных переживаний.
- Да, но какой ценой? Они ненавидят меня, презирают, думают, что я больная на голову.
- Помнишь? - Ложь во спасение. Представь себя на их месте. Каково тебе было бы узнать, что твой близкий и родной человек не имеет будущего? Что однажды его просто не станет. Рано…. Слишком рано его не станет. Чтобы ты делала? Уверена, ты захотела бы ему помочь: советами, действиями, материально.
А теперь представь: ты осознаешь, что не можешь помочь. Что чтобы ты не предпринимала, - это не помогает. Ты наблюдаешь как он угасает… день за днем… слабеет, пытается держаться на плаву, измученно улыбается и сжимает зубы, едва сдерживая стоны от боли, раздирающей его плоть. Это мучение и для тебя и для него. Кому это нужно? Никому.
- Тина… Они не простят мне того, что я не дала им выбрать – быть рядом или уйти. Я сама решила за них как лучше.
- Они поймут… со временем.
Тина посмотрела на часы, нахмурилась и пробурчала:
- Знаешь такую поговорку: обезболивающая инъекция – самый лучший хранитель сновидений?
- Нет, - весело улыбнулась я, слегка наморщив нос.
- Теперь знаешь. Разворачивайся. Пора поговорку на деле применить.