НАТАЛЬЯ ВАНИНА - http://proza.ru/avtor/litania - ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ ПОВЕСТЕЙ И РОМАНОВ 6 МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
новая редакция
Эта книга - продолжение романа "Призвать Бездну"
После описываемых там событий прошло полтора года
ПРОЛОГ
- Ты точно одна справишься? – Олег с сомненьем посмотрел на покосившийся дом, притулившийся в самом конце огромного, заросшего бурьяном участка. Когда-то покрашенные в ядовито-зеленый цвет бревна выцвели на солнце. Краска местами облупилась, обнажив серое от времени дерево. Ступеньки крыльца прогнили и провалились внутрь, на печной трубе красовалось большое воронье гнездо. Его обитатель с возмущенным карканьем кружил над крышей, не теряя надежды выгнать нарушителей спокойствия с доселе принадлежавшей ему территории. Перед крыльцом вольготно раскинул широкие белые зонтики тысячелистник. В зарослях травы монотонно стрекотали кузнечики, невидимая пичуга тинькала среди густых яблоневых веток.
Светлана вытерла вспотевший от жары лоб и поудобнее перехватила спящую Валю. Четырехчасовая дорога вымотала обеих, но если годовалый ребенок с чистой душой мог заснуть на руках у матери, то Светлана не могла позволить себе подобную роскошь. Предстояло навести в доме хоть какой-то порядок, убраться, разложить вещи, приготовить Валюшке еду. Тогда к вечеру она будет валиться с ног от усталости и на собственные горькие мысли банально не останется времени.
Последние несколько месяцев Светлане хотелось вычеркнуть из памяти как дурной сон – тяжелый развод довел молодую женщину до грани нервного истощения. Бывший муж не скупился на телефонные звонки с угрозами, поджидал у подъезда, чтобы в очередной раз бросить в лицо слова, пропитанные злобой и дешевой сивухой о том, какая она, Светлана Лисина, бессердечная стерва. Слава Богу, все это уже в прошлом. Впереди целое лето вдвоем с дочкой. И не в пыльной, душной Москве, а на свежем воздухе.
Светлана огляделась вокруг, и улыбнулась.
- Олеж, не беспокойся за нас. Этот дом – не такая уж развалюха, каким кажется. Электричество есть, печка тоже, а больше нам ничего и не надо.
- А продукты ты где будешь покупать? – не сдавался Олег. Теперь, когда он воочию увидел, куда привез подругу жены, идея оставить ее тут с девочкой вдвоем на все лето уже не казалось такой удачной.
- В магазине, где же еще. Мы с тобой его проехали, когда заворачивали сюда.
- Не знаю… - Олег покачал головой. – Как-то уж больно глухо здесь. Дом на отшибе стоит, до ближайшего города семь верст и все лесом. Упаси Господь что – ведь не докричишься!
Светлана беспечно махнула рукой.
- Да брось, ерунда какая! Я же здесь каждое лето раньше проводила, всех знаю. Не пропадем! И потом, здесь места особенные.
- Это чем же?
- Сложно сказать. Здесь дышится легче, проблемы уходят. А мне сейчас очень нужно, чтобы проблемы ушли.
Олег смущенно крякнул и опустил глаза. От жены он знал все подробности Светланиной истории с разводом, и до сих пор не переставал изумляться, как ее вообще угораздило выйти замуж за такого придурка, как Петр. Говорят, конечно, что любовь зла, но не до такой же степени! Только неисправимая альтруистка, вроде Светланы, могла искренне верить в то, что ответственность за жену и ребенка заставит бросить пить ее непутевого муженька.
Валюшка завозилась у матери на плече, подняла растрепанную, темноволосую головку и, сладко зевнув, снова уткнулась носом в Светланину шею. Та тихонько погладила дочь по спинке и вполголоса произнесла:
- Олеж, поверь, это сейчас наилучший вариант. Спасибо тебе огромное, что привез нас. Ты поезжай, Галка наверняка заждалась уже. Все будет замечательно, не волнуйся.
Через полчаса, выгрузив из машины вещи и занеся их в дом, Олег помахал весело хохочущей Валюшке и вырулил на проселочную дорогу. Светлана осталась одна.
Дел было действительно невпроворот: в последний раз она была в Камнищах лет восемь назад и запустение, царившее в доме, по своему размаху было сравнимо разве что с Мамаевым нашествием. До самого вечера она мыла, чистила, убирала, раскладывала вещи, попутно отлавливая вездесущего ребенка то на лестнице, ведущей на чердак, то на ветхом крыльце, то в ведре с мыльной водой. Наконец, когда над домом сгустились сумерки, а Валюшка, утомившись, уснула на старой, скрипучей постели, чему-то улыбаясь во сне, Светлана без сил опустилась на стул возле окна и уронила голову на руки. Хотелось заснуть, не вставая с места. Ноги и руки гудели, с непривычки болела спина, но усталость была приятной. По крайней мере, эту ночь она будет спать крепко, без кошмаров.
За окном было темно и тихо. Луна призрачным, серебристо-молочным светом заливала двор, вырисовывая причудливые тени от густых яблоневых веток.
Внезапно Светлане показалось, что одна из теней шевельнулась. Немного, но достаточно для того, чтобы движение привлекло внимание – словно темная масса, застывшая под деревом, переместилась на шаг ближе к дому. Нахмурившись, Светлана пристально вгляделась в тускло освещенный угол участка. Нет, ничего. Видно, просто почудилось от усталости. Она уже хотела отвести глаза, как тень шевельнулась снова. Секунду помедлила и стремительно бросилась в сторону окна. Ночная тьма, обретя колеблющуюся, неясную форму, черным сгустком метнулась в распахнутую форточку и скользящим движением перетекла на дощатый пол напротив застывшей от ужаса молодой женщины.
«Валя…» – было последнее, о чем успела подумать Светлана.
Глава 1
- Твою дивизию!!!
Грохот в прихожей, собачий визг и последовавший за ним гневный вопль, выдернули меня из сладкой полуденной дремы, словно ушат ледяной воды. Через секунду сверху обрушилось что-то тяжелое и отчаянно заскребло лапами в надежде забиться между мной и стенкой.
- Пошел вон! – возмутилась я, спихивая с себя собаку, чей вес лишь на пару килограмм отличался от моего.
Не найдя искомой поддержки, Рей спрыгнул с кровати и исчез в гостиной, чудесным образом всосавшись в узкую щель между диваном и креслом.
В комнату, прихрамывая, зашел Сергей. Глядя на его горящее возмущением лицо, я не выдержала и расхохоталась. Не нужно было гадать, чтобы понять, что произошло: спасаясь от адской жары, неожиданно накрывшей Москву, Рей выбрал единственное место в квартире, где ощущался хотя бы легкий сквозняк – у входной двери. И естественно, вернувшийся из магазина Сергей, не заметил в полумраке пса и со всего маху наступил на него, едва не сломав себе ногу и попутно чуть не оставив собаку без хвоста.
- Смешно, да? – мрачно поинтересовался он, плюхаясь рядом и растирая лодыжку.
- Н-нет, что ты! – еле выдавила я, отчаянно пытаясь справиться с душившим смехом.
Попытка провалилась, и Сергей, бросив укоризненный взгляд, поднялся и демонстративно хромая, вышел из комнаты. В коридоре зашуршали пакеты. Мучимая раскаянием, я всунула ноги в шлепанцы и последовала за ним. С видом оскорбленной добродетели, тот выкладывал на стол купленные продукты – квас, огурцы, зеленый лук и колбасу для окрошки. По такой жаре мысли о чем-то более существенном, а тем паче – горячем, вызывали приступ дурноты.
Все-таки нет ничего хуже, чем находиться летом в городе. Бетонные стены раскаляются на солнце, плавится асфальт, воздух, пропитанный выхлопными газами, обжигает легкие при каждом вдохе. Даже ночь не приносит облегчения – разогретый за день камень начинает отдавать накопленное тепло.
Мы догуливали последние дни отпуска, только два дня назад вернувшись домой с Мальты. Десять дней на маленьком, продуваемом всеми ветрами острове в Средиземном море, уже казались далекой сказкой, затерявшейся в воспоминаниях под наплывом горячечного жара родного мегаполиса. Об отдыхе напоминал только шоколадный загар, покрывавший Сергея, да мой красный нос, с которого до сих пор клочьями слезала кожа.
- Ты что и вправду обиделся? – спросила я, глядя, как он молча запихивает продукты в холодильник.
Сергей отрицательно качнул головой, сражаясь с бутылкой кваса. Она категорически отказывалась умещаться в морозилке, забитой оказавшимся не нужным мясом.
- А чего ты тогда такой мрачный, как будто это тебе на хвост наступили?
Я забрала у него бутылку и, потеснив грудинку, пристроила ее у стенки морозильной камеры. Вырвавшийся из ледяных недр воздух, вызывал желание забраться внутрь целиком и закрыть за собой дверцу.
- Мама звонила. Хотела напомнить, что в субботу ждет нас у себя на дне рождения. Обоих.
Я вздрогнула. Приглашение было озвучено еще до нашего отъезда, но я трусливо надеялась, что все как-то забудется или рассосется само собой. Знакомиться с родителями Сергея я боялась до дрожи в коленках, причем объяснить причину этого феномена не могла даже самой себе – то ли боялась прийтись не ко двору, то ли сами понятия «семья» и «родители» стали для меня просто отзвуком из далекого прошлого, чем-то, что есть у других, но не может быть у меня. Не знаю. Но в любом случае при мысли об этом знакомстве меня бросало в жар.
- Сереж, а может я это… дома останусь, а? – спросила я, проникновенно заглядывая ему в глаза. – А ты сходишь, посидишь там, сколько надо…
Он молча отвернулся к мойке, достал из пакета зеленый лук и начал промывать его под струей холодной воды.
- Ну что? – не выдержала я, не дождавшись ответа.
Лук полетел в раковину. Сергей обернулся, и я с изумлением увидела, что он едва не дымится от злости.
- Мы живем вместе полтора года, - процедил он сквозь зубы, - и все это время ты каждый раз изобретаешь различные предлоги, чтобы избежать встречи с моими родными. Прошлым летом, когда мама звала нас на день рождения, у тебя неожиданно разболелся живот. На Новый Год ты подцепила странную простуду, как по мановению волшебной палочки исчезнувшую, стоило лишь тебе узнать, что родители решили уехать в пансионат. На Восьмое марта ты подвернула ногу, и я снова выглядел полным идиотом, оправдываясь, почему приехал один. Яна, мне надоел этот маразм!
- Сережа…
- Что «Сережа»?! У матери, между прочим, юбилей! Более того, своим отказом ты вынуждаешь меня сомневаться в том, что я тебе вообще нужен!
- Сережа!!!
- Все, Ян, хватит, – в его голосе внезапно прорезалась усталость, – поступай, как знаешь.
Он схватил висевшее на стуле полотенце, вытер руки и быстрым шагом вышел из кухни.
Да, Славина, похоже, ты попала…
***
В субботу, ровно в три часа дня с букетом цветов я стояла перед входом в квартиру Сережиных родителей, чувствуя себя восходящей на костер великомученицей. Сергей, на удивление быстро успокоившийся после того, как я согласилась поехать вместе с ним, ободряюще мне подмигнул и нажал на кнопку звонка. Я обреченно вздохнула. С той стороны двери раздались быстрые шаги, щелкнул замок, и я поспешно натянула на лицо голливудскую улыбку. Высокая моложавая женщина с короткими темными волосами, пронизанными нитками седины, с серыми, как и у сына, глазами, открыла дверь, мягко улыбнулась и посторонилась, пропуская нас внутрь.
- Ну что же вы встали? Проходите!
- Привет, мам! – Сергей поцеловал пахнущую тонкими цветочными духами щеку. – Поздравляем тебя!
Я молча протянула свой букет. Слова поздравления застряли в горле, словно это не я последние два часа репетировала про себя приветственную речь.
- Спасибо, Яночка! Я очень рада наконец-то познакомиться с тобой.
- С днем рождения, Наталья Владиславовна! – я, наконец, смогла выдавить из себя что-то членораздельное.
Судя по внутренним ощущениям, мое лицо сейчас было цвета хорошо проваренного свекольного борща.
- Спасибо большое! Проходи в комнату, гости уже ждут.
Гости??? Какие гости?! Сергей же уверял, что это чисто семейные посиделки!
Я кинула на него затравленный взгляд, но было уже поздно, приобняв за плечи, Наталья Владиславовна ввела меня в большую комнату, в центре которой красовался уставленный тарелками стол. Оглядевшись по сторонам, я начала всерьез прикидывать, не стоит ли грохнуться в обморок. Десять человек, в разных позах рассредоточившиеся вокруг аппетитно пахнущих блюд, как один замерли и уставились на меня, точно на диковинное животное. В наступившей тишине, Наталья Владиславовна звонко произнесла:
- Внимание! Знакомьтесь, это Яна.
Ну, Вересков, ты у меня получишь!
***
- Значит, вы с Сергушонком вместе работаете?
Очередной вопрос от то ли двоюродной, то ли троюродной тетушки прозвучал именно в тот момент, когда я, прожевав маслину, пыталась решить для себя вопрос, прилично ли будет выплюнуть на тарелку косточку или же нет. И если нет, что мне с ней делать дальше.
На лице родственницы застыла выжидательная улыбка. Град вопросов, сыпавшихся как из рога изобилия, явно не собирался иссякать. Я перекатила косточку поглубже за щеку и скосила глаза вправо. Сергушонок побагровел и сделал вид, что ничего не слышал. Мысленно наметив себе повод для будущих издевательств, я постаралась мило улыбнуться.
- Вместе.
Лаконичность моего ответа, к сожалению, вызвала обратную реакцию, иными словами подвигла на дальнейшие расспросы.
- А где?
Черт возьми, какая разница?!
- В агентстве.
- А…
- Теть Лиз, передай салат, пожалуйста!
Выражение моего лица, видимо, начало не на шутку нервировать Сергея, но родственников было не так-то просто сбить с намеченного курса.
- А какие у вас планы на будущее?
Застонав про себя, я внесла коррективы в план предстоящей мести. Четвертованием он явно не отделается.
- Хотели завтра искупаться съездить, а в понедельник на работу.
От витавшего в воздухе неприкрытого любопытства меня уже ощутимо подташнивало. Проклятая косточка мешалась за щекой, словно попавший в ботинок камень. Со стороны, наверное, казалось, что у меня неожиданно раздулся флюс.
- Я вообще-то не это имела в виду, - мелко засмеялась тетушка.
Массивная грудь, украшенная янтарным ожерельем, заколыхалась, словно студень.
- Я поняла, – как можно более любезно ответила я.
На секунду за столом воцарилась тишина, а потом прозвучал голос моего соседа слева – лысого мужика лет сорока, сильно смахивающего на очкастую кобру.
- Говорят, у вас на работе все сотрудники, как Кашпировский, людей гипнотизируют. Вы тоже этим занимаетесь?
Сергей дернулся и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не успел. С огромным облегчением выплюнув на тарелку осточертевшую косточку, я расплылась в улыбке и посмотрела мужику прямо в глаза.
- А как же! А еще я лечу от энуреза и гадаю по жабьим внутренностям и глазам крысы. Правда, только в полнолуние и только на перекрестке четырех дорог. Иначе не получится. Вас это интересует? Будем лечить или гадать?
Наталья Владиславовна прыснула со смеху. Сергей уткнулся носом в тарелку, подозрительно хрюкая. Сосед покраснел и надулся как индюк. Назревал скандал, но Наталья Владиславовна, справившись с собой, быстро поднялась и произнесла:
- Яна, пойдем на кухню, поможешь мне порезать мясо.
Я выскользнула из-за стола и в нехорошей тишине вышла из комнаты.
Вытащенная из духовки вырезка, украшенная лимонными дольками, истекала ароматным соком. Ловко орудуя ножом, Наталья Владиславовна говорила:
- Ты не сердись на Сережу. Это я уговорила его скрыть от тебя, что у нас планируется широкое застолье. Я просто боялась, что тогда ты точно не приедешь. Не оправдывайся! – пресекла она мои попытки что-то сказать. – Я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Сережа рассказывал мне про твоих родителей. Тебе, наверное, их очень не хватает.
Я молча кивнула. Наталья Владиславовна достала большое блюдо и стала выкладывать на него аккуратно нарезанные куски.
- Тот дядька, наверное, на меня сильно обиделся, - покаянно проговорила я, вдыхая тонкий запах специй, заполнивший кухню.
Теперь, когда перекрестный допрос закончился, мне стало стыдно за свою выходку.
Наталья Владиславовна звонко расхохоталась.
- Саша-то? Так ему и надо, впредь не будет с дурацкими вопросами приставать.
Неожиданно она посерьезнела.
- Я хочу, чтобы ты знала одну вещь. Как мать, я всегда буду благодарна тебе за то, что ты сделала для моего сына. Я видела, каким он вернулся из армии. И как изменился после встречи с тобой. Я не собираюсь лезть в ваши отношения, просто хочу сказать – ты всегда можешь прийти ко мне, если тебе понадобиться помощь.
Окончательно смутившись, я уставилась в пол. Заглянувший на кухню Сергей прервал неловкую паузу.
- Ма, народ требует мяса!
Наталья Владиславовна положила на блюдо последний кусок и, взяв со стола, вышла в коридор.
- О чем вы тут разговаривали? – поинтересовался Сергей, бросая в рот забытую на столе лимонную дольку.
- О тебе… Сергушонок! – мстительно ответила я.
***
- Ну что, не съели тебя? – Сергей с облегчением стянул с себя рубашку и, зажмурившись от наслаждения, встал перед работающим на полную мощность вентилятором. Наступивший вечер не принес избавление от духоты. В квартире, весь день простоявшей с закрытым балконом, можно было смело устраивать сауну.
- Скажи спасибо, что я сама тебя за такую подставу не съела! Мне еще повезло, что твой отец был в командировке, для полного комплекта многочисленного семейства Вересковых не хватало только его. Уйди от вентилятора, продует.
- Не продует. Чего ты злишься, все же нормально прошло. Так бы ты еще неизвестно сколько собиралась ехать.
- Может быть. Но по крайней мере, не чувствовала бы себя персонажем басни Крылова.
- Это каким же?
- Слоном. Которого по улицам водили, «как видно, на показ». Только ленивый не спросил меня про мою родню до седьмого колена и про то, какими я вижу наши дальнейшие отношения.
- А действительно, какими ты их видишь? – не поворачиваясь, спокойно спросил Сергей.
- Господи, Сереж, и ты туда же! Хватит уже надо мной издеваться!
- А я не издеваюсь, я серьезно спрашиваю.
Он, наконец, повернулся ко мне лицом, и я натолкнулась на внимательный взгляд. В нем не было ни тени шутки.
Я растерялась. За те полтора года, что мы жили вместе, я старалась не задумываться о будущем. Мне казалось, что если начать что-то планировать, то хрупкое состояние счастья, в котором я пребывала, пропадет, разобьется, натолкнувшись на желание просчитать свою жизнь на несколько лет вперед. Родители, наверное, тоже планировали состариться вместе.
Лучше уж жить настоящим, так спокойнее.
- Что ты хочешь услышать, Сереж?
Он пожал плечами.
- Дело не в том, что я хочу услышать, а в том, что ты можешь мне сказать.
- А что я могу сказать? Что хочу прожить с тобой долго и счастливо и умереть в один день? Хочу. Но боюсь, что как только приступлю к выполнению этого грандиозного плана, жизнь как всегда внесет свои коррективы. И тем больнее потом будет.
Сергей полез в шкаф, достал оттуда футболку, с сомнением на нее посмотрел и запихнул обратно. Лежавший под столом Рей выразительно засопел, явно сожалея, что не может проделать то же самое со своей мохнатой шкурой. Я напряженно ждала ответа. Наконец, закрыв шкаф, Сергей резюмировал.
- Все с тобой понятно.
- Что же тебе понятно? – невольно переведя дыхание, поинтересовалась я.
Похоже, что обижаться он не собирался.
Сергей усмехнулся – мои мысли он читал как открытую книгу.
- Что ты трусиха. Постой! – остановил он меня, видя, что я готова возмутиться. – Ян, я скажу тебе это один раз, а дальше решай сама. Я тебя люблю. И жизнь свою я хочу прожить рядом с тобой. Короткую или длинную – это уж как Бог даст. Но я хочу, чтобы то время, что мне отпущено, просыпаясь, я видел рядом тебя. У меня по крайне мере хватает смелости в этом признаться. А это подводит нас к тому, что люди по непонятной причине называют браком. Да помолчи ты секунду! – снова не дал он мне раскрыть рта. – Я вижу, что ты боишься и готов подождать, пока этот дурацкий страх выветрится из твоей головы. Просто дай мне знать, когда будешь готова ответить, хорошо?
- Что ответить? – ошарашенная его тирадой, пролепетала я.
- «Да», разумеется! – невозмутимо произнес он. И, свистнув радостно подскочившего Рея, вышел из комнаты.
Я осталась сидеть, как пригвожденная к месту. Что это было? Мне показалось или мне сейчас сделали предложение??? А где же романтическая обстановка? Где искрящийся шампанским бокал? Цветы? Кольцо? Коленопреклоненный Сергей, наконец?! Нет, вечно у меня все не как у людей!
Наутро меня разбудил отчаянный звонок Серегиного сотового. Пока я, со сна не разобравшись, где его искать, бестолково хлопала ладонью по джинсам, звонок замолк, но через несколько секунд затрезвонил снова. Телефон обнаружился на прикроватной тумбочке. Я взглянула на высветившееся на дисплее имя и крикнула:
- Сереж! Тебе мама звонит!
- Ну так возьми трубку! – раздался его голос из ванной. – Я подойду через минуту.
Мысленно чертыхнувшись, я нажала на кнопку приема вызова.
- Доброе утро Наталья Владиславовна, это Яна.
- Яна? – голос на том конце трубки звучал глухо, – ты можешь позвать Сережу к телефону?
- Он в ванной, через минуту освободится. Наталья Владиславовна, - я замялась, но уж больно странный у нее был голос. – У Вас все в порядке?
Она помолчала, а потом тихо произнесла:
- Яна, вы можете сейчас ко мне приехать? Оба?
От неожиданности я чуть не выронила телефон. В комнату, вытирая мокрые волосы, вошел Сергей и, заметив выражение моего лица, требовательно протянул руку к трубке. Я отмахнулась.
- Да, конечно. Мы скоро будем.
Сергей нетерпеливо выхватил мобильник, но связь уже прервалась. Он укоризненно посмотрел на меня.
- Что это было?
- Кабы я знала, – задумчиво протянула я, – твоя мама просит нас приехать. Вдвоем. Прямо сейчас.
Сергей нахмурился.
- Что?..
- Я не знаю, Сереж. Но голос у нее был определенно расстроенный.
Быстрым движением пальцев он снова набрал номер.
- Мам? Что случилось? Кого??? Не может быть! Откуда ты знаешь?.. Понятно. А Валя? Черт! – он растерянно взъерошил все еще мокрые волосы, в результате чего они встали дыбом, напоминая пострадавшего от электрошока ежа. – Ладно, мам, я понял, мы сейчас выезжаем. Держись.
- Что там? – спросила я, когда он нажал на отбой.
- Сегодня утром дочь маминой подруги – Светлана – была обнаружена мертвой у себя на даче, куда она уехала на лето вместе с ребенком. Ребенок, к счастью, жив. Собирайся, Ян, надо ехать.
Глава 2
- Мы дружили со школы – я, Марина Васильева и Алена Лисина...
Несмотря на уткнувшийся в отметку «тридцать пять» столбик термометра, Наталья Владиславовна зябко куталась в шерстяную шаль. Кресло, в котором она сидела, было повернуто спинкой к окну и в полутемной комнате с задернутыми шторами, женщина выглядела потерянной и разом постаревшей. Говорила она, в основном обращаясь ко мне. Сергей накапал в рюмку валокордина, и теперь резкий запах лекарства витал по комнате, стойко ассоциируясь с болезнью и горем.
- Алена пришла к нам в четвертом классе. Она была полной – этакая плюшка с двумя торчавшими в разные стороны жиденькими косичками, да еще и в очках – идеальный объект для травли. Дети жестоки. Порой, комплексы, которые мы получаем от их насмешек, остаются на всю жизнь, калеча психику. Но Алене повезло: она имела все шансы на то, чтобы стать изгоем, но не стала. У нее были мы…
Голос Натальи Владиславовны был мягким, убаюкивающим, голосом прирожденной рассказчицы. Словно выплетаемое тонкое кружево, одна за другой, передо мной начали разворачиваться картины прошлого…
...........Большой, просторный класс, пронизанный лучами осеннего солнца. На стенах висят портреты литературных мэтров – нахмурил тяжелые брови Толстой; высокомерно взирает на расшалившихся детей Лермонтов, тонкие губы из-под щегольских усиков неодобрительно кривятся; печально качает кудрявой головой Пушкин. У доски, стиснув в ладошках новенький ранец, стоит девочка. Две тонкие черные косички, украшенные огромными белыми бантами, торчат в разные стороны, словно вороньи перья. На вздернутом веснушчатом носике криво сидят очки в темной массивной оправе, уродующей лицо. Глаза за толстыми стеклами искажены настолько, что напоминают плавающих в аквариуме рыб. Привычным движением она поправляет очки и продолжает молча стоять, под оценивающими взглядами новых одноклассников.
- Фу-ты, ну-ты! – раздается возглас откуда-то с заднего ряда. Ромка Аветиков, местный заводила, первым реагирует на новенькую. – Ты откуда взялась, жиртресина? С мясокомбината?
Девочка вздрагивает и крепче вцепляется в ранец, словно утопающий в круг. Тишина, воцарившаяся в классе после Ромкиного выкрика, взрывается всеобщим хохотом. Дети смеются, показывая на нее пальцем, до икоты, стуча ладонями по партам и визжа. Мила Красько, некрасивая девочка с косыми, как у зайца, глазами, смеется громче всех – в кои-то веки объектом потехи стала не она.
- С мясокомбината! – повторяет она снова и снова, держась за живот.
А потом хватает со стола пенал и швыряет его в новенькую. Остальные моментально подхватывают. В девочку летят ластики, линейки, карандаши. Кто-то кидает пропитанную мелом тряпку и на темном подоле платья остается грязно-серый отпечаток.
Маргарита Николаевна, классный руководитель заходит в класс как раз в тот момент, когда веселье достигает апогея. Разошедшиеся дети не сразу замечают открывшуюся дверь и застывшую на пороге учительницу: их жертва, даже не пытающаяся прикрыть лицо от летящих предметов, слишком притягательна. Детей объединяет какой-то звериный инстинкт, заставляющий сплотиться против чужака.
- Это что за безобразие?! Ну-ка прекратить! Аветиков, сядь немедленно на место! Фролов, положи учебник на парту! Красько! Как тебе не стыдно, ты же девочка!!!
Дети постепенно затихают. Кто-то пристыжено смотрит в пол, кто-то, наоборот, с вызовом оглядывается по сторонам – плевать я на все хотел! Маргарита Николаевна быстро подходит к девочке и, коснувшись подбородка, аккуратно приподнимает лицо. Мокрые ресницы крепко зажмурены, на щеке – царапина, след от чьей-то метко брошенной линейки. Банты развязались, и концы лент свисают до самого пояса, словно дохлые змеи.
В классе, наконец, наступает полная тишина. Дети начинают осознавать, что дело вышло за рамки обычной хулиганской выходки. Последние смешки стихают, когда Маргарита Николаевна с искаженным от гнева лицом поворачивается к классу.
- Вы звери, а не люди! – Ее голос дрожит от возмущения. – Да-да, звери! Готовы растерзать слабейшего, словно стая шакалов! А еще пионеры! Замечательно начинается учебный год, просто отлично! Ты, ты, ты и ты, - она указывает пальцем на наиболее рьяно участвовавших в скандале детей. – К директору. Немедленно. И чтобы без родителей вы здесь не появлялись, на порог не пущу! Все остальные – дневники на стол. Живо!
Обнимая одной рукой поникшие плечи, она наблюдает, как растет стопка дневников.
- Куда ты хочешь сесть? – наклонившись, сочувственно спрашивает она, когда последний ученик возвращается на место.
Девочка поднимает голову, и учительница поражается недетской серьезности в цепком, оценивающем взгляде. Кто-то под ним смущенно отводит глаза, кто-то злобно смотрит в ответ: получить запись в дневнике за поведение в первый учебный день – гарантированная головомойка от родителей. Девочка оглядывает класс. Свободных мест немного – за третьей партой у окна, в среднем ряду, почти в самом конце, и у стены, на первой парте. Места у окна и в среднем ряду она отбраковывает сразу – рядом с широким подоконником, уставленном цветами, насупившись, сидит вихрастый мальчишка и показывает из-под парты кулак. Не пойдет. В среднем ряду – девочка. Та самая, с косыми глазами, которая первой швырнула в нее пенал. Отпадает. Остается последний вариант. Там тоже девочка – высокая, сероглазая, с темными вьющимися волосами, забранными в пышный конский хвост. На ее лице написано смущение, но она не опускает глаза под ее взглядом. Значит, сюда… ..............
Наталья Владиславовна замолчала, глядя на свои руки. Сергей с изумлением смотрел на нее, очевидно, эту историю он слышал впервые, либо же мать пересказывала ему более отредактированный вариант.
- Вы говорили, вас было трое. – Тихо произнесла я. – Ваша третья подруга тоже была там в тот день?
- Нет, – Наталья Владиславовна, наконец, оторвала глаза от своих ладоней и посмотрела на меня, – она тогда лежала дома с каким-то жутким отравлением. Мы с Маринкой дружили еще с детского сада. Когда появилась Алена, все ожидали, что она станет третьим лишним, но она неожиданно гармонично вписалась в нашу маленькую компанию. С ней всегда было интересно и весело, она ни разу не попыталась перетянуть кого-то из нас на свою сторону, не пыталась вдвоем дружить против третьего. Сначала у меня был жуткий комплекс вины, мне казалось, что она должна меня ненавидеть за ту постыдную выходку, но Алена была удивительным человеком. Очень добрым и не по-детски мудрым. Она никогда, не единым словом не напомнила о том случае, мне даже стало казаться, что его и не было вовсе. Так было спокойнее, совесть не мучила. К Маринке вообще не могло быть никаких претензий, ее и не было в тот злополучный день. Так или иначе, видя, что мы Алену защищаем, остальные от нее отстали. К концу года с ней уже нормально общалась добрая половина класса. А еще через год и оставшаяся половина забыла про то, как кидали в нее ручки и обзывали жиртресиной.
- Вы говорите о ней прошедшем времени, она?..
- Алена умерла восемь лет назад. Инсульт. Сегодня я впервые благодарю за это Бога. Не дай Господь никому пережить собственного ребенка. Тяжелее этого не может быть ничего на свете.
- А отец Светланы жив?
Наталья Владиславовна пожала плечами.
- Честно говоря, понятия не имею. Алена развелась, когда Свете было всего полгода, с тех пор я ничего про него не слышала. Вроде бы, Алена говорила, что алименты он платил исправно, но, насколько я знаю, ни разу не приехал навестить дочь. Печально, но Светлана пошла по такому же сценарию. После смерти Алены мы с Мариной приглядывали за ней, помогали, чем могли, поддерживали. Радовались за нее, когда она вышла замуж. А через некоторое время выяснилось, что ее муж – алкоголик. Светлана унаследовала от матери неискоренимую веру в людей. Она до последнего надеялась, что сможет заставить его бросить пить. Была уверена, что рождение ребенка поможет ему осознать свою ответственность перед семьей.
- Не помогло?
- Какое там! – Наталья Владиславовна горько махнула рукой. – После рождения дочки все только хуже стало. Бессонные ночи, пеленки, детский плач – все это только раздражало ее ненаглядного Петечку. На ребенка он смотрел как на досадную помеху, мешавшую расслабиться и отдохнуть. Орал на нее, пугал до икоты. А однажды ударил. После этого Светлана собрала его вещи и выставила вон. Самое интересное, что он ее потом полгода преследовал, уговаривал вернуться, угрожал, умолял, чего только не делал. Даже на коленях у ее подъезда стоял на двадцатиградусном морозе. Но в этом Светлана тоже пошла в мать – она могла долго терпеть, но если принимала решение, то уже никогда его не меняла. Она ведь на дачу уехала как раз для того, чтобы сменить обстановку, надеялась, что там Петр ее не достанет. Да и ребенка хотелось на свежий воздух вывезти. Мы ее отговаривали, но она была уверена, что справится одна. Она дружила с Марининой дочкой – Ириной, уговорила отвезти их туда, но та в последний момент не смогла. Тогда Светлана договорилась с мужем другой своей приятельницы. И вот, пожалуйста…
- Получается, что больше родственников кроме бывшего мужа, у Светланы нет?
- Нет. Я теперь даже представить себе не могу, что будет с Валюшкой, не отцу же ее отдавать!
- Да, дела… - Сергей встал и прошелся по комнате. – Мам, а почему из милиции позвонили именно тебе?
- Не мне, Ирине. Ее фамилия в Светланином телефоне первая в списке. Ира позвонила матери, а та уже мне.
- И что Ирине сказали? Хотя бы понятно, что случилось? Кто ее убил?
Наталья Владиславовна покачала головой. На ее глаза навернулись слезы, но усилием воли она сдержалась, только прерывисто вздохнула.
- Ничего ей не сказали. Велели приехать на опознание и все. Она как раз должна быть сейчас там. Марина обещала позвонить, когда будет хоть что-то известно.
- А далеко эта дача находится?
- Далеко. Деревня Камнищи, где-то за Тверью. Километров двести пятьдесят от Москвы будет.
- Ну что ж, значит будем ждать звонка, – подвел итог Сергей, удобнее устраиваясь в кресле.
Но телефон так и не зазвонил. Вместо этого раздался требовательный звонок в дверь.
- Господи, кого еще принесло? – пробормотала Наталья Владиславовна, поднимаясь с дивана и направляясь в коридор.
Через секунду там послышались громкие голоса, вернее один голос, с легкостью перекрывший все остальные звуки. Застонав, Сергей схватился за голову.
- Ну все, последний день Помпеи. Это Марина Васильева.
Удивленная его реакцией, я уставилась на возникшую на пороге женщину. Полная, высокая брюнетка, с густыми волосами, уложенными в замысловатый крендель вокруг головы, она, казалось, заняла собой все свободное пространство комнаты. Эмоционально размахивая украшенными сверкающими кольцами руками, в одной из которых был зажат носовой платок, размерами превосходящий корабельный парус, она бросилась на шею сначала Сергею, успевшему только что-то коротко придушенно пискнуть, а потом, отпустив его, устремилась ко мне. Через секунду я оказалась в богатырских объятиях, прижатая носом к мощной груди.
- Господи, горе-то какое! – совершенно искренне всхлипывали у меня над ухом. – Ужас, поверить не могу!
Больше озабоченная катастрофической нехваткой кислорода, нежели печальной судьбой покойной, я изо всех сил пыталась повернуть голову, чтобы сделать вдох, но, приняв попытки глотнуть воздуха за сотрясающие меня рыдания, женщина только благодарно стискивала руки.
- Яночка, спасибо, что вы с Сергунькой приехали Наталью поддержать!
Несмотря на удушье, стремительно грозившее перерасти в летальную асфиксию, я не могла не задаться вопросом, сколько еще у моего ненаглядного таких «милых» прозвищ? Может, стоит начать их коллекционировать?
Волосы быстро намокали под потоком изливавшихся слез. Наконец, когда я уже перестала трепыхаться, окончательно смирившись с перспективой удушения, женщина разжала руки. Не удержавшись на ногах, я рухнула в кресло, где и осталась сидеть, судорожно хватая ртом воздух. Да уж, действительно последний день Помпеи!
Между тем Наталье Владиславовне, судя по всему, привычной к подобному бурному изъявлению эмоций, удалось усадить подругу на диван и даже впихнуть ей в руки чашку с чаем.
- Что ты узнала, Мариш? – спросила она, подождав, пока та немного успокоиться.
Женщина всхлипнула и стиснула чашку так, что побелели пальцы.
- Это Светлана, никаких сомнений. Моя Ирка звонила, рыдала белугой. Говорит, тело изуродовано до неузнаваемости, но лицо не тронуто. Она ее опознала.
Побледнев, Наталья Владиславовна опустилась на диван. Долго сдерживаемые слезы покатились по щекам. Дрожащей рукой она смахивала их, пытаясь восстановить остатки самообладания, но тщетно. Сергей подошел к матери, обнял ее. Она благодарно сжала в ответ его ладонь.
- Что говорят в милиции? – обратился Сергей к Марине.
- Да ни черта не понятно, что они говорят!
Та неожиданно вскочила со своего места и принялась яростно расхаживать по комнате. Я стремительно поджала ноги – утруждать себя тем, чтобы смотреть, куда идет, наша гостья явно не собиралась.
- Мычат что-то невразумительное: ждите, следствие покажет! Какое там к дьяволу следствие? Кто расследовать-то будет?! Местные менты?!?! Не смешите меня! Притянут за уши первую более менее подходящую версию и дело с концом. Они Валюшку Ирине не отдают, вы можете себе представить??? Годовалый ребенок целые сутки без матери в этом жутком месте рядом с кучей дебилов! Это же уму непостижимо!!!
Наталья Владиславовна тихо ахнула.
- Но почему? Где они ее держат?
- Ирка говорит, сидит у какого-то следака в кабинете и ревет не переставая. Ирину увидела – вцепилась мертвой хваткой, аж посинела вся – мама, мама! А эти изверги ей – не имеем права, вы не родственница!
Не выдержав, Марина махнула рукой и снова разрыдалась. Я содрогнулась, представив каково сейчас маленькому ребенку, только что потерявшему мать. Ведь годик всего – не объяснишь, что случилось, что мама больше не придет. Я посмотрела на Сергея. Правильно истолковав мой взгляд, он едва заметно кивнул.
- Мы попробуем помочь с ребенком. Нужно точно знать, что это за район и номер отделения, где они сейчас находятся. Да, и фамилию следователя, который ведет это дело, тоже. Теть Марин, Ирина сможет это выяснить?
- Нет, – неожиданно ответила та.
- Не понял? – удивленно поднял брови Сергей. – А что здесь сложного?
- Да нет, я не об этом. Выяснить-то она выяснит, но я хочу, чтобы вы не только вытащили оттуда девчонку. Я прошу вас заняться этим делом и узнать, что случилось со Светланой. Я оплачу все расходы.
- Но… - растерянно пробормотал Сергей, переводя взгляд с матери на Васильеву.
Марина не дала ему опомниться.
- Считай, что я официально нанимаю вашу фирму или как его – агентство. Ты знаешь, я могу себе это позволить. И не вздумай мне отказывать, ты меня знаешь, я не отвяжусь!
Сергей посмотрел на мать. Наталья Владиславовна подняла на него мокрые от слез глаза. Я поразилась, увидев застывшие в них боль и неуверенность, и что-то еще…страх? Я не могла сказать.
Сергей ждал. Наконец, побледневшие губы прошептали:
- Пожалуйста, сынок! Мне бы тоже этого хотелось.
Сдаваясь, Сергей кивнул головой. Что ж, хотя бы не придется выдумывать повод, чтобы позвонить Гудвину.
***
- Откуда у нее деньги на заказ? – едва мы сели в машину, задала я Сергею вопрос, вертевшийся у меня на языке последние полчаса.
В двух словах изложив шефу ситуацию и, заручившись обещанием попробовать помочь с девочкой, мы, наконец, смогли попрощаться, оставив женщин вдвоем, под присмотром друг друга. Последнее, что я слышала, уходя, это громкий голос Васильевой, на чем свет стоит костерившей ментов.
- Она что, миллионерша?
Сергей усмехнулся.
- Ну что-то вроде того. Ее муж держит небольшой, но довольно доходный ресторан, кстати, недалеко от нашего дома.
- Ничего себе! – возмутилась я. – А почему мы до сих пор там не были? Поели бы на халяву всяких вкусностей!
- Ты губу-то особо не раскатывай, - прервал Сергей мои гастрономические мечтания, – ресторан рыбный.
Меня передернуло. Рыбу я терпеть не могла ни в каком виде. Даже в магазине мимо рыбного отдела всегда старалась пройти ускорив шаг, и при этом не дыша – от одного запаха, исходившего от томящихся на льду тушек, меня начинало подташнивать. Сергея моя нелюбовь к водным обитателям всегда сильно огорчала – сам он рыбу просто обожал, но уговорить меня сделать ее дома было нереально. Особенно после одного памятного обоим случая.
Мы тогда жили вместе всего два месяца, и мне захотелось преподнести любимому приятный сюрприз, приготовив какое-нибудь вкусное рыбное блюдо. В душе ужасаясь собственной смелости и масштабами жертвы, приносимой во имя любви, я пошла в магазин, выбрала там наименее мерзостно выглядевшую тварь – ей оказалась форель – принесла домой и, взяв двумя пальцами за скользкий хвост, глубоко задумалась. Что с ней делать дальше, я не знала. Катька, мой вечный кулинарный консультант, была в отпуске где-то заграницей, дергать ее по такому поводу мне было стыдно, поэтому, вспомнив, что однажды в ресторане Сергей заказывал тушеную в сметане рыбу и не уставал ее нахваливать до тех пор, пока на тарелке не остались одни кости, я решила не мудрствовать лукаво и изобразить то же самое. Вооружившись ножом и стараясь не дышать, я попыталась снять с грустно обвисшей в моих руках страдалицы чешую. Рыба укоризненно взирала выпученными глазами, и чиститься категорически отказывалась. После десяти минут усилий, на ее боках появились нехорошие проплешины, словно кто-то до меня ее пожевал, но счел несъедобной и выплюнул. С одинаковым омерзением мы с форелью смотрели друг на друга.
«Ладно, будет есть – сам почистит», - наконец решила я, оставив попытки освежевать несчастную. Уложила ее на блюдо наименее пострадавшим боком вверх, залила сметаной, посыпала купленными специально для этого случая специями. Подумав немного, кинула сверху пару колечек лука и помидорку – вроде бы тогда, в ресторане, на рыбе виднелось что-то красное – и запихнула в духовку. К тому времени, как Сергей пришел домой, по квартире распространился странный, но довольно приятный запах. Предвкушая радостный восторг и похвалу моим кулинарным талантам, я поставила перед ним тарелку.
Изумление, отразившееся на его лице при виде плавающего в сметане хвоста и страдальчески выпученного глаза, навело меня на мысль, что любимого надо было как-то подготовить. А то от восторга он потерял дар речи.
- Ну как? - прерывая затянувшуюся паузу, скромно спросила я.
Сергей поднял на меня ставшие задумчивыми глаза.
- Я сейчас заплачу, – серьезно произнес он.
Я радостно потупилась. Мой подвиг был не напрасен!
- Честно, мне ее жалко до слез, – между тем, продолжил Сергей, – Янка, ты же изуродовала ее как Бог черепаху! Кто же готовит форель в сметане? Ее надо было просто полить лимонным соком и запечь в фольге. И почему у нее на боках такие лысины? Она что, лишайная?
Мы не разговаривали два дня. Я была оскорблена до глубины души, Сергею, очевидно, тоже не пришелся по вкусу свисающий с ушей рыбий хвост. С тех пор водных обитателей в нашем доме старались всуе не поминать. Ничего удивительного, что он не рассказывал мне про этот ресторан, я бы не пошла туда даже под страхом смертной казни.
- А эта Марина всегда была такой…ммм…эмоциональной? – поинтересовалась я, вспомнив горячие объятия, едва не отправившие меня на тот свет.
- Не всегда. Раньше было еще хуже.
- Куда уж хуже?! – ужаснулась я.
- Поверь мне, есть куда. Десять лет назад она лично поехала бы в эти Камнищи с молотком наперевес, и настучала по головам всем, кто держит там несчастного ребенка. Кстати, – Сергей бросил быстрый взгляд на часы. – Ян, попробуй позвонить Гудвину – сумел он отбить Валюшку или нет?
Телефон шефа был намертво занят: судя по всему, переговоры все еще находились в активной стадии. Сергей тем временем подрулил к подъезду и остановился, не припарковывая машину.
- Вылезай. Рея выведи, ладно?
- А ты куда?
- В магазин быстро заскочу, я ему вчера корм забыл купить.
- Да, старость – не радость, склероз, энурез, - посочувствовала я и, увернувшись, быстро выскочила из салона.
Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда Рей со скоростью курьерского поезда ломанулся в густые кусты сирени, растущие под окнами дома. Затрещали ветки, послышалось утробное рычание и какое-то чавканье. Нажав на кнопку приема вызова, я завертела головой, пытаясь высмотреть в густой зелени своего живоглота. Стоявшая рядом хозяйка американского кокер-спаниеля, пасшегося где-то неподалеку, встревожено вытянула шею. Наши возгласы прозвучали одновременно:
- Тусик! Чего мы там жрем?!
- Рей!!! Кого мы там жрем?!
Телефонная трубка закашлялась.
- Виктор Борисович, одну секундочку! – прокричала я, кинув взгляд на дисплей. – А ну иди сюда, скотина!
Из-за кустов, сжимая в зубах огромную дубину, выломанную из сиреневого куста, виновато виляя хвостом, вышел Рей. За ним, сомкнув челюсти на кончике тащившейся по земле веточки, выволокся спаниель. Его владелица, всплеснув руками, кинулась на помощь. Совместными усилиями хозяйки и кокера веточка оторвалась и в распоряжение Рея поступила дубина целиком. Радостно встряхнувшись, пес поудобнее перехватил ее ближе к середине и радостно умчался в сторону кучковавшихся у песочницы детей.
- Простите, пожалуйста, Виктор Борисович! Слушаю Вас.
Я прижала трубку к уху и перешла на легкую рысь: Рей в лучших традициях собаки Баскервилей, огромными скачками несся вперед. Господи, ну почему этот паршивец совершенно меня не слушается? Был бы здесь Сергей, достаточно было бы одного взмаха рукой, чтобы вернуть собаку на место!
- У тебя там что вообще происходит? – хмуро поинтересовался шеф, озадаченный моим тяжелым дыханием.
- У меня происходит прогулка с собакой, – виновато ответила я, одновременно делая страшное лицо и отчаянно жестикулируя: Рей, добрая душа, счел своим долгом помочь едва начавшему ходить бутузу, одетому в небесно-голубой комбинезончик, добраться до жутко интересующей его глубокой лужи, похоже, единственной во всем дворе. Благодарно визжа, ребенок радостно погрузил руки по локоть в грязь и с неподдельным изумлением уставился на стекавшие по ладошкам черные тягучие капли. Его мамаша с грозными воплями уже бежала наперерез от стоявшей неподалеку лавочки, где до этого спокойно сидела с подружками, лузгая семечки.
- Темочка! – донес до меня ветер ее возмущенный крик. – Уйди оттуда немедленно! Не трогай! Это кака!!!
Абсолютно не разделявший ее мнение ребенок, памперсом чувствуя, что халява сейчас закончится, с утроенной энергией начал размазывать «каку» по себе. Не оставшийся в стороне Рей, слегка подтолкнул его носом и с тихим всплеском и возбужденным «ууух!» малыш плюхнулся на попу ровно в центре лужи. Рей заскакал вокруг, окончательно превращая бутуза в негритенка. Видя лицо приближающейся матери, я сменила направление бега и поспешно спряталась за сиренью.
- Чья это собака??? – огласил двор возбужденный вопль.
- Извините, Виктор Борисович, я Вас внимательно слушаю, – твердо сказала я, повернувшись спиной к месту событий. Сзади послышался треск веток и возбужденное сопение. Рей, сообразив, что хозяйка придумала новую увлекательную игру в прятки, кинулся на поиски. – Вам удалось договориться, чтобы девочку отпустили с Ириной Васильевой?
- Не совсем, - сухо ответил шеф. – Я договорился, чтобы завтра ее привезли в Москву к отцу в сопровождении представителя органов опеки – я с ним немного знаком, мужик нудный, но дело свое знает. До этого момента ваша знакомая может быть рядом с ребенком, никто возражать не будет.
- Виктор Борисович, ее нельзя к отцу! Он алкоголик, он ее бьет – уже были прецеденты, недаром ее мать с ним развелась.
Я говорила и одновременно отпихивала от себя Рея, радостными прыжками извещавшего, что он меня нашел. Державшая под мышкой чумазого, громко возмущавшегося ребенка мамаша, что-то бубнила, обвинительно указывая пальцем в мою сторону.
- Яна, - устало произнес Гудвин, – что ты от меня хочешь? Я и так совершил невозможное. За сорок минут в воскресенье я сумел не только выйти на нужных людей, но и получить хоть какой-то результат. Вы с Сергеем сваливаете на меня совершенно непонятный заказ от каких-то знакомых, у меня нет ни только подписанного контракта, но даже уверенности в том, что его вообще кто-то будет заключать, а ты при всем при этом еще и недовольна, что я вообще хоть что-то сделал! Все, душа моя, имей совесть, в конце концов! На данный момент это все, чем я могу помочь. Завтра в офисе будем разговаривать более предметно.
И он отключился. Вздохнув, я спрятала мобильник в карман. Что ж, по крайней мере, девочка до завтра будет не одна, а с Ириной, это уже хорошо. А завтра мы попробуем что-нибудь придумать. Если, конечно, Марина Васильева действительно не отменит заказ.
Только тут я заметила, что Рея возле моей ноги уже нет. Поискав глазами, я обнаружила пса сидящим у ног только что вышедшего из машины Сергея, нагруженного огромным пакетом с собачьим кормом. Рядом с ним стояла все та же мамаша, что-то возбужденно вещая. Ребенок у нее подмышкой контрапунктом подвывал в особо прочувствованных местах. Рей умильно смотрел на хозяина. Неслышно передвигаясь, я кустами добралась до нашего подъезда, просочилась внутрь и аккуратно прикрыла за собой дверь.
Глава 3 - 4
Заказ Васильева не отменила. Войдя наутро в офис, мы увидели, что дверь кабинета шефа, обычно гостеприимно распахнутая, плотно прикрыта. Это могло означать только одно – у Гудвина был посетитель. Охранник, негодующе качая головой, поведал нам, что в восемь утра офис штурмом взяла какая-то женщина, ломившаяся в дверь, словно стадо бизонов до тех пор, пока ее не впустили. Аргументы, что все сотрудники приходят к девяти, и сейчас там никого нет, ее не волновали. Она дождалась Гудвинова и вместе с ним прошла в кабинет.
Мы с Сергеем переглянулись. Не нужно было смотреть запись в журнале посетителей, чтобы понять, кто у нас сейчас в гостях. Целеустремленность Марины Васильевой вызывала уважение и одновременно пугала. Похоже, что, наметив себе цель, она двигалась ей навстречу как танк, не обращая внимания на мелкие препятствия, вроде начала рабочего дня и отсутствия на месте нужных людей. В душе посочувствовав Гудвину, на чью голову сейчас изливался поток ее эмоций, мы отправились на свои места.
В офисе все было по-прежнему, будто только вчера вечером, уходя, мы закрыли за собой дверь. Все также тихо шушукались над чашками с кофе Лиза с Таней, минутой раньше радостно поздравившие нас с выходом на работу; из полуоткрытой двери программистов как обычно доносились обрывки непонятных фраз и щелканье мышки. Потапыч что-то искал в Интернете, привычно положив на клавиатуру пирожок с капустой. Вышедший из своей комнаты Гарик страдальчески скривился, но промолчал – ругаться на эту тему было абсолютно бесполезно.
- Все как всегда. – Раздался у меня над ухом задумчивый голос. Вздрогнув, я обернулась. Неслышно подошедший Стас улыбнулся и поцеловал меня в щеку. – С возвращением, курортница!
- Привет. – Я крепко обняла его в ответ, в очередной раз поразившись, насколько точно он теперь чувствует мое эмоциональное состояние. Как будто мысли читает. – Рада тебя видеть.
- Я тебя тоже.
Ставшим уже привычным движением, Стас откинул со лба длинную светлую челку. О ранении, едва не стоившем ему жизни, сейчас напоминал только широкий, извилистый шрам над виском, практически полностью скрытый густыми длинными прядями – от короткой стрижки, увы, пришлось отказаться. Новая прическа ему на удивление шла, придавая какой-то бесшабашный мальчишеский вид, имевший, к тому же, огромный успех у женщин.
Только очень немногие знали, что за веселыми шутками и беззаботной улыбкой скрывались восемь месяцев упорной, тяжелой борьбы с собственным телом, когда заново пришлось учиться не только ходить, но даже держать ложку в руке. Вылечившись, Стас предпочитал это время не вспоминать, приложив все усилия, чтобы вычеркнуть из памяти дни, полные боли и отчаяния.
Единственное, что не получалось игнорировать, это установившуюся между нами тесную эмоциональную связь, возникшую после того, как я сумела вернуть его из комы. Стас и раньше легко «читал» меня, лишь дотронувшись до руки, теперь же ему достаточно было находиться со мной в одной комнате, чтобы понять, какое у меня сейчас настроение и о чем я думаю. Вначале я даже не знала, как к этому отнестись, но потом привыкла и научилась ценить, что в моей жизни есть человек, понимающий меня, подчас лучше, чем я сама. Я также подозревала, что Сергей беззастенчиво пользовался этой новой гранью Стасова таланта, особенно в минуты редких, но бурных ссор между нами, но выяснить до конца не пыталась. Пускай.
Тем временем Стас с искренним любопытством разглядывал мой несчастный шелушащийся нос.
- Слушай, Янк, у тебя в роду змей, часом, не было? А то ты, по-моему, кожу сбрасываешь!
- Были, – парировала я, – и, заметь, очень ядовитые. Так что еще один намек – покусаю, и никакое противоядие не спасет.
- Все понял, молчу, – рассмеялся Стас и повернулся в сторону хлопнувшей двери Гудвинова кабинета, – смотри-ка, похоже, у нас новый клиент.
Появившаяся на пороге Марина, энергично трясла руку шефа, выглядевшим усталым и измученным. Попрощавшись, он скрылся в своем кабинете, а Васильева, обведя глазами офис, быстрым шагом направилась в нашу сторону.
- Я обо всем договорилась, – с места в карьер взяла она, – ваш начальник обещал мне, что сделает это дело приоритетным. Через два часа должны привезти Валюшку этому придурочному алкоголику, я хочу, чтобы вы были там и сделали все, чтобы ребенка ему не отдавали. Моя Ирина готова взять ее себе в любой момент. Вот адрес. – Она положила на стол смятую бумажку, на которой скачущими буквами были выведены несколько строк. – Там есть мой телефон, звоните, как только будет что-то ясно. Все, я побежала. У меня еще куча дел.
Она развернулась и действительно практически бегом устремилась в сторону выхода. Округлив глаза, Стас смотрел ей вслед.
- Что это было? – наконец, поинтересовался он, когда входная дверь хлопнула так, что задрожали стекла.
- Новый заказ, - вздохнув, ответил Сергей.
Стас задумчиво покачал головой.
- Что-то он мне заранее не нравится. – И едва слышно добавил, отвечая на мой вопросительный взгляд. – Не люблю приоритетных дел.
***
Звонок внутреннего телефона раздался на моем столе через пятнадцать минут после ухода Васильевой.
- Зайди, пожалуйста, – произнес в трубку голос шефа.
Захватив собой бумажку, оставленную Мариной, я встала и прошла в кабинет.
- Садись. – Кивнул мне на кресло напротив своего стола Гудвин. – Как отдохнули?
- Отлично, спасибо.
Усевшись, я подняла глаза и похолодела. Обычно бодрый и подтянутый Гудвин выглядел изможденным и больным. Морщин на лице стало больше, под глазами появились мешки нехорошего темного цвета, в уголках губ залегли горькие складки. Облокотившись на стол, он рассеянным жестом потирал лоб над левой бровью, словно у него болела голова. Переведя взгляд вниз, я увидела выглядывающую из полуоткрытого ящика стола упаковку таблеток. Заметив, куда я смотрю, Гудвин резким движением вернул ящик на место и вымученно улыбнулся. Я неожиданно поймала себя на мысли, что не могу вспомнить, когда в последний раз видела на лице у шефа искреннюю улыбку, такую, чтобы глаза при этом не оставались пустыми и мертвыми. Общаясь с ним каждый день, мы не замечали изменений – стоило уехать в отпуск, чтобы, вернувшись, осознать, что с шефом творится что-то неладное.
Виктор Борисович взял со стола тонкую пачку бумаг, скрепленную в углу большой канцелярской скрепкой, и передал ее мне.
- Это контракт. Только что подписали с вашей знакомой.
- Не моей. Сергея.
- Неважно. Странная женщина…Энергичная.
Это тоже было непохоже на Гудвина: приняв заказ, он никогда не позволял себе обсуждать заказчика. Что, черт возьми, с ним происходит?
- Поезжайте со Стасом к бывшему мужу убитой. Туда через пару часов должны будут привезти его дочь. Посмотрите по обстановке, действительно ли там все так запущено, что ребенка нельзя с ним оставлять. Заодно аккуратно расспросите на предмет наличия алиби. Заказчице сказали, что убийство произошло в ночь с субботы на воскресенье, в районе часа ночи. Узнайте, где он был в это время и есть ли кто-то, кто сможет это подтвердить. Будут какие-то проблемы, звоните, я подъеду. И попроси Сергея собрать информацию обо всех знакомых этой Светланы, которых он сможет вспомнить. Хорошо?
- Конечно.
- Ну вот и отлично, иди.
Я встала и направилась к выходу.
- Яна! – Возглас Гудвина остановил меня уже в дверях. Перегнувшись через стол, он протягивал бумаги, забытые мной на столе. – Контракт-то возьми, я сделал для тебя копию.
Забирая листы, я нечаянно коснулась его пальцев. Словно обжегшись, Виктор Борисович быстро отдернул руку, едва не порвав верхний лист, и, потеряв равновесие, локтем смахнул со стола письменный набор. Ручки, карандаши, скрепки веером раскатились по ковролину. Нагнувшись, Гудвин дрожащими руками принялся собирать их и складывать обратно на стол.
- Иди, – глухо прозвучал его голос.
Я молча вышла. Перед глазами стояла чернота, нахлынувшая на меня в тот момент, когда я дотронулась до его руки.
***
Петр Володаров, бывший муж Светланы, жил в Химках, в однокомнатной квартире на последнем этаже Хрущевской пятиэтажки. Окружающие дом старые тополя давали густую тень, немного спасая от плавящего асфальт зноя. Под окнами росли какие-то растения с высокими сочными стеблями и яркими, большими, как граммофон, цветами.
- Мальвы, – сказал Стас, заметив, что я с интересом их разглядываю.
- Откуда ты?..
- У матери на даче такие же растут.
Поставив машину рядом с чьим-то гаражом-ракушкой, мы сверились с накарябанным на бумажке адресом, и зашли в тесный, пахнущий кошками подъезд. Поднимаясь пешком на пятый этаж, я с любопытством рассматривала размалеванные надписями стены. На втором этаже какой-то фанат «Спартака» написал название любимой футбольной команды огромными, во всю стену, буквами, украсив их неожиданно милыми завитушками. Третий этаж довел до нашего сведения, что «Лена + Игорь = вечная любовь». Ярко-красное сердце венчало эту надпись, словно жирная точка, поставленная в отношениях. Четвертый этаж оказался самым оригинальным: написанная прописными ярко-фиолетовыми буквами, там красовалась фраза, заставившая Стаса громко заржать. «Ты не пей из унитаза, в нем микробы и зараза! Дерни ручку, воду слей, а потом тогда уж пей!», - гласила она.
- Господи, и ведь не лень людям такое сочинять! – удивленно пробормотала я, пытаясь понять, в каком надо было быть состоянии, чтобы написать подобное.
Стас, между тем, легко преодолел оставшийся пролет и, в последний раз взглянув на бумажку, остановился перед одной из четырех дверей, выглядевшей так, словно по ней долго и со вкусом били ногами.
- Ну что, зайдем или будем ждать, когда привезут девочку? – спросила я.
Стас, которому в дороге я успела рассказать все детали этой истории, прислушался к доносившимся из квартиры звукам.
- Они уже там. – С уверенностью сказал он и надавил на кнопку звонка.
Дверь нам открыла миловидная женщина лет тридцати, неуловимо напоминавшая Марину Васильеву.
- Вы от мамы? – спросила она, внимательно нас разглядывая.
Я кивнула, представляясь.
- Яна.
- Станислав.
- Слава Богу. Проходите. Я – Ирина.
Посторонившись, она позволила нам зайти внутрь. Широкоплечий Стас сразу занял три четверти свободного пространства, вжав меня в вешалку. В плечо больно впился какой-то отросток, меня обдало неприятным запахом слежавшейся одежды. Пробормотав «прости, пожалуйста», Стас попытался подвинуться, но тут же задел головой низко висевший плафон, шарахнулся в сторону и чуть не снес старенький холодильник.
- Господи, да какой же урод это проектировал??!! – прошипел он, потирая макушку и окидывая взглядом тесную прихожую.
Я пожала плечами.
- Я не понял, кого это ты там впускаешь? – раздался вдруг возмущенный голос и на пороге комнаты, соединяющей узкий коридор с крошечной кухней, появился хозяин – мятый, заспанный мужик, распространявший вокруг себя густое сивушное облако. Сальные темные волосы свисали ему на глаза, неопрятная щетина покрывала щеки, словно он давно уже забыл, что такое вода и бритва. Непропорционально длинные руки находились в непрестанном движении, почесывая то выглядывающее из-под драной тельняшки плечо, то густо усеянный масляными пятнами живот, то грязную голову. – Ирка, ты чё, совсем охренела? Ты чё здесь распоряжаешься, как у себя дома?! Это кто вообще такие?
- Эти люди расследуют убийство Светланы.
- Ну и пусть себе расследуют, я-то здесь причем? – мутный, сальный взгляд скользнул по моему лицу, остановился на вырезе блузки и опустился ниже, к ногам.
- Притом, что ты ее бывший муж, тупица! – с отвращением ответила Ирина.
Из комнаты донесся детский плач и она, резко развернувшись, устремилась туда, раздраженно бросив напоследок:
- Да не толпитесь вы в коридоре, здесь и так повернуться негде! Проходите в комнату.
Стас неторопливо сделал шаг вперед. Загораживавший проход мужик, чья голова маячила на уровне Стасова плеча, почел за лучшее отступить в сторону, пробормотав про себя что-то нелестное в наш адрес. Я прошла следом.
Единственная комната выглядела довольно объемной, по большей части из-за практически полного отсутствия мебели: вся обстановка состояла из кровати, небрежно застеленной сальным покрывалом, стула, небольшого шкафа и телевизора. У распахнутой двери балкона, явно не зная, куда себя деть, мялся низенький, плотный мужчина с большим, как баклажан, носом и темными пятнами пота, расплывавшимися подмышками – видимо, тот самый представитель органов опеки.
- Кандаков, – представился он, по очереди пожав руку мне и Стасу.
На кровати, крепко прижав к себе маленькую темноволосую девочку, сидела Ирина. Она тихо и успокаивающе что-то шептала ей на ушко, нежно покачивая из стороны в сторону, но ничего не помогало. Ребенок продолжал горько плакать. Из крепко зажмуренных глаз градом катились крупные слезы. Среди громких всхлипов отчетливо выделялось жалобное: «ма-ма-ма!».
- Все время плачет, - подняла на меня глаза Ирина, казалось, сама вот-вот готовая разрыдаться.
- Заткнула бы ты ее как-нибудь, а? Башка трещит уже от этого воя, – тоскливо проговорил Петр, запустив пятерню в сальные пряди.
Ирина бросила на него злобный взгляд и уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но ее опередил Стас, протянувший руки к ребенку.
- Дайте ее мне, пожалуйста. Я попытаюсь ее успокоить.
Ирина с сомнением посмотрела на него.
- У вас есть дети?
- Нет, но это неважно. Дайте мне ребенка.
- Станислав, я не думаю, что это хорошая идея. Она вас не знает, может испугаться… - но маленькая ладошка ребенка уже ухватилась за Стасов указательный палец.
Девочка замолчала и задрала голову, с любопытством разглядывая большого дядю, а потом неожиданно улыбнулась и протянула к нему руки.
- Ап!
Удивленная Ирина смотрела, как удобно устроившись на руках у Стаса, девочка начала с интересом озираться вокруг. Широкая ладонь тихо гладила ее по голове, на пару секунд задерживаясь на затылке. Из всех присутствующих только я понимала, что Стас сейчас работает, причем выкладываясь на полную катушку.
- Мужик, может, ты ее себе возьмешь? – попытался пошутить Петр. – Смотри, ты ей понравился.
Ничего не ответив, Стас в последний раз провел рукой по черноволосой головке и передал девочку обратно Ирине.
- Как Вы это сделали?!
Голос женщины был полон недоумения.
- Меня дети любят, - улыбнулся Стас, незаметно переводя дыхание.
По лицу Ирины было заметно, что объяснение ее не удовлетворило, но вдаваться в детали она не стала.
- Итак, давайте вернемся к обсуждению дальнейшей судьбы ребенка. – Неожиданно подал голос Кандаков. – Вы же понимаете, что на данный момент это представляется наиболее важной задачей. В связи со смертью матери девочки, ее отец получает все права на ребенка. В данной ситуации факт недавнего развода между ним и покойной не имеет принципиального значения.
- И чё я с ней делать буду? – окрысился Петр. – Я, между прочим, работаю!
Кандаков удивленно шмыгнул большим носом, достал свернутый до размеров почтовой марки носовой платок, аккуратно в него высморкался и спрятал обратно в карман.
- Петр Михайлович, ну Вы же понимаете, что по закону, если Вы откажетесь от ребенка, мы будем вынуждены отдать ее в специальное учреждение. Проще говоря, в детдом.
- Господи Боже мой, я же Вам уже миллион раз говорила, я готова взять девочку к себе! – Не выдержала Ирина. – Вы посмотрите на этого алкоголика, зачем ему ребенок? Он же о себе позаботиться не в состоянии!
- Но-но-но, я бы попросил! – возмутился Петр. – Ты вообще кто такая, чтобы мне указывать? На кой тебе моя дочь нужна, а? Ты что с ней делать собираешься? Может, ты ее на органы сдашь, а денежки притыришь и со мной не поделишься?!
- Полный неадекват, – шепнул мне Стас.
Я согласно кивнула. Да уж, неадекват – это еще мягко сказано! У меня на языке вертелось более емкое слово.
- Не отдам я тебе Вальку! – Между тем яростно шипел Петр, разбрызгивая вокруг слюну. – Ты, стерва, сделала все, чтобы Светка от меня ушла, а теперь и дочь у меня отобрать хочешь?!
- Так ты же только что говорил, что она тебе не нужна! Что ты работаешь, и сидеть с ней некому!
- А это не твое дело! Маму попрошу, пусть она сидит!
- Что, твоя мама из Пензы сюда приедет, чтобы с внучкой сидеть?
- Скажу, значит приедет! А ну-ка отдавай ребенка, что ты в нее вцепилась? Не твоя дочь, вот и не трожь!
Он потянулся к Ирине и грубым движением выхватил у нее из рук прижавшуюся девочку. Та испуганно закричала и стала извиваться, пытаясь вырваться.
- А ну сиди смирно! – гаркнул отец и со всего маху отвесил ребенку оплеуху.
Девочка зашлась в беззвучном крике. На щечке мгновенно проступил большой красный отпечаток ладони. Мы с Ириной синхронно ахнули.
- Ну ты урод! – Выдохнул Стас, одним движением оказываясь возле Петра. – Яна, возьми ребенка!
Я протянула руки и через секунду в них оказалась горячее, маленькое тельце. Две руки обхватили мою шею, я прижала головку к плечу и начала тихо баюкать, гладя по спинке содрогавшуюся от рыданий малышку. Сбоку послышался визг. Стас не стал мудрствовать и просто вывернул придурочному отцу руки, заставив его согнуться чуть не до пола. Я с трудом подавила желание отвесить пинка по откляченной кверху костлявой заднице.
- Пусти, козел! Пусти, кому говорю!
Стас резко вздернул вверх зажатые, как в тисках, кисти и Петр снова зашелся в визге.
- Что, не нравится, когда больно? – Сквозь зубы с отвращением процедил Стас. – Силенок только на детей хватает? Стоять! – предупредил он еще одну попытку пленника обрести свободу.
- Моя дочь, имею право! – уже менее уверенно вякнул Петр.
Последовавший за этими словами рывок, донес до него всю ошибочность подобного утверждения.
- Э-э, как Вас там…Станислав! – неожиданно вмешался Кандаков. – В общем и целом, Вы конечно, хм, правы, но с юридической точки зрения… Вы же понимаете… он действительно ее отец, и мы по закону обязаны отдать ему ребенка, если он не откажется от опеки или иначе не решит суд.
- Вы с ума сошли? – возмутилась я. – Вы что, действительно хотите оставить ребенка этому уроду? После того, что только что случилось на Ваших глазах?
- Ну, Вы же понимаете, Яна… - от этой его фразы меня уже тошнило. – Юридически все очень непросто. Я имею предписание передать ребенка ближайшему родственнику, то есть ее отцу. Мы не имеем права забрать у него дочь без решения соответствующих органов.
- Да! Не имеете! – осмелев, снова подал голос Петр, но через секунду вновь уткнулся носом в собственные грязные носки.
Я посмотрела на Стаса.
- Да, пожалуй, без этого не обойтись. – Безошибочно понял он меня. – Звони Гудвину.
***
Виктор Борисович сидел, глядя в экран монитора, на котором вот уже полчаса крутился бесконечный скринсейвер. Фотографии покрытых снегом горных вершин сменяли друг друга, словно заезженная пластинка. Со стороны казалось, что начальник внимательно изучает что-то очень важное, на самом же деле, Гудвин даже не замечал, на что он смотрит. Тянущая, сосущая боль в сердце изматывала, не давала сосредоточиться, не отпуская даже во сне. Не было желания не то что работать, не хотелось даже шевелиться. От природы лишенный способности лгать самому себе, он понимал: то, что с ним сейчас происходит, врачи обычно называют тяжелой депрессией. Ему не нужна была консультация специалиста, чтобы подтвердить очевидное. Да и не привык он делиться с кем-то, тем более с теми, кто получает деньги, выслушивая чужие жалобы. Раньше была жена, Валентина, Валюшка, с порога чувствовавшая, если с мужем было что-то не так. Она умела, не расспрашивая, отогнать самую черную тоску. Был друг, Павел…
Гудвин едва заметно вздрогнул. Вспоминать о нем даже по прошествии полутора лет было все равно, что ковырять едва затянувшуюся рану. Если начнешь, то потом не остановишься, пока не хлынет кровь.
Он долго держался. Работал до самой ночи, брал домой бумаги, лишь бы заполнить пустоту, безжалостно напоминавшую о себе, стоило лишь перешагнуть порог квартиры. Встречался с давними знакомыми, куда-то ходил, что-то делал. Но глухая тоска не отпускала, становилась все сильнее. Июль всегда был для него сложным месяцем. Семнадцать лет назад в одну из таких же жарких июльских ночей он лишился жены и дочери. Годы притупили боль, человек ко многому привыкает, в том числе и к одиночеству. Но именно сейчас он снова остро почувствовал, насколько пусто в его жизни.
Привычка анализировать, раскладывать по полочкам не только факты, но и эмоции, помогала объяснить самому себе, почему, возвращаясь домой, ему хочется выть волком, глядя на аккуратные пустые комнаты. Слишком многое навалилось в последнее время – предательство и смерть Павла, чувство вины перед своими сотрудниками за собственную слепоту, чуть не стоившую им жизни. Он знал, что тем и в голову не приходит обвинять его, но от этого не делалось легче. Страх снова ошибиться стал навязчивой идеей, и любимая работа перестала приносить радость. Цель жизни, помогавшая ему держаться на плаву и не сдаваться, была потеряна.
На работе уже начали замечать, что с ним твориться что-то неладное. Он постарался минимизировать контакты с теми из сотрудников, кто обладал особыми способностями, но даже обычные коллеги начинали шептаться у него за спиной. Лиза на днях неестественно громким голосом расхваливала какой-то витаминный комплекс, укрепляющий здоровье и улучшающий общее самочувствие и внешний вид. При этом она так усиленно косилась в сторону шефа, проверяя, слышит ли он, что Гудвин уже готов был высунуть голову из кабинета и попросить ее сбегать в аптеку за этими витаминами, лишь бы они все от него отстали, перестали бросать в его сторону косые взгляды.
Устав бороться с бессонницей и апатией, Виктор Борисович даже купил упаковку антидепрессантов, хотя раньше всегда считал себя способным справиться с собственными переживаниями без медикаментозного вмешательства. Дал себе слово пить их каждый день до тех пор, пока снова не начнет нормально функционировать, перестанет напоминать заржавевшего от времени робота. Но таблетки так и лежали, нераспечатанными, в ящике стола. Он каким-то образом ухитрился забыть, что купил их, несмотря на то, что это было всего несколько дней назад.
Скривившись, как от зубной боли, Виктор Борисович спрятал лицо в ладонях. Руки тряслись, словно у запойного алкоголика, не принявшего вовремя «допинг». Он не сразу сообразил, что это вибрирует мобильный телефон, лежавший во внутреннем кармане пиджака. Какое-то время Гудвинов непонимающе смотрел на высветившееся на экране имя, а затем, нажал на нужную клавишу и в попытке сосредоточиться прикрыл глаза.
- Да, Яна, слушаю тебя. Да, я все понял. Скоро буду.
Вздохнув, он медленно встал из-за стола и направился к выходу. Встретившейся ему по дороге Татьяне показалось, что ей навстречу идет семидесятилетний старик.
***
Гудвин приехал на удивление быстро. Я всегда поражалась его способности стремительно передвигаться по вечно забитому пробками городу, но сегодня он превзошел самого себя, словно на вертолете летел. К его приходу, в квартире установилось относительное перемирие. Присмиревший Петр сидел на диване в обнимку с бутылкой дешевой водки. Кандаков все также мялся возле окна, терзая носовой платок. Ирина на кухне кормила девочку из привезенной с собой баночки пюре, мы же со Стасом расположились на небольшом захламленном балконе, выгодно отличавшемся от квартиры наличием хоть какого-то ветерка и отсутствием тяжелого алкогольного духа. Глядя на тихонько шелестевшую листву, раскачивавшуюся в каком-то метре от моего носа, я несколько раз порывалась спросить у Стаса, заметил ли он изменения, произошедшие с Гудвином, но каждый раз меня что-то удерживало, словно речь шла об унизительных сплетнях за его спиной.
Требовательный звонок в дверь прервал мои попытки заговорить. Услышав его, Петр икнул и крепче вцепился в почти ополовиненную бутылку: устав грозить нам всевозможными карами, начиная милицией и заканчивая небесным возмездием, он предпочел наиболее простой способ ухода от проблемы – напиться вдрызг, что и проделывал с завидным усердием. Вошедшего в комнату Гудвина он приветствовал злобным бормотанием: «Еще один. Вам тут намазано, что ли?». Виктор Борисович в ответ лишь приподнял брови, обводя взглядом квартиру. Выглядел он по-прежнему паршиво, но хотя бы в глазах появился хорошо знакомый нам огонек. Спасибо, Господи, и за малые милости. Приветственно кивнув нам со Стасом, Гудвин поздоровался за руку с Кандаковым и спросил:
- А где ребенок?
- На кухне, - ответила я. – Ирина ее кормит.
Гудвинов удовлетворенно кивнул и повернулся к Петру.
- Значит так, мил-человек, - спокойно произнес он. – Ты ведь сесть не хочешь, я правильно понимаю?
- Это за что же? И вообще, ты кто такой? – неприязненно насупился Петр.
- Как за что? – притворно удивился Гудвин, проигнорировав второй вопрос. – За жестокое обращение с ребенком. Ты, друг мой, только что ударил собственную дочь на глазах у четырех свидетелей, причем один из них – представитель органов опеки, а это, если ты до сих пор не знал, статья.
От возмущения Петр едва не выронил бутылку.
- Сдурел, начальник? Это что теперь, каждого, кто собственного ребенка по жопе треснет, сажать что ли?
- Ну почему же каждого. - Пожал плечами Гудвин. – Тех, кто, как ты выражаешься, трескает по жопе, не сажают. Сажают как раз тех, кто, находясь в состоянии алкогольного опьянения, наносит ребенку тяжкие телесные повреждения. Ты ведь дочь по голове ударил? По голове, я спрашиваю?
- Да дал ей по мордасам слегка, чтоб не вопила, какие там телесные повреждения-то?
- Как какие? Ребенку год всего, много ль ей надо? Гарантирую, что сотрясение мозга там наверняка есть, сейчас повезем к врачу, составим документ, зафиксируем все – и привет!
- Что привет? – тупо переспросил Петр.
- Срок, что же еще.
Петр вылупился на Гудвина. Было видно, как в его затуманенных алкоголем мозгах происходит титаническая работа мысли. Как выброшенная из воды рыба, он открывал и закрывал рот, пытаясь что-то сказать, но Виктор Борисович не дал ему опомниться.
- Ну так что, едем к доктору?
- Зачем?!
- Так я же говорю, бумагу составлять, потом протокол. Или ты не хочешь на нары? Отвечай быстро, хочешь или нет? – Гудвин резко наклонился над окончательно переставшим соображать папашей.
- Во, гонит! – восхищенно прошептал мне на ухо Стас.
- В смысле? – удивленно спросил я.
- Да блефует он, нет такой статьи в уголовном кодексе, и не было никогда. Статья о жестоком обращении с животными есть. А с детьми нет, вот такой парадокс. Он его на понт берет.
Тем временем Петр расширившимися глазами смотрел на Гудвина.
- Не хочу! – наконец, пискнул он.
- Тогда слушай внимательно. Этот человек – Гудвин кивнул в сторону потрясенно молчавшего Кандакова, - сейчас составит иск о лишении тебя родительских прав. Он имеет право это сделать. Иск мы передадим в суд. Когда придет время, ты подпишешь все необходимые бумаги, и даже не будешь пытаться их опротестовать. Сейчас же, согласно семьдесят седьмой статье семейного кодекса, ребенка у тебя забирают – постановление на изъятие будет готово через пару часов. А ты продолжай жить и пить в свое удовольствие. Ведь признайся, ребенок бы тебе мешал – орал бы, спать не давал, деньги бы на него пришлось тратить…Ведь мешал бы? Ну?
- Мешал бы, – как попугай повторил Петр.
- Вот и я о том же. – Гудвин сбавил тон, стал говорить тихо и успокаивающе. – А так ты свободен как весенний ветер – никаких обязательств, никаких детей, что хочешь, то и делай. Разве не хорошо?
- Хорошо.
- Ну и отлично. – Подытожил Виктор Борисович, поворачиваясь к Кандакову. – Юрий Анатольевич, оформите все документы?
- Я… Да, конечно.
Сраженный только что произошедшей сценой, вкупе с чудесным возникновением новой статьи в Уголовном Кодексе, Кандаков согласно кивнул.
Гудвин, между тем, снова повернулся к Петру и задумчиво спросил:
- Слушай, а ты не был, часом, позавчера в «Шестнадцати тоннах»? А то уж больно мне физиономия твоя знакома!
Петр надолго задумался. Резкий переход от одной темы к другой окончательно выбил его из колеи. Наконец, он помотал головой.
- Не, не был. Я в такие места не хожу. Я в субботу на дне рожденья у Коляна зависал.
- Долго зависал-то?
- А я помню?! Домой под утро вернулся, на часы не смотрел. Тут идти-то, из соседнего подъезда… Колян, он на первом этаже живет – вышел, да поднялся, вот и вся дорога.
- А народу много было?
Петр снова впал в прострацию, зашевелил губами и начал загибать пальцы. Видимо, устный счет давался тяжело, потому что, в конце концов, он сбился, махнул рукой, и сказал:
- Да человек десять, а что?
- Да нет, ничего, просто любопытно. Значит, обознался я, не ты в «Шестнадцати тоннах» был.
Мы со Стасом переглянулись. Десяток человек – это железное алиби, хотя, все равно надо будет этого Коляна проверить.
Из коридора раздался какой-то звук. Ирина, про которую все забыли, и которая, судя по всему, уже давно стояла в дверях, держа на руках перепачканную по самые уши малышку, прошла в комнату и, слегка покраснев, протянула руку Гудвину:
- Спасибо Вам большое!
- Не за что. – Рассеянно ответил шеф, не сводя глаз с девочки, которую Ирина поставила на ноги у дверного проема.
Оторвавшись от косяка, она сделала несколько неуверенных шагов, подошла к Гудвину и, ухватившись за его штанину, задрала вверх вымазанную пюре мордашку.
Тот осторожно присел и торжественно пожал протянутую ему пухлую ладошку.
- Как же тебя зовут, красота моя? – Поинтересовался он и вопросительно взглянул на Ирину.
- Валентина. Валюшка. – Ответила та.
***
Десять минут спустя мы, наконец-то, смогли распрощаться с уже не чаявшим выпроводить нас хозяином квартиры. Я с трудом подавила отвращение, глядя на то, как он, даже не взглянув на дочь, усиленно подталкивал Ирину к двери. Но все же больше всего меня поразило, что за все время нашего пребывания в унылой, пропахшей спиртом хрущобе, этот человек ни разу не вспомнил про бывшую жену. Только закрывая за нами дверь, с выражением неимоверного облегчения на одутловатом лице, он спросил у Ирины, крепко прижимавшей к себе девочку:
- Похороны-то когда?
- Когда милиция выдаст тело. – Холодно ответила молодая женщина.
- А-а. Ну ты мне скажи как узнаешь, я, может, зайду. – Произнес Петр, словно речь шла о банальном визите в гости.
Ирина открыла было рот, чтобы что-то сказать, но потом махнула рукой и начала спускаться. Виктор Борисович нагнал ее, что-то тихонько сказал. Поколебавшись, та передала ему уже сонную девочку, сразу же положившую шефу на плечо растрепанную головку. Придерживаясь одной рукой за перила, Виктор Борисович пошел вниз. У выхода из подъезда остановился, дожидаясь нас. Посмотрел на часы и тихо, чтобы не разбудить мирно сопевшего ребенка, сказал:
- До конца рабочего дня три часа. Выясните, действительно ли Петр был на дне рождения в субботу, и можете быть свободны. Вы на машине? – обратился он к Ирине.
- Да, только…- Ирина замялась. – Может, кого-то из Ваших сотрудников не затруднит меня проводить? Автокресло моего сына Вале великовато, я боюсь, в дороге она проснется и вылезет из него, а я за рулем ничего не смогу сделать.
- Я провожу Вас. – Виктор Борисович поудобнее устроил на руке Валюшку, полез в карман и передал Стасу ключи от машины и портмоне с документами. – Подгони, пожалуйста, мою машину к своему дому, я завтра с утра заеду, заберу, хорошо?
- Хорошо, - кивнул Стас, живший всего в двух автобусных остановках от шефа.
Виктор Борисович аккуратно усадил ребенка в Иринину машину и захлопнул за собой дверь салона, а я, пораженная неожиданно пришедшей в голову мыслью, повернулась к Стасу и простонала:
- Опять!!!
- Что опять?
- Опять мне садиться за руль твоего сарая!!!
- Если хочешь, можешь повести машину Гудвина, - ухмыльнулся Стас.
Я окинула взглядом сверкающую металлическим блеском серебристую Вольво и вздрогнула, представив, что со мной будет, если я ее поцарапаю. Нет уж, лучше Лэндкрузер, на нем от меня, по крайней мере, на дороге все шарахаться будут.
Главы 4-5
Алиби Петра подтвердилось. Мы довольно оперативно отыскали и пресловутого Коляна, и еще несколько таких же местных алкашей, заверивших нас, что Володаров просидел на дне рождения безвылазно весь вечер, никуда не отлучаясь. Так что эту версию можно было с чистой совестью отметать.
- Слушай, а поехали ко мне домой? – неожиданно предложил Стас, как раз в тот момент, когда я, проклиная неожиданный приступ рыцарства Гудвина, с раздирающим душу стоном взгромоздилась на сидение Лэндкрузера и пыталась вспомнить, как оно поднимается. – Все равно же туда едем. Да и вообще сто лет уже не собирались. Позвони Сереге, пусть попробует улизнуть пораньше.
Я задумалась. Действительно, а почему бы нет? И ужин не придется готовить – уже огромный плюс. Я повернулась к ожидавшему ответа Стасу.
- При одном условии.
- Это каком же?
- Ты сделаешь свои фирменные креветки.
- Заметано.
- И пообещаешь, что твои поклонницы снова не попытаются снять с меня скальп!
Стас залился краской до самых ушей.
- Господи, Яна, ну сколько можно вспоминать???
- Лет десять, минимум, – подумав, ответила я, – такое потрясение скоро не забывается.
Стас закатил глаза и захлопнул дверцу машины. Я улыбнулась. Это и впрямь стоило того, чтобы помнить. Мы с Сергеем тогда нагрянули к Стасу неожиданно, просто по случаю хорошего настроения. Купили бутылку вина и без предупреждения позвонили в дверь. Стас открыл, прижав к уху телефонную трубку. Не прерывая разговора, махнул рукой, чтобы мы проходили на кухню и, шепнув «один момент», ушел в комнату. Его не было довольно долго и я, устав ждать, кокетливо заорала на всю квартиру:
- Стас, заканчивай уже трепаться, мы соскучились!
Через минуту он появился на кухне и, извинившись за задержку, полез за бокалами. На дне бутылки уже плескались последние капли, когда раздался звонок в дверь. Леший же меня тогда дернул выпрыгнуть из-за стола и пойти открывать! Стоявшая на пороге стройная брюнетка, покрытая ровным шоколадным загаром, словно только что вернулась с пляжа какого-нибудь модного курорта, уставилась на меня, как, наверное, смотрел бы матерый бык-производитель на молодого бычка, покусившегося на его стадо.
- Работаем, значит… - процедила она, презрительно оглядывая меня с ног до головы, а затем перевела взгляд на не вовремя онемевшего Стаса, замершего за моей спиной. – Это она что ли по тебе соскучилась? Ну-ну. Нет, я бы еще поняла, если бы с кем-то нормальным, но с этой!.. Не думала, что у тебя такой отвратительный вкус!
С этими словами она вытянула руку, неожиданно дернула меня за перекинутую через плечо косу, развернулась и надменно удалилась, громко цокая каблучками на элегантных белых сапожках. Дверь на прощанье хлопнула так, что со стен посыпалась штукатурка.
Сергей хохотал как ненормальный. Зная Стасову любвеобильность, он предложил вывесить на двери объявление: «Прием ведется в порядке живой очереди по будням с 19 до 24.00», чтобы хоть как-то обезопасить себя от нежелательного вторжения многочисленных ревнивых особ. Нимало не расстроившийся Стас идею поддержал. Меня потерпевшей стороной они признавать категорически отказались, поэтому в качестве моральной компенсации с тех пор я не упускала возможности при случае подкольнуть друга, напомнив ему об этом происшествии.
Все еще улыбаясь, я повернула ключ в замке зажигания и вырулила со двора на проезжую часть. Дождалась, пока Стас, мигнув фарами, осторожно выведет Гудвиновскую Вольво, и пристроилась ему в хвост.
Мысль приехать в гости Сергей активно поддержал, пообещав вырваться к нам, как только закончит все дела.
Очутившись у Стаса дома, я уселась в ожидании, когда он выполнит данное обещание и приготовит свое коронное блюдо – креветки, обжаренные в чесноке и карри. От предложенной помощи тот отказался, гордо бросив презрительное «уйди, женщина, не мешай, когда мужчина готовит!», поэтому я с чистой совестью и обильным слюноотделением ушла в комнату, где от нечего делать занялась изучением корешков книг Стасовой библиотеки. Их количество внушало уважение – книжными полками было занято две стены от пола до потолка. Стихи и проза, классика и современная литература соседствовали с фантастикой и историческими романами. Толкиен стоял рядом с Виктором Гюго, Гарри Гаррисон – с Соловьевым и По. Переходя от одной полки к другой, я не переставала удивляться разнообразию жанров. И все же больше всего места занимали книги о Второй Мировой Войне. Здесь были и художественные произведения, и хроники, и мемуары, и даже подшивка старых, пожелтевших от времени газет, охватывающих период с 1941 по 1945-ый годы.
Я наугад вынула одну из книг, оказавшейся «Нюрнбергским процессом». Пролистала, мельком отметив про себя, что случись мне читать ее на ночь, кошмары мне были бы обеспечены. Поставила на место. Взяла, стоявшую следом невзрачную, сильно потрепанную книгу в темно-коричневом переплете. Страницы сами открылись ближе к середине, и мое внимание привлекло фотографическое изображение какого-то странного герба. Он был выполнен в виде сильно вытянутого овала, в центре которого располагался меч, обвитый чем-то вроде ленты. Вдоль герба шла надпись латинскими буквами, но странным, трудно читаемым шрифтом, наподобие готического. Склонив голову набок, я попыталась понять, что там написано, но сумела разобрать лишь начало – «Аhne…».
Ощущение от фотографии было неприятным. Словно прикосновение к холодной чешуистой коже спящей змеи, готовой в любую минуту поднять голову и блеснуть стеклянными бусинами бесстрастных глаз. В голове зародился едва слышный шепоток, точно промозглый ветер скользнул в комнату, невидимыми пальцами разметал лежавшие на столе бумаги и унесся прочь. По спине побежали мурашки.
Где-то почти за гранью слышимости неясные, невнятные голоса что-то шелестели – тихо, но настойчиво – то ли споря, то ли уговаривая. Так шелестят осенью мертвые, черные листья, рассыпаясь на куски под ногами прохожих. Охватившее меня изумление внезапно сменилось острым чувством страха и, с заколотившимся сердцем, я поспешно закрыла книгу. Страницы сомкнулись с глухим, тяжелым звуком, похожим на звук хлопнувшей двери. Тяжелой двери, с высеченными на ней старинными руническими письменами, ведущей в темные комнаты, полные неясных шорохов и тихого неумолчного шепота…
Я с силой потрясла головой, пытаясь отогнать видение и прочистить мысли. Закрытая книга оттягивала руку, словно кусок свинца. Осторожно, стараясь не касаться пальцами страниц, я поставила ее на место и перевела дыхание. Сделала несколько шагов назад и буквально упала в кресло. Несмотря на духоту, меня знобило, перед глазами плавали черные точки, кружилась голова. На ощупь я достала из сумки влажную салфетку и несколько раз протерла лицо. Стало немного легче, по крайней мере, я передумала звать на помощь Стаса – сейчас раскудахтается, расскажет все Сергею, и вечер можно будет считать испорченным. Посижу немного, и все пройдет.
Я несколько раз глубоко вдохнула, и дурнота постепенно стала отступать. Произошедшее не вызвало у меня сильного удивления: все, связанное с войной, несло в себе огромный эмоциональный заряд – от черной ненависти до дикой эйфории, поэтому не было ничего странного, что я «поймала» отголоски чьих-то эмоций. Другое дело, почему они оказались связанными именно с этим незнакомым мне символом или гербом – черт его знает, что это было, - который я имела неосторожность потрогать? Я бы поняла еще, если бы это была фотография с изображением людей… Странно. И этот шепот в голове. Немецкий я учила в институте, моих знаний хватило на то, чтобы разобрать одну фразу, прозвучавшую чуть громче других – «Lieber Karl, sind Sie sicher? Ist es wirklich der beste Ort? Haben Sie alles ber;cksichtigt? ». Вроде бы, это переводилось как: «Дорогой Карл, Вы уверены? Это действительно оптимальное место? Вы все просчитали?»
Что еще за Карл? Какое место? Странно все это…
Из задумчивости меня вывел звонок в дверь, настойчиво раскатившийся по квартире.
- Ян, это Серега, открой, пожалуйста! – крикнул из кухни Стас.
Судя по доносившемуся громкому шипению, процесс приготовления креветок вошел в решающую стадию, и отлучиться от зловеще плюющейся маслом сковородки он не мог. Быстро приведя себя в порядок – не хватало еще, чтобы ребята что-нибудь заметили – я вышла в коридор, но у самой двери остановилась и ехидно поинтересовалась:
- Стасик, а ты уверен?..
- О, Господи!!!! – донеслось из кухни. – Да открывай же!
Я щелкнула замком и впустила Сергея. Втянув носом витавшие в воздухе аппетитные запахи, он блаженно закатил глаза, азартно потер руки и устремился на кухню. Окончательно выкинув из головы странный герб и все с ним связанное, я последовала за ним.
***
Креветки удались на славу. Выхватив у меня из-под носа последнее членистоногое, Сергей с сожалением взглянул на пустое блюдо, в котором сиротливо плавала одинокая голова, вытер руки и вышел в коридор. А через несколько секунд вернулся, неся с собой небольшую папку для бумаг.
- Это то, над чем я сегодня работал, – пояснил он, – лучше я сейчас вам обоим все расскажу, чем потом придется каждому в отдельности повторять.
Он быстро убрал со стола тарелки, переставил их в раковину и раскрыл папку. В ней оказалось несколько белых листов, исписанных мелкими убористыми буковками. Я невольно поморщилась. С таким почерком Сергею нужно было становиться врачом – вроде бы с виду все аккуратно написано, а разобрать эту шифрограмму может только он сам. Я однажды пыталась по его записке купить в хозяйственном магазине какой-то хитрый клей. Мы с продавцом минут пятнадцать изображали из себя участников шоу «Поле Чудес», старательно вглядываясь в написанное и пытаясь угадать, что же зашифровано под двумя коротенькими строчками. Так и не угадали.
Увидев выражение моего лица, Сергей виновато улыбнулся и пожал плечами – мол, все знаю, но ничего поделать не могу, уж извини. Разложил перед собой записи и произнес:
- Здесь список людей, с которыми Светлана наиболее тесно общалась. К счастью для нас, она была достаточно замкнутым человеком, и круг ее друзей и знакомых ограничивался всего несколькими людьми. В первую очередь, это, конечно же, Ирина Васильева и ее семья – родители и сын. Потом…
- Погоди, - прервала я его. – А ее муж? Он что, со Светланой не знаком был?
Сергей удивленно вскинул глаза.
- Так она же не замужем. Я тебе разве не говорил?
- Нет, я бы запомнила.
- Хм, я думал, рассказывал. Она никогда не была замужем. С отцом ребенка, насколько я знаю, не общается, там какая-то запутанная история – он то ли женат оказался, то ли еще что, не помню точно.
- Ясно. – Задумчиво протянула я, и внезапно улыбнулась пришедшей в голову мысли. – А знаешь, ее сегодня Гудвин провожать поехал…
- Тьфу на тебя! – мгновенно открестился Сергей. – Еще не хватало! Ты представляешь Марину Васильеву в качестве тещи?
Я содрогнулась: перед подобным пасовала даже мое чрезмерно буйное воображение. Хотя, если очень постараться…
- Ян, вернись на землю! – оторвал меня от составления матримониальных планов Сергей. – Хватит фантазировать.
Я покорно кивнула, всеми силами пытаясь избавиться от на удивление яркого образа Марины, поварешкой гоняющей по квартире зашуганного Гудвина. Сбоку тихонько фыркнул Стас – видимо, образ получился и впрямь яркий.
- Слушайте, ну совесть-то имейте! Что за хиханьки? Я кому рассказываю? – возмутился Сергей.
Я поспешила сделать серьезное лицо.
- Мы слушаем, Сереж, говори дальше.
Он подозрительно оглядел нас, но все-таки продолжил.
- Ирина была Светланиной самой близкой подругой. Они дружили чуть ли не с рождения, тем более, что были одногодками, да и жили рядом. Нам с ней еще обязательно надо будет побеседовать, она многое про Светлану может рассказать. Да и маму свою я при случае расспрошу подробнее, вдруг выплывет что… Так, следующей в моем списке идет некая Галина Крошева. После Ирины Света общалась с ней наиболее часто. Они учились вместе в институте, нередко созванивались, встречались. Это ее муж отвозил Светлану с дочкой в деревню. Есть одна любопытная деталь: когда я разговаривал с ней по телефону, она произнесла странную фразу, будто бы долго отговаривала подругу ехать в Камнищи. По ее словам, это жуткое место. Я не стал сейчас углубляться в детали, но чуть позже надо будет обязательно поинтересоваться, чем ей сия деревенька так не угодила, и что в ней такого жуткого.
- Может, для нее любое удаление от цивилизации дальше, чем на один километр – это уже катастрофа? – предположил Стас.
Сергей пожал плечами.
- Вполне возможно. Так-с… - он порылся в бумагах и извлек еще один лист. – Следующий номер нашей программы – Андрей Порываев. Очень интересная личность. Старше Светланы на восемнадцать лет, живет с ней на одной лестничной клетке. Бизнесмен, имеет собственную фирму, занимающуюся продажей и установкой стеклопакетов. Женат, сыну одиннадцать лет. По словам Марины, он очень помог Светлане после развода – взял к себе на работу, причем на очень выгодных условиях с удобным, гибким графиком, поддерживал ее, в гости заходил. При этом все намеки на любовную связь между ними Светлана категорически отрицала, утверждая, что он просто хороший, порядочный человек, который помогает ей исключительно из добрых и совершенно невинных побуждений. Само собой, супругу Порываева подобная помощь, мягко говоря, напрягала и побуждения своего благоверного такими уж невинным она не считала. Однажды она заявилась к Светлане, будучи изрядно подшофе, стала кричать, что та шлюха и спит с ее мужем, набросилась с кулаками, одним словом, устроила отвратительную сцену. Была ли она права в своих подозрениях – неизвестно, однако на следующий день после этого происшествия, Светлана уволилась, а через неделю уехала в Камнищи… интересное совпадение?
- Да уж, - задумчиво протянул Стас. – Очень интересное. На почве ревности еще не такое случалось…
Он поймал мой издевающийся взгляд, запнулся и показал кулак. Я сделала вид, что оскорбилась.
- А я что? Я вообще молчу в тряпочку! Вот кстати! То, что Светлана уволилась, в принципе, подтверждает, что между ней и этим Андреем ничего не было.
- Почему же?
- Потому что это типичное поведение невинно оскорбленной женщины. Попав в затрудненное положение, она принимала помощь соседа, возможно, не задумываясь над тем, как это выглядит со стороны. Я сильно сомневаюсь, что ее муженек, после того, как она указала ему на дверь, давал им с дочкой хоть какие-то деньги, а на пособие, которое наше государство выделяет по уходу за ребенком, прожить можно только в том случае, если не покупать ни одежды, ни еды. Не знаю, какие мотивы были у этого Андрея, но мне кажется, Светлана не лгала, отрицая любовную связь между ними. Она позволяла помогать себе до тех пор, пока ей не бросили в лицо несправедливые обвинения. Импульсивность ее поведения и то, что она одним днем уволилась с удобной и денежной работы говорят скорее о ее невиновности, чем о каком-то расчете. Но это так, женский взгляд со стороны. На деле все может оказаться и по-другому. А вот жену этого Порываева надо бы в первую очередь проверить. У нее был мотив.
Сергей кивнул, складывая листы обратно в папку.
- Вот завтра и начнем. Ладно, Ян, давай-ка собираться, с Реем давно гулять пора.
Он встал и с тоской оттянул прилипший к телу ворот рубашки.
- Господи, когда же эта жара закончится, а?
Глава 5
Тверская область, 20 км от д. Камнищи
После долгих часов изнуряющего зноя, солнце, наконец, подкатилось к горизонту и зависло над ним огромным, огненно-красным шаром. Его нижний край осторожно коснулся клубившейся вдалеке гряды облаков, и та мгновенно вспыхнула, расцветив небо всплесками красок всех оттенков – от ярко-оранжевого до глубокого индиго.
- Кать, ну ты чего копаешься? Пойдем!
- Да иду, иду я! – Катя в последний раз щелкнула фотоаппаратом, пытаясь запечатлеть раскинувшийся над лесом закат.
Пылающее небо, словно мальтийский рыцарь плащом, обволакивало вершины деревьев, едва заметно качавшихся под порывам несильного ветра. Последние лучи уходящего дня дрожали на разлапистых ветках, окрашивая в багрянец листву.
- Ну что, получилось?
Лешка, длинный и худой, слегка напоминающий нескладного аиста, перегнулся через плечо подруги, разглядывая изображение на маленьком жидкокристаллическом экране. Та в ответ только пожала плечами.
- Дома увидим. Пошли.
Девушка легко перепрыгнула через поваленный ствол и направилась в сторону двух палаток, пристроившихся на краю березовой опушки. Там уже потрескивал костер, и слышались голоса Романа и Инги, занимавшихся приготовлением нехитрого походного ужина. Мягкий ковер из опавших иголок и прелых листьев пружинил под ногами, точно батут. Катя на ходу сорвала несколько иголок и растерла в руках, с наслаждением вдыхая аромат хвои. Все-таки хорошо!
- Так-с, пора определить, где мы находимся…
Устроившись возле огня, Лешка снял с пояса GPS-навигатор и активировал поиск координат. Катя присела рядом. Обхватила руками колени и заворожено уставилась на огонь.
В детстве она любила сидеть, наблюдая, как разгораются, потрескивая, дрова, как языки пламени, словно прирученное животное, доверчиво льнут к ладоням, даря тепло. Нет, что ни говори, она молодец, что согласилась пойти вместе с ребятами. То, что еще неделю назад казалось глупой авантюрой, теперь выглядело совершенно иначе. Ей, сотруднице туристического агентства, привыкшей проводить отпуск в пятизвездочных отелях на морском побережье, было непросто решиться на трехдневный поход в лес, предполагавший отсутствие минимальных удобств, сон на жесткой земле и прочие прелести походной жизни. Но Лешка так красочно живописал красоты Тверского края, так уговаривал ее пойти, что Катя, скрепя сердце, махнула рукой, решив, что за три дня она уж точно не развалится. Как ни странно, после суток, проведенных в лесу, она не только не жалела о своем решении, а по-настоящему наслаждалась каждой минутой, дыша полной грудью и не выпуская из рук фотоаппарата.
Лешка и Инга с Ромой, ходившие в походы еще со школьной скамьи, подсмеивались над ее восторгами, но делали это по-доброму, не обидно. Кате они вообще нравились. Ее легко приняли в свою компанию, заботились, чаще устраивали привалы, чтобы дать ей возможность отдохнуть. С непривычки мышцы всего тела возмущенно гудели – никакая нагрузка в спортзале не могла сравниться с тем, чтобы продираться сквозь лесные завалы, перелезать через поваленные деревья или выбираться из глубоких оврагов. Прошлой ночью Катя уснула, едва забралась в палатку, даже на ужин сил не осталось. Сегодня она чувствовала себя намного лучше. Ноги, конечно, устали, но спать совершенно не хотелось, а мысли о еде, аппетитно булькающей в котелке над костром, вызывали предательское бурчание в животе. Жаль, что больше половины пути уже пройдено. Завтра после обеда они выйдут к населенному пункту, а оттуда на электричке доберутся до Москвы.
Рядом Лешка что-то пробормотал себе под нос и резко встряхнул навигатор.
- Ты чего пыхтишь? – удивился Роман. – Батарейка села?
Лешка раздраженно передернул плечами и с возмущением уставился на прибор.
- Ничего не понимаю. Чертовщина какая-то. Запускаю поиск координат, а джипиэсник мне говорит, что не может их найти и отрубается. Уже четыре раза перезагружал, каждый раз одно и то же. Сдох что ли, не пойму?
- Да фиг с ним. Сам же говорил, давно менять пора. Он у тебя еще мамонтов помнит.
Инга сдула со лба длинную рыжую челку, помешала ложкой в котелке, попробовала на вкус, получившееся варево и удовлетворенно кивнула.
- Тут идти осталось всего ничего. На горку подняться и спуститься. Если начнем плутать, вспомним старый дедовский способ – компас. В отличие от современной техники он никогда не виснет.
Девушка отложила ложку в сторону и потянулась к рюкзаку.
- Давайте есть, все готово.
Все еще недовольно бурча, Лешка нырнул в палатку и вернулся оттуда с двумя тарелками, для себя и Кати, наполнил их едой и протянул одну девушке.
- Налетай, котенок. А то опять с утра будешь смотреть на меня нехорошим голодным взглядом.
Ребята рассмеялись. Действительно, проснувшись с утра, Катя умяла двойную порцию завтрака, видимо, компенсируя не съеденный накануне ужин.
Картошка с тушенкой, пропахшая дымом, показалась вкуснее всех экзотических блюд, которые она когда-либо пробовала. Обжигаясь от нетерпения, Катя в один присест одолела свою порцию и немного смущенно попросила добавки.
- Кушай на здоровье. – Улыбнулась Инга, заново наполняя ее тарелку. – Тут много еще. На всех хватит.
- А знаете, - неожиданно озорно блеснул глазами Рома, – в индейской мифологии есть очень занимательный персонаж – Вендиго. Наша Катька чем-то мне его напоминает.
- Это чем же, интересно? – подозрительно поинтересовалась девушка, облизывая ложку.
- Аппетитом. Никогда не слышала про такого?
- Нет, не доводилось. Расскажешь?
Роман кивнул. Поднял с земли ветку, разворошил начавший затухать костер. Где-то в глубине леса звонко пискнула птица. Лешка дернулся и прихлопнул на шее огромного комара. Предъявил всем останки кровососа, ожесточенно почесался и, устроившись поудобнее, обнял Катю за плечи.
- Ну-ну, рассказывай, с кем это ты мою девушку сравниваешь. И учти, если мне это не понравится…
- То что? – подначил его Рома.
Лешка глубоко задумался.
- Не знаю, не придумал еще. Но мстя моя будет страшна, это я тебе точно обещаю.
Катя слегка поморщилась. Если ей что-то и не нравилось в Лешке, так это его неистребимое желание показушничать. Катя сильно подозревала, что за ним скрывалась банальная неуверенность в себе, помноженная на попытку убедить всех в собственной храбрости.
В храбрость Лешки верилось почему-то с трудом.
- Хорошо, я это учту. – Невозмутимо кивнул головой Роман. – Итак, слушайте. Есть у индейцев легенда: когда-то давным-давно, на землю алгонкинов обрушилась жестокая зима. Стояли трескучие морозы, деревья в лесу ломались, не выдержав веса выпавшего снега. Сугробы, которые жестокий северный ветер наметал возле вигвамов, хоронили под собой целые семьи. Одно небольшое племя оказалось отрезанным от мира. Вождь не мог отвести их к сородичам – женщины и дети не выдержали бы тяжелого перехода. Раз за разом молодые воины уходили в лес, в надежде добыть хоть какую-то еду, и раз за разом возвращались с пустыми руками. Казалось, что все звери и птицы исчезли под навалившимся на землю плотным снежным покровом. И в племя пришел голод. Все реже и реже выбирались на охоту воины – добычи все равно не было, а сил на то, чтобы преодолевать снежные заносы, уже не осталось. Люди стали умирать.
Один молодой юноша за несколько дней потерял почти всю свою семью. Вначале умерли старики-родители. Они просто ушли из теплого вигвама в лес, не желая, чтобы их сын отдавал крохи еды тем, кто уже отжил свое. Потом умерла младшая сестра. Ей не было и шестнадцати, на будущее лето ее собирались отдавать замуж. А потом настал черед жены и новорожденного сына. Ополоумевший от горя воин был вынужден наблюдать, как медленно угасают силы его любимой. Как она перестала вставать на ноги, и просто лежала, закутавшись в шкуру медведя-гризли, которого когда-то, вечность назад, убил и кинул к ее ногам тот, в чей вигвам она перешла жить. Как судорожно сжимала в объятиях их первенца, стараясь поделиться с ним своим теплом. От голода из ее груди ушло молоко, и у ребенка не было сил даже плакать.
И тогда юноша решился на отчаянный и страшный поступок. Недалеко от их вигвама жила одинокая женщина. Ее муж погиб, провалившись под лед быстрой реки, когда пытался наловить для племени рыбу. Детей у нее не было, родители умерли. Под покровом ночи юноша пробрался в ее вигвам, и вскоре вернулся домой, неся в котомке несколько кусков еще теплого, истекающего кровью мяса. Он мечтал, что теперь-то голод выпустит его семью из своих цепких рук. Но дома его встретила тишина. Жена и сын неподвижно лежали под медвежьей шкурой. Руки женщины по-прежнему обвивали малыша, словно даже в последние минуты жизни она старалась защитить его, закрыть собой от несчастья. Еда, которую принес юноша, была уже не нужна. И тогда им овладело безумие. Чтобы спасти самых дорогих людей, он пошел на страшное преступление. Плоть убитого им человека должна была продлить их жизнь, но жертва оказалась напрасной. Дико расхохотавшись, юноша развел в очаге огонь и приготовил себе еду, а когда насытился, взял отцовский томагавк, откинул полог вигвама и ступил под сень ночи. Пробил час охоты.
Через несколько недель наступила оттепель. Индейцы из соседнего племени, давно не получавшие вестей от своих сородичей, послали к ним на помощь самых выносливых воинов. Они несли с собой солонину и маис – запасы племени были скудны, но они, не колеблясь, готовы были ими поделиться – их сыновья и дочери нередко роднились с соседями, практически каждая семья имела там кровных родственников.
Воины еще не достигли места, где остановилось на свою последнюю стоянку племя, как почувствовали беду. Дым вигвамов не поднимался над верхушками деревьев. Тишину не нарушали людские голоса. В воздухе пахло смертью. Еще несколько сотен шагов – и лес расступился, открыв жуткую картину. Практически все вигвамы были разрушены. Устилавшие их обрывки шкур трепетали по ветру, словно крылья зловещей птицы. Красные пятна гроздьями рябины алели на снегу. Людей нигде не было видно, лишь возле одного из вигвамов внезапно зашевелилось то, что воины вначале приняли за кучу тряпья. Медленно, словно нехотя, навстречу остолбеневшим людям, поднялось странное существо. Его серая, полупрозрачная кожа, обтягивала длинное, костлявое тело. Безгубое лицо скалилось в усмешке, обнажая длинные, острые зубы. Оно засмеялось и обезумевшие от ужаса люди бросились бежать. Но, несмотря на то, что это были сильные, опытные воины, до своих вигвамов добрались только двое.
- Он их съел? – скривившись от отвращения, спросил Лешка.
Рома утвердительно кивнул.
- Да. Та тварь, в которую превратился человек, стала людоедом, символом ненасытного голода. Индейцы рассказывали, что от Вендиго нельзя скрыться. Он хитер, способен подражать как человеческой речи, так и звукам леса. Он заманивает своих жертв в лесную чащу, набрасывается на них и сжирает. Вендиго так быстр, что человеческому глазу не уловить его движений, лишь мельтешение, которое через мгновение обернется зубастой пастью у твоего горла.
Роман замолчал и обвел друзей глазами, любуясь на впечатление, которое произвел его рассказ. За то время, что он говорил, солнце успело окончательно скрыться за горизонтом и на землю опустились сумерки. Между деревьев заклубилась тьма, мягко обволокла покрытые мхом стволы, неслышным шагом подобралась к пляшущему костру. Ветер негромко прошелестел кронами деревьев. Где-то, совсем рядом, хрустнула ветка. Инга вздрогнула и с возмущением прошипела:
- Ну, дорогой, я тебе это еще припомню! Знаешь ведь, как я к твоим сказочкам на ночь отношусь! Теперь до утра спать не буду, повсюду твой Вендиго мерещиться станет.
Рома успокаивающе погладил ее по плечу.
- Не боись, старушка! Вендиго же индейский персонаж, он и водится только в Америке. У нас своей нечисти хватает – лешие там, кикиморы, водяные. Они…
- Так. Хватит. – Твердым голосом прервала его Катя, бросая взгляд на онемевшую от возмущению Ингу. – Ладно еще, что ты меня с такой лапушкой сравнил, переживу. Но ты на Ингу посмотри, она ж белая вся! Завязывай, Ром.
Тот с любопытством взглянул на девушку. Как ни странно, во время рассказа Катя одна не выказывала никаких признаков страха. Даже Лешка и тот нервно озирался по сторонам, словно ожидал, что сейчас на них из кустов выскочит какая-нибудь зубастая тварь. При этом он усиленно делал вид, что просто любуется ночным пейзажем.
- Не испугалась? – поинтересовался Роман.
Катя в ответ улыбнулась.
- У меня нервы крепкие, такими страшилками не проймешь. Мы в детстве с друзьями на даче часто прятались в шалаше, который нам мой дедушка соорудил, и пугали друг друга упырями да лешими. Твой Вендиго по сравнению с этими байками, просто Чебурашка.
- Везет тебе! – Клацнула зубами Инга. – А я трусиха. Разок «Чужого» посмотрела, месяц спала при свете. Ведь знает, идиотина, - кивнула она в сторону сидевшего с довольным видом Ромы, - что у меня нервы ни к черту, и все равно пугает!
- Это же просто легенда, Ингуш! – сделал он слабую попытку реабилитироваться.
В кустах снова что-то хрустнуло, и Инга, ойкнув, судорожно вцепилась в его руку. Катя покачала головой. Детский сад, честное слово! Спасибо, Лешка еще зубами не стучит, для полного счастья только этого не хватает. И что за мужики пошли?! Впору их самих защищать. Сильный пол, называется…
Настроение было испорчено. Минут пятнадцать сидели молча, лишь изредка перекидываясь парой слов, а потом засобирались спать. Подъем на следующий день предстоял ранний.
В палатке Лешка включил маленький радиоприемник. Зазвучала тихая музыка. Раздевшись, Катя со стоном вытянулась на импровизированной постели. Ноги гудели, но усталость была приятной. Мощный фонарик, прикрепленный к потолку ярко освещал небольшое пространство палатки. За брезентовыми стенами негромко шелестели листья. Ветки осторожно скреблись о ткань, словно застенчивый путник, не решающийся попроситься на ночлег.
Лешка снова взялся за джипиэсник, в надежде, что тот вдруг передумал и все-таки решил работать. Тихонько звенели пробравшиеся внутрь комары. Катины глаза начали неумолимы смыкаться. Где-то на грани между сном и явью, ей почудился шум, донесшийся от соседей. «Наверное, примирение идет полным ходом!» - мелькнула в голове насмешливая мысль. И вдруг тишину разорвал дикий вопль. Сон отлетел, словно сбитый щелчком. С бешено колотящимся сердцем Катя села на постели, прикипев глазами к дальней стене палатки, словно могла сквозь нее разглядеть, что происходит в нескольких метрах от них.
- Что это было?!
Она потянулась к «молнии», закрывающей вход, но побелевший Лешка неожиданно схватил ее за руку.
- Не открывай!
- С ума сошел? Там что-то случилось! – Катя набрала в легкие воздуха и, что было силы, крикнула, - Инга! Ромка! Вы в порядке?
- Тише ты! А вдруг…
- Что вдруг?! Леш, да что с тобой?! Ты же не думаешь, что там…
Леденящий душу вопль прозвучал снова. Только теперь к нему добавился какой-то новый звук. Словно рычала очень большая и очень голодная собака.
- О, Господи!
Лешка потянулся и быстро выключил фонарь. Навалилась тьма. Вопли больше не повторялись, лишь стонали под порывами ветра деревья, да приемник, сбитый Лешкиной рукой, разразился треском помех, укатившись куда-то за рюкзаки.
Кате казалось, что она попала в дурной сон. Надо было встать, выйти из палатки и узнать, что случилось, кто так страшно кричал, но ноги отказывались служить. Лешкина холодная, влажная от пота рука крепко вцепилась ей в плечо, причиняя боль. Тишина за стенами палатки давила, точно бетонная плита. В груди возникло и снежным комом начало разрастаться глухое раздражение.
- Надо выйти, Леш. – Катя сама не узнала свой голос, и неожиданно это придало ей уверенности. Господи, ну и трус он, оказывается! Она издала нервный смешок. – Какого черта? Ты что, действительно решил, что на них Вендиго напал?
В темноте послышался прерывистый вздох.
- Ладно, если хочешь, можешь сидеть тут, а я пойду.
На смену страху и раздражению пришла злость. Ребята, наверняка решили пошутить, и теперь сидят в палатке и давятся от смеха. А этот герой со страху чуть в штаны не наложил. Стыдоба. Катя решительным движением нащупала «молнию», но та вдруг сама разошлась под ее пальцами. В палатку ворвался вихрь ледяного воздуха. Страшно закричал Лешка, отбиваясь от чего-то невидимого.
«Бред! – успела подумать Катя. – Такого просто не может быть».
Лешкина нога с силой ударила ее в голову, отбросила назад. Затылок со звоном припечатался к чему-то твердому, металлическому. Из глаз брызнули искры.
Катя потеряла сознание.
Глава 6 - 7
Через несколько дней стало ясно, что мы кружим на одном месте, ни на шаг не приближаясь к разгадке. Казалось бы, поговорив с теми, кто близко знал Светлану, мы сможем отыскать направление, в котором и будем двигаться дальше, на деле же, никакой ясности так и не появилось. Разговор с женой Порываева, на который мы так рассчитывали, не дал ровным счетом ничего – Потапыч с уверенностью заявил, что хотя мадам Порываева до сих пор призывает на голову соседки все кары небесные, к убийству Светланы она не имеет никакого отношения. В словах Потапыча не было нужды сомневаться. Свой дар он использовал нечасто, но если уж пускал его в дело, то добытую информацию смело можно было считать истиной в последней инстанции.
Андрей Порываев тоже не смог рассказать ничего, что могло бы нам хоть сколько-нибудь помочь. Он несколько смущенно признался, что, помогая Светлане, действительно рассчитывал на определенную благодарность с ее стороны – уж больно привлекательна была молодая женщина, да и статус одинокой матери тоже, казалось, должен был бы придать ей сговорчивости. Но к его великому сожалению Светлане и в голову не пришло, что человек, которого она знала уже много лет, к тому же по возрасту годившийся ей в отцы, помогал ей не просто по доброте душевной, а с вполне конкретными намерениями. Шекспировские страсти, разгоревшиеся в результате у Порываева дома, несколько охладили пыл престарелого ловеласа, и он без сожаления принял у Светланы заявление об увольнении, надеясь таким образом вновь обрести мир в семье.
Наиболее интересной из всех оказалась беседа с Галиной Крошевой, той самой институтской подругой Светланы, о которой говорил Сергей. Я поехала к ней на следующий день после того, как Потапыч в пух и прах разнес нашу версию о ревности, в надежде если не найти зацепку, то хотя бы попытаться составить психологический портрет убитой.
Галина – симпатичная, пухленькая женщина, с непокорно торчащими в разные стороны огненно-рыжими кудряшками – встретила меня у лифта и проводила в небольшую комнату, по всей вероятности, служившую ей с мужем гостиной. Усадила на низенький диван, быстро вышла и вернулась, держа в руках запотевший стакан минералки. От ледяной воды сразу заломило в висках, и на мгновение я прикрыла глаза, с наслаждением потягивая воду маленькими глоточками.
Галина заняла кресло напротив и подняла на меня взгляд, не переставая нервно теребить в руках небольшое кухонное полотенце.
- Я рада, что кто-то на самом деле пытается выяснить, что произошло, – тихо сказала она, – Вы спрашивайте, я расскажу Вам все, что знаю. Все это так неожиданно…Господи, кошмар какой-то!
Она всхлипнула и вцепилась в полотенце, как утопающий в круг.
- Вы давно знакомы со Светланой? – спросила я, доставая ручку и блокнот.
- Давно. С первого курса. Через год будет пятнадцать лет.
- Расскажите мне про нее. Какая она была, чем увлекалась, чем занималась?
Галина негромко вздохнула.
- Она была необычная.
- Что это значит?
- Сложно сказать. Светлана была очень харизматичным человеком. Она как магнитом притягивала к себе людей, но при этом сама всегда держала дистанцию, не подпускала к себе близко. Если бы она захотела, то могла бы постоянно быть в центре внимания, но она никогда к этому не стремилась. Ей вполне хватало для общения одного - двух человек. С остальными же была любезна и вежлива, да и только. Хотя, повторюсь, дружить с ней многие хотели.
- Не знаете, почему так?
- Она по характеру была одиночкой. Кто-то любит окружать себя шумными компаниями, жить душой нараспашку, а кто-то предпочитает покой и уединение. Света относилась ко второму типу.
- Но с Вами она дружила…
Галина невесело усмехнулась.
- Правильнее будет сказать, что это я с ней дружила, она же меня, думаю, лишь в приятельницах числила. Да, мы часто общались, созванивались, встречались, но, знаете, в любых отношениях, в том числе и в дружеских, кто-то должен быть ведущим, а кто-то – ведомым. Светлана была ведущей. Я всегда это чувствовала. По-настоящему дружила она только с одним человеком – с Ириной Васильевой. Вот с ней они как сестры были.
- Вас это не обижало?
Галина пожала плечами.
- Да нет, на что тут обижаться? Света чудесным человеком была – очень добрым, порядочным, интересным собеседником. Ну а то, что в душу к себе не пускала, так это ее право.
- Чем она увлекалась?
- Да ничем, особенно. Музыку как все слушала, до рождения Валечки рисовала иногда, но это так, несерьезно. Она любила перерисовывать понравившиеся ей фотографии или картины, смеялась, говорила, что у нее самой воображение напрочь отсутствует, так что хоть чужое позаимствует. Ну а после того, как ребенок появился, ей на это уже банально не хватало времени.
- Про мужа ее Вы что скажете?
- Слизняк и мерзавец. – Галина кровожадно раздула ноздри и дернула концы полотенца, словно представляя его на шее непутевого алкоголика. – Я до сих пор понять не могу, как Светлану с ее тонким чутьем на людей, угораздило влюбиться в этого проходимца. Всем с самого начала было ясно, что он из себя представляет, но у нее прямо комплекс какой-то был – помогать всем сирым и убогим. Уверяла, что на самом деле он хороший, просто его подтолкнуть немного надо, сделать так, чтобы в жизни цель появилась, ответственность. Думаю, Вы знаете, чем это кончилось.
- Да, я в курсе. Как Вы считаете, это из-за него она решилась одна с ребенком в деревню уехать?
- Из-за него в том числе. Развод на Светлану сильно подействовал. Ей Петр столько крови попортил, столько нервов вымотал! А нервы у нее всегда железные были, она говорила, что ей даже сны практически никогда не снились, стоило голову на подушку положить, как сразу засыпала. А тут кошмары стали преследовать.
- Кошмары?
- Ну да, она часто жаловалась на то, что стала бояться засыпать, не высыпалась и чувствовала себя совершенно разбитой. Плюс еще эта история с увольнением… Вы ведь наверняка слышали про нее?
- В общих чертах. Расскажите подробнее, пожалуйста.
- Да чертовщина полная! Ее сосед устроил к себе на фирму. Светлана ведь отличным специалистом была, но когда забеременела, уволилась с работы, хотела таким образом простимулировать мужа, дать ему понять, что теперь он несет ответственность за семью – за нее и ребенка. Глупость, конечно, потому что этому одноклеточному было на все, кроме бутылки, наплевать. Так вот, после развода с деньгами у нее было очень туго, поэтому за предложенную работу она обеими руками ухватилась. Договорилась с няней для ребенка, два месяца проработала, а потом жена этого соседа заявилась к ней домой и наговорила кучу гадостей. Среди прочего пообещала, что если Света не оставит в покое ее мужа, то она ей квартиру подпалит. Представляете, ненормальная какая?!
- Да уж… Насколько я знаю, после этого Светлана уволилась?
- На следующий же день. Не думаю, правда, что она всерьез поверила в эту угрозу, скорее была сильно оскорблена.
- И Вы считаете, что она решила уехать, чтобы просто отдохнуть и привести мысли в порядок?
- Да. Света очень любила Камнищи. Она, когда ребенком была, там каждое лето проводила. Говорила, что в деревне даже воздух целебный, все проблемы отступают. Не знаю, что в нем было такого целебного, - Галина вздрогнула, – на мой взгляд, место жуткое.
- Чем же? Вы были там?
- Да, однажды. Ездили, когда еще в институте учились. Это был один из редких случаев, когда Света пригласила кого-то к себе. Одного раза мне вполне хватило, чтобы понять, что я туда, как сейчас модно говорить, «больше не ездец». Деревня стоит практически в лесу. Выйдешь за околицу, сто метров пройдешь – можешь начинать «ау» кричать. Лес густой, темный, как в страшных сказках, так и кажется, что оттуда сейчас какая-нибудь тварь выскочит. Комары размером с лошадь. Курган этот…
- Какой курган?
- Да там недалеко курган есть, местные про него легенды слагают, будто клад под ним зарыт, но его злая сила охраняет. Про клад ничего не знаю, но вот злая сила там точно какая-то водится, по крайней мере, мне еще нигде до этого так страшно не было. Ночью ветки в окно стучат, словно скребется кто-то …Спать невозможно. Жутко…
Молодая женщина вздрогнула и слегка побледнела. На круглом лице отчетливо проступила россыпь веснушек.
- Уж как я ее отговаривала туда ехать – и убеждала, и доводы разные приводила, и говорила, что с маленьким ребенком опасно в такой глуши, без медицинской помощи случись чего – все без толку! Она надо мной смеялась только, говорила, что каждую травинку в округе знает, и бояться там нечего, это у меня тогда просто воображение разыгралось…
Галина горько махнула рукой.
- Я, честно говоря, даже мужа боялась туда отпускать. Ее Ирина должна была отвезти, но там что-то не сложилось, и Света нас попросила. Отказать неудобно было, не объяснишь же, что десять лет прошло, а я до сих пор трясусь как глупая курица. Но я места себе не находила, пока мне Олег не отзвонился, что он на Ленинградку выехал.
- Понятно. – Задумчиво протянула я. – А муж Ваш ничего особенного не приметил, когда был там?
- Я спрашивала его, он сказал, обычная деревня, только находится у черта на рогах. Олег и пробыл-то там всего полчаса: помог вещи выгрузить и попрощался. Никого не видел, только у магазина несколько стариков на лавочке сидели.
- Ясно. И последний вопрос – у Светланы были враги? Если не считать ее мужа и соседки, она с кем-то серьезно ссорилась? Кто-то мог желать ей смерти?
Галина, не задумываясь, отрицательно покачала головой.
- Нет. Светлана была совершенно неконфликтным человеком. Я не знаю никого, кто бы мог затаить на нее обиду.
- Все понятно.
Я закрыла блокнот и встала. Негромко скрипнул старый диван. Пора было уходить, я узнала все, что мне было нужно.
Продолжая комкать в руках полотенце, Галина вышла за мной в коридор.
-Вы не будете возражать, если мы, в случае необходимости, побеседуем с Вашим мужем? Или с Вами, если возникнут еще какие-то вопросы? – спросила я уже стоя в дверях.
- Какие тут могут быть возражения? В любое время. – Тихо ответила она.
В тот же день, составив подробный отчет о моем разговоре с Крошевой, я постучалась в кабинет Гудвина.
- Заходи, только аккуратно. – Раздался его голос.
Недоумевая, я приоткрыла дверь, сделала шаг, тут же споткнулась о стопку каких-то толстенных папок, лежавших на полу и, не веря своим глазам, застыла на месте. Везде, даже на подоконниках, были разложены бумажки, какие-то счета, бухгалтерские отчеты. Они занимали каждый сантиметр поверхности, возвышаясь опасно кренившимися высокими стопками, словно небольшие Пизанские башни. Огромный фикус у окна, любовно оберегаемый Гудвином, словно пресловутый Аленький Цветочек, стал похож на новогоднюю елку – шеф зачем-то обклеил его листья разноцветными стикерами и исписал их вдоль и поперек заметками. Переведя взгляд вниз, я обнаружила, что стою на какой-то бумажке.
- Ой. – Виновато пискнула я, убирая ногу с того, что на первый взгляд казалось бухгалтерской ведомостью.
- Я же просил, аккуратнее! – Раздраженно бросил Гудвин, выбираясь из-за стола и с трудом просачиваясь между двумя на вид опасными для жизни башенками. – Ты с отчетом?
Я покаянно кивнула.
- Тогда иди-ка ты, душа моя, в переговорную, пока ты мне здесь все окончательно не развалила. Я приду через минуту.
Осторожно лавируя среди редких островков свободного пространства, стараясь больше ни на что не наступить, я вышла из кабинета. С Гудвином в последние дни творилось что-то странное. На следующий день после того, как мы побывали у мужа Светланы, он заявился в офис чуть ли не в семь утра. Устроил разнос охраннику, который удачно ухитрился выбрать именно этот момент, чтобы отойти на кухню за чашкой кофе, обложился в своем кабинете бумагами и развил кипучую деятельность, придираясь к каждой мелочи, обнаруженной в наших отчетах чуть ли не месячной давности. До меня периодически доносились отголоски бурь, гремевших то над головой Гарика – «Тебе что, заняться больше нечем? У нас дел по горло, а он в игрушки играет! Мне видеокарту у тебя из компьютера выдрать?», то Лизы – «Стыдно, барышня, в твоем возрасте орфографические ошибки лепить! Пора бы уже выучить, что слово «агентство» пишется через «т». Стыдобища!», то Стаса – «Опять у тебя трафик зашкаливает?! Еще раз увижу, как ты что-то с торрентов качаешь, перекрою к чертовой матери доступ в Интернет!».
Все, попавшие под громы и молнии Великого и Ужасного выслушивали его виновато опустив голову, но при этом едва скрывая улыбку – очевидно, не я одна заметила, что в последнее время шеф все больше напоминал зомби, поднятого из могилы неумехой-некромантом, и теперь слоняющегося по окрестностям в надежде найти того, кто его, наконец, упокоит. Произошедшая с ним перемена не могла не радовать, но при этом было бы очень интересно узнать, что ее вызвало. Я задумчиво вгляделась в видневшийся сквозь матовое стекло силуэт Гудвина. В голову лезла какая-то ерунда, скорее всего не имеющая ничего общего с действительностью. Велев себе заканчивать фантазировать, я быстрым шагом пересекла офис, вошла в переговорную и прикрыла за собой дверь.
Внутри было темно и прохладно. Мягкий ковролин на полу глушил звук шагов. На стене тусклым пятном белел экран, почему-то не убранный Гариком после последнего собрания. На столе стоял забытый кем-то бумажный стаканчик из-под кофе. Представив себе выражение лица шефа, я поспешила выбросить его в мусорную корзину, а затем, от нечего делать, подошла к окну и слегка раздвинула плотные жалюзи. В глаза сразу ударили яркие солнечные лучи. Ну и жара…Хоть бы тучка какая к нам заглянула! Я с надеждой взглянула вверх, но небо по-прежнему было чистым, без единого облачка, только едва заметно дрожал от зноя воздух. По крыше дома напротив важно расхаживали жирные голуби. Нежно воркуя, они кружили вокруг своих подруг, для пущего эффекта распушив перья и гордо выпятив грудь. Голубки усиленно делали вид, что не замечают ухаживаний, лишь изредка взмахивая крыльями, чтобы отогнать чересчур назойливых кавалеров.
«Надо же, и жара им нипочем!» – мелькнуло в голове.
За этой мыслью пришла следующая: «Интересно, сколько у меня времени до того, как Сергей потребует ответ? Неделя? Месяц?»
Вопрос на сто очков. После того дня, как он весьма своеобразно сделал мне предложение, мы ни разу не возвращались к разговору на эту тему, но я была уверена, что в очень скором времени меня, образно говоря, припрут к стенке.
А я по-прежнему, словно последний параноик, не знала, что решить, глупо и по-детски боясь все сглазить.
- Господи, кто вообще придумал жениться?! Хорошую вещь браком не назовут, – едва слышно пробормотала я, прижимаясь носом к стеклу, и тут же подпрыгнула от звука хлопнувшей двери.
- Ты чего у окна застыла? – поинтересовался Гудвин, усаживаясь за стол. – Давай, Яна, садись и рассказывай. Мне через час кровь из носу уехать надо, так что не тяни кота за хвост.
Вздохнув, я заняла свое кресло и открыла папку с отчетом.
Когда я закончила говорить, Виктор Борисович молча кивнул, взял карандаш и начал быстро вертеть его в пальцах, перекидывая из одной руки в другую. Пододвинул к себе чистый лист бумаги, изобразил какое-то животное, по виду - помесь белки с носорогом, поморщился, зачеркнул и задумчиво произнес:
- Что-то у нас ерунда какая-то выходит, тебе не кажется?
Я кивнула. Ерунда действительно выходила полная. Во-первых, нам до сих пор так и не удалось выяснить официальную причину смерти Лисиной. Складывалось впечатление, что все сотрудники областной милиции, расследовавшие это дело, дали нерушимый обет молчания, категорически отказываясь делиться хоть какой-то информацией. Не помогали ни многочисленные связи Гудвина, ни героические попытки Сергея со Стасом всеми правдами и неправдами добиться отчета медицинской экспертизы – опера молчали, как воды в рот набрали. Это вызывало, мягко говоря, недоумение: что было такого особенного в смерти молодой женщины, что из нее сделали тайну за семью печатями?
Во-вторых, было совершенно непонятно, за каким лешим Светлану понесло в эту Богом забытую деревеньку. Неужели на нее так подействовала ссора с соседкой? А даже если и подействовала, все равно она обязана была думать в первую очередь не о себе, а о ребенке. Ей бы работу новую искать, а не уезжать на все лето. На какие шиши она жить собиралась? Тоже мне, человек с железными нервами!
Все это я высказала Виктору Борисовичу, напоследок добавив:
- Я, если честно, вообще эту Светлану не понимаю. О ней все отзываются как об умной, интересной женщине, но объясните мне, как она, такая умная и интересная, не смогла распознать в будущем муже алкоголика? Почему не развелась с ним сразу же, как поняла, что бросать пить он не намерен? Как ее вообще угораздило додуматься, забеременев, уволиться с работы?! Она что, на самом деле верила в то, что это заставит мужа забыть про бутылку, и он срочно начнет вкалывать на благо семьи?! Маразм какой-то, честное слово. Я не поленилась, даже Ирине позвонила. Подумала, может, Галина что-то напутала.
- И что она сказала? – заинтересованно поднял глаза Гудвин.
- Принялась перечислять все ее добродетели, начиная с неискоренимой веры в людей и в возможность их перевоспитания, и заканчивая прямо-таки неземной добротой. С ее слов эту Светлану хоть сегодня можно причислять к лику святых!
Гудвин слегка усмехнулся и стукнул карандашом по столу. Звук вышел резкий, неприятный.
- Что-то, я смотрю, она тебе не очень-то нравится.
- Кто именно?
- Светлана.
- А-а. Ну да. Не нравится. Вернее, нет, не так. Мне не нравится тот портрет, который у меня сейчас вырисовывается. Судя по нему, эта Светлана была то ли глупенькой, наивной дурочкой, то ли просто двуличной, удачно маскирующей свое истинное «я». Ну не могла яркая, умная, нетривиальная, притягательная, как ее подруги живописуют, женщина, имеющая возможность всегда быть в центре внимания, жить затворницей, практически ни с кем не общаясь. На это должна была быть ну очень веская причина. Не могла она выйти замуж за это ничтожество. Не могла после дурацкой склоки с соседкой бросить работу – единственный источник дохода для нее и дочки – и сбежать в деревню! Не вяжется тут одно с другим, понимаете? Что-то мы явно упускаем. Какой-то момент, который бы объяснял все эти странные, с нашей точки зрения, поступки.
- Нда, не вяжется. – Повторил за мной Виктор Борисович, задумчиво почесал карандашом нос и произнес. – Вот что, душа моя. На данный момент нашей приоритетной задачей все же является поиск убийцы. Психологический портрет Лисиной, безусловно, важен, но меня сейчас больше волнует то, что до сих пор так и не ясна причина ее смерти. Если в ближайшее время московские связи Светланы ни на что не выведут, придется вам с Потапычем навестить эту деревеньку и потрясти местные власти. А вообще, честно тебе признаюсь, я почти уверен, что здесь мы ничего не найдем. Интуиция у меня еще не совсем заржавела, и она мне подсказывает, что не отсюда ноги растут. Так что у тебя и твоей группы еще будет шанс своими глазами взглянуть на эти самые Камнищи. Ладно, - Виктор Борисович кинул взгляд на часы и встал. – Мне пора, а то на встречу опоздаю. Пробки в Москве пока еще никто не отменял. Я на мобильном.
Он расправил плечи и быстрым шагом вышел из комнаты. Я проводила глазами высокую, подтянутую фигуру. Нет, что и говорить, последние дни подействовали на шефа, будто глоток живой воды. Что бы ни было тому причиной, оставалось только благодарить Бога за своевременное вмешательство – мы снова получила назад нашего Гудвина.
***
Вот уж не думала я, что слова шефа про Камнищи окажутся пророческими. Ближе к вечеру Сергей со Стасом, весь день с помощью Гарика колдовавшие над компьютером, наконец, оторвались от монитора и подозвали меня.
- Слушай, мать, - поинтересовался Стас, подхватывая выползающую из принтера стопку бумаг, – ты как относишься к поездке загород?
- Положительно отношусь. – Я углядела валявшуюся у Сергея на столе бесхозную конфетку, быстро цапнула ее и бросила в рот. – Особенно, если эта поездка предполагает шашлычки. Ну или обычный пикник, на худой конец.
Стас сочувственно посмотрел на меня и пихнул Сергея, с комфортом вытянувшегося в кресле.
- Ты ее что, вообще не кормишь?
- Прокормишь ее, пожалуй! – фыркнул тот. – Купил на днях батон колбасы. Вкусной такой, нежненькой…Наутро встаю, глядь – исчезла колбаса! Янка ночью схомячила.
- Клевета! – возмутилась я, незаметно изучая его стол на предмет наличия еще чего-нибудь съедобного. Со своей поездкой к Галине я пропустила обед, и теперь жутко хотелось есть. – Колбасу сожрал твой живоглот. Я ему одно только колечко на пробу отрезала, отвернулась на секунду, а он ее уже дожевывает. Чем оговаривать бедную девушку, лучше бы собаку хорошим манерам поучил!
Я, наконец, заметила торчавший из тумбочки краешек обертки от шоколада и, перегнувшись через стол, потянула ее к себе. Сергей вместо ответа лишь закатил глаза – мол, и так все понятно, о чем тут спорить?
- У меня, вроде бы где-то яблоко было, хочешь? – хмыкнул Стас, наблюдая за стремительно уменьшавшейся шоколадкой.
- Угу. Тащи. – Благодарно кивнула я. – Учти, Вересков, будешь меня голодом морить, уйду жить к Стасу. Буду у него целыми днями креветки лопать. Да, так что там с пикником?
- С пикником как раз ничего. А вот загород нам поехать придется. Название Камнищи тебе о чем-то говорит?
- О-паньки. – Я даже жевать от неожиданности перестала. – Вы что, с шефом сговорились? Он мне пару часов назад, ссылаясь на интуицию, предрек эту поездочку.
Вместо ответа Сергей забрал у Стаса распечатку и протянул ее мне.
- Читай.
Я быстро пробежала глазами по строчкам. Какие-то имена, даты… Стоп. Не может быть. Я подкатила к себе кресло и, не отрывая взгляда от бумаг, села за стол.
- Интересно? – прочитал мои мысли Стас.
Я задумчиво кивнула.
- Откуда у вас эта информация?
- Это было у ментов в компе. Надоело у них информацию клянчить, и Гарик их сервак грохнул. И просто ради любопытства, решили изучить этот район на предмет особо тяжких преступлений.
Я запустила пальцы в волосы и с силой потянула, пытаясь привести в порядок мысли. То, что лежало сейчас передо мной не укладывалось ни в какие рамки.
- Ребят, я глазам своим не верю. Получается, что в окрестностях этой деревни уже шестьдесят лет творится черт знает что, и никто не сном, ни духом? – Я начала вслух читать. – Летом 1947 года трое грибников найдены мертвыми со следами укусов по всему телу. Предположительно, стали жертвой стаи волков. У одного из трупов отсутствовала голова. Очешуеть можно! Ну и волки… Лето 1957-го. Жестокое убийство целой семьи – матери и троих детей. Буквально разорваны в клочья. Убийца не найден. Тогда же без вести пропало несколько колхозников. Предположительно утонули в болоте. Лето 1965-го. Убита молодая учительница. На теле множество рваных ран. Убийца не найден. В тот же год пропадает несколько детей. Опять предположительно в болоте утонули. Лето 71-го. Без вести исчезает группа школьников. Ого! Пять человек. Неужели?.. Нет, вы смотрите-ка, снова болото виновато! Меня засосала коварная трясина… 1978 – две женщины. Травмы, не совместимые с жизнью. 1984 – шестеро туристов! Тела найдены в лесу. Видимых повреждений нет. Причина смерти не установлена. Слушайте, да это какой-то Бермудский треугольник просто! Аномальная зона. 1990…снова дети. Мальчик и девочка. 1995-й…2000-й…2003-й…2006-й…
Я потрясенно опустила листы на стол и подняла голову.
- И вы хотите сказать, что этого никто не заметил???
Ребята синхронно пожали плечами.
- Может, и заметил кто, откуда нам знать. Но официально эти убийства не связаны и в серию их никто не объединял. Есть еще один любопытный момент. Вот, смотри, - Сергей пододвинул к себе листы. – С 47-го по 65-й годы интервал между убийствами составляет десять лет. А дальше он начинает сокращаться. В последнее время жестокие убийства и исчезновение людей в этой области происходят каждые три-четыре года. Последнее убийство было зафиксировано в 2006 году, а сейчас…
- Две тысячи девятый… - прошептала я.
- Гарик помог нам добыть результаты предварительного отчета медэксперта, выезжавшего на место убийства. Догадываешься, что там? На теле Светланы помимо множества рваных ран непонятного происхождения, имеются также следы укусов. И сделаны они очень большими и острыми зубами, соотнести которые с кем-либо из живущих ныне представителей фауны, включая гомо сапиенс, эксперт затрудняется. Вот так-то. Но и это еще не все.
- Что еще? – слабым голосом спросила я. Свалившаяся на меня информация категорически отказывалась укладываться в голове, катаясь и гремя там, словно одинокий орех в жестяной банке.
- Два дня назад недалеко от деревни Камнищи пропала небольшая группа туристов. Четверо ребят отправились в трехдневный поход. Позавчера они должны были выйти к железнодорожной станции в районе Родни, но так и не вышли. Связи с ними нет. Сейчас там ведутся поиски, но пока безрезультатно. Теперь ты понимаешь, почему нам надо ехать?
Да уж. Чего тут непонятного.
***
Июльские сумерки в Москве – как белые ночи. Только летом наступающая темнота может быть прозрачной, словно озерная вода. В такие минуты я стараюсь не зажигать электричество – яркие лампы разгонят по углам тени, безжалостно растушуют и сотрут полутона, раньше времени завершив световой день. Я не люблю ускорять бег времени.
Через распахнутую настежь балконную дверь в комнату вливался шум вечернего города. Солнце изломанными ярко-алыми бликами отражалось от окон домов. Я всегда была уверена, что если долго на них смотреть, то начнет казаться, будто внутри полыхает огонь.
Во дворе азартно кричали дети. У нас под окном футбольное поле и все лето детвора режется там в лапту. Игра останавливается только когда стемнеет настолько, что невозможно разглядеть мячик. У ребят в запасе было еще минут двадцать.
- Ты знаешь, а я даже довольна, что мы уезжаем, – задумчиво проговорила я, вытаскивая из шкафа купальник и бросая его к быстро растущей горке вещей в дорогу.
- Да? Почему, интересно? – повернулся ко мне Сергей.
Он сидел на полу, вытянув перед собой босые ноги, и лениво перетягивал с Реем пояс от моего старого халата. Овчар, упершись в пол всеми четырьмя лапами, мотал лобастой башкой и грозно рычал. Борьба шла почти на равных, хотя Сергей периодически делал вид, что поддается.
- Ну смотри, - начала я загибать пальцы. – Во-первых, мы уезжаем из Москвы. Не знаю как ты, но я уже загибаюсь от этой жары. На природе хотя бы дышать легче будет. Во-вторых, мы там сами себе хозяева. Сроки командировки Гудвин не определил, а это значит, что мы сможем часть времени посвятить себе. Искупаться, погулять, шашлычки покушать…
- Дались тебе эти шашлычки! – Рассмеялся Сергей.
Рей тут же воспользовался этим моментом и сделал мощный рывок. Послышался нехороший треск. Пес на секунду замер, а потом принялся тянуть с удвоенной силой.
- Да ты вспомни, когда мы с тобой шашлыки в последний раз ели?
- У Потапыча на дне рождения? – неуверенно предположил он.
- Вспомнила бабка, як девкой была! У Потапыча мы, вернее вы, рыбу ели. А шашлыки мы в последний раз почти полгода назад у Стаса на даче жарили. Я еще тогда себе чуть всю филейную часть не отморозила.
- Ну ладно, с шашлыками понятно. Еще что?
- А разве этого мало? У нас практически внеплановый отпуск намечается!
- Яна, опомнись! - Сергей сделал усилие и Рей, скрепя когтями по ламинату, заскользил в его сторону. – Там по области, судя по всему, маньяк разгуливает. Причем такой, что Чекатило нервно курит в сторонке. А ты пикничок планируешь.
Я беспечно махнула рукой. К стопке вещей присоединился сарафан и мое любимое летнее платье. Надеть его в офис я бы не рискнула, а вот загородом – самое оно.
- Если все эти преступления совершены одним и тем же человеком, то маньяку должно быть уже лет под восемьдесят!
- Ну да, только возраст почему-то не помешал ему расправиться со Светланой и уходить тех четверых туристов. Давай, мальчик, тяни! Не лодырничай!
- Сейчас порвете пояс, паршивцы! Туристы под вопросом. Может, они просто заблудились и через день-два спокойно выйдут из леса где-нибудь на Селигере.
- Порвется – Бог с ним, ты же все равно халат на тряпки выкинула. Заблудиться туристы, конечно, могли. Теоретически. Вот только, по словам родных, трое из них ходят в походы лет с двенадцати. Были на Алтае, в Карелии. Опыт ориентирования на местности огромный. Лес в Тверской области, конечно, немаленький, но с тайгой его не сравнить. Очень сомнительно, что они ухитрились заплута…
Раздался треск. Сергея отбросило назад, и впечатало спиной в диван. Рей, прилагавший значительно больше усилий, кубарем покатился по полу, не выпуская из зубов отвоеванный кусок пояса.
- Молодец, силач! – похвалил его хозяин, легко вскочил на ноги и с изумлением уставился на стопку одежды, которую я успела уложить в чемодан.
- Янка, ты что издеваешься? Куда столько?! Или ты там год жить собираешься?
- Почему год? – обиделась я. – Здесь все только самое необходимое.
Сергей приподнял бровь и полез в чемодан.
- Вот это самое необходимое?! И это? И вот это? Любовь моя, ты там местным трактористам показ мод решила устроить? Или волкам в лесу?
- Сережка, ну-ка немедленно положи все назад!
- И не подумаю! Возьми что-то теплое, на случай, если похолодает, несколько пар джинсов, футболки и кроссовки. Остальное можешь смело запихнуть обратно в шкаф.
- Нормальный ход! А ходить я там в чем буду? В джинсах и кроссовках по такой жаре? Купальник хоть отдай!
- Купальник, так и быть, оставлю. Янка, ты пойми, там же лес кругом. Зачем тебе все эти вещи? Ты бы лучше покупкой средства от комаров озаботилась, а не этими сарафанчиками. Чего ты бурчишь?
- Я не бурчу. Я говорю, что ты можешь смело взять Рея, пойти в магазин и купить все, что считаешь нужным.
- Да, ты права. – Сергей натянул футболку, свистнул собаку и вышел в коридор. – Давай, не тяни кота за хвост. Выкидывай все лишнее и пакуй чемодан.
- Иди, иди. – Пробормотала я, закрывая за ним дверь.
Зажгла лампу, и сумерки шарахнулись вон из комнаты, оставив лишь клочья под столом и диваном. При свете кучка вещей на диване показалась мне совсем небольшой. Немного поколебавшись, я аккуратно уложила забракованную Сергеем одежду на дно чемодана и прикрыла ее джинсами и футболками.
***
Вставать пришлось в полпятого утра. Город за окном был окутан сероватой предрассветной дымкой. Требовательно орали в кустах сирени коты. Мусороуборочные машины с грохотом опорожняли контейнеры, этажом выше на высокой, надрывной ноте плакал ребенок. Старательно разлепляя упрямо закрывающиеся глаза, мы наскоро перекусили бутербродами. В такую рань есть совершенно не хотелось, но мы понятия не имели, когда придется поесть в следующий раз. Так что пришлось запихнуть в себя колбасу и запить крепким, горячим кофе. Дорога предстояла неблизкая. Накануне Ирина предприняла героическую попытку детально описать Сергею, как проехать в Камнищи, но, судя по тому, с каким выражением лица он выслушал ее объяснения, нам еще предстояло поплутать.
Было решено, что поедем мы вдвоем и попытаемся снять дом или, хотя бы, комнату, а через несколько дней к нам присоединятся Стас и Потапыч. За это время им, с помощью наших программистов, предстояло выяснить как можно больше обо всех преступлениях, произошедших в районе Камнищ.
Быстро сполоснув свою чашку, Сергей всунул ноги в кроссовки и пошел в гараж за машиной. Отчаянно зевая, я искренне позавидовала его способности вставать в такую рань и при этом чувствовать себя свежим и бодрым. У меня было ощущение, что меня, как кусок масла, размазывают по слишком большому куску хлеба – глаза горели и чесались, невыносимо хотелось прислонить куда-нибудь, голову и спать, спать, спать! Я поймала себя на том, что сижу за столом, уткнувшись лбом в сложенные ладони. Нет, я так и вправду засну. Пришлось идти в ванную комнату и несколько минут плескать на лицо ледяной водой. Садистский способ немного помог, по крайней мере, я смогла уже сообразить, что до прихода Сергея неплохо было бы еще раз проверить по списку вещи и найти, наконец, поводок Рея, который этот зловредный пес куда-то спрятал накануне. Кряхтя как семидесятилетняя старуха, я полезла под диван, и в этот момент мой мобильник разразился громкой трелью звонка. От неожиданности я дернулась и сильно ударилась плечом о подлокотник. Шипя от боли, недоумевая, кто бы это мог быть в такую рань, я прижала трубку к уху.
- Алло?
- Здравствуй, Яна. Это Наталья Владиславовна. – Раздался в трубке знакомый голос.
Не удержавшись, я бросила взгляд на часы. Пять утра. Однако!
- Доброе утро. Что-то случилось?
На том конце провода раздался тихий смех.
- Нет-нет, не волнуйся, все хорошо. Что может случиться с такой старой курицей, как я? Мне Сережа вчера оставил номер твоего мобильного, на случай, если с ним не будет связи. Он сказал, что вы едете в Камнищи.
- Да. – Я по-прежнему не понимала, к чему она клонит.
Наталья Владиславовна замолчала. В трубке был слышан тихий шелест ее дыхания. Я снова взглянула на часы.
- Сережа рядом? – неожиданно спросила она.
- Нет, он за машиной пошел. Попросить его, чтобы он Вам перезвонил?
- Нет-нет, не надо! – Быстро проговорила Наталья Владиславовна. – Собственно, я даже хотела попросить тебя, чтобы ты ничего ему не говорила о моем звонке.
Ну вот, приехали. Я окончательно перестала что-либо понимать.
- А что?..
- Яна, послушай меня. – Наталья Владиславовна заговорила торопливо, словно боялась, что я прерву ее. – Будьте аккуратнее. Оба. Присматривай за Сережей. Это место не для него. Да и не для тебя тоже. Но коли уж так сложилось, и вы едете… одним словом, присматривай за ним.
- В каком смысле присматривай? Наталья Владиславовна, я ничего не понимаю! Сереже тридцать три года, он сам в состоянии…
Наталья Владиславовна не дала мне договорить.
- Яна, я не могу тебе ничего объяснить. Считай это придурью пожилой женщины. Просто я очень тебя прошу, будь рядом с ним. Обещаешь?
Час от часу не легче. Куда ж я денусь-то от него?!
- Конечно обещаю, Наталья Владиславовна. Но все-таки…
- Ну вот и славно.– Я услышала вздох облегчения. – Спасибо тебе.
- Но Вы…
- Не забудь, что Сереже не стоит знать о моем звонке. Договорились?
- Договорились, но может…
- До свиданья, Яночка. Удачной дороги.
И она отсоединилась.
Несколько мгновений я смотрела на телефонную трубку в своих руках, соображая, что все это значит. В двери щелкнул замок.
- Янка, ку-ку! – раздался из коридора голос Сергея. – Пойдем, надо Ленинградку проскочить, пока еще дороги свободные.
Я пожала плечами и сунула телефон в карман. Взгляд упал на кресло. Из-под подушки скромно выглядывала брезентовая петля. Ага, вот ты где! Я быстро вытащила поводок и вышла в коридор. Потом подумаю об этом странном звонке. Сейчас есть вещи и поважнее. Например, объяснить Сергею, почему мой чемодан весит столько, как будто набит кирпичами.
Главы 7-8
В ранний час машин на трассе было немного. Основной поток двигался из области в Москву – живущие за пределами столицы люди спешили на работу. В обратную же сторону шоссе было практически пустым. Убаюканная мерным гудением мотора, я задремала где-то в районе Химок и проснулась только тогда, когда машина, словно припадочная, начала подергиваться и подпрыгивать на ухабах. Зубы в третий раз лязгнули в миллиметре от кончика языка. Вцепившись для верности в сидение, я открыла глаза, выглянула в окно и восхищенно протянула:
- Ух ты-ы!
Мы медленно двигались по узкой, раздолбанной бетонке, змеей извивавшейся среди соснового бора. Лучи солнца сияющими копьями пронзали ветви широченных, в несколько обхватов, деревьев. Ярко-голубое, умытое прозрачными всплесками облаков небо, шатром раскинулось над пышными кронами. Густые заросли растений, усыпанных мелкими бледно-желтыми соцветиями, вились по обочинам дороги, исчезающей в гуще леса.
- Ух ты – это не то слово! – сквозь зубы процедил Сергей, пытаясь выровнять резво скачущую машину. – У меня от этого «ух ты» сейчас вся подвеска к чертям собачьим полетит. Это не дорога! Это даже не направление, чтоб его!
- Зато красиво. – Пробормотала я, прилипнув носом к стеклу. В лесу кипела бурная жизнь. Суетливо перепархивали с ветки на ветку звонкоголосые птахи. Удивленные вторжением человека в свои владения, они провожали нас любопытными взглядами, быстро обмениваясь очевидно нелицеприятными мнениями по нашему поводу. Крупная сорока снялась с ветки, сверкнула белыми боками и, громко стрекоча, направилась вглубь леса. Не иначе как разносить вести. Тучи мелкой мошкары вились в косых столбах солнечных лучей. Глядя на их обилие, я мысленно поблагодарила Сергея, скупившего накануне все средства анти-комариной защиты. Быть съеденной заживо местным гнусом меня как-то не привлекало.
- Нам еще долго? – Я незаметно бросила взгляд на часы.
Ничего себе! Уже начало десятого! Я проспала почти три часа.
Сергей раздраженно передернул плечами.
- Понятия не имею. Судя по тому, что говорила Ирина, осталось совсем немного. Хотя я не удивлюсь, если окажется, что мы куда-нибудь не туда свернули – последние километров пятьдесят я не видел ни одного указателя.
Я благоразумно замолчала. Почему-то плохая дорога значительно более удручающе действует на водителей-мужчин, чем на женщин. Может, просто потому, что женщины хуже представляют себе технические последствия скачки по колдобинам? Сложно сказать. Но Сергей не был исключением из общего правила, и сейчас пыхтел от злости, как паровоз. Я успокаивающе коснулась его руки, дождалась ответной улыбки, пусть и несколько кривоватой, и снова приникла к окну.
Минут через десять дорога прекратила петлять, и лес расступился в стороны, открывая небольшую долину.
- Камнищи, – коротко произнес Сергей.
Деревенька лежала внизу, словно плюшка на дне неглубокой чаши. Несколько десятков домов, обнесенных частоколом, тесно жались друг к другу. Между ними тонкой нитью вилась единственная улица. Каким-то непостижимым образом она огибала каждый дом, напоминая небрежно наброшенные на вязание петли. Почти сразу же за оградами плотной стеной вставал густой сосновый бор, опоясывающий деревню в форме подковы. Я вспомнила слова Галины – «выйдешь за околицу, можно начинать «ау» кричать». Да уж, не поспоришь. Но того гнетущего впечатления, которое на нее произвели Камнищи, я не почувствовала. Скорее наоборот, увиденное подняло настроение – уж очень красивые были места. В наш век повсеместной урбанизации такие редко встретишь. Человек ухитрился испоганить все, к чему хоть раз прикоснулись его руки. Даже в таежной чаще можно наткнуться на пакетик из-под чипсов, брошенный на землю небрежной рукой. Здесь же природа выглядела нетронутой, словно мы нечаянно попали в прошлое, лет на двести назад.
Рядом тихо присвистнул Сергей.
- Неплохо, однако!
Я молча кивнула. Красота. Для полного счастья не хватало только…. Вглядевшись внимательнее, я схватила Сергея за руку – между деревьев блестело, играло яркими бликами, переливаясь на солнце, маленькое лесное озеро.
Пыльная дорога сбегала с холма и вливалась в более широкую, наезженную трассу, будто маленький ручеек в крупную реку. Машина перестала судорожно дергаться, а я смогла, наконец, перестать цепляться за сидение, в попытках не протаранить головой потолок.
- А почему мы сразу по этой дороге не могли поехать? – поинтересовалась я, потирая макушку – пару раз я все-таки успела довольно чувствительно приложиться.
На заднем сидении шумно вздохнул Рей – его эта тряска тоже достала.
- Потому что, судя по карте, длина этой дороги всего десяток километров, она идет от железнодорожной станции к деревне.
- Странные люди, – удивленно пробормотала я, – нет бы общую дорогу нормальной сделать, так они кусочек под личное пользование выровняли, и ладно! Все-таки раздолбайство в нас неискоренимо.
Сергей молча пожал плечами.
Дорога вильнула пару раз для порядка и подкатилась к небольшой площади, окаймленной старыми липами. Почти в самом его центре обнаружилось двухэтажное, обшарпанное здание, увенчанное гордой вывеской «Супермаркет». Ниже, видимо, для непонятливых или же незнакомых с заморскими словами, имелась табличка поменьше – «Магазин». Деревянная, перекосившаяся дверь была открыта настежь. На пороге вольготно раскинулась тощая черно-белая кошка, слегка подрагивая длинным облезлым хвостом.
Возле входа на приземистой лавочке сидели несколько стариков. Рядом, к стене магазина, рядком прислонились четыре палки, выструганные из обычного суковатого дерева. На одной висела черная матерчатая сумка. Четыре пары глаз внимательно уставились на нашу машину. Седые головы склонились друг к другу, что-то оживленно обсуждая.
Сергей неторопливо припарковался, отстегнул ремень, открыл дверь и вышел наружу. В салон сразу пахнуло жарким, словно из печки, воздухом. Немного подумав, я вышла следом.
- Добрый день! – вежливо поздоровался Сергей.
- И тебе не хворать. – Настороженно ответил один из стариков – высокий, морщинистый дед лет восьмидесяти, в драных темно-синих трениках.
Что-то холодное и мокрое ткнулось мне в ногу. Кошка, зашипев, словно дырявый чайник, одним прыжком вскочила на ноги и, перемахнув низенькую оградку, взлетела на дерево. Опустив глаза, я увидела довольно скалящуюся морду Рея – псу тоже надоело сидеть в машине. Старики неодобрительно закачали головами.
Нимало не смутившись, Сергей продолжил:
- Не подскажете, у кого здесь можно дом снять?
- А зачем тебе? – блеснув глазами, с любопытством поинтересовался все тот же дед.
- По делу. – Доброжелательно улыбнулся мой любимый.
В воздухе повисла пауза. Наконец, другой старик, маленький и сморщенный, как печеное яблоко, прошамкал:
- У нас, милок, половина домов в деревне пустыми стоят. В какой хошь, в такой и заселяйся.
- Большое спасибо. – Поблагодарил его Сергей, и обратился ко мне. – Ян, может, имеет смысл сразу в магазин зайти? Чтобы сразу понять, что здесь есть из продуктов?
Я согласно кивнула. Накануне мы купили какие-то вещи первой необходимости, включая консервы, но на одних полуфабрикатах и растворимых супах долго не проживешь. Отпихнув от себя Рея, я решительным шагом направилась в сторону «Супермаркета». Рассохшаяся дверь скрипнула, пропуская внутрь. В магазине жара достигала своего апогея. Вытирая с лица мгновенно выступивший пот, я мрачно подумала, что максимум пять минут в этой душегубке – и меня хватит тепловой удар. Быстрый осмотр помещения не придал оптимизма. С потолка свисали длинные желтые ленты с налипшими на них мухами. Еще десятка два потенциальных смертниц с громким жужжанием носились вокруг покрытого пылью неподвижного вентилятора. На удивление чистые прилавки были заставлены крупами, среди которых, почему-то преобладала гречка – не меньше четырех видов. Рыбные консервы…мясные консервы…сушки «Челночок»…хлеб…завернутая в промасленную бумагу халва…о! мясо! Мысль о шашлыке снова заманчиво замаячила впереди, но, приглядевшись к заветренным кускам, чей зеленоватый оттенок не скрывал даже покрывавший их слой льда, я разочарованно выдохнула, мысленно порадовавшись, что стекло прилавка избавляет меня от более близкого знакомства с несостоявшимся шашлыком. Рядом с мясом покоилась одинокая куриная тушка. Покрывавшие ее синюшные пятна красноречиво свидетельствовали о том, что смерть несчастной наступила в результате жестоких побоев. Торчащие из пупырчатых ног одиночные перья тоже не добавляли привлекательности.
- Что-то хотели? – раздался рядом приятный женский голос.
Я подняла голову и столкнулась с доброжелательным взглядом невысокой, полной женщины, лет сорока.
- Да я смотрю, что у вас есть, - смешалась я. – Мясо вот как-то не очень…
Женщина негромко рассмеялась.
- «Не очень» - это мягко сказано. Мясо у нас редко кто берет, практически у всех свое хозяйство. Оно неделями на прилавке может лежать. Но завтра завоз будет, подвезут свежее. А вообще, километрах в двадцати отсюда есть ферма, там вы можете купить парную свинину и говядину. Цены невысокие, и мясо хорошее. Вы сюда отдыхать приехали? К родственникам?
- Не совсем. – Уклончиво ответила я. – Надо кое-что сделать. Вот, ищем, где бы поселиться.
Женщина на мгновение задумалась, а потом предложила:
- У меня соседний дом пустует. Старики, которые там жили, уже лет пять, как умерли, наследников нет. Дом хороший, добротный. Электричество есть, две комнаты на первом этаже и одна – на втором. Хотите, я дам вам от него ключи? Все храню их на случай, если вдруг кто из родственников объявится…
Я благодарно кивнула. Сразу же найти жилье было несказанной удачей. К тому же не придется слоняться по всей деревне, выясняя, какие дома пустые, а у каких есть хозяева. И впрямь повезло.
Женщина, между тем, обогнула прилавок и выглянула в окно. Не найдя там того, что искала, укоризненно покачала головой и вышла на улицу. Я с радостью последовала за ней – от духоты меня уже начинало ощутимо подташнивать. Дожидавшийся у машины Сергей бросил на меня вопросительный взгляд, и я быстро прошептала:
- Она предложила нам поселиться в доме по соседству. Тетка вроде нормальная.
Старики у входа с любопытством и нескрываемым удовольствием смотрели, как женщина озирается кругом. Приложила руку к глазам и, прикрыв их от бьющего в лицо солнца, громко крикнула:
- Антонина!
На одной из растущих неподалеку лип что-то громко хрустнуло, но никто не отозвался. На лавочке захихикали.
- Что, Надежда, опять твоя охламонка пропала?
Этот комментарий женщина пропустила мимо ушей.
- Антонина, иди сюда немедленно! Где тебя носит, паршивка?
Тишина. А потом откуда-то сверху раздался жалобный детский голос:
- Ма-ам, тут кошка на дерево залезла, а слезть не может.
Приглядевшись, я заметила среди листвы невысокую фигурку, с трудом балансирующую на тонкой ветке. Прямо над ее головой, распластавшись по дереву, сидела давешняя кошка, глядя вниз расширившимися от страха глазами.
- Я тебе сколько раз говорила, не лазить по деревьям! Спускайся немедленно! – испуганно воскликнула мать, с тревогой глядя на девочку.
Ветка, на которой та стояла, многозначительно потрескивала.
- Без кошки не слезу. – Последовал ответ сверху.
Женщина всплеснула руками и в растерянности обернулась к нам. Сергей смерил взглядом расстояние до земли и негромко присвистнул – не меньше трех метров. Запихнул в машину Рея, подошел к дереву и посмотрел наверх. Девочка в ответ с любопытством уставилась на него, но тут сук под ее ногами снова громко хрустнул и, ойкнув, она вцепилась руками в шершавый ствол.
- Ты можешь дотянуться до кошки? – спокойно спросил Сергей.
- Ага. Только я вместе с ней не смогу слезть, я уже пробовала.
- А тебе и не надо с ней слезать. Возьми кошку за шкирку и брось вниз, я ее поймаю.
- А если не поймаете? – недоверчиво поинтересовался ребенок. – Она же тогда разобьется!
- Поймаю. Обещаю.
- Точно?
- Абсолютно.
- Ну ладно.
Потянувшись, девочка схватила кошку за шиворот и попыталась отодрать ее от дерева. К сожалению, подобный способ спасения кошка видела в гробу и белых тапках. Возмущенно мявкнув, она что есть силы вцепилась когтями в кору и зашипела.
- Иди сюда, глупая!
Девочка поднатужилась, потянула сильнее, и в этот момент кошка решила, что на сегодня с нее хватит. Оттолкнувшись всеми четырьмя лапами от ствола, она вывернулась из рук своей спасительницы, ловко пробежала по ветке, спрыгнула на землю и со всех лап устремились прочь. Потерявшая равновесие девчушка попыталась ухватиться за дерево, но, в отличие от кошки, у нее не было когтей, и громко взвизгнув, она рухнула прямо в протянутые руки Сергея. Аккуратно перехватив драгоценный груз, он отошел от липы и мягко поставил ребенка на землю.
На вид ей было не больше семи лет. Короткое платьишко открывало худые, исцарапанные ноги, на одной из которых красовалась большая болячка. Две белобрысых косички воинственно торчали в разные стороны, ярко-синие глаза на загорелом личике без тени страха смотрели то на меня, то на Сергея.
- А вы кто? – поинтересовалась она, вьюном вывернувшись из рук кинувшейся ощупывать ее матери.
- Меня зовут Сергей, а это – Яна.
- Дядя Сергей и тетя Яна! – строго поправила Надежда, убедившись, что с дочерью все в порядке. – Ты бы хоть спасибо сказала, бессовестная!
- Ага. Спасибо. А я Антошка.
- Почему Антошка? Это же не девчачье имя. – Изумился Сергей.
- Потому что терпеть не могу быть девчонкой! Мальчишкам все можно, а мне нет. Несправедливо!
Большой палец ноги, обутой в сбитую сандалию, прочертил в пыли круг.
- У девочек тоже есть много интересного… - начала было я, но она даже не стала меня слушать, отмахнувшись, словно от надоедливой мухи. Видимо, уже не раз слышала подобные аргументы.
- А вы откуда?
- Из Москвы.
- А зачем вы сюда приехали?
- По делам.
- По каким делам?
- Антонина! – возмутилась Надежда. - Ну-ка прекращай свой допрос! Лучше отведи их к нам домой и скажи Мите, чтобы дал им ключи от дома бабы Дуси.
- А зачем?
- Быстро, я сказала! – не выдержала женщина, подкрепив свои слова шлепком пониже спины.
Обиженно шмыгнув носом, Антошка козой заскакала вокруг машины.
- Ой, а можно я порулю?
- Нет! – Хором ответили мы.
Потрясенная таким единодушием, девочка безропотно села на заднее сидение, и с восхищенным возгласом запустила обе руки в густую шерсть Рея. Пес довольно оскалился – к детям он питал особую слабость, вероятно держа их за щенков-несмышленышей, которым надо во всем потакать и оберегать от возможных опасностей.
За пять минут дороги до дома Антошки, мы успели узнать про нее практически все. Ни на минуту не умолкавшая девчонка поведала нам, что живет она с мамой, сестрой (старше меня всего-то на три года, а задается, будто взрослая!) и братом (ему уже целых четырнадцать лет, он большой-большой и очень сильный!). Отец уехал в город на заработки, да так там и остался, нашел себе новую жену. Мама работает продавщицей в местном магазине и не разрешает Антошке одной ходить в лес и купаться в озере. А еще лазить по деревьям. А она, между прочим, плавает лучше, чем сверстники-мальчишки, и по деревьям не хуже их лазает. И в лесу все-все грибные места знает. И клюквы она на болоте может набрать ба-альшущую корзину, только маме об этом не надо говорить.
Совершенно оглушенные звонким голосом и непрекращающейся трескотней, мы с Сергеем покорно поставили машину у заросшего крапивой плетня (у меня тут секретный ход есть, я вам потом покажу!) и направились в сторону небольшого, дома, с белыми резными наличниками. Перед крыльцом деловито расхаживали куры, что-то выискивая в пыльной земле. Стоило нам подойти ближе, как они с истошным квохтаньем заметались по двору, хлопая крыльями, взлетая над плечами и проскальзывая мимо ног. Из машины донесся сдавленный звук. Обернувшись, я увидела Рея, прижавшегося носом к стеклу, с жадным блеском в глазах не отрывавшего взгляда от бестолково носящихся птиц.
Из дома навстречу нам вышел высокий худощавый парень, с такими же голубыми, как и у сестры, глазами. Услышав, что нам нужно, принес ключи и передал их Сергею, старательно скрывая свое любопытство. Он явно пытался вести себя как взрослый – пожал нам руки, строгим голосом приказал с обожанием глядевшей на него Антошке «не путаться под ногами и идти обедать», поинтересовался, не надо ли чем помочь. Мы поблагодарили и отказались, попросив разрешение обращаться по мере необходимости. Парень коротко кивнул и, извинившись, отправился на кухню, из которой, постепенно нарастая до ультразвука, слышались детские крики. Уже за дверью до нас донесся его ломающийся басок – «ну-ка цыц, курицы! Будете ругаться, останетесь без мороженого!». И возмущенный вопль Антошки – «Мить, это Нюрка-зараза! Она первая начала!».
- Жесть. – Прокомментировал Сергей, закрывая за собой невысокую калитку. – Я бы удавился.
- На месте кого? – полюбопытствовала я. – Брата или матери?
- На месте обоих. – Честно ответил тот. – Эта егоза – это что-то с чем-то! А я-то еще думал, что мой двоюродный племянник – гиперактивный ребенок. Да по сравнению с ней он просто тормоз!
Рассмеявшись, я вышла за калитку. Рей на заднем сидении бешено завилял хвостом, умоляя выпустить его на улицу, где столько интересных запахов, а еще больше – интересных животных. Например, вон тех, белых, с перьями…
- Будешь гоняться за курами – посажу на цепь! – Предупредил Сергей его порыв броситься к забору.
Разогнавшийся было Рей, резко затормозил, словно чья-то невидимая рука схватила его за хвост, и обиженно фыркнул. Упрямое выражение, появившееся на его морде, я истолковала как «ничего-ничего, будет и на нашей улице праздник!» и мысленно дала себе зарок каждый день пересчитывать соседских несушек.
- Ну что, пойдем смотреть, дом.
Сергей бодро обнял меня за плечи и повлек в сторону едва видневшейся за густым яблоневым садом покатой крыши.
Глава 8
Тверская область, где-то в лесу.
На третьи сутки у Кати не осталось сил даже на то, чтобы плакать. Иссушенные зноем и жаждой губы потрескались. Каждый раз, разлепляя их, чтобы сделать вдох, она испытывала жгучую боль. Раскалывалась голова, лицо распухло от комариных укусов. Содранные в кровь ладони – результат падения вниз с небольшого, надежно замаскированного кустами пригорка, покрылись мерзкой коркой и слиплись. Она шла, не разбирая дороги, уже не пытаясь определить направление, а просто тупо надеясь, что бесконечная череда деревьев перед глазами однажды все-таки расступится. Когда силы заканчивались, она падала на землю и дремала, пребывая где-то на грани между сном и явью. Такой отдых не приносил облегчения, но силы немного восстанавливались, и она вставала, и шла снова, шаг за шагом двигаясь вперед, продираясь через густое сплетение ветвей.
Катя запрещала себе думать о том, что произошло с ребятами. Когда она выберется, и будет лежать на мягкой кровати, на чистых, белых простынях, когда под ее головой будет удобная подушка, а не жесткая лесная кочка, она вспомнит все, что случилось, и попробует как-то с этим смириться. Но не сейчас. Не здесь. Не в этом лесу, где, очнувшись под утро, она нашла своих друзей мертвыми, с выбеленными ужасом лицами. На телах не было ни единой раны. Охваченная каким-то эмоциональным ступором, она методично обследовала их, пытаясь нащупать хотя бы одно повреждение, которое могло бы повлечь за собой смерть. Тщетно. Только изуродованные страхом, застывшие в беззвучном крике рты говорили о том, что кто-то, ЧТО-ТО здесь все-таки было. И это что-то, убив ее друзей, почему-то оставило ее саму в живых. Действуя механически, как автомат, Катя собрала все мобильные телефоны и просидела целый час, в бесплодных попытках поймать сеть и вызвать помощь. А потом у нее за спиной громко щелкнула сухая ветка, и ей неожиданно пришло в голову, что кто-то, ЧТО-ТО, может и передумать и вернуться за ней. Ничего не соображая, охваченная паникой, она сорвалась с места и бежала до тех пор, пока не упала, споткнувшись о торчавший из земли корень. Но даже тогда, мыча от боли, прочно угнездившейся в боку, она продолжала ползти вперед, боясь, что если остановится, кто-то, ЧТО-ТО настигнет ее.
Пару раз ей казалось, что краем глаза она видит неясную тень, мелькавшую то справа, то впереди. Измученный слух выхватывал из сонма лесных шорохов, отзвуки неслышной поступи – хруст валежника под легкими шагами, шелест листьев, отодвигаемых осторожной рукой. Каждый раз Катя крепко зажмуривалась и твердила себе, что ничего нет, просто не может быть, ничего подобного она не видит и не слышит. И тень отступала. Когда на лес опустились сумерки, она без сил упала на землю, и, забыв про страх, вырубилась до рассвета. Сон был больше похож на обморок.
На следующее утро, проснувшись от громкого чириканья юрких лесных птиц, перепархивающих с ветки на ветку прямо над головой, Катя несколько минут пыталась сообразить, где находится. Немилосердно хотелось пить. Все вещи, в том числе фляги с водой, остались в лагере. Широкие кроны деревьев давали густую тень, помогая спрятаться от жгучих лучей солнца, но организм настойчиво сигнализировал, что, будучи худо-бедно готовым смириться с голодом, он совершенно не намерен игнорировать отсутствие воды. Облизывая пересохшие губы, Катя кляла себя и охватившую ее в лагере панику последними словами. Городской житель до мозга костей, она понятия не имела, как добыть воду в лесу, где даже мох под ногами пожух от зноя. После полудня она случайно наткнулась на заросли кислицы. Упав на колени, девушка пригоршнями стала запихивать ее в рот, до тех пор, пока не начались рези в желудке. Убогая пища не принесла желанного облегчения. С трудом поднявшись на ноги, Катя поковыляла дальше.
К вечеру второго дня, стоило лишь ей закрыть глаза, как перед мысленным взором вставали бокалы с прозрачной, ледяной водой. По запотевшему от холода стеклу сбегали маленькие, продолговатые капли. Пузырьки газа поднимались со дна и с тихим шипением лопались на поверхности. Видения были настолько реальными, что измученный мозг убеждал протянуть руку вперед – и в ней окажется вожделенный напиток. Ужас одиночества отступал перед единственным, затмевающим разум желанием – пить.
После еще одной ночи этой изощренной пытки Кате начало казаться, что если перед ней сейчас появится злополучный Вендиго и перед смертью предложит стакан воды, она уйдет из жизни, не переставая возносить ему осанну. Когда, на исходе третьих суток, впереди заблестел, звонко разбиваясь о камни, небольшой ручей, Катя была уверена, что у нее, как у потерявшегося в пустыне путника, начались миражи. И лишь опустив горящие руки в прохладную быструю воду, смогла поверить в реальность.
Пила она долго, жадно, захлебываясь, не обращая внимания на поднявшийся со дна взбаламученный ил и плавающие на поверхности сосновые иголки. Лишь после того, как плещущаяся в животе вода подкатила обратно к горлу, сделав попытку вырваться наружу, Катя смогла оторваться от ручья и без сил упасть на землю. Голова кружилась, желудок периодически совершал дикие кульбиты, не зная, что делать с таким обилием попавшей в него жидкости, но в целом, впервые за последние несколько дней девушка почувствовала себя лучше. Сознание очистилось от тумана, вернулась способность трезво мыслить. Выждав несколько минут, она поднялась на ноги и огляделась по сторонам.
Ручеек вытекал из-под большого, покрытого мхом камня, и, звеня, терялся в густой траве. Вокруг негромко скрипели деревья – за время ее бесцельных блужданий мрачные сосны и ели сменились смешанным лесом. То тут, то там яркими белыми пятнами мелькали стройные стволы берез, мелко дрожали листьями заросли орешника. Усевшись на теплый, нагретый солнцем камень, Катя попыталась вспомнить все, что когда-либо в жизни слышала про ориентирование в лесу. Почему-то на ум приходили только детские книжки про пионерские походы. Кажется, там что-то было про мох. Вроде бы, он всегда растет на той стороне дерева, которая выходит на север. Так можно определить части света. Катя завертела головой. Мох вокруг рос, и весьма обильно. Мягким зеленым пледом он укутывал подножия деревьев, равномерно располагаясь со всех четырех сторон. Бред какой-то. Либо мох здесь неправильный, либо те, кто писал эти книжки, никогда не были в лесу, предпочитая забивать головы детей плодами собственной фантазии. Что еще? Можно определить направление по звездам. Катя горько усмехнулась – даже если опустить тот факт, что сейчас день, затея эта все равно из области фантастики – она кроме Солнца, Луны и, пожалуй, Большой Медведицы, ничего на небе найти не сможет. Какие еще варианты? Залезть на сосну и попытаться увидеть ближайший населенный пункт? Перелом шеи станет, безусловно, достойным завершением этого фильма ужасов.
Впервые Катя пожалела о том, что никогда не интересовалась простейшими правилами выживания в экстремальной ситуации. Была уверена, что уж ей-то это не пригодится. Вот и не пригодилось! Тоскливым взглядом она окинула бесконечное колышущееся море деревьев. Если продолжать идти наугад, она никогда не выберется из леса, так и будет ходить кругами, пока не умрет от голода, или, что более вероятно, ее не сожрет какая-нибудь лесная тварь. Надо думать.
Ручей под ногами мелодично журчал. Слегка мутноватая вода тягуче переливалась через круглые, обкатанные камни, закручивалась в небольшие водовороты, подмывая и унося мелкий лесной мусор. Пахло свежестью и почему-то мятой. Хотелось сидеть, не двигаясь, ни о чем не думая. Ждать, пока вода смоет страх и боль последних дней. Лениво смотреть на маленькие радуги, как по волшебству возникающие под косыми лучами солнца, всеми силами отгоняя мысли о тех, кто остался на березовой опушке.
Ручеек огибал молодую осину и нырял в траву. Внезапно заинтересовавшись, Катя слезла с камня и раздвинула густые зеленые стебли. Тонкая струйка воды продолжала свой путь, временами исчезая из вида, но затем вновь появляясь, настойчиво стремясь куда-то вглубь леса. «А что если пойти за ним?» - возникла в голове неожиданная мысль. – «Ведь куда-то же он ведет? Возможно, к какой-нибудь речке побольше, которая приведет к людям?». Спотыкаясь, путаясь в траве, Катя поспешила вперед.
Темнота наступила неожиданно быстро. Мягкие летние сумерки стремительно растворились под натиском ночи, такой не похожей на ночь в большом городе. Привыкнув к ярко освещенным улицам, к щедро льющемуся из окон свету, Катя и представить себе не могла, как выглядит настоящая тьма – та черная, непроглядная тьма, когда все вокруг будто перестает существовать, слившись в единый, плотный комок абсолютного первозданного мрака. Двигаться дальше без риска упасть и свернуть себе шею стало невозможно. На ощупь, ориентируясь на едва слышное журчание ручья, девушка нашла островок мягкого мха и свернулась в клубочек так, чтобы, не вставая, можно было дотянуться до воды. От осознания ужаса собственного положения ее начала бить крупная дрожь. Предыдущие ночи прошли как в тумане. Находясь еще в шоковом состоянии, она плохо понимала, что происходит. Организм милосердно отключал сознание, позволяя первое время не думать о пережитом. Теперь же первый шок прошел, и не в силах уснуть Катя тряслась от холода и страха, съежившись на маленьком мшистом пятачке.
Рези в животе, которые она поначалу списывала на голодные спазмы, усиливались. Изнеженный желудок отчаянно боролся с мутной родниковой водой. При мысли о том, какая богатая флора и фауна могла оказаться в воде, которую она с такой жадностью выпила, Кате стало совсем худо. Все тело горело как в лихорадке, ее бросало то в жар, то в холод, на лбу выступил липкий, противный пот. Не в силах больше сдерживаться, девушка ухватилась дрожащими от слабости руками за что-то жесткое и со стоном склонилась над землей…
Тошнота прошла лишь к утру. Рассвет встретил ее крепко спящей, тесно прижавшейся к вывороченным из земли корням большого корявого пня.
Глава 9
- Achtung!
Громкий, словно из репродуктора, голос оглушительно гремит в ушах. Вздрогнув всем телом, Стас открывает глаза и начинает нервно озираться кругом. У-уй, ё-ё! Ведь была вчера мысль – не надо мешать шампанское с текилой, плохо будет, и вот, пожалуйста – неоспоримое доказательство собственной глупости: он стоит босиком на холодном полу в какой-то комнате, над головой мигают и потрескивают лампы, одетые в круглые металлические абажуры, а откуда-то снизу доносится негромкое, ровное гудение. Звук мерзкий – не передать. Словно царапанье ногтем по стеклу, усиленное в тысячу раз. В пыли на полу видна одинокая цепочка следов.
Матерь Божья, как он вообще сюда попал? А главное, куда это - «сюда»?! Мерцающий свет невыносимо действует на нервы, от дурацкого мельтешения перед глазами начинает покалывать правый висок в том месте, куда полтора года назад вошла пуля. Стас болезненно кривится – боль пока не очень сильная, но все может очень быстро измениться.
- ACHTUNG!!!
Идущий на пределе громкости окрик застигает его врасплох и заставляет, забыв обо всем, вскинуть руки к ушам. Вопреки всем законам физики, вместо того, чтобы затихнуть, звук нарастает, превращаясь в оглушающий рев. Прижав ладони к голове, Стас падает на колени. От накрывшей его звуковой волны, кажется, вибрируют пломбы в зубах. Закрыв руками голову, он корчится на полу, мечтая потерять сознание, оглохнуть – что угодно, лишь бы только закончилась эта чудовищная пытка. А мощность звука все увеличивается, он заполняет собой каждую клетку тела, безжалостно разрывает барабанные перепонки. Не выдержав, Стас начинает кричать и…
…просыпается.
- Могилев! Ты совсем рехнулся?! Ты чего орешь как потерпевший?
Вика, очередная пассия, сидела на постели, набросив простыню на длинные, темные от загара ноги. Мутным со сна глазами она смотрела на него с таким выражением, словно, проснувшись, обнаружила у себя в постели крысу. Размером с теленка.
Первые несколько секунд Стас безуспешно трепыхался в паутине собственных воспоминаний, судорожно соображая, где он находится, а потом память сжалилась, и события вчерашнего вечера постепенно вернулись на место. Он у Вики дома, в голове трещит и стреляет, как отряд окруженных в роще партизан, во рту мерзкий привкус кислятины – и на кой черт залил вчера текилу шампанским?! – и в довершение всего, он, судя по всему, орал во сне.
- Викусь… - слово вышло глухим, измятым, как воронье карканье.
Вика картинным жестом вскинула вверх узкие ладошки с идеально наманикюренными ногтями.
- И слушать не хочу. Предупреждать надо было, что ты на голову больной. Повезет, если соседи милицию не вызвали. Я бы, на их месте, вызвала точно. Ты орал, как будто тебя режут.
Стас со стоном откинулся на подушку. В ушах до сих пор стоял звон – по ощущениям от барабанных перепонок должны были остаться клочья. Черт, присниться же хрень такая!
- Викусь, у тебя таблетки от головы не найдется? – скорчив жалобную физиономию, коснулся он плеча демонстративно отвернувшейся к стене девушки.
- Только топор. – Не оборачиваясь, буркнула та. – Могилев, если ты мне и дальше собираешься спать мешать, езжай-ка ты лучше домой, у меня завтра презентация в девять утра, а тут ты со своими воплями.
Стас молча встал, оделся и вышел на улицу.
«Женщины! – с мрачным сарказмом думал он, стоя на пустом шоссе в надежде поймать попутку. – Никакого сострадания! Мужик рядом загибается, а она еще и топор предлагает… Ну и черт с тобой, не очень-то и хотелось. Хотя, похоже, я и вправду ее перепугал. Орал я, должно быть, не слабо».
В кармане затренькал мобильник. Уверенный, что это Вика одумалась, и звонит, чтобы вернуть его, Стас полез в джинсы и с изумлением уставился на высветившийся на экране Серегин номер.
- Разбудил? – поинтересовалась трубка хриплым со сна голосом.
- Да нет, я не сплю, - изумленно ответил Стас, бросая взгляд на часы.
Половина второго ночи.
- Везет. А я вот спал. – Хмуро пожаловался Сергей и смачно зевнул в трубку. – Но тут одна девица безжалостно прервала мой чуткий сон и с ножом у горла потребовала, чтобы я позвонил тебе и спросил, все ли у тебя в порядке. Вот звоню и спрашиваю. У тебя все в порядке?
- Вроде бы да. А в чем дело-то?
В трубке зашуршало, и Серегин голос произнес в сторону: «У него все хорошо. Ты довольна?». Что-то тихо и невнятно ответила Яна.
- Ну чего? – не выдержал Стас.
- Она желает тебе спокойной ночи. – После длинной паузы ответил Сергей и, еще раз зевнув, повесил трубку.
Несколько секунд Стас переваривал информацию, а потом звонко расхохотался. Ну и разговорчик – чистый сюр! Достойное завершение сегодняшнего дня.
Мигнув фарами, рядом затормозил старенький «Форд». Опустилось стекло, в окне появилось лицо пожилого, усталого мужчины. Продолжая смеяться, Стас спрятал мобильник в карман и подошел к машине.
- Шеф, на Проспект Вернадского не подкинешь? – С трудом выдавил он.
- А ты, часом, не буйный? – поинтересовался водитель, подозрительно оглядывая его с головы до ног.
Все еще сотрясаясь от хохота, Стас отрицательно качнул головой.
- Тогда по какому поводу такое бурное веселье?
- С друзьями поговорил.
- С друзьями – это хорошо. – Водитель потянулся и открыл дверь со стороны пассажирского сидения. – Залезай!
Уснуть в эту ночь Стасу так и не удалось. Ворочаясь без сна на влажных, сбитых в комок простынях, он все время возвращался мыслями к загадочному месту с мерцающими лампами. Вместо того чтобы постепенно раствориться и померкнуть в памяти, как обычно бывает со снами, этот сон даже не делал попыток поблекнуть. Он оставался таким же ярким, как и в первые минуты после пробуждения. И чем больше Стас напрягал память, припоминая детали, тем больше росло в нем ощущение, что в странной комнате он был не один.
***
Слух о том, что в деревню непонятно за каким лешим пожаловали двое «городских», разнесся по Камнищам со скоростью степного пожара. Уже через десять минут после того, как мы загнали машину во двор, возле забора нарисовалась небольшая стайка любопытных мальчишек. Периодически ойкая и почесываясь – крапива вдоль сгнившего штакетника достигала человеческого роста, лучше всяких деревяшек выполняя роль естественного заграждения – они старались высмотреть как можно больше подробностей, чтобы потом доложить о них остальным.
- Глянь, машина какая! – доносилось из-за забора. – Кле-е-вая!
- Да ничего особенного, я такие тыщу раз видел! Ты на собаку, на собаку посмотри! Здоровый кобелина! Ишь, разлегся на крыльце! А чёй-то он не лает, а? Больной что ли?
Рей лениво смотрел в сторону колыхавшейся как от сильного ветра крапивы и со вздохом отворачивался.
- Может, выйдем? – Предложила я Сергею после того, как количество зрителей за забором стало возрастать в геометрической прогрессии. – Представимся, так сказать, официально?
Ненадолго задумавшись, тот отрицательно качнул головой.
- Думаю, не стоит. Если среди них вдруг затесался наш маньяк, пусть он поломает голову, зачем мы сюда пожаловали.
Я ошеломленно уставилась на него.
- Опомнись, Сереж, это же просто мальчишки! Дети! Откуда среди них маньяку взяться?
- Ну так они здесь явно не последние, - резонно заметил Сергей.
И оказался прав. Любопытные прогуливались вдоль нашего забора, как прохожие по Бродвею. Преувеличенно громко перекликаясь, кучковались группками по несколько человек, периодически сменяя друг друга и предпринимая неубедительные попытки сделать вид, что оказались здесь совершенно случайно. То и дело поглядывали в сторону дома и что-то оживленно обсуждали. Каждый раз, когда кто-то из нас выходил на крыльцо, шушуканье на мгновенье стихало, и мы чувствовали на себе взгляды любопытных глаз, а затем возбужденный шепот возобновлялся с новой силой. Когда через дырку в заборе к нам на участок проскользнула Антошка, народ на улице, очевидно рассчитывавший отловить и с пристрастием допросить девчонку, едва не застонал от разочарования.
- Привет. Я пообедала. – Доложилась она, в два прыжка оказавшись на крыльце и протягивая Сергею небольшую, накрытую крышкой кастрюлю. – Мама велела вам передать.
- Что это? – Сергей с любопытством заглянул внутрь и растерянно перевел взгляд на меня. – Рагу... Детка, скажи маме огромное спасибо, но нам неловко…у нас есть еда.
- Я не детка. – Насупилась Антошка. – Мне уже восемь лет. И кастрюлю я обратно не попру, я и так из-за нее о гвоздь поцарапалась, вот!
Она обиженно продемонстрировала свежую царапину на локте.
Всеми силами стараясь не рассмеяться, я обняла девчонку за худенькие плечи.
- Хорошо, тогда передай маме, что мы ей очень благодарны и вечером ждем в гости на чай. А, кстати, почему ты не пошла через улицу? Тогда бы не пришлось пихать кастрюлю в дырку в заборе.
Вздернув выгоревшие брови под самую челку, Антошка посмотрела на меня как на умалишенную.
- Вы что, теть Ян?! Я бы тогда до вашего дома только к вечеру добралась! Все хотят узнать, кто вы такие и зачем приехали. К нам нечасто из города приезжают.
- А ты не хочешь? – поддразнил девчонку Сергей.
Антошка фыркнула.
- А я и так знаю. Тоже мне, секрет. Я еще час назад догадалась.
- Ну и зачем мы здесь, по-твоему?
- Исследовать убийство.
- Что-что делать?
- Убийство исследовать, – спокойно повторила Антошка.
- Расследовать, ты, наверное, хотела сказать? – кусая губы, проговорил Сергей.
Девочка махнула рукой.
- Ну расследовать, какая разница! Я угадала? Вы здесь потому, что у нас недавно тетеньку убили. Вы с ней дружили?
Мы с Сергеем переглянулись.
- Голову, значит, пускай поломает? – ехидно спросила я. – Ну-ну.
Слегка покраснев, Сергей рассеянным жестом взъерошил волосы.
- Почему ты так решила? – обратился он к ожидавшей ответа девочке.
Та только пожала плечами, удивляясь нашей недогадливости.
- А что еще у нас делать?
Я рассмеялась, глядя на то, как кисло скривился Сергей.
- Не расстраивайся, Сереж! Ты просто не учел, что в подобных местах даже такое событие, как рождение двойни у слесаря дяди Васи обсуждается годами, а уж убийство, да еще и совершенное всего неделю назад…Очевидно, что наше появление тут в первую очередь свяжут именно с ним.
Антошка нетерпеливо подергала Сергея за руку.
- Так я угадала?
- Угадала, – со вздохом, ответил тот.
Девочка просияла.
- Ура! Я знала! Я знала! Я и Митьке так сказала, а Нюрка, дура, не верила, говорила, что вы сюда в этот, как его… пирожный месяц приехали!
Настала моя очередь краснеть. Под сверкающим любопытством взглядом девчонки, я потянула Сергея за руку и отвела в сторонку.
- Что будем делать, Кутузов? Слишком настойчивый интерес к нашим скромным персонам может сильно осложнить дело, не находишь? Особенно, если нам придется по-настоящему «работать».
Сергей нахмурился, сорвал травинку и начал рассеянно вертеть ее в руках. Затем поднял голову и встретился со мной взглядом.
- У нас ведь все равно нет выбора, так?
Я кивнула.
- Значит надо попытаться сделать так, чтобы все это сыграло нам на руку. Гудвин просил без Стаса и Потапыча к местным ментам не соваться. До их приезда наша с тобой задача ненавязчиво собрать как можно больше информации о Светлане и о предыдущих убийствах. Вот и займемся этим. Прикинемся наивными дурачками, будем внимательно слушать все, что нам будут рассказывать, и при первой же возможности попробуем эти рассказы подтвердить или опровергнуть. Ну и, разумеется, не стоит демонстрировать твои, хм, нетрадиционные методы расследования. Не хватало еще, чтобы тебя обвинили в колдовстве и показательно сожгли на костре. Ты согласна?
Улыбнувшись, я пожала плечами.
- При всем богатстве выбора…
- Другой альтернативы нет. – Закончил за меня Сергей.
- Дядя Сережа-а! А Рей только что муху съел! – Послышался от крыльца задумчивый голос Антошки.
Без малейших признаков страха она обеими руками держала пса за мощные челюсти и с любопытством первооткрывателя заглядывала ему в глотку, до жути напоминая укротителя, засовывающего голову в пасть тигру. Застыв на месте, как каменное изваяние, не двигая даже хвостом, Рей глазами умолял о помощи. Мы обреченно переглянулись, Сергей закатил глаза и поспешил на выручку собаке.
День пролетел в хлопотах. Дом оказался хорошим, добротным. Небольшая электроплитка и холодильник решали вопрос с готовкой и хранением продуктов. Во всех трех комнатах стояли старые, но все еще вполне крепкие диваны, поэтому разместиться мы тоже должны были без проблем, даже с учетом предстоящего приезда Стаса и Потапыча.
Сергей нашел в сарае рассохшуюся деревянную лестницу и, несмотря на мои активные возражения, забрался на крышу. Долго ходил там, простукивая печную трубу и что-то внимательно рассматривая, а когда спустился, то сообщил, что под забором стоит человек десять, дымоход не забит, а крыша в хорошем состоянии и течь не должна. Последнее несказанно меня обрадовало. Глядя на то, как он легко балансирует на покатой поверхности, касаясь покрытия лишь кончиками пальцев, у меня по коже противно бегали мурашки, и вздохнуть с облегчением я смогла, только когда увидела его твердо стоящим обеими ногами на земле.
Оставшееся время целиком и полностью было посвящено уборке. За несколько лет пыли в доме скопилось столько, что ноги оставляли на полу, как на рыхлой земле, четкие отпечатки. Потеряв счет ведрам с грязной водой, вылитым в ближайшую канаву, я отдраивала наше новое жилище до тех пор, пока все вокруг не начало блестеть. В итоге вечером, когда солнце переместилось к самому горизонту, расцветив золотом облака, двигаться я была уже не в состоянии. Подложив под гудящую спину подушку, я сидела на крыльце с чашкой чая в руках, лениво отмахивалась от мошкары и разговаривала с Надеждой. Антошка передала матери приглашение и, около девяти часов та постучалась к нам в дверь, торжественно держа перед собой дивно пахнущую плетенку с пирогами. Аромат сдобного теста, вероятно, был единственным, что могло на время вернуть меня к жизни. Нежная начинка из сладкого щавеля буквально таяла во рту, и пироги исчезали со стола с невероятной скоростью. Глядя на то, как мы, урча от удовольствия, уплетаем ее выпечку, Надежда жалостливо качала головой и сетовала на то, что в городе нам, наверняка, и поесть-то некогда, и нас просто необходимо как следует подкормить. Я представила себе, как возвращаюсь в офис, имея форму овала на ножках, и, стиснув зубы, мужественно отодвинула от себя последний пирожок.
Монотонно жужжали комары. В воздухе сгущались сумерки, удивительно светлые и прозрачные, напоенные ароматом зеленого разнотравья. Я со вздохом откинулась на подушку, наслаждаясь покоем.
- Значит, вы из-за Светланы сюда приехали… - задумчиво протянула Надежда, рассеянно почесывая за ухом Рея.
- Да. Вы знали ее?
Женщина негромко вздохнула.
- Знала. Она здесь лето проводила, когда в школе училась. Я лет на десять ее постарше была, на каникулы институтские сюда приезжала. Да-да, - улыбнулась она, перехватив изумленный взгляд, который я не сумела сдержать. – Я окончила технический институт в Твери.
- А почему тогда?..
- Вернулась сюда? Влюбилась по уши. Муж будущий из деревни уезжать отказался, у него здесь работа была. Ну я и осталась. Жалко, конечно было квалификацию терять, родители отговаривали, но я уперлась – ни в какую! Думала, что неважно, где жить, главное вместе. А потом мужа с работы уволили. Искал долго, да что здесь найдешь? На хорошие места претендентов много, а там, где готовы были взять, платили копейки. Вот и уехал в город, надеялся там устроиться, квартиру снять, а потом, и нас перевезти.
Надежда горько махнула рукой. Было заметно, что говорить ей об этом до сих пор тяжело.
- Антонине четыре года было, когда он ушел. С ней сложнее всего пришлось, она очень отца любила. Детям постарше уже можно было что-то объяснить, а ей…
- Она у вас замечательная. – Мягко сказал Сергей.
Женщина устало улыбнулась.
- Охламонка. Никакого сладу с ней нет.
- Светлана такая же в детстве была?
Я незаметно вздохнула с облегчением. Сергей ненавязчиво сумел перевести разговор с неловкой темы в нужное русло.
Надежда глубоко задумалась.
- Сложно сказать, я близко ее не знала. Но… скорее нет, чем да. Мне она тихоней казалась. Поговаривали, что мать над ней трясется, одну никуда не пускает, хотя сама здесь выросла. Но это понятно, мужа нет, единственный ребенок, свет в окошке…
- И что, она ни с кем из местных детей не дружила?
Чтобы ребенок все каникулы сидел с матерью?! Мне такое представлялось с трудом.
- Получается, что ни с кем. Хотя… нет, постойте. Я несколько раз ее вместе с Зародышем видела!
Мы с Сергеем удивленно переглянулись.
- С кем, с кем?
Надежда весело рассмеялась, сразу сделавшись на десяток лет моложе.
- С Лешкой Прошиным. Его все Зародышем звали за большую голову. Тельце маленькое, тощее, а голова огромная. Смешной такой парнишка был.
- Он что, тоже умер?
- Господь с тобой, нет! Жив, здоров, женился вот недавно. Правда жена у него… - Надежда неодобрительно поджала губы. – Ну да не мне судить. А Свету он лет на пять был младше, даже не знаю, почему ей с ним интересно было.
- И как он на убийство ее отреагировал?
Надежда почему-то смутилась.
- Ну как… как и все. Испугался.
Я удивленно нахмурилась. «Испугался» - было не совсем то слово, которое я ожидала услышать. Ужаснулся – да. Возможно, расстроился. Но испугался? К тому же, «как все»? Чего именно? Уж не того ли, что очередное убийство означало, что снова возобновился тянущийся десятилетиями цикл? И что одной жертвой дело не ограничится?
- А вы не боитесь? – тихо спросил Сергей, видимо, придя к таким же выводам. - Ведь я так понимаю, что это далеко не первое убийство в Камнищах?
Надежда вздрогнула и обхватила себя руками, как будто ей внезапно стало холодно. Глубоко задумавшись, она смотрела на едва уловимо колышущиеся ветви яблонь. На лице, усталом, но все еще привлекательном, застыло странное выражение. Мы не торопили, ждали, пока она заговорит сама. Наконец, женщина подняла глаза, и я едва не отшатнулась, увидев в них голый, неприкрытый страх:
- Боюсь. Не за себя, за детей боюсь. Особенно за Антошку. Она – сорви голова, мои запреты ей не указ, бегает везде! Если с ней что-нибудь случится… Господи, сколько раз я уже давала себе зарок уехать, да все тяну чего-то! Тяжело одной с тремя детьми заново на новом месте все хозяйство поднимать, работу искать. Но, если этот ужас не прекратится, видимо, все же придется.
- А что народ говорит? Есть какие-то предположения, кто все это может творить? Вы думаете, это дело рук одного человека?
Надежда замолчала так надолго, что я уже была уверена, ответа мне не дождаться. Но спустя несколько минут, она все же неохотно разлепила плотно стиснутые губы.
- Вам это может показаться бредом. Это и выглядит бредом, но… мне сложно отрицать очевидное. Я здесь родилась, и могу с уверенностью сказать: с этим местом что-то не так. Не знаю, как объяснить. Оно как будто порченое. Знаете поговорку – если что-то плохое может случиться, то оно обязательно случается?
Я молча кивнула, не став уточнять, что на самом деле это называется «законом Мерфи».
- Так вот, для нашей деревни это правило действует на сто процентов. Как будто что-то здесь притягивает беду. Сводит людей с ума. Словно магнит здесь зарыт для неприятностей. Старики говорят, что эта земля проклята. И знаете что? Я им верю.
***
Проводив Надежду до калитки, мы наскоро убрали со стола и без сил упали в постель, решив отложить все разговоры до завтра. Ранний подъем и грандиозная уборка сделали свое дело – я заснула, едва голова коснулась подушки, будучи твердо убежденной, что как сурок просплю до самого утра. Не тут-то было. То ли рассказ Надежды так на меня подействовал, то ли усталость решила дать о себе знать подобным экзотическим способом, но посередине ночи, задыхаясь, я подскочила на кровати, едва сдерживая рвущийся из горла крик. Руки судорожно сжимали край одеяла, сердце отплясывало бешеную чечетку. Перед глазами окровавленной маской застыло смертельно бледное лицо Стаса. Из ушей и носа струилась кровь, глаза были плотно прикрыты, рот искривлен в гримасе страдания. Обеими руками он закрывал голову, словно пытаясь спрятаться от навалившейся на него боли.
Сергей жалобно промычал что-то невразумительное, когда я растолкала его и сунула под нос мобильный телефон.
- Звони Стасу!
- Ммм?..
- Позвони Стасу, узнай, все ли у него в порядке!
- Шосусилось?
Со сна его голос был хриплым и невнятным. Обеими руками он вяло отмахивался от телефона, который я пыталась вложить ему в ладонь. Неожиданно мне захотелось схватить его за плечи и как следует встряхнуть. Я не знала, что означал мой сон, но если со Стасом беда…
Темнота вокруг давила на плечи, не давала рассеяться страху. Изо всех сил стараясь не заорать, я поймала его руку и заставила сжать пальцы вокруг маленького, светящегося корпуса.
- Я очень тебя прошу, позвони Стасу, мне кажется, у него что-то случилось. Просто спроси, с ним все хорошо? Пожалуйста.
До Сергея, видимо, начало доходить, что я не шучу, потому что его глаза приобрели, наконец-то, осмысленное выражение, он молча перехватил телефон и набрал нужный номер. Трубку сняли после второго гудка.
- Разбудил? – Сипло проговорил Сергей. Выслушал ответ и, со стоном зевнув, потер глаза костяшками пальцев. - Везет. А я вот спал. Но тут одна девица безжалостно прервала мой чуткий сон и с ножом у горла потребовала, чтобы я позвонил тебе и спросил, все ли у тебя в порядке. Вот звоню и спрашиваю. У тебя все в порядке?
Голос Стаса что-то негромко произнес. Я нетерпеливо ткнула Сергея в бок и одними губами прошептала:
- Ну что?
- У него все хорошо. Ты довольна?
Расслабившись, я откинулась на подушку. Накатившее волной облегчение неожиданно сменилось смущением. Стас, наверное, был не один, иначе бы не ответил так быстро на звонок. Теперь ему придется объясняться, что за идиоты звонят ему посредине ночи. Шуточки на эту тему мне обеспечены на пару месяцев вперед. Я поморщилась. Вот я балда! Развела панику на пустом месте. Подумаешь, обычный кошмар! Ну, не совсем обычный, конечно, но с учетом всего пережитого… Н-да. Одно слово – истеричка. Дойдя до этой греющей душу мысли, я окончательно стушевалась, буркнула выжидательно смотревшему на меня Сергею: «передай ему спокойной ночи» и натянула на голову одеяло.
Я услышала, как он убрал телефон и через несколько секунд моего плеча коснулись прохладные пальцы.
- Не хочешь объяснить, что произошло?
Не поворачиваясь, я потрясла головой.
- Только не сейчас! Я тебе утром все расскажу, ладно? Когда мне не будет так стыдно.
Сергей вздохнул и философски пожал плечами.
- Что еще с тобой, убогой, делать? Давай утром. Только я тебя очень прошу, не буди меня больше, я устал как собака.
- Не буду. – Буркнула я в подушку.
Можно подумать, я специально!
- Тогда, спокойной ночи!
Подчеркнув голосом слово «спокойной», он крепко прижал меня к себе и через минуту уже мирно сопел.
Утром я проснулась от грохота на кухне. Болезненно скривившись – после вчерашнего подвига во славу чистоты противно ныла спина – я выползла на террасу. Сергея, против ожиданий, там не было, зато обнаружился Рей, гоняющий носом свою миску по всем углам.
- Тебя не покормили, бедный мальчик?
Пес тяжело вздохнул. Я присела рядом и заглянула в скорбные собачьи глаза. Рей ответил мне взглядом, полным вселенской тоски, схватил зубами миску и всунул ее мне в руку.
- Да ладно, ладно, поняла. – Пробормотала я, силясь вспомнить, куда мы вчера запихнули пакет с кормом.
Рей упростил мне задачу, яростно завиляв хвостом возле буфета. Точно. Похоже, что с памятью у собаки лучше, чем у меня. Расщедрившись, я наполнила миску до краев, и Рей набросился на нее так, будто не ел неделю.
За дверью послышались шаги, и на кухню боком зашел Сергей, аккуратно неся в руках ведра с водой.
- Здрасьте. Это что за дела? Я же его только что покормил! – удивился он, переводя взгляд с меня на жадно поглощавшего еду живоглота.
Заслышав голос хозяина, пес вздрогнул и задвигал челюстями в два раза энергичнее.
- Ах ты, паршивец! – Я возмущенно потянула пса за ухо. – У тебя совесть-то есть? Развел меня, как первоклашку!
Рей вильнул хвостом. Пищу он уже, похоже, заглатывал как альбатрос, не жуя.
Махнув рукой – не отнимать же! – я убрала пакет с кормом обратно в буфет.
- Мне Славка звонил. – Как бы между делом сообщил Сергей, наливая из ведра воду в умывальник.
Я застонала.
- Сережка! Не напоминай! Он сильно злится?
Сергей усмехнулся.
- Он вообще не злится. Но жаждет узнать причину нашего полуночного звонка. Я, кстати, тоже.
Я смутилась. При свете дня мой сон уже казался обычным пустяком, и я категорически не могла вспомнить, что именно меня в нем так напугало. Это я и постаралась донести до Сергея, однако, как ни странно, мое объяснение его не удовлетворило.
- Поподробнее все-таки можно про сон? – спокойно попросил он.
- Да ну, чего вспоминать-то теперь?
- Ну как тебе сказать… Славка вчера сходу не сообразил, а потом уже не стал перезванивать, не хотел нас будить. Ему, видишь ли, тоже сон приснился. Говорит, подобной хрени в жизни не видел. Находился в каком-то странном месте, босиком. Пока пытался понять, что он там забыл, кто-то заорал через динамики, да так, что он чуть не оглох. Думал, барабанные перепонки лопнут к черту. Когда проснулся, не мог поверить, что до сих пор слышит. Тебе это ничего не напоминает?
О-па. Я вздрогнула, вспомнив искаженное лицо в моем сне, струящуюся из ушей кровь, закрывавшие голову руки… Обычный пустяк?
- Не знаю. – Прошептала я. – Может быть.
- Хочешь позвонить ему?
Я помотала головой.
- Не сейчас. Может быть, позже. Мне надо подумать.
- Подумай. – Кивнул он. – Но вообще, черт его знает, может обычное совпадение. Мы с тобой устали вчера. Мне тоже весь остаток ночи какая-то гадость снилась.
- Что за гадость?
Сергей беспечно отмахнулся и принялся умываться, щедро поливая холодной водой себя и пол в радиусе метра вокруг.
- Так что за гадость? – Так и не дождавшись ответа, снова спросила я.
- Не помню. – Быстро ответил он. Снял с вешалки полотенце и принялся энергично вытираться. - Ян, давай-ка быстро завтракать, и надо начинать людей опрашивать. Дел по горло.
Я кивнула, не настаивая. Хотя, его предложение почему-то не вызвало у меня должного энтузиазма. Дальнейшие события показали, что не зря.
Глава 10
Тверская область, где-то в лесу.
Катя шла за ручьем уже сутки. Тягуче переливаясь в неглубоком, каменистом русле, он петлял среди деревьев, по счастью избегая непроходимых мест, и не делая попыток нырнуть под землю. Мутноватая вода больше не вызывала у девушки приступов тошноты. Пить она теперь старалась немного, маленькими глотками, стараясь не взболтать илистый осадок со дна. Это помогало. Физически Катя стала чувствовать себя значительно лучше. Время от времени на ее пути попадались небольшие полянки, усеянные земляникой и черникой, и тогда она сосредоточенно ползала по земле, горстями запихивая в рот ароматные ягоды. Еда вливала в измученное тело новые силы, но разум при этом продолжал пребывать в каком-то тумане, на автопилоте выполняя нужные действия: идти за ручьем, искать пищу, когда стемнеет – устраиваться на ночлег. Руки механически срывали и клали в рот ягоды, глаза высматривали торчащие из земли корни, не давая ногам споткнуться. Катя могла часами брести, не отрывая взгляда от земли, либо, наоборот, надолго застыть на месте, тупо разглядывая какую-нибудь ветку. Проходило несколько минут, Катя смаргивала и, очнувшись, шла дальше. Иногда она начинала тихонько плакать, но слезы катились по щекам, не вызывая в душе ни малейшего эмоционального отклика – просто физическая реакция организма на стресс и усталость.
На пятый день блужданий по лесу случилась беда. Старательно выглядывая ягоды в зарослях черники, густо растущих на левом берегу ручья, Катя перестала смотреть под ноги и судьба тут же воспользовалась моментом, чтобы подложить очередную свинью. Носок разбитой кроссовки зацепился за невысокую кочку и, потеряв равновесие, Катя покатилась по земле, со всего маху ударившись плечом обо что-то жесткое. Руку пронзила дикая боль, потемнело в глазах. Все от кисти до локтя моментально онемело, а выше…выше, судя по ощущениям, воткнули раскаленный прут, и теперь с садистским удовольствием медленно вращали, расшатывая в ране, словно гнилой зуб. Скуля от боли и ужаса, девушка попыталась приподняться, но в руку, безжалостно раздирая на части, впились тысячи острых зубов. Испустив хриплый вопль, Катя рухнула обратно на землю и потеряла сознание.
В себя девушка пришла спустя несколько минут. Какое-то время лежала неподвижно, тяжело, со стонами дыша, и стараясь не шевелиться. Правая щека прижималась к земле, на бледной тонкой коже отпечатался узор из еловых иголок. Прямо перед глазами рос невзрачный цветок, с мелкими белыми лепестками. По худосочному стеблю неторопливо карабкался муравей. Цветок едва заметно покачивался, и Катя уставилась на него бессмысленным, остекленевшим взглядом, изо всех стараясь задвинуть боль в дальний уголок сознания. Мало-помалу ощущение раскаленного прута, воткнувшегося в плечо, стало стихать и Катя снова решилась на попытку встать. В этот раз ей повезло больше. Боль моментально вернулась, стоило пошевелить рукой, и Катя не сумела сдержать крика, но все же ей удалось не упасть. Ухватившись здоровой рукой за растущее рядом молодое деревце, она подтянула ноги и, извернувшись, встала на колени, хрипло дыша и судорожно ловя ртом воздух. От пронзившей тело боли перед глазами плясали черные точки. Совершено обессиленная, она прислонилась лбом к тонкому стволу, и тихо и жалобно повторяла: «Ой, ой, ой!».
Прошло не меньше десяти минут, прежде чем чернота перед глазами рассеялась. Глубоко вздохнув, Катя рискнула повернуть голову и осмотреть пострадавшую руку. Футболка на плече была порвана, обнажая распухшую, посиневшую кожу, местами принявшую фиолетовый оттенок. Но не это испугало ее больше всего. Сама форма плеча казалась деформированной: на том места, где раньше был сустав, теперь зловеще зияла впадина. Любое, самое осторожное движение пострадавшей рукой, вызывало такой взрыв боли, что перехватывало дыхание.
В ужасе Катя прикрыла глаза. «Этого просто не может быть, - тупо повторяла она про себя, – это уже перебор. Не может сразу столько случиться с одним человеком. Так не бывает».
Хотелось лечь на землю, свернуться калачиком и больше не открывать глаза. Навалилось желание спать. «Интересно, - мелькнула в голове слабая мысль, – даже если я сейчас встану на ноги и не упаду после первого же шага, сколько еще я смогу пройти? Я не врач, но даже ежу понятно, что с плечом беда. Сломано или вывихнуто, я не знаю. В таких случаях необходима срочная госпитализация, рентген, обезболивающие. Сколько я смогу пройти, прежде чем умру от болевого шока? Пять метров? Пятьдесят? Господи, лучше бы я шею себе свернула, по крайней мере, сразу бы отмучилась!».
Сонливость туманила голову. Мысли текли медленно и неспешно, словно сладкая, тягучая река. Дыхание замедлилось, стало ровным и поверхностным. Веки будто налились свинцом. Катина рука соскользнула со ствола дерева, и бессильно повисла вдоль тела. Потеряв равновесие, девушка покачнулась...
Боль взорвалась в плече неожиданно, заставив ее вскрикнуть и судорожно вскинуть руку, ища опору. Всю верхнюю часть туловища как будто драли клещами, но, как ни странно, это неожиданно прочистило голову.
«Я сдохну, если останусь здесь, – мрачно кусая губы, подумала Катя, – я, наверное, по любому сдохну, но, по крайней мере, я буду знать, что сделала все для того, чтобы спастись. Надо идти. Надо хотя бы попробовать».
Стиснув зубы, она покрепче ухватилась за дерево, и осторожно, стараясь не двигать травмированной рукой, встала на ноги. От слабости и боли кружилась голова. Для того, чтобы оторвать ногу от земли, потребовались все оставшиеся силы, но, против ожидания, она не споткнулась и не упала. Собравшись с духом, шатаясь, как пьяная, Катя медленно двинулась вперед. Ноги дрожали, и каждую секунду девушка ждала, что сейчас они подогнуться, она рухнет на землю, и тогда у нее уже не хватит сил на то, чтобы встать. Слипшиеся волосы сальными прядями падали на лицо, мешали смотреть, но Катя не убирала их, боясь потерять шаткое равновесие. Каждое движение отдавалось в плече острой болью. Мир сузился до шороха шаркающих, как у старухи, шагов, да звука тяжелого дыхания. Десять метров…пятьдесят…сто…двести…
Если бы Катя была в состоянии поднять голову и оглядеться вокруг, она бы увидела, что лес вокруг начал меняться. Увеличились просветы между деревьями. Ручей, и без того шириной не более полуметра, превратился в узкую, едва заметную ленту, исчезающую прямо на глазах. Земля под ногами стала сырой и мшистой. Катины ноги оставляли в ней глубокие отпечатки, медленно, словно нехотя, наполнявшиеся водой. То тут, то там возникали небольшие островки осоки. Появился затхлый запах. Неспешно извиваясь, ручей вел Катю в болото.
***
Стасу я все-таки позвонила. Он выслушал меня не перебивая, ухитрившись удержаться от своих обычных шуточек. Долго молчал и, наконец, произнес:
- Я, честно говоря, даже не знаю, что сказать. Я еще после своего сна не отошел, до сих пор в ушах звенит. А тут еще это…
- Ну извини!
Он невесело усмехнулся.
- Не обижайся, Янка. У меня в голове сейчас каша. Я из кожи лезу, чтобы хоть что-то прояснить, но вместо этого все еще больше запутывается.
- И все-таки, что ты думаешь?
Стас тяжело вздохнул.
- Давай так: пока мы не доказали обратного, предлагаю считать, что наши сны как-то взаимосвязаны. Возможно, ты каким-то образом «подхватила» отголосок моих эмоций, пока я там, во сне, от боли корчился. Хотя, ума не приложу, как это могло произойти на таком расстоянии. Видимо, пока просто придется это внести очередным пунктом в длинный список уже имеющихся странностей, согласна?
- А у меня есть выбор? Загадки, я так понимаю, множатся?
- В прогрессии. Я, откровенно говоря, вообще перестаю что-либо понимать. Мы с Гариком уже настолько обнаглели, что залезаем к ментам в систему, как к себе домой. Я каждый раз жду, что сейчас нас прихватят за одно место, но до сих пор везет. Я теперь даже не вижу смысла с ними беседовать, все, что они могли бы нам рассказать, я и так знаю. Хотя, толку от этих знаний… Как не понимал ничего, так до сих пор и не понимаю. Вот скажи мне: ментам выгодно иметь висяки?
- В смысле, нераскрытые дела?
- Да.
- Не выгодно, конечно. И начальство по головке не погладит, и премию очередную не дадут. А причем здесь это?
- А притом. Я, хоть и с огромной натяжкой, могу понять, почему никому в голову не пришло объединить убийства в серию. Слишком уж большой промежуток времени они охватывают. Но вот чего совершенно точно не понимаю так это то, что ни разу, слышишь, Ян, ни разу, в делах не фигурировал ни один подозреваемый! Это как вообще??? Ни записей о том, что пьяный механик дядя Петя мог взять топор и пойти крошить односельчан, ни версии о заезжем «гастролере», ни-че-го! Ощущение такое, что они радостно списывали все убийства и исчезновения, на местную флору и фауну, то есть на волков и болото. А так как прямых доказательств у них не было, и везде фигурирует формулировка «предположительно», то дела официально так и считались нераскрытыми. Получается, что милиция добровольно соглашалась на «висяки». Это ненормально.
- Хм…
- Что «хм»? Я бы понял, если бы обвинение предъявили первому попавшемуся более-менее подозрительному мужику, показательно его расстреляли и дело с концом. В советские времена за раскрываемость боролись не так, как сейчас! Но вот это у меня в голове не укладывается. Как будто им, прости за грубость, на все насрать. В том числе на себя, и свою карьеру. Какой-то повальный пофигизм, тянущийся десятилетиями! Я тут узнавал, как продвигаются дела с поисками туристов – помнишь, несколько дней назад пропала группа из четырех человек? Мне пришлось обзвонить кучу инстанций, прежде чем я смог получить информацию о том, что они до сих пор не найдены, поиск ведется. Елки-моталки, даже если на чертовом Эльбрусе пропадает хоть один альпинист, СМИ звенят на всю страну, а тут пропало четыре человека, а информации ноль!
- Может, они просто не в курсе? СМИ, я имею в виду.
- Ну да, не в курсе они! Я ради интереса, позвонил в несколько газет. Знаешь, что мне ответили? Что корреспонденты выезжали на место происшествия и не нашли информацию достаточно интересной для того, чтобы освещать ее в прессе. Что вообще происходит?!
- Не знаю. – Прошептала я.
Услышанное пока категорически отказывалось укладываться в голове.
Стас устало вздохнул.
- Вот и я не знаю. Но мне это совсем не нравится. А еще мне не нравится, что вы там одни.
- Да брось! – Я попыталась пошутить. – Ты что, Серегу не знаешь? Он ко мне ни одного маньяка ближе, чем на пушечный выстрел не подпустит.
- А я уже не уверен, что это маньяк. – Помолчав, тихо сказал Стас. – Я скоро приеду к вам. Не знаю, насчет Потапыча. Учитывая, сколько мы всего уперли у ментов, его услуги могут и не понадобиться. Но я скоро приеду. И плевать я хотел на все сны. Что-то там происходит. А вы – в самом эпицентре.
Повесив трубку, я задумалась. Насколько обоснованно он волнуется? Есть ли действительно для нас какая-то опасность? Во всем, что казалось чутья, я полагалась на Стаса абсолютно безоглядно, но вот что скажет Сергей, если я перескажу ему наш разговор? Вопрос на сто очков…
Порой у меня складывалось ощущение, что умом признавая наличие у нас необычных способностей, Сергей, тем не менее, упорно предпочитал по возможности искать всему рациональное объяснение. Не единожды я чувствовала в нем легкое недоверие, какое бывает у человека, наблюдающего за ловкими трюками фокусника: ты одновременно восхищаешься представлением, и понимаешь, что тебе дурят голову.
Из нас троих Сергей был единственным, кто не обладал «особыми» талантами. Тесная связь, установившаяся между мной и Стасом, та легкость, с которой мы понимали друг друга, порой действовали ему на нервы, заставляя чувствовать себя лишним и, по его собственным словам, эмоционально тупым. Не склонный к самообману, он прекрасно понимал, что за раздражением стоит банальная ревность. Находил в себе силы шутить, что в нашей компании должен быть хотя бы один человек, способный строить планы, исходя из объективной реальности, а не ощущений в левой пятке. Но я чувствовала, что иногда одно упоминание о том, на что мы способны, вызывало у него болезненную реакцию. И сейчас, наверное, не стоило выдвигать версию, что я во сне могла почувствовать, как плохо было Стасу. Готова спорить, что после этого Сергей не услышит ни единого моего слова, хоть и сделает вид, что ему это безумно интересно. А остаток дня будет ходить кислый, мысленно коря себя за неподобающие чувства. Оно мне надо, спрашивается? Пусть лучше Стас все расскажет сам. Он умеет подбирать слова значительно лучше меня.
Придя к этому решению, я сбежала с крыльца и вышла за калитку. Сергей ждал меня, блаженно подставив лицо солнечным лучам.
- Ну что? – он громыхнул щеколдой, – все-таки позвонила? Что сказал Славка?
Я как можно безразличнее пожала плечами.
- Говорит, что понятия не имеет, что это. Может совпадение, может нет. Он сейчас копается в милицейских отчетах полувековой давности, говорит, нашел уже кучу странностей. В довесок к той куче, что мы имели до этого. Приедет как только сможет.
- А Потапыч?
- Пока под вопросом. Там Гарик с Димкой ухитрились у ментов систему окончательно хакнуть, так что пока необходимость в получении информации нетрадиционным способом отпала. Дальше будет видно.
- То есть красть информацию у родной милиции – это теперь называется традиционный способ? – расхохотался Сергей и, обняв меня за плечи, повлек вверх по улице. – Пойдем, преступница! Пора и нам поработать.
Облегченно вздохнув, я улыбнулась и бодро зашагала вперед. Вероятно, если бы я была чуть внимательнее, то наверняка заметила бы, что смех его звучит несколько фальшиво. Но я шла, ощущая на плечах приятную тяжесть его руки, с наслаждением вдыхала свежий воздух, напоенный терпким ароматом травы и леса, и думала только о том, как все-таки хорошо за городом, и как удачно, что мы сейчас здесь, а не в каменном мешке, именуемом Москвой.
***
Опрос местных жителей продвигался туго. Главным образом из-за того, что наши персоны интересовали всех значительно больше, чем какие-то дурацкие вопросы. Нас перебивали, не дослушав. Расспрашивали про место работы, про дела, которые мы вели, про цены в Москве – одним словом, вместо того, чтобы самим получить необходимые ответы, мы в каждом доме были вынуждены обстоятельно рассказывать, какого цвета кепку нынче носит столичный градоначальник.
То немногое, что нам удалось выжать из стариков – младшее поколение в будний день усиленно трудилось – вообще не лезло ни в какие рамки. Самой реальной, пожалуй, можно было считать версию о «йенопланетянах», регулярно навещавших забытую Богом деревушку с коварной целью набрать побольше живого материала для опытов (чего кривисся?! Не веришь что ли? Ну смейся, смейся! Вот поймають тебя, в задницу ентот… зонд воткнут, тогда вспомнишь меня!). А самой распространенной – историю о громадном, волосатом упыре (аграменный, зараза, что твоя корова!), вот уже несколько веков живущем в лесу и радостно пополняющем свою кормовую базу за счет новых человеческих экземпляров. Услышав про упыря в пятый раз, я начала сильно сомневаться, не стоит ли проверить местную воду на предмет радиоактивности – может тут фон зашкаливает и на этой почве у народа не спеша съезжает крыша?
Старики все как один внимательно и весьма неодобрительно изучали мою одежду – обрадованная возможностью наконец-то в жару одеться неформально, я нацепила шорты и открытый топик, о чем теперь несказанно жалела. Сергей, одетый более консервативно – в легкие брюки и рубашку с коротким рукавом, вызывал у населения однозначно большее расположение. Говорили, в основном, обращаясь к нему. Меня это жутко раздражало, однако, выйдя из дома очередной бабки, откровенно поинтересовавшейся у Сергея «чёй-то он девку полуголую с собой таскает, одежды нормальной у ней что ль нет?», Сергей задумчиво меня осмотрел и произнес:
- Знаешь, это хорошо, что они тебя всерьез не воспринимают.
От обиды я вспыхнула.
- Это почему же?
- А разве непонятно? – удивился он. – В нашей команде основной игрок по добыче информации – ты. Но им-то совершенно не обязательно об этом знать! Пусть лучше думают, что ты обычная столичная пустышка, тогда не будут осторожничать в твоем присутствии, могут сболтнуть то, чего не сказали бы мне.
- Не хочу казаться пустышкой, – пробурчала я. – Сплошные предрассудки! Я что, в парандже тут ходить должна, чтобы казаться нормальной? А главное, кому?! Кучке старых маразматиков, свято уверенных, что в лесу живет упырь? И именно он вот уже несколько столетий регулирует численность местного населения? Причем, если судить по их словам, то минимум каждый второй житель деревни состоит в прямых родственных связях с несчастной нежитью! «Ты, милок, к Митьке-косому приглядись! – передразнила я только что покинутую нами старушку. – Рожа у него – ну чисто упырь! Как зыркнет, аж коленки подгибаются!».
Сергей весело рассмеялся.
- Янка, не дури! Это деревня. И не в ближайшем Подмосковье, а в лесу. Сплетни здесь – дело обычное. Также как и бурные фантазии на тему и без. Люди приезжих годами не видят, только если по телевизору. Да здесь и телевизоров-то почти ни у кого нет, ты обратила внимание?
- Да, они говорят, что тут сигнал очень слабый.
- Ну вот. Может, если бы они смотрели мексиканские сериалы, то придумали какую-нибудь другую версию, помимо упыря. А твой наряд не показался бы им столь…ммм…вызывающе-экзотичным.
Я мрачно махнула рукой.
- Ладно, я поняла. В лесу живет упырь, а я – «девка полуголая». Пусть так. Я с чем угодно готова смириться, лишь бы на вопросы они начали отвечать, наконец, нормально. Мы потратили уже почти пять часов, а информации кот наплакал. Если в ближайшее время ничего не изменится, придется в качестве шоковой терапии продефилировать по деревне в купальнике.
Со злости я сорвала травинку и откусила кусочек сладкого, светло-зеленого стебля. Жутко хотелось пить, а еще больше – плюнуть на все дела и побежать к озеру, чью блестящую поверхность мы видели, когда подъезжали к Камнищам. Сбросить с себя одежду и, замирая от наслаждения, войти в прохладную, чистую воду. Я даже головой замотала, представив, как мягко будет струиться вдоль тела вода, как побегут по коже мурашки, когда затылок коснется освежающей глади…
- Ян! Хватит мечтать!
Видение вспыхнуло и исчезло.
Виновато вздрогнув, я вытерла выступивший на лбу пот и огляделась по сторонам. Улица впереди расходилась буквой “V”, огибая большой, недавно покрашенный дом, возле которого валялись свежие доски и внушительные горы стружки. Нигде до этого я не видела признаков ремонта или нового строительства: большинство жилищ выглядели не просто старыми - древними.
- Слушай, а ведь здесь, кажется, как раз Зародыш живет. – С любопытством разглядывая покрытую гибкой черепицей ярко-синюю крышу, произнес Сергей. – Надежда вчера говорила, что его дом найти легко, он не такой, как все. Теперь я понимаю, что она имела в виду. Похоже, что его хозяин не испытывает денежных затруднений. Пойдем, вдруг нам повезет и он дома. Узнаем, нет ли у упыря в деревне еще каких-нибудь родственников. А заодно и про Светлану расспросим.
Высокий забор из новенького штакетника привел нас к открытой настежь калитке. Аккуратно, стараясь не споткнуться о длинные, нешлифованные доски, перегораживающие половину участка, мы подошли к входной двери и постучали. Ответа не было так долго, что мы уже были готовы уйти, как вдруг дверь распахнулась и в проеме бестелесным призраком возникла молодая женщина в блестящем, полупрозрачном пеньюаре. Черные густые волосы свободно падали на обнаженные плечи, оттеняя бледность лица, и глубокие, темные глаза. На едва тронутых загаром щеках мазками сажи лежали тени ресниц. Тонкая, изящная кисть трепетала на груди, словно рука новобрачной. Рядом смущенно кашлянул Сергей.
- Здравствуйте.
Я сделала незаметный шаг и наступила любимому на ногу. Нечего так пялиться!
Женщина неожиданно сладко зевнула, потянулась грациозно, словно кошка, и весело улыбнулась.
- Здрассьте. Проходите, не стойте на пороге.
- Да мы собственно…- я уже как-то не горела желанием заходить, но женщина посторонилась и сделала приглашающий жест рукой.
- Проходите, проходите!
Выбора не было. Изнутри дом выглядел не так эффектно, как снаружи. Видно было, что сюда ремонт пока что не добрался и о грядущих изменениях в интерьере говорили только рулоны обоев и толстые связки коробов под проводку, занимавшие целый угол. Ведущая в комнату дверь была приоткрыта. За ней виднелась разобранная постель. Можно было предположить, до нашего прихода хозяйка дома занималась приятным ничегонеделаньем.
Женщина, тем временем, с любопытством нас разглядывала. Осмотр моей скромной персоны занял у нее не дольше пары секунд, на Сергее же взгляд задержался дольше. Я бы даже сказала, значительно дольше, чем того требовали приличия. Наконец, длинные ресницы задрожали, опускаясь.
- Садитесь! – мурлыкнула она, указывая узкой ладошкой на длинную скамью у окна. – Правда, у нас не очень чисто, ремонт, все дела…
- Нет, спасибо, мы лучше постоим.
Я искренне старалась, чтобы враждебность в моем голосе не была заметной, однако, вероятно, не очень преуспела, потому что Сергей бросил на меня любопытный взгляд, слегка приподняв одну бровь в ироничной полу-усмешке.
- Мы хотели бы поговорить с Прошиным Алексеем, он дома? – сцепив зубы, продолжила я.
- С мужем? – Нескрываемое удовольствие в глазах. Для нее мой тон тоже не остался незамеченным. – А его нету. Он, знаете, бухгалтер, работает в соседнем районе. Приедет только вечером, часиков в шесть. Меня, кстати, Милой зовут. Может, со мной поговорите? К нам редко приезжают такие интересные… - быстрый взгляд в сторону Сергея, – …гости.
- Вы были знакомы со Светланой Лисиной?
Я едва не вздрогнула от прозвучавших в голосе Сергея бархатистых ноток. Это еще что такое???
На Милиных губах проскользнула довольная усмешка, сделавшая ее похожей на кошку, облизывающуюся перед миской со сметаной.
- Это которую убили?
- Именно.
- Нет. Муж говорил, она в детстве сюда на лето приезжала, а я не местная, тут всего полгода живу. Как замуж вышла, так и живу.
Пауза.
- Никогда не видела ее.
Сергей картинно развел руками.
- Жаль, жаль…но тогда, боюсь, Вы ничем нам не сможете помочь. С Вашего позволения мы зайдем вечером, чтобы поговорить с Вашим мужем.
- Приходите. Я буду очень рада вас снова видеть.
Мне показалось, или произнося «вас» она быстро посмотрела на Сергея, подчеркивая, что это относится скорее к нему, чем к нам обоим?
Я широко улыбнулась в ответ.
- Мы вас тоже.
Брошенный на меня ответный взгляд ясно говорил, что этим вечером мне искренне желают сломать ногу. В четырех местах. Минимум.
***
- Что вообще происходит??!! – отойдя на пару десятков метров от дома, я остановилась, обвиняюще уперев палец Сергею в грудь.
- А что, собственно, происходит? – его лицо было невозмутимым, как у индейца, только едва подрагивали уголки губ.
- Не делай вид, что не понимаешь! Эта… - я запнулась, подыскивая подходящий цензурный эпитет, – эта Зародышиха откровенно к тебе клеилась! Мне казалось, еще немножко, и она просто снимет и бросит к твоим ногам эту свою рыночную тряпку!
- Ну почему же рыночную? Вполне приличная тряпка…Не из «Дикой Орхидеи», конечно, но для сельской местности сойдет.
- Так ты еще и присматривался?! – окончательно взбеленилась я. – Может, тогда не станешь вечера ждать и вернешься? На чай с плюшками?
- Чай? Фу-у! Думаю, у нее наверняка что-нибудь покрепче чая найдется.
Я задохнулась от возмущения.
- Ах ты…ну ты и…
- Что? – Он уже откровенно смеялся надо мной.
- Ничего!
Покраснев от злости, я отступила на шаг, но Сергей схватил меня за руку и потянул к себе, заставив подойти практически вплотную. Внимательно изучил дымящееся от возмущения лицо и удовлетворенно произнес.
- Мне нравится, когда ты ревнуешь.
- Да ты что?! Правда? Ну надо же!
Он кивнул.
- Правда. Мне казалось, что ты в принципе на это не способна. Рад, что ошибся.
Подозрительно прищурившись, я уставилась ему в глаза.
- Ты хочешь сказать, что нарочно все устроил? Чтобы посмотреть на мою реакцию?!
- Что значит «все»? Ты же не думаешь, что я заранее попросил ее строить мне глазки?! Просто слегка подыграл. Но…в общем да, ты права, мне было интересно посмотреть на твою реакцию.
- И зачем, позволь спросить, тебе это было нужно?
Он неожиданно нахмурился и разжал удерживающие мое запястье пальцы. Я воспользовалась моментом и отступила на шаг назад, скрестив руки на груди.
- Ты и правда хочешь это знать?
- Да уж, будь любезен, просвети!
- Ну хорошо, считай, сама напросилась. Видишь ли, когда я говорил, что буду ждать твое «да», я не ограничивал тебя временными рамками. Но почему-то, как последний дурак, был уверен, что это вопрос лишь нескольких дней, и что ты все-таки поймешь – нельзя строить жизнь, опираясь на детские страхи. Но ты уже неделю упорно делаешь вид, будто ничего не было. Черт возьми, ты даже не пытаешься вернуться к этому разговору! У меня, конечно, небогатый опыт по части матримониальных предложений девушкам, но мне все же кажется, что так вести себя – ненормально. По крайней мере, в том случае, если тебе на меня не плевать. Вот мне и захотелось проверить это, так сказать, на практике.
- Ну и каков твой вывод? – Сквозь зубы процедила я.
Злость на него за этот дурацкий спектакль охватывала меня все сильнее.
Он пожал плечами и криво улыбнулся.
- Честно говоря, и сам не знаю. Но то, что ты ревнуешь, мне определенно приятно. Янка, не сердись. Не стоило, конечно, это все затевать, но…я помню твое лицо этой ночью, когда ты думала, что со Славкой что-то случилось. И спрашиваю себя, а действительно ли я такой идиот, как это, должно быть, выглядит со стороны?
- Ну как тебе сказать, – холодно прошипела я, - до сего момента подобная мысль мне в голову не приходила, но ты заставляешь меня серьезно задуматься на эту тему.
В глазах было темно от ярости.
- Я хочу тебе напомнить, мой дорогой, что мы не в лаборатории, а я – не объект для твоих испытаний. И ставить над собой опыты я не позволю. Мои «детские страхи» может и кажутся тебе ерундой, но, к сожалению, играют в моей жизни довольно большую роль. Честно говоря, я была уверена, что ты это понимаешь. Жаль, что ошибалась.
- Яна…
В его голосе прозвучали запоздалые нотки раскаяния, но я уже не могла остановиться. Вытянула вперед руку, предупредив его попытку приблизиться.
- Нет ничего противоестественного в том, чтобы увидеть во сне друга. Для этого даже не обязательно думать о нем или за него беспокоиться. Хотя в беспокойстве за друзей, на случай, если ты вдруг не знал, тоже нет ничего ненормального. А вот что действительно ненормально, так это устраивать любимому человеку проверку на вшивость, вместо того, чтобы просто поговорить.
- Что-то я не заметил, чтобы ты со мной много разговаривала о том, чего боишься! – побледнев, заметил Сергей. В отличие от меня, ему лучше удавалось держать себя в руках, лишь ладони в карманах брюк были сжаты в кулаки.
- Значит, просто я не была еще готова к этому разговору. – Парировала я. – Поговорила бы обязательно, только немного позже. Но в любом случае мне и в голову бы не пришло разыгрывать перед тобой театр одного актера, чтобы узнать о твоих чувствах. До сегодняшнего момента у меня не было причин в них сомневаться. И даже если бы такие причины нашлись, я напрямую спросила бы тебя, вместо того, чтобы на ромашке гадать: любит – не любит.
- Ян…
Я покачала головой.
- Пожалуй, на сегодня работа для меня закончена. Пойду прогуляюсь, подумаю над тем, на что мне не следует опираться, строя собственную жизнь.
Предупредив его намерение сказать еще что-нибудь, я быстро развернулась и почти бегом устремилась в сторону леса. Возмущение сменилось холодной яростью. Кто ему позволил так поступать со мной? Что за эксперименты идиотские? Я, конечно, трусливо тянула с разговором на тему свадьбы, но неужели нельзя было просто спросить, вместо того, чтобы тестировать мои поведенческие реакции?! Со злости я схватила полную пригоршню растущих вдоль дороги цветов и резко дернула, вырывая невинные растения с корнем из сухой земли. Руку пронзила боль. Злобно зашипев, я уставилась на длинный кровавый след, пересекавший ладонь – острые края стеблей разрезали кожу не хуже бритвы. Выругавшись, я стряхнула капельки крови. Они мелким бисером раскатились по земле, мгновенно впитавшись в придорожную пыль. Поискав глазами, я сорвала лист подорожника, прижала его к ранке и зашагала дальше.
Ухабистая дорога под ногами вилась, словно змеиный след на песке. Дома кончились, их сменили густые заросли каких-то кустов, по виду похожих на ольшаник. Пройдя вперед еще несколько десятков шагов, я, наконец, остановилась и осмотрелась вокруг. Метрах в трехстах впереди вставали темные стволы сосен, сплетением ветвей образуя нечто вроде огромной арки, ведущей вглубь леса. За ней все сливалось в размытое зеленое пятно с редким вкраплением более темных мазков. Тишину нарушало только мерное стрекотание кузнечиков в траве, да частый стук дятла где-то неподалеку. Звук был на редкость гулким, как будто неутомимая птица долбила клювом по пустой деревянной бочке. Я напрягла память. Вроде бы, как раз в той стороне вчера мы видели блеск озера...
Внезапное желание окунуться, смыть с себя обиду и злость заставило меня вздрогнуть. Пошло все к лешему! И дурацкие сны, и Сергей с его закидонами, и местные жители на пару с упырем! Я хочу купаться. И если пресловутая нежить облюбовала там себе дом, ей придется потесниться.
Отбросив в сторону пропитавшийся кровью лист подорожника, я уверенно направилась в лес.
***
Как ни странно, я не ошиблась. Озеро показалось очень скоро, я даже не успела начать волноваться, что сбилась с пути. Прозрачное и круглое, как тарелка, оно лежало в небольшом углублении, заполненном мелким рыжим песком вперемешку с сосновыми шишками. Заросли камыша по берегам оживлял нестройный лягушачий хор. Исходящая от воды прохлада манила, словно магнит.
В щеку впился здоровенный комар, вероятно намекая на то, что продолжая стоять на одном месте, я вскоре стану легкой закуской для его соплеменников. Я ойкнула и прихлопнула кровопийцу ладонью. Братья и сестры убитого противно запищали над головой, вынуждая поторапливаться. Быстро оглядевшись вокруг – купальника на мне, конечно же, не было и ввергать местных жителей в еще больший шок у меня не было ни малейшего намерения – я не увидела ни одной живой души, стремительно скинула одежду и шагнула в воду. По поверхности пробежала едва заметная рябь. Сквозь прозрачную толщу на дне был виден каждый камушек. Вода нежно терлась о ноги, лаская, успокаивая. Глубоко вздохнув, я сделала несколько шагов и поплыла…
На берег я вышла только после того, как вволю набултыхалась. Усталость, злость – все исчезло, растворилось. В душе царила полная умиротворенность. Прыгая на одной ноге, я натянула на себя одежду и, перекинув косу через плечо, начала отжимать тяжелые, непослушные волосы. Свист, раздавшийся за спиной, застал меня врасплох, заставив подскочить на месте и судорожно втянуть сквозь зубы воздух.
Небрежно привалившись спиной к огромной, толстой сосне, метрах в десяти, стояли двое парней. Скривив губы в усмешке, они нарочито внимательно оглядывали меня с головы до ног. Спохватившись, я осознала, что прилипшая к коже одежда не столько скрывает, сколько подчеркивает особенности фигуры. Впрочем, принципиального значения это уже не имело. Эти двое наверняка стоят здесь уже достаточно давно и, конечно же, имели великолепную возможность наблюдать за тем, как я одевалась.
Я мысленно выругалась. День и раньше имел все шансы на то, чтобы претендовать на место в десятке самых неудачных за последние несколько лет, теперь же он явно выбивался в лидеры.
- Привет, цыпочка! – поздоровался один из парней, кажется, немного постарше.
Второй с нескрываемым удовольствием продолжал осмотр, восхищенно цокая языком.
- Привет.
Я даже удивилась, насколько спокойно прозвучал мой голос. Странно, что он не дрожит.
- Здесь пляж платный, ты знала?
Они пока не пытались приблизиться. Действительно, зачем спешить? У меня за спиной озеро, нас разделяет всего пара прыжков.
- Серьезно?
Я изо всех сил старалась сохранять невозмутимость.
- Не, блин, я шучу! – Сыронизировал мой собеседник и громко заржал над собственной шуткой. – Давай гони бабло за аренду!
Господи, как в дешевом спектакле! Интересно, почему в подобных ситуациях, такие вот ублюдки не нападают сразу, а начинают разыгрывать представление? Ищут оправдание своей агрессии? Распаляются до нужной кондиции? Почему бы сразу не подойти и не сказать: «мадам, разрешите вас изнасиловать!»? Так нет же, надо сначала «за жизнь» потрепаться!..
Тьфу, о чем я думаю?! Усилием воли я заставила мысли вернуться в нужное русло.
Дальнейший сценарий ясен как день. Я и с одним-то не справилась бы, а уж с двумя… Мой единственный шанс – держаться спокойно. Выказанный страх только ускорит развязку. Господи, ну почему Сергею именно сегодня приспичило довести меня до белого каления? Другой день не мог выбрать, что ли? Леший, я опять не о том думаю!
- И почем нынче аренда?
Парни снова заржали. Даже на таком расстоянии я могла чувствовать исходивший от них крепкий запах пота и дешевого табака. Понимающе переглянувшись с приятелем, тот, что помладше гнусаво произнес:
- Боюсь, не расплатишься!
Хорошо, что я успела надеть обувь. Еще лучше, что это были не спадающие с ног шлепанцы, а легкие кеды. В них у меня хотя бы есть шанс не упасть на первом же шагу. Так. Я незаметно огляделась. Справа песчаный пляж и тропинка, по которой я сюда пришла. Слева – кусты крапивы, за ними лес. Тропинка ближе, но сколько я по ней пробегу, прежде чем меня поймают?
- Ну и что будем делать, ребятки?
Похоже, подобного вопроса они не ожидали. Видимо, рассчитывали на страх и полное отсутствие сопротивления. Максимум – слезные уговоры отпустить.
Не дождетесь.
- Ну-у, это… - Старший похабно подмигнул. – Иди к нам, на месте разберемся. Покажем тебе кое-что интересное!
Нет, по прямой мне от них не убежать. Изображая глубокую задумчивость, я сделала шаг в сторону крапивы.
- Интересное? Это маловероятно. Извини, дружок, я лупу дома забыла.
На миг у озера воцарилась потрясенная тишина, во время которой мои собеседники переваривали сказанное, а я передвинулась еще ближе к кустам. Наконец, на их лицах отразилось понимание.
- Ах ты ….. ….. …..!!!! – Выругался парень и не разбирая дороги бросился вперед.
С секундным опозданием его приятель прыгнул следом.
Развернувшись, я рванула с места как хороший спринтер. Крапива хлестала по лицу, немилосердно жгла обнаженную кожу, но я старалась не обращать внимания на такие мелочи, только прикрывала рукой глаза. Судя по громкому мату за спиной, оскорбленные в лучших чувствах друзья не смогли в полной мере оценить пользу для здоровья, которую им бы принес бег через крапивные заросли, и ломанулись в обход. Отлично, это давало мне несколько секунд форы. Крапива кончилась неожиданно, я вылетела на свободное пространство, тяжело дыша и дико озираясь. Сбоку раздавался тяжелый топот вперемешку со злобным матом. Не став дожидаться, когда меня увидят, я резко свернула влево, метнувшись под густо разросшийся ореховый куст. Проскользнула под склонившимися практически до земли ветками, выпрямилась и, не оглядываясь, бросилась вперед. Деревья мелькали, сливаясь в огромное, зеленое пятно. Сухие ветви больно, до крови царапали плечи, путались в волосах, пару раз едва не оставив меня без скальпа. Продираясь сквозь молодой ельник, я ухитрилась упасть, рассадив колени, но вскоре шум позади начал стихать. Кажется, я все-таки сумела оторваться.
Пробежав еще пару сотен метров, я перешла на трусцу, а потом и вовсе остановилась. Больно кололо в боку, сердце колотилось как бешеное. Во рту растекался кислый привкус адреналина, немилосердно саднило и чесалось все тело. Изо всех сил стараясь расслышать что-то, кроме гула крови в ушах, я вертела головой во все стороны, но вокруг только плотным кольцом стояли деревья. Я была одна.
Глава 11 - 12
Тверская область, 7 км от д. Камнищи
Лесное болото – явление обычное, а на севере так и вовсе весьма распространенное. По осени туда и стар, и млад ходит за клюквой, за морошкой. Вдоволь наползавшись по вертлявым кочкам, извозившись по уши в грязи да в воде, возвращаются вечером с полными корзинами вкусной, полезной ягоды. Зимой она будет отличным подспорьем в борьбе с простудой.
Лесное болото – место, где рождаются легенды. Спрятавшись от взрослых в темной комнате, детвора, захлебываясь от возбуждения, рассказывает друг другу о болотных огоньках – бледно-голубом свечении, танцующем над поверхностью воды в теплые летние ночи. Страшным голосом, пугая друг друга чуть не до икоты, ребятишки шепчут, что огоньки эти – на самом деле души тех, кого взяло к себе болото, кто так и не смог выбраться из коварной топи и, навеки скрылся в темных, зловонных водах. На них нельзя смотреть, за ними нельзя следовать. Заморочат голову потусторонним светом, завлекут в самое сердце трясины, и уже твой огонек навсегда присоединится к призрачному хороводу.
Лесное болото – место гиблое. Деревья там почти не растут: слишком влажная почва превращает их в маленьких, корявых почерневших уродцев, отчаянно цепляющихся за жизнь вывернутыми из земли корнями. Зато осоке, рогозу да мху на болоте раздолье. Внимательный, осторожный путник всегда заметит приближение топи – по тому, как начнут редеть и мельчать деревья, как появятся вместо привычного твердого грунта мшистые кочки, а из-под ног начнет сочиться черная жижа, наполняя воздух тяжелым запахом гниения. Заметит – и повернет назад, ибо связываться с болотом, не зная его опасных мест, - смертельный риск даже для опытного путешественника. Один неосторожный шаг – и, казалось бы, надежная почва под ногами обернется зыбкой трясиной, жадно засасывающей все, что попадает в ее пасть.
В болото часто вливаются ручьи, подпитывая его своей влагой. Вот и Катин ручей сначала сузился до размеров узкой ленты, потом потерял русло, растекшись блестящими лужицами по топкой земле, а затем и вовсе исчез, слившись с невозмутимой поверхностью мутной болотной воды. Держась за больное плечо, задыхаясь от боли и отчаяния, Катя смотрела на то, как испаряется ее последняя надежда найти дорогу к людям.
Вокруг царили тишина и спокойствие. Ветер едва уловимо колыхал высокие стебли осоки. Сплетаясь и путаясь, они негромко шуршали, напоминая звук трущихся друг о друга кусочков шкурки. Над подернутой зеленой ряской гладью кружили огромные стрекозы, их крылышки сверкали на солнце, точно осколки слюды. То тут, то там из воды выступали невысокие мшистые кочки. Лягушачий хор, удивленный вторжением незнакомца в свои частные владения, выдержал короткую паузу, а затем возобновил многоголосый концерт.
В отчаянии девушка оглядывалась по сторонам. Болото не выглядело большим – всего-то пара десятков метров. Отчетливо просматривалась неширокая полоса, разделявшая топкую землю и нормальный, сухой лес.
Неожиданно, как раз на границе этой полосы короткой вспышкой мелькнул узкий, струящийся отблеск. Сузив глаза, Катя приподнялась на цыпочки и впилась глазами в далекую точку. Сердце пропустило удар и заколотилось с ускоренной силой. Это вода. Нет никаких сомнений, это вода! Должно быть, ручей, исчезнув у одного берега болота, просто вытекал с противоположной стороны. Все, что ей нужно – это попасть туда, отыскать русло и идти дальше. Это же так просто! Чуть не заплакав от облегчения, Катя покрепче прижала к телу раненую руку и осторожно двинулась вперед.
У нее хватило ума не лезть напролом. Тухлая стоячая вода пугала своей неподвижностью, к тому же Катя трезво оценивала свои силы – она явно не была сейчас в состоянии прыгать с кочки на кочку, даже для того, чтобы срезать путь. Но, огибая болото по самому краю, девушка старалась держаться к нему максимально близко, боясь потерять из виду блестевший вдалеке ручей. Ей было невдомек, что зыбкая трясина не обязательно соседствует с открытой водой, а может таиться под, казалось бы, сухим и твердым грунтом. Поэтому, когда земля неожиданно поплыла под ногой и Катя рухнула на колени в сыто чавкнувшую черную жижу, обильно брызнувшую из-подо мха, ее первым чувством была досада на то, что рядом нет ни одного дерева, на которое она могла бы опереться и снова встать. К тому времени, как немного утихла пронзившая плечо боль, девушка с изумлением обнаружила, что погрузилась вглубь почти по бедра. Все еще ничего не понимая, Катя попыталась опереться о землю, но рука, не встретив ни малейшего сопротивления ушла глубоко вниз, и ей пришлось приложить немалые усилия, чтобы вытащить ее.
- Твою мать! – устало прошептала Катя, разглядывая облепившую пальцы вонючую грязь. – Надо же было так…
Договорить она не успела. Совсем рядом послышался какой-то низкий утробный звук. На поверхности удерживающей ее в плену жижи надулся и лопнул огромный пузырь. Воздух наполнился зловонием.
Взвизгнув от неожиданности, Катя отпрянула назад и тут же почувствовала, как мерзкие ледяные пальцы коснулись спины. От резкого движения в один момент она ухнула в трясину по пояс.
Вот теперь ее накрыл страх. Даже не страх – ужас. Словно попавшая в паутину муха, Катя заметалась из стороны в сторону, отчаянно стараясь подняться, но ноги не чувствовали и намека на опору. От каждого рывка тело все глубже и глубже погружалось вниз. Теряя последние капли самообладания, Катя закричала. Пронзительный вопль взлетел к вершинам деревьев и растворился в звенящем от жары воздухе. Болото безмолвствовало. За почти сто лет своего существования подобные крики оно слышало не в первый раз. И, скорее всего, не в последний.
***
Еще когда были живы родители, и до нелепой авиакатастрофы, переменившей мою жизнь, оставался целый год, папа организовал поход в лес. С палатками, спальными мешками, с котелком над костром. Я бредила этой поездкой, наверное, целый месяц, а в результате, не выдержала местной экзотики и запросилась домой уже через несколько часов. Последней каплей оказалось столкновение с кусучими лесными муравьями, коварно подобравшимися с тыла, стоило лишь присесть на невинно выглядевший пенек. Я рванула от них в чащу, словно меня преследовала стая голодных волков. И была неприятно удивлена, когда буквально через сотню метров осознала, что понятия не имею, куда возвращаться. Все деревья казались абсолютно одинаковыми. Ни намека на то, откуда я пришла. Я успела перепугаться до смерти, прежде чем меня нашел отец. Судя по выражению его лица, он тоже хорошо понервничал. Папа потом долго читал мне нотации, смысл которых сводился к тому, что заблудиться гораздо проще, чем кажется. Вел за собой, крепко сжимая руку, словно я собиралась снова от него сбежать, и говорил:
- Запомни первое правило для тех, кто потерялся в лесу: стой на одном месте! Как бы тебе ни хотелось бегать кругами и искать дорогу домой. Стой на месте и не смей никуда уходить. Тогда тебя быстро найдут. Можешь кричать, звать на помощь, но даже и не пытайся выйти сама.
Этот разговор вспомнился мне, пока я оглядывалась по сторонам, в попытках определить, в какой стороне дом. Не сказать, чтобы я страдала топографическим кретинизмом, но и ориентирование на пересеченной местности не входило в число моих скрытых достоинств. Я прекрасно понимала, что начни я сейчас метаться и искать дорогу обратно, скорее всего, заблужусь еще сильнее.
Черт бы побрал этих двух героев-любовников, да и Сергея в придачу! Действительно что ли здесь атмосфера так на мужиков действует, что у них повально проблемы с головой начинаются?! Расхлебывай теперь…
Стараясь сохранять спокойствие, я обхватила себя руками. Было уже около семи вечера, солнце потихоньку клонилось к закату, и в лесу становилось прохладно. Открытые части моего тела привлекали множество комаров, с радостным писком слетевшихся на неожиданный ужин. Судорожно почесываясь – места укусов зудели не меньше, чем результаты крапиво-терапии – я отмахивалась от настырных насекомых веткой и пыталась прикинуть, как скоро меня хватится Сергей. Выводы были неутешительными. Учитывая то, как мы расстались, он вполне может решить, что, обидевшись, я просто не хочу идти домой. И не станет меня разыскивать еще пару часов. Н-да, оптимистично. Весьма.
«Зато есть все шансы познакомиться с упырем», - мрачно подумала я, прислушиваясь к лесным шорохам и одновременно прихлопывая на шее очередного гада. На ладони осталось небольшое темное пятнышко. Я брезгливо вытерла руку, подняла голову и… застыла, словно пригвожденная к месту. Лес вокруг изменился. За одно короткое мгновение выцвели все краски, превратив окружающий мир в потрепанную черно-белую фотографию. Исчезли звуки и запахи. Оборвалась на середине высокой ноты трель какой-то пичуги, замерли верхушки сосен. Не понимая, что происходит, я завертела головой.
Какого лешего?! Теперь настала моя очередь охрометь на голову? От непривычной тишины в ушах зашумела кровь, и я не сразу осознала, что это не единственный звук, который я слышала. Был еще один. Со всех сторон накатывало негромкое, ровное гудение, до того мерзкое, что я неосознанно дернула уголком рта, как будто откусила кусок незрелого лимона. В глазах потемнело. Вспыхнули и растворились странные цвета, какие бывают, если долго смотреть на огонь. Мерный гул обволакивал, коконом оплетал сознание. Теперь в нем чудились голоса, и я замерла, прислушиваясь.
- Hier ist also eine herankommende Erde, – Удовлетворенно говорил глубокий мужской голос. – Karl hat quer und durch alle ortlichen Sagen studiert, er ist siecher, dass wir letztendlich das Ergebniss erreichen. (1)
- Ihr Karl ist eifach ein Fantaser! Ihn seine verr;ckten Projekte haben wir bereits zu viel Geld und Zeit investiert, und bis jetzt haben wir Nulergebniss. - Фыркал в ответ второй, повыше и помоложе. (2)
- Mochten Sie vielleicht mit ihm selbst sprechen? – Иронически осведомлялся первый. – Ich dachte, dass Herren Wiliguts F;higkeiten sowie das ihm zuteil werdende Vertrauen keine Zweifel aufkommen lassen, aber wenn Sie bereits vor der Operation unsicher sind... (3)
___________________________________________
(1). Здесь подходящая земля. Карл вдоль и поперек изучил местные легенды, он уверен, что именно здесь мы, наконец, добьемся результата.
(2) Ваш Карл просто фантазер! На его безумные проекты мы уже потратили уйму времени и средств! А толку пока ноль.
(3) Не желаете ли поговорить об этом с ним? Мне казалось, что способности господина Вилигута ни у кого не вызывают сомнений, но если вы колеблетесь еще до начала операции…
____________________________________________
Голоса затихали, удалялись. Таяли в длинных ветвящихся коридорах, словно в недрах каменных глоток, - длинных таких коридорах, освещенных светом мерцающих ламп в странных металлических абажурах. Когда-то эти электрические факелы изливали свое яркое свечение повсюду, но теперь они едва тлели тусклым, мигающим огнем. На меня нахлынуло ощущение пустоты… запустения… опустошения… смерти.
Ровное гудение не прекращалось, но теперь в нем проскальзывал новый ритм – сбивчивый, грубый. Какой-то диссонанс в общем гуле, как аритмия пораженного болезнью сердца… По телу побежали мурашки. Ноги ослабели, и я без сил опустилась на землю, даже не почувствовав прикосновения острых веток к разбитым коленям. Навалилось тупое безразличие, неожиданно сменившееся теплым покоем. Почему я решила, что звук гудения – неприятный? Теперь он казался правильным, единственным, что имело в данный момент хоть какое-то значение…Он убеждал, повелевал. Приказывал отринуть все мысли, раствориться в торжествующем хорале силы. Он был всем, этот звук, центром вселенной, венцом мироздания. Он был…
Раздавшийся практически над ухом визг ввинтился в мозг с яростью серебряной пули. Гудение исчезло, будто выдернутая из вены игла. Яркие краски и звуки леса обрушились лавиной, заставив меня вскрикнуть от неожиданности и схватиться за голову. Я снова почувствовала, как саднит все тело, в коленку больно впился сухой древесный осколок. Затравленно озираясь, я вскочила на ноги.
Господи, что это было?! Я как будто заснула и мне снился сон. Из тех, о которых, проснувшись, не хочется вспоминать. Ни одно из моих предыдущих видений не было похоже на то, что случилось сейчас. Если бы не этот крик…Крик…Минуточку. Что за крик? И, словно откликнувшись на мои мысли, откуда-то слева вновь раздался дикий вопль: «Помогите! Кто-нибудь! Помогите!!!».
***
Первой мыслью, пришедшей в голову, и так изрядно потрепанную сегодняшним богатым на события днем, было: «а вот и упырь!». Бившееся в нескольких шагах от меня существо, по самую грудь ушедшее в мерзкую черную жижу, походило на человека также мало, как загнавшие меня сюда придурки – на «йенопланетян». Нечесаные волосы липкими сосульками свисали вдоль серого, обтянутого пергаментной кожей лица. Побелевшие губы со свистом втягивали и выпускали воздух. Покрытые плотным слоем какой-то гадости руки бестолково трепыхались и били по пузырящейся, тягучей поверхности, будто венчик миксера, разбрызгивая вокруг грязь и куски мха. Вернее, била одна рука. Вторая, повернутая относительно плеча под каким-то немыслимым углом, лишь слабо шевелилась, до жути напоминая раздавленного червя. Все вместе это выглядело настолько страшно, что я сама едва не заорала и не кинулась обратно в лес. Меня остановили глаза «упыря». Измазанная в грязи рука потянулась в мою сторону. Белые губы еле заметно шевельнулись.
- Пожалуйста… - услышала я тихий шепот. – Пожалуйста…
Господи Боже, это ведь девчонка, явно не намного старше меня! Что она здесь делает? Какая нелегкая ее занесла в это болото?! Охнув, я шагнула вперед. Существо в воде снова заметалось, захрипело, знаками приказывая остановиться.
- Осторожно! – услышала я. – Здесь подо мхом трясина.
Предупреждение поступило как нельзя вовремя. Я отпрянула назад, с громким чавканьем выдирая ноги из таившейся подо мхом вонючей жижи. Девушка в трясине попыталась приподняться и громко вскрикнула от боли.
- Подожди, я найду какую-нибудь палку! – От ужаса у меня застучали зубы.
Вязкая, пузырящаяся жидкость постепенно, сантиметр за сантиметром подбиралась к ее горлу. Времени было в обрез. Я дико заозиралась вокруг. Осмотр растущих в низинке деревьев принес неутешительные результаты. Короткие и как один корявые, они не годились на роль шеста. Черт.
- Я сейчас!
Развернувшись, я рванула туда, откуда пришла. Девчонка в болоте тихо всхлипнула. Она что, решила, что я хочу ее бросить?!
- Я быстро!!! – снова крикнула я, уже на бегу.
Ветки путались в волосах, шершавые листья хлестали по щекам, словно пощечины. Мне нужна длинная палка. Не тонкая, не сухая. Способная выдержать вес человека.
Я примерилась к внушительного вида орясине, кажется, осиновой, торчавшей из высокого, стройного ствола, словно указательный палец. Несколько безуспешных рывков и попыток сломать ее у основания, показали, что расставаться с деревом палка не желала. Древесина мочалилась, но не ломалась. До крови содрав кожу с пальцев, я, задыхаясь, отступила назад. С болота не доносилось ни звука. Может, я уже опоздала и, вернувшись, найду только подозрительно колышущуюся поверхность, да лениво лопающиеся пузыри?! Это видение заставило меня вздрогнуть и снова взяться за осину. Ну давай же, давай!!! В отчаянии я со всей дури саданула по ней ногой. К моему несказанному изумлению, послышался треск и, переломившись, осинка упала на землю, напоследок вздрогнув всеми листьями. Излом оказался сантиметров на двадцать ниже того места, где я пыталась отделить будущий шест от ствола, но мне было уже наплевать. Пусть будет целое дерево, так даже лучше. Уцепившись покрепче за ветки, я поволокла свою добычу обратно, молясь, чтобы к моменту возвращения еще было кого спасать.
Девушка в болоте встретила меня радостным возгласом. За несколько минут моего отсутствия она погрузилась в трясину еще глубже. Вода почти покрывала ей плечи.
- Ты сможешь уцепиться за эту хрень?
Путаясь в листьях, я с трудом приподняла тяжелый ствол, пытаясь развернуть его макушкой вперед.
Она что-то просипела в ответ.
- Что?! Я не слышу!
- Я постараюсь. – Она хрипела как при последней стадии ангины. Наверное, сорвала голос, когда кричала. – Только я всего одной рукой могу держаться.
- Это я заметила. – Пробормотала я, пихая дерево перед собой.
Уперевшись верхушкой в кочку, оно застряло, категорически отказавшись двигаться. Я поднажала. С сочным чмоканьем кочка разлетелась на мелкие ошметки. Осинка рванула вперед с такой скоростью, как будто намеревалась сбежать от того, кто лишив ее жизни, теперь с особым садизмом продолжал глумиться над трупом. В мгновение ока покрыв оставшееся расстояние, с звучным шмяком она упала на воду. Полуободранные ветки накрыли девчонку с головой, буквально похоронив под ворохом листьев. Не удержавшись, я пошатнулась и рухнула на колени, едва успев выставить ладони вперед. В нескольких метрах от меня раздавалась какое-то хлюпанье. Перепугавшись, что мои усилия только ускорили развязку, я подскочила как ошпаренная, за одну секунду оказавшись на ногах.
К счастью, дерево упало удачно. Вместо того, чтобы загнать несчастную по самую макушку в болото, оно распростерло перед самым ее носом как раз ту ветку, которую я так и не смогла отломить. Выпростав из воды левую, здоровую руку, утопающая что есть силы вцепилась в ствол. Я перевела дыхание. Девушка слабо мне улыбнулась.
- Тебя как зовут? – неожиданно просипела она.
- Яна. А тебя?
- Катя.
- Очень приятно. – Автоматически ответила я.
Учитывая обстоятельства, разговор больше напоминал диалог двух сумасшедших. Словно одна из нас не сидела по горло в болоте, а вела светскую беседу на загородном пикнике. Пикник! Внезапно меня осенило.
- Слушай, а ты, часом, не из той четверки туристов, что вот уже почти неделю ищут с пожарными и милицией?
По тому, как перекосилось ее лицо, я поняла, что попала в десятку.
- А остальные где?
Она отвела глаза. С трудом сглотнула.
- Остальных нет. Только я.
- Понятно. - С трепом пора было заканчивать. Что бы с ними там не случилось, сейчас это не важно. – Держись крепче я попробую тебя вытянуть.
Катя кивнула и сжала пальцы.
Первая попытка провалилась практически сразу же. Я схватилась слишком близко к краю ствола и руки тут же соскользнули с него, оставив на ладонях длинные красные отметины.
Во второй раз я уже умнее взялась за развилку. Тащить было неимоверно тяжело. Шершавая кора глубоко впивалась в кожу, сдирая целые лоскуты, ноги скользили по мягкому, влажному мху. В какой-то момент мне показалось, что у меня получается и Катя начала понемногу продвигаться вперед. Я утроила усилия и в следующий момент кубарем покатилась по земле, больно ударившись копчиком о торчавший, словно гнилой зуб, обрубок пня. Катя, чья рука, не удержавшись, соскользнула с ветки, вскрикнула, едва не ухнув лицом в топь. Нащупав ушедший под воду ствол, она снова схватилась за него и, тяжело дыша, посмотрела на меня.
- Извини. – Выдохнула я, поднимаясь на ноги.
Девушка качнула головой.
- Это я отпустила. Просто плечо… и я не ела давно… сил нет…
- Постарайся держаться крепче.
- Я пытаюсь…
Неожиданно серое, измученное лицо осветила улыбка.
- Нелегкая это работа – из болота тащить бегемота! – хрипло процитировала она.
Я закатила глаза. Она еще и шутит!
- Ладно, приготовься…бегемот!
На этот раз результат был более впечатляющим. Мне удалось подтащить ее на целый метр, прежде чем руки снова сорвались, и дерево, содрогнувшись, шлепнулось в грязь, окатив меня брызгами с ног до головы. Согнувшись и уперев руки в колени, я стояла, пытаясь отдышаться. Нет, так дело не пойдет. Я, может, и смогу подтащить ее поближе к твердой земле, но мне не хватит сил вытащить ее из трясины целиком.
Сзади послышался треск, как будто сквозь заросли ломился лось. Вздрогнув, я обернулась, ожидая увидеть кого угодно, начиная от кабана и заканчивая пресловутым упырем, любезно решившим предложить нам свою помощь по вытягиванию бегемота из болота. Действительность превзошла все ожидания. Свесив чуть не до земли розовый язык, поблескивая черными глазами и радостно скалясь, передо мной стоял Рей. Увидев, что я его заметила, он яростно завилял хвостом и подскочил, поставив мне на плечи передние лапы. Теплый, влажный язык принялся вылизывать лицо.
Я обхватила собаку обеими руками, уткнувшись носом в густую, пахучую шерсть.
- Хороший мальчик! Умница! Ты меня нашел! Ты мой хороший!
От души расцеловав пританцовывавшую от возбуждения собаку, я огляделась. Рей же не мог прибежать один! Значит, где-то рядом должен быть Сергей. Но сколько я не вглядывалась в просветы между деревьев, так и не увидела знакомой фигуры.
- Сережа! – Сложив руки рупором что есть силы крикнула я, и замерла, ожидая ответа.
Тишина. За спиной что-то хрупнуло и булькнуло. Одной рукой держась за измазанные в грязи ветки, Катя самостоятельно пыталась подтянуться наверх. Решение пришло моментально. Я подхватила с земли свой конец дерева. Пес радостно замотал хвостом, предвкушая любимую игру. Вспомнив, как за день до отъезда они с Сергеем резвились, перетягивая пояс от моего халата, я сунула ствол Рею в пасть.
- Тяни, Рей! Давай, мальчик, тяни!
Рей напряг мышцы. Я сомкнула ладони чуть выше и покрепче уперлась ногами в землю.
- Давай, Рей, тяни! ТЯНИ!!!
Пес запыхтел. Взрывая когтями мох, что есть силы сжав челюсти, он сделал маленький шажочек назад. Я налегла. Еще шажочек. И еще один. Медленно, но верно Катя начала скользить к берегу. Ее лицо побелело от напряжения. Было видно, что вывернутое плечо доставляет ей неимоверную боль, но она держалась, судорожно сцепив пальцы на скользком дереве.
Рей тянул изо всех сил. То ли понял, что это уже не игра, то ли любой ценой старался победить и вырвать палку из рук хозяйки, оскорбительно повернувшейся к нему спиной. Возникшее на пути дерево, в вывороченные корни которого пес уперся задом, остановило дальнейшее продвижение. Не замечая препятствия, я снова закричала:
- Тяни, Рей! Ну же!
Пес обиженно заскулил, подозревая, что его перепутали с мухой. Взлететь на корявый ствол, да еще и с палкой в зубах, он никак не мог. В отчаянии видя, как выдернутая наполовину из трясины девушка снова погружается вглубь, я продолжала тащить, не желая уступать болоту с таким трудом отвоеванные сантиметры. И в тот момент, когда руки уже готовы были снова сорваться, поверх моих ладоней легли теплые пальцы Сергея.
- Отпусти, я держу. – Раздался над ухом мягкий голос.
Сжав зубы, я замотала головой.
- Отпусти, Яна. Все хорошо. Давай, аккуратно. Вот так!
Я с трудом разжала закостеневшие пальцы и без сил опустилась на землю, как будто из меня разом выпустили весь воздух. Ладони горели, точно натертые скипидаром. На окровавленной, быстро опухающей коже отпечаталась каждая неровность, каждая шероховатость коры.
Сергей быстро перехватился чуть выше и резко скомандовал:
- Рей, фу!
Пес разом разжал зубы. Сдвинувшись на пару шагов вбок, и убедившись, что отступлению уже ничего не мешает, Сергей снова позволил собаке ухватиться за палку.
- Поехали. Тяни!
Через несколько минут задыхающаяся девушка оказалась на твердой земле. Внимательно, словно не веря своим глазам, оглядела меня, Сергея… Перевела взгляд на весело скачущего вокруг нас Рея, что-то неслышно прошептала и закрыла глаза.
- Она?..
Я сделала движение в ее сторону, пытаясь подняться на ноги.
- Спит. – Ответил Сергей, склонившись над Катей и осторожно убирая с ее лица налипшую грязь.
- Что она сказала?
Он как-то странно на меня посмотрел. Я повторила вопрос.
- «Все-таки дошла».
Он присел рядом, аккуратно взял мои немилосердно саднящие ладони и прижал к губам.
***
Плохо помню, как мы добирались домой. От усталости кружилась голова, ломило спину. Руки вообще ощущались отдельно от тела, со стороны я, наверное, напоминала только что вошедшего в операционную хирурга, держащего ладони на отлете, чтобы не дай Бог не расстерилизоваться. Сергей связался с кем-то по мобильнику и через некоторое время в потемневшем лесу замелькали огни фонарей.
Меня неудержимо клонило в сон. Все происходящее я воспринимала как картинку в кинотеатре – можно смотреть, а можно наплевать и закрыть глаза. Что я периодически и делала. Когда я вновь поднимала веки, одна картинка уже успевала сменить другую. Вот Катю перекладывают на носилки и куда-то уносят…Мне хочется сказать: «Осторожнее, у нее что-то с плечом», но чтобы разлепить ссохшиеся губы нужно приложить слишком большое усилие. К тому же, Кати уже рядом нет. Да и я больше не сижу, привалившись к Сергею, а, покачиваясь, куда-то плыву над землей. Вокруг темно – хоть глаз выколи, и вспыхивающие рядом фонарики кажутся огромными танцующими светлячками. Бездумно засмотревшись на их хоровод, я слышу, как чей-то негромкий голос рядом произносит: «Давай помогу, устал ведь! Еще споткнешься, уронишь…». «Я сам». Это уже Сергей. Он несет меня на руках, осторожно перешагивая через корни, низко нагибаясь, чтобы не поцарапать лицо о торчащие ветки. Сквозь тонкую рубашку я слышу стук его сердца и от этого размеренного и такого родного звука веки снова начинают неумолимо смыкаться.
Темнота.
Кажется, мы уже не в лесу. Я лежу на кровати, надо мной склоняется встревоженное лицо Надежды. Противно пахнет йодом. Ладони будто дерет когтями стая диких кошек. Я шиплю сквозь зубы и пытаюсь сесть, но рука Сергея мягко откидывает меня обратно на подушку.
- Лежи. Тебе надо обработать руки.
- А может не…
- Лежи, прошу тебя!
Смирившись, я зарываюсь головой в наволочку. Волосы пахнут болотом и тиной, словно я помыла в трясине голову. Легкие пальцы аккуратно касаются моих ладоней. Постепенно жжение стихает, я бурчу что-то благодарное и отворачиваюсь к стенке, аккуратно пристроив забинтованные руки поверх одеяла. Господи, как же хочется спать!
Темнота.
Я проснулась от звука загремевшей ложки. Звучно приложившись об пол, она со звоном покатилась дальше, вероятно, не впечатлившись тем, что ей пытались размешать.
- Твою дивизию! – Послышался рядом тихий, но эмоциональный возглас.
Под кроватью зашуршало, словно стая оголодавших мышей.
- Скачет как живая? – Поинтересовалась я, со стоном переворачиваясь на бок.
Мышцы возмущенно гудели как растревоженные в улье пчелы.
В темноте белым, размытым пятном нарисовалось виноватое лицо Сергея.
- Прости, я не хотел тебя будить.
Я зевнула.
- Не бери в голову. Который час?
Он потянулся к кровати и вытащил из-под подушки мобильник.
- Половина четвертого.
- И какого лешего ты не спишь?
Он отвел глаза. Покрутил в пальцах тускло поблескивающую в темноте ложку. С тихим звяканьем опустил в стакан.
- Не знаю. – Наконец, честно ответил он. – Как ты?
Я попробовала пошевелить пальцами. Ладони отозвались противной, ноющей болью, но овладевшая мной в лесу сонливость прошла, равно как и ощущение, что меня переехал паровой каток.
- Значительно лучше. Сереж, а куда Катю увезли?
- В Тверь. У нее вывихнуто плечо, возможно, потребуется операция.
- Она одна из пропавших туристов.
Он резко выпрямился, вглядываясь в мое лицо.
- А остальные где?
- Не знаю, с ними что-то произошло. Осталась только она. Сам понимаешь, нахождение в болоте не располагает к длительной, задушевной беседе.
Сергей с шумом выпустил из легких воздух.
- Как ты вообще там оказалась? Я имею в виду, около болота? Мне сказали, оно в семи километрах от деревни! Если бы не Рей…
- Ну-у…- осторожно протянула я. – Скажем так, я очень быстро бежала.
- Зачем?
- Понимаешь, тут двое молодых представителей местного населения проявили к моей скромной персоне излишний интерес. Я искупалась в озере – да, да! – Я предупредила его попытку что-то сказать. – Мне надо было остыть после нашей ссоры. Ну вот они и решили попробовать заставить меня расплатиться за пользование местными водными ресурсами.
Я почувствовала, как окаменела рядом его рука и зачастила.
- Сереж, ну ты же знаешь, я обычно много болтаю, но быстро драпаю. Пришлось, правда, через заросли крапивы ломиться, но ничего, зато взбодрилась. Когда остановилась, поняла, что понятия не имею, куда возвращаться. Собиралась сидеть на месте и ждать, пока ты меня хватишься, но что-то произошло…, а потом я услышала Катин крик. Вот и все.
Он молчал. Так долго, что не выдержав, я потыкала его пальцем.
- Ты спишь что ли?
- Нет. – Процедил он сквозь стиснутые зубы. – Думаю.
- О чем, если не секрет?
- О том, что я идиот.
- Это да. – Легко согласилась я. – Есть немного. Но я тебя все равно люблю. Даже такого.
- Из-за меня с тобой черт знает что могло случиться! – Трагически прошептал он.
- Но не случилось же. Сереж, хватит страдать. Просто не надо мне больше подобные проверки на вшивость устраивать, хорошо? Давай я тебе кое-что объясню, и мы больше не будем возвращаться к этому вопросу. Тебя напрягает наша связь со Стасом, то, как мы друг друга чувствуем, ведь правда?
Он нехотя кивнул.
- Он понимает тебя лучше меня. Знает каждую твою мысль. Ты пускаешь его туда, куда мне вход заказан. Как будто доверяешь больше, чем мне.
Я вздохнула, собираясь с мыслями. С этим надо покончить раз и навсегда. Пока оно не зашло слишком далеко.
- Представь себе, - тихо произнесла я, - что в твоей жизни есть нечто, что тебе изо всех сил хотелось бы забыть. Неважно что это – мысли, слова, поступки, события… Что-то из них причиняет боль, чего-то ты стыдишься, но в любом случае, без этих воспоминаний проще живется. Что ты делаешь? Ты складываешь все в одну кучку и запираешь в самом дальнем уголке памяти. А ключ выкидываешь. И вот то, что раньше тебя тревожило, теперь надежно спрятано. Ты снова начинаешь нормально жить. Ничто не беспокоит. Тебе даже почти удается забыть, куда ты выбросил ключ. И вдруг появляется человек, который берет отмычку, с легкостью открывает твою потайную комнату и начинает копаться в самом сокровенном, что у тебя есть…
Я замолчала, покусывая губы. Сергей внимательно смотрел на меня, ожидая продолжения.
- Я хочу сказать, что наша способность со Стасом чувствовать друг друга – это скорее проклятье, чем дар. Читать чужие мысли, эмоции – это все равно, что подглядывать в замочную скважину: далеко не всегда тебе может понравиться то, что ты там увидишь. А уж каково при этом тому, чью душу выворачивают наизнанку!.. Этому не стоит завидовать. И я бы не хотела, чтобы между нами с тобой было нечто подобное. Я доверяю тебе, Сереж. Я никому так не доверяла, как тебе. Но у каждого человека должно быть свое убежище. Место, куда бы он мог прийти со своими мыслями – хорошими или плохими, грустными или веселыми, и знать, что никто больше о них не узнает. Каждый из нас имеет на это право. И это нормально. Понимаешь? Нормально! А вот разговаривать с человеком, зная, что ему известно абсолютно все, о чем ты думаешь… Ты не представляешь даже, насколько это тяжело. И я многое бы дала, чтобы этой связи между мной и Стасом не было.
- Но она есть… - тихо проговорил Сергей.
- Есть. – Эхом откликнулась я. – И мы с ним ничего не можем с этим поделать. Только смириться и приложить все усилия к тому, чтобы не портить друг другу жизнь, копаясь в чужой душе. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Помедлив, он кивнул.
- Да. Что возвращает нас к тому, что я – идиот.
Я хихикнула.
- Любимый идиот, не забывай об этом.
- Только это и утешает. Кстати, я звонил Славке. Он приезжает завтра после обеда. Говорит, одним местом чувствует, что должен быть здесь.
- Отлично. – Меня опять начало клонить в сон. – Тогда с твоего позволения, остальное я расскажу завтра. Уже вам обоим, чтобы не повторяться. О том, что еще случилось со мной в лесу.
Сонливость стремительно окутывала меня теплым покрывалом. Я уже не почувствовала, как вздрогнул при моих словах Сергей. Меньше чем через минуту я крепко спала. Меня не разбудило ни то, как, неслышно поднявшись, Сергей снова пошел на кухню за чаем, ни то, как перед рассветом он, затравленно дыша, сел на постели, безуспешно стараясь расслабить сведенные судорогой мышцы
Главы 12-13
Деревня спит… Ночь раскинула темные крылья над домами, неслышно кружит меж крыш, с любопытством заглядывает в окна. Алексей Прошин, он же Лешка-Зародыш спит, по-детски подложив руку под щеку. Сегодня у него был удачный день: в который раз семейный бюджет пополнился госзнаками за счет ничего не подозревающего работодателя. Теперь обещание вывезти жену на заграничный курорт уже не выглядит голословным. Жена довольна. Выпавшие на долю Зародыша ласки с лихвой компенсируют слабые угрызения совести. Даже страх быть пойманным за руку на время отступает, затерявшись где-то среди влажных, сбитых простыней. Сегодня Зародыш счастлив.
Его супруге, напротив, не спится. Слегка отодвинувшись от потного, горячего как печка мужа, она рассеянно вертит в тонких пальцах перо от подушки. Прозрачный пеньюар скомканной тряпкой валяется возле кровати. После взгляда, каким окатила ее наглая девка, заявившаяся сегодня в дом, Мила чувствует отвращение к ранее любимой вещице. Рядом с этой городской цацей она неожиданно стала ощущать себя дешевкой, сродни купленному на рынке пеньюару. И теперь никак не может себе этого простить.
Жаль, она не выдрала рыжей сучке косу! Было бы забавно поглядеть, как бы она запищала и бросилась под крылышко к своему хахалю. Представив эту сцену в красках, Мила сладко улыбается. Сероглазый спутник девки был очень даже ничего. Как раз в ее вкусе. Если бы не эта пигалица, зорко кружившая вокруг него как орлица над орленком, - видать, боится, что уведут, стоит ей лишь на секунду ослабить внимание! – Мила бы в два счета окрутила его. Да он и так был уже готов, бросал на нее вполне недвусмысленные взгляды, даже не стесняясь своей дурочки. Надо будет как-нибудь зазвать его в гости, когда рыжая не будет мешаться под ногами. А потом сделать так, чтобы она об этом узнала. С этой приятной мыслью Мила закрывает глаза и, наконец, засыпает.
Ночь летит дальше. Бархатные крылья, мерцая бриллиантами звезд, ерошат притихшую траву, ласково гладят сомкнувшиеся до утра бутоны полевых цветов.
Люди спят. Ночь видит их сны – хорошие и плохие, счастливые и грустные. Вот широко раскинулась на кровати маленькая девочка со странным именем Антошка. На ее губах подрагивает улыбка. Сегодня у нее появился новый, особенный друг и теперь во сне девочка заново переживает события этого дня. Ночь останавливается и заглядывает в окно. Легонько касается вспотевшего детского лба и, заинтересовавшись, проникает в дом…
Антошка хмурилась. Сегодня она нарушила главный запрет матери – пошла одна в лес. Но что, скажите на милость, ей оставалось делать, если их новый сосед, дядя Сережа, отказался взять ее с собой?! Потрепал по голове, словно несмышленого кутенка и ушел. А он же из города, а значит обязательно заблудится, как заблудилась уже тетя Яна, на поиски которой он, собственно, и отправился. И кто тогда выведет их из леса, как не Антошка?! Вот скажите мне, кто?
Девочка следовала за соседом как опытный партизан за вражеским обозом: приседая в высокой траве, прячась за деревьями и тихо ойкая, когда злющая крапива больно стрекотала голые ноги. Она боялась, что собака, Рей, ее почует, но пес был занят тем, что вынюхивал следы тети Яны и на Антошку не обращал ни малейшего внимания. Когда вошли в лес, прятаться стало легче. Стараясь не шуметь, неугомонная девчонка, держалась неподалеку, все ожидая, когда же дядя Сережа начнет плутать, чтобы эффектно появиться перед его носом. Пусть тогда ему станет стыдно за то, что он отказался взять ее с собой! Пусть еще попросит отвести его обратно!
Но к Антошкиному огорчению, сосед уверенно шел за собакой, периодически делая на деревьях небольшие зарубки при помощи перочинного ножа. Разочарованная девочка уже готова была повернуть назад, как внезапно случилось нечто странное. Дядя Сережа вдруг застыл на месте, как будто налетел на дерево. Рей тоже остановился, возбужденно принюхался и принялся пихать хозяина под руку лобастой башкой, мол, пошли, чего это ты отдыхать вздумал?! Не дождался ответа, помялся и удрал вперед. На исчезновение пса хозяин не обратил ни малейшего внимания. Антошка замерла, не зная, что делать дальше. Выйти или нет? Может уже пора?
Дядя Сережа что-то тихо пробормотал. Горя любопытством, девочка осторожно переместилась вбок, заглянула в его лицо и внезапно начала жалеть, что не осталась дома. Потому что таких лиц у взрослых дяденек и тетенек быть не должно. Это дети вроде ее, Антошки, могут бояться, а взрослые на то и взрослые, чтобы со смехом встречать рассказы о лесовиках и кикиморах, о злой Бабе Яге и Кощее Бессмертном. Они не должны бледнеть от ужаса, глядя перед собой пустыми глазами и хрипло шептать под нос какую-то ерунду про заклинивший затвор – калитку он пытается закрыть, что ли? Антошка уже была готова развернуться и драпать домой, как все неожиданно закончилось. Под ее ногой громко, словно выстрел по лесу прокатился, хрустнул сухой валежник. Замерев, Антошка припала к земле. А дядя Сережа несколько раз моргнул и начал с изумлением озираться вокруг, как будто пытался вспомнить, как здесь очутился. Неуверенно позвал: «Рей!», прислушался и не дождавшись ответа, снова смешно заозирался.
А потом вдруг откуда-то сбоку донесся слабый крик тети Яны – «Сережа-а!» - и с мечтами отвести домой заблудившегося соседа пришлось распрощаться. Наоборот, впереди грозно замаячило лицо матери, а место, чуть пониже спины, резко зачесалось, словно заранее почувствовало на себе жгучие крапивные стебли. Поэтому, когда сосед радостно устремился на крик, Антошка осталась на месте. Лучше дождаться, пока он отойдет подальше, а потом тихонько вернуться домой. И если Нюрка-зараза не хватится ее и не начнет искать, вопя своим противным голосом на всю деревню – «Антонии-и-ина!», - то никто и не узнает, что она была там, куда ходить строго-настрого запрещалось. Жаль только, никому не расскажешь про то, как странно вел себя сосед.
Антошке вдруг отчаянно захотелось иметь настоящего-пренастоящего друга. Такого, кто всегда был бы рядом «и в снег, и в зной, и в дождик проливной». Кому бы она могла доверить все-все свои тайны. Детей в деревне было не много, а девочек ее возраста так и вовсе ни одной. Ровесники же мальчишки неохотно брали ее в свою компанию, обидно дразня «девчонкой-печенкой». Эх, никого у нее, Антошки, нет...
Шмыгнув носом от жалости к себе, она развернулась и собралась уже двигаться в сторону дома, как вдруг с изумление заметила в нескольких шагах от себя невысокую девочку, лет восьми. Высоко вздернув курносый веснушчатый нос, она, сощурившись, внимательно разглядывала Антошку. Та, в свою очередь, во все глаза уставилась на незнакомку. Девочка была одета в цветастый сарафан, немного тесноватый для ее плотной фигурки. Длинные черные волосы аккуратно заплетены в две тонких косички. Руки крепко сжимали толстенную книгу в сером переплете.
- Привет! – поздоровалась девочка, видя, что от неожиданности Антошка проглотила язык.
Голос у нее был высокий, но приятный. Антошке он понравился.
- Привет. Ты что тут делаешь?
- Я? – девочка удивленно пожала плечами, словно вопрос бы неимоверно глупым. – Гуляю. А что, нельзя?
- Нет, почему? Конечно можно! – Заторопилась Антошка, боясь, что странная девочка обидится и уйдет. – Тебя как зовут?
Девочка задумчиво переложила книгу из одной руки в другую, словно решая, можно ли доверить Антошке такую важную информацию, как собственное имя. Стали видны большие, ярко-синие буквы, напечатанные на обложке: «Курс Органической Химии». Антошка смотрела на незнакомку с все возраставшим уважением. Незнакомые слова, которые она и разобрала-то с трудом, сказали ей не больше, чем, к примеру заголовки газет, которые иногда читала мама.
Тем временем, девочка выпятила нижнюю губу, сдула выбившуюся из косички прядь волос, и, наконец, произнесла.
- Елена. Меня зовут Елена.
- Здорово! – обрадовалась Антошка. – А меня…
- Я знаю, как тебя зовут. – Впервые, улыбнулась девочка.
Антошка растерялась.
- Да? А откуда?
Елена прижала палец к губам.
- Это секрет.
- Ух ты!
От возбуждения Антошке хотелось прыгать. Надо же, как удачно, что она оказалась здесь! Останься она дома, с Нюркой, не встретила бы эту необычную девочку.
- А где ты живешь?
Вопросы толкались на кончике Антошкиного языка, словно горошины в жестяной банке – гремя и так и норовя высыпаться ворохом на голову собеседника. Но Елена недовольно поморщилась, неопределенно пожала плечами и кивнула куда-то в сторону.
- Здесь недалеко. Не любопытничай!
Антошка со стуком захлопнула открывшийся было для очередного вопроса рот. Нет-нет, она совершенно не хочет любопытничать!
Елена снова перекинула тяжелую книгу в другую руку и подошла немного ближе. Оглядела девочку с головы до ног и неожиданно предложила:
- Хочешь, я провожу тебя до деревни?
Еще бы Антошка не хотела! К тому времени, как впереди замаячили крыши домов, девочка была твердо уверена – пойти сегодня в лес ей не иначе как присоветовал добрый волшебник, решивший послать Антошке самого лучшего на свете друга.
Ночь отступает от детской кроватки и тихо вздыхает. Не в ее правилах давать советы, не в ее привычках вмешиваться. Она – нейтральная сторона. Нейтральная, но при этом крайне любопытная. Поэтому, вылетев из окна, она продолжает кружить над деревней. Ночь знает про вновь пробудившуюся силу, чувствует ее мощь и уверена, что уходить рано – тут есть еще на что посмотреть. И не ошибается…
Лето выдалось тяжелое. Вот уже почитай месяц небо не затягивала ни одна мало-мальски пригодная для дождя тучка. Дороги высохли, потрескались. Трава – и та жухла на корню, не выдержав накрывшего землю зноя. Пару шагов, отделявших дом Захара от соседского забора, нельзя было пройти без того, чтобы не наглотаться пыли. От постоянного скрипения на зубах не спасал даже соседский самогон, собственно, ради которого Захар и шастал постоянно на соседний участок. Шастал, даже несмотря на то, что жена, маленькая, сухонькая женщина, вечно кутавшаяся в темный платок, на дух не переносила сивушный запах, и каждый раз устраивала Захару такие разборки, что тот улепетывал от проклятой бабы, как черт от ладана, едва успевая увернуться от брошенной меткой рукой кухонной утвари. Политическое убежище жертве супружеских репрессий предоставлял все тот же сосед. Надо ли говорить, что сей факт не вызывал у Захаровой жены ни малейшего восторга?
В эту ночь засиделись запоздно. После пятого стакана обретя здоровый пофигизм – раз уж скандала не миновать, так чего зря время терять? – Захар окончательно перестал обращать внимание на угрожающе прохаживавшуюся вдоль забора жену, многозначительно помахивающую сковородником, и с легкой душой продолжил отдавать должное мастерству соседа и мутной жидкости, плескавшейся в большой бутыли. Когда, наконец, пришло время расходиться, у Захара было стойкое ощущение, что скорость вращение Земли значительно увеличилась. Ноги не поспевали за телом, к тому же то и дело норовя зацепиться за блестящие кругляши сучков на гладком полу.
- Слышь, может ты того… у меня? – Сосед предпринял слабую попытку проявить гостеприимство.
Захар задумался. С одной стороны, предложение было заманчивым, но с другой… За тридцать лет супружеской жизни он лишь один раз не пришел домой ночевать и до сих пор с душевным содроганием вспоминал последовавшее за этим возмездие.
- Не, я лучше пойду, - наконец, решил он, сумев-таки переместить себя на крыльцо.
Странно, когда это сосед успел лишние ступеньки набить? Потемкинскую лестницу строит, что ль?
- Ну гляди. – Сосед задумчиво (а вернее сказать, бессмысленно) посмотрел на луну, ярко освещавшую двор. – Глянь-ка, кажись, полнолуние сегодня! Может, все же заночуешь? А то как бы тебе с упырем не встретиться, вишь, говорят, он снова лютовать начал.
Захар в красках представил себе ожидающего его дома упыря в юбке, и выбор отпал сам собой.
- Не, пойду пожалуй.
- Ну лады. Бывай.
Сосед широко зевнул, звучно поскреб спину и скрылся в доме, на прощанье шваркнув дверью о косяк.
Некоторое время Захар постоял, собираясь с мыслями, затем с трудом одолел неожиданно подросшее крыльцо и направился к калитке.
Было тихо. Ветер едва слышно шуршал листьями, запутавшись в малиннике. Соседский пес дремал в будке, уютно свернувшись калачиком и прикрыв нос пушистым хвостом. Услышав Захара, он лениво приоткрыл один глаз, сверкнул щелочкой белка, и снова опустил морду на лапы.
Щеколда ворот долго отказывалась поддаваться, то ужом выворачиваясь из рук, то заклинивая в пазах. Десяток шагов до собственного забора были преодолены лишь на четвертый раз – первые три попытки бесславно окончились в канаве.
Упырь ждал Захара у калитки. Щедро льющийся с небес лунный свет высеребрил мохнатую холку. По-волчьи вытянутая морда с горящими углями глаз с отвращением скривилась, когда крепкий сивушный дух достиг ноздрей нежити. Длинные, тонкие лапы, увенчанные тремя загнутыми когтями, заскребли по забору, оставляя на темном от времени дереве глубокие борозды.
Захар остановился и протер глаза. Белая горячка, прикинувшаяся упырем, не исчезла, лишь широко зевнула, предъявив мужичку глубокую черную пасть с множеством острых зубов. Захар врос в землю. Рука сама потянулась ко лбу для крестного знамения. Губы зашептали первую пришедшую на ум молитву, как впоследствии выяснилось – заупокойную. Упырь почесал левое ухо задней лапой и, спохватившись, грозно зарычал. С длинных клыков на землю капнула серебристая нитка слюны.
- По-по-могите! – придушенно пискнул Захар, почему-то обращаясь к упырю.
Тот встопорщил шерсть на длинном, худощавом теле, сразу став раза в два больше, и неодобрительно засопел.
Ноги независимо от туловища начали слаженно отступать назад. Под подошвами хрустел гравий и мелкий сор. Мягкие подушечки лап упыря, в отличие от человека, двигались совершенно бесшумно, как будто вовсе не касаясь земли.
- Мамочки. – Обреченно прошептал Захар, заворожено глядя, как тощий, облезлый хвост с регулярностью метронома стегает по мохнатым бокам твари, напружинившейся для прыжка.
Звякнуло, распахиваясь окно.
- Ах ты, паразит! – Визгливый голос супруги разбил тишину ночи на мелкие осколки. Упырь ошарашено присел на задние лапы и завертел кудлатой башкой.
- Я его уже четвертый час поджидаю, а он тут вдоль забора шляется! – между тем продолжала вопить Захарова жена. – Ты чего мнешься, будто за яйца привязанный! А ну быстро подь сюды, холера! Чтоб тебя упырь сожрал, алкоголик хренов!
«Уже». – Хотел было просипеть Захар, понимая, что жить ему осталось считанные секунды и разница между «практически» сожранный и «уже» сожранный в данном случае не столь существенна. Глаза сами собой прикипели к открытому настежь окну, где белым пятном маячила ночнушка его второй половины. Она, конечно, не многим краше упыря, но все ж таки роднее. Привычнее.
- Чего к месту прирос, подлюка?! – разорялась между тем жена, потрясая в воздухе кулаком и не обращая ни малейшего внимания на причину Захаровой задержки. – У-у-у, рожа поганая, убить тебя мало! Быстро в дом, кому говорю!
Привычка не противоречить супруге в гневе, была настолько сильна, что Захар автоматически сделал шаг вперед. И вдруг с изумлением понял, что путь свободен. Место, где только что сидела приготовившаяся к броску тварь, было пусто. Лунный свет заливал тихо колышущуюся, непримятую траву. Монотонно стрекотали сверчки. От нежити не осталось и следа. У Захара подогнулись ноги, и он, закатив глаза, кульком осел на землю. Кружащая над деревней ночь вкупе с соседями всех близлежащих домов, получила несказанное удовольствие, наблюдая за тем, как матерясь и грозя непутевому мужу всеми возможными карами, жена пинками заталкивала бесчувственное тело супруга в дом.
***
- Ян, просыпайся!
Я протестующе застонала и перевернулась на другой бок, отчаянно цепляясь за ускользающий сон.
- Вставай, лежебока!
- Асстань!
- Я сейчас на тебя Рея напущу.
Угроза была реальной, и я с трудом открыла один глаз. Голова трещала, как будто накануне я в одиночку расправилась с бутылкой местного самогона. Руки вроде бы не болели, но стоило пошевелить пальцами, как прилипшие за ночь к ранкам бинты противно натянули кожу. Я снова застонала и спрятала лицо в подушке. Вот и вытаскивай после этого заблудившихся девиц из болота! Даже отоспаться не дают!
- Сколько?..
- Начало одиннадцатого.
От возмущения я открыла оба глаза и относительно быстро приняла сидячее положение.
- Да у тебя совесть вообще есть, Вересков?! После вчерашнего я имею полное моральное право спать минимум до часу дня!
Сергей, уже одетый и чисто выбритый, молча протянул мне чашку кофе. Дождался, пока я сделаю глоток и произнес.
- Сегодня ночью было еще одно нападение. Пострадавший утверждает, что это был упырь.
Я поперхнулась, едва не пролив горячую жидкость на голые ноги.
- Кто-кто??!! Так он жив?
- Кто, упырь?
- Тьфу на тебя! Тот, на кого он напал.
- Жив. Вот только голова болит сильно.
Я болезненно скривилась, представив себе кровавое месиво вместо головы несчастного.
- Его сильно поранили?
- Нет, только облизали. А голова болит с похмелья.
Я поперхнулась во второй раз.
- С какого похмелья?! Ты можешь толком говорить?
- А ты встанешь? – хитро улыбнулся Сергей.
- О, Господи, да!
Я откинула одеяло, свесила ноги с кровати и недоверчиво уставилась на разбитые колени. В последний раз подобный вид они имели лет пятнадцать назад, когда я вместе с велосипедом на полной скорости рухнула на асфальт, не вписавшись в крутой поворот. Для полного сходства осталось только намазать их зеленкой. Красота. Прощай, шорты и короткие юбки.
Мрачно скривившись, с трудом орудуя непослушными руками, я натянула тонкие брюки и, не выдержав, принялась зубами развязывать стягивающие ладони бинты. Сергей молча взял мои руки в свои и стал помогать.
- Так что там с облизанным, то есть тьфу, с потерпевшим? – Прервала я затянувшуюся паузу.
Сергей со вздохом отложил в сторону бинт и посмотрел на меня. Вид у него тоже был далек от цветущего: тени под глазами были такими темными, что любимого впору было сравнивать с енотом.
- Час назад к нам прибежала Антошка. Рассказала, что этой ночью один из деревенских мужиков, возвращался домой от своего соседа, будучи изрядно навеселе. У калитки его поджидала какая-то тварь. Собиралась напасть, да жена мужика увидела в окно привалившегося к забору мужа и принялась ругаться. Мужик на нее отвлекся, а тварь тем временем исчезла.
Я хмыкнула. История была из разряда тех, что охотники и рыбаки любят травить ночью у костра.
- А почему он решил, что эта тварь – упырь? Я уверена, на самом деле ее звали по-другому.
Сергей вопросительно поднял брови.
- И как же?
- Белочка!
Он скупо улыбнулся.
- Может быть, не спорю. Вот только есть одно но: для белочки, тварь имеет слишком уж длинные и острые когти. Дело в том, что мужик утверждает, будто бы при виде его, упырь проскреб лапой по забору. В свою очередь Антошка уверяет, что своими глазами видела глубокие царапины оставленные тремя на редкость острыми когтями. Так что давай, дорогая, завтракай, принимай таблетку – я вижу, что у тебя голова болит, - и в путь.
- Очешуеть. Яна – охотница за нежитью. – Пробормотала я, направляясь к чемодану, где хранились не распакованные еще лекарства. – Я даже боюсь предположить, что будет дальше…
Место явления упыря народу было оцеплено возбужденно гомонящей толпой. Бабы охали, то и дело прикладывая ладони к длинному белесому отпечатку, пересекавшему почерневший от времени штакетник. Мужики мрачно курили. Ребятишки, включая вездесущую Антошку, носились взад-вперед, жадно ловя обрывки разговоров и резво уворачиваясь от сучковатых палок, которыми на них беззлобно замахивались старики. В центре импровизированного круга, привалившись спиной к покосившемуся забору, сидел на корточках щуплый мужичок лет пятидесяти, похожий на большого, облезлого зайца. На опухшем лице было написано неизбывное страдание – очевидно, что слова Сергея про жестокое похмелье имели под собой все основания. Время от времени мужичок бросал затравленные взгляды назад, туда, где из открытых настежь окон дома доносилось злобное громыхание посуды, тяжело вздыхал и делал попытку подняться. Но падкий до сенсаций народ не был настроен так быстро отпустить героя дня, толпа смыкалась, и мужичок с мученическим видом вытирал вспотевший лоб и снова наваливался на забор.
При виде нас люди расступились. Увязавшийся следом Рей, ужом проскользнул между чьими-то ногами и важно уселся рядом с Сергеем, расстелив по земле пушистый хвост. За спиной зашушукались. К своему вящему неудовольствию, я услышала мурлыкающий голос Милы Прошиной – странно, что я сразу ее не заметила, иначе не упустила бы случая наступить на ногу.
Стараясь не отвлекаться, я подошла к забору и приложила руку к пересекавшему доски глубокому трехпалому следу. Каждая борозда была глубиной не меньше сантиметра. Очень интересно. Если предположить, что отпечаток действительно оставлен каким-то животным, то когти у него достаточно острые, чтобы – как там говорила Ирина на опознании Светланы Лисиной? – «изуродовать тело до неузнаваемости». Но упырь? Бред.
- Расскажите, пожалуйста, что Вы видели, – обратился Сергей к обалдевшему от неожиданно свалившегося на него всеобщего внимания мужичку.
- Ну так… я ж рассказывал уже, – сделал тот слабую попытку отвертеться.
- И все же нам желательно услышать все из первых рук, а то мало ли, кто другой будет рассказывать, да ошибется.
- Ты меня, меня спроси! Уж я не ошибусь! – послышался откуда-то из задних рядов задорный женский голос. Толпа всколыхнулась смешками. Я хмыкнула, но Сергей даже не повернул головы, чтобы посмотреть, кто кричал.
- Может, зайдем в дом? – участливо поинтересовался он у жертвы упыриной охоты. – Вам, наверное, тяжело сидеть на самом солнцепеке.
Мужик обвел глазами все еще жаждущих сенсации односельчан, перевел взгляд на дом и, тяжело поднимаясь, махнул рукой.
- Пошли, что ль…
Рассказ не занял много времени. Прерываемый комментариями яростно отдраивающей плиту жены (у-у, алкоголик чертов, совсем до белой горячки допился, зенки твои бесстыжие!), он уложился в пять минут, после чего мужик предпринял неловкое поползновение исчезнуть из дома, но был безжалостно остановлен и отправлен к сараю колоть дрова. Мне показалось, что уходя он вздохнул с облегчением.
- Ну что скажешь? – спросил меня Сергей, когда попрощавшись с хозяйкой и отбившись от никак не расходившейся толпы, мы двинулись вниз по улице.
- Бред сивой кобылы. – Я старательно обогнула лежавший ровно посередине дороги коровий подарочек. – Увидел какого-нибудь кобеля – мало их тут бегает? – и примерещилось с пьяных глаз.
- А след на заборе?
- Тот же кобель?
- Трехпалый с железными когтями?
- Ну не знаю. Может, кто-то просто решил пошутить и гвоздиком поцарапал.
- Ну да, а Захар гвоздик увидел и с упырем спутал.
Я остановилась, внимательно вглядываясь в его лицо.
- Сереж, ты же не хочешь мне сказать, что веришь в эту дикую историю с упырем?! Это же чушь собачья! Миф. Вымысел. Я…Стоять!!!
Это уже относилось к Рею. Распластавшись по траве, он осторожно подкрадывался к ничего не подозревающей несушке, мирно разгребавшей землю возле Антошкиного забора в поисках червячных деликатесов. Услышав мой крик, пес разочарованно фыркнул. Он явно рассчитывал на то, что увлеченные разговором, мы не заметим его маневра. Погрозив собаке пальцем, я попыталась вернуться к беседе.
- Упырей не существует, это просто…
- Сере-ежа!
Да что ж такое, мне сегодня вообще дадут договорить или нет?! Танцующей походкой, потряхивая распущенными волосами, к нам приближалась Мила.
- Сережа, Вы так быстро ушли, даже словом со мной не перекинулись!
Густые ресницы обиженно дрожали, на щеках алел румянец смущения. Сергей вежливо улыбнулся.
- Извините, Мила, мы торопились.
Я сделала несколько шагов в сторону и демонстративно занялась изучением зеленых стручков акации – пусть теперь сам разбирается! – и тут же в мою ладонь ткнулся холодный, подрагивающий от возбуждения нос. Азартно переминаясь с лапы на лапу Рей смотрел, как наглая курица, не обращая на него ни малейшего внимания, переместилась от забора к самым ногам Сергея, деловито стуча клювом по пыльной земле. Рычание собаки прозвучало как стон.
- Может, Вы зайдете ко мне позже…когда не будете так торопиться? – донесся до меня тихий, вкрадчивый голос Милы. Ее ладонь будто бы невзначай коснулась Сергеевой рубашки.
А может, имеет смысл им помочь. Прищурившись, я посмотрела вниз. Янтарные собачьи глаза, полные немой мольбы, встретились с моими.
- Можно. – Одними губами шепнула я, отступая на шаг назад.
Рей сорвался с места, как пущенная из арбалета стрела. Бедная несушка, чья куриная жизнь до этого момента складывалась настолько мирно и безобидно, насколько это в принципе возможно, оглушительно закудахтала и заметалась, когда на нее вихрем налетел радостно взрыкивающий пес. Полетели перья. Улепетывающая в панике курица, заполошно уворачиваясь от пытавшихся прижать ее к земле огромных лап, неожиданно увидела путь к спасению в застывшей столбом Миле. Вдребезги разбивая миф о том, что курица – не птица, она замахала крыльями и в одно мгновение очутилась у женщины на голове. Запуталась в длинных волосах и повисла, отчаянно трепыхаясь и громко оповещая окрестности о своем бедственном положении.
Упустить добычу, коварно ускользнувшую практически из-под носа, Рей не мог. Пес взвился в прыжке и, визжавшая как поросенок Мила, не выдержав столкновения с шестидесятикилограммовой овчаркой, покатилась по земле, изо всех сил стараясь отодрать от себя несчастную несушку, перепутавшую ее скальп с безопасным насестом. Подняться на ноги ей удалось далеко не сразу, и поток ругани, которым женщина осыпала все вокруг, заставил бы покраснеть и моряка с двадцатилетним стажем. К тому времени, как Сергей смог, наконец, изловить вошедшего в раж Рея, Милы уже не было видно. Голося на всю деревню она скрылась из виду, унося на голове бьющуюся в истерике курицу.
Несколько секунд мы с Сергеем смотрели друг на друга, переваривая случившееся, а потом, подвывая от хохота, сползли на землю. Расстроенный из-за ускользнувшей добычи Рей, мрачно вздыхал и пытался лапой снять прилипшие к носу куриные перья. Ему казалось, что мы смеемся над ним.
Когда, наконец, вернулся дар речи, Сергей укоризненно покачал головой.
- Янка, ну как тебе не стыдно? У бедняги теперь стресс на всю оставшуюся жизнь будет!
- Ничего. Ее муж мне еще спасибо скажет!
- Я вообще-то о курице.
- Ой, да?… Ну тоже, думаю, выживет. Если, конечно, Зародышиха в качестве компенсации за свои страдания не бросит ее в суп.
Сергей усмехнулся, снял с собачьего носа куриный пух и зашел во двор.
- Пойдем, террористка! Надо решать, что делать дальше.
Но решать не пришлось. Не успели мы подняться на скрипучее крыльцо, как у Сергея на поясе зазвонил мобильник.
- Серег, - услышали мы голос Стаса, – я часа через два с половиной буду в Твери. Можешь меня там подхватить, чтобы мне не искать эти чертовы Камнищи?
Глава 13
Сидеть дома в ожидании ребят совершенно не хотелось. За окном слышался бодрый пересвист мелких пичуг, тягуче разливался пряный аромат белого клевера. Немного подумав, я свистнула Рея, спустилась с крыльца и уверенным шагом направилась к калитке. Несмотря на то, что мы жили в Камнищах уже третьи сутки, никто до сих пор так и не удосужился побывать в доме Светланы Лисиной. Следовало исправить это упущение. Тем более, что осмотреть все в одиночку мне будет значительно легче – во всяких криминалистических штучках я мало что смыслю, зато чутье, обостренное близостью места преступления, может и подсказать что-нибудь дельное. Пока что у меня складывалось стойкое ощущение, что задачка не просто отказывалась приближаться к отгадке, а напротив, усложнялась день ото дня.
Я рассчитывала взять в проводники Антошку, но против ожиданий, дома ее не оказалось. Пришлось удовольствоваться скупыми объяснениями старшего брата, мастерившего что-то за домом на старом, посеревшем от времени чурбаке. Уяснив, наконец, в какую сторону следовало двигаться, я поблагодарила его и вышла на дорогу.
Жарко припекало солнце, воздух был напоен горьковатым ароматом луговых цветов, истомленных многодневным зноем. Рей, вспугивая стаи кузнечиков, в панике разлетавшихся из-под лап, носился кругами, то отставая, то забегая вперед. Свесив жаркий, влажный язык, он до одурения втягивал в себя окружающие запахи, наслаждаясь словно наркоман. Весь вид пса говорил о том, что он счастлив по самые кончики острых ушей. Иногда он возвращался, виновато тыкался носом в руку – дескать, прости, что бросил, – и снова уносился вдаль, огромными скачками штурмуя море волнующейся травы.
Светланин дом, как и рассказывала Галина, стоял на отшибе. Невысокий, неказистый, он торчал из разросшегося сада, будто гриб-переросток. Бурьян заполонил двор. Воронье гнездо зацепилось за трубу, как залихватски нахлобученная шапка-ушанка, правда сильно потрепанная дождем и непогодой. Я ожидала увидеть какие-то знаки, указывающие на то, что излишне любопытным гражданам проход на территорию, где было совершено преступление, запрещен, но единственными следами пребывания здесь родной милиции, были несколько фантиков от конфет «Коровка» и с десяток окурков, живописно разбросанных вокруг дома.
Крыльцо подо мной протестующе заскрипело. Я попыталась утешить себя мыслью, что раз оно не провалилось под ногами доблестных служителей закона, нет никаких оснований полагать, что мой вес выступит в роли пресловутой соломинки, сломавшей хребет верблюду. Тем не менее, оставшиеся три ступеньки я преодолела одним прыжком, едва успев затормозить перед дверью. Ладонь пронзила тупая боль, когда дверная ручка послушно пошла вниз. Пахнуло спертым, теплым воздухом.
Не считая кухни, в доме была всего одна комната. В углу притулилась печка. Две кровати, стол, пара стульев. Переведя взгляд на пол, я вздрогнула: на окрашенных досках виднелись смутные контуры человеческой фигуры, обведенной мелом. Стараясь не наступать на белые линии, я начала медленно обходить комнату, осторожно касаясь пальцами столешницы, холодного печного камня, пыльных корешков книг. Рей наблюдал за мной, сидя у входа, всем своим видом показывая, что он, конечно, готов терпеть, пока хозяйка занимается ерундой в старом, мерзко пахнущем кровью и мышами доме, но если кто-то спросит его мнение...
- Скоро пойдем, мальчик. – Обнадежила я пса.
Пока что ни один из предметов не вызывал в голове даже проблеска картинки. Немного поколебавшись, я присела возле расплывчатого силуэта на полу и осторожно коснулась шершавых досок. Ничего. Черт. Плохо. Для порядка я потрогала яркое лоскутное одеяло на детской кроватке, сбитую на сторону занавеску. Пустота. Надо же, я была уверена, что выплеск эмоций, неизбежно случившийся во время убийства, обязательно проявит себя. Ну, значит не судьба.
Рей оживился, заметив, что я направилась к выходу. Вскочил, возбужденно затоптался у ног, нетерпеливо поскуливая и виляя хвостом. В результате за выписывающей восьмерки собакой, я не заметила невысокого порожка и со всего маху влетела в него, едва не сломав ногу. От падения меня спас огромный буфет, занимавший едва ли не половину кухни. Я довольно чувствительно приложилось плечом, буфет содрогнулся и на голову посыпались пожелтевшие газеты вперемешку с мышиным пометом. Звучно загремев, покатилась по полу тяжелая жестяная коробка.
- А, чтоб тебя! – Я сердито замахнулась на виновато заморгавшего пса. – Еще б чуть-чуть, и эта хреновина оказалась у меня на голове. И тогда рисунков на полу стало бы на один больше.
Отпихнув собаку, я присела на корточки и взяла в руки жестянку. Внутри что-то шуршало, точно скреблась очень настырная и очень голодная мышь. Движимая любопытством, морщась от боли в пораненных ладонях, я отковырнула крышку. На дне лежала обычная школьная тетрадка. Очень старая, судя по виду, сейчас таких не делают. Титульный лист перевернулся с сухим шелестом. Мелким, убористым почерком на первой странице было аккуратно выведено:
Ненавижу. Хочу, чтобы они сдохли!
Аветиков Р.
Фролов А.
Красько Л.
Штейник Л.
Фадеева Н.
Кулаков О.
***
Утро у Антошки выдалось не простым. Не успела мама шагнуть за порог, как старшая сестра всучила ей огромный эмалированный таз и отправила на задний двор, собирать крыжовник. Сорванную ягоду следовало хорошенько промыть, очистить от семян и залить холодной водой. Завтра мама сварит из нее вкуснющее варенье, секрет которого заключался в маленьком кусочке грецкого ореха, хитро запрятанного в каждую ягодку. А пока варенье будет булькать на плите, детям достанутся сладкие пенки. Объедение! Заранее почувствовав на языке ароматную сладость, Антошка облизнулась и бегом припустила в сад.
К сожалению, уже через несколько минут, охвативший ее трудовой энтузиазм начал угасать. Широко разросшиеся кусты, сплошь увешанные продолговатыми зелеными ягодами, так и норовили царапнуть острыми шипами. Колючие ветки цеплялись за платье, больно впивались в голые ноги. Солнце поднялось высоко над домом, а собранный крыжовник еле-еле покрывал усеянное темными щербинками дно таза. То и дело приходилось отвлекаться то на севшего на вишню дрозда, то на огромного, зеленого жука, неторопливо ползущего по земле. А тут еще за забором раздались голоса мальчишек, громко обсуждавших, что ночью на дядю Захара с параллельной улицы напала какая-то тварь невиданная. Ну как после такого усидеть на месте?!
С крыжовника Антошку точно ветром сдуло. Она собиралась лишь одним глазком глянуть на то, что случилось, и скорее бежать обратно домой. Но потом в голову пришла мысль, что надо обязательно сообщить о случившемся дяде Сереже и посмотреть, как он и тетя Яна будут исследовать, то есть тьфу, расследовать преступление. К тому времени, как Антошка вернулась домой, был уже полдень.
Нюрка встретила сестру криками. Чего только Антошка про себя не узнала! И разгильдяйка она, и бессовестная, и маме помогать не хочет. Так бы и спорили до обеда, если бы не вмешался старший брат. Поглядев на висевший у крыльца термометр, он отпустил Антошку гулять, сказав, что собирать ягоду в такую жару – верный способ получить солнечный удар. И взял с девочки обещание разобраться с крыжовником вечером. Вечером! Да до этого вечера еще целый день впереди! И радостно подпрыгивая, Антошка умчалась со двора.
Ноги сами повернули к лесу. Накануне Елена проводила свою новую подружку до самой дороги, ведущей в деревню, и предложила встретиться на следующий день. Она не уточнила во сколько, но почему-то Антошка была уверена, что Елена уже ждет ее, надо только поторопиться. Когда впереди замаячила сосновая опушка, за которой дорога окончательно превращалась в узкую тропинку, девочка уже почти бежала, то со всех ног пускаясь вперед, то переходя на быстрый шаг.
Лесная прохлада приятно скользнула по разгоряченному лицу. Над ухом тут же противно запел черный лесной комар. Прихлопнув кровососа, Антошка принялась оглядываться по сторонам. Как она и ожидала, Елена практически тут же появилась из-за деревьев, словно никуда не уходила со вчерашнего дня. Серая книга была неловко прижата к животу.
- Привет! – Антошка радостно кинулась ей навстречу, чтобы схватить за руку, но девочка слегка отстранилась.
- Я думала, ты раньше придешь. – Упрекнула она.
- Извини, я крыжовник собирала и вообще… - принялась оправдываться Антошка, но Елена не стала слушать и развернувшись, быстро направилась в сторону озера, бросив уже на ходу:
- Пойдем скорее, не стой столбом.
В несколько прыжков обрадованная девочка поравнялась с подругой.
- Купаться будем? – догадалась она, когда впереди серебристым отблеском сверкнула водная гладь.
Елена помотала головой. Темные пряди взлетели в воздух, словно растрепанные вороньи перья. Девочка привычно сдула их со лба и серьезно посмотрела на Антошку.
- Нет. Я хочу тебе кое-что показать. И кое-чему научить.
- Ух ты! – От возбуждения Антошка начала приплясывать на месте. – А это сложно?
- Для тебя – нет.
- А ты меня по этой книжке учить будешь? – припомнив скучные занятия в школе и схожее по степени оптимизма обещание матери, что учиться очень даже просто – было бы желание, девочка подозрительно уставилась на книгу в руках подруги.
Впервые с момента встречи губ Елены коснулась легкая улыбка. Девочка задумчиво посмотрела на книгу, перевернула так, что Антошке снова стали видны большие синие буквы, а потом сунула подмышку.
- Нет, не по книжке, не бойся.
- А я и не боюсь!
Ради подружки Антошка была готова пойти и не на такую жертву, что ей какая-то книга!
Елена уверенным шагом миновала небольшой песчаный пляж, на котором обычно резвилась местная детвора, и остановилась на круглом пятачке, надежно укрытом от посторонних глаз зарослями камыша с одной стороны и кустами орешника – с другой.
- Садись. – Немного неловко она опустилась на колени в мягкую, густую траву.
Антошка тут же плюхнулась рядом.
- Хочешь научиться фокусам?
Та непроизвольно скривилась. Карточными фокусами любили хвастаться окрестные мальчишки, и ничего интересного в этом не было. Девочка всегда видела, как в последний момент они подсовывали в колоду нужную карту, или вытаскивали ее из кармана, с воплем «трах-тибидох!» хлопая себя по штанам. Скукотища.
- Глупая, я же не о карточных фокусах говорю. – Снисходительно усмехнулась Елена, верно истолковав направление Антошкиных мыслей.
- А о каких тогда?
- О настоящих фокусах. Тех, что похожи на магию.
- Это когда с волшебной палочкой всякие чудеса делают?
- Именно. Только палочка тебе будет не нужна.
- Ничего себе! И ты меня этому научишь?
- Научу.
- А у меня получится? – Антошка с сомненьем взглянула на Елену.
Та как-то странно усмехнулась одним уголком рта.
- Ну, один раз у тебя уже получилось. Значит и сейчас получится.
- У меня…когда? Что получилось?
Но Елена твердо качнула головой.
- Не сейчас. Если хочешь научиться, ты должна меня слушаться и делать все, что я скажу. Ты согласна?
- Ага.
- Отлично. Тогда ляг и закрой глаза.
Антошка послушно вытянулась на траве.
- Чего бы ты хотела, больше всего на свете?
- Чтобы папа вернулся! – не задумываясь, выпалила Антошка, до сих пор безнадежно скучавшая по отцу.
Елена тяжело вздохнула.
- Нет, это не то. Тут я не смогу тебе помочь. Подумай, какую игрушку ты больше всего хотела бы получить.
Ответ пришел сам собой.
- Барби.
Девочка уже почти год бредила красавицей-куклой. Мечтала подержать в руках, усадить пить чай в маленькой, игрушечной гостиной. Даже Деда Мороза о ней просила, и так надеялась в новогоднее утро найти под елкой заветную коробку! Но вместо Барби Антошку ждал новый свитер, и девочка окончательно разуверилась в доброте и могуществе вредного Деда.
- Ты хорошо ее помнишь?
Еще бы! Самая красивая в мире кукла встала перед мысленным взором как живая: длинные белокурые волосы ниспадают на плечи; нежно-голубое платье искрится мелкими блестками. В руках – маленькая белая сумочка с вышитым сердечком. Антошка даже смогла увидеть светло-розовый лак, покрывающий ногти и сверкающие бусинки ожерелья на тонкой шее.
Елена тихо засмеялась и удовлетворенно проговорила:
- Открой глаза.
Антошка посмотрела и ахнула. Прямо перед ней на траве лежала Барби. Один в один, как в мечтах. Даже лучше. Несмело потянувшись, девочка дотронулась до шелкового платья и, решившись, схватила куклу в руки. Во взгляде, который она бросила на Елену было не просто обожание – преклонение.
- Она настоящая?
- Да. Пока ты этого хочешь.
- И я могу с ней играть?
- Конечно.
- И забрать домой?
Елена едва заметно нахмурилась.
- Думаю, не стоит. Ты можешь играть с ней и здесь. Она появится в любой момент, как ты пожелаешь. И исчезнет, когда надоест.
Антошка наморщила лоб, рассеянно перебирая длинные волосы Барби.
- Но как я это сделала? Я не понимаю.
Елена хихикнула.
- Ты не поверишь, но в этих местах живое воображение может творить чудеса. А уж такое сильное, как у тебя…
Яснее не стало, но теплая кукла в руках лучше всяких слов говорила о том, что чудеса на свете есть, и она, Антошка, без всякой волшебной палочки смогла… Внезапно в голову пришла другая мысль.
- Слушай, а я что угодно вот так могу представить? И оно станет настоящим?
Елена слегка замялась.
- В принципе, да. Только я бы на твоем месте пока не экспериментировала с живой материей, это может плохо кончиться.
- С чем не экспи…ритировала?
- Не пыталась бы представить себе живое существо. Оно может быть опасным. Сначала ты должна научиться контролировать свои мысли. Попробуй-ка заставить куклу исчезнуть!
- Но… - Антошка покрепче вцепилась в куклу. – Я не хочу, чтобы она исчезала!
- Глупышка, ты же в любой момент сможешь снова ее создать! Давай. Подумай о чем-нибудь другом. Постарайся забыть о кукле.
Антошка сжала кулачки. Выполнить это задание оказалось намного сложнее, чем предыдущее. Кукла никак не выходила из головы, не думать о ней категорически не получалось. Видя, что подруга из кожи вон лезет, а результата – ноль, Елена неожиданно приподнялась на коленях и, уставившись куда-то Антошке за спину, вскрикнула:
- Нюрка!
- Где??!!
Забыв обо всем на свете, Антошка вскочила на ноги. За спиной было пусто, только тихо шуршали листьями кусты орешника.
- Зачем ты… - девочка повернулась к смеющейся Елене и тихо ахнула.
Кукла исчезла. На том месте, где она лежала, не осталось даже примятой травы.
Елена довольно взглянула на разочарованную подругу.
- Вот видишь? Стоило тебе отвлечься, потерять концентрацию, как все получилось.
- Лучше бы я не отвлекалась. – Буркнула под нос Антошка.
Едва обретенную куклу было жалко до слез. До сих пор не верилось, что она может по желанию создавать себе игрушки.
- Не бухти! – Елена вскочила на ноги и, прищурившись, посмотрела на солнце. – Тебе пора обедать. Иди домой, а потом приходи снова сюда, продолжим тренироваться.
Полтора часа пролетели как в тумане. Антошка была настолько погружена в собственные мысли, что не слышала за столом ни вопросов брата, ни ехидных комментариев старшей сестры. Чуть не опрокинула на себя суп, рассыпала по полу только что вымытые ложки.
- Да что с тобой такое? – не выдержала Нюрка, глядя как сестра с отсутствующим видом насыпает себе в чай полную ложку соли. – Совсем ополоумела?
Ничего не ответив, Антошка кинула взгляд на часы и выскочила из дома.
- Чтобы к шести вернулась! – полетел ей вслед Нюркин крик, но та даже головы не повернула, хотя в обычное время не преминула бы начать пререкаться, выторговывая лишние полчасика.
- Вот шальная. – Пробормотала сестра и, скривившись от отвращения, выплеснула соленый чай в помойное ведро.
Елена ждала Антошку на ставшем уже привычном месте. Быстро дойдя до укромной полянки, девочки скинули сандалии, уселись на траву и снова принялись тренироваться. Один за другим у босых ног возникали: большой веер из длинных, разноцветных перьев, горшок с цветком непонятного сизого цвета – в последний момент Антошка отвлеклась и растение больше напоминало кусок грязного пластилина, нежели изначально задуманную розу. Сверкающий хромированными боками ярко-красный велосипед – тут девочка постаралась, продумала все до последней детальки, только зачем-то выхлопную трубу к заднему колесу присобачила. Футбольный мяч, новая Барби, огромный плюшевый медведь. Девочка создавала новые предметы, с каждым разом тратя на это все меньше времени. Ей ужасно хотелось попробовать сделать что-нибудь живое. К примеру, маленького котенка. Или щенка. Но каждый раза Елена строго говорила, чтобы она пока даже думать об этом не смела. Антошка не понимала, что может быть опасного в щенке, но покорно слушалась подругу. Елена вела себя по отношению к ней так, как будто была намного старше, хотя внешне девочки выглядели ровесницами. Спорить с ней было бесполезно. Да и не хотелось. Антошка смотрела на подругу как на волшебницу, непонятно за какие заслуги выбравшую ее себе в спутницы.
Спохватились, что пора домой, в восьмом часу.
- Ох и достанется же мне… - прошептала Антошка, после того, как Елена, взглянув на небо, с уверенностью объявила, что уже не меньше семи вечера.
- Извини, я должна была раньше тебя предупредить. Теперь тебя могут наказать…
Елена, похоже, сама расстроилась, что подвела подругу.
- Ничего, – Антошка храбро тряхнула головой, быстро застегивая на ногах сбитые сандалики, - я что-нибудь придумаю. Завтра на нашем месте?
- Я буду тебя ждать.
Елена одернула платье и помахала вслед припустившей бегом девочке. Если бы Антошка обернулась, то увидела, как невысокая фигурка сделала шаг назад и растворилась, слившись с наползающими на лес тенями.
***
- Бред. – Вынес вердикт Стас и со стуком поставил на стол бутылку с пивом.
- Что именно?
Сергей лениво растягивал слова, удобно устроившись в откопанном на чердаке кресле-качалке. Все мои попытки выгнать его оттуда и самой занять козырное место заканчивались ехидным предложением найти себе другое.
- Все бред. Причем бредовее этого бреда я в жизни не слышал.
Сергей хмыкнул и сделал глоток. Ребята приехали в четвертом часу, нагруженные шашлыком и пивом, и теперь, устроившись на открытой веранде, мы обменивались новостями, безрезультатно пытаясь найти хоть какое-то решение.
Я уже успела получить по шее за то, что ничего не сказала о своем видении дома у Стаса. Покорно снесла возмущенные упреки и подлила масла в огонь, поведав о том, что случилось в лесу. Связь этих двух событий с приснившимся нашему другу сном была очевидна: и там, и там говорили на немецком, мы оба совершенно одинаковыми словами описывали услышанный нами необычный гул. Вот только понять, что сие означает, пока никак не удавалось. Кто такой Карл, о котором спорили невидимые голоса? Как он связан с тем, что происходит сейчас? Что за место видел Стас в своем сне? Мы не могли дать ответ ни на один из вопросов.
Окончательно добил нас Сергей. Внимательно изучая этикетку на своей бутылке, он деланно равнодушно спросил:
- А хотите, я к вашему бреду добавлю немного своего?
Стас изобразил широкий приглашающий жест, при этом едва не окатив меня пивом.
- Валяй.
Сергей немного помолчал, не поднимая глаз. Потом тихо сказал.
- Раньше мне часто снился один и тот же кошмар. Как будто я снова в Чечне. Иду по пустой дороге, вокруг туман – будто в молоке плывешь. В любой момент в меня могут выстрелить, а я даже не увижу кто и откуда. Тихо так, что единственный звук, который я слышу – это стук собственного сердца. От напряжения страшно болит голова, я психую из-за того, что ни хрена не вижу, и вдруг впереди, сквозь серую муть проступают очертания огромной машины. Она двигается абсолютно бесшумно, ни звука мотора, ни хруста гравия. И от нее такой жутью веет…В жизни ничего страшнее не видел. Я вскидываю автомат. Движения замедленные, словно под водой. Пытаюсь выстрелить, но почему-то клинит затвор, и мне остается только стоять и смотреть, как она катится на меня. Не могу пошевелить даже пальцем, как к земле прирос. Машина подкатывает все ближе и ближе, и меня охватывает дикий ужас, я понимаю, что через секунду окажусь под колесами. И в этот момент просыпаюсь.
Сергей слегка вздрогнул и потянулся за новой бутылкой. Открыл, сделал жадный глоток, вытер губы.
- Я этот сон видел почти каждую ночь. Откровенно говоря, было время, когда мне казалось, что если что-то и способно свести меня с ума, так это он. Каждый раз, закрывая глаза, надеялся, что все-таки смогу выстрелить. Или хотя бы отпрыгнуть. Был уверен, что если мне это удастся, кошмар отступит.
- Удалось?
Я старалась говорить ровно, но Сергей все равно почувствовал дрожь в голосе. Ободряюще улыбнулся, протянул руку и на короткое мгновение сжал мои пальцы.
- Нет. Я просто перестал его видеть. После того, как переехал к тебе. И скажу честно, сильно надеялся, что это навсегда. Однако ж, в первую же ночь, как мы сюда приехали…
Я чуть не застонала.
- Так вот в чем дело! А я-то гадала, почему ты день ото дня все больше на Крошку Енота становишься похож!
Сергей хрюкнул и подавился пивом.
- На кого я похож?!
- На Крошку Енота. По крайней мере, твои круги под глазами очень его напоминают.
Стас ободряюще похлопал друга по плечу.
- Она умеет утешить, да?
И, не дожидаясь ответа, продолжил.
- Думаешь, возвращение старого кошмара как-то связано с этим местом?
- Уверен.
- Почему?
- Потому что вчера, когда я пошел в лес искать вот эту нахальную девицу, - Сергей безапелляционно ткнул пальцем в мою сторону, – со мной случилась какая-то нелепица. Я словно вырубился на некоторое время. Помню, как шел за Реем. Думал о том, что я осел.
- Это с чего бы вдруг? – заинтересовался Стас.
Сергей усмехнулся и кинул на меня косой взгляд. Я криво улыбнулась в ответ.
- Сейчас не важно. В общем, шел я и размышлял над тем, что не исключено, что старый кошмар стал мне снова сниться в наказание за мою дурость. И вдруг в одну секунду оказался на той самой дороге, в тумане. А навстречу мне двигалась машина.
Переглянувшись, мы со Стасом во все глаза уставились на Сергея. Видения и предчувствия – это было по нашей части, и предположить, что единственный рациональный человек в нашей компании тоже поехал крышей на почве сверхъестественного…
- Хочешь сказать, что ты заснул на ходу? – осторожно поинтересовался Стас.
Сергей отрицательно качнул головой.
- Нет. Просто все вокруг вдруг изменилось. Только что я шагал по лесу, а спустя мгновение стоял среди тумана. Как будто за то время, что я моргнул, кто-то ухитрился сменить декорации. Вот только на этот раз все было немного по-другому. Я знал, что не сплю. Где-то на заднем плане продолжал слышать звуки леса, только очень отдаленно, как сквозь плотно закрытое окно. Пытался понять, как тут очутился... И я слышал машину. Гул двигателя, хруст мелких камешков под огромными шинами. Видел небольшую вмятинку на бампере со слегка облупившейся краской. Все было реальным. Даже запах солярки. И не знаю почему, но я был уверен, что если сейчас эти колеса накроют меня, то просыпаться уже будет некому.
Он замолчал, глядя куда-то за горизонт. Закат окрасил яблони в мягкий, золотистый свет. Со стороны казалось, что в сад на минутку заглянула осень.
- И что дальше? – не выдержала я.
По спине побежали мурашки. На всякий случай я придвинулась поближе к Сергею и тесно прижалась, ощущая плечом тепло его тела. Стало немного легче.
Сергей чуть виновато улыбнулся и пожал плечами.
- А ничего. Рядом послышался какой-то громкий звук – то ли треск, то ли хруст. Я на секунду отвлекся. И вдруг понял, что как полный придурок стою в лесу и пялюсь в пустое пространство.
Он поднял бутылку, взглянул через нее на просвет, и сделал глоток.
- И это все?
- Все.
- Зашибись.
Сергей молча развел руками – прости, дорогая, чем богаты…
Я машинально взяла со стола недоеденный кусок хлеба и принялась мрачно обгрызать корку. Складывалось впечатление, что мы попали в римейк «Кошмара на улице Вязов». Сны, видения… для полного комплекта не хватало только Фредди Крюгера с его убийственными лезвиями. И, что самое неприятное, я чувствовала, что начинаю бояться. Если вначале поездка казалась увеселительной прогулкой, то теперь все обернулось иначе. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем я начну шугаться темноты и вздрагивать от каждого шороха?
Я кинула взгляд на улицу. Горизонт быстро темнел, сумеречные тени неторопливо подползали к крыльцу. На надрывной ноте одурело стрекотали кузнечики. Или уже сверчки? Леший их разберет… Вечерняя прохлада, которую я так ждала, стала казаться зябкой, тревожной. В глубине дома со звуком пулеметной очереди включился старый холодильник. Я едва не подскочила на месте.
Тьфу ты, хрень какая! Так и до паранойи недалеко. Нет уж, хватит. Надо попытаться подытожить, что мы, как говорится, «имеем с гуся». Стараясь казаться невозмутимой, я произнесла:
- Получается, что на данный момент у нас в активе труп Светланы, серия убийств и исчезновений, тянущаяся чуть ли не до каменного века, какой-то Карл и Серегин сон. А, забыла! Еще и мужичок, полизанный трехпалым тощим упырем, размером с волка и с облезлым хвостом.
- Чего-о? – вылупился на меня в изумлении Стас. – С каким хвостом??!!
- А я разве не рассказывала? У упыря, который привиделся сегодня ночью этому несчастному, был на редкость облезлый хвост. Эта деталь почему-то наиболее прочно засела в его памяти, он нам про нее раз десять повторил, не меньше.
Стас оглядел меня с таким выражением лица, как будто я сморозила несусветную глупость.
- Яна, - он старался говорить медленно и внятно. Неплохая попытка, учитывая уже шестую бутылку пива в его руках. – У упыря не может быть хвоста. По определению. Упырь – это нечто среднее между зомби и вампиром. Оживший мертвец, питающийся чужой кровью. Ну или плотью, как повезет.
- Фу! – меня передернуло. – Ну а связь-то какая?
Я так и не понимала, к чему он клонит.
Стас с мученическим видом возвел глаза к потолку, словно я оказалась тупым студентом на лекции по нежити.
- Мертвец, понимаешь? Мертвец! То есть человек! Я поверил бы еще в трехметровые когти или зубы, но хвост? Ты, дорогая моя, описываешь оборотня, но никак не упыря.
Окончание вечера я помнила плохо. Оборотни, упыри смешались в моей голове в какую-то дикую, невообразимую кашу. Темное пиво плескалось на дне бутылки и никак не хотело заканчиваться. Может, потому, что мне то и дело подсовывали новую? Помню, что мне позарез нужно было посетить небольшое дощатое строение в дальнем углу сада. Ребята настойчиво вызывались меня проводить, а я кокетливо отнекивалась. Земля под ногами подозрительно покачивалась, словно корабельная палуба на невысоких волнах. Влажная от росы трава неприятно холодила ноги. Каждая тень казалась изготовившимся к прыжку упырем. Или оборотнем. Или еще какой-нибудь медвежутью. Нет, Яна, спокойно! Упырей не бывает. И – ик! – оборотней тоже. И вон та огненная харя, висящая прямо над дверью туалета – лишь плод моего воспаленного воображения, подточенного коварным темным пивом. Вот сейчас я моргну три раза, и она исчезнет. Хм… Не исчезает. Странно. А если ее камнем? Нет, лучше яблоком! Вон их тут сколько висит.
Когда я училась в школе, на каждую мою попытку попасть мячом в нарисованный на стене круг, учитель физкультуры скорбно стонал, рвал на голове редкие волосы и предупреждал, чтобы я никогда не вздумала метать настоящую гранату – подорву к чертовой бабушке и себя и других. Будь он сегодня рядом, несомненно бы оценил мой бросок. Зеленое, твердое яблоко свистнуло, рассекая воздух, и с сочным шмяком вошло прямо в середину мерзкой, светящейся рожи, попав точнехонько между глаз. Раздался хруст и в образовавшуюся дыру подло хлынул поток яркого, белого света, ослепив меня до кругов в глазах.
- …!!! – взвизгнула я, на миг растеряв все приличествующие случаю цензурные слова.
Послышался сбивчивый топот и тяжелое дыхание. Через секунду рядом выругался Стас. Причем, в отличие от меня, у него, кажется, даже предлоги были непечатными.
Я отчаянно терла глаза. К тому времени, как снова вернулось зрение, Сергей успел подойти к туалету и вернуться обратно с трофеем в руках. Под ярким светом автомобильного фонаря, явно стыренного из незапертой машины Стаса, на меня грустно смотрела тыква-скороспелок. Вернее, ее останки. Верхняя часть, над неровными треугольниками глаз, превратилась в истекающую соком кашу.
- Маша нагнулась – в попе топор. Метко кидает индеец Егор. – Потрясенно процитировал Стас и с громким ржанием сполз на траву.
Глава 14
Завтрак проходил в молчании. Сергей задумчиво водил ложкой в чашке с кофе, Стас был занят поглощением гигантской яичницы, а я пыталась решить, какие именно из разложенных на столе продуктов мне наиболее противны. Выходило, что все одинаково.
- Кофе выпей, страдалица!
Сергей, глядя на мои безуспешные попытки справиться с отвращением к еде, подсунул под нос свою чашку. Я осторожно принюхалась. Да, кофе, пожалуй, можно.
Горячая жидкость обжигающим шаром прокатилась по пищеводу. Я вытерла вмиг вспотевший лоб, прислушалась к внутренним ощущениям и сделала еще глоток.
- Тебе бы сейчас коктейль из томатного сока с яйцом и табаско! – Стас, свежий и бодрый, быстро заглатывал яичницу, одновременно бросая на меня сочувственные взгляды.
- Рассол лучше оттягивает, – внес свою лепту Сергей.
- Слушайте вы, похметологи хреновы! – разозлилась я. – Может, хватит уже хвастаться своими глубокими познаниями в этой области? Лучше бы вчера у меня пиво забрали!
Сергей фыркнул.
- Заберешь у тебя, пожалуй! Я говорю: Янка, хватит пить, а ты в бутылку вцепилась и кричишь: не отдам! Что ж мне, драться с тобой было?
- Клевета! – возмутилась я. – Не было такого! Стас, ну скажи!
- Конечно клевета. – Подтвердил тот, отрезая от буханки толстый ломоть хлеба. – Ты не только в свою бутылку вцепилась, но еще и наши отняла. Сказала, что ценой собственного здоровья будешь спасать нас от алкоголизма. Хорошо еще, что мы не попытались их забрать, а то ты и нам бы головы разнесла, как той несчастной тыкве.
- Да ну вас! – Окончательно разобидевшись, я уткнулась в кофе.
Ребята бессовестно заржали.
Через несколько минут, подобрав корочкой последние крошки, Стас довольно вздохнул, одним глотком допил чай и вылез из-за стола.
- Ладно, братцы-кролики. Хватит рассиживаться, пора действовать по вновь утвержденному плану, без шума и пыли.
- Какому еще плану?
В голове, судя по ощущениям, кормилась стая оголодавших дятлов. Я поморщилась, и, сжав чашку обеими руками, прижала к виску. Не помогло.
- Пока кто-то дрых как суслик, мы с Серегой работали. Да, да! – ответил он на мой недоверчиво-издевательский взгляд. – Работали. Можно сказать, пахали, как папы Карлы на субботнике. И у нас появилась одна идея.
- Всего-то одна? Что-то маловато для субботника. И о чем же?
- Особо остроумным знать не полагается. – Парировал Стас. – Поэтому я сейчас отправляюсь к этому вашему Зародышу, а ты с Серегой едешь в Тверь. Туристку, которую вы на днях вытащили из болота, с вывихом плеча доставили в Первую Городскую Больницу. Серега тебя подождет внизу, а ты попробуй выяснить, что случилось с ее друзьями. И как она ухитрилась выжить. Задача ясна?
- Раскомандовался. – Мрачно буркнула я, но тем не менее отставила в сторону чашку и выползла из-за стола. – Ты скажешь или нет, что вы там надумали?
- Не-а. – Ухмыльнулся этот паршивец. – И не подумаю. Так веселее.
***
Доехали мы быстро. Какое-то время я тщетно пыталась выведать у Сергея, что за идея их осенила, но тот лишь довольно ухмылялся и отнекивался. Бросив бесполезное занятие, я закрыла глаза и продремала весь оставшийся путь до Твери.
Сергей высадил меня возле тяжелых кованых ворот.
- Я вернусь часа через полтора. Если вдруг выйдешь раньше, звякни мне на мобильник, хорошо?
- А ты куда собрался?
- В ближайшее Интернет-кафе. Нужно поискать кое-какую информацию, возможно связаться с офисом. Янка! – он внезапно засмеялся и чмокнул меня в нос. – Не надо делать такое лицо! На самом деле, то, к чему мы со Стасом пришли – это лишь предположения. Настолько смутные, что я даже сам толком не понимаю, в каком направлении следует рыть. Но обещаю, когда вернемся, ты все узнаешь.
- Попросишь у меня хлебушка в голодную зиму! – буркнула я под нос, провожая глазами мигнувшую на прощанье фарами машину.
Развернулась и направилась в сторону проходной.
Приемный покой Тверской Городской больницы № 1, был пуст. На кафельном полу, словно сытые котята у материнского бока, нежились солнечные зайчики. Вьющиеся растения в плетеных кашпо украшали стены – слабая попытка придать помещению домашний, непринужденный вид. Несколько кресел у окна. Гардероб. Тихо так, что даже шепот казался криком.
Оглядевшись по сторонам, я приблизилась к небольшому круглому окошку с надписью «Справочная информация». Молодая девушка с черным ежиком волос на голове, с неохотой отложила сборник кроссвордов, долго рылась в толстом журнале, куда-то звонила, и наконец сообщила мне, что Катерина Миронова, поступившая два дня назад с вывихом плеча, находится в отделении травматологии, на третьем этаже.
- Палата триста восемнадцать. Можете к ней пройти, только наденьте бахилы. В гардеробе десять рублей пара.
- Спасибо.
Девушка равнодушно передернула плечами и снова уткнулась носом в кроссворд.
Катина палата была в самом конце коридора. Двое пожилых мужчин, сидевших на диване возле негромко работающего телевизора, проводили меня неодобрительными взглядами. Один из них, кряхтя, встал и, подволакивая загипсованную ногу, дотянулся до пульта, чтобы переключить канал. Чувствуя себя непозволительно здоровой, я ускорила шаг.
Она узнала меня сразу. А вот я бы ни за что не признала в бледной до синевы девчонке с острыми скулами и горящими угольками глаз под темно-русой челкой, давешнюю «утопленницу», так отчаянно цеплявшуюся за приволоченное мной дерево. Только ее голос – негромкий и хриплый – убедил меня в том, что я не ошиблась палатой. Она окликнула меня, едва скрипнула дверь, словно заранее знала, что я приду. Плечо девушки сковывала громоздкая конструкция из гипса и бинтов, фиксировавшая вывихнутый сустав, пепельная кожа, казалось, просвечивала до самого маленького сосудика, но несмотря на это, Катя не лежала, а сидела на постели, свесив вниз босые ноги, сплошь покрытые царапинами и мозолями.
- Жуть, правда? – усмехнулась она, заметив мой взгляд.
- Ты еще колени мои не видела. - Я мрачно подергала брюки, вынужденные скрывать боевые раны.
- Покажи! – неожиданно заинтересовалась она.
- С ума сошла?! Не дай Бог, кто из врачей заметит, меня же тогда к тебе упекут!
Мы одновременно рассмеялись. Мне не понравилось, как звучит Катин смех – высокий, с истеричными нотками, он толчками выплескивался из груди, перемежаясь приступами кашля. Весь ее вид – лихорадочно блестевшие глаза, сухие, обметанные губы говорили о крайней степени возбуждения, видимо, как следствие перенесенного шока. Но все же смеялась она искренне. Лучше, чем ничего.
Я протянула ей пакет с соком и фруктами, купленными возле больницы.
- Держи, это тебе.
Девушка схватила шуршащий целлофан, тут же залезла внутрь, достала сок и, зубами отвернув крышку, принялась жадно пить, даже не потрудившись воспользоваться стаканом. Я обратила внимание, что прикроватная тумбочка, на которую обычно заботливые родственники складывают продукты, была пуста.
- Кать, тебя что, здесь не кормят?! – Я в ужасе смотрела, как она отставила в сторону сок и, урча от удовольствия, впилась зубами в зеленое яблоко. – Погоди, дай хоть я его помою!
- По фигу! – В несколько укусов девушка разделалась с первым яблоком и принялась за следующее. – После того, что я ела и пила в лесу, какие-то дохлые фруктовые микробы мне не страшны. Ты не пугайся, - она быстро похлопала меня здоровой рукой по коленке, – здесь отлично кормят, просто после почти недельной диеты из земляники с черникой любое изменение в меню кажется райским блаженством.
Тоненький хвостик, оставшийся от второго яблока был тщательно обгрызен и выкинут в мусорное ведро. Катя снова глотнула сока, заглянула в пакет и со вздохом отложила его в сторону. Во взгляде, которым она одарила меня, читалась искренняя благодарность.
- Спасибо!
- Господи Боже, не за что! Послушай, - я слегка замялась, но все же решилась продолжить. - Это, наверное, не мое дело, но все-таки…Я когда сюда поднималась, то ожидала застать тебя лежащей на постели в окружении рыдающих от счастья родственников. А на деле что-то не видно, чтобы к тебе кто-то приходил.
Катя резко помрачнела и отвела глаза. Исхудавшие пальцы принялись излишне тщательно разглаживать складки на застиранной наволочке с серым больничным штампом.
Черт, зря я, наверное, спросила.
- Извини, я не хотела…
- Да все в порядке. – Перебила она, не отводя глаз от подушки. – Меня некому навещать. Мама уже несколько лет живет в Бельгии, у нее там свой бизнес. Думаю, она даже не знает, что со мной произошло, ее не так-то просто разыскать. А других родственников у меня нет.
- Но… - я даже растерялась. – Как же так? Почему ты сама ей не позвонишь?
- Потому что не хочу. – Ответ прозвучал резко, почти грубо. Видимо, осознав это, Катя легонько коснулась меня здоровой рукой. – Не обижайся. Все сложно…Мы с мамой не очень-то ладим. Вернее сказать, совсем не ладим. Я не соответствую ее мечтам об идеальной дочери. Всегда все делаю не так – одеваюсь, говорю…даже смеюсь и то не так. Любая моя проблема – надуманная. Во всех своих неприятностях виновата я сама. Я это еще в детстве поняла и просто перестала делиться. Согласись, противно, когда приходишь за сочувствием, получить в ответ лекцию о собственной бездарности и глупости. По-моему, я – самое большое разочарование в маминой жизни. А уж после того, как вместо экономического я поступила на истфак, она окончательно поставила на мне крест и уехала заграницу. Сейчас мы общаемся по большим праздникам, и все счастливы.
Я тщетно подбирала приличествующие случаю слова поддержки, но, судя по всему, Катя особо в них и не нуждалась. С протяжным стоном она откинулась на прислоненную к стене подушку и мрачно проговорила:
- Господи, что ж так хреново-то, а? Второй день пошел, а по мне до сих пор как будто бульдозер проехался!
- Мне уйти? Может ты поспать хочешь?
- И не думай даже. – Она кинула на меня испуганный взгляд и похлопала по кровати, приглашая присесть. – Я одна свихнусь. Знаешь, когда я брела по лесу, думала, что стоит мне только выйти к людям, как я упаду и буду спать, спать, спать… Я запрещала себе вспоминать о том, что случилось с ребятами, собиралась разобраться с этим потом, когда буду не одна, когда вокруг не будет деревьев этих чертовых!
Она на мгновенье запнулась, пытаясь совладать с предательской дрожью в голосе. Эта девчонка с каждой минутой вызывала у меня все большее уважение. Несмотря на обманчиво хрупкую внешность, в ней чувствовался крепкий стальной стержень, не дававший согнуть голову, побуждавший двигаться вперед, даже если не осталось сил. Она не хотела сдаваться. Даже сейчас, находясь в безопасности, отчаянно боролась со слабостью.
Катя сглотнула и подняла на меня полные тоски глаза.
- «Потом», как видишь, наступило, вот только я по-прежнему не знаю, что со всем этим делать. Они мне снятся, Ян… Мои друзья. – Она издала резкий, истерический смешок. – Какое тут спать, я теперь даже глаза закрыть боюсь! Родственникам их не могу заставить себя позвонить. Просто не знаю, что им сказать. Как им сказать. Ты пока единственный человек, с которым у меня вообще возникает желание поговорить. Так что, если не торопишься, то посиди еще, ладно?
На последних словах ее голос снова дрогнул. Я торопливо кивнула.
- Конечно, я останусь!
- Спасибо.
Катя быстро отвернулась и зло потерла кулаком глаза.
- Я как барышня институтская, то плачу, то смеюсь, ты не обращай внимания. Ко мне сегодня утром милиционер приходил. Здоровый такой мужик, симпатичный, вежливый… И знаешь, что я сделала?
- Что?
- Я в него уткой запустила.
От неожиданности я чуть не свалилась со стула. Ничего себе! И я считала, что у меня плохой характер?!
- Утка была пустой или полной? – осторожно поинтересовалась я.
Катя фыркнула.
- Обижаешь! Стала бы я в него пустой швыряться!
- Однако! И за что же ты его так? – Образ мента с уткой на голове, возникший перед мысленным взором, по силе экспрессии, пожалуй, уступал только вчерашней харе на сортире.
- Да ну, придурок. – Снова помрачнев, буркнула Катя и внезапно быстро, сбивчиво заговорила, зло передразнивая своего утреннего визитера. – Девушка, то, что Вы рассказываете – чистой воды бред! Вы должны это понимать! У Вас шок, это понятно, но в Ваших же интересах сказать мне всю правду. На ваших друзей, наверняка, напал какой-то зверь, медведь или волк, они водятся в наших местах. Вы испугались, убежали…Никто Вас не винит! Мы, конечно, попытаемся найти тела, но учитывая наличие в лесу тех же волков, успех маловероятен…
На миг задохнувшись, она замолчала. Вытерла выступивший на висках пот и горько повторила:
- Успех маловероятен... Вот так, Ян. Их даже искать толком никто не будет. А я, оказывается, бред несу. Ко мне потом врач заходил, спрашивал не надо ли мне вместе с глюкозой и витаминами каких-нибудь успокоительных покапать? И не хочу ли я побеседовать с психологом? Видать, мент к нему жаловаться побежал. Хорошо еще смирительную рубашку не надели.
Да уж. Действительно повезло. Особенно после инцидента с уткой.
- Кать, - я говорила медленно, осторожно подбирая слова. – Расскажи мне, что там все-таки случилось? Обещаю, что поверю во все, что ты скажешь. Даже в самое невероятное. Честно.
- Поверишь? – Катя недоверчиво и коротко расхохоталась, словно хрустнуло под ногами разбитое стекло. Смахнула брызнувшие из глаз слезы. – Да ладно! Даже если я скажу, что моих друзей убило какое-то невидимое чудовище из индейской мифологии? И ухитрилось не оставить на телах ни малейших повреждений?
- После упыристого оборотня я уже во все что угодно поверю, - тихо пробормотала я себе под нос. – В том числе и в невидимое чудовище.
- Какого оборотня?!
- Да не важ…
Я осеклась на полуслове. В голове будто щелкнули переключателем. Внезапно охрипнув, я схватила Катю за руку, больно сжав худые, горячие пальцы.
- Что ты сейчас сказала?! – от волнения я, должно быть, сипела как с перепоя. Впрочем, почему как? – На телах ни малейших повреждений??!!
Неверно истолковав мое возбуждение, та принялась быстро оправдываться.
- Понимаю, это выглядит полной чушью, но… Я сама видела. По крайней мере, мне так кажется... Господи, - она застонала, - я не знаю уже ничего! У меня наверное действительно с головой не в порядке, такого ведь просто не может быть и...
- Катя!
Она подняла на меня глаза, на миг прервав бессвязный поток слов.
- Послушай меня! Все в порядке с твоей головой. Я тебе верю.
Девушка как-то разом обмякла, ссутулилась. На измученном лице отразилось облегчение пополам с недоверием.
- Веришь?
- Да. В этом лесу уже однажды находили мертвых туристов. И на них тоже не было ни царапины. Если мне не изменяет память, случилось это в 84-ом году. Или в 85-ом?.. Нет, все-таки в 84-ом. Ладно, не суть важно, потом у Стаса уточню. Черт, надеюсь он догадался захватить с собой ту распечатку!
Я уже не могла усидеть на месте и, вскочив, принялась нервно расхаживать по палате, не обращая внимания на то, что Катя смотрит на меня во все глаза.
- Смотри, все практически один в один, как у тебя. Шесть человек обнаружены мертвыми, на теле ни одной раны, причина смерти не установлена. Вещи на месте, ничего не пропало. Разница лишь в том, что из той группы никто не выжил. И не мог рассказать, что случилось. А ты выжила. Леший, ты даже не представляешь, как тебе повезло! В этом лесу за последние семьдесят лет народ гибнет пачками! И никто понятия не имеет, что там происходит. Более того, почему-то выяснить это тоже никто не стремится, предпочитая винить во всем флору, фауну, глобальное потепление – что угодно, лишь бы не искать правду. Кать! Ты ведь действительно можешь нам помочь узнать, что это за хрень там творится - упырь это или оборотень, или «йенопланетяне» местную лесополосу для шабаша облюбовали. Пора, наконец, покончить с этим.
Судя по выражению Катиного лица, если в ее голову раньше и закрадывались сомнения относительно моей психической вменяемости, то теперь они переросли в твердую уверенность. Она потерла лоб здоровой рукой и потянулась к пакету с соком. Сделала глоток, закашлялась и, наконец, проговорила:
- Может тебе все же стоит показать врачу свои коленки? Покапаем успокоительные вместе?
- Отстань. – Беззлобно отмахнулась я. – Предлагаю сделать так: сначала я расскажу тебе все, что знаю, а потом то же самое сделаешь ты. Согласна?
Катя отвела взгляд и задумчиво уставилась на улицу. Возле самого окна росла огромная, старая липа. Нежный аромат желтых, пушистых соцветий наполнял комнату, вызывая воспоминания о тягучем, янтарном меде.
Я не торопила девушку, давала время подумать. Наконец, она повернулась ко мне. В потемневших глазах застыла решимость.
- Рассказывай.
***
У подъезда больницы Сергея не было. Механический голос бесстрастно сообщил, что абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети. Тяжело вздохнув, я спрятала мобильник, купила бутылку холодной минералки и устроилась на лавочке у входа на территорию. Сергей никогда не выключал телефон, всегда носил его с собой. Вот только частенько забывал заряжать. Я попыталась припомнить, когда в последний раз видела, чтобы он ставил мобильник на зарядку. Выходило, что в Москве. Неудивительно, что телефон сдох. Ладно, все равно уже прошло почти два часа. Так или иначе, скоро он появится.
Сделав глоток ледяной воды, я откинулась на спинку и глубоко задумалась. Что-то в Катином рассказе не давало мне покоя. Какая-то мелкая деталь. Вроде бы несущественная, но в то же время очень важная. Она царапнула меня еще там, в больнице, мелькнула отголоском чего-то знакомого, слышанного ранее. Но я побоялась прерывать девушку, ей и так было не просто заново вспоминать ужас, через который довелось пройти. И в результате нить была потеряна, осталось лишь странная уверенность, что я упустила нечто важное.
Вендиго, упырь, оборотень …Что между ними может быть общего, кроме того, что все три персонажа относятся к мифам и народным вымыслам? Почему местные жители все как один твердят об упыре? Почему не о вампире, в конце концов, или о том же оборотне? Стас уверяет, что по всем классическим канонам жанра, упырь не может быть таким, каким его описывал Захар. Выходит, что для жителей Камнищ любая тварь с набором острых зубов – упырь? И более детальной классификацией нежити они не заморачиваются? Вот и видят…
Внезапно меня окатило волной жара. Мысль заработала на лихорадочных оборотах – я судорожно перебирала в памяти последние события. Захар упоминал, что сосед предложил ему остаться на ночь, дескать, люди говорят, что упырь снова лютовать начал. Тот не послушался, пошел домой. И встретил упыря.
Катины друзья пугали друг друга страшилками о Вендиго. И теперь девушка уверена, что именно он виновен в их смерти. Вот что мне показалось знакомым в ее рассказе! Они оба – и Катя с друзьями, и Захар – видели того, кого ожидали увидеть!
Застонав, я прижала прохладный пластик к горящему лбу. Так, не стоит торопиться. Начнем сначала. Перед Захаром появился упырь, потому что он думал об упыре. Вероятно, он, как и мы с Сергеем, понятия не имел, чем упырь отличается от другой нежити, и просто представил наиболее подходящую под название тварь. Также как и Катины друзья. Что они там говорили про Вендиго? Двигается так быстро, что человеческий глаз способен уловить лишь серое мельтешение, размытый от скорости контур. Холодное, безжалостное существо. Катя не видела, кто ворвался в их палатку. Но он был похож на порыв ледяного ветра. Холод. Вендиго. Она тоже видела то, о чем думала.
Но ей удалось выжить. И Захару. Почему? Почему другие погибли, а они нет?
И вдруг все стало ясно. Это было так просто, что я не могла понять, как мы не додумались до этого раньше. Катя ударилась головой, потеряла сознание. Захара отвлекла жена, выбравшая удачный момент, чтобы наорать на загулявшего мужа. Упырь, Вендиго – ни одной из этих тварей не было на самом деле. Они жили исключительно в их головах, были плодом фантазии, проекцией страхов. Стоило одному отвлечься, а другой упасть в обморок, как весь морок рассеялся, как дым. Но это еще не все. Катя рассказывала, что пока брела по лесу, ей чудилось, будто ее преследуют. Трещали ветки, слышались шаги. Но она запрещала себе об этом думать. Закрывала сознание, не давала разгуляться воображению. И потому осталась в живых.
Глубоко вздохнув, я с силой потерла виски, поднялась со скамьи и начала прохаживаться вдоль разбитого бордюрного камня. Хорошо, допустим, что эта версия – правда. Как бы дико она ни звучала. С Захаром и Катей все понятно. Но что тогда послужило причиной смерти Светланы? Ведь Галина, ее подруга, уверяла меня, что с фантазией у той всегда было плохо. Она даже рисовать могла только с образца, придумать картинку самостоятельно была не в силах. Сомнительно, чтобы она сумела представить себе нечто настолько реалистичное, чтобы оно смогло причинить ей вред. Хотя… Галина говорила что-то насчет кошмаров. Вроде бы, после развода Светлане стали сниться кошмары, хотя до этого она вообще сны не видела.
Путаясь в одежде, я залезла в карман и достала сотовый. Дрожащие от возбуждения пальцы только с третьей попытки смогли набрать нужный номер. Галина долго не брала трубку, в ней звучали тоскливые длинные гудки. В нетерпении я сорвала ветку и принялась обдирать с нее листья, один за другим бросая себе под ноги. Когда, наконец, послышалось негромкое «Алло!», я выпалила, даже не поздоровавшись:
- Какие именно кошмары снились Светлане? Вы не знаете, о чем они были?
На том конце линии потрясенно затихли. Сообразив, что меня вряд ли узнали, я заставила себя как можно спокойнее произнести:
- Галина, простите, я не представилась. Это Яна, я была у вас несколько дней назад, мы разговаривали по поводу смерти вашей подруги. Помните?
- Д-да. – Несколько неуверенно выдавила она.
- Пожалуйста, постарайтесь ответить, Светлана случайно не рассказывала Вам, что за кошмары она видела? Это очень важно.
Галина задумалась. В трубке был слышен тихий шелест ее дыхания. Наконец, она проговорила:
- Я точно не скажу…мне кажется, она упоминала, что в этих кошмарах на нее нападали тени.
- Тени?
- Ну да. – Ее голос зазвучал более уверенно. – Вроде бы тени от деревьев, домов, поднимались с земли, становились объемными, живыми и набрасывались на нее. Но ведь это просто сон. Какое он имеет отношение?..
Дослушивать я не стала. Просто поблагодарила и повесила трубку. Вот и все. Здесь тоже все стало понятным. Светлана – обычно такая холодная и рассудительная – не смогла справиться с эмоциями. Ее кошмар обернулся явью.
Кошмар…Неожиданно похолодев, я медленно опустилась на лавочку. Светлана была не единственной, кого мучили сны. Если бы два дня назад Сергея в лесу не отвлек посторонний звук… У меня потемнело в глазах от осознания того, как близко прошла беда.
Я не могу его потерять. Ни за что. Никогда.
Когда через десять минут, возле ворот, мигнув фарами, остановилась знакомая машина, я продолжала сидеть, не делая попыток подняться навстречу. Сергей открыл дверь и быстро подошел, виновато улыбаясь.
- Ян, прости дурня бестолкового! У меня мобильник сел. Я как на часы взглянул, так охнул. Ян! Ты чего застыла? Ну не обижайся, поехали. Яна!
Он присел рядом, обнял меня за плечи и внимательно заглянул в глаза.
- Эй, ты вообще в порядке?
- В порядке. – Я подняла голову. – Сереж, а какая у твоей мамы девичья фамилия?
- Что? Зачем тебе?
- Просто интересно.
Он недоуменно поднял брови, но все же ответил.
- Фадеева.
…Ненавижу…Хочу, чтобы они сдохли…Фадеева Н. …
- Понятно. Ладно, пойдем.
Негромко хлопнула, закрываясь, дверь. Пристегнувшись, я откинулась на сидение и закрыла глаза. В голове звучал тихий, немного нервный голос Натальи Владиславовны: «Это место не для него. Да и не для тебя тоже…Но раз так получилось, и вы едете…Присматривай за ним».
***
- Значит так, - Сергей расстелил на столе большую карту, расправил края и прижал их к поверхности четырьмя кружками. – Это Тверская область. Вот это – он ткнул пальцем в выделенные цветным маркером маленькие кружочки, - так называемые «аномальные зоны». Как видите, их здесь немало.
Он сверился с распечаткой, сделанной в Интернет-кафе.
- Кимрский треугольник. Люди стараются избегать этой местности, здесь регулярно происходят странные вещи. То НЛО увидят, то чуть ли не снежного человека. Некоторые начинают испытывать тревогу, необоснованный страх, головокружение. Ничего не напоминает?
- А як же ж! – я с любопытством рассматривала небольшой, обведенный маркером кусочек карты, и впрямь напоминающий треугольник.
Свои собственные догадки, я решила пока приберечь. Сначала будет интересно услышать, до чего все-таки додумались ребята.
- Ну раз так, слушайте дальше. Трасса Е-105. Примерно двухкилометровый участок дороги в районе деревни Никольское. На нем часто происходят серьезные ДТП с человеческими жертвами. Автомобилисты рассказывают, что здесь по непонятным причинам непроизвольно теряются концентрация и бдительность.
Палец переместился выше и правее.
- Болота под Новой Оршей. Ходят легенды, что там неоднократно пропадали люди. Причем даже те, кто отлично ориентировался на местности. Будто какая-то неведомая сила сбивала их с пути, не давала дойти до дома. А у тех, кому все же удавалось выбраться, впоследствии возникали странные шумы в ушах и видения, которые долго не проходили.
Палец съехал к следующей точке.
- Куньская зона. Помимо того, что здесь постоянно в одно и то же место лупят молнии, считается, что в окрестных деревнях живут потомственные колдуньи. Та-ак, дальше. Докучаевский лес. Славен якобы повышенным интересом со стороны инопланетян, которые не просто летают вокруг, а вступают в контакт с людьми, после чего последние обретают сверхспособности. По ночам там слышны странные звуки, непохожие на крики животных.
Сергей обвел нас глазами.
- И, наконец, самое интересное. Курган «Родня».
Указательный палец уперся в маленькую точку на карте, и мы со Стасом, едва не столкнулись лбами, в попытке рассмотреть ее ближе. Обладающий более быстрой реакцией Стас, потрясенно выдохнул:
- Это же совсем рядом с нами!
- Да. – Сергей снова сверился с распечаткой. – Этот курган уже очень долгое время окружен ореолом таинственности. Считается, что в нем спрятаны несметные сокровища. Те, кто когда-либо пытались их достать, погибали страшной смертью, из чего остальные сделали логичный вывод, что сокровища прокляты. Когда-то гора была лысой, возможно, ее использовали для шабашей. Потом она поросла хвойным лесом. Местные туда без нужды, оказывается, не ходят, потому что лес, по их словам, способствует кошмарам.
- Обалдеть. Мы попали в какой-то Бермудский треугольник! – Я бегала глазами от одной точки к другой. – Слушайте, а ведь мне Галина про этот курган говорила! Я теперь вспоминаю. А его видно отсюда?
- Нет. Для этого нужно проехать немного вперед, к деревне Родня. Отсюда для нас это обычный кусочек леса.
- Ну и что все это значит? В чем заключалась ваша гениальная мысль?
Я внимательно оглядела застывших над картой ребят. Стас несколько смущенно хмыкнул.
- Ну…в общем, идея была как раз в том, чтобы поискать упоминание об аномальных явлениях в этой области. Возможно, кхм…ты только не смейся! Немцы всегда славились своей любовью к сверхъестественному, и я подумал, может они здесь исследовали что-то, потому ты и слышишь их голоса…Я и предположить не мог, что тут столько всего паранормального. Просто надеялся, что, может, всплывет информация, которая хоть как-то сможет прояснить, что происходит.
Все понятно. Никто из них и близко не подошел к тому, до чего мне удалось додуматься. Я не смогла сдержать торжествующей улыбки.
- Ты чего сияешь, как пасхальное яйцо? – удивленно вскинул брови Сергей.
- А ты послушай…
Выражение лиц ребят, когда я закончила говорить, стало достойной наградой моему самолюбию. Было видно, что они и рады были бы поспорить, да вот только контраргументов найти так и не смогли. И, скрепя сердце, согласились рассматривать мою версию, как основную.
Единственное, что мне пришлось утаить – находку странного дневника в доме Светланы. Пока я не пойму, как он связан с матерью Сергея, лучше, если о нем никто не будет знать.
Вдоволь насладившись кислыми лицами ребят, я сделала попытку подытожить свой рассказ.
- Получается, нечто в этой местности воздействует на психику таким образом, что человек сам проецирует свои страхи, делает их реальными. И смертельно опасными. В психологии есть термин «монстры из подсознания». Видимо, это как раз наш случай. А раз так, то отныне нужно быть крайне осторожными в своих фантазиях. И в снах. По крайней мере, если мы не хотим познакомиться поближе с какой-нибудь очередной медвежутью. Что же касается немцев…не знаю, я в истории не сильна. Может этот Вилигут действительно здесь что-то изучал, кто его зна…
Договорить я не успела. С расширившимися от шока глазами Стас крепко схватил меня за руку.
- Ты сказала Вилигут? Карл Вилигут???!!
- Ну да. – Я растеряно смотрела на сжимавшие мое запястье длинные пальцы. – Стас, пусти, мне больно.
- Извини.
Он разжал руку и принялся ожесточенно тереть лоб, будто пытаясь избавиться от внезапного приступа головной боли.
- Ты раньше не называла этой фамилии.
- Да она только что у меня в голове всплыла. А что? Это имеет какое-то значение?
- Еще какое. Карл Мария Вилигут – один из главных идеологов Аненербе. Самой мистической и самой загадочной организации Третьего Рейха.
Глава 15
За столом царило тягостное молчание. В тишине было слышно только сопение мирно дремлющего Рея, да пронзительные детские крики на улице.
«Антошка». – Мельком подумала я, узнав голос неугомонной соседки.
Ребята переглядывались с таким мрачным видом, будто присутствовали на похоронах любимого хомячка. Не совсем понимая причину сего феномена, я на всякий случай тоже нацепила на лицо приличествующее случаю скорбное выражение.
История всегда была моим слабым местом. Имена, события, даты категорически отказывались укладываться в памяти, свивались в большой, путаный клубок. После того, как на одном из уроков я заявила, что Василий Шуйский продавал пироги Петру I, учителя махнули рукой, отчаявшись вложить в мою непутевую голову хоть сколько-нибудь систематизированные знания. К окончанию школы я, правда, ухитрилась дотянуть до нетвердой четверки, но ставивший ее мне историк, круглый, как колобок дядечка с блестящей лысиной и грустными глазами побитой собаки, потом шепотом делился с другими учителями: «Никогда не видел, чтобы человек так стойко сопротивлялся знаниям! Она единственная на моей памяти, кто до сих пор свято уверен, будто Жанна Д’Арк сражалась против Людовика XIV. И не просто свергла его, но и заключила в Бастилию, повелев до конца жизни носить железную маску».
С подобным историческим багажом, название «Аненербе» мне не говорило ровным счетом ничего. Я на всякий случай напрягла память – бесполезно. Что ж, придется позориться.
- С историей у меня напряженка, предупреждаю сразу. Поэтому не удивляйтесь глупым вопросам. Аненербе – это что?
- Славка лучше объяснит. Он у нас спец по Второй Мировой. – Тут же перевел стрелки Сергей.
Я демонстративно устроилась поудобнее и выжидающе посмотрела на друга.
- Чуть что – сразу Косой. – Проворчал тот. – Я, на самом деле, больше по боевым действиям спец, «Аненербе» глубоко не изучал. Расскажу, что знаю. А знаю я не так много. И вообще…
- Да рожай уже наконец! – взмолилась я. – Вот тянет кота за хвост!
Стас обреченно вздохнул. Рассказывать он тоже не любил.
- Ладно. «Аненербе» на немецком означает «Наследие предков». В июле тридцать пятого его создали рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, расолог Рихард Даре и историк Герман Вирт. Они называли его историческим обществом по изучению германской истории. На деле же, члены организации искали источники «особых знаний», тех, что могли бы способствовать созданию сверхчеловека.
Задолго до начала Второй Мировой Гитлер и его ближайшее окружение вынашивали идеи о чистоте крови, о выращивании «расы господ». В основу этих идей легла доктрина о существовании в праисторические времена некого острова — Арктиды. Мощная цивилизация, которой были доступны чуть не все тайны Вселенной и мироздания, погибла после грандиозной катастрофы. Часть людей чудом спаслась. Впоследствии они смешались с ариями – на санскрите это слово означает «благородные», - дав толчок появлению расы сверхлюдей – предков германцев.
- Однако и самомнение! – присвистнула я.
Стас кивнул.
- Да, самомнения им было не занимать. С помощью «Аненербе» нацисты искали подтверждение своего расового превосходства по всему миру – от Тибета до Африки. Они собирали древние рукописи и манускрипты, содержавшие сведения по истории, магии, йоге, теологии. Мечтали овладеть небывалыми, давно утраченными тайными знаниями, которые помогли бы им править другими народами. Ты знаешь, например, что гитлеровцы совершенно серьезно искали чашу Грааля?
- Это ту, из которой Христос пил на последней вечере?
- Христос и его ученики. А впоследствии в эту чашу они собрали кровь распятого на кресте Спасителя.
- Но это же библейские сказки! Миф!
- Миф, дорогая моя, это всего лишь недоказанный факт. Так что нацисты с тобой бы не согласились. Гитлер серьезно допускал, что Грааль – это реальность, древний камень с руническими письменами. И несут эти письмена глубокую мудрость прошлого. Забытые познания нечеловеческого происхождения, способные дать власть над миром. Эсесовцы отправляли несколько экспедиций на поиски чаши.
- Нашли?
Сергей фыркнул, а Стас невозмутимо произнес:
- Насколько я знаю, нет.
- Уже легче. Что дальше?
- А дальше вот что: к 1940-му году «Аненербе» начинает ориентироваться на военные нужды. Его включают в состав СС и создают «институт прикладных военных исследований», исполнительным директором которого становится Вольфрам Зиверс. Человек весьма, хм, необычный. Когда после окончания войны, его допрашивали на Нюрнбергском процессе, стоило ему лишь заикнуться про «Аненербе», допрос был тут же прекращен. При этом вел он себя странно – утверждал, что якобы находится одновременно в ином месте и слушает другие голоса. А перед казнью долго читал оккультные молитвы.
- Понятно. Шиза. А почему прекратили допрос?
Стас снисходительно улыбнулся.
- Янка, ты как маленькая! Знания, накопленные «Аненербе», были настолько лакомым кусочком для всех союзников, что каждый стремился отхватить от него побольше, и не собирался делиться с остальными. И вообще не перебивай меня, Митрофанушка!
Я скроила возмущенную мину, а Стас продолжил.
- Под руководством Зиверса «Аненербе» буквально расцветает. Его сотрудники изучают, кажется, все направления науки, начиная от исследования рака – они, кстати, первыми в медицине смогли сначала выделить, а затем уничтожить раковую клетку – и заканчивая различными видами оружия – от химического до психотронного.
Во время Второй мировой войны «Аненербе» получает полный карт-бланш на проведение медицинских опытов по созданию сверхчеловека. Изучали воздействие на организм различных ядов, высоких и низких температур, тестировали на болевые пороги. Как ты понимаешь, опыты эти проводились на живых людях – в основном, узниках концлагерей.
Я вздрогнула и поежилась, словно в комнате вдруг резко похолодало.
- Миленькая организация, ничего не скажешь.
Стас стоически пропустил мой комментарий мимо ушей.
- «Аненербе» с немецкой педантичностью разделил работы по следующим направлениям: создание сверхчеловека, медицина, разработка новых нестандартных видов оружия - в том числе и атомное. Возможность применения религиозно-мистических практик и… возможность сношения с инопланетными цивилизациями. Неслабо?!
- Издеваешься что ли?! Опять «йенопланетяне»???
- Ты будешь смеяться, но уже абсолютно точно доказан тот факт, что у немцев были летательные аппараты, в форме плоского блюдца, способные за короткое время развивать небывалую скорость и подниматься на нереальную для того времени высоту.
- Стас, - я смотрела на друга, как на неразумного ребенка, - этого не может быть.
- Однако, это так. И этому есть неоспоримые доказательства. Более того, если бы в 45-ом мы не одержали победу, исход войны был бы далеко не таким радужным. Найденные у «Аненербе» материалы позволили с уверенностью говорить, что до создания атомной бомбы немцам не хватило лишь пары месяцев.
Я сидела, совершенно ошарашенная услышанным. Такое не укладывалось в голове. Летающие тарелки, атомное оружие… Неужели все это правда?
- Иногда бывает полезно не знать историю, да? Меньше головной боли, – тихо проговорил Стас.
Я – редкий случай – не нашла, что ответить.
Проснувшись, завозился, вылезая из-под стола, Рей. Со вкусом потянулся, помотал головой. Широко зевнул и уселся рядом с Сергеем, положив морду ему на колено. Тот рассеяно начал чесать мягкое собачье ухо.
- После разгрома нацистов США и СССР приложили титанические усилия к поиску архивов «Аненербе», всевозможных материалов, сотрудников, ценностей. Все, что удалось обнаружить, было в полнейшей тайне вывезено. В немецких лабораториях стали работать ученые стран-победительниц. О том, сколько знаний им удалось почерпнуть, говорит огромный прорыв Советского Союза и Штатов в области атомных, электронных и аэрокосмических технологий в послевоенный период.
- Сперли, значит, нагло?
- Реквизировали. – Усмехнулся Стас. – Еще раз перебьешь, будешь информацию в Интернете искать.
Я захлопнула рот.
- Помимо традиционных способов получения знаний, в «Аненербе» практиковали и не совсем обычные. Повальное увлечение мистицизмом, духами выливалось в оккультные оргии, с использованием галлюциногенных наркотиков, гипноза или транса. Подробно изучалась черная магия, способы контактов с потусторонним миром. И вот здесь как раз всплывает твой добрый знакомый – Карл Вилигут.
Стас сделал паузу, давая мне возможность высказаться. Не дождался, удовлетворенно кивнул и заговорил снова.
- Вилигут – персонаж темный и загадочный. Его имя можно перевести как «бог воли», что равносильно «падшему ангелу». За влияние, которое тот оказывал на нацистскую верхушку, его называли «Распутиным Гиммлера». Он отвечал за все проводимые нацистами магические ритуалы, вел исследования, касающиеся паранормальной стороны науки. Считал себя наследником древних германских королей. Обладал сильной родовой памятью, которая помогала описывать ему старинные германские религиозные и военные обряды. Я, откровенно говоря, его биографию подробно не изучал, знаю еще, что именно он разработал дизайн знаменитого кольца «Мертвая голова», и что незадолго до начала войны он отошел от дел. Умер в сорок шестом. Вот все, что я помню.
Стас поднял одну из кружек с чаем, удерживающих на столе карту, и большим глотком выпил ее содержимое. Сергей уважительно похлопал друга по плечу.
- Я как будто снова в институте побывал. Спасибо за лекцию.
Стас поморщился – сравнение ему не слишком польстило.
- Всегда пожалуйста, профессор Могилев к твоим услугам. Ян, а ты чего сидишь как пришибленная?
Я медленно покачала головой.
- До глубины души поражена твоими обширными познаниями. Не ожидала, правда. Ну тогда, раз ты такой умный, может, скажешь, каким образом «Аненербе» вообще и Вилигут в частности могут быть связаны с тем, что происходит в маленькой деревушке под Тверью? Во время войны немцы здесь были?
Ответил Сергей.
- Были, но недолго. Максимум в сорок втором их отсюда выбили. Только вот серия непонятных убийств и исчезновений начинается в 1947. Через два года после окончания войны. И через год после смерти Вилигута. Нестыковка.
- Да-а. – Протянула я. – А про этого Карла ты больше ничего не помнишь, Стас? Он вообще хоть раз был в России? То есть тьфу, в СССР? Мог он здесь какие-нибудь исследования проводить? Ведь в том разговоре, что я слышала в лесу, речь шла о некой операции, к которой готовился Вилигут.
Стас пожал плечами.
- Нет, говорю же, я про него мало что знаю. Вроде бы не был, но на сто процентов сказать не могу.
- Понятно. Следующий вопрос, – я наморщила лоб в попытке припомнить дословно слова невидимых собеседников, - «Карл вдоль и поперек изучил местные легенды, он уверен, что именно здесь мы, наконец, добьемся результата…Но если вы колеблетесь еще до начала операции…». Что за легенды? И что за операция, как вы думаете?
Сергей задумчиво пролистал сделанную утром распечатку.
- Вообще, ближе всех к нам этот чертов курган. Но принимая во внимание тот факт, что, похоже, вся Тверская область – это сплошная аномальная зона, речь могла идти о чем угодно. Про операцию вопрос вообще из разряда риторических. Узнаем, что за операция, получим ответ, что здесь происходит. Надо по-хорошему составлять список всех интересующих нас вопросов, а затем поднимать архивы и искать нужную информацию. Придется звонить в офис аналитикам, это по их части.
- Девчонки привыкли информацию анализировать, а не собирать. – С сомнением покачала я головой. – С архивами нужно уметь работать, знать, где и как искать. Тут не обойтись без специалиста.
Сергей со вздохом развел руками.
- Ну, дорогая, где ж мы его возьмем? Или ты предлагаешь снабдить Славку вставной челюстью и засадить грызть гранит науки?
Стаса видимо перекосило. Я рассмеялась.
- Нет, во мне еще осталась капелька человеколюбия. Я знаю, кто может нам помочь. Эта туристка – Катя – обмолвилась сегодня, что закончила истфак. Думаю, она мне не откажет. Тем более, у нее в этом деле есть личный интерес.
Мы принялись за дело. Через пятнадцать минут на столе лежал лист бумаги, заполненный вопросами. Созвонившись с Катей, я быстро заручилась ее согласием. Страдая от тоски и бездействия, та с радостью ухватилась за предложение, пообещав постараться все разузнать в рекордные сроки.
- Ну вот, дело сделано. – Я нажала на кнопку отбоя и спрятала мобильник в карман. – Осталось обсудить всего два момента. Первое: Лешка-Зародыш. Стас, ты говорил с ним?
Тот кивнул.
- Странный тип. Увидел меня – побелел как простыня. И даже когда узнал, что я не из милиции, а из частного агентства, и интересуюсь исключительно Светланой Лисиной, все равно так и не расслабился. От него просто-таки волна страха накатывала. Судя по тем хоромам, что он сейчас строит, можно предположить, что Зародыш этот компенсацию за вредность сам себе на работе выплачивает. И никто об этом не знает.
Я негромко фыркнула.
- С такой-то женой… я не удивлюсь! Ты ее видел, кстати?
Стас кивнул. В глазах промелькнула презрительная усмешка.
- Видел. Проводила меня до калитки.
- Что скажешь?
- … - коротко ответил друг.
- Полностью согласна. – Пробормотала я, бросив взгляд на слегка покрасневшего Сергея. – Что Зародыш сказал про Светлану?
- Только то, что она была очень замкнутым человеком, и полностью подчинялась матери. Говорит, что та ее даже за околицу одну не пускала, тряслась, как курица над яйцом. Лет до четырнадцати. А потом неожиданно перестала. Но к тому времени Светлана уже редко сюда приезжала, и от этой нежданно обретенной свободы ей ни горячо, ни холодно было.
- Он не виделся с ней перед тем, как она погибла?
- Нет. Даже не знал, что она тут. Он нам не помощник, Ян. У него от страха мозги кипят, как бы кто про его делишки не прознал, ему не до Светланы. Так что колись давай, что за второй момент ты хотела обсудить?
Я задумчиво взглянула в окно. Сейчас, при ярком свете солнечного дня, все выглядело мирным и безобидным. Тихо шуршали яблони, розовые макушки клевера яркими пятнами пестрели среди травы. Веяло уютным теплом и покоем. Что будет, когда на землю опустится ночь, и бездушный свет луны высеребрит землю? Какие тайные страхи оживут в нас с приходом тьмы? Сможем ли мы их побороть?
Слегка вздрогнув, я повернулась к ожидающим ответа ребятам.
- Теперь, когда мы примерно представляем, с чем имеем дело, можно с уверенностью сказать: то, что никто из нас до сих пор не пострадал – чудо. Это место смертельно опасно. Сергей – прямое тому доказательство. Я не хочу, чтобы подобное повторилось. Ни с ним, ни с кем-нибудь другим. А это значит, нам теперь лучше не разделяться. Особенно после захода солнца. И ни в коем случае не ходить по одиночке в лес, с ним явно что-то не так. И еще…. Не знаю как, но нам придется научиться бороться со своими страхами.
- При помощи медитации и позы лотоса? – съязвил Стас.
Я раздраженно передернула плечами. Вот ведь шут гороховый, хоть бы на минуту он стал серьезным!
- Если тебя это успокоит, то можешь прямо сейчас заложить ноги за уши и впасть в нирвану. Но я вообще-то имела в виду другое. Признаться себе в собственном страхе – уже полдела. Хотя бы будем знать, чего ожидать, с чем можем столкнуться. И хватить хохмить! – рявкнула я, заметив, что Стас снова собирается ввернуть одну из своих шуточек. – Все и так достаточно серьезно, чтобы ты еще из этого цирк устраивал.
- Скучный ты человек, Янка, – вздохнул Стас. – И как это только Серега с тобой живет? Я бы удавился!
- Я бы первая удавилась, – надменно ответствовала я, – или, что более вероятно, удавила бы тебя. И вообще хватит из пустого в порожнее переливать. Страх Сергея нам известен. Мои комплексы по поводу родителей тоже, думаю, ни для кого не секрет. Так что давай, друг мой, рассказывай, чего боишься ты.
Этого Стас не ожидал. Поперхнувшись, он уставился на меня с таким возмущением, словно я предложила что-то до крайности неприличное. Не удивительно. Хваленая мужская гордость, куда ж без нее?!
Я попыталась зайти с другого бока.
- Пойми, в данной ситуации будет лучше, если мы будем знать все друг о друге. Чтобы суметь помочь, если случится беда.
Тишина. У Стаса на лице застыло упрямое выражение из серии «живым не дамся!».
- Ян, а может не надо? – это уже Сергей.
Решил вступиться за честь друга, не иначе. Бараны упертые, они будут бодаться до последнего, не понимая, что на кону наши жизни. Я вскочила из-за стола, с твердым намерением во что бы то ни стало добиться своего, но тут Стас нехотя разлепил губы.
- Боль.
Произнеся одно единственное слово, он снова замолчал, будто уже жалел, что вообще раскрыл рот.
От неожиданности я подавилась всеми доводами, что собиралась привести.
- Боль?.. Что?..
Он скривился и процедил, не поднимая глаз.
- Я боюсь боли. После вот этого, - пальцем он коснулся места, чуть выше виска, - я полгода жил от одной дозы обезболивающего до другой. А в промежутках мечтал умереть. Потому что даже предположить не мог, что человеку может быть так больно. Час за часом, день за днем. Как в аду. Наверное, больше всего на свете я сейчас боюсь, что эта боль вернется.
Он резко поднялся, двинув протестующе заскрипевшей табуреткой.
- Ты узнала, что хотела? Довольна?
- Стас, я…
Но он не стал слушать. Просто махнул рукой и вышел на улицу.
- Он скоро вернется. – Мягко проговорил Сергей, глядя на мое расстроенное лицо. – Ты же знаешь, Славка злиться в принципе не умеет.
Как в воду глядел. Буквально через несколько секунд Стас вновь нарисовался в дверях.
- Сегодня видно день такой – всех тянет выяснять отношения. – Насмешливо произнес он. - У наших соседей тоже намечается скандал. По крайней мере визг там стоит нехилый. Послушать хотите?
Стоило перешагнуть порог, как в уши ударили пронзительные девчачьи голоса. Скандал не просто намечался, а активно набирал обороты, грозя разразиться десятибалльным штормом.
- Дура!
- Сама дура! Быстро иди домой, а то маме нажалуюсь!
- Ябеда! Я сама на тебя нажалуюсь!
- Антонина, я кому сказала, вернись немедленно!
- Не вернусь, не вернусь, хоть тресни! Мама мне разрешила идти гулять.
- Не ври! Ты наказана после вчерашнего. А ну стой!!
- Пусти, меня ждут!!!
- Да кто тебя ждет, охламонку?! Ай!
Затрещали кусты, и через дырку в штакетнике вывалилась запыхавшаяся Антошка. Споткнулась, поднимаясь с четверенек, едва не упала. Затравленно оглянулась туда, где возмущенно кричала что-то старшая сестра, рванула вперед и…со всего маха влетела в застывшего возле крыльца Стаса.
- Ой. – Пискнула девочка, не ожидавшая увидеть во дворе кого-то, кроме нас с Сергеем.
Видок у нее был тот еще: белая, как мел, грязное платье помято, съехало на бок; волосы растрепались, выгоревшей соломой рассыпались по плечам, на руке – свежая царапина.
Стас сориентировался на удивление быстро – огляделся по сторонам и уверенно подтолкнул девочку к крыльцу. Та мгновенно поняла, что от нее требуется: упала на землю, извиваясь, словно маленькая юркая ящерка, залезла под неплотно прилегающие доски и затихла. Стас с невозмутимым видом сел на нижнюю ступеньку.
- Антонина!!!
У забора возникло лицо старшей сестры. Тот же вздернутый нос и светлые волосы, только глаза темные, видно в отца. Сейчас они полыхали возмущением. Укушенную руку Нюрка брезгливо держала на отлете, будто дохлую рыбу.
- Здрасьте, Антонина у вас? – Она тяжело дышала, но изо всех сил старалась говорить вежливо. Именно так, по ее мнению, должны разговаривать с взрослыми воспитанные люди. С которых некоторым не помешало бы брать пример.
- Сбежала. – Развел руками Стас. – Быстрая стрекоза! Через забор махнула, только пятки засверкали.
На лице девочки отразилось глубочайшее разочарование. Она очевидно рассчитывала на позорную выдачу беглянки и смириться с неудачей было непросто. С угасающей надеждой она окинула взглядом двор и, не найдя ничего подозрительного, по-детски шмыгнула носом и исчезла в кустах.
Из-под крыльца послышалось благодарное сопение. Через мгновение оттуда, отряхивая от земли окончательно погибшее платье, выползла Антошка.
- Из-за чего весь сыр-бор? - Стас протянул руку и аккуратно снял застрявший в косичках сухой лист.
Девочка нетерпеливо дернула головой, сбрасывая его ладонь, смахнула с носа грязь, при этом еще больше размазав ее по лицу, и неохотно пробурчала:
- Нюрка-зараза гулять не пускала. Я вчера крыжовник не собрала. А сегодня суп пролила. Нечаянно! А она прицепилась, говорит «сиди дома». А я не могу сидеть! Меня подружка ждет.
На детском лице отразилось такое непритворное отчаяние, словно от встречи с подружкой зависела судьба всего человечества. Не сдержавшись, я рассмеялась.
- Беги уж, чучело! А то сестра вернется, придется краснеть, что мы ее обманули.
Антошка не заставила себя долго упрашивать. Словно подкинутая пружиной сорвалась с места и со всех ног припустила к противоположному концу участка – надежно скрытый густыми зарослями очередной «тайный ход» открывал путь к свободе.
- Спасибо! – услышали мы звонкий возглас и белобрысая голова исчезла в лопухах.
Все еще смеясь, я обернулась назад. Сергей, прищурившись, глядел вслед неугомонной девчонке.
- Странно. – Задумчиво протянул он.
- Что именно?
- А ты не заметила? Еще два дня назад она жаловалась на отсутствие друзей. Мол, мальчишки ее в свою компанию не берут, а девочек-ровесниц нет. И откуда, спрашивается, взялась подружка?
***
По своему обыкновению Елена появилась неожиданно. Вот, казалось бы, только что Антошка, тяжело дыша, оглядывалась по сторонам в поисках знакомой фигурки в цветастом сарафане, а спустя секунду, она как по мановению волшебной палочки возникла под самым носом, неслышно выступив из-под сени плотно сомкнутых еловых ветвей. Тугой, горячий узел, весь день неприкаянно бултыхавшийся в Антошкином животе, сменился чувством громадного облегчения. Она до последнего момента не была уверена, что сумеет прийти на встречу.
Накануне, когда девочка, пошатываясь от усталости, появилась на пороге, переволновавшаяся мать всыпала ей по первое число, наказав неделю и шага не делать дальше калитки. Неделю! Как будто Антошка могла и день протянуть в четырех стенах! Особенно теперь, когда ее ждала Елена.
Все утро Антошка трудолюбиво собирала ягоду. В душе теплилась надежда, что Нюрка, пораженная небывалым усердием сестры, сменит гнев на милость и не вспомнит о суровом наказании, отпустит на улицу. И все могло получиться, если бы в последний момент за обедом она не ухитрилась опрокинуть на себя полную тарелку супа, забрызгав жирной, горячей жидкостью пол и стены в радиусе нескольких метров вокруг.
Нюрка вопила так, будто злосчастный суп оказался у нее на голове. Пришлось оставить надежду на мирный исход дела и спасаться бегством. Одна мысль о том, что она не увидит Елену, страшила Антошку сильнее ругани сестры и материнского гнева вместе взятых. Желание общаться с подругой стремительно перерастало в настоятельную потребность.
Елена встретила ее сочувственной улыбкой. Уже ставшим привычным движением сунула подмышку книгу, сдула упавшую на глаза непокорную прядь.
- Сильно влетело?
Может, будь на месте подруги кто-то другой, Антошка и соврала бы. Махнула б рукой, дескать, ерунда, прорвемся. Но рядом с Еленой желания обманывать даже не возникало. Наверное, это и называется дружбой. Когда можешь рассказать все, что угодно и быть уверенной, что тебя поймут. Антошка как на духу выложила и про материнское наказание, и про суп, и про Нюрку. В конце даже всплакнула от обиды – ну до чего несправедлива жизнь! За какую-то ерунду, вроде опоздания к ужину и несобранной ягоды приходится расплачиваться свободой. Ну разве ж это честно?
Елена слушала молча, не перебивая. Понимающе кивала головой, вздыхала. А когда, выговорившись, Антошка, замолчала, произнесла:
- Мне кажется, твоя сестра слишком зазнается. Да если б она видела, что ты умеешь делать, лопнула бы от зависти, как пить дать! Строит из себя принцессу, а на самом деле ноль без палочки.
Последнее выражение Антошка не поняла, но на всякий случай согласна закивала. Нюрка действительно та еще задавака! Об этом вся деревня знает!
- Слушай, - Елена придвинулась поближе и проникновенно заглянула в заплаканные глаза подружки, - а давай ее проучим? Чтоб не задавалась!
- Это как?
- Да очень просто! Чего она больше всего боится?
- Нюрка-то?
- Ну не я же!
- Хм…ну…это… летучих мышей. На нее прошлым летом одна на чердаке свалилась, ох и орала она!
Антошка даже улыбнулась, вспоминая, как голосила сестра, отдирая от себя небольшой темный комочек с кожистыми крыльями.
- Летучая мышь… - задумчиво протянула Елена. – А что, почему бы нет?! Отличный объект для первичной направленной визуализации.
- Чего???!!!
Елена не ответила. Вместо этого долгим, изучающим взглядом окинула подругу. Выглядела Антошка не ахти. Казалось, намертво прилипший к телу загар побледнел, лицо осунулось, под веками залегли тени. В глазах появилось странное, затравленное выражение, делавшее ее похожей на маленького испуганного зайчонка.
Под пристальным осмотром девочка поежилась. Так – цепко, оценивающе – брат обычно смотрел на хранящиеся в сарае инструменты, прежде чем выбрать нужный.
- Лен, ты чего меня разглядываешь? – наконец, не выдержала она.
Взгляд подруги мгновенно изменился. Исчезла неприятная сосредоточенность, остались лишь сочувствие и желание помочь.
- Извини, я задумалась. И пожалуйста, называй меня Еленой, мне так больше нравится.
Антошка быстро закивала. А Елена вскочила на ноги и, улыбнувшись, спросила:
- Ну так что, разыграем твою сестру?
- Ну-у...
Девочка медлила. Подшутить над Нюркой – идея, конечно, хорошая. Антошка не раз платила сестре за обиды, подкладывая в ботинки пойманных в саду лягушек, или же, дождавшись, пока та зазевается, подсыпала в чай полную ложку соли. Слушать потом возмущенные вопли было смешно и забавно. Вот только в этот раз внутреннее чувство подсказывало, что обычным розыгрышем дело не ограничится.
Правильно истолковав выражение замешательства на Антошкином лице, Елена обиженно отвернулась.
- Не хочешь – не надо, я вообще-то для тебя стараюсь. Я думала, мы подружки!
В ее глазах было такое разочарование, что Антошка отбросила всякие колебания.
- Конечно мы подружки! Что надо делать?
Елена хлопнула в ладоши. На один короткий миг ее лицо снова исказило неприятное, хищное выражение, но девочка моргнула и оно исчезло, словно и не появлялось вовсе.
- Я тебе расскажу. Обещаю, будет весело!
Домой Антошка вернулась задолго до ужина. Нюрка хранила оскорбленное молчание, демонстративно игнорируя сестру. Вот придет с работы мама, пускай и разбирается! Под замок сажает паршивку. Ишь, ходит кругами, глаз не поднимает. Набедокурила, а прощенья попросить язык отвалится. И чего мать с Митькой так с ней носятся? Маленькая она…Как пакостить, так она не маленькая, а как за поступки свои отвечать…Выдрать ее надо, вот что! Эх, был бы отец тут, взял бы ремень, да прошелся бы по заднице. Живо бы отвыкла из дома черт знает куда без спросу сбегать! Бессовестная. Вон, вьется рядом, в глаза не смотрит. Значит, стыдно все-таки. Хорошо хоть вернулась до того, как мама с работы пришла. Не стала ее расстраивать. Мать и так за них всех переживает, ночами не спит, плачет. Что Нюрка глухая что ли, не слышит? А тут еще эта…Нет, ну что она за мной тенью ходит?!
- Чего тебе надо? – не выдержала старшая сестра, в десятый раз споткнувшись о вертевшуюся под ногами Антошку.
- Я... Нюр, а Нюр? – невыносимая девчонка неожиданно подняла на нее побледневшее лицо.
- Ну чего еще?
- Нет… ничего.
Девочка говорила непривычно тихо, в глазах застыла растерянность, как у заблудившегося в лесу ребенка.
Уперев руки в бока Нюрка смерила сестру насмешливым взглядом.
- Что, будешь сейчас упрашивать, чтобы я матери про твое поведение не рассказывала? Даже и не надейся! Может хоть раз тебя выдерет хорошенько, чтобы впредь неповадно было.
- Нюр…
- Да отстань ты от меня! Нюр, Нюр! Вот привязалась, липучка – рубль штучка! Отвали. Папа, небось, от тебя, липучки и сбежал, так ты ему надоела! – неожиданно для себя ядовито закончила Нюрка, с удовольствием наблюдая, как дернулось, искажаясь, лицо сестры.
Антошка отшатнулась, словно ее ударили. Развернулась и, размазывая брызнувшие слезы, метнулась в сад. Заполошно заквохтали, разлетаясь из-под ног куры. Хлопнула дверь сарая.
- Вот и посиди там, в темноте. – Поджав губы, удовлетворенно проговорила Нюрка.
Взяла веник и принялась подметать пол. Впервые за этот суматошный день на нее опустилось спокойствие и умиротворение.
***
Вечер обещал быть тихим. Теплый, едва уловимый ветерок ласковой кошкой терся о щеку. Что-то неслышно шептал, ворошил листья, мягкой рукой откидывал волосы со лба. Я сидела на крыльце, обложившись бумагами. Кружка чая с мятой стыла на перилах. Исходивший от нее нежный аромат приятно щекотал ноздри. На коленях лежала толстая, тяжелая папка. Еще несколько таких же выглядывали из коробки, которую Стас поставил на верхнюю ступеньку – десятая часть документов, что он привез с собой из Москвы.
Я и сама не знала, что ожидала найти. Старые дела – я начала просматривать их с самого первого убийства, то есть с сорок седьмого года – пестрели именами, датами, сухими казенными фразами. Я пыталась делать выписки, путалась, и в результате снова и снова возвращалась к началу.
Вопросов накапливалось все больше. Допустим, моя версия о том, что нечто заставляет здесь в буквальном смысле слова оживать людские страхи, верна. Но ведь боятся-то все! Все…, но по какой-то причине лишь несколько человек оказались способны сделать свой страх реальным. Чем они отличались от других? Почему загадочные смерти происходят с периодичностью раз в несколько лет? Откуда взялась эта цикличность? Почему она сокращается?
- Как успехи?
От неожиданности я вздрогнула. По своему обыкновению Сергей подошел абсолютно неслышно, не скрипнув ни единой половицей.
- Тьфу на тебя! – я демонстративно потерла левую сторону груди. – Сколько раз тебя просила, перестань так ко мне подкрадываться! До инфаркта же доведешь однажды!
Он притворно возмутился.
- Я не подкрадываюсь, я так хожу. Что же мне теперь, специально топать, как бегемот? Или кричать за сто метров – «Янка, не пугайся, я иду!»?
- Не знаю, - проворчала я. – Но с этим однозначно надо что-то делать, я каждый раз едва сама из себя не выпрыгиваю. Ладно, проехали. Ты что-то хотел?
- Да нет…, - он рассеянным взглядом окинул начинающий темнеть горизонт. – Просто соскучился и пришел узнать, как успехи.
- Никак. – Я раздраженно отбросила в сторону папку и встала, потирая затекшую спину. – Не могу уловить никакой связи между жертвами. Почему именно они? Почему не другие? Бред какой-то.
У соседей хлопнула дверь. Было видно, как старшая девочка, Нюра, сбежала со ступенек и быстро направилась куда-то за дом.
Сергей неожиданно ухмыльнулся.
- Как ты думаешь, Антошка знает, кто нам вчера тыкву на сортир повесил? Ведь наверняка ее дружков работа.
- Знает конечно. Но вряд ли скажет. Да Бог с ними, что теперь, головы им отрывать? Это ж дети.
- Не скажи, - начал было Сергей, но договорить не успел.
Вечернюю тишину разбил отчаянный, полный ужаса визг, донесшийся с соседнего участка. Онемев от изумления, мы смотрели, как из-за угла дома, на полной скорости вынеслась огромная, с овчарку, летучая мышь. Сверкнула мохнатым брюхом, забила крыльями, пытаясь избежать столкновения с печной трубой и…растаяла в темном вечернем воздухе.
Глава 16
Суматоха улеглась ближе к ночи. Стихли возбужденные голоса соседей, рыдающую Нюру мать напоила валерианкой и уложила в постель. Девочка судорожно всхлипывала и наотрез отказывалась отпустить материнскую ладонь – произошедшее в один миг превратило ее из рассудительного, слегка самоуверенного подростка в маленького, напуганного ребенка, до дрожи боявшегося остаться одной в темноте.
Бледную до синевы, Антошку брат увел к себе в комнату. Вопреки моим ожиданиям, она даже не сопротивлялась, и вообще вела себя непривычно тихо, стараясь незаметно скрыться с глаз или забиться в угол.
Домой мы вернулись опустошенные. Детские заплаканные лица вставали перед глазами стоило лишь смежить веки.
- Я. Не. Понимаю. Что. Здесь. Происходит. – Опустившись на стул, Сергей запустил обе руки в волосы и с силой потянул, как будто пытался извлечь оттуда хоть одну дельную мысль. – Кто-нибудь может мне сказать, что за хрень мы видели?!
- Ты про помесь летучей мыши с птеродактилем?
- Именно. Что ты там говорила? Каждый проецирует свой собственный страх, делает его реальным, так?
- Ну вроде того.
- Тогда получается, что никто, кроме этой девчонки не должен был ничего заметить! Это же ее персональный кошмар, не наш! Так какого ж рожна нам тогда этот мутант явился?
- Я не знаю, Сереж.
Расстроенная, я подошла к окну. Там уже царила непроглядная темень, только у соседей везде горел свет, словно Надежда намеревалась как можно дольше отгонять от дома мрак.
На душе было погано. Еще час назад у нас была перспективная теория, над которой можно было работать. Пусть мы многого не знали и не понимали, но хотя бы представляли себе дальнейшее направление поисков. А теперь…теперь, похоже, придется начинать все с начала. Что ж за невезуха такая?!
Стас успокаивающе коснулся моего плеча.
- Погоди психовать, Ян. Всему есть свое объяснение. И этому тоже. Оно найдется, не сомневайся. Мы собирались искать связь между «Аненербе» и Камнищами, вот и будем ее искать. Авось, попутно и с мышью этой разберемся. Согласна?
- А у нас есть выбор? – горько усмехнулась я.
Сердце внезапно защемило от жалости – в окне дома напротив появилось худенькое личико Антошки, казавшееся смертельно бледным в ярком свете электрической лампы. Переживает, наверное, девчонка за сестру. И страшно ей, ведь совсем еще малышка. А мы ничего сделать не можем, сидим тут как пни, мхом обрастаем.
- Выбор есть всегда. – Неожиданно серьезно ответил Стас. – Просто порой мы предпочитаем его не видеть.
Я промолчала. Антошка в окне сделала неуверенное движение в мою сторону, как будто хотела махнуть рукой, но в последний момент передумала и, соскочив с подоконника, исчезла. Через мгновение погас свет.
- Пойдем спать. – Сергей встал и мягко отстранил меня от окна. Нежно провел ладонью по щеке. – Утро вечера мудренее.
Я не стала сопротивляться.
Заснули ребята быстро. Сначала засопел Сергей, а вскоре после этого моих ушей достиг богатырский храп, донесшийся из комнаты Стаса. Подождав для верности еще немного, я откинула одеяло и осторожно опустила вниз босые ноги. Пора было найти ответ хотя бы на один из вопросов.
Прохладный шероховатый пол холодил ступни. Завозился, устраиваясь удобнее, Рей. Глубоко вздохнув, свернулся в клубочек, положив голову на лапы. Я обошла пса, изо всех сил стараясь не скрипеть рассохшимися половицами, и на цыпочках поднялась на второй этаж. Плотно прикрыла за собой дверь и только после этого включила свет.
Комната являла собой нечто вроде чулана старьевщика. И тут, и там в хаотичном беспорядке валялись старые, прохудившиеся ведра, дырявые матрасы, ржавые грабли, черенки от лопат. Очевидно, предыдущие хозяева имели привычку сносить сюда все ненужные вещи, которые по какой-то причине было жалко выбрасывать. Горы хлама опасно кренились, ежесекундно грозя рухнуть, и я вынуждена была проявить чудеса ловкости, чтобы добраться до небольшой, продавленной тахты возле самого окна. Там, под ворохом старых журналов лежала найденная в доме Светланы тетрадь.
Я не была полностью уверена в правильности того, что делаю. Скрывать от друзей находку, способную повлиять на ход расследования, было по меньшей мере глупо. Если бы не одно «но»: прежде чем показывать ее ребятам, я хотела понять, каким боком здесь замешана мать Сергея, и как ее девичья фамилия оказалась в той тетради.
Оглядываясь назад, я теперь вынуждена была признать, что ее странный звонок накануне отъезда ясно указывал на то, что она что-то знала. Иначе не стала бы просить присмотреть за сыном, не говорила бы, что это место не для него. Выходит, понимала – едва сумевший наладить свою жизнь Сергей, может снова погрузиться в пучину старых кошмаров, едва окажется в Камнищах. Понимала и боялась за него. Но все же не сочла нужным ничего рассказать. Почему?
Я вспомнила ее реакцию на просьбу Васильевой заняться расследованием убийства. Растерянность в глазах, страх. Она так долго молчала, что я была уверена, она начнет нас отговаривать. Но она присоединилась к просьбе Марины. Что же она знала?
Хотелось верить, что тетрадка даст мне хотя бы часть нужных ответов. Глубоко вздохнув, я открыла первый лист.
29. 05. 1970
Ненавижу. Хочу, чтобы они сдохли:
Аветиков Р.
Фролов А.
Красько Л.
Штейник Л.
Фадеева Н.
Кулаков О.
Я повторяю эти слова каждый день, как заклинание. Улыбаюсь тупым шуткам Аветикова, мило болтаю с этой косоглазой дурой - Красько, а сама мечтаю взять с парты остро заточенный карандаш и воткнуть ей в глаз. И поворачивать до тех пор, пока из ее пустой башки не вытекут остатки мозгов. Если они конечно там в принципе есть. В чем я сильно сомневаюсь.
Удивительно, что никто из них ничего не подозревает. Стоило все эти годы корчить из себя свою в доску, чтобы мне, наконец, поверили. Они бы сильно удивились, узнай, как на самом деле я их ненавижу. Кто? Она? Эта плюшка в очках? Вечная «Алена-дай-списать»? Такого не может быть, потому что не может быть никогда!
За шесть лет они успели забыть маленькую девочку, сжавшуюся в комок у доски. Забыли, как швыряли в нее пеналы и линейки, как орали «жиртресина». Они все забыли. Но я помню. Помню каждое искаженное злобой лицо, каждый выкрик, каждое оскорбление. В зоологии есть замечательное понятие – мимикрия. Это когда некоторые животные для сохранения собственной жизни маскируются под другие виды, более опасные или ядовитые. И хищники не трогают их. А иногда мимикрию используют для охоты. Прикинулся маленькой невинной рыбкой, дождался, пока к тебе подплывет добыча и вдруг – бац! – у рыбки оказывается отнюдь не маленькая, и не невинная зубастая пасть. Я как раз из таких. Тоже маскируюсь. Решаю всем задачки по химии, подсказываю у доски. Даю списать домашку – почему бы и нет, если у 99% класса не хватает мозгов на то, чтобы самостоятельно решить элементарные примеры? А они и довольны! Расслабились, подплывают близко… Еще бы, я сильно стараюсь. Мне даже Наташку удается провести. Обычно невероятно проницательная, она до сих пор мучается комплексом вины из-за того, как вела себя тогда. Вот и склонна видеть во мне лишь хорошее. Мне порой кажется, что даже если она застанет меня с ножом в руках над хладным трупом какого-нибудь бедолаги, все равно с пеной у рта будет доказывать всему миру, какая я, Алена Лисина, замечательная.
Смешно, честное слово! А главное, это все равно ничего не меняет. Ее я тоже ненавижу. Пожалуй, даже больше, чем остальных. Те-то убогие, что с идиотов возьмешь? Ни мозгов, ни кожи ни рожи. Ноль без палочки. А Наташка у учителей в любимчиках. Вечно ее в пример всем ставят. Ах, Фадеева такая умница, выиграла школьную олимпиаду! Ах, вы только почитайте ее сочинение! Ах, Наташечка, какая ты красавица! А эта тихоня глазки вниз опустит, румянцем зальется, ресничками – хлоп, хлоп! Ну прямо ангел во плоти! И даже то, что она со мной дружит – еще одно подтверждение ее ангельского характера. Немногие бы решились общаться с парией, после того «теплого» приема, что они устроили мне шесть лет назад. А она рискнула. Приняла в свою компанию. И не важно, что меня тошнит от одного ее вида, зато теперь я вне подозрений. Такая же, как все. Одинаковая. Это очень важно – быть одинаковой, не выделяться. Чтобы иметь возможность отомстить.
Вчера был последний день занятий. Завтра я уезжаю в Камнищи. Мама договорилась с соседкой, тетей Аней, она будет там за мной присматривать. Ага, как же! Небось опять все лето будет своего непутевого муженька от бутылки оттаскивать, знаю я этот присмотр! Ну и отлично, так даже лучше. Буду делать, что захочу, и никто мне слова не скажет.
03.06.1970
Воля! Наконец-то! Солнце, трава, озеро – красота! Меня даже коровьи морды радуют: большая их половина выглядит в разы умнее некоторых моих знакомых. Сегодня весь день валялась в саду и загорала. Даже не нашла в себе силы позаниматься, хотя притащила кучу учебников по биологии и химии. Для поступления в мединститут приходится учить много сверх школьной программы. Но, вместо этого, я нагло филонила. А, ладно! В конце концов, у меня каникулы, и я имею право отдохнуть.
Вечером не забыть сесть на велик и съездить на почту, позвонить маме.
Завтра, наверное, пойду на озеро. Ночи стоят теплые, вода должна была уже прогреться.
05.06.1970
Ну вот, как всегда! Стоит начать мечтать о том, чтобы искупаться, как тут же пойдет дождь. Льет, зараза, уже вторые сутки: то как из ведра, то противной, мелкой изморосью. На дорогах каток. Ездила сегодня в магазин, угодила задним колесом в глинистую промоину. Шлепнулась в лужу и барахталась в ней минут пять, как последняя корова. Слава Богу, никто не видел. Штаны теперь можно смело выкидывать. Даже если отстирается глина, дыру на коленке уже не зашить. Мрак.
06.06.1970
Дождь все идет. У крыльца потоп, страшно спускаться со ступенек. Надо попросить у соседей болотные сапоги (ха-ха!).
Делать все равно больше нечего, сижу изучаю «Курс Органической Химии». Может, устану и ночью буду нормально спать. Видимо, от тоскливой серости вокруг, мне начал сниться мерзкий кошмар. Будто я стою у доски, доказываю какую-то теорему. Пишу, а мел под пальцами все время крошится, осыпается вниз тонкой белой струйкой. Это жутко раздражает. И еще запах… мерзкий такой запашок, словно от куска протухшего мяса. Он сочится отовсюду, забивая даже вонь вечно мокрой, пропитанной мелом тряпки. Кажется, его источают даже стоящие на подоконнике цветы. Я ставлю последнюю точку, оборачиваюсь и… прикипаю к месту. Вместо моих одноклассников за партами сидят живые мертвецы. Их полуистлевшие лица искажены в злорадных ухмылках, мутные глаза смотрят с тупым интересом. Медленно, очень медленно они поднимаются и, покачиваясь, начинают меня обступать. Мерзкий запах разлагающейся мертвечины теперь накатывает волной. Я понимаю, что меня сейчас стошнит. Хватаюсь за горло, пытаюсь отступить назад, но упираюсь в стену. Со всех сторон ко мне тянутся сочащиеся какой-то желтой гадостью руки, черные пальцы шевелятся, словно обрубленные лопатой черви. Один из них касается моего платья, и от ужаса я начинаю кричать. И просыпаюсь.
Фух! Написала, и вроде даже легче стало. Никогда не думала, что мне будет сниться подобная чушь. Даже несмотря на то, что я всегда отличалась излишне богатым воображением. Наверное, за этот кошмар мне стоит сказать сердечное спасибо т. Ане. Она уже несколько дней достает меня какими-то бредовыми россказнями. Якобы, в деревне творится черт знает что, чуть ли не средь бела дня пропадают люди. По одному, по двое, иногда целыми семьями. Часто женщины и дети, реже – мужчины. Обычно их не находят. Но порой зверски изуродованные трупы оказываются в таинственно запертых изнутри домах, или же на их останки наталкиваются грибники и охотники. Все это длится уже больше четверти века, и никто ничего не хочет делать.
Бред сивой кобылы в лунную ночь под дубом. Сколько езжу в Камнищи, ни разу не слышала ни про какие трупы или пропажи. Помню только лет шесть назад потерялась молодая учительница. Говорили, что она заблудилась в лесу и угодила в болото. У нас тут есть одно – вроде, маленькое, а коров в нем потопло немерено. Да и людей столько же.
А вообще, интересно, откуда она всю эту муру вытащила? Вместе со своим муженьком водки что ли наклюкалась? Это ж надо такую больную фантазию иметь! И меня заразила, дура недоделанная, иначе с чего бы вдруг мне такая мерзость стала сниться? Надо бы в отместку сказать ей, что видела, как ее муж выходил из дома молодой соседки. Пусть помучается.
Ладно, пошла дальше заниматься. Нет ничего лучше точной науки, чтобы выбить из головы всякий сверхъестественный бред.
08.06.1970
Ура! Пусть всегда будет солнце! Кончилась серая хмарь, небо расчистилось. Решено, не буду ждать, перекушу и пойду на озеро. Не искупаюсь, так хоть на песочке поваляюсь.
Тот же день, позже.
У меня голова кругом. Я не понимаю, что произошло. Нечто странное случилось там, на озере. Настолько странное, что я до сих пор не уверена, не хватил ли меня солнечный удар? Руки трясутся, как у алкоголика. Расколотила любимую чашку. Что со мной творится?
Я лежала на своем любимом пляже. Он очень удачно скрыт от посторонних глаз кустами и тростником, там можно загорать без риска наткнуться на кого-то из местных – ненавижу, когда они на меня пялятся. Хочется взять булыжник и долбить по головам до тех пор, пока с их лиц не уйдет это оценивающе-снисходительно выражение, которое возникает каждый раз, когда они смотрят на мою фигуру.
Наверное, я задремала. Ничем другим я не могу объяснить того, что произошло. Мне привиделось, будто я снова у доски с мелом в руках. Он противно и до жути реалистично скрипел о старую, поцарапанную доску. Краем глаза я видела испачканный белым кусочек фартука и даже успела пожалеть, что форму придется стирать. А затем ноздрей достиг липкий, мерзкий запах тухлятины. И, оборачиваясь, я уже знала, что увижу. Сочащиеся гноем лица, стеклянные, ничего не выражающие глаза. Они двигались ко мне и были настолько реальными, что мне казалось…нет, я ЗНАЛА, что через мгновение моей кожи коснется холодная, влажная плоть и это будет началом конца. Потому что на этот раз я не проснусь, теперь все взаправду. А потом…я не знаю, как это получилось. Меня охватила жуткая злость. Мне захотелось, чтобы эти твари исчезли, сгинули, сгорели, перестали, наконец, портить мне жизнь. И внезапно надвигающиеся фигуры охватило пламя. Оно сжигало их заживо, я слышала, глухие, как сквозь вату, крики, слышала, как трещит, обугливаясь кожа. Через несколько минут все было кончено. Осталось лишь несколько горсток серого, маслянистого пепла. Пепла, который я принесла домой, завернув в сорванный там же лист подорожника. Пепла, который исчез, стоило мне оставить его на столе и пойти за дневником.
Я сошла с ума?
13.06.1970
Бред. Этого не может быть. Я точно спятила, раз никак не могу выбросить это из головы. Что я пытаюсь доказать? Зачем таскаюсь на это треклятое озеро?
17.06.1970
У меня что-то получается. Я не знаю, как это объяснить, но если я определенным образом концентрируюсь на каком-нибудь образе, он возникает передо мной, словно по мановению волшебной палочки. Он материальный, его можно взять в руки, потрогать. И исчезает, стоит лишь немного отвлечься. Получается, так было и с пеплом?
Кто-нибудь может мне сказать, КАК я это делаю?
20.06.1970
У меня синдром улитки – крыша едет вместе с домиком. Мне постоянно слышатся голоса. Они спорят между собой, что-то доказывают. Зудят в голове, словно назойливые мухи. А иногда обращаются ко мне. Маразм, правда? Плюс только один: мне перестали сниться кошмары. Страх вообще как ножом отрезало, будто я вообще разучилась его испытывать.
У меня уже получается создать одновременно несколько объектов. Я вывела интересную закономерность. Чем дальше я нахожусь от леса, тем сложнее что-то делать. И, наоборот, мои возможности неимоверно возрастают, стоит лишь ступить под сень деревьев. Какая тут связь? Понятия не имею.
Кстати, в лесу голоса тоже начинают вести себя активнее. Становятся четче, настойчивее. Они часто повторяют одно и то же слово – «unterirdisch». Да, я забыла сказать, что вещание в моей голове ведется на немецком. Забавно. Может, я теперь как радиоприемник, принимаю какие-нибудь секретные частоты? Жаль, я в немецком не мастак, понимаю лишь одно слово из десяти. Черт его знает, как этот «unterirdisch» переводится. Но вообще, настойчивость этих голосов меня пугает. Мне как будто пытаются что-то рассказать, а я не понимаю.
29.06.1970
СИЛОЙ МОЖНО УПРАВЛЯТЬ.
Мне потребовалась куча времени и еще больше усилий, чтобы сделать это открытие. Кажется, что-то здесь хотело, чтобы я во всем разобралась. Помогало мне. Оставляло подсказки, направляло в нужную сторону. Оглядываясь назад, я понимаю, насколько же была наивной, полагая, что мой предел – это создание двухметрового деревянного половника. Идиотка! Сила, что таится здесь, способна гораздо на большее! Я могу создавать живых существ. Любых, какие придут мне в голову, на что хватит фантазии. Управлять ими. И что самое важное, могу сделать их реальными для других людей. Раньше я была уверена, что никто кроме меня не способен увидеть мои творения, я проверяла это на многих жителях деревни.
Мои милые «зверушки» способны довести человека до инфаркта. Заморочить его до потери разума. Я теперь точно это знаю. Страх – вот Ахиллесова пята каждого живого существа. Если правильно его использовать, последствия могут быть ужасными. И великолепными одновременно. Для меня, разумеется.
Сегодня я почти убила человека. «Почти» - потому, что мне не нужна была его смерть. Но если бы я захотела, он, вне всяких сомнений, был бы мертв. И я остановилась. В этот раз.
Все боятся. Все!
Я буду дурой, если не использую это. Я теперь знаю, что делать дальше.
Дрожащими руками я захлопнула тетрадь. Тьма плескалась за окном, словно настойчиво искала щель, через которую могла бы проникнуть внутрь. Вздрогнув, я зябко поежилась и плотнее закуталась в кофту. Читать дальше я не могла. От сочащихся ненавистью слов бросало в дрожь. Сердце колотилось, как пойманная в клетку птица. За ровными фиолетовыми строками колыхались смутные образы: сосредоточенное круглое лицо – нахмуренный лоб прорезает длинная складочка, блестят стекла очков, пухлая нижняя губа нетерпеливо закушена; рядом на столе небрежно брошена толстая книга в сером переплете. Я была уверена, что при желании могу увидеть и яснее…вот только желания такого не возникало. Мне было страшно.
Телефон Гудвина долго не отвечал. Длинные гудки звучали тоскливо и протяжно, как будто я звонила на тот свет. Наконец, когда я уже была готова сбросить вызов, в трубке раздался встревоженный голос шефа.
- Что случилось, Яна?! Алло! Что там у вас?
- Все в порядке, Виктор Борисович. – Быстро проговорила я, неожиданно осознав, что должно быть, напугала начальника до чертиков, позвонив ему в полвторого ночи. – У нас все хорошо.
В телефоне раздался длинный вздох.
- Я вообще-то не мальчик, Славина. – В голос Гудвина чувствовались одновременно облегчение и раздражение. – У меня, знаешь ли, сердце слабое. Ты меня до инфаркта довести хочешь? Ты чего звонишь среди ночи, если у вас все хорошо?! До утра нельзя было подождать?
На заднем плане неожиданно послышался детский плач. Я недоуменно уставилась в трубку, словно пытаясь сквозь нее разглядеть, откуда в холостяцкой квартире Гудвина взялся ребенок.
- Подожди.
Голос шефа отдалился, стал тише. Со все возрастающим недоумением я услышала в нем нежные, воркующие интонации. Граждане, что там происходит?!
Плач перешел в редкие всхлипы и стих. В трубке зашуршало.
- Ну что ты хотела? – голос шефа звучал уже не так раздраженно. Видно сообразил, что звоню я не просто справиться о его здоровье.
- Виктор Борисович, мне нужна информация.
На секунду я прикрыла глаза, в попытке четко сформулировать свою просьбу.
- В милицейских отчетах, которые привез Стас, нет фамилий школьников, которые пропали в Камнищах в 1971 году. Собственно, в отчетах о них вообще не упоминается, насколько я помню, там была маленькая заметка в газете об исчезновении, которая каким-то чудом попала в архив. Мне нужны эти фамилии. И чем скорее, тем лучше.
- Тебе их прямо в трубку засунуть или как?
Виктор Борисович уже успел окончательно проснуться и обрести свой ядовито-язвительный тон.
- Или как. – Твердо ответила я, про себя молясь, чтобы ошалевший от моей наглости шеф не решил, что меня дешевле уволить, чем терпеть. – Они мне правда очень нужны.
Некоторое время в трубке царила тишина, а затем Гудвин спокойно произнес.
- До утра потерпишь?
Облегченно выдохнув, я кивнула, а потом, спохватившись, проговорила:
- Да.
- Ну слава Богу. Еще вопросы есть? Давай уж все сразу, пока я добрый.
Я задумалась. А что, если?..
- Виктор Борисович, вы немецкий знаете?
- Немного.
- Что значит слово «unterirdisch»?
- «Unterirdisch»? - Гудвин озадаченно хмыкнул. – Вроде бы, «подземный», а что?
- Нет, ничего. Спасибо.
- На здоровье. Это все?
- Нуу… - я слегка замялась, но любопытство пересилило благоразумие. - А что это у вас за ребенок плакал?
- Спокойной ночи! – рявкнул шеф, и бросил трубку.
***
- Миронова, чего тебе от меня надо? Объясни толком, я ничего не понимаю!
Голос Юли Тимофеевой, институтской приятельницы, звучал громко и раздраженно. Катя вздохнула и слегка отодвинула от уха телефон. Она не помнила ни одного дня, когда бы Юлька была в хорошем настроении. Ей все время что-то мешало, то погода, то природа, то коллеги оказывались непроходимыми идиотами, то, наоборот, настолько умными, что на их фоне у Тимофеевой начинали развиваться глубокие комплексы. Юля была законченной брюзгой. Что, впрочем, не мешало ей считаться одним из лучших специалистов Университета по Второй Мировой войне.
- Юльча, я ж тебе говорю, мне нужно, чтобы ты для меня кое-что узнала. Это как раз по твоему профилю.
Катя переступила с ноги на ногу и поежилась. Больничные коридоры, несмотря на удушающую жару за окном, больше смахивали на морозильные камеры, непостижимым образом ухитряясь держать температуру, не превышающую плюс десять градусов.
- Тебе что, больше не к кому обратиться? Позвони Ходякову, он будет счастлив тебе помочь.
- Юль, мне не нужен Ходяков, мне нужен твой чистый и незамутненный разум.
- Чистый и незамутненный, как же! – В трубке послышалось презрительное фырканье. – Я спать легла в четыре утра, диссертацию писала! У меня ж защита через месяц!
Не выдержав, Катя прислонилась к ледяной стене. Плечо тут же дало о себе знать тупой, ноющей болью. От слабости дрожали ноги. Черт, надо было вчера звонить, а не тянуть до утра. Юлька может препираться до бесконечности. Просто из вредности.
Пальцы сжали ребристый пластик.
- У меня беда, Юль. Ты помнишь Лешку?
- Этого долговязого с прикладной лингвистики? Который смотрел на тебя телячьим взглядом?
- Именно. Его больше нет.
- В каком это смысле? – мгновенно насторожилась Тимофеева.
- В том самом. – Катя на миг закрыла глаза. Она физически не могла произнести вслух слово «умер». - Его нет. И еще двух хороших людей тоже нет. И мне очень нужно, чтобы ты мне помогла.
- О, Господи, Миронова! Кошмар какой! Как?.. Что я могу сделать?
От раздражительности в Юлином голосе не осталось и следа.
Катя глубоко вздохнула и развернула небольшую бумажку.
- Записывай вопросы. Мне нужно все, что ты сможешь нарыть.
Тимофеева перезвонила через три часа. Рекордные сроки, учитывая объем заданных поисков.
- Кать, я нашла почти все, что ты просила. Кроме одного. Чтобы узнать, проводились ли какие-то раскопки или исследования возле этих твоих Камнищ, нужно ехать в Тверь и рыться в городском архиве. У нас здесь такие записи не хранятся. Слушай, ты меня прости, но я сейчас просто физически не смогу туда ломануться. У меня завал на работе, плюс диссер, плюс ученики…
- Ничего страшного, Юль. – Улыбнувшись, Катя потерла здоровой рукой лоб. - С Тверским архивом я сама разберусь. Спасибо тебе огромное.
- Не за что. Куда тебе скинуть информацию? На и-мейл?
Катя задумалась. В архивах обычно стояли компьютеры с доступом в Интернет. Оттуда можно будет попытаться распечатать данные.
- Да, давай туда. Спасибо.
- Не вопрос. Чем-то еще я могу помочь? Может, тебе деньги нужны? У меня есть в заначке что-то около штуки.
У Кати защипало в глазах. В этом была вся Юлька. Она могла долго бухтеть и ворчать, но когда доходило до дела, не раздумывая и не тратя времени на сентиментальности, была готова поделиться последним.
- Нет, Юль. Спасибо, что предложила.
- Да, ё-моё, не за что! Звони, если передумаешь.
- Обязательно.
Повесив трубку, Катя некоторое время стояла, уставившись в стену. Потом, словно очнувшись, вздрогнула и зашагала вперед по коридору.
Лечащий врач посмотрел на нее как на умалишенную.
- Простите, я не совсем понял. Что Вы хотите сделать?
- Мне надо отлучиться из больницы. – Терпеливо повторила Катя. – Ненадолго, буквально на пару часов. Я съезжу в архив и вернусь обратно.
Врач, крупный, высокий мужчина, хирург-ортопед с двадцатилетним стажем, откинулся на спинку стула и сложил руки на внушительного вида животе.
- Голубушка, Вы хоть понимаете, о чем просите? У Вас вывих плечевого сустава…
- Да, я знаю, но…
Он вскинул руку.
- Не перебивайте меня, пожалуйста. Я повторяю, у Вас вывих плечевого сустава, депрессия, нервное и физическое истощение. В подобном состоянии Вы, скорее всего, упадете в обморок сразу же, как выйдете из больницы. Вы этого добиваетесь? Что такого может быть в архиве, что Вам так срочно туда понадобилось? Подождите недельку. Мы Вас выпишем, и Вы сможете поехать в любое место по своему желанию.
- Я не могу ждать.
Катя произнесла эти слова тихо, но твердо. Врач какое-то время смотрел в темные, лихорадочно блестевшие глаза, а потом, тоскливо вздохнув, поднялся и подошел к окну. Господи, ну за какие грехи ему посылаются такие вот пациенты? Он и так трудится здесь за мизерную зарплату, жена уже всю плешь проела, что ребенка надо вывести на море. И куртка ему новая нужна. И ботинки. А зарплаты хватит, дай Бог, только на еду и коммуналку. И ладно бы еще работа доставляла радость, нет, что ни день, то новый финт ушами! Взять хотя бы эту девицу. Стоит, шатается, того и гляди грохнется в обморок прямо посреди кабинета, а ей зачем-то в архив приспичило. Как будто не из больницы, а у начальника с работы на часок отпрашивается. А случись с ней что – кто отвечать будет? Милиция приходила, не дай Бог его еще и виноватым сделают. Оно ему надо, спрашивается?
- Я никуда Вас не отпущу. – Врач повернулся к Кате и с силой припечатал ладонь к подоконнику. – Забудьте. Идите в палату и ложитесь. Разговаривать на эту тему больше я не намерен.
Катя почувствовала, как к глазам подступают слезы. В последние дни она ощущала себя до крайности уязвимой: начинала плакать по любому поводу, несмотря на титанические усилия не раскисать.
Взгляд врача немного смягчился. Он быстро подошел к ней, взял под руку и мягко, но настойчиво повлек к выходу из кабинета.
- Голубушка, понимаю, Вам сейчас тяжело, но и Вы меня поймите! Не могу я Вас отпустить, не могу и все! Пока вы здесь, больница официально несет за Вас ответственность, случись что, ведь простым взысканием дело не ограничится.
- Подождите, – Катя выдернула локоть и остановилась у двери, силясь вспомнить имя врача. Вот черт, он же его уже несколько раз называл! – Игорь…
- Валентинович. – Подсказал тот.
- Да, Игорь Валентинович. Раз дело только в этом, я хочу написать отказ от дальнейшей госпитализации.
У врача задергалось веко.
- И не думайте даже!
Ответ прозвучал жестко, почти грубо. Наверное, даже слишком грубо, но, как ни странно, именно это придало Кате уверенности и высушило слезы на глазах.
- Вы не имеете право меня здесь задерживать.
Игорь Валентинович тяжело опустился в кресло. Какого черта? Что он, собственно сопротивляется? Пусть катится на все четыре стороны, баба с возу – кобыле легче! Ей с психиатром бы сейчас разговаривать, а не с ним. Но, вопреки здравому смыслу, он предпринял еще одну попытку.
- Вам необходим врачебный уход. Вы же не хотите заработать привычный вывих, когда плечо будет выходить из сустава при малейшей нагрузке или резком движении?
- Я обещаю приезжать на осмотр.
Катя не повышала голоса, но почему-то Игорь Валентинович понял, что дальше спорить бесполезно. Скривившись, он выдвинул ящик стола, достал оттуда лист чистой бумаги, ручку и пододвинул к девушке.
- Пишите.
***
Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда я, гордо отклонив предложенную помощь, тащила в комнату очередную коробку с бумагами. Две ее предшественницы, разбухшие от папок, уже стояли возле дивана, где я оборудовала себя нечто вроде небольшого кабинета.
От неожиданности, я ослабила хватку и коробка тут же воспользовалась моментом, чтобы выскользнуть из рук и всем весом ухнуть на ногу.
- Ууууу! – Завыла я, заскакав на одной ноге, как раненный заяц.
Споткнулась о рассыпавшиеся папки и, растопырив руки, полетела вперед. Сильный рывок за шиворот спас меня от более чем вероятной поездки в больницу и наложения десятка швов.
- Ты…лебедь заколдованный! – Стас явно прилагал огромные усилия, чтобы проглотить соответствующие случаю эпитеты. – Говорил же, давай помогу!!!
Я придушенно просипела «спасибо!» и, потирая шею, устремилась к настырно надрывающемуся телефону. Номер на дисплее был незнакомым. Это явно не Гудвин.
- Привет. – Услышала я чуть хрипловатый голос Кати.
- Привет! Здорово, что ты позвонила! – закашлявшись, я прочистила горло. - Есть какая-то информация?
- Есть, но не вся. Ян, - девушка слегка замялась. – Тут такое дело…Чтобы окончательно все прояснить, мне нужно попасть в архив. Но для этого мне придется выписаться из больницы, по-другому меня просто никто отсюда не выпустит. И идти мне потом некуда. Так что буду иметь наглость проситься к тебе на постой. Надеюсь, не откажешь?
- Ни в коем разе! – Я ногой отбросила очередную папку, и схватила за футболку, собравшегося было выйти Стаса. – Приедешь к нам, никаких проблем. Кать, я сейчас передам трубку своему коллеге, его зовут Станислав. Он заберет тебя из больницы, отвезет в архив, а потом привезет к нам. Договорись с ним обо всем. Хорошо?
- Хорошо. И, Ян… - Катя смутилась. – Можешь какую-нибудь одежду прислать? В том, в чем я сюда поступила, меня заберут в милицию как только я выйду на улицу. Или в дурку. Как повезет.
- Не вопрос.
- Спасибо!
Я протянула телефон Стасу. Неодобрительно покачав головой, он тем не менее быстро обговорил все детали и, попрощавшись, с укором воззрился на меня.
- Ты чего здесь гостиницу устраиваешь?
Я удивленно вскинула брови.
- Какую гостиницу, побойся Бога! Ей же больше некуда ехать.
- Ну так пусть едет домой, в Москву. Закажем ей такси. Зачем сюда-то было приглашать?
Я тяжело вздохнула. Все-таки толстокожесть мужиков не переставала меня поражать. Девчонка столько пережила. Потеряла друзей, любимого. Без колебаний согласилась нам помочь, даже, вон, из больницы ради этого готова сбежать, хотя ей еще лечиться и лечиться. И после этого мы пинком под зад вышвырнем ее в Москву?
- А о том, что здесь ей находиться опасно, ты не подумала? – Невозмутимо поинтересовался Стас, выслушав мои аргументы.
- Подумала. – Парировала я. – Но мне кажется, еще опаснее ей сейчас остаться одной. Сам увидишь, девчонка – кремень. К тому же, из тех, кому физически противопоказано бездействие. Стас, какая муха тебя укусила?
Тот спокойно пожал плечами.
- Эту муху зовут «благоразумие». Я считаю, что чем меньше здесь народу будет толкаться, тем быстрее и продуктивнее мы сможем работать.
- Ну конечно! - съязвила я. – Очень благоразумно сначала использовать больного человека, а потом, когда уже ему потребовалась помощь, отправить с глаз долой. Не забывай, что она для нас старается. И, учитывая то, что с ней случилось, имеет полное право участвовать в расследовании.
- Ладно. – Стас махнул рукой и направился к двери. – Тебя все равно не переспоришь. Только в следующий раз я тебя убедительно прошу советоваться, прежде чем принимать подобные решения.
- Есть, товарищ командир! – Обиженно буркнула я.
Сергей воспринял известие о пополнении нашего «гарнизона» более прагматично.
- Надо еды подкупить. – Констатировал он, внимательно изучив холодильник. – Крикни Стасу, чтобы подождал. Подбросит нас до магазина, а обратно сами дойдем.
У небольшого кирпичного здания было на удивление людно. Под липами на лавочке сидела группка стариков. Чуть поодаль кучковалось молодое поколение – парни лет двадцати-двадцати пяти, что-то оживленно обсуждавшие с бутылками пива в руках, разом замолчали и уставились на нас, стоило Лендкрузеру притормозить у магазина.
В полной тишине мы с Сергеем вышли из салона и направились к открытой настежь двери. Толпа, нехотя расступавшаяся при нашем приближении, тут же снова смыкалась за спиной.
Я ждала, что вот-вот прозвучит шум отъезжающей машины, но Стас, по всей вероятности, решил не торопиться.
Мы были метрах в пяти от входа, когда навстречу вразвалочку выступил высокий накачанный парень. Блестящая от пота грудь казалась зеленой под слоем многочисленных наколок. Сальная тряпка неопределенного цвета с изображением черепа и костей охватывала коротко стриженую голову. Ее концы свисали вдоль мощной шеи двумя трогательными хвостиками.
Сергей, улыбаясь, как бы невзначай положил руку мне на плечо и вопросительно изогнул бровь.
- Чё вам здесь надо? – презрительно сплюнул под ноги качок.
Вежливости ответа любимого позавидовал бы и посол иностранного государства на приеме в Букингемском дворце.
- В магазин приехали. А что, есть проблемы?
- Ну типа да.
В поисках поддержки татуированный оглянулся по сторонам. Толпа одобрительно зашумела. Ободренный, тот снова повернулся к нам.
- Вы чё сюда приперлись? Ходют тут, как у себя дома, вынюхивают чегой-то…девок наших сманивают!
- Чего-о? - От неожиданности у Сергея отвисла челюсть. – Ты, друг, не перегрелся часом? Каких еще девок?!
«Друг» воинственно цыкнул зубом.
- Да вон, Милка Прошина давеча жаловалась, что вы до нее домогались.
Снова волна одобрительного гула.
- Вот тварь! – тихо пробормотала я. - Увижу гадину – придушу собственными руками!
- Бред какой-то. Дай пройти. Мы купим продукты и уедем.
Миролюбивый настрой Сергея начал постепенно сменяться раздражением. Но качок даже не сдвинулся с места, по-прежнему преграждая дорогу.
- Валили бы вы отсель подобру-поздорову! – Насупившись, проговорил он. – А не то мы вам живо холки начешем.
Толпа заколыхалась, раздаваясь, и внезапно в нескольких шагах я увидела двух старых знакомых, так настойчиво предлагавших мне расплатиться за пользование местными водными ресурсами. Не сдержавшись, я схватила Сергея за руку.
- Что? – Он внимательно заглянул мне в глаза.
Парни даже не пытались скрыться за спинами товарищей, откровенно потешаясь и скаля зубы.
- Вон те двое ко мне на озере прицепились. – Мстительно наябедничала я, уже понимая, что драки все равно не избежать.
Его губы сжались в тонкую полоску. И именно в этот момент татуированный решил, что пора завязывать с разговорами. Огромный кулак с силой отбойного молотка устремился Сергею в голову. Надо отдать ему должное – силушкой детину Бог не обделил. Вот только, увы, весь заряд оказался потрачен впустую. Его противник ушел от удара, как подхваченный ветром сухой лист, а в следующее мгновение качок лежал на земле, даже не успев сообразить, что, собственно, произошло. Я почувствовала, как меня кто-то дернул за руку, вырывая из толпы.
- Залезай сюда! – хитро подмигнув, Стас подхватил меня за пояс и усадил сверху на капот.
- С ума сошел? – запоздало запротестовала я, вытягивая шею в попытках разглядеть Сергея в слитно колышущейся, залихватски ухающей массе. – Помоги ему, не видишь что ли, сколько их?!
Вместо ответа Стас демонстративно сложил руки на груди и прислонился спиной к Лендкрузеру, с живейшим интересом наблюдая за происходящим.
- Даже и не подумаю! Смотри, будет весело!
Весело действительно было. Плотный людской ком довольно быстро распался, оставив Сергея в самом центре. Кто-то сделал попытку накинуться на него сзади, но получил пяткой в живот и передумал. Двое бросившихся с боков, со звонким стуком столкнулись лбами и грустно прилегли на пыльную мостовую. О них споткнулась следующая парочка нападавших, решивших попытать счастья вместо своих, менее удачливых товарищей. Еще один защитник девичьей чести с тонким визгом взмыл над толпой и мягко приземлился на куст шиповника.
В драке возникла пауза. Сергей в кажущейся расслабленной позе, с удовлетворением оглядывался по сторонам. Сбившиеся в кучку остатки смелого воинства, неверяще разглядывали своих поверженных собратьев. Я обратила внимание, что двое моих старых знакомых аккуратно складированы за спиной любимого. Я каким-то образом ухитрилась упустить момент, когда он их вырубил.
- Продолжим? – Любезно поинтересовался Сергей.
Слизнул с костяшек пальцев кровь и сплюнул на землю.
Желающих не нашлось. Самоликвидация толпы произошла в считанные секунды. Через несколько мгновений площадь перед магазином опустела.
Сергей с сожалением тряхнул головой и подошел к машине.
- Спасибо. – Поблагодарил он Стаса. Протянул руку и помог мне слезть. Вид при этом имел на редкость довольный – ну чисто кот, налакавшийся сливок!
Я быстро и придирчиво оглядела его на предмет возможных повреждений, но таковые, к счастью, не обнаружились – кровь на руках, и та оказалась чужой.
- На здоровье! – Стас окинул взглядом поле битвы и широко улыбнулся. – Есть еще порох в пороховницах!
- Угу. И ягоды в ягодицах. – Усмехнулся Сергей. Достал носовой платок и тщательно вытер ладони. – Отличная разминка получилась.
- Со стороны тоже неплохо смотрелось. Ладно, я поехал.
Стас подошел к машине и окинул внимательным взглядом чистый, без единого облачка горизонт.
- Черт, что-то голова чумная какая-то. Гроза что ли будет? – Встряхнулся, сел за руль и, скорчив грозную физиономию, погрозил пальцем. – Чтобы до моего возвращения больше не безобразничал!
В ответ Сергей расхохотался.
- Пойдем. – Обняв за плечи, он повлек меня к магазину, по пути нечаянно наступив на руку одному из обидчиков. – Черт, не надо было всех отпускать. Помогли бы продукты донести.
Я потрясенно покрутила головой.
- Ты псих, Сережка! Ты знаешь об этом?
- Ага. – В серых глазах танцевали смешинки. – Тебя это напрягает?
Для вида подумав, я тряхнула головой.
- Не-а. Нисколечко.
Подвинула ногой разлегшегося у входа качка и вошла в магазин.
Глава 17
Телефон скользнул обратно в карман. Нахмурившись, я выбила пальцами короткую дробь по краю столешницы. Только что Виктор Борисович продиктовал пять фамилий. Пять школьников, выпускников одиннадцатого класса бесследно исчезли в лесу. На следующий день после последнего бала они приехали на дачу к однокласснице, отметить окончание школы. Роман Аветиков, Александр Фролов, Людмила Красько, Лариса Штейник и Олег Кулаков. Пятеро из списка под грифом «ненавижу». Шестой номер, Фадеева Наталья, в замужестве – Верескова, каким-то образом осталась жива.
Я немного постояла, раздумывая, а затем тихо вошла в комнату. Сергей сидел на диване, прикрыв глаза. Яркое солнце безжалостно освещало заострившиеся черты – когда он думал, что его никто не видит, переставал притворяться и тогда на лице появлялось это выражение безграничной усталости. Я знала, ему по-прежнему каждую ночь снятся кошмары. Они повторялись раз за разом, словно заезженная пластинка, заставляя просыпаться со стиснутыми до боли кулаками и отзвуком крика на губах.
Он не жаловался. Он вообще никогда не жаловался. Даже когда исчерпывал все средства в попытках справиться самостоятельно. Только еще больше замыкался в себе, не считая нужным обременять окружающих своими проблемами.
Прикусив губу, я смотрела на глубокие тени, вновь возникшие под глазами, на горькую складочку между бровей. Чем бы ни была эта странная сила в Камнищах, она действовала с каждым днем все сильнее, проникая глубоко в душу. Разрушая. Калеча.
Нам надо было торопиться.
Почувствовав мое присутствие, он открыл глаза. Выражение лица тут же изменилось, натягивая привычную, чуть ироничную маску.
- Иди сюда. – Протянул он руки.
Миг слабости остался в прошлом.
Я забралась на колени, потерлась лбом о плечо. В ответ он ласково коснулся губами виска.
- Я люблю тебя. – Скорее почувствовала, чем услышала я.
По коже побежали мурашки. Искушение закрыть глаза и забыть обо всем было велико. Но позволить себе этого я не могла. Пришло время признаваться, иначе я так и буду ходить вокруг да около, выбирая подходящий момент.
Собравшись с духом, я отстранилась.
- Сереж, нам надо поговорить. Только обещай, что не придушишь меня за то, что расскажу. Вернее за то, о чем умолчала.
- Та-ак. – Нахмурившись, он заглянул мне в лицо. – Это уже интересно. О чем речь?
- Нет, ты сначала пообещай.
Я тянула время, прикидывая, с чего лучше начать. Я так и не сумела подготовиться к этому разговору, но медлить дальше было глупо. И опасно. Учитывая отношение Сергея к вранью.
Тот кивнул.
- Обещаю. Есть еще миллион способов, помимо этого, подвергнуть тебя страшной и мучительной казни. Ну давай, не тяни, в чем дело?
Некоторое время я изучающе смотрела ему в глаза, а затем махнула рукой – будь, что будет! – и извлекла из-за пазухи старую тетрадь.
- Что это?
Сергей с любопытством взглянул на плотную зеленую обложку.
- Дневник Алены Лисиной. Я нашла его у нее в доме…
Он слушал молча. Только лицо стало наглухо непроницаемым, когда речь дошла до странного звонка матери, и ее имени в дневнике.
- Ты сердишься? – Я робко заглянула ему в лицо.
Он как будто очнулся. Коротко качнул головой.
- Сереж…
- Подожди.
Он аккуратно отстранил меня и поднялся на ноги. Подошел к столу, взял телефон, набрал номер. Ожидая ответа, задумчиво покачивался с пятки на мысок.
- Привет, мам, это я. Подожди секунду. - Он неожиданно прикрыл трубку и обратился ко мне. – Ян, ты не обидишься, если я попрошу тебя выйти?
Его не было довольно долго. Я ждала, сидя на крыльце, рассеянно крутила в пальцах душистую веточку смородины. Пыталась представить, о чем они говорят. И не могла.
Мои отношения с родителями оборвались задолго до того, как подростковый возраст и юношеский максимализм смогли проложить в них глубокую трещину. Наш дом не сотрясали бури переходного периода, мне не пришлось отстаивать свою независимость, демонстративно хлопая дверью и убегая ночевать к подруге. Мама не ругала меня за избыток косметики на лице. Папа не обещал выпороть за слишком поздние возвращения домой.
Среди моих знакомых находились даже такие, кто умудрялся мне завидовать. В основном, это были те, чьи родные искренне верили, что сломав волю ребенка к сопротивлению, тем самым окажут ему неоценимую услугу. Крики, запреты, пощечины – сколько моих друзей таким образом потеряли веру в мудрость родителей!
Я знала, что в отношениях Сергея с матерью ничего подобного не было. Они безболезненно миновали, казалось бы, неизбежный конфликт поколений, и Наталья Владиславовна сумела стать для сына другом, к чьему мнению он неизменно прислушивался. Серьезно поссорились они всего лишь раз – когда Сергей через полгода после окончания института, неожиданно принял решение уйти в армию. Я никогда не допытывалась о причинах, побудивших его к этому поступку, а он не рассказывал. Но однажды упомянул – больше всего его тогда подкосило, что мать отказалась его понять. Именно поэтому, вернувшись домой в полном разладе со всем миром и самим собой, он не смог найти сил прийти к ней за помощью. Болезненная гордость не позволила признаться в том, что в конечном итоге мать оказалась права.
Со временем все забылось, наладилось. И теперь мне не хотелось, чтобы восстановившаяся между ними близость вновь оказалась разрушена.
Скрипнула дверь. Сергей поманил меня в дом.
- Пойдем. Ты должна это слышать.
***
Весна семьдесят первого для Наташи Фадеевой выдалась непростой. Выпускные экзамены в школе вкупе с подготовкой в институт отнимали кучу времени и нервов. Набрав в библиотеке не меньше тонны дополнительных материалов, она днями напролет сидела над учебниками и зубрила, зубрила, зубрила. Порой ей казалось, что в голове варится и булькает горячая каша. В ней плавились и смешивались в разных пропорциях правила, теоремы, даты, формулы. Простейшие действия, которые раньше совершались без малейшего усилия, стали казаться верхом сложности. Иногда она просыпалась ночью в холодном поту. Снилось, что не может ответить, сколько точек необходимо для построения прямой.
В довершение всего Наташу угораздило влюбиться. И не в кого-нибудь, а в самого Владика Симахина, предмет тайных грез всех окрестных старшеклассниц. Он учился в параллельном классе. Высокий, плечистый, отлично играл на гитаре, обворожительно пел, прекрасно зная о том, какое впечатление его низкий, хрипловатый голос производит на прекрасный пол. В любой компании Владик был центром внимания. Даже учителя порой не могли устоять перед его обаянием, совершенно неоправданно завышая оценки.
Все одиннадцать лет Наташа умудрялась успешно Симахина не замечать. В школе они практически не пересекались, а вздохи и шушуканье девчонок, обсуждавших его очередную пассию, ей были неинтересны. Так и продолжалось, если бы за несколько месяцев до окончания школы, она не столкнулась с ним в коридоре и неожиданно не потеряла голову.
Владик по просьбе завуча переносил из учительской огромный фикус. За широкими зелеными листьями не заметил зазевавшуюся Наташу и влетел ей прямо в спину, довольно чувствительно приложив глиняной кадушкой между лопаток. И не смог устоять перед потрясенным взглядом серых глаз.
Их роман развивался бурно. За внешне спокойным характером отличницы-тихони, скрывался бешеный темперамент. Впервые влюбившись, она дико ревновала Симахина не только к бывшим подружкам, но и к друзьям. Закатывала скандал, стоило ему опоздать на встречу хотя бы на десять минут, обижалась, замыкалась в оскорбленном молчании.
«Африканские страсти. Ромео и Джульетта отдыхают». - Так охарактеризовала Марина тот дурдом, что творился в голове у подруги.
«Перебесится». – Махнула рукой более прагматичная Алена.
На фоне всех этих переживаний, помноженных на приближающиеся экзамены, Наташина голова была забита чем угодно, только не друзьями. А между тем, Алена еще в марте пригласила весь класс отметить выпускной у себя на даче.
- Дом там маленький, - несколько смущенно предложила она. – Но можно взять с собой палатки и поставить их на участке. Отпразднуем вступление во взрослую жизнь.
Идею восприняли с горячим энтузиазмом. Планировали купить вина, устроить танцы, искупаться ночью в озере. Из всего класса, наверное только одна Наташа ухитрилась забыть про предстоящую поездку.
- А как же Владик? – охнула она, когда Алена напрямую спросила подругу, собирается она ехать или нет.
- О, Господи! – Маринка закатила глаза и эмоционально покрутила пальцем у виска. – Фадеева, ты со своим Владиком уже, честное слово, совсем свихнулась!
- Погоди, Мариш. – Алена отмахнулась от возмущенной подруги и внимательно взглянула на расстроенную Наташу. – Наталь, я так понимаю, ты с Симахиным не хочешь даже на день расстаться, да?
Наташа залилась краской до корней волос.
- Ну так это же не проблема. – Спокойно продолжила Алена. – Бери его с собой и все дела.
Это все решило. Владик, не ломаясь, согласился ехать. Он вообще был легким на подъем, к тому же пропустить такой грандиозный кутеж, да еще и вместе с подружкой было бы верхом опрометчивости. Днем двадцать второго июня, отоспавшись после выпускного бала, весь класс радостно загрузился в электричку на Ленинградском вокзале. Ехали, во весь голос горланя песни, немилосердно терзая Симахинскую гитару. Пять километров от станции до деревни преодолели на одном дыхании. Хозяйка с подругами разместились в доме, остальные разбили палатки и разбрелись изучать окрестности.
Когда стало смеркаться, Алена, сплотив вокруг себя небольшую группку одноклассников, включавшую и Наташу с Владиком, предложила отправиться в лес.
- Сегодня ж ночь на Ивана Купалу, - объявила она. – Айда цветок папоротника искать! У нас здесь места непростые, старожилы говорят, много всего странного увидеть можно.
Предложение пришлась всем по душе. Правда, когда вошли в быстро темнеющий лес, полный шорохов и комариного писка, энтузиазм несколько поугас, но никто не спешил в этом признаваться, предпочитая храбриться и шутить.
Наташа шла молча. Еще в электричке ей не понравилось, как Владик весело перемигивался с Юлькой Зайцевой, своей бывшей подружкой. Насупившись, она наблюдала, как весело та хохочет над каждой его шуткой, как старается придвинуться поближе, как будто нечаянно коснуться руки. И что самое противное, Владик, казалось, совершенно не возражал. Обзывая себя мнительной дурой, Наташа изо всех сил старалась справиться с приступом ревности – раз Симахин сейчас идет рядом с ней, значит на Юльку ему глубоко наплевать, ведь так? Он же не может при всех попросить ее отвязаться, он вежливый, деликатный. Не хочет задеть ее чувства. Но потом вдруг совершенно некстати вспомнилось, как Владик подал Юльке руку, когда эта корова вылезала из электрички, и настроение испортилось окончательно.
- Ты чего такая кислая? – даже не подозревая о бушевавшей в душе у подруги буре, Владик весело пихнул ее в бок.
- Нормальная я. – Неубедительно соврала Наташа.
- Да ладно! Нормальная она…Нос вон ниже пупка отвесила. Скоро им за ветки задевать будешь.
- Чем тебе мой нос не нравится? – мгновенно ощетинилась девушка.
- Да всем он мне нравится, - нарочито испуганно замахал руками Владик. – Мне только не нравится, что его хозяйка опять надулась, как мышь на крупу.
- Ах, значит «опять»?! – прошипела Наташа, еще больше злясь от того, что в душе осознавала: он прав, она опять собирается закатить истерику. Но вместо того, чтобы остановиться, зло продолжила. – Не нравится, можешь чесать к своей Зайчихе облезлой. Она-то уж тебя развеселит.
- Наташ, да что ты, ей-Богу! – Владик остановился и раздраженно уставился на пылающую гневом девушку. – Тебе не надоело, а? Мне теперь как собачке привязанным возле твоей ноги сидеть и не сметь разговаривать ни с кем, кроме тебя?
- Ребят, ау! Где вы там? – донесся до них веселый Аленин голос.
- Уже идем! – отозвалась Наташа, но неожиданно для себя услышала:
- Нет, это ты иди. Надоели мне твои сцены. Думал, хоть здесь ты нормальная будешь, так нет, даже сейчас умудряешься все настроение испоганить.
Симахин резко развернулся и зашагал в обратную сторону, яростно отбрасывая ногой затрещавший валежник.
- Влад, подожди! Владик! Ну Влад!
Позабыв обо всем, Наташа бросилась вслед уходящему Симахину. Напуганная его непритворной злостью, она не слышала ни криков звавшей ее Алены, ни присоединившихся к ней голосов одноклассников. Помирились они лишь у самой деревни, и потом еще несколько часов бродили по округе, не спеша присоединиться к общему веселью.
Пропавших ребят хватились только утром. Никому и в голову не пришло связать их исчезновение с Аленой: почти все видели, как она возвращается вместе с ними из леса. Да и потом многие припоминали, что видели кого-то из ребят то в доме, то на участке, среди веселящейся толпы. Бледная, расстроенная Алена говорила впоследствии, что одноклассники собирались на озеро встречать рассвет. Может, они заблудились в лесу?
На поиски пропавших детей были отправлены спасательные отряды. Милиция с собаками прочесывали лес, пытаясь найти следы школьников. Кто-то наткнулся на сломанную женскую заколку. Она была втоптана в землю в двухстах метрах от болота. У кромки трясины все следы обрывались.
Безутешные родители еще долго пытались добиться от местных властей, каким образом сразу пять человек могли утонуть?! Почему не помогли друг другу, ведь не может же быть, что все пятеро одновременно рухнули в топь! Но никто не собирался искать ответы. Дело было закрыто.
***
- Спасибо за откровенность. – Холодно произнес Сергей после того, как в трубке наступила тишина. – А теперь могу я поинтересоваться, почему нельзя было сразу нам это рассказать?
Наталья Владиславовна слегка замялась.
- Понимаешь, через некоторое время после того несчастного случая поползли неприятные слухи. Ты же знаешь, всегда найдутся те, кто будет рад очернить хорошего человека. Они говорили, что не просто так исчезли именно те, кто так насолил Алене в детстве. Что, возможно, она знает больше, чем кажется на первый взгляд. Алена очень переживала из-за подобных сплетен. Плакала, ночами не спала. Конечно тем, кто близко ее знал, даже в голову не могла прийти подобная чушь! Чтобы Алена как-то способствовала чьей-то смерти, это же полный бред! Пойми, я умолчала об этой истории только потому, что не хотела, чтобы трепали Аленино имя. Марина была со мной полностью согласна. Понятия не имею, как вы вышли на этот случай, и какое отношение он имеет к гибели Светланы, но я очень прошу вас не делать поспешных выводов.
- Поспешных выводов? – Недоверчиво переспросил Сергей и неожиданно взорвался. – Господи Боже, мама! Какая на хрен поспешность?! Мы уже несколько недель тыкаемся, как слепые котята, пытаемся осмыслить то, что в принципе осмыслению не подлежит! Просит она!.. Да если хочешь знать, твоя ненаглядная Алена ненавидела вас всех лютой ненавистью. И тебя, кстати, больше всех! А ты еще заботишься о том, чтобы мы не трепали ее имя. Черт возьми, как можно быть такой наивной? Она лгала тебе всю жизнь, понимаешь? Всю жизнь!!! Мы нашли ее дневник, там черным по белому написано, что она хотела чтоб вы все сдохли! Чудо, что ты вообще осталась жива!
- Этого не может быть. – В голосе Наталья Владиславовны прорезались знакомые мне упрямые нотки. Мать с сыном были похожи не только внешне. – Ты несешь чушь, Сережа. Алена была очень доброй, она не могла…
- Да ну конечно, она не могла.
Он устало сжал виски и опустился на диван. А мне неожиданно вспомнилась фраза из Алениного дневника – «она до сих пор мучается комплексом вины из-за того, как вела себя тогда…Мне порой кажется, что даже если она застанет меня с ножом в руках над хладным трупом какого-нибудь бедолаги, все равно с пеной у рта будет доказывать всему миру, какая я, Алена Лисина, замечательная».
Поверить в правду для Натальи Владиславовны означало перечеркнуть все годы доверия и дружбы, она просто физически не могла этого сделать. Хотя с другой стороны… Не могла или не хотела? Вот, что странно – про найденный дневник она не спросила ни слова, в то время как любой другой на ее месте начал бы выпытывать подробности. Неужели все-таки о чем-то догадывалась? Догадывалась, но предпочитала молчать, покрывая подругу?
- Наталья Владиславовна, - я сжала Сергею руку, прося помолчать. – Что Вы имели в виду, говоря, что это место не для вашего сына? Вы знаете что-то еще? Может быть, видели? Слышали?
По потрясенному молчанию я поняла, что попала в точку.
- Мама? – Не выдержал Сергей, снова начиная закипать.
- Ну хорошо, я скажу. – Почти физически чувствовалось, как она заставляет себя говорить. – Только имейте в виду, скорее всего это полный бред и ничего не значит! Был момент, когда мне показалось, что Алена ведет себя странно. Я уже упоминала, мы с Владом после той ссоры довольно долго гуляли. А когда вернулись, Алена была уже дома. Накинулась на меня с обвинениями, что я бросила ее, не пошла с ребятами. Она так кричала… это было совершенно на нее не похоже – Алена вообще никогда не повышала голоса. А потом вдруг замолчала, и у нее стал такой странный вид, как будто прислушивалась к чему-то. К какому-то внутреннему голосу у себя в голове. А после ее как подменили. Мило улыбнулась, извинилась. И сказала странную фразу – я на нее тогда совершенно не обратила внимания, а перед вашим отъездом вдруг вспомнила.
Наталья Владиславовна замолчала, колеблясь. В тишине было слышно, как тикают часы на руке Сергея.
- Что сказала Алена? – нарушила я тягостное молчание.
- «Грехи отцов падают на детей. У меня еще будет шанс».
***
Антошка медленно брела по высохшей, потрескавшейся дороге. Носки разбитых сандаликов с каждым новым шагом загребали и подбрасывали вверх пригоршню пыли. Маленькие серые вихри взлетали в воздух и медленно оседали обратно, кружась в дрожащем, тягучем как патока воздухе. На носу девочки блестели бисеринки пота. Белое, раскаленное солнце немилосердно пекло непокрытую голову, но почему-то Антошка даже не пыталась ускорить шаг.
Из дома она вырвалась с трудом. После того, что случилось накануне, Надежда не хотела выпускать детей из виду, боясь повторения кошмара. Нюрка до сих пор лежала в постели. Ночью у нее поднялась температура, она металась в кровати, жалобно звала мать, плакала. Свернувшись калачиком не неудобной раскладушке в комнате брата, Антошка слушала доносящиеся снизу всхлипы. Внутри поселилось противное сосущее чувство, какое бывает, если быстро катиться с высокой горки. Несколько раз девочка порывалась пойти вниз и во всем сознаться, но каждый раз в самый последний момент ее что-то останавливало. Казалось, где-то глубоко в голове она слышит тихий шепот Елены, приказывающий молчать.
В какой-то момент угрызения совести стали настолько невыносимыми, что Антошка была готова рассказать о своем поступке кому угодно, лишь бы выслушали. В окне дома напротив она увидела лицо тети Яны, и уже была готова вылезти к ней и повиниться, как голову пронзила невыносимая боль. Словно горячий обруч, она стиснула виски, тысячами острых зубов впилась в затылок.
«Не смей!» - явственно услышала Антошка голос подруги. – «Даже и не думай!».
Практически ослепнув, девочка сползла с подоконника и, шатаясь, добрела до раскладушки. Лишь после того, как она снова вытянулась на неудобном ложе и укрылась с головой одеялом, боль начала стихать.
Завтракали в тягостном молчании. Стараясь не глядеть в расстроенное лицо матери, Антошка с усилием впихнула в себя несколько ложек подгоревшей каши и собралась было вернуться в комнату, как внутри снова раздался едва слышный шепот.
«Я тебя жду. Приходи».
Легко сказать – приходи. Надежда даже слышать ничего не хотела о том, чтобы отпустить дочь за ворота. Откровенно говоря, Антошке и самой не очень-то хотелось куда-то идти, рядом с мамой сосущая пустота внутри немного затягивалась, становилось легче. Да и чувствовала она себя неважно: лихорадило, противно ныл затылок. Но обидеть подругу? Нет, ни за что! Елена же не виновата, что все так получилось. Она всего лишь хотела помочь и не заставляла Антошку создавать эту дурацкую летучую мышь! За что теперь той страдать? Они же подружки, она не может бросить Елену, когда та ее ждет.
Улучив минутку, Антошка нырнула под забор и побежала в сторону леса.
Через несколько сот метров ее порыв угас. Ноги сами собой перешли на легкую рысцу, а потом и вовсе на медленный шаг. То ли от жары, то ли после бессонной ночи по телу растеклась липкая, холодная слабость. Кружилась голова, к горлу подкатывал противный комок. Едва передвигая ноги, Антошка плелась по дороге.
Елена встретила ее на своем обычном месте. В отличие от больше похожей на тень подруги, она, напротив, выглядела веселой и жизнерадостной. На щеках цвел яркий румянец, пухлые губы алели, словно спелые ягоды.
- Ну наконец-то! – вместо приветствия воскликнула она. – Что так долго?
- Что-то как-то мне не очень… - прошептала в ответ девочка.
Сильный приступ головокружения заставил ее ухватиться за сосну. Прикрыв глаза, она ждала, пока небо и земля перестанут меняться местами. В ушах звенел странный, монотонный гул, похожий на звук высоко летящего самолета.
Приступ закончился так же внезапно, как и начался. Антошка медленно отпустила дерево. На ладони осталась капелька янтарной, пахучей смолы.
- Эй, ну-ка не раскисай! Ты мне еще пригодишься. – Весело пошутила Елена.
Антошка выдавила ответную улыбку. Она была настолько слабой, что Елена внезапно посерьезнела и, нахмурившись, оглядела подругу с головы до ног.
- Слушай, ты и впрямь едва на ногах держишься! Так дело не пойдет. Давай-ка садись и дыши медленно и глубоко.
Девочка послушно опустилась на мягкий хвойный ковер.
- Так мне и надо. – В паузах между глубокими вдохами проговорила она.
Елена удивленно вскинула брови.
- С чего бы это вдруг?
- Я вчера Нюрку чуть не до смерти напугала. Она так кричала, так плакала! Я плохая. Так мне и надо.
- Фу-ты ну-ты! – Елена громко и презрительно фыркнула. – Какая ерунда!
- Не ерунда. – Антошка упрямо качнула головой. На голубых глазах заблестели слезы. – Я не должна была так поступать. Она же моя сестра.
- Ну да. Сестра. Которая постоянно тебя обижает. Ябедничает маме. Не пускает гулять. Которую ты иначе как «Нюрка-зараза» про себя не зовешь. Ты все правильно сделала! – Убежденно и горячо проговорила Елена. – Такие, как она, должны получать по заслугам. Все должны получать по заслугам, запомни это!
Ничего не ответив, Антошка низко наклонила голову. На запястье капнула красная капелька. Еще одна. И еще. Поднеся руку к глазам, Антошка недоуменно уставилась на выпачканную ладонь.
- Что это?
Елена прикусила губу.
- Что, что… у тебя кровь из носа идет. Вот черт, надо же как рано!
- Что рано?
Антошка пыталась вытереть струящуюся из ноздрей кровь, но только еще больше размазывала ее по щекам и подбородку.
Елена не ответила. Глубоко задумавшись, она глядела прямо перед собой, напряженно о чем-то размышляя.
- Придется импровизировать. – Негромко пробормотала она. – Хотя, так, наверное, даже лучше, она бы все равно, скорее всего, не привела его.
- Елена! Лен, помоги мне!
Антошка копошилась на земле, в ужасе пытаясь зажать пальцами нос.
Елена как будто очнулась. Усадила подругу на мягкий мох, велела наклонить голову.
- Не пугайся, подобные носовые кровотечения не опасны.
- Откуда ты знаешь?
Перепуганной Антошке уже виделось, как соседи находят в лесу ее полностью обескровленный труп.
- Я много чего знаю. – Усмехнулась Елена. Немного помолчала и добавила. – Слушай, у меня к тебе предложение. Здесь недалеко есть одно интересное место, давай сходим туда?
- Зачем? – Прогундосила Антошка, продолжая зажимать ладошкой нос.
- Ну хотя бы затем, чтобы отстирать твою одежду. – Елена окинула подругу насмешливым взглядом.
Антошка опустила глаза вниз и горестно охнула. Все платье было измазано кровью. Темно-бордовые пятна расплывались, по старенькой материи словно экзотические цветы. «Дома убьют», - мрачно подумалось ей.
- Ну так что?
Елена нетерпеливо переступила с ноги на ногу.
- А что за место?
Даже несмотря на загубленное платье, идти совершенно не хотелось. Антошка подозревала, что стоит ей принять вертикальное положение, как снова закружится голова и ноги станут похожими на две вареные макаронины.
- Придем – увидишь.
- Это далеко?
- Нет, не очень. В своем роде это мой дом. Считай, что я приглашаю тебя в гости. Ты ведь хочешь посмотреть, где я живу?
- Ой! Хочу, хочу!
Это звучало так заманчиво, что, собравшись с силами, Антошка встала. На миг в глаза снова плеснула чернота, но почти сразу исчезла, оставив за собой лишь зеленоватые разводы. На всякий случай девочка потрогала нос. Кровь больше не шла.
Елена широко улыбнулась и хлопнула в ладоши.
- Отлично! Готова? Пойдем.
***
Забравшись с ногами на диван, я смотрела как Сергей нервно расхаживает по комнате. Пять шагов до окна. Разворот. Обратно к двери. Разворот. До бесконечности, словно пойманный в клетку зверь. Пытаясь избавиться от мельтешения в глазах, я поймала его за руку и усадила рядом. Но уже через секунду он снова вскочил. Взъерошил волосы, повернулся ко мне.
- Как она это провернула?
- Что именно?
- Как она их убила? А главное, как смогла остаться вне подозрений?
Протянув руку, он схватил со стола дневник, несколько мгновений смотрел на него, а потом брезгливо отбросил в сторону. Вытер ладонь о штаны, словно коснулся чего-то гадкого. Я готова была поклясться, что сделал он это неосознанно.
- Сложно сказать, Сереж. Хотя... Помнишь, она писала, что силой можно управлять? Вполне возможно, что, возвращаясь из леса, она просто создала визуальные образы этих несчастных ребят. Специально, чтобы одноклассники увидели ее вместе с ними. И потом, время от времени позволяла их лицам мелькнуть в толпе, чтобы остальные запомнили, что те веселились наравне со всеми. Это же идеальное алиби!
- Только к тому времени они были уже мертвы…
- Скорее всего, да. Твоей маме крупно повезло, что она оказалась такой ревнивой.
Сергей ощутимо вздрогнул. Видимо, эта мысль тоже приходила ему в голову.
- Слушай, ты знаешь, я теперь, кажется, начинаю понимать, почему среди жертв в основном женщины и дети. – Он остановился посередине комнаты и задумчиво потер лоб. – Похоже, что тут все дело в воображении. Вернее, в его отсутствии.
- В каком смысле?
- В таком, что наличие богатой фантазии в принципе больше присуще женщинам, чем мужчинам. Мужики мыслят более рационально…
- Примитивно…
- Прямолинейно. Женщины же вечно что-то выдумывают. А уж про детей я вообще молчу! Только в детстве мы можем вообразить, что колышущиеся ветки за окном на самом деле чьи-то скрюченные пальцы, а в мамином платяном шкафу прячется чудовище. Самое страшное, что в этом месте так оно и есть. Чудовища действительно рядом. И они настоящие.
Я задумалась. Да, это похоже на правду. И вопрос века заключался в том, как это остановить?! Скорей бы позвонил Стас. Уже почти четыре часа прошло. Может, хотя бы ему удастся докопаться до истины, пока не стало слишком поздно.
Вдалеке негромко, но угрожающе заворчало. Я выглянула в окно и застыла в изумлении. Предчувствие Стаса не обмануло: к лесу медленно подползала туча. Тяжелая, вспухающая клубящейся чернотой, она задевала раздутым брюхом верхушки сосен, неторопливо двигаясь в нашу сторону.
Все вокруг замерло. Ни дуновения ветра, ни шороха листвы. Смолк неутомимый щебет птиц, притихли в траве трескучие кузнечики. Лишь быстрые ласточки черными росчерками разрывали густой, наэлектризованный воздух, проносясь над самой землей.
Сережин мобильник разразился резкой трелью звонка. Стряхнув с себя оцепенение, тот подошел к столу и взял телефон.
- Алло!
Даже с другого конца комнаты я услышала громкий треск помех. Сергей поморщился, отодвинул трубку от уха. Треск прекратился и прорезался голос Стаса.
- …носом.
- Что? Я не расслышал, повтори!
- Говорю, что мы полные дебилы! Решение все это время было у нас под самым носом!
Хлопнула калитка. И тут же налетел ветер. Его резкий порыв пригнул к земле яблони. Вытянулись, затрепетали широкие листья. С грохотом покатилось по траве пустое ведро. По-старушечьи ссутулившись, через сад к нам бежала Надежда.
- Сейчас приду. – Одними губами проговорила я.
Сергей кивнул, продолжая внимательно слушать, периодически кривясь от вклинивавшегося в разговор треска.
На крыльце послышался быстрый топот. Я распахнула дверь как раз в тот момент, когда Надежда, задыхаясь, поднимала руку для того, чтобы постучать.
- Антошка не у вас?
Она кинула безумный взгляд мне за плечо, оглядывая кухню, будто надеялась обнаружить дочь сидящей за столом.
- Нет.
- О, Господи!
Застонав, женщина без сил опустилась на ступеньки.
- Надежда! Надя! – Я коснулась ее плеча. – Что случилось?
- Антошка пропала. – Голос звучал глухо из-за еле сдерживаемых рыданий. – Паршивка несчастная! Я ей запретила выходить из дома, но она сбежала. Еще утром. Я не сильно волновалась, думала, набегается и вернется. Для нее же нет страшнее наказания, чем сидеть под замком. Но ее нет уже шесть часов! Я была у всех ее приятелей, никто ее не видел. Господи, я так надеялась, что она у вас!
Не выдержав, она расплакалась.
- Яна, что мне делать? Что если с ней то же самое, что и с Нюрой? Я чувствую, что-то случилось, что-то плохое!
Снова налетел ветер. Засвистел, дохнул влагой. Маленькими смерчами пронесся по саду, поднимая в воздух мелкий сор. Ледяными мурашками пробежал по спине.
- А Вы точно у всех ее друзей были? – Мне приходилось повышать голос, чтобы перекричать поднявшийся шум. Туча перевалила за кромку леса и неумолимо ползла прямо на нас. Уже можно было видеть, как темно-фиолетовый край подсвечивают яркие вспышки молний. – У нее вроде недавно какая-то подружка появилась!
- Какая подружка? – Побледнев, Надежда вскинула глаза.
- Я не знаю. Только она к ней вчера от сестры бежала.
- Куда?! Куда бежала?
- Куда-то в сторону леса...
Теперь уже побледнела я.
Лес. Туда вели все ниточки. Катины друзья погибли в лесу. Именно там я слышала голоса. Там же обернулся реальностью кошмар Сергея. И Алена в своем дневнике писала, что ее способности многократно возрастали, стоило лишь ступить под сень деревьев.
Лес.
Алена.
Силой можно управлять.
Фантомы погибших одноклассников.
Антошка.
Летучая мышь.
- Боже мой! – прошептала я, цепляясь за перила.
Ноги внезапно стали ватными.
- Ты что-то знаешь? Яна! Где моя девочка?
Надежда теребила меня, трясла за плечи. Отступив на шаг, я взглянула в полные ужаса глаза.
- В лесу.
***
Катя откинулась на жесткую спинку стула и устало потерла слезящиеся глаза. Она всегда ненавидела работать в архивах. То ли антисептик, которым здесь обрабатывали все поверхности, то ли какая-то особая архивная пыль моментально вызывали у нее аллергию. Закладывало нос, краснели и чесались глаза. В университете она привыкла всегда носить с собой пачку антигистаминных препаратов, ей частенько приходилось просиживать в «бумажном царстве» часы напролет, готовясь к занятиям. Таблетки не избавляли полностью от неприятных симптомов, но по крайней мере делали их терпимыми.
К сожалению, сегодня она ухитрилась напрочь забыть об этой неприятной особенности своего организма и теперь мучилась, борясь с нестерпимым жжением в глазах. Каждое прикосновение к воспаленным векам вызывало позыв тереть их до бесконечности, пока перед глазами не начнут вспыхивать разноцветные круги. Можно было бы, конечно, попросить съездить в аптеку Станислава, но, бросив в его сторону косой взгляд, Катя отказалась от этой затеи. За последние два часа тот едва произнес пару слов, сидел мрачный, уткнувшись носом в монитор, изучал высланную Тимофеевой информацию и на Катю не смотрел. Ну его, странный он какой-то. Лучше уж терпеть. Вздохнув, девушка вновь углубилась в открытые перед ней журналы.
Цель своих поисков она представляла довольно смутно. Яна сказала, что им необходимо выяснить, не проводила ли Германия в период с 1935 по 1947 годы какие-нибудь исследования или раскопки в районе Камнищ. Просила обратить особое внимание на все упоминания, связанные с «Аненербе» и Карлом Вилигутом.
Усилием воли вернув на место вновь потянувшуюся к глазам руку, Катя поморщилась. Пытаться найти подобную информацию все равно, что искать иголку в стоге сена. Даже если «Аненербе» и впрямь какая-то нелегкая занесла в забытую Богом русскую деревеньку, можно подумать немцы подавали официальный запрос Советскому Союзу, со всеми сопроводительными документами. Ага, нашли идиотов, так бы они и стали светиться! Сделали бы все по-тихому и свалили. Ни следов, ни бумаг, ничего.
Страницы переворачивались одна за одной. Неудобный стул скрипел как несмазанная телега, стоило лишь слегка сдвинуться с места. Противно ныло больное плечо. Черт, обезболивающие таблетки она, кажется тоже забыла.
В глазах рябило от бесконечных цифр, фамилий, дат. Численность населения…смертность…дата начала оккупации Калинина (Твери) германскими войсками…убито…умерло…взято в плен… Неожиданно Катя выпрямилась. Среди блеклых строк мелькнуло название «Камнищи».
Это был протокол допроса младшего сержанта Красикова С.Н., 1919-го года рождения, бывшего военнопленного. Родился…женился…так! Вот оно! Гражданин Красиков утверждает, что якобы в период с 19-го октября по 30 ноября 1941 года находился в плену немецко-фашистских захватчиков на секретной подземной базе, в нескольких километрах от деревни Камнищи. Он и еще несколько десятков военнопленных вначале помогали эту самую базу строить, а затем выступали в роли подопытных в проводимых немцами экспериментах. Согласно показаниям, суть их заключалась в попытках научиться возбуждать в людях беспричинный страх, сеять панику в рядах советских войск во время атаки. После того, как наша армия начала широкомасштабное наступление в этом районе, немцы законсервировали базу, в надежде вернуться туда снова. Некоторым пленным, Красикову С.Н. в том числе, удалось сбежать, когда перевозивший их эшелон разбомбили советские бомбардировщики.
Ниже стояла приписка, что допрашиваемый был обвинен в предательстве Родины и пособничестве немцам, и в 42-ом году расстрелян.
Стас быстро пробежал глазами отданные ему ветхие листы. На миг зажмурился, потер висок. Катя обратила внимание на странный, широкий шрам, скрывавшийся под волосами. Интересно, где это его так угораздило? Спросить она не решилась.
- Черт возьми, как просто! – между тем потрясенно прошептал он. – Подземная база. Ё-мое! Вот же мы идиоты! Иди сюда. Смотри!
Бесцеремонно подтолкнув Катю к компьютеру, он ткнул пальцем в экран, указывая на мерцающие строчки.
- Психотронное оружие? – приглядевшись, пробормотала девушка. – Хм, вполне возможно. Немцы же были повернуты на всем, что касалось нетрадиционных воздействий на человеческий организм. Не исключено, что они на самом деле пытались создать нечто подобное. Но почему именно Камнищи? И причем здесь Вилигут?
- А притом! – Стас в возбуждении хлопнул ладонью по столу. Резкий звук разнесся по практически безлюдному помещению, заставив пожилого седого архивиста вздрогнуть и неодобрительно покачать головой. Стас понизил голос. – Гляди, здесь написано, что еще в тридцать девятом году «Аненербе» занялся изучением воздействия сверхчастотных радиоволн на психику человека. Они хотели изобрести универсальное оружие, при помощи которого могли бы управлять толпой, вызывая у людей весь спектр эмоций – от ужаса до эйфории. С учетом их грандиозных планов по завоеванию всего мира, им бы это очень пригодилось. Вот, слушай.
Он нашел нужное место и начал читать.
- «Одним из самых дерзких проектов, разрабатываемых «Аненербе» перед Второй Мировой войной, был так называемый «Проект «Земля». В его основу было положено подробное изучение психофизиологического эффекта, иными словами, способности человеческого разума вызывать изменения в собственном организме на физиологическом уровне. Для специалистов «Аненербе» не было секретом, что разум намного сильнее материи. К примеру, наше тело способно реагировать мурашками на испытываемый нами страх. Немцы пошли дальше предположив, что организм может откликаться на воображаемые физические изменения куда более ярко. Если подопытный внушаем, либо находится в состоянии, когда разум максимально открыт (под воздействием алкоголя или наркотиков, обладает ярко выраженной фантазией), то при определенном направленном излучении сверхчастотных радиоволн, его тело может отвечать на воображаемые раздражители. С помощью разработанного специалистами «Аненербе» оборудования, СВЧ-волны действовали на мозжечковую миндалину – центр страха в мозгу. Тем самым у подопытных вызывались галлюцинации, кошмары, которые мозг был не способен отличить от реальных. И тело реагировало на них соответствующими физиологическими изменениями, вплоть до повреждений кожных покровов испытуемых и даже смерти.
Проблема заключалась лишь в одном – далеко не все подопытные откликались на воздействие, что нарушало главную задачу эксперимента – оружие должно быть массовым, уметь влиять на толпу самых разных типов людей. И тогда к эксперименту подключился Карл Мария Вилигут, великий оккультный «маэстро» Третьего Рейха. Проведя серию собственных опытов, он предположил, что воздействие может усиливаться в определенных точках земного шара, где многократно превышен геомагнитный фон. В таких местах, по мнению Вилигута, «ткань реальности» была измененной, истонченной. Способной особенно активно откликаться на нестандартное вмешательство.
Одним из факторов, по которым можно было отыскать подобные места – Вилигут называл их «окнами» - это повышенное количество ненормальных или, как сейчас принято говорить, аномальных явлений. Таких окон на планете не более десятка, но Вилигут был уверен: именно там отклик на излучение будет наиболее сильным. И если найти хотя бы одно из них, то оно откроет неведомые доселе возможности науки и разума, разобьет все аксиомы современной физики.
К сожалению, неизвестно, сумели ли немцы достичь своей цели. После войны очень многие записи были уничтожены, еще больше – утеряны. Несмотря на определенный научный интерес, повторять подобный эксперимент в современных условиях не рискнет ни один ученый».
Стас замолчал и взглянул на Катю.
- Обалдеть. – Прошептала та. От охватившего ее изумления, она забыла даже про зуд в глазах, перестав, наконец, непрестанно почесываться. – Ты думаешь, это именно то, что нам нужно?
- Да. Подходит идеально, как последний кусочек пазла. Даже объясняет, почему там ни у кого ни хрена не пашет телевизор. СВЧ-волны глушат телевизионный радиосигнал. Спасибо, хоть мобильники работают. Все, сдаем обратно эту макулатуру и выходим отсюда.
Послушно кивнув, Катя начала было неловко собирать разложенные бумаги, привычно стараясь не помять ни единого листочка, но Стас нетерпеливо отодвинул ее, сгреб все в огромную кучу и в таком виде отнес опешившему от подобной наглости архивисту. Через несколько минут они уже были на улице. На Катиной памяти это был первый случай, когда процедура «сдачи» прошла так быстро. Обычно каждый выданный документ тщательнейшим образом инспектировался на предмет возможных повреждений или – спаси Господь! – кражи, что занимало уйму времени.
- С тобой в ЦИАМ хорошо ходить. – Слегка задыхаясь, девушка пыталась поспеть за своим длинноногим спутником.
- ЦИАМ? – Стас немного сбавил шаг и придержал ее за локоть, помогая преодолеть крутые ступеньки хранилища.
- Центральный Исторический Архив Москвы. Студенты часто шутят, что войти туда значительно проще, чем выйти. Спасибо, дальше я сама.
Она осторожно высвободила руку и уверенно зашагала в сторону припаркованного автомобиля. Правда, спустя пару шагов споткнулась на ровном месте и едва не растянулась в пыли. В последний момент Стас поймал ее за пояс, каким-то чудом ухитрившись не потревожить больное плечо.
- Да, Янка была права. – Неизвестно к чему пробормотал он и, спокойно улыбнувшись, спросил. – Может, все-таки позволишь тебе помочь?
Красная как рак Катя больше не возражала. Через минуту они оказались в машине, и Стас сразу же достал мобильный телефон.
- Алло! Серега! – Услышала девушка. – Это я. Слушай.
Но разговора не получилось. Из трубки раздавался громкий треск, перемежавшийся душераздирающим воем. Устав выкрикивать каждую фразу по несколько раз, Стас в итоге сдался и повесил трубку.
- Хрень какая-то! – Сердито рявкнул он, заводя мотор. – Я, похоже, про мобильники сглазил. У них там гроза. Слышимость вообще нулевая, понятия не имею, что он разобрал из того, что я говорил. Ладно, черт с ним. Давай ремень, я тебя пристегну. Приедем, поговорим нормально.
Главы 18-19
Антошка с трудом разлепила веки. По глазам тут же резануло светом – белым и бездушным. Он исходил от большой лампы в круглом металлическом абажуре, криво свисавшей с низкого потолка. Холодное сияние прерывисто мигало, сопровождаясь негромким потрескиванием, будто кто-то разрывал на куски плотную материю.
Девочка со стоном зажмурилась. Попыталась подняться, но сил хватило только на то, чтобы согнуть ноги в коленях. Адски болела голова. Казалось, что внутри непрерывно работает огромная дрель, неумолимо вгрызаясь все глубже и глубже в мозг. Очень хотелось пить. Совсем некстати вдруг вспомнились бутылки газировки, рядком выстроившиеся на полках в мамином магазине. Антошка сглотнула и снова приоткрыла глаза.
На этот раз, прежде чем навернувшиеся слезы превратили все вокруг в мутную пелену, она успела заметить, что сидит на полу в странной, длинной комнате. Вдоль неровных, бугристых стен тянулись связки толстенных проводов. Густой слой пыли под ногами пересекала одинокая цепочка следов, заканчивавшаяся у самых Антошкиных сандаликов. Возле противоположной стены раскорячилась громоздкая конструкция с кучей рычажков и огромных квадратных кнопок. Некоторые из них тускло светились.
Вдалеке гулко капала вода.
Память возвращалась медленно, как после долгой болезни. Год назад Антошка где-то подцепила противный грипп. Почти неделю пролежала пластом с температурой под сорок. Все вокруг тогда казалось тусклым, нереальным. Голоса – приглушенными, краски – выцветшими. Шорох простыней, напротив, был до ужаса громким, буквально сводил с ума. Выздоровев, девочка вспоминала эту неделю как глубокий омут, где в алом тумане горячечного жара плавали обрывки разговоров и расплывчатые лица родных.
Что-то похожее испытывала она и сейчас. Смутно вспоминалось, как брела через лес, цепляясь за ветки. Каждый шаг давался с трудом, ноги вязли в податливом мхе, словно в зыбучем песке. Елена шла рядом, время от времени подбадривая совершенно расклеившуюся девочку. А затем, остановившись возле ничем не примечательного дерева, неожиданно топнула ногой и обрадовано воскликнула – «пришли!». После этого все терялось в забытьи. Как она оказалась в этом пустом сыром месте, Антошка, убей Бог, вспомнить не могла.
- Ну как ты?
Высокий, холодный голос породил зыбкое эхо. Девочка вздрогнула и растерянно заозиралась. Елена сидела в углу напротив, прямо на полу, скрестив по-турецки ноги и внимательно разглядывая Антошку. Лицо скрывалось в тени, которую отбрасывал подмаргивающий лампочками аппарат.
- Голова болит. – Слабо прошептала та. - Где мы?
Последнее слово неожиданно утонуло в сухом, выворачивающем внутренности кашле.
От противоположной стены донесся негромкий смешок.
- Я же говорила, у меня дома.
- Ты здесь живешь?!
Антошка оторопело обвела глазами комнату.
- А что, непохоже?
Казалось, Елена открыто насмехается. Антошке вдруг почудилось, что в глазах подруги блеснули две красные искры. Как у дикого зверя, затаившегося перед прыжком в темноте.
Внутри заклубился страх. Липкий, противный, он протянул длинные щупальца, оплетая рассудок, словно гигантский осьминог. Сердце затрепыхалось пойманной в силок птицей. Где она? Что это за место?! Почему Елена так странно смотрит?
Антошка подалась назад, в неосознанной попытке укрыться.
- Я боюсь! Мне страшно! Я к маме хочу!!!
Зазвеневшие в голосе слезы эхом отразились от стен и скатились вниз, проложив по щекам блестящие дорожки. Задыхаясь, девочка затравленно крутила головой, чувствуя, как последние крупицы здравомыслия уступают место панике.
В углах комнаты заколыхались тени. Серыми фигурами заклубились вдоль стен, зашептались, застонали, вытягивая вперед призрачные руки. Комнату наполнили тихие голоса.
У Антошки от ужаса застучали зубы.
- Эй! Эй!!! Ну-ка не отвлекайся!
Звонкий голос Елены разогнал морок. Фигуры дрогнули и растаяли. Стих льдистый шелест шепота.
Трясясь, как осиновый лист, девочка вжалась спиной в стену.
- Ч-что это было?
- Ничего особенного. – Елена задумчиво склонила голову набок и смерила взглядом съежившуюся в маленький комочек Антошку. – Не более, чем твоя фантазия. Но все-таки я очень прошу, держи себя в руках. Еще не хватало сорваться, когда осталось совсем чуть-чуть… Ничего здесь страшного нет, поверь мне. Я ведь, кстати, не соврала. Я на самом деле здесь живу. Ну или какая-то часть меня, если быть точной.
Елена любовно оглядела низкий потолок, мигающую лампу, покрытый пылью пол. Повернулась к Антошке.
- Я нашла это место много лет назад. Впрочем, нет. Было бы несправедливо приписывать себе всю заслугу целиком. Меня вели. Как маленького ребенка за руку, направляя, подсказывая. Надеясь, что я смогу услышать. И я услышала. А в награду получила то, о чем и мечтать не могла – власть. Власть огромную, практически неограниченную. Знаешь, ведь неважно, в каком веке ты живешь. Сегодня или миллион лет назад, страх – вот основная сила, движущая людьми. Всеми, без исключения. Богатыми и бедными, счастливыми и несчастными. Обычный, банальный страх. И не имеет значения, чего ты боишься – темноты, одиночества или кровожадного упыря с когтями в полметра. Если ты умеешь управлять чужим страхом, ты держишь человеческую душу в своих руках.
Замолчав, Елена перевела взгляд на потрясенно притихшую Антошку.
- Что-то я увлеклась. Ты не переживай, подружка. Все скоро закончится. Мне просто нужно будет, чтобы ты для меня кое-что сделала. Одно маленькое дело. Сама я, к сожалению, не справлюсь.
- А потом я смогу пойти домой? – Слабый голос девочки был подобен шелесту листьев. Но даже неискушенный человек заметил бы затеплившуюся в нем надежду – что угодно, лишь бы поскорее оказаться дома, в теплом кольце маминых рук.
Елена широко улыбнулась.
- Конечно. По крайней мере, я не стану тебя останавливать.
Слова прозвучали уверенно и убедительно. Пожалуй, даже слишком убедительно. Только Антошка была еще слишком мала, чтобы различить или почувствовать фальшь. Удовольствовавшись обещанием, девочка кивнула и устало свернулась калачиком на грязном полу. Скоро она поможет Елене и пойдет домой. К маме. Больше ей ничего и не надо.
***
Первые капли дождя упали на Камнищи в половине шестого вечера. Порывы ветра, к тому времени достигавшие уже двадцати пяти метров в секунду, разметали их в мелкую пыль, не способную даже намочить землю. Сгустились сумерки. Идущая с запада чернота неспешно и неумолимо обволакивала деревню, словно огромный кокон. То и дело тревожно поглядывая наверх, люди суетливо ловили и собирали под крышу разбросанный во дворах хлам, снимали с веревок белье, загоняли дико квохчущих кур.
В пять сорок огромная старая липа, краса и гордость деревни, неожиданно рухнула с ужасающим треском, едва не сравняв с землей магазинчик, где работала Надежда. Ветки повредили линии электропередач, оставив без света всю округу. Меньше чем через минуту упало еще одно дерево. Оно разнесло в щепки небольшую пристройку, которую сосед Захара оборудовал под «самогонную лабораторию». Пузатые бутылки, аккуратно расставленные вдоль стен, разлетелись на мелкие осколки. На сотню метров вокруг воздух наполнился стойким запахом сивухи. Сам сосед, выбежавший на грохот из дома, увидел нечто такое, что заставило его с воплем рвануть по улице, в один прыжок преодолев двухметровый забор. Ему почудилось, что между разломанных досок с шипением ползают толстые зеленые змеи, вроде тех, про которых по телику говорят, что один укус способен за десять секунд убить быка.
У каждой змеи было человеческое лицо.
Выскочивший на крыльцо Захар, онемев от изумления смотрел, как высоко подбрасывая колени, сосед несется в сторону леса, крича что-то тонким, визгливым голосом.
- Один допился, - удовлетворенно констатировала присоединившаяся к Захару жена, вытирая руки о грязный передник.
Без пятнадцати шесть туча, наконец, решила, что шутки кончились. Невыносимо яркая вспышка осветила деревню, на миг превратив ее в негатив черно-белой фотографии. Последовавший за ней раскат грома потряс Камнищи до самого основания. Разом взвыли все окрестные собаки. Старики в домах принялись испуганно креститься.
И хлынул дождь. Сплошной водопад воды низвергся с небес, как будто кто-то опрокинул гигантское ведро. Стоявшие под водостоками бочки наполнились за считанные минуты. Почва раскисла, не успевая впитывать такое количество влаги. Всю растительность на огородах прибило к земле. Помидоры поплыли вместе с завязями кабачков, огуречные плети кучей компоста повалились среди остатков парников.
А ветер продолжал усиливаться…
***
Стас вел машину со скоростью едва ли превышавшую пять километров в час. Видимость была нулевая. Дворники не справлялись с ливнем, автомобиль двигался практически вслепую. Когда впереди, наконец, показалась знакомая ограда, Стас облегченно выдохнул. Только сейчас он осознал, что до боли в пальцах сжимает руль, а рубашка на спине взмокла от напряжения. Твою мать, ну и потоп! Чудо, что они не свалились в кювет или не поцеловались с какой-нибудь не вовремя выскочившей под колеса сосной. Учитывая, что творится вокруг, это могло произойти очень даже легко.
Откинув со лба слипшиеся волосы, он дважды нажал на клаксон и повернулся к Кате.
- Приехали. Не вылезай пока, сейчас ребята откроют ворота, я постараюсь поближе к дому подрулить.
Девушка, промолчавшая всю дорогу, кивнула. Через струящийся по стеклу поток, она внимательно вглядывалась в невысокое крыльцо. Абсолютно пустое. Встречать их почему-то никто не спешил.
- Черт, заснули они там, что ли?
Стас нетерпеливо просигналил еще раз, на этот раз долго не отпуская руку. Звук гудка, приглушенный шумом дождя, разнесся по окрестностям.
Крыльцо оставалось пустым.
По машине забарабанили. Вздрогнув, Стас обернулся к своему окну и увидел соседского мальчишку, кажется, Яна называла его Митей. Набросив на голову болотного цвета плащ, пошатываясь от ветра, он знаками показывал Стасу открыть дверь. Тот потянул за ручку. Дверь хлопнула, вырываясь из рук. В салон тут же ворвался дождь.
- …передать!
Голос подростка утонул в раскате грома, расколовшего небо прямо над головой. Ойкнув, мальчик испуганно пригнулся. Очень вовремя. В нескольких сантиметрах над ним со свистом пронесся лист кровельного железа. Пролетел еще десяток шагов и упал, запутавшись в придорожном осиннике. Подрубленное молодое деревце рухнуло на дорогу, вздрогнув напоследок тонкими ветками. Глаза у Мити стали как две плошки.
- Залезай в машину!
Извернувшись, Стас открыл дверь пассажирского сидения и практически за шкирку втащил мальчишку в салон.
- Что случилось?
- Ваши друзья просили Вам передать записку. – Бледный как полотно Митя рылся в карманах. - Они ушли искать Антошку. Мама тоже хотела идти, но они убедили ее остаться с нами. Сказали, что сами справятся.
- Куда ушли? – неожиданно охрипшим голосом проговорил Стас.
Предчувствие, не дававшее покоя все утро, то самое предчувствие, которое он упорно отгонял, принимая за головную боль, вдруг нахлынуло мощным потоком, выстудив в жилах кровь. Ответ заставил его застонать.
- В лес. Вот.
Митя, наконец, извлек из кармана мокрую насквозь бумажку, покрытую размытыми, скачущими строками. Стас узнал Янину руку.
«Мы ушли искать Антошку. Сергей догадывается, где она может быть. Помнишь, мы с ним рассказывали про место, где я слышала голоса, а он видел наяву свой кошмар? Возможно, где-то рядом находится та самая база, про которую ты ему только что говорил по телефону. Скорее всего, девчонка там.
Стас, я знаю, если ты приедешь раньше, чем мы вернемся, то обязательно пойдешь за нами, и бесполезно просить тебя этого не делать. Я и не прошу. Возьми Рея, он покажет тебе дорогу. И запомни, силой можно управлять! Я вычитала это в дневнике Алены Лисиной, который нашла у нее дома. Прости, что не успела сказать раньше. В 1971-ом году Алена убила пятерых своих одноклассников. Она умела визуализировать чужие страхи, оживлять самые страшные кошмары. А теперь это умеет Антошка. Это она сотворила летучую мышь, которая так напугала ее сестру. И теперь она в лесу.
Все, мы должны бежать, пока не начался дождь. Пожалуйста, будь осторожен!!!»
Будь осторожен…
Стас медленно скомкал записку. Раскисшая бумага тут же надорвалась по сгибу и слиплась, превратившись в покрытый синими разводами шарик. Он укатился куда-то под сиденье, когда широкая ладонь с силой впечаталась в приборную панель.
Катя с Митей синхронно подпрыгнули.
- Идиоты!!!
От бешенства Стас не мог нормально говорить, из горла вырывался какой-то шипящий свист, до жути напоминавший змеиный.
- Придурки ненормальные! Ну ладно у одной детство еще в жопе играет, все тайны Мадридского двора разводит! Но этот…этот! «Нам нельзя разделяться, тем более ходить поодиночке в лес!» - его озлобленный голос скакнул на октаву вверх, став невероятно похожим на голос Яны. – Серега, о чем ты, мать твою, думал?! Сложно было полчаса подождать?!!!
Он снова шарахнул рукой по торпеде. Ярость на ребят за то, что ушли одни, наплевав на элементарные правила безопасности, злость на себя, что вовремя не понял, не почувствовал, затмили рассудок. Почему-то последняя фраза записки вызвала в нем наибольший гнев. Эта сладкая, мать их, парочка отправилась вдвоем туда, где шансы выжить без специального, гасящего сигнал оборудования, практически равны нулю! И при этом еще заботливо советуют ему быть осторожнее!
- Стас…
Катина ледяная рука осторожно коснулась его локтя. Он грубо стряхнул ее, не задумываясь над тем, что делает.
- Да чтоб вас всех!
Дернул ключ в замке зажигания и резко сдал назад. Через несколько минут Лендкрузер стоял во дворе у Надежды. Не обращая внимания на дождь, Стас выпрыгнул из машины, рывком открыл багажник и вытащил оттуда кусок брезента.
- Вылезай.
Накинув брезент на Катю, он помог ей выйти. Порыв ветра раздул ткань, словно парус. Девушка пошатнулась и вскрикнула от боли. Тогда недолго думая, Стас подхватил ее на руки, отнес к крыльцу и поставил на верхнюю ступеньку.
- Иди в дом вместе с мальчишкой. Там его мать и сестра. Сиди с ними и носа оттуда не показывай! Даже в другую комнату не выходи. Ясно?
Кате очень хотелось ответить что-то в духе «какое ты имеешь право мной распоряжаться?!», но вместо этого, неожиданно для самой себя, кивнула головой. Из глаз покатились непрошенные слезы. Лицо Стаса на мгновение разгладилось. Он быстро подошел к девушке и осторожно взял ее за руку.
- Извини, что так получилось. Не успела ты вылезти из одной передряги, как тут же влипла в другую. Иди в дом. Оставайся с Надеждой и детьми, уверен, с ними ты будешь в безопасности.
- А ты? – Катя с трудом разлепила дрожащие губы.
Стас улыбнулся и девушка почувствовала, как от его ладони по телу распространяется теплая волна спокойствия и уверенности.
- Со мной все будет хорошо.
Развернувшись, он сбежал по ступенькам и направился к калитке. Через короткое время высокая фигура, пригибаясь от ветра, показалась у крыльца дома напротив. Хлопнула дверь. Зажегся свет.
Внутри Стас провел не больше минуты. Кутаясь в брезент, Катя смотрела, как на ступеньки выскочила огромная, остроухая овчарка, жалобно заскулила, когда небо снова расколола косая молния. Испуганно припала на брюхо, но тем не менее послушно последовала за Стасом, когда тот, засовывая за пояс что-то продолговатое, спустился вниз. Спустя несколько мгновений и человек, и собака исчезли в пелене дождя.
***
Антошке снился сон. Как и большинство снов он был путанным и очень странным. Образы чужих, незнакомых людей, сменяли друг друга, будто в калейдоскопе. Вот высокая, полная девушка склонилась над тетрадкой и что-то старательно пишет, прикусив губу. Толстые стекла очков поблескивают в лучах яркого солнца. Девушка кажется Антошке смутно знакомой, особенно ее волосы – они выбились из прически и торчат в разные стороны, как вороньи перья, но прежде чем она улавливает в незнакомке сходство со своей новой подругой, девушка исчезает, тает вдалеке. Теперь Антошке чудится, что она плывет в узкой, маленькой лодке. Волны мерно раскачивают ее, тихо плещутся о борт. Над головой – темное звездное небо. Такое бывает в конце августа, когда воздух прозрачен, словно родниковая вода. Звезды шепчутся между собой, смеются тихим, холодным смехом, похожим на острые льдинки. Антошка прислушивается и слышит, о чем они говорят.
- Как ты могла, мама? Ведь это твоих рук дело, да? Я нашла твой дневник, там все написано! Зачем? Зачем ты это сделала?! Как по-твоему мне жить дальше, зная, что моя родная мать – убийца?!
- Света, прекрати истерить! За все в этой жизни надо платить, ты прекрасно это знаешь. Они получили по заслугам, не более того.
- Господи Боже, ты даже не отпираешься!
- А ты бы мне поверила?
- Нет. Я вообще теперь никому не верю. Как можно кому-то доверять, если даже ты лгала мне четырнадцать лет!
- Не драматизируй, дочь. Не стоит делать из-за такой ерунды вселенскую трагедию Через месяц ты смиришься, через полгода начнешь забывать. Я уверена. Все это и выеденного яйца не стоит, понимаешь?
- Я не знаю. Я ничего уже не знаю. Я…
Голоса затихают, теряются в чистом перезвоне звезд-льдинок. Теперь над головой проплывают лица. Детские и взрослые, мужские и женские, они смотрят на Антошку печально и понимающе. Девочка хочет спросить их, почему, но говорить отчего-то невыносимо сложно, как будто рот намертво заклеили скотчем.
Череда лиц постепенно становится прозрачной и Антошку окутывает чернота. И в этой черноте перед глазами начинает светиться странный символ – меч, обвитый чем-то вроде полосатой ленточки.
«Сама ты ленточка! – слышит Антошка тихий смешок дяди Сережи. – Это Одал, древнегерманская руна, означающая мудрость прошлых поколений. Наследие предков, если хочешь».
Девочка глубоко, обрадовано вздыхает. Какая разница, лента это или руна! Раз дядя Сережа здесь, все будет хорошо. Он заберет ее и отведет к маме. Но увитый руной меч внезапно сменяется лицом Елены. Она насмешливо глядит на Антошку, поблескивая красными точками зрачков.
«Пора. Вставай. Время пришло».
И все вокруг накрывает тьма.
***
- Глазам своим не верю!
Я недоверчиво уставилась под ноги. Впереди, всего в паре шагов, возвышалась огромная, в несколько обхватов ель. Увенчанная россыпью шишек макушка угрожающе раскачивалась под мощными порывами ветра. Раздававшийся при этом треск тактично намекал, что амплитуда колебаний явно приближалась к критической.
Не желая так просто сдаваться, ель цеплялась за землю толстыми корнями, тянувшимися на несколько десятков метров вокруг. Серые, узловатые, они выступали из земли, переплетаясь между собой, словно гигантский клубок змей. Как раз в одном из таких клубков и зияла аккуратно вырезанная квадратная ниша. Дверь, ведущая вниз.
Как зачарованная, я поддела носком кроссовки тяжелую створку. Она захлопнулась с громким металлическим лязгом, идеально вписавшись в окружающий ландшафт. Если бы я собственными глазами не видела входа, ни за что бы не поверила, что он здесь.
- Повезло, да? – Прочел мои мысли Сергей. – Мы могли бы месяцами кружить на этом пятачке и не знать, что дверь под самым носом.
Наклонившись, он пробежал пальцами по шероховатой поверхности корня. Нащупал едва заметную выемку, потянул и распахнул люк.
Да уж, повезло. Если бы Антошка оставила его закрытым… Но как, во имя всего святого, она сама сумела его найти?!
- Вот отыщем ее и спросим. – Сергей отступил на шаг и начал рыться в карманах. Извлек небольшой фонарик. – Так, посмотрим, что тут у нас.
Яркий белый луч скользнул по краям люка и устремился вниз, в плотную, почти осязаемую черноту.
- Гляди, лестница!
Я указала на узкие металлические планки, начинавшиеся в полуметре от поверхности. Определить, насколько глубоко они уходили под землю, было невозможно. Свет фонаря тонул во мраке, освещая лишь малую часть бетонного кольца.
В лицо пахнуло затхлым воздухом колодца. Бездонного и страшного.
Я почувствовала, как покрываются гусиной кожей руки.
Сергей выключил фонарик и повернулся ко мне. Губы плотно сжаты, в глазах застыло странное угрюмое выражение.
- Янка… Я хочу, чтобы ты пообещала мне одну вещь.
- Какую именно? – Осторожно поинтересовалась я.
- То, что там, под землей, оно очень опасно. Обещай, если что-то случится…что-то плохое…ты не станешь геройствовать. Ты просто развернешься и дашь деру. Со всей скоростью, на которую способна. И неважно, смогу я последовать за тобой или нет.
- Размечтался. – Буркнула я, усаживаясь на корточки возле люка и примериваясь, как бы поудобнее поставить ногу. – Даже не трать время на этот разговор, Сереж. Просто ответь, ты бы меня бросил?
Он вздрогнул.
- Никогда! Не сравнивай!
- Почему? Считаешь, что я тебя люблю меньше, чем ты меня? Я тебя тоже не оставлю. Никогда. Все, хватит патетики. Посвети, пожалуйста. Я ни черта не вижу.
Какое-то время он стоял, покусывая губы, вероятно раздумывая, не стоит ли привязать меня к ели и спокойно продолжить путь одному. Но затем обреченно махнул рукой, шагнул вперед и мягко отстранил меня от люка.
- Отойди, чучело упрямое! Лучше я первый слезу. Хоть поймаю тебя, если сорвешься.
Я послушно отошла в сторону.
Первые несколько ступенек дались мне с огромным трудом. Врезанные в бетон планки были узкими и неимоверно скользкими. Я цеплялась за них кончиками пальцев и гадала, успеет ли Сергей подхватить меня, если прямо сейчас я шлепнусь ему на голову. Воображение мигом нарисовало картину, как срываясь, я с визгом лечу вниз, кувыркаясь в воздухе, и припечатываю любимого к земле на манер попавшей под каток лягушки. Видение было настолько ярким, что я не сумела удержаться от нервного смешка.
К счастью, чуть ниже обнаружились перила. Тонкие железные поручни были хлипкими и неудобными, но все же с ними дело пошло на лад. Осторожно переступая, я продвигалась туда, где маленьким светлячком мерцал фонарик Сергея.
У самого дна меня подхватили сильные руки и поставили на землю. Вздохнув с облегчением, я задрала голову. Высоко наверху тускло поблескивал серый квадратик света.
- Честно говоря, с трудом представляю, как мы будем подниматься обратно. – Я еще раз смерила глазами расстояние до выхода.
Метров десять, не меньше.
- До «обратно» надо еще дожить. – Оптимистично утешил меня Сергей.
Медленно он обвел фонариком вокруг. Мы находились в квадратной шахте, примерно шести метров в диаметре. На холодных стенах обосновался черный лишайник. Пол под ногами хрустел от мелких, острых камешков и осколков бетона.
Луч света скользнул влево и высветил очертания двери. Тяжелая – даже при столь скудном освещении я видела, что ее толщина составляет не меньше десяти сантиметров – обшитая металлическими листами, она была немного приоткрыта, словно гостеприимно приглашала войти внутрь.
Подняв глаза чуть выше, я вздрогнула. Прямо на меня смотрел загадочный герб, увиденный, дома у Стаса. Маленький, не больше спичечного коробка, полустершийся, но все равно хорошо различимый – старый, добрый увитый лентой меч.
- Сама ты ленточка! – помимо воли усмехнулся Сергей, когда я указала ему на рисунок. – Это Одал, древнегерманская руна, означающая мудрость прошлых поколений. Наследие предков, если хочешь. Символ «Аненербе».
- Да? А похоже на ленточку. – Смутилась я.
Как и в прошлый раз, при виде знака, по спине побежали мурашки. В голове дуновением холодного ветра раздался едва слышный шепоток. На лбу выступил противный, липкий пот. Я вытерла его ладонью и обессилено привалилась к стене.
Сергей встревожено обернулся, и я поспешила нацепить на лицо маску деланного безразличия.
- Все в порядке. Не беспокойся за меня.
Он посмотрел с сомнением, однако кивнул и осторожно потянул дверь. Она поддалась легко и совершенно бесшумно, открывая неширокий проход, за которым простирался длинный, извилистый коридор. Стараясь избавиться от неприятных ощущений и сосредоточиться на чем-нибудь другом, я вгляделась вдаль. Темнота не была кромешной. Мне показалось, что впереди едва теплится тусклый электрический проблеск.
С тихим возгласом Сергей наклонился и что-то поднял с пола. Протянул мне.
Это был носовой платок. Бледно-розовый, с веселыми оранжевыми утятами. Растянутые в широких улыбках клювы были заляпаны темными, липкими пятнами.
- Кровь. – Тускло констатировал Сергей.
- Подожди!
Я поймала его за край куртки как раз в тот момент, когда пригнувшись, он намеревался шагнуть вперед.
- Что?
Помимо воли мы оба говорили шепотом, словно звук наших голосов мог потревожить нечто, спящее здесь уже много десятков лет.
- Сереж, что-то не так. Я не знаю точно... У меня плохое чувство. Что здесь могла забыть Антошка? Почему пришла сюда? Мы что-то упускаем. Что-то очень важное.
Я сжала виски в отчаянной попытке свести воедино рассудок и интуицию. Внутри тихо, но настойчиво звенел предупредительный сигнал тревоги, разбуженный изображением старого символа.
Сергей мягко повернул меня к себе. Поднес к глазам испачканный кровью платок.
- На предчувствия нет времени, понимаешь? Надо торопиться. Пойдем.
Протянув руку, он сжал мои пальцы и шагнул за дверь.
Тьма сменилась тусклым, мерцающим светом, а я все никак не могла угадать размеры помещения, по которому мы шли. Длинный, низкий коридор то и дело ветвился, другие, проходы вливались в него, словно ручьи в широкую реку. Некоторые из них заканчивались наглухо закрытыми дверями. Другие - вели вглубь, извиваясь, словно змеиный след на песке. Ощутимо чувствовался приток свежего воздуха, и время от времени я замечала, как колышутся заросли паутины под потолком. Мне даже казалось, что я слышу приглушенный звук механизмов, которые гнали воздух под землю. В одном месте гул значительно усиливался. Низкое, дробное гудение доносилось откуда-то снизу и дрожало в воздухе, как будто в глубине трудились над ульем миллионы пчел. Вскоре к этому звуку присоединился шум воды.
Сергей остановился и прислушался.
- Подземная река. – Наконец, резюмировал он. – Ну надо же! Все гениальное просто. А я-то гадаю, каким образом здесь все продолжает функционировать?!
- Подземная река? – не понимающе переспросила я.
- Угу. Здесь же рядом озеро, вероятность наличия подземных рек многократно возрастает. Готов спорить, что создатели сего шедевра, - он обвел рукой темные от времени стены, - загнали ее в русло и соорудили нечто вроде небольшой электростанции. Ее энергии хватает на то, чтобы в отсутствие хозяев поддерживать минимальное жизнеобеспечение на базе – циркуляцию воздуха, освещение.
- А оборудование, про которое говорил Стас, она тоже питает?
Сергей на миг задумался, а затем покачал головой.
- Вряд ли. Мощности бы не хватило. Скорее всего, где-то здесь установлены аккумуляторы, которые…
Внезапно лицо его осветилось пониманием.
- Янка, а ведь это мысль! Посмотри вокруг – везде чистота и порядок. Никаких следов спешки, все на своих местах. Это место явно покидали с тем, чтобы вскоре сюда вернуться. Тверь освободили от немцев в декабре сорок первого. Но никто из германского командования не верил тогда, что это надолго. Так, временное отступление. И раз так, зачем полностью отключать оборудование? Достаточно перевести его в режим ожидания! Оно не будет потреблять много энергии – хватит электростанции плюс капельки из аккумуляторов. А остаток будет скапливаться в них, как в обычной батарейке. И время от времени автоматически прогонять всю систему, проверяя ее на работоспособность.
- Наш цикл… - прошептала я.
- Именно. Помнишь, вначале перерыв между убийствами был десять лет? А затем стал сокращаться. Оборудование старело, изнашивалось. Возможно, какой-то технический сбой все чаще и чаще активировал систему, ища неполадки. Теоретически это, похоже на правду. Хотя практически... Черт его знает, может, я ошибаюсь и дело совершенно в другом.
- Мне кажется, это уже неважно. – Я огляделась вокруг. – Сейчас главное – найти Антошку. А потом мы придумаем, что делать дальше с этим гадюшником. Пойдем.
Я потянула его за рукав.
И снова извивающаяся лента коридоров, змеящиеся вдоль стен кабели, гудение машин… Пару раз воздух перед глазами начинал дрожать, словно от сильного зноя, а в ушах раздавался еле слышный гул. Усилием воли я отгоняла мираж, и он расплывался и лопался, словно мыльный пузырь. Сергей тоже периодически вздрагивал и тряс головой, как будто отмахивался от назойливого комара, противно звенящего над ухом. Я слышала, как он что-то тихо бормочет себе под нос, но не вмешивалась. Пока он справлялся сам.
Радовало лишь то, что мы абсолютно точно были уверены, что следуем по верному пути. В пыли, устилавшей пол, отчетливо виднелся след маленьких детских ног. Никуда не сворачивая, он вел нас вперед.
Все случилось неожиданно. Коридор резко вильнул влево и уперся в открытую настежь дверь. Сергей стиснул мою руку. В десяти шагах стояла Антошка. Бледная как смерть, она смотрела в сторону странным, расфокусированным взглядом. Синеватые губы медленно шевелились, точно она пыталась что-то сказать, но не хватало сил или голоса. Рука девочки лежала на широком круглом рычаге, выступающем из громадного аппарата, бешено мигавшего тусклыми огоньками.
- Антошка! – негромко окликнула я.
Она не отреагировала, мутный взгляд по-прежнему упирался куда-то в угол. Мне вдруг показалось, что там шевельнулось нечто. Как будто сгусток тьмы обрел форму и пытался подняться с пола. Ярко блеснули две красные точки, существо неторопливо шагнуло из тени на свет. Я почувствовала, как потрясенно выдохнул Сергей. Как медленно, слишком медленно он двинулся вперед, закрывая меня собой. Вспышкой озарения промелькнула мысль: «Этого не может быть!!!» А потом румяное, жизнерадостное лицо Алены Лисиной растянуло губы в приветственном оскале.
- Пора!
Антошка с видимым усилием налегла на рычаг. Он громко щелкнул, смещаясь вправо. Сергей застыл на половине шага. Лицо обмякло, утратило осмысленное выражение. Руки безвольно повисли вдоль тела. Пошатнувшись, он привалился к стене и медленно сполз на землю.
Рядом послышался странный захлебывающийся звук. Подняв голову, я встретилась с красными глазами пышущего здоровьем «призрака».
Алена смеялась.
Глава 19
Мне казалось, я теряю рассудок. Комната плыла перед глазами. Горячечным жаром пылало лицо. Через сузившееся до размеров игольного ушка горло в легкие практически не поступал кислород, и я судорожно хватала ртом воздух, точно выброшенная на берег рыба.
По роду своей деятельности за последние несколько лет мне не раз приходилось сталкиваться с тем, что принято называть «паранормальными явлениями». Большинство людей ни за что не поверило бы в то, что мне довелось видеть собственными глазами. Однако, до этих самых пор, встречи с призраками не значились в моем послужном списке. В жизни и без того хватало разнообразия. Представить, что по коридорам заброшенных домов время от времени маршируют светящиеся фигуры в белых одеждах, гремя цепями и стеная «о, горе!», было, мягко говоря, перебором. Даже для меня. И вот теперь, стоявшая передо мной маленькая фигурка, вдребезги разбивала все сложившееся представление о мировом порядке.
На ватных ногах я отступила назад. Спина коснулась шершавой стены. С трудом сознавая, что делаю, я опустилась на землю и нащупала руку Сергея. Его пальцы не ответили на мое пожатие, но уже от одного прикосновения к теплой коже стало немного легче. Как будто снова натянулась ниточка, связывающая меня с реальностью.
Глубоко вздохнув, я подняла глаза. Алена изучала меня с живейшим интересом, словно энтомолог, обнаруживший на чердаке собственного дома редкое насекомое. Рядом на полу сломанной куклой валялась Антошка. По сравнению с цветущим видом призрака, несчастная девочка значительно больше походила на выходца из могилы.
Проследив за моим взглядом, Алена произнесла:
- Ты, наверное, хочешь услышать, что с девчонкой все в порядке?
Высокий голос звучал холодно и равнодушно.
- Хотелось бы.
Я и сама не ожидала, что сумею что-нибудь произнести. Замороженное шоком горло категорически отказывалось не то, что говорить – дышать.
Алена коротко усмехнулась.
- К сожалению, порадовать мне тебя нечем. Вряд ли она доживет до ночи. Бедняжка так сильно хотела иметь настоящего друга, что, подпитывая мое существование, не задумываясь, щедро вкладывала туда всю свою энергию. Для себя ни капельки не оставила. Расплатой за это станет обширный инсульт. Здесь я ничего не могу изменить.
Подчеркнув голосом слово «здесь», она перевела взгляд в сторону Сергея. Вздрогнув, я крепче вцепилась в безжизненную руку.
- Он умрет гораздо раньше. – Круглое лицо исказила гримаса жестокого удовольствия, отчего оно сделалось похожим на злобного карлика из детских сказок. – Девчонка сыграла свою роль – поставила излучатель на полную мощность. Теперь твоему дружку никогда не выбраться из страны кошмаров. Будет чудо, если он продержится двадцать минут. Хотя, я бы на это не рассчитывала. Вид у него уж больно дохлый.
- Ах ты тварь!
От ее слов меня словно пружиной подбросило. Не ожидавшая такой прыти Алена непроизвольно отшатнулась и, воспользовавшись замешательством, я метнулась в угол. Господи, пожалуйста! Помоги мне отключить эту хреновину! Сергей очнется и вместе мы уж как-нибудь справимся с этой упырицей!
Мне не хватило каких-то долей секунды. До рычага, который повернула Антошка, оставалось не больше сантиметра, когда руку пронзила острая боль. Закричав, я отпрянула назад, прижимая к себе ладонь. Ее тыльную сторону пересекали три глубоких борозды – следы от когтей, словно я вдруг решила покормить голодного тигра. Кровь потоком лилась на пол.
Алена зашипела. Низкий, свистящий звук, вырвался из перекошенного злобой рта, напоминая шипение разъяренной кошки, увеличенное в тысячу раз. Неуловимым движением она скользнула вперед, схватила Сергея за футболку и рванула к себе. Окаменев от ужаса, я увидела, как скрюченные пальцы, увенчанные длинными, загнутыми когтями, уперлись ему в горло. Точно в том месте, где проходила сонная артерия.
- Ну что же ты встала? – оскалилась она. – Давай, поворачивай! И все закончится прямо сейчас. Ты ведь веришь, что я это сделаю? Веришь?!
Когти впились в кожу. Одна-единственная капелька крови проступила и медленно сползла вниз, исчезая за воротником.
В глазах потемнело.
- Отпусти его.
Прижимая к груди окровавленную ладонь, я шагнула в сторону. Еще шаг. И еще.
Убедившись, что я отошла на достаточное расстояние, Алена убрала руку. Брезгливо вытерла вновь ставшие нормальными пальцы о подол платья, подошла к приборам и небрежно облокотилась о стену.
Я бросилась к Сергею. Упала на колени, обхватила руками. Вгляделась в застывшее лицо. Оно было спокойным, лишь едва заметно хмурились брови, да на виске быстро билась тонкая синяя жилка.
- Сережа… - тихо позвала я.
Он не ответил. Даже не пошевелился.
У меня задрожали губы. Происходило то, чего я страшилась больше всего. Если с ним что-нибудь случится… Если хоть что-нибудь с ним случиться, как мне жить дальше? Ведь он – все, что у меня есть!
К глазам подступили слезы. Дрожащими пальцами я провела по теплой щеке.
- Послушай, – голос Алены звучал уже на удивление спокойно, словно ничего не случилось, – лично против тебя я ничего не имею. После того, как все закончится, ты сможешь уйти. Не переживай.
- Да пошла ты… - вырвалось у меня. Слова прозвучали хрипло и грубо, да и адрес посыла вряд ли вызвал бы аплодисменты среди дипломатов. – Мне еще сочувствия от гребаных призраков не хватало!
Аленины брови поползли вверх. Несколько секунд она в недоумении смотрела на меня, а затем громко расхохоталась. Высокий и звонкий, смех звучал невообразимо дико в этом мрачном подземном склепе. Так наверное смеялись бы крысы, танцуя по битому стеклу.
- Господи, ну до чего ж примитивно ты мыслишь! С чего ты взяла, что я призрак?
А вот это было неожиданно. Вздрогнув, я вскинула голову, изумленно уставившись в красные точки зрачков.
- А кто же?
Глупый вопрос. Еще более дурацкий оттого, что она все равно на него не ответит!
К моему удивлению, Алена решила по-другому. Наморщила нос и коротко бросила:
- Отпечаток.
- Чего-о?
- Отпечаток. Ну знаешь, как наступить ногой на мягкую землю. След глубокий получается. Его потом и водой залить может, и песком засыпать. А ямка все равно останется. Ветер подует, солнце воду высушит – глядь, вот она и снова появилась.
Я потрясла головой. Казалось, мой разум срывается с якоря. Какая к лешему ямка? Что она несет?!
- О, Господи! – Алена закатила глаза к потолку, явно поражаясь моей тупости. – Объясняю для особо одаренных: в этом месте ткань реальности очень эластичная, словно свежевскопанная земля. На ней любое воздействие, особенно эмоциональное, глубоко отпечатывается. Пару веков назад, говорят, здесь колдовалось особенно хорошо… Но это не важно. Важно то, что люди из «Аненербе» сумели все это использовать, заставить работать на себя. Они ведь умные были. Очень умные. Не боялись отойти от традиционных взглядов, объединить казалось бы невозможное – науку и мистику. Они стали первыми, кто оставил тут свой след. И именно они привели меня сюда, научили пользоваться силой. И уже часть моей души отпечаталась в этой земле. Осталась ждать своего часа. Когда за каким-то чертом вас занесло в Камнищи, я как будто проснулась. А эта маленькая дурочка – Антошка – помогла мне вернуться. У девчонки шикарное воображение! При желании, она могла бы населить чудовищами всю деревню, но ей всего лишь хотелось иметь подружку. Представляешь? Так трогательно, что расплакаться можно! Разве ж я могла отказать ей в таком пустяке? Тем более, что девчонка была мне нужна. Сначала я надеялась, что она сама сделает за меня всю грязную работу. Она часто бывала у вас, вы ей доверяли. Научить ее управлять силой было легко, но вот заставить создать что-то плохое... Она оказалась до оскомины правильной. Пришлось срочно менять планы. Единственное, чего я боялась, так это, что ее хватит удар раньше, чем мне удастся заманить вас сюда. Ведь мое физическое существование зависело от нее. Но в итоге мне повезло.
Алена замолчала и взглянула на меня. Не скрывая отчаяния, я закрыла руками лицо. Она не должна ничего заметить. Не должна, потому что это, возможно, мой единственный шанс вытащить нас отсюда.
«…мое физическое существование зависело от нее…»
Случайно, ненамеренно, Алена сказала мне больше, чем хотела бы. Думай, Яна! Быстро! Почему она не исчезла, когда Антошка потеряла сознание? Ведь также как и в случае с Катей, она должна быть реальной до тех пор, пока в нее кто-то верит? А если девчонка в обмороке, то кто?..
Ответ пришел сам собой. Это была я. Я и никто другой. Увидела созданный Антошкой образ, и уверовала в него, перехватив эстафету у бедной девочки. И, что самое страшное, верю до сих пор. Вот почему Алена все еще здесь.
У меня вспотели ладони. Выход казался простым. Я должна попытаться не думать о ней. Отвлечься, сделать что угодно, лишь бы избавиться от этой твари! Все не так уж и сложно! Сосредоточившись, я прикрыла глаза. Образ Алены тут же возник перед мысленным взором, живой и реальный, как чертик из табакерки. Любые попытки отделаться от него приводили лишь к тому, что он становился еще ярче. Я едва не застонала. Леший бы побрал мое живое воображение! Я слишком увязла во всем этом!
Рядом что-то тихо пробормотал Сергей. Выставил перед собой руку, словно защищаясь. Я поймала его ладонь, крепко сжала горячие пальцы.
Что же делать? Каждая минута беспамятства приближала страшную развязку. Если бы у меня было время, я могла бы попробовать проникнуть в его сон. Увидеть то, что видит он, как тогда, полтора года назад на моей кухне. И, возможно, смогла бы помочь ему вернуться.
Хотя бы пару минут! Но и их не было.
В отчаянии, я потерла виски. Время утекало быстро и безжалостно. Неизвестно, сколько Сергей сможет продержаться. Я обязана найти решение раньше.
- Чего молчишь? – нарушила тишину Алена.
Спокойно, она не должна ничего заподозрить.
- Не могу понять… - откашлявшись, пробормотала я.
- Чего именно?
- Почему эта сила действует только на Сергея? Почему она не вызывает никаких кошмаров у меня? Ни разу не вызывала? Хотя я тоже имею предостаточно поводов валяться сейчас в отключке.
Алена вздохнула. Одарила меня взглядом, каким смотрел бы учитель на туповатого ученика, неспособного решить элементарное уравнение. Покачала головой.
Я стыдливо потупилась, одновременно в сотый раз прокручивая в голове наш разговор.
- Глупая девчонка… Я впервые тебя вижу, но даже мне очевидно: то, что происходит сейчас, и есть твой самый страшный кошмар. Именно этого ты всегда и боялась. Потерять его. Потерять глупо, бессмысленно. Еще раз пройти через боль, которую, вероятно, однажды уже испытала. И снова остаться одной.
У меня задрожали руки. Господи, лучше бы я не спрашивала…
- Тебе не повезло. – Алена неожиданно отделилась от стены и стала расхаживать по комнате. – Это место…оно не на всех так действует. Есть и обратная сторона. Тем, у кого бедное воображение, оно дарит покой. Безмятежность. Именно потому власти и не спешат расследовать все эти преступления. Отчего-то у большинства из них туго с фантазией, как будто нарочно таких подбирают. Я, кстати, одно время сильно боялась за дочь. Слава Богу, потом выяснилось, что зря. Воображение у нее отсутствует как класс.
Я напряглась. Мне послышалось или она действительно говорит о Светлане в настоящем времени? Неужели такое возможно? Нет, бред. Не может быть. Фигура речи, ничего больше. Хотя… Чуть раньше она бросила фразу – «когда вас за каким-то чертом занесло в Камнищи…». Тогда я не обратила на нее внимание, но сейчас…
Меня охватило лихорадочное возбуждение. В лицо бросилась кровь, и я вновь была вынуждена наклонить голову, чтобы не выдать себя. Значит ли это, что она даже не подозревает о ее смерти? И если так, как среагирует, узнав про гибель дочери? Ведь для любой матери нет страшнее горя, чем потерять собственного ребенка…
Похоже, это и есть мой шанс.
Глубоко вздохнув, я повернулась к Алене. Она вновь стояла у стены в расслабленной, небрежной позе. Незаметно я смерила глазами расстояние, отделявшее ее от нас с Сергеем. Черт. Слишком мало. Это и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что дает мне возможность быстро подскочить к рычагу. Плохо, потому что также быстро Алена сможет оказаться рядом с Сергеем, и тогда… При этой мысли я вздрогнула. Нет, я не могу так рисковать. Слишком опасно. Значит, остается только один вариант.
- Антошка не говорила, зачем мы приехали в Камнищи?
Я изо всех сил старалась, чтобы мой голос звучал как можно безразличнее. Алена недоуменно пожала плечами.
- Я не интересовалась. Какая разница?
- А такая…
Рука Сергея в моей ладони конвульсивно сжалась. Сквозь зубы вырвалось болезненное шипение, как если бы он притронулся к чему-то горячему. Вот, черт! Мне надо торопиться.
- Такая, - повторила я, усилием воли заставив себя оторвать глаза от искаженного болью любимого лица. – Мы приехали сюда расследовать убийство. Молодую женщину, мать годовалой девочки, нашли мертвой у себя в доме. Тело зверски изуродовано, как будто ее долго терзал дикий зверь.
- Такое здесь частенько случается с теми, кто верит в свои фантазии. И что с того?
Она все еще не понимала.
Хорошо. Тем сильнее будет шок. Выдерживая паузу, я внимательно взглянула в горящие красным глаза.
- Эту женщину звали Светлана. Светлана Лисина. Мы приехали в Камнищи расследовать убийство твоей дочери.
Алена отшатнулась. Лицо исказила страшная гримаса. Судорожно сжавшись, взметнулись ко рту руки.
- Ты врешь! – яростно прошептала она.
Я медленно покачала головой.
- Нет.
- Ты врешь!!!
Коридор сконцентрировал крик и послал обратно, ударяя мне в уши. Дернулось и забилось на земле тело Сергея.
«Пожалуйста! – мысленно взмолилась я. – Пожалуйста, Сережа! Еще чуть-чуть!»
- Светлана приехала сюда, чтобы прийти в себя после развода. Вероятно, пережитый стресс сумел вызвать в ее обычно небогатом воображении кошмар достаточной силы, чтобы убить ее.
- Не…верю…тебе.
Аленин голос упал до хриплого шепота. Она уже не спорила, она умоляла. Но позволить себе роскошь поддаться жалости я не могла.
- Те, кто верит в фантазии, слишком часто находят здесь свою смерть, кажется так ты сказала? Но тогда ты должна понимать кое-что еще. Вера имеет и вторую грань. Если есть сотня напуганных людей, способных создать упыря верой в его реальность, когда-нибудь найдется и тот, кто сможет вообразить кол, чтобы его убить. Но кол – всего лишь жалкая осиновая деревяшка. Разум – вот та рука, что вгоняет его в сердце нежити.
Зашипев, Алена попятилась. На ее лицо было страшно смотреть. Бешеным безумием горели глаза. Верхняя губа задралась, обнажив в зверином оскале острые зубы. Скрючились длинные пальцы. Венчавшие их загнутые когти сжимались и разжимались, точно примериваясь, как ловчее вонзиться в мое горло.
Времени почти не осталось.
Впервые, с тех пор, как мы ступили под сень этого подземного склепа, я сумела отбросить от себя все посторонние мысли. Перестала защищаться, позволила, наконец, поддаться той силе, что все это время плескалась у самого краешка сознания.
В голову ворвался гром голосов. Вспыхнули и рассыпались перед глазами яркие цвета. Низкий, вибрирующий гул, нахлынул мощным потоком, наполняя каждую клеточку тела бешеной энергией. Сила – огромная, колоссальная – вливалась в меня, точно бесконечный прилив, грозя затопить, разорвать на миллиарды атомов. Она была настолько велика, что я испугалась, что не смогу ее обуздать. Последним усилием мутнеющего сознания сконцентрировалась и направила ее в единое русло.
Воздух вокруг замерцал. Сгустился, сплавился в невысокий, колеблющийся силуэт. Словно судороги, пробегала по нему быстрая рябь, свечным огарком дрожало, вырисовываясь, лицо. Я чувствовала, как от меня словно отсасывают энергию, и понимала, куда она уходит.
- Нет!!! – завизжала Алена, когда фигура дочери шагнула ей навстречу.
Отступила на пару шагов, прижалась к стене. А затем вскинула руки и начала вращаться. Тело потеряло форму, слилось в плотную, бешено вертящуюся колонну. В ней уже не было ничего человеческого. Зато из нее так и перла дикая, звериная энергия. И колонна эта прыгнула вперед. В один миг преодолев расстояние в несколько метров, оказалась на середине комнаты и уперлась в преградивший ей дорогу фантом Светланы. Раздался яростный крик, когда столкнулись два сгустка чистой силы. С душераздирающим воем Алена принялась терзать преградившую ей дорогу дочь.
Они пронеслись по комнате, словно два сумасшедших смерча. Мелкой шрапнелью брызнули от стен куски бетона. Вырванные из креплений кабели, упали на пол и остались лежать, точно огромные мертвые питоны. Дождем посыпались на землю яркие пучки искр.
Светлана теснила мать в сторону. Будто яростный сторожевой пес, готовый положить жизнь за хозяина, она набрасывалась и набрасывалась на нее, не давая ни на шаг приблизиться к нам и Антошке.
Горячие пальцы внезапно до хруста сжали мою руку. Вскрикнув, я кинула испуганный взгляд на Сергея, и в ту же секунду из его носа хлынула кровь. Быстрым ручьем заструилась вниз, моментально расцветив светлую футболку. Лицо исказила гримаса смертельного ужаса. Наплевав на все остальное, понимая, что тянуть дольше нельзя, я обхватила руками его голову.
Фантом Светланы дрогнул. Сконцентрировавшись на Сергее, я теряла с ней связь.
- Сережа!!!
Я не издавала ни звука, и в то же время кричала во все горло. Но разум его словно был наглухо заблокирован, лишь леденящей жутью доносились до меня обрывки чего-то громадного, неторопливо надвигавшегося из темноты.
Алена испустила торжествующий вопль. Гибкой воронкой метнулась вбок и, проскочив мимо замешкавшейся Светланы, устремилась ко мне. Я почувствовала, как встают на затылке волосы. За бешено вращающимся вихрем, словно отражение в мутной воде, виднелась другая форма: скрюченная, белесая Тварь, в жадном нетерпении вытянувшая вперед длинные руки.
- Сережа!!!!!!! – завизжала я уже в голос.
Он вздрогнул. Широко распахнул выбеленные шоком глаза. Чуть приподнялся на локтях, недоуменно оглядываясь по сторонам. И в этот момент Алена оказалась рядом.
Оказывается, раньше я и понятия не имела, как быстро он способен двигаться. Не больше доли мгновения потребовалось ему на то, чтобы оказаться на ногах. Неуловимое движение отбросило меня в сторону, и я распласталась на полу рядом с бесчувственной Антошкой, чувствуя, как впиваются в тело острые куски бетона. А в следующую секунду извивающаяся воронка накрыла Сергея с головой, полностью скрыв от моих глаз.
Кажется, я закричала. Мой истошный вопль смешался с удовлетворенным рыком Твари. По ее контуру побежали быстрые темные волны. Достигли вершины и брызнули на пол широким веером алых капель. Сквозь пелену отчаяния, я видела, как ставший практически прозрачным фантом Светланы, пытается пробиться внутрь страшного кокона. Как кружит вокруг него, стараясь найти хотя бы одно слабое место в плотной броне. Но все было бесполезно. Замороженная ужасом, не способная думать ни о чем, кроме Сергея, я больше не могла подпитывать ее своей верой. Я исчерпала ее до дна.
Грохот выстрелов показался мне лишь отражением собственного крика. Над головой что-то тоненько свистнуло и внезапно аппарат за спиной взорвался ярким фейерверком искр. Одна за одной двенадцать пуль вонзались в хрупкие приборы, вдребезги разнося широкие клавиши, непоправимо калеча и разрушая.
Вытирая струящуюся из ушей кровь, белый как привидение Стас, шатаясь, опустил пистолет и обессилено привалился к стене.
Громоздкое сооружение охватило пламя. Послышалось громкое шипение, какое бывает, если открыть банку с газированным напитком. Едкий дым и запах горелой проводки наполнили тесное помещение. Распался на части удерживающий Сергея кокон. Прижимая к себе окровавленные руки, в изорванной до лохмотьев одежде, он рухнул на колени. Израненный, но без сомнения живой.
Вздох пронесся по комнате. В нем уже не было злости, только изумление, бесконечное горе и признание поражения. Вся ненависть исчезла, сгорела в племени, жадно лижущем остатки того, что когда-то было вершиной человеческого гения. Силуэт маленькой девочки в слишком тесном для плотной фигурки платьице, отступил и растворился в заполненном дымом воздухе.
А вот Светлана все еще была здесь. Полупрозрачная тень, сквозь которую я видела черные, выщербленные стены. Как под порывом ветра, она качнулась вперед. Ее губы шевельнулись. Я не могла разобрать слов, но каким-то непостижимым образом, знала, о чем она говорит.
- Я передам. – Прошептала я в ответ.
Светлана сделала еще шаг. Остановилась рядом с Антошкой, наклонилась и по-матерински ласковым жестом коснулась ее щеки. Призрачные пальцы прошли сквозь нее, но девочка неожиданно глубоко вздохнула и открыла глаза. Когда я снова взглянула на Светлану, ее уже не было.
***
В шесть пятнадцать анемометр, установленный на крыше дома Зародыша, зафиксировал самый сильный порыв ветра – тридцать девять метров в секунду. После чего сорвался с креплений и сгинул в потоке дождя. Сразу же после этого, ветер стал стихать.
Дождь прекратился разом, словно кто-то перекрыл наверху прохудившийся кран. Люди выходили из домов и неверяще смотрели на небо. Бродили по участкам, оценивали нанесенный ущерб. Их движения были беспорядочны и замедленны. Так обкуренные дымом пчелы ползают вокруг разоренного улья.
Еще через десять минут, задыхаясь и кашляя, мы выбрались из люка и без сил упали на землю. Ураган закончился. С бешеной скоростью уносились на запад рваные черные облака. Сквозь них любопытным глазом поглядывал на землю небольшой кусочек умытого голубого неба.
Рей, ждавший нас у входа в подземелье, радостно заскакал вокруг Сергея. Тот вяло отбивался. Его руки и плечи были сплошь покрыты кровоточащими порезами – длинными, но, к счастью не очень глубокими. Мы, как могли, перевязали их, но все равно со стороны это смотрелось так, как будто он стал жертвой нападения стаи очень голодных котов. Размером этак с гепарда.
Почувствовав мой взгляд, он притянул меня к себе и крепко прижал к груди. Я глубоко вздохнула и закрыла глаза. Господи, как же хорошо!
- А мы к маме скоро пойдем?
Бодрый Антошкин голос разрушил хрупкое очарование момента.
- Сейчас, егоза. Дай дух перевести. – Пробурчал Стас, который последние, самые сложные метры пути, нес девчонку на себе, под ее заливистый хохот изображая горячего скакуна.
Кряхтя, он поднялся на ноги, запрокинул голову и слегка потряс усеянную крупными каплями еловую ветку. Оттуда хлынул ледяной водопад, и Стас, зажмурившись, с наслаждением растер его по лицу, смывая следы гари и крови.
Он наотрез отказался рассказать нам о том, с чем ему пришлось столкнуться в мрачных подземных коридорах.
«Главное, я успел» - было единственным, что удалось от него добиться.
Но мы особенно не настаивали. Все и так было ясно.
Антошка подошла к Стасу, ухватилась за его ладонь и широко улыбнулась. В ее глазах светилось обожание – без сомнения, на ближайшее время тому была уготована роль сказочного героя-богатыря. Заслуженно, кстати. Мне было страшно подумать, что было бы, если б он не появился так вовремя. Видимо, спасать друг другу жизни входит у нашей троицы в крепкую привычку.
Кстати, о жизни… Я повернулась к Сергею.
- Сереж, я не понимаю…
- Ммм? – промычал он, не открывая глаз.
- Как ты смог вернулся? Из своего кошмара, я имею в виду? Я ведь так и не смогла до тебя достучаться. Кричала, но ты не слышал.
- Ты что-то имеешь против? – он приподнял бровь в ироничной полу-усмешке.
- Да ну тебя, я серьезно.
Он вздохнул. Открыл глаза. Ласково провел пальцем по моей щеке.
- Я слышал тебя.
- Слышал?! Но как же…почему тогда так долго?..
- Не знаю. Но у меня есть одна теория. – Он осторожно отвел с моего лба прядь волос. Помедлил и осторожно поцеловал открывшийся участок кожи. – Мне кажется, чтобы избавиться от этого сна раз и навсегда, мне нужно было пройти его до конца. И понять, что на самом деле для меня нет страшнее кошмара, чем потерять тебя.
Я опустила голову. Значит, вот так… С судьбой не поспоришь. Да и стоит ли?
Зажмурилась и набрала в грудь воздух.
- Ты еще хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж?
Вопрос прозвучал глухо и неразборчиво, так как бормотала я его Сергею в подмышку.
Он очень долго молчал. Так долго, что я уже не на шутку забеспокоилась. А затем ответил:
- Хочу. Но это неважно. До тех пор, пока ты рядом, мне больше ничего не нужно.
- А мне нужно. – Я, наконец, отстранилась и заставила себя посмотреть ему в лицо. Страх перед будущим растворился в спокойном, чуть насмешливом взгляде серых глаз. – Если ты не передумал, я буду твоей женой.
***
Слух о том, что приезжие москвичи уцелели в схватке с упырем, да не просто уцелели, а обратили мерзкую нежить в позорное бегство, облетел Камнищи со скоростью степного пожара. Нас останавливали на улице, жали руки, проникновенно заглядывали в глаза и выспрашивали подробности. К сожалению, вдаваться в детали мы категорически отказывались, поэтому жадному до сенсаций населению приходилось домысливать их самостоятельно. Получалось красиво. Краем уха я слышала, как одна бабка рассказывала другой, что «вон ту девку раздели, связали, да у болота бросили, чтоб, значит, упырь за ей пришел. А как стал он ее обхаживать, так те двое на него и навалились. Прям в трясину сбросили, аспида!».
Разумеется, версия об упыре была не единственной. Нашлись и такие, кто утверждал, что не упырь это был вовсе, а целая тарелка, до краев полная «йенопланетян». Дескать, это именно их зловредная техника вызвала невиданной силы ураган, едва не разнесший в щепы половину деревни. И мы чуть жизнь свою не положили, чтобы предотвратить катастрофу. Слушая рассказы о развернувшейся в лесу грандиозной битве, я начинала чувствовать себя джедаем-Скайвокером.
- Тебе не кажется, что все это уже смахивает на театр абсурда? – поинтересовался Сергей, задумчиво наблюдая, как с воплем «пух-пух-пух!!! Сдохни, марсианская гадина!» ребятишки гоняются за ошалевшим от такого внимания козлом.
Очереди крупных горошин отскакивали от серой шкуры несчастного парнокопытного, как пули от бронежилета.
Я усмехнулась.
- Такое скоро не забывается. Мы молчим как партизаны, а это только подогревает интерес. Удивительно, что нас до сих пор не объявили спасителями отечества и не потребовали представить к награде.
- Или не сожгли на костре, как реинкарнацию того самого упыря. – Пробормотал Сергей, ожесточенно почесывая саднящие от ран руки.
Накануне они со Стасом, вооруженные тяжеленными ломами, вновь спустились под землю. Теперь, остатки проекта «Земля» лежали на дне болота, надежно укрытые многометровым слоем трясины. «Мало ли что…» - вернувшись, глубокомысленно изрек Стас, убирая инструмент обратно в сарай.
Козел, наконец, решил проявить характер, и, наклонив рога, пошел в атаку. Смелое воинство с визгом брызнуло в стороны.
Я взглянула на часы, потом на упакованные чемоданы, стоявшие на крыльце, и покачала головой.
- Елки, ну сколько их можно ждать? Ведь в самые пробки попадем!
Сергей вместо ответа философски пожал плечами. Неожиданно возникшая у Стаса страсть к долгим пешим прогулкам объяснялась вполне земными причинами. Наблюдать, как он заливается краской, стоило лишь Кате войти в комнату, было сплошным удовольствием. Мы честно старались делать вид, что ничего не замечаем, но видимо получалось плохо, потому что время от времени он бросал на нас яростные взгляды и начинал бормотать что-то про «некоторых, особо смешливых, которые сейчас дохихикаются». Невинное изумление, отражавшееся при этом на наших лицах почему-то злило его еще больше.
Как по заказу, скрипнула калитка. Я обрадовано вздохнула, но, как выяснилось, немного поторопилась. На участок, сжимая в руках огромный кулек, вошла Надежда.
- Пирожков вам в дорогу напекла. – Протянула она теплый, промасленный сверток, издававший умопомрачительный аромат.
«Лопну», - мрачно подумала я, обреченно прижимая пакет к животу.
Впрочем, нет. Взгляд Сергея, в одну секунду ставший подозрительно цепким, устремился на лежавший с самого верха пирожок.
- Давай подержу. – Преувеличенно любезно предложил он.
Некоторое время я колебалась, но затем, махнув рукой, передала ему сверток, попутно ухватив тот самый пирог за мягкий, теплый бочок.
- Ребятам только оставь.
- Обяжашельно. – Убедительно закивал он.
- Я хотела еще раз сказать вам спасибо. – Надежда мягко притронулась к моему плечу. – За все. И особенно за мою девочку.
Я смущенно улыбнулась.
- Да ну, не стоит…
- Стоит, Яна. Поверь мне. За жизнь своего ребенка… Одним словом, когда-нибудь ты сама это поймешь.
Я смутилась окончательно.
Снова хлопнула калитка. Держа за руку недовольного Стаса, в сад вприпрыжку вбежала Антошка. Следом, улыбаясь зашла Катя.
- Мам, - отпустив руку, девчонка бросилась к матери. – Я их у озера встретила. Представляешь, сидят и камешки в воду швыряют! Ну прям как маленькие! Я говорю, вас тетя Яна с дядей Сережей ждут, а вы тут! А дядя Стас мне – мы часов не наблюдаем! А чего их наблюдать-то? Вон у каждого на руке висят! В общем, они хотели сами дойти, но я их привела, а то опять потерялись бы по дороге.
Не выдержав, мы расхохотались. Звонкий смех взлетел к ярко-голубому небу и растворился в мягком летнем воздухе, не омраченному больше ни единой тенью. Смеясь вместе со всеми, я подумала, что здесь нас больше ничего не держит. Мы сделали все, что смогли. И чтобы полностью распрощаться с прошлым, оставалась всего одна вещь. Мне предстояло выполнить свое обещание.
***
Москва встретила нас привычным жаром бетонного мегаполиса. Шум машин, людские голоса – я успела забыть про них, словно провела эту неделю на другой планете. На полу-вздохе отрезав яростный визг гудков, я захлопнула фрамугу и повернулась к Гудвину. Время близилось к вечеру. Мой отчет лежал на столе тоненькой стопкой скрепленных бумаг. Было немного удивительно сознавать, что все произошедшее уместилось в четыре машинописных страницы. По внутренним ощущениям это больше тянуло на роман.
Виктор Борисович задумчиво постучал пальцами по столешнице. Взял с подставки мобильный телефон, повертел в руках и снова положил на место. Уже в третий раз, кстати. Эта странная привычка появилась у шефа за время нашего отсутствия. Как будто он постоянно ждал чьего-то звонка. Или боролся с желанием позвонить самому.
- Ну что ж, - наконец, произнес он, – вот, значит, и все…вы молодцы. Кто бы мог подумать, что так все обернется…Н-да… Но главное, что все целы. Дело можно закрывать.
Я кивнула, но затем, спохватившись, отрицательно замотала головой. Вот ведь старый лис, ловко он меня!
- Яна…
- Виктор Борисович, я должна это сделать.
Резко двинув стулом, шеф поднялся с места и принялся нервно расхаживать по кабинету.
- Объясни мне, зачем это нужно? Я категорически против. Девочка только-только пришла в себя. Перестала плакать, понемногу начала забывать. Ты хочешь снова разворошить весь этот кошмар?
- Это не нам с Вами решать.
- А кому же, позволь спросить?
- Ее матери.
- Чушь! Ирина не согласится…
- Я говорю не об Ирине.
Гудвин со стоном схватился руками за голову.
- Яна, ты хоть понимаешь, что ты несешь? Это же полнейший бред! Абсурд! Мало ли что тебе там примерещилось?! Разве это стоит душевного покоя ребенка?!?!
Я встала.
- Мне ничего не мерещилось. Виктор Борисович, я все равно это сделаю. С Вашей помощью или без, я увижу Валю.
- Как, интересно? – в голосе Гудвина прорезались саркастические нотки. – Ты же говоришь, у тебя нет мобильного Ирины, а на домашний она не отвечает.
- Позвоню Марине Васильевой и узнаю.
- Тьфу ты, ослица упертая!
Только крайняя степень возмущения могла подвигнуть шефа на подобную нелояльность. Подойдя к окну, он некоторое время смотрел на плотный поток автомобилей. Не поворачивался, наверное, надеялся, что я уйду. Но не дождался и тоскливо спросил:
- Ты ведь не отвяжешься, да?
- Не отвяжусь.
Он тяжело вздохнул. Достал платок, вытер вспотевший лоб и снял со спинки стула пиджак.
- Собирайся.
- Куда?
- Я отвезу тебя к Ирине.
Я не догадывалась, куда мы едем, до тех пор, пока Виктор Борисович не открыл своим ключом дверь. В уши ударили звонкие детские крики. Мальчик лет пяти, оседлав табуретку, энергично размахивал огромной саблей, в которой я с изумлением узнала наш прошлогодний подарок шефу на день рожденья. Рядом, задрав кверху улыбающуюся мордашку, стояла Валя, что-то громко вещая на своем языке. Завидев Гудвина, они издали синхронный ликующий вопль, и устремились навстречу. Тот подхватил детей на руки и закружил по комнате.
- Вить, что же ты не предупредил, что придешь пораньше? У меня еще ужин не готов…
Вытирая полотенцем руки, выглянула из кухни Ирина. Увидела меня и смущенно улыбнулась.
Виктор Борисович осторожно поставил детей на пол и тихо произнес:
- Вот так вот, Яна… У меня теперь есть дочь… - Он нежно погладил взъерошенную темноволосую головку. – И сын.
Его рука обвила плечи зардевшегося от удовольствия мальчика.
Я потрясенно молчала. Господи, какой же я была идиоткой! Теперь понятно, что за ребенок плакал у шефа, когда я звонила ему из Камнищ. И тем более понятно, почему он так переживает за Валюшку. Это теперь его семья. И он, как может, старается ее защитить.
Моей ноги коснулась теплая ладошка. Валя подошла совсем неслышно и теперь стояла рядом, внимательно заглядывая мне в лицо огромными карими глазами, так похожими на глаза матери. Не задумываясь, я наклонилась и взяла девочку на руки. От нее вкусно пахло молоком – едва заметный, неуловимый аромат, присущий только маленьким детям. Малышка завозилась и захихикала, когда осторожно я пощекотала нежную ямочку под подбородком.
- Не причини ей вред. – Тихо попросил Гудвин.
Я кивнула. Перед глазами встало прозрачное лицо Светланы.
…........передай моей дочери, что я люблю ее…............
Тихонько я приложила руку к груди девочки. Она не возражала, только крепко ухватилась за мою ладонь. В темных глазах плескалось странное выражение, как будто она понимала, что происходит.
Кончики пальцев начало покалывать. Впервые в жизни, я не считывала чужие мысли, а старалась передать свои.
…..........скажи ей, что я никогда ее не оставлю….........
Нечто практически неосязаемое, наподобие сгустка теплого воздуха, перешло от меня к ребенку. Карие глаза на мгновение расширились. А затем девочка улыбнулась и прижала ручки к груди.
- Она всегда будет с тобой. – Прошептала я, целуя нежную щечку. – Вот здесь.
Под моей ладонью быстро билось маленькое сердечко.
Эпилог
Ранним сентябрьским утром меня разбудил настойчивый звонок в дверь. Дребезжащий звук ввинчивался в уши, безжалостно отгоняя остатки сна. Застонав, я натянула на голову одеяло и пошарила рукой по соседней половине кровати. Пусто. Странно.
Некоторое время я недоуменно пялилась на непримятую подушку, а потом чертыхнулась. Вот леший, я и забыла, что Сергей сегодня ночует у матери!
К звонкам добавился подозрительный шум, как будто в дверь начали колошматить ногами.
- Да иду, иду!
Тапочки категорически отказывались налезать и смотрели в разные стороны, точно клоунские ботинки, до тех пор, пока я не поняла, что будет намного проще, если поменять их местами. К этому времени входная дверь уже содрогалась от ударов. Путаясь в ногах, я кинулась открывать.
Катя ввалилась в квартиру с пакетами наперевес. Глаза из-под растрепавшейся челки пылали праведным гневом.
- Ты с ума сошла?! Сколько можно дрыхнуть?! Я уж думала, придется МЧС вызывать, чтобы они квартиру вскрыли!
- С тебя станется. – Буркнула я, не сумев сдержать зевок.
Господи, как же хочется спать! Взгляд на часы заставил окончательно сникнуть – стрелка показывала шесть пятнадцать утра.
- Катька, ты смерти моей хочешь? Я спокойно могла еще пару часиков наслаждаться заслуженным сном!
Никакой реакции. Девушка деловито сгрузила сумки на кухонный стол, сполоснула руки, достала кофе и поставила на огонь турку. И только после этого удостоила меня ответом.
- Нет времени.
- Почему это? – насторожилась я.
- Потому что к тебе стилист через сорок пять минут приедет.
- Кто приедет??!! – Я в ужасе ухватилась за косяк, чувствуя, как подгибаются ноги. – Я же сказала, не надо мне никаких…
- Поздно пить Боржоми, когда почки отвалились. В семь часов она будет здесь.
Подруга поставила на стол две чашки. Немного подумав, залезла в холодильник, вытащила батон колбасы и начала ее быстро резать.
Я схватилась за голову.
С тех пор, как с Кати сняли гипс, бивший из нее фонтан энергии принял поистине катастрофические масштабы. Со стороны это было похоже на десятибалльный шторм – либо ты оставляешь паруса и гарантированно идешь ко дну, либо убираешь их, отдаешься на волю ветра и надеешься, что кривая тебя уж как-нибудь вывезет. Я выбрала последний вариант, вот только вывозила меня кривая, как правило, совсем не туда, куда хотелось бы.
- Катька, это нечестно!
В отчаянии я пыталась придумать хоть какую-нибудь причину, по которой могу запереть квартиру и никого в нее не впускать.
Подруга невозмутимо сунула мне в руку бутерброд и подвинула чашку с кофе.
- Ешь и не стони. Был уговор, что ты не вмешиваешься? То-то же. Нечего теперь плач Ярославны устраивать. Давай, - она кинула быстрый взгляд на часы, - пей кофе и быстро в душ.
О, Господи…
Покорно затолкав в себя остатки бутерброда, я поплелась в ванную, от души проклиная тот день и час, когда позволила друзьям заняться организацией собственной свадьбы. Знала бы я тогда, во что вляпываюсь…
Известие о том, что мы с Сергеем подали заявление в ЗАГС, вызвало волну нездорового энтузиазма. Стас с Катей, радостно потирая руки, заявили, что давно мечтали поесть на халяву салатиков, и вообще мы будем последними свинтусами, если не возьмем их в свидетели. Гудвин расплылся в улыбке и не меньше часа читал мне лекцию о пользе и радостях семейной жизни, в завершение выразив надежду, что мы предоставим ему возможность поздравить нас лично.
Эмоциональнее всех отреагировала Наталья Владиславовна. Она так долго и проникновенно рыдала на плече сына, что я уже всерьез засомневалась, а точно ли это слезы радости? Когда, наконец, их поток иссяк, будущая свекровь задала вопрос, которому суждено было стать поворотным в последующих событиях: «Как вы планируете играть свадьбу?».
Мы переглянулись. Откровенно говоря, до сих пор нам даже не приходило в голову обсудить это друг с другом.
- Эээ…ну пригласим друзей, посидим в ресторане… - промямлил Сергей.
- Быстренько распишемся и дело с концом! – бодро вставила я.
- Как-то не по-людски, - покачала головой Наталья Владиславовна.
И началось…
Первой и самой серьезной проблемой стал выбор платья. Неожиданно быстро объединившись в свадебную коалицию, будущие свидетельница и свекровь принялись в два голоса утверждать, что в фате и воздушных кружевах я буду смотреться сногсшибательно. Мои робкие возражения, дескать рюшечки – это пошло и вообще прошлый век, были отвергнуты, как несущественные. Попытка привлечь на свою сторону Сергея тоже ничего не дала. Видимо, хорошо зная свою маму, он только махнул рукой и посоветовал не сопротивляться – итог все равно один, а нервов истратиться меньше.
Две недели меня таскали по всевозможным свадебным салонам. Две долгих, бесконечных недели, чувствуя себя манекеном, я примеривала перед зеркалом десятки платьев, отличавшихся друг от друга только шириной юбки и размерами выреза. А затем, озверев, по-тихому сбежала в ГУМ и купила обычное вечернее платье из тонкого атласа, бледно-фисташкового цвета.
Мои мучительницы долго и придирчиво его разглядывали, точно прикидывали, не стоит ли сразу выкинуть покупку на помойку, но в конце концов были вынуждены признать – платье великолепно. Наталья Владиславовна правда заикнулась было про фату, но встретила мой взгляд и благоразумно осеклась.
Я вздохнула с облегчением – платье куплено, ресторан заказан – что еще надо невесте для счастья? Но радоваться, как выяснилось, было рано.
- На чем вы поедете в ЗАГС? – несколько дней спустя спросила меня Катя, выбрав для этого удачный момент, когда я подносила ко рту ложку с супом.
Я едва не подавилась.
- Как на чем? На машине, разумеется.
- Понятно, что не на лошади. – Катя был на редкость терпелива, словно разговаривала с умственно неполноценной. – Вопрос, на какой машине? Нужно заказать лимузин…
- О, Господи!
- Ну или любое другое транспортное средство, которое доставило бы вас и гостей из точки А в точку Б.
- Кать, - я проникновенно взглянула подруге в глаза. – Скажи мне пожалуйста, а разве подобные вещи не должен решать жених?
Та громко хмыкнула.
- Жених сказал Стасу, что выбор машины – слишком ответственное мероприятие, и он полностью доверяет его тебе. Так что решай, что ты хочешь.
Я чертыхнулась. Вот ведь зараза, удачно выкрутился! Также как и я, Сергей в гробу видел все эти приготовления.
- Кать! - ложка, звякнув, утонула в тарелке. – Наверное я какая-то неправильная невеста, но я ничего не хочу. Честно. Ненавижу что-то организовывать, пусть даже это моя собственная свадьба. Для нас с Сергеем оптимальный вариант – поставить две закорючки в амбарной книге и спокойно посидеть где-нибудь с друзьями. А от всей этой кутерьмы у меня зубы сводит. Я согласна на все что угодно, лишь бы оно как-нибудь само…
Катя посмотрела на меня долгим нехорошим взглядом, явно что-то прикидывая в уме. А потом неожиданно предложила:
- Если хочешь, я все организую.
Я едва не подпрыгнула от радости.
- Шутишь! Что, правда?!
- Правда. Но только уговор: я делаю все, что считаю нужным, а ты мне не мешаешь. Тебя устраивает такой вариант?
Ни на мгновение не задумавшись, я кивнула головой.
- Все, что хочешь, лишь бы мне больше не надо было ломать себе голову.
- По рукам.
В тот момент я искренне верила, что дешево отделалась…
Стилист оказалась высокой смешливой девушкой, с коротким ежиком русых волос.
- Юля. – Представилась она, крепко пожимая мне руку.
Перебросилась с Катей парой быстрых фраз и принялась за дело.
На туалетном столике, как по мановению волшебной палочки, возник пыточный набор, которому позавидовал бы сам Великий Инквизитор. Горячие щипцы и термобигуди соседствовали с заколками и шпильками самых разных цветов и размеров. Ошибочно принимая выражение мрачного озверения на моем лице за обычный мандраж невесты, Юля энергично орудовала расческой и одновременно пыталась меня рассмешить, рассказывая забавные истории из своей практики. Затея благородная, но, увы, заведомо провальная – стойкое ощущение, что с меня снимают скальп, напрочь лишило меня чувства юмора. Сжавшись в комок, я только тихонько попискивала.
Заверещал мобильник.
- Чего надо?! – рыкнула я в трубку, одновременно хватаясь за голову: видимо решив, что в волосах шпилька держаться не будет, Юля самозабвенно вкручивала ее мне в череп.
- Ну как ты там? – немного нервно поинтересовался Сергей.
Я пропустила кучу непечатных выражений до и еще больше – после, ограничившись коротким «нормально».
- Эээ, ну тогда ладно… - от моей лаконичности любимый, похоже, несколько растерялся. – Мы через полчаса выезжаем.
- Отлично. – Процедила я сквозь зубы.
Если они не поторопятся, в скором времени я превращусь в утыканного шпильками ежа.
В коридоре, между тем, слышались веселые голоса – один за другим прибывали гости. Под Катиным чутким руководством мои школьные приятельницы были отправлены на кухню готовить легкие закуски. То и дело кто-то из них заглядывал в пыточную комнату, загадочно хихикал и убегал обратно. Я тоскливо пыталась скосить глаза к зеркалу, чтобы понять, что является причиной столь бурного веселья, но каждый раз Юля твердо разворачивала меня лицом к себе.
- Янка, - заглянула в дверь раскрасневшаяся Катя. – Где у тебя утюг?
- В шкафу. – Машинально ответила я. – А зачем тебе?
- Платье твое погладить.
- Так я же вчера его гладила!
- Придется еще раз. На него только что кто-то сел.
Катя убежала, но через секунду вернулась.
- А туфли твои где?
- Их тоже гладить надо?!
- Нет, они нужны фотографу.
- Он пришел босиком?
- Балда, он их сфотографировать хочет.
- Мои туфли?!?! Он фетишист-извращенец?
- Нет, он тайный эротоман! – рявкнула Катя. – Ты скажешь, где они, или мне самой искать?!
- В прихожей под зеркалом.
Подруга кивнула и исчезла.
Еще через десять минут Юля, наконец, перестала терзать мою голову. Отошла на пару шагов, придирчиво оглядела и произнесла:
- Готово.
Я сделала очередную попытку заценить результат, но вновь была безжалостно водворена на место.
- Успеешь еще насмотреться. – Усмехнулась Юля и громко позвала. – Катя, несите платье!
Атлас, зашуршав, скользнул по обнаженной коже. Несколькими легкими касаниями, Юля нанесла мне на лицо немного тонального крема, подкрасила ресницы и губы. Катя помогла застегнуть туфли.
- Вот теперь смотри.
Меня повернули к зеркалу.
Боже мой…
У незнакомки в зеркале была мраморная кожа. Огромные глаза на бледном от волнения лице мерцали таинственным светом. Высокая прическа с каскадом ниспадающих на плечи локонов подчеркивала нежный изгиб шеи. Юля вплела в них мелкие цветы, и белые бутоны смотрелись невероятно красиво и в то же время изысканно.
Я чувствовала себя хрупкой, словно хрустальная ваза, а еще до странности чужой. Но самое удивительное, мне это безумно нравилось.
- Ну что? – не выдержала моего молчания Катя. – Хорошо получилось?
- Не то слово. – Хрипло прошептала я.
Повернулась, чтобы поблагодарить Юлю, но в этот момент из кухни раздался вопль: «Едут! Едут!» и в квартире начался форменный дурдом.
Подруги с визгом заметались по комнатам, роняя предметы мебели и наступая друг другу на ноги. Рей, завыв, в ужасе забился под кровать. Я прижалась к стене. Среди этой кутерьмы низким басом прорывался голос фотографа: «Девушки, минуточку, улыбочку! Так, а теперь рядом с невестой!» и Катькин возмущенный крик: «Чего застыли, давайте скорее в коридор!».
Что-то загромыхало, падая, меня быстро затолкали за занавеску, и голоса переместились в прихожую, где, перекрывая всех, послышался зычный баритон Стаса:
- А ну расступись, толпа!
- Ишь чего захотел! – нараспев издевательски протянула Катя.
В поддержку грянул одобрительный хохот девчат.
Безумно хотелось посмотреть, что происходит, но мне строго-настрого запретили выходить из комнаты, поэтому приходилось довольствоваться услышанным.
- Зачем пожаловали? – между тем, подбоченясь, спросила подруга.
- За невестой. – В тон ей ответил Стас.
- А жених где?
- А вот он. – Послышалась возня, когда Сергея выталкивали вперед.
- Н-да… - задумчиво протянула Катя, - какой-то он у вас худой да бледный. Не больной, часом?
- Только от любви. – С готовностью парировал тот.
- От любви, говоришь? Ну так это мы сейчас быстро проверим. Покажи-ка нам, как хорошо ты знаешь невесту. Вот тебе таз, положи в него то, без чего она не сможет обойтись!
Черти, так вот что они уронили в прихожей – таз для белья!
Мелодично звякнуло стекло, ребята громко заржали, а подруги разразились возмущенными воплями.
- Ты на что намекаешь?! – прорезался сквозь всеобщий гвалт Катин негодующий вопль, - у тебя невеста – алкоголичка?! Ты зачем водку туда сунул?!?!
- Ну ты же сама сказала: то, без чего она не сможет обойтись… - с деланным смущением промямлил Сергей.
Онемев от негодования, я вцепилась в занавеску. Ну дорогой, я тебе это припомню!!!
Сквозь хохот девушки наконец добились, чтобы жених с ногами залез в таз, и слупив с него за оплошность кулек конфет, перешли к следующему конкурсу. Кто-то сбегал на кухню и вернулся с огромным подносом в руках. Судя по наступившей тишине, ничего хорошего для себя ребята там не нашли.
- Что это? – наконец, опасливо поинтересовался Стас.
- Ключи. Вот этот, поменьше, откроет вам дорогу в дом. А вот этот, - я услышала, как тихо застонал Сергей, – ключ от сердца невесты. Если ты и вправду ее любишь, то своей любовью должен растопить кубики льда, которые скрывают от тебя ключи. Мы не садисты, - в Катином голосе прорезалось нескрываемое ехидство, - свидетель может помочь тебе с ключом от дома, но вот со вторым ты обязан справиться сам.
Ребята потрясенно молчали.
- Кать, ты издеваешься? – после долгой паузы тоскливо проговорил Стас.
- Ничуть.
- И как это размораживать?
- А ты подмышку засунь, - ласково посоветовала Катя. – Я могла бы, конечно, еще одно место предложить, но оно уж больно от сердца далеко!
Мелко сотрясаясь, я сползла на пол.
В течение последующих нескольких минут коридор дрожал от хохота. Ребята изо всех сил старались перенести процедуру с достоинством, но периодически не выдерживали и начинали малодушно повизгивать. К счастью, лед таял быстро и вскоре сильно погрустневшие обладатели двух ключей – обычного и гаечного – переступили, наконец, порог квартиры.
Наступил решающий момент. Катя широко распахнула дверь в комнату и торжественно выпихнула меня из-за занавески. Стало удивительно тихо. А затем по квартире пронесся восторженный вздох, и тишина взорвалась аплодисментами. Раскрасневшись, хлопала в ладоши Катя. Широко улыбался, возвышаясь над всеми, Стас. Обнимая за плечи Ирину, кивал головой Гудвин, а рядом вытирала слезы Наталья Владиславовна. Со всех сторон на меня смотрели улыбающиеся лица. А я…я видела только Сергея. Вернее, его взгляд – полный нежности, любви и неподдельного восхищения. Мне не нужно было читать его мысли, чтобы знать – он тоже видит только меня.
И неожиданно я поняла: не важно, какое нас ждет будущее. В болезни или в горести, в несчастье или радости, он – единственный человек, с которым я хочу прожить свою жизнь.
«Навсегда» - это слово вспыхнуло передо мной, рассыпавшись фонтаном жарких искр. Не отрывая взгляда от сияющих серых глаз, я уверенно шагнула вперед.
КОНЕЦ
26.05.2010