Княжеский крест. Часть II, Выбор

Тяжел ты крест княжеский!
И не всякому ты по плечу!
П. Косс

1
               

Наступил октябрь. Стояли ненастные дни. Холодный дождь лил, почти не переставая. Пожелтевшие деревья сбрасывали с себя листву, посыпая дороги и тропинки червонным золотом. Птицы, сбиваясь в стаи, готовились к зиме. Вороны собирались на высоких деревьях, громко каркая, видимо, решая свои птичьи дела, затем неожиданно срывались в полет и тучей кружили над лесом.
Печальный караван с телом Ярослава Всеволодовича медленно двигался по раскисшей от дождей дороге. Кое-где путь превращался в целое испытание. Телеги завязали в грязи почти по самые ступицы, кони не могли их тащить, и тогда дружинники были вынуждены толкать повозки, помогая  лошадям двигаться вперед. Уже многие месяцы посольство великого князя находилось в пути. За это время погибло много людей от болезней, поэтому  часть телег были пусты или везли в них больных или умирающих дружинников и слуг князя. Нелегок и печален был путь посольства Ярослава. Оставалось уже совсем немного до города Владимира, и люди, проделавшие длинный путь из Каракорума, хоть и устали, но посветлели лицом; даже лошади и те, почуяв, что скоро наступит конец их трудного путешествия, пошли резвее. Вот и знакомые места. Дорога стала шире и тверже. Моросящий дождь прекратился, на небе появились голубые разрывы, выглянуло из-за туч солнце, вдохновляя печальный караван на последний путь к родному городу. Наконец впереди замаячили стены крепости с башенками.
Путники подстегивали лошадей, стремясь быстрее добраться до Владимира. Городские ворота были открыты. Все уже знали, что везут тело великого князя. Вдоль улицы, ведущей к княжескому дворцу, стояли люди. Многие, с прискорбием опустив головы, плакали. Некоторые горожане становились на колени, крестились, провожая в родной город тело великого князя со словами:
– Прими, Господь, нашего князя Ярослава! Пусть его путь на Господний суд будет легким и душа его за великие деяния уйдет в рай!

***

Александр Ярославич о смерти своего отца узнал, будучи уже в Новгороде. Он только что пришел из похода на литовцев. После взятия города Торопца князь не ограничился этой победой и решил проучить давних врагов, дабы обезопасить границы. Несмотря на нежелание новгородцев идти с ним в дальнейший поход, он с небольшой дружиною смело стал преследовать непрошеных гостей. Возле озера Живца он настиг и уничтожил литовцев. Затем после небольшой передышки в Витебске, где княжил Брячислав, снова двинулся на литовцев уже в их владения и снова уничтожил их новые отряды. А близ городка Усвята он нагнал на дерзкого врага такой страх, что у них  на долгое время отпало желание делать набеги на Русь. Он дал понять западникам, что и разоренная татарами Русь в состоянии защитить свою землю и веру.
После полудня, когда на княжеское подворье прискакал гонец, Александр сразу же сердцем почувствовал, что посланник привез плохую весть. Он прислушался к торопливым шагам гонца и сопровождающего его слуги, а на душе было неспокойно. Дверь в гридницу отворилась, вошел человек, поклонился в пояс и остановился у порога.
Князь сидел за столом и выжидающе смотрел на него. Но гонец молчал,  потупив взгляд, стараясь не глядеть в глаза Александру.
Наконец князь с нетерпением спросил:
– Говори, что случилось? Почему молчишь?!
Посланник поднял голову, с волнением ответил:
– Боюсь, Александр Ярославич, что эта весть для тебя будет печальна.
Невский в тревоге привстал  и требовательно произнес:
– Да говори же, не тяни! Неужели опять враги пришли на наши земли?
– Нет, пресветлый князь, врагов пока нет, но они нанесли тебе, может, самый большой урон в жизни.
– Так что же произошло?! Говори скорее!
¬ Я тебе, князь, принес скорбную весть! Мужайся! Твоего отца, великого князя Ярослава Всеволодовича, в  проклятом татарском городе Каракоруме ханша Туракина отравила! И сейчас печальная процессия с прахом князя движется во Владимир.
– Что?! – крикнул князь и медленно сел на лавку. Лицо его побледнело, Александр обхватил руками голову, и непрошенная слеза покатилась по щеке. Так он сидел некоторое время, не поднимая головы.
Наконец пристально взглянул на гонца, спросил:
– Как это произошло?
– Ханша пригласила великого князя к себе в шатер для переговоров и из своих рук ему подала вино, якобы за успешное окончание дел. А оно было отравлено.
– Я предчувствовал, что так и случится. Сколько раз я говорил отцу, чтобы в этот раз он не ездил к татарам! Он меня так и не послушал. Спешил уладить все дела с ханами, а тогда уже и браться за восстановление Руси.
Когда князь выговорился, посланник продолжил:
– Следом за мной спешит гонец-татарин из Каракорума, чтобы передать тебе, князь, приказ ханши явиться к ней в татарскую столицу. Он везет тебе ярлык и пропуск в Каракорум – золотую пластинку пайцзу, чтобы ты беспрепятственно приехал в Татарию.
– Да я этого татарского гонца повешу на воротах! – хриплым от горя голосом крикнул Александр и стукнул кулаком по столу так, что стол затрещал. Она еще имеет наглость посылать ко мне гонца. Да я соберу по всей Руси войско и покажу этим поганым, где их место. Сволочи, так предательски отравить великого князя, отца моего!
Невский вцепился руками в край стола  да так, что его пальцы побелели. Он понимал свое бессилие, что ничего не сможет предпринять против татар, и от досады заскрежетал зубами, а желваки на его скулах ходили ходуном.
Гонец подошел прямо к столу, за которым сидел князь, и попытался его успокоить и упредить от необдуманных действий:
– Нельзя, Александр Ярославич, даже пальцем трогать гонца ханши. По их законам кто поднял руку на посла, тому никакой пощады не будет. За это татары пошлют на новгородскую землю свои несметные полчища и разорят ее. Поэтому собери все свое мужество и терпение в единый кулак и встреть посла ханши как подобает, а то навлечешь на Русь беды, а их у нас и так хватает.
– Да я эту поганую собаку на кол посажу!
– Это, конечно, немудрено. Только подумай о том, при чем тут гонец. Возможно, ханша специально направила к тебе посланника, чтобы спровоцировать тебя на эти действия, а потом послать на Русь свои войска поганых завоевателей.
– Подниму свою дружину, соберу ополчение в Новгороде, обращусь ко всем князьям земли русской, и пойдем бить эту нечисть! – стоял на своем Александр.
Гонец достал из-под кольчуги свернутый пергамент и передал его Невскому, со словами:
– Это письмо велел передать тебе твой отец, на случай, если с ним что-нибудь случится.
Князь торопливо развернул пергамент и стал просматривать. Закончив читать, он с удивлением еще несколько раз пробежал по написанному, затем с раздражением сказал:
– Да как это так? Даже после смерти он завещает мне завести дружбу с ханом Батыем.
Видя возбужденное состояние князя, гонец молчал, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что и посоветовать ему, как утешить.
В это время князь был далеко  от всего происходящего. Он вспоминал своего отца накануне отъезда к татарам. До сих пор в голове Александра звучали его слова, когда они сидели вдвоем  и проговорили почти всю ночь:
– Если я не вернусь от татар, погибну в дороге или поганцы меня изведут, тебе, Александр, придется продолжить мое дело. Только ты сможешь объединить и подчинить все княжества под одну сильную руку. Запомни, Александр, татары наши земли не будут захватывать. Они им не сподручны для их жизни. Они не любят леса, реки, озера, топи. Для них мать родная равнина без лесов. Они нас будут обирать. Заставят платить дань. Им надо содержать огромную армию, а для этого нужно ее кормить, вооружить, одеть. Если мы откажемся платить дань и не будем с ними водить дружбу, они станут приходить каждый раз на наши земли и опустошат их. Это обойдется нам гораздо дороже, чем платить дань. В то же время с нами хотят заключить мир и западники, якобы объединиться против татар. Но они хитрят. Стараются одной рукой натравить нас против татар, а другой самим захватывать наши земли и сделать нас всех католиками. Поэтому-то я выбрал татар, хотя они дикие и нам с ними придется нелегко, но я надеюсь, что земли наши останутся за нами и наша вера будет при нас.
В это время в гридницу зашел Михаил. Он внимательно посмотрел на князя и сразу же понял, что Невский получил какое-то плохое известие. Он приблизился к князю, спросил:
– Что случилось, Александр Ярославич?
Тот поднял на своего сотника полные слез глаза, хрипло ответил:
– Отца моего татары в Каракоруме отравили! Будь они прокляты! Придет час, я с ними сочтусь!
Наконец, обратив внимание на уставшего с дороги гонца, распорядился:
– Отведи, Михаил, его к слуге Илье, пусть проводят в баню и накормят. Ему необходимо отдохнуть с дороги. А сам придешь сюда, ты мне понадобишься, и приведи с собой ко мне всех сотников и тысяцкого дружины.
Когда все вышли из гридницы, Александр, облокотившись на стол, задумался. Сейчас его мысли были направлены на месть за смерть отца. Он готов был тут же поднять дружину и мчаться к татарам. И мстить. Но князь прекрасно понимал, что это не так просто. Конечно, свою дружину подымет хоть сейчас, и они все как один пойдут за ним в огонь и в воду. Но он и его маленькое войско всего лишь песчинка против огромной армии татар. А созвать других князей с их дружинами и поднять ополчение по Руси не так просто. На это нужно время. И немалое время, чтобы утрясти все разногласия между князьями, а как это сделать – это вопрос. Горький опыт таких сборов против татар уже был, но из-за разногласий между князьями русские проиграли битву с татарами на реке Калке. Видимо, придется пока ограничиться поездкой во Владимир на похороны отца.
В гридницу вошел архиепископ Спиридон. Сухощавый, высокого роста, седой, с карими глазами. Взгляд его был жестким и приковывал собеседника к себе. Старец медленно прошел к столу, где сидел князь, встал напротив и низким голосом молвил:
– Мужайся, Александр! Так, видимо, Господу было угодно, чтобы Ярослав Всеволодович отдал свою жизнь за Русь, добиваясь этого проклятого ярлыка. Придумали татары ярлык какой-то, брать у них грамоту на правление своими же землями. Будто мы без них не разберемся, кто у нас и где будет править. Вон и тебе пайцзу Туракина прислала, чтобы ты немедленно явился к ней. Как будто это ближний свет.  Ехать-то туда надобно больше года. Да еще опасного пути. Вон из посольства твоего отца возвращается меньше половины людей, а остальные погибли в пути от болезней. Сегодня уже прискакал посол из Каракорума и привез тебе пайцзу, пропуск в Татарию. Будь они неладны.
Услышав, что посол от ханши уже в Новгороде, князь соскочил с места и крикнул:
– Так что же вы молчите? Я сейчас прикажу своим дружинникам повесить его на воротах!
Спиридон крепко ухватил князя за руку. Усадил его на место со словами:
– Уймись, князь! Этим поступком ты еще большую беду накличешь не только на себя, но и на всех людей твоего княжества. А они-то при чем? Ведь татары пришлют сюда несметные полчища своих диких воинов, и опять начнутся пожарища и резня  ни в чем не повинных людей. Ты этого хочешь?
– Нет, – ответил князь, опустив голову.
– Тогда успокойся. Тебе, прежде всего, надобно достойно, по-христиански похоронить отца своего. Определиться с братьями и дядьями на владения княжеств, а тогда уж решать, как поступить дальше. А завтра по достоинству, как подобает князю, прими татарского посла и обещай ханше, что обязательно приедешь в Каракорум. Пока гонец едет туда, пока она тебя будет дожидаться, много воды утечет. Неизвестно, что за год произойдет. Тебе сейчас, Александр, надо успокоиться и принять потерю отца своего как предначертание Господне.
– Трудно мне свыкнуться с мыслью, что отца нет. Что теперь не с кем будет даже посоветоваться в трудных делах, и знать, что его поддержки больше не будет. Была бы моя воля, я бы сегодня же повел полки русских на татар! И сколько же мы будем терпеть этих поганых над нами?! Присосались к земле русской, словно пиявки, и пьют кровь! Что же делать? Ума не приложу!
– Тебе сейчас, Александр Ярославич, не надо на рожон лезть, затаись. Что ты можешь сделать против такой огромной силы? Как бы твои отважные воины ни были искусны в бою, тебе сейчас поганых все равно не одолеть. Как только ты свяжешься с татарами, западники сразу же попрут на Русь и начнут захватывать русские земли. Ты думаешь, твой отец, великий князь, от большой любви поехал в такую даль к татарам искать их защиты и дружбы? Конечно, нет. Он хорошо понимал, что из двух зол надо выбирать одно. Татары хоть земли наши не хотят захватывать, им и так бескрайних степей хватает. К религии всех народов относятся терпимо. Они единственное, что хотят от русских – это дань. Мы ведь с твоим отцом неоднократно об этом говорили, и он это прекрасно понимал. Поэтому прошу тебя, князь, настрой себя так, чтобы зло и месть не затмили твой разум.
Александр Невский встал, обнял старца со словами:
– Спасибо, Спиридон, тебе за поддержку! Я уже спокоен и, по твоему совету, с великим терпением приму и этот удар судьбы. Встречусь с проклятым татарином. Узнаю, чего хочет от меня каракорумская ханша. Думаю, что она задумала меня, как и отца, извести. Но я пока не собираюсь мчаться по ее первому зову в такую даль. Я ведь еще у Батыя не бывал. А он мой ближний враг. Поэтому я попытаюсь, прежде всего, с ним встретиться, для того чтобы узнать, что хан Батый хочет от меня и как он думает строить отношения с другими русскими княжествами.

2

Путешествие на Русь Алану далось нелегко. Уже к концу пути он чувствовал себя окончательно разбитым и больным. Только благодаря своим снадобьям, травам и всяким восточным премудростям он смог избежать болезней, которые постигли многих из посольства великого князя.
Алан неоднократно проклинал ханшу Туракину и хана Батыя которые потребовали от него ехать вместе с посольством во Владимир. Отказаться от путешествия он не мог, иначе его ждала смерть. Он должен был выполнять волю ханов. Это, прежде всего, используя свой богатый опыт в знахарстве, стать незаменимым человеком и потом остаться на Руси и войти в доверие к князю Александру. Сопровождать его всюду, в мирной жизни и военных походах, неукоснительно сообщая обо всем, что происходит при дворе Александра, не только о его действиях, но и мыслях в орду. В путешествии на Русь ему уже удалось осуществить часть своего плана. Он стал незаменимым советчиком, целителем и лекарем для путешественников. Ученый писарь мог почти любому человеку влезть в душу своим участием и заботой. Люди же по своей душевной простоте ему доверяли самое сокровенное, делились с ним всем. Вскоре Алан стал уважаемым и необходимым человеком. Только один Борислав, который  несколько лет находился у татар с князем Константином и знал, что лесть и доброта восточных людей может быть не что иное, как хорошо скрываемое коварство всегда настороженно относился к ученому писарю. Пока ничего плохого со стороны ученого лекаря он не замечал, кроме самоотверженности в помощи всем больным и уставшим от длительного путешествия людям.
Тонкий знаток человеческой души, ученый писарь сразу же понял, что Борислава он не смог убедить в верности служению посольству. Даже порой чувствовал тяжелый пронзительный взгляд переводчика, но  всегда отвечал ему ласковой и заискивающей улыбкой.
Прежде чем послать Алана с посольством русских, с ним один на один побеседовала Туракина. Когда их аудиенция закончилась, на прощание она ему с улыбкой посоветовала:
– Ты, Алан, должен вползти им в душу как змея. Все должен нам сообщать, что они будут делать или предпринимать с западниками и что они надумают против нас. Если потребуется кого-то убрать, дашь яду. А если откажешься выполнять то, что мы тебе велим, мы тебя найдем и достанем хоть на дне морском.
Алан упал на колени перед ханшей, поцеловал ей край платья со словами:
– Слушаю и повинуюсь, моя повелительница! – кланяясь, раз за разом, задом удалился из юрты. Он уже хотел отправиться  назад в русские шатры, как его вернул слуга ханши, чем очень сильно напугал писаря, тот уже подумал, что Туракина отдаст его палачам.
Войдя в юрту, Алан сразу же упал на колени, поклонился и замер в этом положении, ожидая, что скажет Туракина.
– Поднимись и слушай, что тебе еще сказать забыла. Будут к тебе приходить католики с ярлыками, от меня, помогай им во всем и исполняй мою волю. А сейчас иди.
От перенапряжения Алан даже вспотел, и, пошатываясь от пережитого страха, вышел из шатра.
Ученый писарь прекрасно понимал всю сложность своего положения, но это была не его воля, и поэтому надеялся, что Аллах его простит за все его деяния.
Давно находясь при дворе у татар, он знал их жестокие законы, где неповиновение каралось смертной казнью. Ему часто приходилось видеть, как ломали хребты непокорным, поэтому добросовестно служил им. У него давно уже не было ни родины, ни имени, он был раб на услужении огромной татарской империи, хорошо  организованной военной машины, которая прокатывалась по целым государствам, городам, разрушая все и всех на своем пути, кто оказывал ей сопротивление. А тут одна его безымянная жизнь, по которой если пройдет это чудовище, даже никто и не заметит.
Сейчас, находясь с русскими, ученый писарь чувствовал себя гораздо уютней, чем тогда, когда он пребывал у татар, где ему за неповиновение или из-за какого-нибудь каприза ханского двора могла в любую минуту грозить смерть. Здесь же, у русских, к нему относились с уважением, ценили его как знахаря и как ученого человека, знающего науки. В душе Алана шла борьба. Он должен был выбрать, с кем он, и нужно ли ему выполнять задание ханов. И не выполнять было нельзя, он прекрасно понимал, что зависим от них, и жил в постоянном страхе за свою жизнь. Ханы всегда его могли разыскать, даже если он находился от них на большом расстоянии. Алан над этим очень много размышлял и пришел к выводу, что испытывать судьбу не стоит и нужно подчиниться обстоятельствам.
Еще в пути уже по русской земле печальный караван догнал посол ханши Туракины Нарат в сопровождении сотни нукеров. Это случилось, когда русские остановились на берегу небольшой прозрачной речушки, которая тихо несла свои воды.
Пока путешественники отдыхали, поили лошадей, готовились к дальнейшему пути, Алан удалился и присел на сваленное дерево. Он задумчиво вглядывался в хрустально чистую воду речки. Тишина и тихое журчание воды успокаивали, навевали на размышления. А думалось ему о разном, но неожиданно он поймал себя на мысли о том, что эта медленно текущая вода как жизнь течет, но уже возврата ей назад не будет никогда, что нельзя войти в одну и ту же реку, что она всегда будет разной, хотя, на первый взгляд, такой же, как и прежде.
В это время кто-то осторожно тронул Алана за плечо. Он вздрогнул и, увидев татарского посланника Нарата, несказанно удивился, воскликнув:
– О Аллах! Это откуда ж ты тут появился?
– Я, уважаемый учитель, не появился, а меня вслед за вами послала ханша Туракина к князю Александру, сыну ныне усопшего Ярослава, с повелением как можно скорее отправиться в Каракорум.
Алан покачал головой и произнес:
– И сына Ярослава хочет убрать! Чем же они так ей не угодили?
Нарат на слова ученого писаря ничего не ответил, а молча подал ему ярлык. Тот развернул пергамент, прочитал, что там написано. Взялся за голову и воскликнул:
– О Аллах! Вах-вах-вах! Как же это возможно исполнить приказ Туракины!
Гонец вытащил из кожаного мешочка небольшой сосуд и протянул  Алану со словами:
– Это тебе тоже велено передать, и еще сказано, что если не исполнишь, то твоя голова будет посажена на кол.
Алан сидел молча, ничего не говоря, ничего не видя и не слыша. От известий от ханши он как будто онемел.
Посланник вскочил на свою пегую низкорослую лошадку и крикнул ученому писарю:
– Что мне передать великой ханше – Туракине?
Алан вздрогнул, как бы очнувшись, крикнул в ответ:
– Слушаю и повинуюсь!
Татарин стегнул плеткой коня и пошел крупной рысью по пыльной дороге, увлекая за собой свою сотню нукеров, оставив в смятении растерянного и подавленного Алана.
      
***

После возвращения посольства из Каракорума во Владимир тело князя Ярослава поместили в Успенский собор. Жители города и окрестных поселков и деревень приходили попрощаться с великим князем, который для них был и защитником, и строгим отцом. Женщины оплакивали безвременную кончину Ярослава, причитали и от горя рвали на себе волосы.
Во Владимир стали съезжаться близкие родственники усопшего и люди из других городов. Всем была не безразлична смерть великого князя. Ожидали Александра Невского, который уже был в пути и со дня на день должен был приехать в город на похороны своего отца.
Алан как ученый лекарь зная всякие восточные премудрости, каждую ночь умащивал тело князя разными пахучими травами. Анастасия была ему незаменимой помощницей в этом нелегком и печальном деле.
К вечеру дозорные со стен города заметили новгородскую дружину во главе с Александром Ярославичем. Всадники спешили. Ворота по распоряжению Святослава, брата Ярослава, который по русскому обычаю принял титул великого князя, заранее были открыты. Всадники крупной рысью промчались в город и направились к Успенскому собору. У входа в храм стоял Святослав Всеволодович, поджидая Невского.
Молодой князь был одет в траурную одежду: в черный плащ и шапку. Он соскочил с коня и направился к своему дяде. Они обнялись и троекратно расцеловались. Святослав Всеволодович смахнул скупую слезу и хриплым голосом произнес:
– Вот ведь как случилось, Александр! Горе-то какое!
Невский молчал. Душа его уже вся изболелась, оплакивая потерю отца. Уже не хватало места в сердце для его горя.
Князья молча вошли в храм, подошли к телу Ярослава. Александр долго всматривался в лицо своего отца, затем встал на колено пред усопшим, беззвучно что-то шепча пересохшими губами. Возможно, он просил у отца прощения, а может быть, давал клятву продолжить начатое дело великого князя.
Похороны Ярослава Всеволодовича состоялись в октябре 1246 года в Успенском соборе. Все родственники и простые люди пришли проститься с великим князем. Плакали люди, потеряв защитника земли русской.
После похорон Святослав Всеволодович собрал всех наследников и объявил завещание покойного князя и утвердил сыновей Ярослава в тех же княжествах, которыми они  владели при отце.
За князем Александром остались города Новгород, Зубцов, Торжок, Волоколамск, но он утратил Тверь, Кашин, Костятин, а также Переяславль.
               
3
      
Став сотником с благословения великого князя Ярослава в дружине Александра Невского, Михаил Романович прошел с князем по литовским землям, уча уму-разуму беспокойных соседей. Придя в Смоленскую землю, они встретили литовские отряды под Жижичем и разбили их, а когда возвращались в свое княжество, уничтожили и другую рать под Усвятом.
На обратном пути в Новгород Невский сказал, обращаясь к своей дружине:
– Мы побили литовцев на их земле, и это им будет наука впредь, чтобы они знали русский обычай. Когда идешь в гости, то идешь за гостями. А они к нам пришли с грабежом и насилием. Поэтому разгром отрядов на их земле надолго прекратит литовские набеги, и они научатся уважать своих соседей. Это была оборонительная война с упреждением, что и мы можем так же, как они, пожаловать к ним в гости. Я теперь думаю, что после этой науки они вряд ли еще захотят делать набеги на наши княжества.
Михаил сразу же завоевал уважение среди дружинников князя как смелый и опытный воин, готовый прийти на помощь к любому ратнику, попавшему в сложное положение во время битвы с врагом.
Неприятное известие о гибели князя Ярослава от коварной ханши Туракины он тоже очень переживал и сочувствовал Александру, стараясь при случае поддержать его морально.
Еще во время похорон Михаил обратил внимание на женщину, одетую в черную траурную одежду. Под повязанным черным платком было плохо видно ее лицо. Женщина неутешно плакала. В согнувшейся фигуре было столько страдания и горя, что сотник подумал, что это какая-то родственница князя. Но чем больше он вглядывался в женщину, тем больше в ней угадывалось что-то давно забытое, знакомое. Ему почему-то казалось, что он уже где-то ее видел. Но где, он не мог вспомнить. Чем больше он думал о ней, тем пристальней стал присматриваться к незнакомке. Михаил старался подойти поближе, чтобы разглядеть плакальщицу, хотя пробраться среди большого скопления народа было не так легко. Когда он все-таки оказался почти рядом с женщиной и вгляделся в ее облик, то на него повеяло чем-то до боли родным. И это почти прикрытое черным платком лицо, и одетая в траур фигура, даже движения были знакомы. Сотник все еще не мог понять, где же он видел эту женщину. Вглядываясь в незнакомку, он все больше и больше понимал, что они где-то уже с ней встречались. Наконец устав гадать, Михаил спросил у рядом стоящего дружинника:
– Скажи, мил человек, что это за женщина, которая так убивается об умершем князе?
– Это Анастасия. Она была служанкой у нашего князя. Ее князю Ярославу хан Бату подарил. В Орде она была невольницей. Князь  вначале гневался на то, что ему хан навязал эту женщину, а потом ее оценил как хорошую служанку и целительницу. Во время нашего похода в Каракорум и назад во Владимир многих заболевших в пути она подняла на ноги. Очень хорошая женщина, – похвалил дружинник.
Последние слова сотник уже почти не слышал. В это время в душе его были и радость и смятение. Это была она. Это была Анастасия. Он не знал, что ему делать. Самое первое его желание было ринуться к ней и заключить ее в свои объятия. Душа его ликовала от того, что наконец-то его жена нашлась, что вот она рядом, ведь он так долго ее искал. Но было еще сомнение от того, что вдруг это не она, что он ошибся. Но он не мог к ней подойти во время похоронной процессии.
И все-таки сотнику не терпелось убедиться в том, что эта так горько плачущая  по князю женщина его жена. Он стал пробираться сквозь толпу людей поближе, насколько это возможно. Наконец он подобрался совсем близко к женщине и стал вглядываться в ее лицо.
Несомненно, это была его Анастасия. Когда он совсем убедился, что это она, первое его желание было крикнуть ее имя, но он с большим усилием воли не сделал это, а решил ждать, когда закончатся похороны. Михаил уже не мог находиться  в монастыре, его распирала радость, что он наконец-то нашел свою жену.
Это никак не сочеталось с всеобщим настроением горя от утраты великого князя. Он вышел из монастыря и присел на лавку.
Стояла осенняя пора. Холод и дождь отступили на время, и последние несколько дней были сравнительно теплые. Желтый лист с деревьев почти весь опал, и они теперь стояли голые и печальные.
Сотник, прищурившись, взглянул на солнышко, затем перевел взгляд на белые облака. Стал наблюдать, как они плывут по небу. Тут его чуткое ухо уловило журавлиные крики. Он взглядом поискал стаю журавлей  и стал наблюдать за пролетающими птицами, которые улетали в далекие края. Впереди летел вожак, и, наверно, это была самая сильная птица, раз вела за собой остальных журавлей. Михаил непроизвольно подумал: «Все как у людей. Вот Ярослав Всеволодович великий князь, можно сказать вожак, вел Русь к объединению, шел впереди, но убрали его враги с пути и уничтожили. И теперь нужен новый вожак. Кто это будет? Святослав Всеволодович? Наверно, нет. Скорее всего, Русь поведет Александр Ярославич».      
Михаил провожал взглядом стаю журавлей, которая улетала все дальше и дальше, и вскоре птицы превратились в маленькие точки, а через некоторое время совсем скрылись из виду.
Похороны закончились, и люди стали расходиться из монастыря, но Анастасия еще долго не выходила. Михаил сгорал от нетерпения, желая встретиться со своей женой. Время тянулось медленно, но он продолжал терпеливо ждать.
Уже стало садиться солнце, когда Анастасия вышла из монастыря вместе с монахами, о чем-то разговаривая. Вскоре церковные служители вернулись в священную обитель, а женщина, повернувшись в сторону монастыря, троекратно перекрестилась с поклонами и пошла на княжеский  двор. Она шла медленно, низко наклонив голову, ничего не замечая вокруг себя. И уже когда она стала проходить мимо лавки, на которой сидел сотник, он ее негромко окликнул:
– Анастасия!
Женщина вздрогнула, остановилась, повернулась в сторону Михаила и недоумевающе взглянула на незнакомого воина. 
Сотник встал, пошел навстречу растерявшейся Анастасии, ласково обратился к ней:
– Анастасиюшка! Это же я, Михаил, твой муж!
В лице женщины было столько удивления и страха, что она воскликнула:
– Михаил! Муж мой! – и стала падать в обморок. Сотник едва-едва успел подхватить ее в объятия. Держа на руках свою жену, он присел на лавку, стараясь привести ее в чувство. Наконец она открыла глаза и, увидев наклонившееся над ней такое знакомое, родное лицо, прошептала:
– Михаил. Ты меня нашел. Я знала, что ты меня найдешь, – и закрыла глаза, затем открыла их снова, молвила: – Неужели это сон?
– Нет, Анастасиюшка, это не сон. Мы снова с тобой вместе, – и, наклонившись, нежно поцеловал.
Женщина медленно встала, села рядом с мужем, сказала:
– Где же ты так долго был?
– Там, где и ты, в татарском плену. Там, где тысячи наших людей томятся в неволе у этих проклятых нечестивцев.
Анастасия неутешно заплакала. С ее рыданиями и слезами уходили в прошлое горечь непосильных испытаний в плену, тоски по родине, по семье, по мужу и потери, которые принесло нашествие завоевателей.
Михаил, как мог, утешал женщину, гладил по голове, целовал в мокрые от слез глаза, щеки, успокаивал:
– Не плачь, Анастасиюшка, мы теперь с тобой снова вместе, и нам не страшны никакие испытания, теперь нас уже никто никогда не разлучит. Мы с тобой опять заживем как прежде, в любви и согласии, коли из такого пекла, как татарский плен, вырвались.
Анастасия подняла голову, вытерла платком слезы и стала пристально вглядываться в лицо своего мужа, погладила его по щеке, как бы стараясь убедиться, что это он и ей все это не снится, ласково сказала:
– Постарел и волосы седые. Видно, хватило лиха тебе в Орде.
– Да уж хватило, милая, но я никогда не терял надежду найти тебя, там, в плену, я постоянно вглядывался в русских женщин. Всегда думал, а вдруг встречу тебя.
– Ну а если бы и встретил, что тогда?
– Наверно, нашел бы способ тебя выкрасть и вместе убежать.
Анастасия покачала головой и грустно произнесла:
– Это, наверно, было бы невозможно. Там в Орде от этих вездесущих, вечно рыскающих по степи татар невозможно скрыться. Я уж и не чаяла, думала, что на веки вечные останусь среди этих дикарей. Но мне несказанно повезло. Батый, когда великий князь Ярослав одарил его подарками, был этим очень доволен и решил тоже одарить князя. Подходящей татарки в это время не нашлось, и ханы решили в качестве дара отдать меня в жены князю. Пленных рабынь у ханов хватало, и сделать ответный дар женщиной для них ничего не стоило. Татары никогда не отдаривали посольствам и гостям оружием или золотом, а почти всегда отдавали в качестве подарка женщин или лошадей, этого добра у них сколько угодно.
– А у князя ты действительно была женой? – спросил Михаил, испытывающе и в то же время с любопытством глядя на Анастасию.
Женщина отвела глаза от прямого взгляда мужа, тихо ответила:
– Я же не княжна, чтобы он взял меня в жены, а вот служанкой и целительницей ему была. Я в плену у восточных людей научилась пользоваться травами и лечить ими от недугов. Поэтому всему посольству Ярослава вместе с Аланам, ученым писарем, во время путешествия в Каракорум и обратно помогали слугам и воинам князя излечивать болезни.
– Ты и в Каракоруме была? – с удивлением спросил Михаил.
– Была. Нелегка туда дорога. Немало людей наших полегло во время пути от болезней. Путь наш лежал через степи, горы и реки. А когда возвращались назад, и вовсе много людей и лошадей погибло, так как шли беспрерывные дожди. Было сыро и холодно, люди простывали и заболевали.
– Я уж слышал об этом, Анастасия. Знаю, что многие воины не вернулись  из этого нелегкого похода в татарщину.
– Мне даже вспоминать о нашем путешествии страшно, – вытирая слезы, промолвила женщина.
Сотник встал и, показав на восток, заметил:
– Однако, Анастасия, скоро уже солнце закатится. Пойдем на княжеское подворье, я тебя еще хочу показать Александру Ярославичу.
Женщина застеснялась и стала отнекиваться:
– Может, в другой раз. Сегодня ему не до знакомств. У него большое горе. Ведь он потерял отца.
– И правда, – согласился Михаил.  Взяв жену за руку, повел ее на княжеский двор.
Перед входом в княжеский дворец у красного крыльца стояли Александр Невский с братом Андреем и дядей, Святославом Всеволодовичем, ставшим великим князем. Они негромко разговаривали между собой.
Михаил с женой хотели незаметно пройти мимо княжеской семьи, но князь Александр, увидев своего сотника,  окликнул его:
– Михаил, подойди сюда.
Муж и жена подошли к князю, а тот сообщил ему:
– Скажи дружинникам, пусть готовятся в обратный путь. На днях выступаем в Новгород.
Сотник и его жена поклонились в пояс Невскому. Михаил сказал:
– Пресветлый князь, разреши мне сообщить хорошую весть и просить тебя взять с собой эту женщину.
Князь внимательно посмотрел на Анастасию и спросил:
– Кем она тебе приходится? И зачем ты ее хочешь забрать с собой?
– Это моя жена.
Невский от удивления поднял бровь, и у него непроизвольно вырвалось:
– Как твоя жена?! Когда это ты успел на ней жениться?
Все с любопытством стали разглядывать женщину.
Анастасия от такого внимания засмущалась и опустила голову.
– Помнишь, пресветлый князь, я тебе рассказывал, что после битвы с татарами в Киеве попал в плен и моя жена тоже оказалась у них в неволе. А вот так вышло, что в Орде Батый в знак благодарности за подарки, преподнесенные ему Ярославом  Всеволодовичем, одарил его моей женой, которая была у них в плену. Так она стала служанкой  при великом князе и с его посольством путешествовала в Каракорум и вернулась назад.
– Это надо же так, как судьба у вас сложилась! Просто удивительно. И вот теперь вы опять вместе, – улыбаясь, сказал князь  и добавил: – Раз уж вы муж и жена перед Богом, я вам, конечно, запретить жить вместе не вправе. Поэтому готовьтесь вместе с женой к поездке в Великий Новгород.

4

Хан Батый проснулся ночью, долго ворочался с боку на бок, но не мог уснуть. В голову лезли всякие мысли, от них нельзя было ни избавиться, ни забыть. А поразмышлять хану было о чем. В огромной империи Чингизидов все складывалось не в его пользу. После разлада с братьями во время похода к последнему морю он фактически остался один с небольшой армией. Тут уже речь шла не столько о завоеваниях, а о том, как удержать власть с небольшим оставшимся войском и не стать жертвой борьбы своих же родственников за имперское величие. Поэтому Батый решил привлечь русских князей на свою сторону, чтобы заключить с ними союз и тем самым  укрепить свое положение  во вновь образованной им Золотой Орде. Но хитрая и коварная  Туракина разгадала его планы, и как он ни скрывал свои замыслы, она все-таки ему навредила. Уничтожила главного союзника – великого князя Ярослава Всеволодовича. Кроме того, старалась, используя католиков, столкнуть лбами русских князей и Орду.
Но хоть и хитра была Туракина, он тоже не дремал и решил начать действовать. Прежде всего, необходимо было привлечь на свою сторону князя Александра, достойного преемника  Ярослава, и нужно было убирать эту змею, подобную кобре, Туракину. Бату-хан уже давно обдумал, как он будет действовать. Поэтому к Огул-Гамиш был отправлен сарацин по имени Икрам, хитрый и изворотливый ученый, знающий травы и восточную мудрость. Его главной задачей было любыми способами убрать Туракину. И вот уже прошло много времени, а вестей  из Монголии так и не было, как будто его посыльный где-то пропал навсегда без вести. Время тянулось мучительно долго, и хан не ведал, что же происходит в Каракоруме. Осуществилось ли его желание об уничтожении ханши? Он понимал, что коварная и изворотливая Туракина не остановится на том, что убрала русского князя, что скоро она займется им и другими братьями, чтобы убрать их с дороги и властвовать одной в огромной империи.
Батый встал. Его мучила головная боль, во рту была сухость, он медленно подошел к бурдюку, где всегда был свежий кумыс, налил пенящегося напитка в серебряную пиалу и, не отрываясь, с жадностью выпил. Бодрящий напиток теплом разлился по всему телу. На душе стало легко, и все неприятные мысли ушли и растворились. Наступил душевный покой. Хан накинул на плечи легкую соболью шубу, вышел из юрты. У входа как изваяния стояли могучие воины, охраняя покой и безопасность повелителя Золотой Орды. Юрта Батыя стояла на холме, и с него был хорошо виден огромный  юрточный город как на ладони. Невдалеке маячил золотой ханский дворец. Но хан Батый предпочитал юрту. Это было жилье кочевника, и в нем он чувствовал себя прекрасно: уютно и комфортно, во дворце же ему казалось тесно, давили стены и не хватало воздуха. Он был человек степей, и воля, и огромное пространство были его стихией, а юрта удобным домом.
Стояла осень, и степь приносила не только прохладу, но и ветра. На этот раз было тихо и тепло. Хотя на небе горели еще яркие звезды, но восток медленно светлел. Огромный город, состоящий из различных по размеру юрт, которые в основном были на колесах, спал.
Хан присел на деревянную скамейку, укутался в шубу, неотрывно глядя на восток. Там, где-то далеко, находилась его Родина, родная Монголия, где он вырос и воспитался сильным и смелым багатуром, а когда возмужал, повел за собой армию на завоевание и покорение народов, выполнять заветы Чингисхана. Но, по воле судьбы, он должен был находиться далеко от родины, создать свой улус и бороться за свое выживание, быть постоянно начеку, наблюдать за своими соперниками чингизидами, чтобы они его не отправили в мир иной.
Рассвет наступал. Вот уже побелел восток, на небе стали блекнуть звезды. Из некоторых юрт потянулся дымок. И в воздухе появился горьковатый вкус горевшего в очагах кизяка. Но пока еще над юртами стояла дремотная тишина.
Хан сидел без движения, и казалось, что он задремал. Но это было только внешне. На самом же деле в его сознании шла бесконечная работа мысли. Нужно было думать о многом. Думать о сегодняшнем дне, о будущем и заглянуть далеко вперед. Да так, чтобы не ошибиться, и Батый как никто, это знал. Уж сколько раз судьба ему устраивала сюрпризы, но он из них благополучно выходил или победителем, или, по крайней мере, без ощутимых потерь. На то  он и был хан. Он должен был думать. На то он и повелитель огромного своего улуса Золотая Орда.
 
***

Туракина с трудом открыла глаза, голова кружилась, ее тошнило. В груди жгло, сердце учащенно билось, во рту все пересохло. Она облизала сухие губы, позвала служанку китаянку:
– Ляйсан! Ляйсан, ты где?
Вскоре появилась женщина, она наклонилась над ханшей, внимательно вгляделась в ее лицо и, покачав горестно головой, воскликнула:
–  Эй-вах-вах! Ой, беда!
–  Что со мной, Ляйсан?
– Беда с тобой, повелительница! Ой, беда!
– Пить, –  простонала Туракина. – Налей мне холодного кумыса.
Служанка поднесла своей госпоже напиток и прошептала:
– Потерпи немного, моя повелительница, я сейчас заварю тебе травы и попою, тебе станет легче.
Ханша, испив кумыса, почувствовала себя немного легче, закрыла глаза, казалось, она задремала, но в ее голове шло осмысление того, что же все-таки с ней произошло. Еще вчера она себя чувствовала совершенно здоровой, побывала  в юрте, куда ее пригласила родственница Огул-Гамиш повеселиться, посудачить о женских делах, о жизни. Хозяйка щедро угощала свою гостью сладким заморским вином, восточными сладостями. В гостях были и другие женщины – родственницы и приближенные ханские жены, к которым благоговела Туракина. Было весело, женщины много разговаривали и смеялись, пили вино, ели сладости.
Туракина была благосклонна к женщинам и позволила себе из рук Огул-Гамиш принять вино. Беря в руки золотой кубок, наполненный до краев, она на миг взглянула в лицо женщины и уловила, как будто тень пробежала по ее лицу и в глазах зажглись злые огоньки, но та весело улыбалась, говорила ханше льстивые слова,  восхищаясь ее красотой и умом. В тот момент она не обратила на все это внимания. А сейчас, анализируя происходящее,  она поняла, что сегодняшнее ее состояние дело рук Огул-Гамиш. Хотя она никогда не проявляла себя ее противницей, но ханша знала, что она когда-то была влюблена в Батыя, и он отвечал ей взаимностью. Но это было давно, и никто об их отношениях уже не вспоминал.  Выходит, что она тайно помогает хану Бату. Женщина, вспоминая это, кляла себя:
– Как же я могла забыть? Надо было заставить ее это вино выпить самой, как она уже делала неоднократно, и враги ее от своего же яда погибали. А тут?! – ей стало так досадно и жалко себя, что слезы покатились из ее глаз. Она их не вытирала, у нее уже просто не было сил, в голове свербела одна и та же мысль: «Неужели я умру? Сколько же мне еще осталось? Как не хочется умирать! Ведь все так хорошо складывалось! Нет, я выздоровею, я не умру!» – успокаивала себя императрица.
Голова у ханши закружилась, и она устало закрыла глаза. В груди все жгло и болело, но потом боль стала уходить, и она почувствовала себя легко-легко – казалось, ее тело парит над землей и она как пушинка летит над степью. Тут она почувствовала чей-то тяжелый взгляд, стала оглядываться, искать, кто же так на нее смотрит. И вот встретилась с суровым взглядом русского князя Ярослава. Он стоял как изваяние на ее пути, опершись на длинный окровавленный  меч.       
Ханша попыталась его обойти, но натолкнулась на прозрачную стену.
– Не спеши, Туракина, пока тебе путь сюда заказан. Еще рано в наш мир, – послышался низкий голос великого князя.
– Почему мне туда путь заказан? – с раздражением спросила ханша и крикнула: – Никто не может мне запретить идти, куда я хочу!
– Вот когда ты сполна выпьешь чашу, которую ты мне дала испить, и испытаешь боль и горе расставания с земной жизнью, как я это испытал, вот тогда сюда все пути тебе будут открыты.
– Я сейчас хочу! Мне нужно сейчас! – кричала Туракина, но невидимая стена, которая стояла между ними, ее не пускала.
               
***

В другой половине юрты ханши служанка Ляйсан и сарацин Икрам, знахарь и целитель, готовили зелье для повелительницы. Помешивая в серебряном ковшике настой трав, восточный  человек сказал:
– Я думал, что сильнейший яд сразу же подействует и Туракина отойдет в мир иной, а вышло совсем по-другому. Наверно, отрава была давно заготовлена и потеряла свою силу,  яд плохо подействовал.
Служанка молчала, прислушиваясь к стонам ханши и вздрагивая при каждом новом звуке, так как понимала, что если кто-нибудь из приближенных или слуг явится в юрту и они не успеют до конца довести свое страшное дело, Туракина выкарабкается, тогда их ждет жестокая смерть.
Икрам думал о том же. Но еще он должен, завершив до конца приказ Батыя, успеть выбраться отсюда, в условленное место, где его уже ожидал отряд монгольских воинов, подготовленной Огул-Гамиш, чтобы сразу же пуститься в путь в сторону Золотой Орды и доложить хану Батыю о свершенном деле.
– У тебя все готово? – тревожно прошептала служанка.
– Все, – ответил лекарь.
– Тогда давай зелье. Я  напою ханшу.
Икрам подал поднос, на котором стояла серебряная пиала,  наполненная зельем, и сказал:
– Надеюсь, что этот настой трав с ядом убьет ее.
Ляйсан взяла отраву и понесла Туракине. Когда она подошла к постели императрицы, та уже лежала с открытыми глазами, уставившись в одну точку. Заслышав шаги служанки, она чуть привстала, чтобы выпить настой трав.
Служанка взяла пиалу и стала поить женщину. Выпив весь настой, она медленно легла, затем прошептала:
– Позовите моего сына Гуюка. Я хочу поговорить с ним.
Служанка молча поклонилась госпоже и удалилась в другую половину юрты. Икрама там уже не было. Ляйсан в волнении прошептала:
– Вот шакал! Обещал мне уплатить за все золотом и взять с собой, а сам уже сбежал. Ляйсан в отчаянии села,  слезы потекли из ее глаз от страха, что ей за все придется отвечать, а в голове крутилась одна и та же мысль: «Что делать? Бежать, а куда одна убежишь? Меня тут же схватят. Может все обойдется. Я всем расскажу, что ханша заболела и скончалась. А если не скончалась, то  пока хожу за ее сыном, к этому времени ханша может быть помрет».
Служанка встала. Руки ее от волнения тряслись. Она медленно подошла к постели, прислушалась к дыханию своей госпожи. Казалось, она не дышала. Тогда служанка, растрепав свои волосы, с криком выскочила из юрты:
– Умерла наша повелительница! Зовите хана Гуюка!..
Один из стражников побежал в сторону юрты молодого хана.
Вскоре появились Гуюк и родственники ханши. Женщины плакали, а мужчины сели на ковер с суровыми лицами.
Сын умирающей подошел к постели, встал на колени, вглядываясь в ее лицо. Крупные слезы текли по его щекам.
Но вот веки у матери дрогнули, она открыла глаза и прошептала:
– Пришел. Я ждала тебя.
– Что с тобой случилось? Ты же еще вчера была здорова и весела.
– Отравили меня, сын мой.
– Кто же это смог такое злодеяние свершить?! Кто …? – рыдая, закричал хан Гуюк.
– Это мой заклятый враг Бату, – тихо ответила женщина и закрыла глаза.
– Как он смог это сделать, если он находится далеко от нас и живет в Сарае на реке Итиль?
– Вот видишь, смог. Подослал людей, и они все это сделали.
Гуюк вскочил на ноги и закричал:
– Где служанка Ляйсан?
Служанка, бледная от страха, появилась перед сыном Туракины.
– Кто еще, кроме тебя, был в юрте сегодня?
Трясущаяся от страха служанка выдавила из себя:
– Икрам – ученый лекарь. Он лечил травами твою мать.
– Где он сейчас?
– Его нет. Он сбежал, – и несчастная упала на колени, стала целовать сапоги молодому хану, прося о пощаде:
– Не казните меня! Пощадите, о великий хан!
Гуюк подозвал к себе одного из своих слуг и распорядился:
– Эту старую лису казнить сейчас же! Накиньте ей на шею аркан и прокатите ее по степи, да так, чтобы сдохла! А подлого шакала Икрама догнать, допросить и сломать ему хребет.
Приближенные бросились исполнять волю своего господина.
Служанку тут же схватили и накинули ей на шею волосяной аркан. Ляйсан кричала, цепляясь руками  за веревку,  пытаясь освободиться. Но неумолимые слуги вытащили из юрты и поволокли по степи свою жертву.
Десять воинов вскочили на лошадей и помчались  вдогонку за злоумышленником, который посягнул на жизнь их госпожи.
Туракина опять открыла глаза, знаком показала своему сыну подойти к ней поближе, а когда Гуюк  вновь наклонился над матерью, она тихо сказала:
– Поклянись, сын мой, что ты отомстишь за меня Бату-хану.
– Клянусь! Пока я жив, буду мстить за тебя этому злому шакалу, – пообещал наследник.
– Теперь ты великий хан, – еле прошептала ханша, дернулась и навсегда затихла. По щеке императрицы покатилась слеза и застыла на подбородке.

5

Наступило лето сухое, теплое, солнечное. Обильно цвела черемуха не только в лесу, но и в самом городе. Ее дурманящий аромат пьянил и возбуждал, вселяя надежды у людей на хорошую жизнь. После затяжной и холодной весны долгожданное солнце как бы отрабатывало за упущенные дни, которые проходили в серости и дождях. Сегодня на улицах Новгорода царило оживление. Бойко шла торговля, трудились ремесленники, престарелые люди выходили на улицу, чтобы посидеть на лавочках или завалинках, греясь на солнышке.
Торговый город жил своей мирной жизнью, строился и процветал, наслаждался покоем, пока новгородское княжество не беспокоили враги ни с запада, ни с востока.
Князь Александр правил городом, вершил суд, строил укрепления, радовался, глядя на своих сыновей, как они растут, мужают и становятся хорошими воинами. Это были будущие наследники его дел.
Невский вышел на красное крыльцо своего дворца. Вдохнул полной грудью аромат черемухи, которая обильно цвела на его подворье, и закрыл глаза, наслаждаясь дурманящим запахом. Кусты черемухи, растущие на подворье и вокруг княжеского дворца, были белые от обильного цветения. От легкого дуновения ветерка отцветшие лепесточки, как снежинки, летели по всему подворью. Князь залюбовался этим зрелищем. Запах черемухи всегда напоминал дни его юности, когда он был влюблен в дочь посадского Ольгу. Время, когда они тайно от всех встречались в зарослях цветущей  черемухи. Когда он впервые в жизни поцеловал девушку, обнял ее. С тех самых пор, как зацветала черемуха, он вспоминал об Ольге, о своей первой любви. Но жизнь сложилась так, что они не могли соединить вместе свои судьбы. У Ярослава Всеволодовича по поводу его женитьбы были другие планы. Политика требовала жертв от великого князя, и Александр подчинился. Все это для него прошло небезболезненно: до сих пор, хотя минуло много лет, память о его первой любимой девушке с ним осталась навсегда.
Новгородский князь оторвался от своих мыслей и решил пойти в гридницу, чтобы встретиться со своими дружинниками. Он любил посидеть, поговорить с воинами, вспомнить о былых походах, победах и проблемах, которые возникают на сегодняшний день. Многие ратники из его дружины были с ним еще с детства и юности, которых ему набрал отец для игр и приобретения начального военного опыта. Вместе с ними он учился владеть мечом, приобретал военное искусство. С этими воинами он одержал немало ратных побед. Они для него были как члены его семьи. О них он знал все: чем они живут, даже что думают, их взаимоотношения в семье. Эти дружеские отношения со своей дружиной давали ему возможность рассчитывать на них в любое время и при любых обстоятельствах. А когда начинался боевой поход или сражение, воины беспрекословно выполняли его приказы.
Князь уже спустился  с крыльца и сделал несколько шагов, чтобы направиться в гридницу, как увидел спешащего к нему сотника Илью.
– Александр Ярославич! Погоди, есть новости.
Князь остановился и вопросительно посмотрел на дружинника.
– Татарский посол пожаловал к нам в гости в сопровождении монгольских воинов.
Невский давно уже думал над тем, что татары его в покое не оставят, будут звать к себе на поклон. Это уже третий посол. Еще когда он был во Владимире, сразу же после похорон отца в Новгород прибыл посланник от Туракины с грамотой, где ханша требовала немедленно явиться в Каракорум. Александр отверг приглашение властной императрицы, понимая, что эта поездка для него может кончиться тем же, что произошло с его отцом, но пошел посоветоваться к архиепископу Спиридону. Тогда они долго разговаривали о его княжении в Новгороде, о западных соседях и взаимоотношениях с татарами.
Когда митрополит узнал, что Невский не собирается пока ехать в Каракорум, он покачал головой и произнес:
– Смотри, Александр Ярославич, не накличь беду на Русь и свое княжество.
А когда после беседы они расставались, сказал:
– Да укрепит Господь тебя, как и других князей!
Невский вернулся во дворец и, взойдя на крыльцо, обернулся, наказал сотнику:
– Устрой послов так, чтобы они ни в чем не нуждались. Скажи им, что завтра после обеда я приму их в палатах, и мы обсудим все дела, с которыми они приехали.
Князь на крыльце остановился, облокотился на резные перила и стал ждать, когда же появятся татарские послы.
Вскоре ворота в княжеский двор открылись, и Александр увидел татаро-монгольское посольство. Их было около двадцати всадников, на низкорослых лошадях с длинными гривами. Всю эту процессию сопровождала большая толпа новгородцев. Уж больно был для них интересен и непривычен вид прибывших гостей.
Впереди ехал, по-видимому,  их главный посол, сопровождаемый верховыми всадниками. Одеты  они были довольно необычно, чем привлекли внимание горожан. Ехавший впереди всадник был в ярком полосатом халате, в островерхой меховой шапке, в зеленых загнутых  вверх остроносых сапогах. Сопровождали его татарские воины, вооруженные копьями с крючком и кривыми мечами. У каждого сбоку был пристегнут колчан с луком, наполненный стрелами, а на спине прикреплен большой круглый щит.
       
***

На следующий день в приемной палате Александр Ярославич, пригласив бояр, новгородского посадника, тысяцкого и служителей церкви, принимал татарское посольство.
Когда все чинно расселись по местам, Александр, в княжеской короне, усевшись на трон, пригласил прибывших монгольских послов.
Посол в сопровождении двух человек, переводчика  и писаря, важно вошел в тронный зал новгородского князя. Они чинно проследовали к Невскому, поклонились в пояс, приложив руку к сердцу.
Самый важный и богато разодетый татарин заговорил по-татарски.
Князь с удивлением поднял бровь, ничего не понимая.
Говорящий замолчал, и заговорил стоящий рядом с ним на русском языке:
– Я посол великого хана Батыя, властителя Золотой Орды, Иштуган, прибыл сказать тебе, князь, что уже третий раз наше посольство приглашает тебя посетить Орду и великого хана Батыя, но ты осмелился до сих пор не явиться и не пасть к ногам великого хана.
Затем Иштуган  развернул грамоту и начал читать по-татарски.
Это было послание  Александру Невскому, в котором говорилось:
«Я покорил многие народы, заставил поклоняться и платить дань мне, великому хану Батыю. Только ты один не хочешь покориться моей власти и великой монголо-татарской империи. Если хочешь сохранить свое княжество и свой престол, то явись ко мне и преклони колени перед моим троном».
Иштуган прекратил читать грамоту и стал ждать ответа.
В палате наступила тишина.
Князь задумался, не зная, что сразу ответить на такое дерзкое и унижающее его письмо от Батыя.
Все присутствующие на приеме молчали. Многие думали, что князь не потерпит такого унижения и достойно ответит, а дерзких послов велит казнить.
Напряжение возрастало, но Невский молчал.
Его лицо в это время было непроницаемо, только напряженно, даже лихорадочно он думал: «Что же ему ответить, татарскому послу? Да ответить так, чтобы не показать, что он испугался грозного письма от Батыя, и в то же время не обидеть татар».
Наконец, новгородский князь приветливо улыбнулся послам и, сдерживая гнев, не повышая голоса, ответил:
– Я рад, что посольство великого хана Батыя нас посетило. Все, что мы услышали, примем к сведению, и как только уладим все свои дела, так сразу же пустимся в путь, чтобы посетить Золотую Орду.
Напрасно ждал Иштуган, когда Александр скажет, как он преклонит колени перед ханом и поцелует край его халата.
Опять наступила длительная пауза. Наконец, татары сообразили, что больше ничего не будет сказано, с достоинством поклонились и вышли из палаты.
Александр подозвал сотника Михаила и распорядился:
– Ты хорошо знаешь татарский язык, поэтому я тебе велю: щедро одари послов и  проводи их с честью да проследи за тем, чтобы их никто не обидел.
Затем князь встал, давая понять всем, что прием закончен. Приглашенные на прием новгородцы стали расходиться.
Александр опять сел на место и задумался, ведя диалог сам с собой: «Новгородцы и вся Русь верят в меня и ждут, что я соберу войско и побью татаро-монголов, как разгромил своих западных врагов. Наверно, и татары так же думают. Поэтому и нетерпение их, чтобы я явился к ним, мне понятно. Но воевать с таким сильным врагом – это воевать почти со всем миром. Несметные полчища кочевников неотвратимо ринутся на Русь и сравняют города и селения с землей, а уж тогда придут хитрые и расчетливые западники и захватят русские земли. Этого они и добиваются, стараясь столкнуть лбами нас с нехристями».
Князь встал, открыл окно; на улице стояла солнечная погода.
Он сразу же почувствовал тонкий аромат черемухи, прикрыл глаза, глубоко вдыхая приятный запах, подумал: «Эх, оседлать что ли любимого белого жеребца, взять несколько близких дружинников да проехаться по ближнему лесу и полюбоваться на природу».
Князь уж и вправду хотел идти на конюшню, чтобы оседлать своего коня, как в палату вошел сотник Михаил и воскликнул:
– Ну, Александр Ярославич, сегодня у тебя богатый день. Просто гости на гости, а князю радости.
Услышав это, Невский недовольно спросил:
– Кто еще к нам пожаловал?
– Не поверишь, светлейший князь, – загадочно произнес сотник.
– Да говори же, Михаил! – с нетерпением попросил Невский.
От самого папы римского Иннокентия прибыли легаты с грамотами. Требуют, чтобы ты их немедленно принял.
– Что же это у них такая за спешка. Подождали бы до завтра.
– Я уже им говорил, что завтра вас князь примет, а они и слушать не хотят, что-то лопочут по-своему, видно, ругаются.
– Что ж, может это и к лучшему: сразу уж покончить с этими делами раз и навсегда, а там надо готовиться к поездке в Орду. Дальше уже ждать некуда. Иначе они сами к нам с войском придут, – озабоченно ответил князь.
– Все-таки, Александр Ярославич, решил ехать в татарское логово?
– Я не привык бегать от опасностей, но и на верную смерть просто так бессмысленно не пойду, а сейчас самое время встретиться с ханом. До меня дошли верные слухи, что Туракина умерла, будто ее отравили.
– Видно, Господь услышал наши молитвы и  уготовил этой злодейке ту же смерть за Ярослава Всеволодовича. Собаке собачья смерть.
– Кто же теперь у власти в Каракоруме? – с интересом спросил  Михаил.
– Хан  Гуюк, и говорят, что уже пошел со своим войском на Самарканд и вроде бы собирается воевать  с ханом Бату. Вот жду известий из Орды, чем все это у них кончится. Тогда уж буду принимать окончательное решение, ехать мне или не ехать в Орду.
– Так что ж, Александр Ярославич, мне передать послам от папы?
Князь на какое-то время задумался, потом сказал:
– Извести их, Михаил Романович, что после обеда  я их приму и выслушаю все сообщения и грамоты, – и, усмехнувшись, добавил: – Знаю я их все заботы: как бы с татарами нас стравить, а потом, когда мы будем уничтожены, прибрать побольше земли русской.
– Это ты верно, светлый князь, говоришь, так и будет. Я уже заранее знаю, что будут улещать всякими обещаниями, – вставил Михаил.
– Так что после обеда в этой же палате я их приму. Да пригласи бояр, тысяцкого и посадника, пусть послушают, о чем радеют западники.

***

Для встречи с легатами Гольдом  и Ремонтом, посланными римским папой Иннокентием, собрались все приглашенные. На лавках чинно расположились бояре. Князь Александр торжественно восседал под образами икон на княжеском троне, одетый в серебряные латы, на плечах соболья накидка, на голове шапка,  изукрашенная драгоценными камнями и опушенная  собольим мехом. Лик его был светел и даже суров. По левую сторону, держа в руках серебряные топорики, находились приближенные дружинники, по правую сторону стоял митрополит. С белой накидкой на голове, в черной рясе, на груди поблескивал золотой крест.
В палату вошел дворецкий и объявил:
– Кардиналы католической церкви Гольд и Ремонт, прибывшие по поручению папы римского Иннокентия четвертого с грамотами к новгородскому князю Александру Невскому.
В палату, легко ступая,  вошли приглашенные в неизменных своих черных плащах, в  широкополых плоских шляпах. Они, не доходя несколько метров до трона князя, остановились. Их бритые лица были строги и бесстрастны. Они поклонились князю, и один из них подал ему в руки  свиток грамоты.
Александр читать послание не стал, а, обратившись к легатам, попросил на словах передать, с чем их послал папа римский.
Легаты переглянулись, как бы решая, кто же из них будет говорить.
Складную и витиеватую речь начал вести кардинал Гольд:
– Мы, как и вы, поклоняемся и веруем одному Господу Иисусу Христу. За эту веру твой отец Ярослав отдал жизнь и теперь наслаждается  райскими милостями Господа за его светлую и бескорыстную веру. Но накануне, прежде чем отправиться в вечность, он имел разговор с нашим возлюбленным братом  Иоанном де Плано Карпини. Он изъявил желание принять веру латинскую, чтобы совместно бороться с нашим общим врагом, и, без сомнения, исполнил бы свою волю, если бы не скончался внезапно. И мы надеемся, что Александр как верный сын своего отца должен исполнить его желание, если он хочет для себя мирной жизни и счастья для своего народа.
Александр, доселе слушавший послов внимательно, с серьезным непроницаемым лицом, услышав последние слова, усмехнулся и подумал: «Кто-кто, а я-то уж знаю вашу заботу о моем народе, уж он-то на своей шкуре почувствовал эту милость во время нашествия немцев и шведов».
Папский легат продолжал:
– Мы знаем о твоих великих победах и знаем, как велико твое государство и что такой знатный воин и мудрый князь не встанет в подчинение Орды, а присоединится к римской церкви, для того чтобы приумножить свои силы и вместе добиваться освобождения от татар.
Хотя легат еще долго говорил о выгодах союза с западниками, восхваляя Александра на все лады, и даже обещал короновать его королем Руси, князь его почти не слушал, а думал о своем, с нетерпением ожидая конца речи посланника.
А когда кардинал, наконец, закончил свою речь, князь ответил:
– Наша вера пришла к нам от наших предков, и мы считаем только ее истинной, а вашу веру не приемлем и знать не хотим.
Князь встал, показывая, что прием послов закончен.               
Растерянные и изумленные таким неожиданным ответом, легаты повернулись и медленно вышли из приемной палаты.

6
   
Хан Гуюк  не мог простить Батыю того, что он способствовал гибели его матери Туракины. После ее смерти он поклялся на ее смертном одре, что отомстит хану Золотой Орды.
Став полновластным хозяином империи, он собрал большое войско и решил двинуться на реку Итиль, где находился его заклятый враг. Свой поход он начал летом. С огромной армией Гуюк пошел на Самарканд, где еще хотел присоединить к себе немалое войско с Чагатайского улуса, будучи не совсем уверенным в своих силах. Тогда он считал, что наверняка разобьет в бою Бату-хана.
К походу было уже все готово, и великий хан Гуюк торопился двинуться на Золотую Орду. Но все ханы и его ближние родственники не хотели войны с ханом Батыем.
По этому поводу великий хан собрал всех своих тысяцких и темников, чтобы обсудить еще раз свой необыкновенный поход большой войны между ханствами.
Все собрались в большой юрте Гуюка. Хотя кругом стояла угнетающая жара, солнце нещадно палило, но тут было прохладно.
Всем присутствующим слуги подавали пиалы с резким пьянящим кумысом, который взбадривал, давая силы.
Гуюк сидел на троне, который стоял на возвышенности, его непроницаемое лицо было бесстрастно, только из узких щелок глаз поблескивали черные зрачки. Безусое юное лицо хана было бледно-желтым, и он, как мальчишка, постоянно шмыгал носом.
Наконец Гуюк петушиным голоском произнес:
– Дня через три мы выступаем походом на реку Итиль, где основал свое ханство наш враг Бату-хан. Поэтому прошу всех темников и тысяцких подготовить своих воинов к великой битве.
Гуюк замолчал, напряженно вглядываясь в лица своих военачальников, стараясь определить их настроение, и полностью ли они его поддерживают.
В юрте наступила полная тишина. Но вот один из темников, ближайший друг и сводный брат Гуюка, Нарат, смело высказал свое мнение:
– Великий хан, ты только не подумай, что я и мои нукеры боимся  сразиться с воинами хана Золотой Орды. Мы все готовы идти в бой, но нужно ли нам это делать, начинать междоусобицу  ханств нашей великой империи. Таким образом мы встанем на путь русских князей, которые, сражаясь меж собой, потеряли свое государство. Может, нам надо попробовать решить все наши недоразумения переговорами или каким-нибудь иным путем?
Лицо Гуюка покрылось красными пятнами, ноздри расширились. Он привстал на своем троне и почти выкрикнул:
– Я своей матери перед смертью клятвенно обещал отомстить Бату-хану за его злодеяние! И выполню свою клятву! А от тебя, мой брат Нарат, я таких слов не ожидал! Я всегда думал, что ты со мной пойдешь в бой на любого врага!
Хан Гуюк, тяжело дыша от волнения, сел на свой трон и нервно стал теребить богато расшитый золотом халат.
Все собравшиеся  перешептывались меж собой, стараясь не глядеть в сторону молодого хана, чтобы не попасть под гнев Гуюка.
В это время раздался низкий голос Тимер-хана, всеми уважаемого уже пожилого полководца:
– Великий хан, прислушайся к голосу разума. Начать  войну просто, но остановить будет сложно. Тогда пойдут распри во всех ханствах. Ведь Золотую Орду поддержат другие ханы. И наше огромное государство расколется на два лагеря, и тогда все покоренные нами народы выйдут из повиновения. Подумай, хан Гуюк, крепко подумай, чтобы не сделать неверного шага.
Гуюк с надменным лицом выслушал полководца, скривил рот в злой усмешке, твердо заявил:
– Я сказал все, и решения своего не изменю. Будет так, как я сказал. А за неповиновение моему приказу все знаете, что вам грозит смерть. Это касается не только простых воинов, но и вас. Эти законы установлены еще моим дедом великим Чингисханом. И я это исполню сейчас же, если вы не повинуетесь моему приказу.
Все присутствующие в юрте почти враз произнесли:
– Слушаюсь и повинуюсь!
Молодой хан торжествующе улыбнулся, сказав:
– Выступаем в поход через три дня. Завтра охота на антилоп и пир. А сейчас идите – и хан махнул рукой, давая понять, чтобы все удалились. Военачальники по очереди подходили к трону, падали на колени, целовали полу халата великого хана и, пятясь задом, выходили из юрты.



***
      
Вечером несколько военачальников собрались в юрте у Тимер-хана. Пили терпкий кумыс и обсуждали последние события, которые произошли в ставке Гуюка.
Это были все уважаемые ханы, которых связывала не только длительная военная служба в татаро-монгольском войске, но и единомыслие по духу.
Гости пили любимый прохладный пьянящий напиток, наслаждаясь его вкусом и резкостью. Ханы отдыхали от жары и дневных забот по подготовке к походу.
Тимер-хан, оглядев всех присутствующих и указав на рядом сидящего знатного монгольского воина, произнес:
– Этот человек прибыл к нам из Золотой Орды по велению Батыя. Он знатный багатур. И готов выполнить то, о чем мы с вами неоднократно разговаривали. Он хороший воин и меткий стрелок, и если мы ему поможем, то освободимся от нашего недоумка хана, который своими руками хочет разрушить великую империю, созданную нашим великим Чингисханом.
– Как мы осуществим наш замысел? Ведь Гуюка охраняют лучшие нукеры, они постоянно находятся вокруг него, прикрывая его своими телами, – обратился ко всем темник хан Тулпар.
– Осуществить его, конечно, будет непросто, но мы с посланником Батыя постараемся это сделать, – уверенно заявил Тимер-хан.
– Может быть, не надо лишать жизни моего друга и брата Гуюка! – обратился ко всем Нарат.
– Если не остановить этого желторотого юнца, он наделает много бед, которые свалятся на нашу голову и на радость нашим врагам. Ты вспомни, Нарат, что творила его мать Туракина, как по ее приказу тебя взашей выгоняли от твоего друга. Вспомни, скольких знатных ханов она загубила и стала добираться до Батыя. Если бы он ее не опередил, быть бы ему давно убитому. Убрать Туракину не один Батый хотел, но и другие ханы. Эта женщина была безмерно властолюбива и завистлива. Она постоянно затевала в нашей империи склоки, натравляя нас друг на друга. И ее сынок такой же, как она. Он не понимает, что многого можно добиться, не применяя оружия  и военной битвы. Нужно убедить своего врага так, чтобы он тебя боялся и кормил твою армию. А зачем она погубила русского князя Ярослава, какой смысл был в этом? Она поверила в россказни католиков, которые сами стремятся захватить Русь, и совершила зло. А ведь русский князь не хотел с нами воевать, а желал решать все дела миром, был согласен платить большую дань. Ладно бы  на этом остановилась, а то давай вызывать его сына Искандера, чтобы его загубить. У нас уже сейчас огромное государство, мы покорили многие народы не для того, чтобы вести с ними войны, а для того, чтобы они нам платили дань.
– И все-таки я не согласен с тем, что вы задумали! Я не буду участвовать в умерщвлении моего друга и брата! – Нарат соскочил со своего места и выкрикнул:       
– Я сейчас же пойду к великому хану Гуюку и сообщу о вашем злом умысле!
Все присутствующие переглянулись, заерзали на месте, понимая, что если этот юнец сообщит хану о задуманном деле, то им всем грозит смерть.
Хан Тулпар наклонился к уху Тимер-хана и прошептал:
– Что будем делать? Он ведь нас всех подведет под казнь!
– Придется и его убирать, – жестко ответил Тимер-хан. – Я уже об этом подумал, и мои багатуры ждут только сигнала. Они знают, что делать, – и хлопнул в ладоши.
Тут же в юрту вошли крупного телосложения монгольские воины, схватили Нарата. Тот, опомнившись, что сделал большую глупость, пообещав выдать всех, закричал:
– Не убивайте меня, я никому ничего не скажу! Пожалейте меня!
– Не ори, как резаная собака! Умри как настоящий воин! – ответил Тимер-хан.
Воины перевернули молодого хана на спину и резко через колено сломали хребет несчастному. Затем завернули тело убитого в ковер и вынесли из юрты.
Тимер-хан обвел всех присутствующих взглядом и строго предупредил, что всех предателей ждет такая же кара, как этого слабовольного юнца.
Затем дал знак слуге, тот налил большую чашу кумыса, и она пошла по кругу. Каждый отпивший из пиалы, выражая восторг угощению хозяина, восклицал:
– Кху, кху!
Выпив круговую чашу кумыса, заговорщики, договорившись о совместных действиях по свержению великого хана, разошлись по своим юртам.

***
       
Утро встретило всех приглашенных охотников прохладой. Небо было голубое- голубое, словно хрустальное. У собравшихся имелось только несколько часов до наступления сильной жары, чтобы поохотиться, так как в полуденный зной уже не хотелось заниматься чем-либо, в это время тянуло всех куда-нибудь в тень, к прохладному месту.
Ханы и все знатные люди в сопровождении своих нукеров с     нетерпением ожидали на условленном месте молодого императора.  Они вели степенные разговоры о предстоящей охоте и будущем  походе на Золотую Орду. По разговорам чувствовалось, что многие не одобряют начало военных действий между ханствами.
Вскоре показался отряд монгольских воинов во главе с великим ханом Гуюком. Он был одет в блестящие доспехи. На голове сферический шлем с полумаской. На плечи накинут расшитый золотом яркий халат.
Вскоре  большой отряд конников помчался в пустыню на место обитания антилоп. Вот показался оазис с зелеными растениями.
Охотники остановились. По указанию Гуюка воины разделились и, охватывая с двух сторон полукольцом место пастбища животных,  помчались на антилоп.
Стадо, услышав топот копыт всадников, перестало пастись. Животные подняли головы, прислушиваясь к звукам, определяя, откуда же им грозит опасность.      
Каждый охотник, наметив свою жертву, пытался ее добыть либо меткой стрелой, либо арканом, наброшенным на шею своей добычи.
Страстный охотник хан Гуюк устремился за одной из антилоп. Он на всем скаку пытался сразить ее из лука, выпустил несколько стрел,  но  не достиг своей цели.
Тимер-хан и посланник Батыя Аяз мчались следом за молодым ханом.
Тимер-хан крикнул Аязу:
– Сейчас удобный момент. Как только Гуюк помчится по зарослям саксаулов, стреляй не мешкая. Стреляй наверняка и потом скачи в условленное место, там ждет тебя десять нукеров. Скачи в Орду к Батыю с сообщением, что хан Гуюк убит и войны не будет.
– Слушаю и повинуюсь! – прозвучал короткий ответ воина.
Аяз вытащил из колчана отравленную ядом стрелу, огляделся вокруг и выстрелил из тугого лука. Стрела взвилась и метко вошла в шею великого хана Гуюка. Все произошло так быстро, что в пылу охоты этого даже никто не заметил. Убитый медленно стал сползать с лошади, а затем упал в заросли саксаулов.
Аяз сразу же повернул свою лошадь в сторону и вскоре скрылся за холмами пустыни.
   
***

Когда хан Батый узнал, что хан Гуюк собрал  огромное войско в Самарканде и собирается пойти на него войной, чтобы отомстить за его мать Туракину, то не на шутку забеспокоился. Он прекрасно понимал, что распри между ханствами их великой империи ни к чему хорошему не приведут, кроме того, его войско еще не было таким многочисленным, как хотелось бы. Если Гуюк натравит на него многие ханства, то ему не устоять. Поэтому хан Батый срочно послал очень искусного и хитрого багатура сотника Аяза к своему давнему другу и единомышленнику Тимер-хану с ярлыком, где просил помочь его посланнику в осуществлении задуманного дела.
Время шло, а Аяз не возвращался, хотя до Батыя доходили сведения, что Гуюк уже собрал огромную армию и готовится двинуться походом на Орду. Он терялся в догадках, строил различные предположения и заметно нервничал.
Вечером хан Батый собрал в своей юрте самых близких людей, ханов Орду, Шайбани и Мункэ, чтобы посоветоваться, что же предпринять в связи с создавшимся положением.
В юрте стоял полумрак, горели, потрескивая, свечи, приглашенные молча пили кумыс; чтобы не навести на себя гнев хана, никто не высказывался. Батый сидел полузакрыв глаза.
Старший брат Батыя, Орду, не выдержав напряженного ожидания, заерзав на месте, произнес:
– Надо, мой брат, готовиться к большой битве. Сосредоточить все силы на пути войска Гуюка и дать ему достойный отпор.
Батый, как бы очнувшись из задумчивости, открыл глаза, обвел всех пристальным взглядом, сказал:
– Уже разосланы гонцы во все ближние ханства, чтобы направили к нам своих воинов, но я еще имею надежду на то, что задуманное мною дело свершится. И у меня есть предчувствие, что будет так. Сегодня даже во сне своего отца Джучи видел. Он подозвал меня к себе и спокойно, с улыбкой сказал мне, чтобы я не беспокоился ни о чем, что нашего врага уже нет.
Все присутствующие  облегченно вздохнули и тихонько заговорили меж собой.
В это время в юрту стремительно вошел сотник Аяз. Он упал на колени, ожидая, что скажет Батый.
При виде своего посланника хан Батый сменился в лице и с напряжением в голосе строго спросил:
–Выполнил ли ты, багатур, мое дело, с которым я тебя посылал в Самарканд?!
Посланник поднял голову и выдохнул:
– Да, великий хан! Гуюка больше нет!
– Подойди сюда, Аяз.
Сотник встал, подошел к Батыю, вновь упал на колени и поцеловал полу халата хана.
Батый поднял воина на ноги и громко заявил:               
– Отныне ты будешь называться великим багатуром Аязом, – затем ватащил из-за пояса нож дамасской стали с отделанной золотом ручкой и преподнес посланнику.
Аяз поцеловал клинок  со словами:
– Слушаю и повинуюсь! – и вновь упал на колени перед Батыем, поцеловал полу халата. 

7

Чуть-чуть забрезжил рассвет, когда князь Александр открыл глаза, он попытался снова заснуть, но сон не шел. Одолевали различные мысли или всплывали картины прошлой жизни. Вспоминался отец, всегда жизнерадостный и деятельный. Он видел себя, как его, еще небольшого мальчугана, отец учил правильно держать меч и владеть им. Силенок еще не хватало, но он старался показать себя сильным воином, хотя иногда от бессилия выступали слезы. Но он был упрям и горел огромным желанием носить меч и доспехи, как отец и его дружинники. Ярослав Всеволодович, видя отчаянное упрямство сына, улыбался и подбадривал его, говоря:
–Ты, Александр, молодец! Ты настоящий витязь. Еще маленько, и я возьму тебя в свою дружину, тогда ты будешь ходить со мной в дальние походы!
Это мальчика вдохновляло, и он с новым упорством учился искусству владеть оружием.
Но вот картины прошлого ушли, князь вернулся мыслями к реальной жизни. Сегодня он со своим братом Андреем выезжает в Орду за ярлыками, вернее за разрешением управлять в своих же княжествах. И это было необходимо. Уже татарские послы привезли князьям охранные грамоты для проезда в Сарай. Дальше испытывать терпение Батыя было опасно. Необходимо ехать к татарам самим, пока хан приглашал по-доброму. Хотя и это добро могло обернуться для них по-разному. Немало русских князей так и не вернулось от Батыя. Поэтому пускаться в такой опасный путь у князя Александра не было большого желания. Все родственники и друзья смотрели на Александра и Андрея как на обреченных. А ехать необходимо. Нужно решать очень непростой вопрос с правлением княжеств. Это был сложный узел власти между родственниками, который они сами не могли распутать. Они надеялись, что татарский хан своей властью его разрубит и определит, кто, где из братьев будет править. Основными претендентами на власть во всей Руси были Александр и Андрей, хотя и тверской князь Ярослав, и галицко-волынский Данила Романович – у каждого были свои амбиции стать великим князем.
Александр потянулся, встал и начал одеваться, думая о том, что ему предстоит неблизкий путь в Орду. Все уже было готово к дальней и нелегкой дороге. Были сделаны необходимые запасы еды, одежды и загружены в сани. Закуплены и подготовлены к дальнему пути низкорослые выносливые небольшие татарские лошадки. Им не надо готовить фураж, они сами добывали корм, разгребая снег копытами. Приготовлено необходимое количество драгоценностей, денег и дорогих подарков татарским ханам, их женам и всяким ханским служителям, которые требовали дары в пути, а если их не получали, то с такими путниками не считались и чинили всякие препятствия в дороге.
Невский распорядился, чтобы в путь взяли переводчиков с татарского, арабского, латинского и греческого языков, так как в Орде собирались люди со всего мира. Всех переводчиков и летописцев, лекарей возглавлял ученый писарь Алан. Были взяты священнослужители во главе с Азарием, чтобы в пути было кому грехи отпустить, поговорить о спасении души, в трудную минуту молитву прочитать.
Дружина Александра была хорошо подготовлена. Отобраны самые сильные и смелые, побывавшие в боях воины, ее вел Михаил Романович. Все были вооружены лучшим оружием, одеждой, крепкими латами и кольчугами.
С большим трудом удалось сотнику Михаилу уговорить Александра, чтобы он согласился взять с собой женщин-рукодельниц, умеющих лечить болезни и ухаживать за больными, починить одежду, так как в дороге могло произойти все что угодно. Ведь путь был нелегок и опасен. Всем этим ведала Анастасия, жена Михаила.
Вошел слуга Илья, внес воду для умывания и сообщил:
– Александр Ярославич, народ уже собирается в дорогу. Запрягают сани и складывают припасы в возки.
Князь подставил руки  над медным тазом, потребовал:
– Давай, Илья, поливай.
Слуга медленно стал лить из кувшина воду на руки своему господину, продолжая рассуждать:               
– К полудню, наверно, соберетесь и отправитесь в дорогу. Больно большой обоз  получается.
Князь, фыркая, умывался. Только после того, как Илья ему подал расшитое полотенце, уже вытираясь, ответил:
– А как же, Илья, в такой длинный путь не пустишься налегке. Надо все предусмотреть, чтобы взять достаточно еды и одежды, и много чего нужно будет в дороге. Сам знаешь, нам ведь не впервой хаживать в походы.
Приведя себя в порядок, Невский прошел в гридницу, где за столами уже сидела дружина. Князь сел в свое кресло во главе длинного дубового стола, оглядев воинов, улыбнувшись, спросил:
– Готовы ли мои воины пуститься в долгий путь?
– Готовы, – ответил за всех сотник Михаил.
Невский подал слугам знак, и они проворно стали ставить на стол блюда с едой. Вначале разнесли жирную похлебку с телятиной. Тут же стали подавать каши и рыбу.               
– Пейте квас и чай с медом, настоянные на душистых травах. Вина за путь-дорогу предлагать не буду, – сказал князь и перекрестился на образа, первым приступил к трапезе, дружинники последовали его примеру, разговаривая вполголоса друг с другом.
– Ешьте хорошо, так как снова откушать придется только к вечеру. Сегодня мы должны преодолеть трудный путь, потому что начало всякого дела всегда дается нелегко, а потом, когда втянемся в дорожную жизнь, будет не так трудно проходить расстояния. Кроме того, старики говорят, что, наверно, установится морозная погода, – обращаясь к дружинникам,  предупредил Невский. Затем спросил у рядом сидящего брата Андрея: – Как, брат мой, готов ли ты к нелегкому пути?
Тот улыбнулся и произнес:
– Я уж давно готов к этому пути. Сегодня всю ночь почти проговорили с Константином. Он мне рассказывал об обычаях, законах и жизни этого дикого татарского народа.
– Ну и что, напугал он тебя всеми этими страшными рассказами о жизни монгольских ханов и их воинов?
–Больно-то я испугался этих косоглазых, просто хотелось по-больше узнать о них, чтобы быть готовыми ко всему.
– Это ты правильно делаешь, что стараешься узнать о наших врагах, а может быть, и будущих союзниках. Еще бы знать, что нас ждет в пути к нашим благодетелям, – с иронией ответил Александр.
Услышав эти слова,  Андрей даже поперхнулся в расстройстве, бросил серебряную ложку на стол и запальчиво заговорил:
– Да ты что, Александр, неужели на самом деле решил с татарами заключить союз?! Это после того, что они натворили на Руси!
– Я, действительно, думаю заключить мирный договор с татарами, особенно с ханом Батыем, – спокойно парировал Невский.
– Ну уж ты, братец, и хватил! Да какой мир с этими нелюдями?! Нам надо готовить все силы и гнать поганых с нашей земли русской! Неужто мы не сможем собрать всех русских витязей и побить эту чуму, которая нашла на нас с востока? Шведов же ты побил и немцам дал такого пинка, что они до сих пор чешутся.
– Вот именно, Андрей, что до сих пор чешутся и не бросили своих желаний захватить наши земли. Как только мы начнем войну с татарами, сразу же западники пойдут на нас, и тогда нам придется отбиваться от двух врагов. А кто биться будет за Русь: ты да я и еще кто?..
Князь Андрей молчал, не зная, что и ответить.
– Что молчишь? Вот то-то и оно, все горазды ершиться, а как за дело, так у нас, у русских, каждый торопится извлечь свою выгоду, и окажемся мы, дорогой мой Андрей, вдвоем. И не только не погоним татар с Руси, а потеряем все и вовлечем русский народ в большую беду. Так что мы с тобой,  брат мой, несем ответственность не только за трон в своем княжестве, но и за жизнь наших людей, поэтому нам надобно хорошо обдумывать каждый свой шаг. Чем терять все, нам необходимо из двух зол выбрать одно, тогда легче будет.
–А почему ты решил, что нам именно с татарами по пути, а не с западниками? – с вызовом спросил Андрей.
– Да потому что татарам от  нас нужна только дань. Хотя мы ее пока еще им не платим, а западникам нужны наши земли.
– А по мне лучше с западниками, чем с поганцами, те хоть нормальные люди, у них города, у них культура. А эти вонючие кочевники даже воды боятся, для них мыться большой грех. И ты с ними хочешь вершить мир.
– Да, Андрей,  с ними буду вершить мир. Ты что, решил один противостоять несметной силе, которая смела и покорила страны и народы?
– Нет, мне с этими поганцами не по пути! – упрямо стоял на своем собеседник.
– Но, тем не менее, ты за ярлыком едешь не к западникам, а к  татарам. Так где же сила? – спросил Невский, хитровато улыбаясь.
Андрей и вовсе вспылил и резко ответил брату:
– Я считаю союз с татарами предательством! Я никогда не смирюсь с этими поганцами за все то, что они натворили на нашей земле!
– И еще больше натворят, если мы с ними возьмемся воевать. И тогда Русь растащат по клочкам, а может, и вообще уничтожат! – уже резко ответил Невский.
– Чем же плохи западники? Они предлагают нам мир! Папа римский хочет даже короновать нас королями и военной силой помогут. Что же тебе надо!
– Ах, тебе королевская корона понадобилась! Тогда что ты  со мной собрался в путь, езжай к папе римскому! – с возмущением почти выкрикнул Александр.
Лицо Андрея побледнело, он резко встал, вышел из-за стола и удалился.
В гриднице наступила тишина. Дружинники перестали есть и с недоумением смотрели на князя, пытаясь понять, что же произошло между братьями.
Александр через силу улыбнулся, сказал:
– Ешьте, набирайтесь сил. Скоро в путь-дорогу. Это мы с братом немного поспорили. – И отстранив блюдо, тоже вышел из-за стола.
Настроение у Александра было вконец испорчено. На душе у него и так было тревожно. Его грызли сомнения. Нет, не страх перед дальней дорогой и неизвестностью, а перед его выбором. Он напряженно думал, правильно ли он поступает? Может, он переоценивает татар и сила их мнимая? Может, действительно собраться всей Русью да еще привлечь западников и всем миром дать этим варварам достойный отпор. Походы и дальняя дорога для него не новь. Он был непривередлив, мог спать на земле, подстелив солому, и есть вместе с воинами грубую пищу, и делать длинные переходы без отдыха и воды. Это его не пугало. Перед ним был выбор, и как он поступит, от этого зависело будущее русских княжеств. Многие князья его не поддерживали и склонялись к западу, считая их ближе по культуре и духу. Но он думал по-другому, какой-то внутренний голос ему подсказывал, что он поступает правильно, хотя мысли иногда приходили другие, он мог подолгу анализировать ситуацию и все равно приходил к одному и тому же выводу: надо держать мир с татарскими ханами и прежде всего с Батыем. Они часто разговаривали на эту тему с братьями, особенно с Андреем, который не разделял его позицию, а вот сегодня они впервые почти поссорились. Невский не переживал за ссору, знал, что Андрей никуда не денется и поедет с ним за ярлыком. Он понимал, что его брат, как никто, стремится к власти, и причем независимой, хотел делать все, по-своему, не считаясь с мнением других, а это уж очень не нравилось Александру Ярославичу. Но в душе оставалось чувство тревоги, что с братом возникли разногласия, что близкий человек его не понимает.
Князь надел шубу и вышел на подворье. Там уже полным ходом шла подготовка к отъезду. Слуги и вся княжеская челядь суетились у телег, загружая все необходимое, что может пригодиться в дальней дороге.
Александр подошел к Анастасии, которая хлопотала у обоза, с большим вниманием проверяя, как все сложено и все ли захватили с собой. Он некоторое время с улыбкой наблюдал за ней, затем спросил:
– Все ли готово в путь-дорогу?
– Все готово, – ответила женщина и добавила: – Для меня самое главное проследить, чтобы были съестные припасы свежие, чеснок, лук, травы, мед. Я знаю, как все это пригодится в дороге. Я уж проходила однажды этот путь и понимаю, как он труден. Тут еще наш ученый писарь и лекарь велел мне захватить с собой побольше  мазей от болезней и простуды.
После трапезы из гридницы на княжеский двор стали выходить дружинники. Они сразу же шли к своим лошадям, седлали их, готовясь в путь.
Сотник Михаил подошел к Невскому и спросил:
– Скоро ли, Александр Ярославич, двинемся в путь?
– Скоро уж, Михаил, сейчас пройдусь, посмотрю, все ли готово, и будем выезжать со двора, – и указав на собравшихся провожающих женщин, детей и родственников, произнес:
– Тут еще время на прощание надобно будет, а дни сейчас короткие, поэтому надо поторапливаться.
Вскоре все было готово для долгого путешествия, и князья Александр и Андрей, одетые в волчьи шубы, вышли на красное крыльцо. На обширном княжеском дворе собралось множество народу. Ворота были открыты настежь, и за ними была видна толпа горожан. Князь весело взглянул на собравшихся и громко крикнул, подавляя все разговоры и голоса провожающих:
– Вот и пришло время нам двинуться в путь-дорогу! 
Услышав это, женщины, вцепившись в своих мужей, сыновей, возлюбленных, заголосили:
– Да на кого же вы нас оставляете, едучи к проклятым иродам! Когда же вы теперь вернетесь в родные края! – Прощаясь, женщины осеняли своих мужчин крестом со словами: –  Спаси и сохрани вас Господь! Дай вам Бог удачи и вернуться домой целыми и невредимыми!
Невский, опять покрывая все голоса, крикнул:
– Не хороните, женки, нас заранее. Все мы вернемся целыми и невредимыми! – И, улыбнувшись, ввернул: – Не так страшен черт, как его малюют.
Князь на некоторое время замолчал, вглядываясь в людей, и уже решительно крикнул:
– В добрый час!
Дружинники вскочили на своих коней, а остальные стали усаживаться в сани и возки.
К князьям подошли их жены, дети и родственники, стали прощаться.
Жена Невского Александра с заплаканными глазами приникла к груди мужа и зашептала:
– Опять, мой милый, идешь в поход! Воин ты мой! Мало ты со мной бываешь, и дети тебя почти не видят. Боюсь я за тебя на этот  раз, очень боюсь! Жестоки и злы эти татары. Много уже там наших князей сложили головы.
Князь поцеловал жену в губы, мокрые от слез глаза, погладил ее по щеке, нежно молвил:
– Не горюй, Александра! Все будет хорошо. Я – князь, и это мой крест. Я должен его нести, каким бы он ни был тяжелым. Все это делается ради Руси, ради нас всех.

8

Русскому посольству пришлось преодолеть большое и далеко не безопасное расстояние, чтобы добраться до Сарая. Их путь проходил по берегу реки Волги. Путников везде подстерегали опасности, особенно при переправах через реки. Хотя морозы стояли крепкие, но на больших реках лед устанавливался долго, иногда совсем тонкий. Поэтому приходилось принимать множество предосторожностей, чтобы не оказаться в полынье. В этих случаях стали на ненадежные места накидывать легкие мосточки, которые везли в отдельных возках.
На равнинах, где почти не было снега, часто вокруг путников кружили татарские разъезды. Но, видя, что обоз охраняется немалым числом хорошо вооруженных  дружинников, в досаде, что не могут пограбить караван, могли  пустить меткую татарскую стрелу, что  неоднократно и происходило. Поэтому почти все путники в дорогу надевали латы или кольчуги.
На всем пути до первой татарской заставы посольство не встретило ни одного городка или поселения, где бы жили, как прежде, русские люди. Кругом земля была опустошена, лишь стояли обгоревшие дома, разрушенные крепости. Бродили только стаи волков и одичавших голодных собак.
Эта неприглядная картина русской земли вгоняла Александра в уныние и побуждала к различным размышлениям о дальнейшем существовании русского государства. Для раздумий было время, когда он ехал в возке по однообразной бескрайней равнине, где без проводника можно было легко заблудиться, особенно после снегопадов, когда снег покрывал всю землю и не было видно следов дороги. А когда начались татарские заставы, стало еще сложнее из-за постоянного вымогательства с посольства подарков, денег, золота. Если татарские старейшины или военачальники монгольских разъездов не получали желаемого, начинались препятствия. А когда они еще узнавали, что с посольством едет знатный русский князь, то ставки на деньги и подарки значительно возрастали.
У татар существовала ямская служба. Это своеобразные станции, где путники могли сменить лошадей до четырех раз в день и проходить довольно длинный путь почти до восьмидесяти километров. Там они могли передохнуть, укрыться от непогоды, получить ночлег. Но на этих станциях нужно было обязательно ублажать станционного начальника и татарских воинов, которые ведали охраной станции.
Посольство Александра Невского уже к вечеру добралось до ставки Батыя в Сарае. Это было необычное поселение. Оно состояло, в основном, из юрт на колесах, только разного размера. Этот город, окруженный стоянками и поселениями русских, болгар, половцев и других иноземцев растянулся до нескольких километров.
Солнце садилось быстро, вскоре стало смеркаться, и когда почти совсем стемнело, русский караван добрался до юрточного города.
Уже на подступах к Орде Александра Невского с его людьми встретил большой отряд татарских воинов во главе со знатным военачальником. Он был одет в яркий полосатый халат, из-под которого  виднелись латы, поблескивающие холодным цветом от лучей заходящего солнца.
Отряд преградил дорогу русскому посольству. Караван остановился. Уставшие путники, проклиная докучливых татар, сердито ругались.
К закрытому возку, в котором ехали братья Александр и Андрей, подбежал Михаил и взволнованно заговорил:
– Александр Ярославич! Тут знатный татарский начальник велит тебе выйти из возка и подойти к нему. Иначе, говорит, не пропустит нас в Сарай.
Князь недовольно проворчал:
– Черт бы их побрал, этих кровососов! Уже надоели, просят и просят то денег, то подарков.
Александр пошарил рукой  в специально приготовленном мешке, где находились  подарки для назойливых татарских старшин и начальников. Достал оттуда кожаный мешочек, набитый серебряными и золотыми монетами, подал сотнику со словами:
–Дай ему, Михаил Романович, этот кошелек, и пусть от нас отстанет.
– Нет, Александр Ярославич, он требует, чтобы ты сам к нему подошел.
Князь медленно вылез из возка, размял ноги, затем, обратившись к Михаилу, сказал:
– Ладно, пойдем, показывай, где этот кровосос.
Князь и сотник не торопясь пошли на встречу к знатному монгольскому воину.
Тот по-хозяйски восседал на низкорослой лошадке; маслено улыбаясь, наблюдал сквозь щелки глаз за подходящими русскими.
Подойдя вплотную к верховому воину, князь спросил:
– Кто тут хотел меня видеть?
Татарин нагловато улыбнулся и с вызовом ответил:
–Это ты великий воин Искандер?
–Да, это я князь Александр, прибыл в Сарай по приглашению великого хана Батыя.
– Я об этом, Искандер, знаю. Поэтому мне велено тебя проводить до твоей юрты в русском поселении.
– Передайте великому хану мою благодарность, что он про нас не забыл и послал вас, непобедимых воинов, встретить. А то мы бы тут долго плутали, пока нашли свое пристанище, – ответил князь.
Татарин даже не сдвинулся с места на своей лошадке, продолжая нагловато улыбаться.
Александр сделал знак Михаилу. Тот с поклоном преподнес монголу туго набитый кошелек.
Монгольский воин, взяв кожаный мешочек с деньгами, взвесил его на руке, со знанием дела вытащил из него золотую монету, попробовал ее на зуб и, удовлетворенный своей проверкой, зацокал языком, выражая свою радость. Внимательно вглядевшись в лицо Михаила, спросил:
– Где ж я тебя видел? Ты кто и кем служишь у князя Искандера?
Михаил на какое-то время смутился, но тут же ответил:
– Я служу у нашего князя сотником в дружине.
Татарин вновь продолжительно, испытующе посмотрел на воина и спросил еще раз:
– В Сарае ты никогда раньше не бывал?
– Нет, не бывал.
Знатный воин, покачав головой, пробормотал:
–Вах, вах, как похож!
Затем, повернувшись к своему отряду, что-то крикнул по-татарски, развернул коня и не спеша поехал впереди каравана. Монгольские воины рассредоточились по обеим сторонам возков, сопровождая княжеское посольство.
От расспросов знатного монгола у Михаила в душу закралась тревога. Он стал задавать себе вопрос: а вдруг его узнают? Хотя времени прошло порядочно, как он отсюда сбежал, все может быть. «Нужно быть начеку», – решил для себя сотник.
Михаил в знатном воине сразу же узнал своего бывшего хозяина Бурунтая. Тот очень гордился своим рабом, который искусно изготовлял булатное оружие. Продавая его, он брал немалую цену золотом со знатных воинов и ханов. И поэтому, наверно, до сих пор не может забыть своего оружейного мастера. Теперь Михаилу грозило новое рабство. Он решил рассказать об этом князю Александру.
Утро следующего дня выдалось хмурое, дул холодный ветер. Мелкие колючие снежинки впивались в лицо, поэтому из юрт никому не хотелось выходить.
В новое жилье князя татарские воины принесли хворост и стали разводить огонь. Слуги князя с удивлением наблюдали,  как монголы разводили костер прямо посреди юрты. Они опасались, что задохнутся от дыма, но ничего подобного не случилось. Дым свободно поднимался вверх и выходил в круглое отверстие.      
Монголы внесли вино, кумыс, просо, котлы с водой, чтобы варить мясо. Увидев это, Невский стал отказываться от принесенной пищи.
Один из татар ему ответил:
– Это великий хан велел вас одарить нашей пищей, и отказываться от нее нельзя.
Невский поморщился, но ничего не сказал.
Вскоре в юрте запахло вареным мясом, и все почувствовали, как проголодались.
Переводчик Борислав и слуга князя Еремей вытащили мясо на большое блюдо, порезали на кусочки и посыпали солью. Затем установили походный стол. Анастасия застелила скатерть и расставила блюда. И вот уже  в тарелках появились порезанное мясо, хлеб, сладости, а в кувшинах вино.
Когда все было готово, женщина пригласила проголодавшихся путников откушать.
Андрей и Александр сели рядом во главе стола, а кругом расположились ближние люди князей.
Князь Александр перекрестился на образа, взял ложку, попробовал кусок мяса и удовлетворенно молвил:
– А мясо-то вкусное!
– Мясо оно и есть мясо,  –  заметил Борислав.
– Говорят, что они лошадей едят, – бросил ему в ответ князь Андрей.
– Едят, но это телятина, а не конина.
– Князь Андрей, брезгливо поморщившись, возразил:
– Нет, я все-таки не буду есть, а вдруг правда конина.
– Ты что, заржать боишься? – с улыбкой подковырнул Александр.
Все за столом заулыбались. Андрей вспылил, встал и хотел выйти из-за стола.               
Александр миролюбиво обратился к брату:
– Я же пошутил. Садись, ешь, а то у нас сегодня немало дел. Будешь голодным. Когда еще придется поесть. А мясо действительно вкусное, из свежей телятины. Теперь нам надо привыкать к их обычаям. Знай, мы здесь гости, а в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Так что, мой брат, учти это. А то, что нам принесли еду, это уже неплохо – значит, Батый радушно расположен к нашему посольству и желает встретиться. Будем теперь ждать, когда великий хан пригласит к себе.

***
    
С тех пор, как Алан, ученый писарь, встречался с посланником ханши Туракины Наратом, который вручил ему яд, чтобы отравить князя Александра, прошло немало времени. Выполнять злую волю сумасбродной женщины он не спешил, понимая, что прежде всего находится у русских, а до великой ханши надо проехать полмира. Кроме того, как мудрый человек, знал, что правители огромной империи постоянно меняются. Так оно и произошло: вскоре Туракина была отравлена своими соперниками, ее сменила другая ханша Огул-Гамиш, а от нее пока никаких указаний не было. К тому же Невский оставил его служить при своем дворе, ценил его знания и  осведомленность происходящего в монголо-татарской империи. Часто с ним беседовал, узнавал  о приближенных людях при дворе у Батыя и теперь уже об Огул - Гамиш. Он не подвергался унижению и насилию, ему ничего не угрожало, хотя при дворе у Батыя было жить и служить ох как непросто. Там нельзя было ручаться, что завтра ты будешь жив и здоров. Зато у русских ему было покойно и радостно, здесь его ценили и уважали.
Алан уже давно успокоился и решил для себя, что про него забыли, и теперь он освободился от этого коварного дела.
Но новый виток его судьбы снова вернул его в прежнее состояние чувства опасности и неуверенности в себе.
Уже когда их посольство находилось на последней ямской станции, к нему подошел монгольский воин, в котором он узнал Нарата. Тот улыбнулся ему как старому знакомому и тихо заговорил:
– Великая ханша Огул-Гамиш помнит тебя, и в Орде ее сторонники с тобой встретятся.
От этих слов Алан побледнел и понял, что снова началась его беспокойная жизнь, но, взяв себя в руки, так же тихо спросил:
– Где эти люди и как их найти?
– Их искать не нужно, они сами тебя найдут, когда будет необходимо.
После этих слов они молча разошлись, делая вид, что не знают друг друга.
В это время Алан почувствовал чей-то пристальный взгляд и обернулся. Он увидел переводчика Борислава, который, по-видимому, наблюдал за ним, подумал: «Что-то часто я вижу, как он следит за мной. Или князь ему поручил это делать, будучи неуверенным в моей преданности. Только мне от этого не легче. А может случайно», – успокаивал себя Алан.
Смутное беспокойство овладело ученым лекарем, он понимал, что с  возвращением в татарские владения для него наступают опять беспокойные времена, что теперь ханы не оставят его в покое, будут требовать исполнения всяких дел.
Прибыв с посольством князя в Орду, он ожидал появления посланника, который принесет весть предстать перед хозяевами, и, действительно, они не заставили его долго ждать. Уже на другой день в юрту, где жил Алан со слугами князя, явился татарский воин,  привез кумыс, просо, мясо и вино, попросил ученого лекаря помочь все это внести в юрту.
Когда они вышли, он сообщил:
– Ты знаешь, где юрта Бурунтая?
– Знаю.
– Вечером, как только начнет темнеть, он ждет тебя.
– Ты не знаешь, зачем я ему нужен? – в тревоге спросил Алан.
– Мне велено только это передать, а зачем тебя он зовет, я не знаю, –  и добавил: – Еще сказано, что пусть только не явится, – сломают хребет при первой же возможности.
От сказанного ученый писарь сник и, опустив голову, пошел в юрту. Тут же заметил, что у входа стоит Борислав и пристально наблюдает за ним.
Проходя мимо переводчика, Алан остановился и заговорил:
– Старого знакомого встретил. Интересовался, как я поживаю.
– А больше он у тебя ни о чем не спрашивал? – многозначительно ввернул Борислав.
– А что он у меня должен спросить? – с деланным удивлением  ответил Алан. Затем, потоптавшись на месте, обратился к своему  собеседнику:
– Ты, Борислав, будто меня в измене подозреваешь. Мне татары такие же враги, как и вам, только я понял одно: чтобы выжить, я должен с ними ладить. Другого не дано. Мою родину, как и вашу, они захватили, растоптали на своих маленьких лошаденках, пожгли и разрушили многие города и селения, а я попал к ним в плен и стал рабом. Но мне просто повезло. Хан Батый отдал меня в услужение князю Ярославу. Я долгие годы прожил в Орде, неоднократно бывал в Каракоруме, Самарканде, Багдаде, выполняя различные поручения ханов. Мне поручено быть проводником сперва у великого князя Ярослава, а теперь и у его сына великого полководца Александра.
– Нам татары не враги, мы с ними наоборот мира и дружбы ищем. И почему ты решил, что я тебя в чем-то подозреваю? О какой ты измене говоришь? Ты служишь хану Батыю, а может еще и ханше в Каракоруме. Мне до этого дела нет. Только не вреди, –  ответил Борислав и отправился  к князю Александру, а сам подумал: «Ишь ты каков! Недаром говорят: на воре и  шапка горит. Поглядим, как дальше будет».

9

Начало смеркаться. Фиолетовая шаль ночи закрыла степь, постепенно обволакивая город Сарай.  Из-за горизонта нехотя выползала круглая луна. Она сияла на темно-синем небосклоне, освещая все кругом холодным светом. Выпавший к вечеру пушистый снежок искрился, переливаясь алмазами в падающих редких снежинках. Юртовый городок затих, постепенно погружаясь в сон. Уже изредка лаяли собаки, примолкли голоса жителей города.
Алан, откинув полу своей юрты, выглянул наружу, взглянул на луну, поцокал языком, явно радуясь тому, что на улице светло. Затем вышел, принюхался. Пахло горьковатым дымом от кизяков, которыми татары поддерживали огонь в своих очагах.
Изредка между юртами проезжал отряд воинов, они несли службу, охраняя покой города, а потом долго был слышен в наступившей тишине стук копыт по мерзлой земле.
Алан укутался в полушубок, натянул меховую шапку почти на самые глаза и отправился к Бурунтаю.
У входа в жилище военачальника стояли два могучих воина со скрещенными пиками, и как только ученый писарь сделал шаг, чтобы войти, воины преградили ему путь.
Алан попятился и обратился к воинам:
– Скажите Бурунтаю, что пришел Алан.
Один из воинов вошел в юрту и тут же появился, пропуская гостя.
Ученый писарь несмело вошел в жилище, остановился у входа и огляделся. На помосте, застланном персидским ковром, сидели знатные монголы, пили кумыс, разговаривая о чем-то вполголоса. Бурунтай, завидев Алана, расплылся в улыбке, произнес:
– Вот и наш гость дорогой пришел. Потеснитесь, багатуры, пусть знатный и мудрейший писарь сядет с нами и выпьет свежего кумыса.
Присутствующие освободили место гостю. Тот уселся рядом с Бурунтаем и сразу же из его рук принял серебряную чашу с напитком. Стал пить, покрякивая от удовольствия. А когда выпил до дна, молвил:
– Давно уж я не пивал такого кумыса.
– А что ж ты пил у русских? – с издевкой спросил хозяин.
– А у русских я пивал квас и меды, тоже резкие и пьянящие и неплохо взбадривающие.
Все с интересом слушали разговор между гостем и хозяином.
– Там случайно тебя не женили на русской бабе? – хохотнув, спросил  Бурунтай.
– Нет, не женили. Может и женился бы, будь я помоложе, а сейчас мне это ни к чему. И потом я на одном месте долго не живу. Меня ханы посылают то туда, то сюда, а женщине нужен дом, дети, хозяйство. Так что о женитьбе я и не помышлял.
Сидящие за трапезой Нарат и Азат, улыбаясь, переглянулись,  поедая жирную баранину. Они с аппетитом ели мясо, и жир тек по рукам, капая на яркие халаты.
– А теперь расскажи нам, Алан, как там поживают русские, готовятся ли к войне с нами?
– Да, да, расскажи нам обо всем про русских, – закивал головой присутствующий хан Мункэ, попивая маленькими глоточками кумыс и благодушно улыбаясь.
– Русским сейчас не до войны с нами, на них с запада налегают то литовцы, то немцы. Все хотят от новгородской земли отхватить хотя бы кусочек. Но князь им постоянно дает хороший отпор, – ответил Алан.
– Правду ли говорят, что Искандер искусный воин? Что ни одного поражения не потерпел от своих противников? – спросил Мункэ.
– Это верно говорят, что Александр не только хороший багатур, но и полководец. Он водит свою дружину в походы и зимой и летом, вместе с воинами делит еду и ночлег. Он не боится малым числом идти на врага и всегда побеждает, рассчитывая свои силы и умея разгадать планы врага, – приложив руку к сердцу и склонив голову в поклоне, пояснил гость.
Хитровато улыбаясь и испытующе вглядываясь в лицо Алана, Бурунтай с ехидцей спросил:
– Может, ты специально хвалишь нам русского князя, чтобы запугать нас по его наущению? Наверно, ты ему продался?
Ученый писарь обиженно поджал губы и, глядя в глаза собеседнику, заявил:
– Зачем меня обижаешь такими речами? Неужели долгой службой великому хану я заслужил недоверие?
Хозяин спокойно выслушал Алана и тут же спросил:
– А как зовут сотника у князя, и как он у него появился? Ты можешь мне сказать?
– Его зовут Михаил, и он появился у князя Александра, сбежав из Сарая, где был рабом.
– Мишка зовут! – радостно воскликнул Бурунтай. – Это же тот человек, который в кузнице ковал очень хорошее булатное оружие. Надо его немедленно вернуть.
– Как же ты его вернешь? Теперь невозможно. Он же первый человек у князя, да и воин он хороший, как его возьмешь.
Хозяин зачесал затылок, сощурив глаза, так что они превратились в узкие щелки, но, видимо, никакой удачной мысли в это время ему не пришло, тогда он обратил свой взор на ученого писаря, спросил:
– Может, ты что-нибудь, Алан, придумаешь?
Ученый писарь на некоторое время задумался, затем заявил:
– Есть у меня одна мыслишка, но ее надо хорошо обдумать.
– Что за мысль, давай говори! – в нетерпении торопил Бурунтай.
– У Михаила есть жена, она тоже здесь и распоряжается хозяйством у князя. Он ей очень дорожит. Если бы ее как-нибудь заманить в ловушку, тогда мы могли бы заполучить и твоего Михаила.
– Как же ты ее заманишь? Это ведь не так просто, – засомневался Бурунтай.
– Я подумаю, как это сделать незаметно, чтобы хан Бату с нас потом шкуру не снял на сапоги для своих воинов.
Бурунтай, похлопав по спине ученого писаря, пообещал:               
– Если ты поможешь мне вернуть моего раба, озолочу.
    
***
               
Хан Батый наконец-то пригласил Александра Невского для встречи, после полудня.
Русское посольство подвели к ханскому двору, который охраняли суровые крупного телосложения уланы. Кругом стояли красивые шатры из льняной ткани, а самый крупный и просторный из них принадлежал великому хану.
Когда Александр и Андрей в сопровождении переводчика Борислава, ученого писаря Алана и дружинников во главе с сотником Михаилом подошли к входу во двор, знатный татарин-привратник приблизился к ним и осведомился:
– Зачем пожаловал, князь Искандер,  к великому и непобедимому хану Бату?
– Мы прибыли по приглашению  великого хана, – ответил ученый писарь Алан.
– Какие дары вы приготовили великому хану? – спросил управляющий, жадно шаря узкими черными глазами по сундукам, которые несли дружинники.
Борислав перечислил список подарков, принесенных хану Батыю.
Знатный монгол, прослушав список о подарках, удовлетворенно кивнул головой, давая согласие на проход русских к шатру хана, но предупредил:
– Знают ли русские, что им нужно пройти меж огней и бросить в них часть своих подарков и ни в коем случае не касаться за веревочный полог шатра, а войдя в шатер к хану,  нужно преклонить перед ним колени. В противном случае Бату-хан разгневается и не будет с вами разговаривать, даже может отдать всех вас собакам на съедение.
Князь Александр, специально учившийся у Алана татарскому языку, понимал речь управляющего. После услышанного у него в душе стало нарастать возмущение, он думал про себя: с чего это он, новгородский князь, должен ползать на четвереньках перед ханом, идти меж огней  и бросать в костер драгоценности, которые он сюда с таким трудом доставил. В душе поднималось все больше и больше недовольство и зло, кровь ударила в лицо, голубые глаза потемнели, желваки на скулах заходили ходуном. Князь повернулся к своим сопровождающим и грозно произнес:
– Если хоть один из вас пойдет меж огней и станет на карачки перед ханом, того отдам в рабство татарам, здесь вы настоитесь на коленях вдосталь!
У князя Андрея от страха округлились глаза, он прошептал на ухо брату:
– Ты что, братец, умом тронулся? Да они нас за такие дела тут же казнят! И такое уже с русскими князьями было не раз. Опомнись!
Александр Невский махнул рукой и двинулся к входу ханского шатра, минуя костры, сказав:
– Я православный, и мне не подобает справлять языческие обычаи.
Во дворе наступила гнетущая тишина. Все поняли, что русскому посольству наверняка грозит беда.
Управляющий прошмыгнул вперед Невского в шатер к хану.
Охраняющие вход уланы скрестили копья, не пропуская русское посольство.
По всему было видно, что русские обречены, их ждала немилость хана, а может быть даже неминуемая смерть.
К немалому удивлению окружающих, управляющий вышел из шатра и приказал уланам пропустить русское посольство.
В шатер вошли князья Александр и Андрей, Борислав и Алан.
Перед входом располагался стол, искусно отделанный резьбой, на котором стояли золотые, серебряные чаши и бурдюк с кумысом.
Хан, небольшого роста, скуластый, с хитрыми, узкими, как щелки, глазами, восседал на троне, отделанном золотом и слоновой костью. Трон стоял на возвышенном месте и создавал впечатление величия и власти. Рядом сидела любимая жена, а ниже на скамейках находились братья, сестра, сыновья, а иные приглашенные люди сидели на земле, причем мужчины находились на правой стороне, а женщины на левой.
В это время хану Батыю в золотой чаше  подали кумыс, сразу же под гитару запели певцы, стоявшие неподалеку от трона. Он медленно под песнопение и музыку выпил кумыс, сладко сощурился и  только после этого обратил свой взор на вошедших русских. Проницательно долго вглядывался в лицо Александра. Кругом стояла гнетущая тишина. Никто не знал, что произойдет. Или хан велит своих гостей наказать за дерзость, или милостиво их выслушает и примет подарки.
Александр и Андрей подошли поближе к трону, поклонились и преклонили колени. Александр смело, глядя в лицо хана, торжественно произнес:
– Мы проделали большой и трудный путь, чтобы встретиться с великим и непобедимым ханом Бату. Мы пришли с миром и привезли тебе и твоим женам подарки, – Александр подал знак, и дружинники внесли сундуки с подарками.
Лицо хана было непроницаемым. Глаза стали как две узенькие щелочки. Это говорило о том, что сейчас может произойти все что угодно. В шатре наступила гнетущая тишина. Андрей от напряжения побледнел, и по лицу покатились капельки пота.
– Ну, наделал ты делов, князь Александр, – в тревоге прошептал Алан.
Наконец Бату поднял голову, пристально, пронизывающе всмотрелся в лицо Невского. В глазах его ходили огоньки, губы скривились в подобие улыбки. Князь не мог понять: был хан в гневе или простил его неповиновение, так как лицо его вновь стало непроницаемым. Хан Бату продолжал молчать, по-видимому, решая, как ему поступить в этом случае. Ведь их законы были незыблемы, и отступиться от них он не мог. Видимо, у него не было желания чинить расправу над русским посольством, да и такой смелый и дерзкий поступок его восхитил. Многие князья, знатные послы валялись у его ног, прося пощады, а этот был смел, и хан таких людей уважал, потому как сам был таким.
Многие ждали от правителя Сарая гнева, а затем трагической развязки, но он спокойно произнес:
– Почему, Искандер, не выполнил наш обычай, не прошел меж костров для очищения и не бросил дорогие подарки духам в костер? Неужели ты не знаешь, что за нарушение наших обычаев мы казним даже своих людей, а чужих тем более.
– Можешь казнить меня, великий хан, но все это я сделал не по злому умыслу, не из желания нарушить ваши обычаи. Мы поклоняемся  своему Богу и веруем в него, а духи – это ваша вера, и поклонение им нам греховно.  А для того чтобы очиститься от скверны, мы творим молитву Господу, которая нас очищает от всего греховного. Мы молимся своему Господу каждый день. А то, что я не стал бросать дорогие подарки в костер, это только потому, что они предназначены тебе, великий хан, и твоим родственникам. Каждый подарок подбирался для того, чтобы угодить великому хану и его женам. Мы везли их долгим путем, охраняли, берегли и теперь желаем все это подарить тебе, великий хан.
Батый едва заметно улыбнулся и произнес:
– Это достойный ответ русского багатура и полководца. Я знал, что ты неспроста так поступил, и поэтому велю дарить подарки.               
В шатре сразу же спало напряжение, сопровождающие князя облегченно вздохнули.

***

За несоблюдение обычаев монголов и дерзкий поступок Невского хан Батый мог бы просто уничтожить русское посольство, но не сделал этого,  потому что не хотел портить отношения, а может даже воевать с русскими, тем более с  северо-западными княжествами. У него на это время было совсем небольшое войско, и руководило им несколько преданных ему темников. Еще когда хан Гуюк засобирался  войной на его улус, он не на шутку забеспокоился и не был уверен, что может победить огромное войско молодого хана. Но благодаря его сторонникам эта опасность миновала.
Многие его советники в начале его завоеваний советовали ему уничтожать людей и их поселения, для того чтобы освободить место для свободного кочевья, чтобы разводить и выращивать скот. Но Батый не поддался на эти уговоры и решил для себя сделать так, чтобы покоренные народы кормили его и его армию. Он как дальновидный и довольно хитрый политик  просчитал, что гораздо выгоднее, если он будет собирать дань с покоренных государств. А чтобы все было гладко, ему нужны сторонники, которые бы пользовались у этих народов уважением и славой. Вот таким для него и был Невский. Батый намеревался привлечь на свою сторону князя Александра. Пусть не сразу, но он решил добиться своего. Для начала татарский хан велел  пригласить к себе в шатер князей Александра и Андрея, чтобы поговорить с ними и прощупать их намерения. То, что они приехали к нему за ярлыками, для разрешения правления своими княжествами, это было понятно. Но хану хотелось узнать, будут ли они ему помощниками или врагами.
В обед следующего дня хан принимал у себя русских князей. На помосте был застлан яркий персидский ковер с разложенными по краям  подушечками. Посреди ковра на серебряных и золотых подносах стояли сладости, вино и бурдюк с резким  кумысом.
Батый был одет просто, в ярком полосатом халате, сидел, подобрав под себя ноги, пил кумыс, причмокивая от удовольствия.
Он с улыбкой пригласил гостей сесть с ним рядом. Князья никак не могли усесться так, как сидел хан, и в конце концов подобрали под себя ноги, страдая от неловкого положения.
Наблюдая, как усаживаются его гости, хан чуть заметно улыбался, затем произнес:
– Учитесь, князья, сидеть и говорить по-нашему. Я думаю, что нам еще много раз придется встречаться за переговорами и выпить не одну чашку кумыса.
Гостям тут же подали в серебряных чашах кумыс. Князья переглянулись. Андрей брезгливо сморщился и хотел отказаться от напитка, но Александр, строго посмотрев на него, отпил несколько глотков. Кумыс был резкий и прохладный. Невский медленно выпил чашу и почувствовал, как тепло побежало по всему телу, стало легко и комфортно, несмотря на то что в шатре царила роскошь, а дорогие украшения соседствовали с застойными кислыми запахами, неухоженностью и грязью. Александр по-татарски произнес:
– Великий хан, это великолепный напиток! Он радует и греет душу!
Бату очень понравилось что князь заговорил с ним по-татарски, похвалил напиток. Он заулыбался, сказал:
– Теперь, после чаши кумыса, поговорим о вашем деле. Все русские князья приезжают ко мне за ярлыками для разрешения править в своих княжествах. Поэтому я знаю, что и вы тоже хотите получить такой ярлык. Если ваши земли были бы завоеваны мной, то я сам выдал бы вам ярлыки здесь, но по договору с Каракорумом, великой ханшей Огул-Гамиш, за получением ярлыка вам придется ехать к ней. Она особо меня предупредила, послав ко мне гонца, чтобы я вас послал к ней, – и повернувшись к Невскому, улыбаясь, сообщил: – А с тобой, Искандер, особо хочет встретиться. Она любит таких багатуров, как ты, и ждет тебя с нетерпением. Езжайте к ханше и ничего не бойтесь. Вас не постигнет  такая же участь, как вашего отца. С Огул  у меня договоренность не вредить друг другу.
Пока хан говорил, Андрей выпил свою чашу с кумысом и размяк под действием напитка, перестал обращать внимание на запахи и неухоженность шатра.
Александр же, услышав о предстоящем новом путешествии, не на шутку забеспокоился, разочарованно произнес:
– Уж больно долог путь к вашей великой ханше.
Бату внимательно посмотрел своими узкими щелочками глаз на Александра, сурово сказал, поджав губы:
– Я не думал, что такой воин, как ты, Искандер, который привык водить свою дружину в походы на врагов, испугается длинного пути, – затем на какое-то время задумался и мудро добавил: – Любая дорога когда-нибудь кончается.
               
10
    
Через несколько дней посольство русских должно было двинуться в путь к Каракоруму. По распоряжению князя Александра пополнялись в обоз запасы пищи и лекарственных трав, в которых Алан знал толк. И это был самый подходящий момент исполнения коварного плана, который задумал Алан вместе с Бурунтаем.
Под предлогом заготовки лекарственных трав ученый лекарь решил выманить Анастасию за пределы русского лагеря, который охраняли как дружинники, так и татарские нукеры.
После обеда Алан подошел к Анастасии и сообщил:
– Нас с тобой приглашает к себе шаман, он предлагает лечебные травы и коренья в обмен на золото и серебро. Давай сходим к нему и выберем все, что нам нужно в дорогу.
Женщина с радостью согласилась и попросила:
– Ты немного меня подожди, я сейчас оденусь потеплее и пойдем.
– Только ты поторопись, а то очень быстро темнеется, а нам нужно вернуться засветло, – попросил Алан, пряча глаза от женщины.
Анастасия вошла в юрту, стала одеваться, а сама подумала: «Что-то Алан ведет себя как-то странно, даже в глаза не смотрит и суетится, – потом успокоила себя: – Наверно, устал Алан, а может, мне показалось».
Женщина быстро накинула на себя бобровую шубу, повязала на голову пуховый платок и пошла к выходу, но в это время встретилась со своим мужем Михаилом. Тот удивленно поглядел на нее и спросил:
– Куда это ты, женушка, собралась?
– Алан зовет к местному шаману, чтобы взять у него целебных трав и кореньев в дорогу. Ведь путь нам предстоит трудный.
– Далеко ли его юрта?
– Алан говорит, почти рядом, я думаю, что мы засветло управимся.
Михаил на некоторое время задумался и решительно заявил:
– Я, пожалуй, с тобой отправлю двух дружинников.
– Зачем? – удивилась женщина.
– А затем, что мне будет спокойней, и то, что возьмете у шамана, они помогут донести. 
Анастасия и Алан в сопровождении двух дружинников отправились к шаману. Действительно, его жилище находилась не так далеко от лагеря русского посольства. Уже на подходе к юрте Анастасия стала чувствовать себя тревожно, даже было желание вернуться назад, но Алан ее успокоил:
– Не беспокойся, вот мы уже и дошли.
У входа в юрту две меткие татарские стрелы почти одновременно впились в спины дружинников. Воины медленно осели на землю, хватая ртом воздух. Алан затолкал в юрту Анастасию, тревожно повторяя:
– Прячься, прячься, Анастасиюшка, а то они тебя погубят. А я попытаюсь сообщить Михаилу, что ты в беде, – ученый писарь помчался в сторону русского лагеря.
В юрте, куда попала женщина, стоял полумрак, посреди горел небольшой костер, вокруг которого метался  в звериных шкурах татарский шаман. В руках у него был бубен, в который он ритмично стучал. Анастасия пыталась разглядеть присутствующих в юрте монголов. Но тут на ее голову набросили звериную шкуру и обвязали волосяным арканом, затем усадили  на большой сундук. Женщина попыталась кричать, ей замотали голову вонючей тряпкой, с силой прижали к сундуку.
Алан бегом помчался в юрту Михаила, чтобы сообщить, что Анастасию похитили. Вбежав в жилище сотника, крикнул:
– Беда! Ох, беда, Михаил! – и в изнеможении сел на лавку.
Не ожидая ничего хорошего от сообщений ученого писаря, Михаил сразу понял: что-то случилось с Анастасией.  Подскочил к Алану, затряс его за плечи, закричал:
– Говори, что случилось с Анастасией?! Где она?!
– Татарские воины убили твоих воинов из лука, а затем схватили твою жену и хотят снова продать ее ханам в рабство.
Михаил выхватил из ножен меч, закричал:
– Иди, показывай, где  этот шаман! Где его юрта?! Я их сейчас же искрошу этим мечом, чтобы неповадно было! – и даже не накинув шубу на плечи, помчался выручать свою жену.
Алан же едва поспевал за сотником, показывая ему дорогу.
Все складывалось так, как они задумали с Бурунтаем. Коварный ученый писарь привел сотника совсем в другую юрту, где уже ожидали Михаила крепкого телосложения монгольские воины. Михаил стремительно ворвался в юрту с обнаженным мечом. Татары попытались набросить на него аркан, но эта попытка не удалась. Разъяренный воин острым мечом рассек волосяную веревку, крикнул:
– Где моя жена Анастасия?!
Татары обнажили свои мечи и стали  медленно подходить к Михаилу, стараясь зажать его со всех сторон.
Бурунтай стоял чуть в сторонке и командовал:
– Не вздумайте его убить или ранить. Он мне нужен живым.
Сотник,  узнав своего старого хозяина, процедил сквозь зубы:
– Так это ты все устроил! Захотел снова стать моим хозяином. Не бывать этому! – и стремительно стал пробиваться к Бурунтаю, разя на своем пути похитителей. От ловких ударов мечом опытного воина уже полегли несколько татарских нукеров.
Бурунтай не на шутку испугался за свою жизнь, побледнел и закричал:
– Бросайте быстрее на него сеть, иначе он всех нас тут погубит!
Вот уже под стремительными ударами меча Михаила полегло еще несколько воинов.
Бурунтай в страхе визжал:
– Что вы там медлите, быстрее бросайте на него сеть.
А Михаил напористо наступал, отбивая удары от наступающих на него монголов. И вот уже осталось совсем немного, и он достал бы своим мечом Бурунтая. Тот прижался к стене  юрты, закрывшись щитом, готовый отразить удары бесстрашного русского воина, крича:
– Велю всех казнить! Кидайте сеть!
Наконец татарские воины сумели набросить крепкую волосяную сеть на сотника.
Михаил от досады рычал, пытаясь вырваться из неволи, но все было напрасно. Наконец его рука дотянулась до острого кинжала, который висел у него сбоку. Лезвием ножа он стал кромсать сеть, пытаясь вырваться из пут, но нападающие закручивали его в сеть все больше и больше. Наконец он уже не смог пошевелить  ни рукой, ни ногой и, потеряв равновесие, упал, понимая, что сопротивление бесполезно. 
Бурунтай медленно подошел к лежащему воину, злобно оскалился, обнажая свои крупные желтые зубы, и, наступив на грудь поверженного, торжественно произнес:
– Ты что думал, что обманул Бурунтая! Что убежал от Бурунтая! От Бурунтая еще никто никогда не убегал!
Михаил скрипел зубами, но ничего поделать не мог, все его тело было крепко стянуто сетью. Он с ненавистью смотрел на своего врага, который так легко заманил его в свои сети, и клял себя: «Как же я мог так глупо попасться к Бурунтаю? Ведь знал же, что он попытается вернуть меня. Надо было быть настороже, а я потерял всякую осторожность! Что теперь будет с Анастасией?»
Его бывший хозяин, довольный своей победой, присел рядом с распростертым пленником. Потребовал себе кумыса и, причмокивая, с наслаждением пил кислый напиток, рассуждая вслух:
– Ты, Мишка, не бойся, мы казнить тебя не будем за то, что ты сбежал. Хотя это ты заслуживаешь. Теперь ты опять будешь у меня ковать оружие. Только ходить будешь в колодках, и снимать их с тебя никогда не будут. Опять меня все будут уважать и просить, чтобы я им за золото продал булатные кинжалы и мечи.
В ответ пленник плюнул в сторону Бурунтая, процедил сквозь зубы:
– Напрасно ты, Бурунтай, меня схватил. Не буду я больше тебе ковать оружие!
Усмехнувшись, татарин жестко сказал:
– А тогда велю тебя и твою жену казнить за неповиновение, тебе сломают хребет.
– Пусть ломают, казнят, я все вынесу, но работать на тебя более не стану. Зря ты, Бурунтай, все это затеял.
Монгол вскочил на ноги, выхватил плеть и стал охаживать Михаила, крича, переходя на визг:
– Будешь работать! Будешь работать!
Пленник, принимая удары, только скрипел зубами от боли.
Наконец Бурунтай, прекратив избивать сотника, позвал воинов и строго наказал им:
– Сбросить этого шакала в яму и пока не давать ему ни еды, ни воды, пусть там посидит, может и одумается. Да смотрите не повредите, а то головы сниму. Он мне нужен.
Татарские воины волоком потащили пленника из юрты. Тащили недолго, видимо, яма была недалеко. Когда подтащили к краю, остановились, переводя дух. Затем один из монголов сказал:
– Давай побыстрее бросим его в яму.
– А вдруг он, падая, голову себе свернет. Тогда Бурунтай нам хребты переломает. Если он сказал, как сделать, лучше выполнить, а то не миновать беды. Лучше подсуну под него наши арканы, а затем спустим его в яму, – ответил другой
Татары быстро подсунули под тело волосяные веревки и не спеша спустили на дно Михаила. Сверху закрыли шкурами и удалились.
      
***

На следующий день князь Александр узнал от переводчика Борислава, что сотник Михаил и его жена Анастасия исчезли. Он вначале не поверил и послал Борислава еще раз обойти все юрты с надеждой, что все-таки его самые преданные люди находятся в лагере.
Уже через некоторое время переводчик явился к Невскому вместе  с Аланом и сообщил:
– Александр Ярославич, обошли с Аланом все наши юрты и шатры, но их все-таки не нашли. Может их похитили? Последнее время Михаил Романович был чем-то встревожен. Возможно, его узнал прежний хозяин, у которого он был в рабстве. Я вчера видел, – и указав на Алана, продолжил: – как он вместе с сотником спешно куда-то пошли в юртовский город.
Князь испытующе посмотрел на ученого писаря и спросил:
– Так, где ж Михаил? Где вы с ним расстались?
– Мы расстались с ним у юрты шамана.
Александр с удивлением поднял бровь, поинтересовался:
– Интересно, зачем это он пошел к шаману?
Алан опустил глаза, но ответил уверенным голосом:
– Анастасия просила меня сводить к местному шаману, чтобы запастись в дорогу травами и кореньями, а Михаил, узнав про это, пошел за ней с двумя дружинниками. Видя все это, я не стал их ждать и вернулся в свою юрту, надеясь, что они уже и без меня обойдутся. Я посчитал, что они и без меня вернутся назад.
Выслушав Алана, Невский разгневанно сказал:
– Сколько раз я всем говорил, что из расположения нашего лагеря без сопровождения воинов никому не выходить и обязательно сообщать, куда и зачем идете.
Алан, пряча глаза от пристального взгляда князя, ответил:
– Так он же и пошел в сопровождении двух дружинников, да и сам он прекрасный воин. Я и подумал: что им может угрожать?
Князь на некоторое время задумался, потом заговорил:
– А ведь Михаил мне говорил, что монгольский  сотник его якобы узнал, и очень боялся за Анастасию. Тогда я не придал этому особого значения. А тут вот как повернулось. Хотел завтра двинуться на Каракорум, да, наверно, не придется. Надо Михаила с Анастасией выручать – И тут же попросил Борислава: – Иди и сообщи дружинникам, чтобы расположение  наших юрт и шатров наши воины взяли под плотную охрану. В наш городок никого не запускать и не выпускать. А я буду собираться к хану Батыю. Без него мы тут ничего не сможем сделать.
Князь встал, походил по  просторной юрте и обратился к слуге Еремею:
– Скажи остальным слугам, пусть готовят в небольшом сундучке дорогие подарки и рысью шубу.

***

С большим трудом Невскому удалось добиться вновь встречи с ханом Бату. На это пришлось Алану и  Бориславу потратить почти два дня. Препятствия в основном вершились со стороны придворных хана, которым пришлось дать дорогие подарки, но они все просили и просили, и это было бесконечно. Наконец потеряв терпение, Невский пригрозил им, что явится к шатру хана вместе с дружиной.
Хан Батый, узнав, что встречи с ним добивается князь Александр, распорядился немедленно привести его к себе. Этот прием был неофициальный, поэтому он встретил гостя в шатре один, сидя на ковре и попивая кумыс. Как только Александр вошел в шатер, Батый жестом пригласил его присесть рядом. Внимательно вглядываясь в лицо русского щелочками раскосых глаз, в которых ходили веселые огоньки, спросил:
– Что тебя заставило, князь, так спешно вновь явиться ко мне? Мы с тобой уже обо всем договорились, и ты должен быть в пути. Что же, Искандер, произошло?
Князь, выдержав испытывающий взгляд хана, глядя ему прямо в глаза, заявил:
– Беда у нас, великий хан! Пропали двое мне верных и преданных людей – Михаил и Анастасия. Надо помочь их разыскать. И я бы хотел еще выкупить людей, которые томятся у вас в рабстве. За все это заплачу чистым золотом и драгоценностями.
Хан улыбнулся, но тут же потребовал:               
– Показывай свои подарки.
Князь сделал знак, и в шатер внесли сундук с драгоценностями и рысью шубу. Невский взял шубу, накинул на плечи хана, затем открыл сундук с драгоценностями.
При виде такого богатства глаза хана расширились и загорели алчным огнем. Не отводя глаз от подарков, Батый бросил:
– Говори, Искандер, кто похитил твоих людей.
– Бурунтай.
Лицо хана стало непроницаемым. Он на какое-то время задумался. Затем хлопнул три раза в ладоши.
Появился придворный слуга и, упав на колени перед ханом, спросил:
– Что изволите, великий хан?
– Сейчас же найдите Бурунтая, пусть прежде всего вернет русских людей, которых похитил, а потом явится ко мне.
Слуга тут же помчался выполнять волю хана.
– Сколько еще русских ты хотел бы выкупить у нас, Искандер?
– Возьму столько, сколько отдашь.
– Хорошо, но отдам тебе только женщин, детей и ослабленных мужчин. Можешь завтра же забирать. Все равно они по дороге помрут.
– Не умрут, мы все сделаем, чтобы сохранить им жизнь, – уверенно ответил Невский.   

***
      
Анастасия, оказавшись в юрте  одна без Алана, какое-то время не могла понять, что же произошло.
Но когда шаман удалился из шатра и вместо него появился Бурунтай, женщина поняла, что попала в ловушку. 
Она задавала себе один и тот же вопрос: «Куда же подевался Алан? Что с ним произошло? Может, его татары умертвили или так же, как ее, взяли в плен? И теперь никто ни сообщит, где она».
Монгольский сотник, нагло улыбаясь, подошел вплотную к Анастасии, оглядел ее с ног до головы, зацокал языком и произнес:
– Хороша баба, недаром великий хан тебя держал наложницей, – и протянул грязные немытые руки к груди женщины.
Анастасия брезгливо отстранилась и тихо сквозь зубы произнесла:
– Попробуй только тронь!
Бурунтай визгливо захохотал и еще ближе придвинулся к женщине, затем громко сказал:
– Да я с тобой сделаю все, что мне вздумается! А твой Мишка тебя не спасет. Он теперь в яме сидит… – и вновь попытался схватить женщину.
Анастасия коленом резко ударила монгола в пах.
Татарин взвыл, скорчился от боли и закричал:
– Ах ты, русская собака! Стража! Посадите ее в клетку и не давайте еды и воды.
Прошло два дня. Анастасия изнемогала от жажды. Хотелось пить, но татары воды не давали.
Бурунтай нарочно велел поставить перед деревянной клеткой чашу с водой и два раза в день приходил смотреть, как женщина мучается от жажды. Пленница забилась в угол, закрыла глаза, чтобы не видеть воду, но желание пить изводило ее все больше и больше.
Уже на третий день в клетку снова вошел ее мучитель, схватил ее за шиворот, сорвал с нее одежды, оставив совершенно голую. Прямо в клетке повалил ее на пол.
Обессиленная Анастасия уже не могла оказать хоть какое-то сопротивление.
В нос ударил кислый запах нечистого тела, перемешанного с запахом конского пота и навоза.
Татарин темными от грязи руками схватил пленницу за груди и в похотливой страсти зарычал, пуская слюну на лицо женщины.
В это время в клетку ворвались два могучих монгольских воина, схватили  за шиворот Бурунтая и потащили куда-то из юрты.
Тут же в клетку вошел Михаил, накинул шубу на плечи своей жены, подхватил ее ослабевшее тело на руки и понес  в расположение лагеря русского посольства.

***

В юрте хана Бату на ярком персидском ковре, поджав под себя ноги, сидели царевич Мусук, хан Орду, хан Мункэ, темник Неврюй. Они маленькими глоточками смаковали кумыс и слушали ученого писаря Алана.
Разговор шел о русском посольстве. Хан Батый задавал вопросы:
– Скажи, Алан, враждует ли Искандер за власть в княжествах со своими братьями?
– После смерти их отца Ярослава каждый из братьев получил свои княжества, и пока сильной вражды между ними не наблюдается. Но основными претендентами на власть на Руси являются Александр и Андрей. Они недовольны тем, что им досталось. Они хотят полной власти над всеми княжествами и поэтому поехали к тебе, великий хан, за ярлыками.
После этих слов Батый задумался, а затем сказал:
– Ты, Алан, бывалый человек, во многих странах побывал, выполняя мои поручения. А у русских ты находился больше всего. Знаешь ли ты, как они живут, и ладят ли меж собой братья Александр и Андрей? Как нам поступить, чтобы меж ними была междоусобица, чтобы эти два князя не объединились и не повели за собой и других князей против нас?
Алан, преданно глядя на хана, подполз к Батыю, поцеловал полу халата, стал рассказывать:
– Я бы, великий хан, посоветовал дать им ярлыки на правление княжествами, но с хитростью. Князю Александру дать ярлык  на правление киевским княжеством. Это ему поначалу даст как бы большую власть над всей Русью, но на самом деле он не будет иметь ничего, так как Киев разрушен, там даже собаки не живут. А князю Андрею дать ярлык на княжение Владимирскими землями, фактически вся власть будет в руках у него. Так как великому князю владимирскому испокон веков подчиняются все северо-западные земли Руси, то власть будет сосредоточена у князя Андрея. И это их, в конце концов, приведет к разногласию и разъединит. Они меж собой начнут враждовать и будут наперебой добиваться твоего расположения, великий хан. Так на Руси повелось. Княжеств мало, а князей расплодилось много. Они, чтобы добиться власти, идут войной брат на брата, отец на сына, сын на отца.
Услышав такой совет, Батый заулыбался и, щуря свои и так узкие глаза, стал потирать руки от удачного совета преданного слуги, цокая языком, а хан Орду захихикал, приговаривая:
– Кху! Кху! Ах, какой умный табиб.
В это время пола шатра  откинулась, вошли два могучих воина, втащили Бурунтая и бросили его к ногам хана.
Тот на четвереньках подполз к Батыю, стал целовать его сапоги, причитая:
– Прости меня, великий хан! Пощади меня!
– Ты все сделал, как я тебе велел? Вернул Искандеру его людей? – жестко спросил Бату.
– Вернул, великий хан! Все вернул!
Бату махнул рукой воинам, которые были готовы в любую минуту переломить хребет провинившемуся, чтобы они удалились.
– А теперь слушай, что я тебе повелеваю. Возьмешь сотню воинов и  отвезешь грамоту великой ханше Огул-Гамиш. Ты должен в Каракорум явиться раньше Искандера, а Алан в пути  немного задержит русское посольство. В дорогу пустишься сегодня же.
– Слушаю и повинуюсь, – ответил Бурунтай, еще раз поцеловал сапог хана, попятился к выходу.
 
11

Уже почти четыре месяца русское посольство находилось в дороге. Нелегок был путь в Каракорум. Он проходил по бесконечной пустыне, где порой многие километры не встречались жилища и тем более люди, кроме ямских станций, где можно было сменить лошадей и немного передохнуть от утомительного путешествия. Сидя в санях в татарской остроконечной шапке и волчьем полушубке, многие думы передумал Александр. Он часто вспоминал своего отца, представлял, как он ехал когда-то по этому нелегкому пути, как гибли его люди от болезней и несчастных случаев при переправах через бурные реки. Часто встречались разрушенные города и селения, запущенные поля, где стаями бродили одичавшие собаки, волки и шакалы. Самый тяжелый путь проходил по горным ущельям, где стремительно неслись холодные быстрые реки. Преодолевая глубокие снега, видели, как срывались горные лавины, сметая все на своем пути. Многие дни двигалось посольство по каменистой бесплодной земле, не встречая людей на своем пути. Наконец на одной из ямских станций путникам сообщили, что началась монгольская земля, что скоро они достигнут имперской столицы Каракорум.
Однажды после полудня путники увидели в долине монгольскую столицу. Город был не так уж велик и почти не укреплен. Его окружал небольшой ров, невысокий вал, а на нем плетеный палисад, обмазанный глиной.
Александр как опытный воин сразу же оценил никчемность укрепления города и невольно подумал: «Пожалуй, я бы со своими дружинниками, которые находятся сейчас со мной, мог без труда захватить этот город. Да только какой смысл. Тогда через некоторое время татары стянут сюда огромное войско и уничтожат нас, как мух. Вернее прихлопнут, так что и мокрого места не останется».
Невский отогнал свою несостоятельную мысль и велел позвать к себе Алана, который бывал в Каракоруме неоднократно.
Князь остановил свой обоз на небольшом холме, с которого город был как на ладони, вышел из саней и обратился к ученому писарю:
– Расскажи, Алан, немного о городе, коли он отсюда хорошо просматривается.
Алан стал рядом с князем и, показывая рукой, стал рассказывать:
– Город делится на две половины. Самая большая мусульманская, здесь живут в основном купцы и ремесленники, там же располагаются и базары. А вон там, где голубые купола с полумесяцами, – это их мечети, по-вашему, церкви. А недалеко виден католический храм.
Ученый писарь развернулся и, показывая пальцем, продолжил:
– А вон рядом с городскими стенами виден дворец, покрытый красной черепицей, далее невдалеке на холме возвышается священная черепаха, смотрящая на запад. У восточных ворот купцы торгуют зерном, скотом, лошадьми. Гляди, князь, вокруг города пасутся бесчисленные стада лошадей, овец, быков, верблюдов, коз. А погляди, Александр Ярославич, сколько повозок и караванов двигаются к городу. Это покоренные великим ханом народы везут подарки из золота, серебра, драгоценностей, меха и разные товары. Все хотят почтить великую ханшу.
Невский вглядывался в расположение дворцов, домов и юрт, думал: «Сколько же всякого добра свозится сюда, складывается в кучи и ждет, когда ханша пожелает принять эти подарки. А теперь и мы будем тоже томиться в очереди, ожидая, когда она соизволит с нами встретиться. И долго ли это будет?».
Алан, взглянув на князя и как бы угадав его мысли, успокоил:
– Ты, князь пресветлый, не горюй. Настраивайся на хорошее. Самое главное, Батый тебя жалует. А это очень важно, так как Огул-Гамиш к его мнению прислушивается. На этот раз в Каракоруме русское посольство ждет успех. Только нужно вам с братом Андреем сменить гордыню на покорность и помнить, что ханша прежде всего женщина. А женщины любые – хоть татарки, хоть русские или монголки – любят ласковые слова и дорогие подарки.
– Ну, насчет подарков мы, конечно, постараемся, – уже весело ответил Александр и, повернувшись к брату, подмигнул ему.  – И слов ласковых наговорим, лишь бы успех в нашем деле был.
Андрей криво усмехнулся и процедил сквозь зубы:
– Была бы моя воля, я бы много ласковых слов наговорил великой ханше, да видно, не дадут.
Не поняв двусмысленной речи князя или, скорее всего, сделав вид, что он ничего не понял, Алан сказал:
– Великая ханша очень любит, когда ей говорят красивые слова такие как вы, багатуры.

***
               
Русское посольство в Каракоруме встретили хорошо. Придворные слуги ханши выделили просторные шатры и довольствие такое же, как у хана Бату: мясо, просо и кумыс.
В сопровождении  придворных Алан отправился ко двору ханши, чтобы узнать у главного управляющего, когда императрица соизволит принять русских князей в своем шатре.
Когда ученый писарь был уже у ограды ханского двора, к нему подошел восточный человек, приложил руку к сердцу, поклонился и попросил пройти за ним. Алан с удивлением спросил:
– Кому же я так срочно понадобился?
– Ты этого человека знаешь. Это нукер Бурунтай. Он ждет тебя.
Посланник подвел его к небольшому пестро разрисованному шатру и, поклонившись, пригласил, указывая на вход.
Гость смело вошел вовнутрь и заулыбался, увидев знакомых Бурунтая, Азата и католического монаха Густаво. Они уютно расположились на мягких подушках, держа в руках чаши с кумысом и о чем-то оживленно беседуя.
Когда вошел Алан, Бурунтай воскликнул:
– Вот и наш верный слуга хана Батыя. Садись рядом и рассказывай, как добрались до великого города. Все ли живы и здоровы ли князья Александр и Андрей.
– Все живы, все здоровы, – односложно ответил ученый писарь, принимая из рук Азата чашу с кумысом.
– Я прибыл сюда на несколько дней раньше, чем вы, и успел побывать у великой ханши, вручил грамоту Огул-Гамиш от хана Батыя. Она внимательно ее прочитала и вот что велела тебе передать: чтобы ты продолжал оставаться при князе Александре, служил ему как верный пес. Наблюдал, что творится, что говорится, что предпринимается князем Искандером во время его правления на Руси. Все, что просил Бату-хан исполнить при вручении ярлыков князьям, будет ей учтено, – известил Бурунтай и, показывая на монаха, добавил: – Вот Густаво желает с тобой поговорить отдельно, с глазу на глаз.
Католик медленно встал, потуже затянул веревочный пояс и вышел из шатра, а за ним последовал Алан.
Отойдя на некоторое расстояние от шатра, чтобы их разговор никто не услышал, Густаво остановился и стал поджидать ученого писаря.
Тот подошел к монаху и, вопросительно посмотрев на него, спросил:
– Так что же, Густаво, у тебя ко мне за дело?
– Очень важное, – подтвердил католик. –  Дело, в котором заинтересованы не только наша церковь, но и великая ханша. Ты много прожил среди русских, причем при дворе князя Александра. Хорошо изучил их нравы, знаешь их намерения. Теперь тебе необходимо остаться около князя и еще больше завоевать не только  его доверие,  но и придворных, чтобы мы знали все, что там у них происходит. За все это мы будем тебе хорошо платить, золотом.
Густаво засунул за пазуху руку, достал туго набитый золотом мешочек и передал собеседнику.
Алан молча принял щедрую оплату, затем молвил:
– Что же я должен делать?
– Пока ничего, – улыбаясь, ответил монах.
– Тогда за что?
– Твоя работа начнется, когда ты вместе с князем вернешься на Русь.
Монах вновь достал кожаный мешочек, передал  собеседнику и пояснил:
– Это очень хитрое китайское снадобье, и тебе его придется применить на деле. Когда вы вернетесь назад, надо ждать время, чтобы подсыпать из маленького мешочка порошок и выпоить Александру. Он сильно занеможет. И тогда ты возьмешься его лечить, давая ему настои порошка из мешочка побольше, и князь начнет выздоравливать. После этого ты полностью войдешь в доверие к князю как верный слуга и тогда найдешь путь ко всем его тайнам.
– А не проще ли будет дать яду князю? После его смерти все князья передерутся за власть, а нам останется только, разделяя их, властвовать, – предложил Алан.
– В том-то и вся хитрость, он Бату-хану зачем-то нужен, видимо, хочет сделать его союзником. Поэтому идти против воли хана нам нельзя, иначе у нас самих полетят головы.
– А дальше что? – озадаченно произнес ученый писарь.
– Что делать дальше, тебе скажут люди, которые явятся либо от нас, либо от великой ханши. О нашем разговоре и наших планах не должен знать никто. В случае твоей измены мы найдем тебя, где бы ты ни находился, и возмездие свершится, – строго напутствовал монах своего собеседника.
В это время из юрты вышел Бурунтай и позвал ученого писаря:
– Алан, зайди, у меня еще к тебе дело есть.
В помещении уже никого не было, и Бурунтай, усадив рядом с собой писаря, спросил:
– Мишка-то с вами?               
– Он самый близкий человек князя Александра. Они с ним часто уединяются и подолгу о чем-то говорят.
– А ты не знаешь о чем?
– Нет, не знаю, князь человек скрытный, а Михаил тем более, почем зря болтать не будет.
– Ты бы как-нибудь вошел в доверие к сотнику, – посоветовал Бурунтай.
– Ага, войдешь. Он и так, по-моему, меня подозревает в чем-то, хотя обо мне ничего не знает. Но он долго жил в Орде и все наши порядки и хитрые уловки ведает. Поэтому, втираясь к нему в доверие, еще больше накличешь на себя беду.
– Может быть, его убрать потихоньку, здесь легко это сделать.
– Я не думаю, Михаил опытный воин, и после того случая он ведет себя очень осторожно. Ходит всегда в сопровождении охраны, а жену без особой нужды никуда не отпускает.
– А мы и не будем здесь его убивать, а сделаем это, когда они будут возвращаться домой. Меткая татарская стрела может настичь где угодно: в лесу, в горах и даже в степи, – мстительно сказал Бурунтай, и в глазах его заходили злые огоньки.
Алан усмехнулся и посоветовал:
– Может, оставишь его живым, и не будем зря рисковать. Если все это прознает хан Батый, то тебя уже не пощадят и наверняка сломают хребет.
Монгольский сотник заскрипел зубами, но упрямо ответил:
– И все-таки, если он ловко попадется под мою руку хоть здесь, хоть в пути, я его убью.
Ученый писарь покачал головой и назидательно заметил:
– Ох, Бурунтай. Я бы тебе все-таки посоветовал бросить эту затею. С огнем играешь. Михаил не простой воин, и может так статься, что не ты его убьешь, а он тебя.
– Не буду я нукером, если не убью его! – снова упрямо заявил Бурунтай.

***
      
Алан, вернувшись с ханского двора, принес князьям Александру и Андрею хорошую весть, что великая ханша на следующий день готова принять русское посольство.
Хотя подарки и приношения для ханского двора  давно были готовы, но все равно в лагере чувствовались оживление и радость от того, что скоро, возможно, посольству выпадет удача возвращаться домой.
Уже неоднократно Александр придирчиво пересмотрел все дары,  для Огул-Гамиш и ее придворных.
Анастасия уже подготовила одежду, в которой торжественно будут представлять Русь князья и сопровождающие их члены посольства.      
Александр и Андрей находились в шатре и обсуждали предстоящую аудиенцию к великой ханше:
– Как ты думаешь, Александр, как пройдет встреча с ханшей? – явно волнуясь, спросил Андрей.
– Как сказал Алан, который был при дворе и разговаривал с привратниками ханского дворца, Огул-Гамиш к нам настроена доброжелательно. Я думаю, что все будет хорошо, если только ничего не изменится и не наговорят на нас что-нибудь католики. Я уже давно заметил, как они вьются вокруг ханши. Даже церковь свою здесь возвели. Русских тут гораздо больше, а вот церкви нет. Надобно бы об этом с ханшей поговорить.
Андрей пристально посмотрел на Невского и раздраженно возразил:
– Тут надо все силы приложить, чтобы ярлыки на правление нашими княжествами получить, а ты о церкви печешься.
– Это верно ты, братец, сказал, да только и об этом тоже думать надо. Влияние нашей веры должно быть здесь обязательно. Это поддержка и помощь русским, которые уже долгие годы поневоле живут в полоне, а также влияние на политику монгольских ханов, а они лояльны к любой вере, и эту возможность упускать не нужно.
 
12

День выдался солнечный, в воздухе стоял аромат наступающей весны. Степь вокруг Каракорума  зеленела изумрудом. Но недолго ей быть такой нарядной и красивой. С наступлением жары в разгар лета трава высыхает и становится желтой, а степь выглядит пустынной и унылой. Но сегодня молодая зеленая трава украшала ее и кормила  тучные табуны лошадей и стада домашних животных. В небе, распластав крылья, парили орлы, зорко выискивая добычу.
Князья Александр и Андрей с утра со всеми своими подарками и преподношениями в сопровождении дружины уже были у ворот ханского двора, предназначенных для послов, которые неусыпно охраняла стража, вооруженная мечами, луками и копьями. Могучие нукеры стояли как изваяния, бесстрастно разглядывая послов разных народов, которые,  не доезжая до ворот на полет стрелы, слезали с коней. Ханский писарь записывал имена послов, принимая подарки,  и от них зависело, скоро ли их выкрикнут, чтобы пройти к ханскому дворцу.      
В этот раз великая ханша принимала послов в шатре, который мог вместить несколько сотен человек. Шатер был из белой ткани с разрисованными по ней яркими замысловатыми рисунками и драконами.
Русское посольство было подчеркнуто одето в начищенные легкие нарядные латы и кольчуги, которые поблескивали и сверкали на солнце.
Князь Александр, статный и красивый, одетый в серебряные латы, с накинутым на плечи алым плащом, расшитым золотой нитью. На голове легкий конический шлем, украшенный золотой и серебряной чеканкой.
В это время в душе его нарастало волнение. Он даже перед самой ответственной битвой с врагами так не волновался. Казалось бы, что особенного. Они идут на прием к ханше. Но от каприза монгольской женщины зависело многое, может быть, даже будущее Руси.  Сегодня она могла сделать с посольством все что угодно: милостиво вручить им с братом бразды правления в их княжествах или не дать вообще ярлыка и держать их здесь год, а может, и больше, по ее желанию их могли лишить даже головы. Нужно было быть готовым ко всему. Александру нелегко дался выбор союза с татаро-монголами. Вся душа его противилась этому. Быть союзниками с татарами, которые разорили Русь, убили его отца, загнали в полон тысячи русских людей, конечно,   его не радовало. Многие думают, что он как знатный полководец, победитель во многих сражениях, поведет русских против злейшего врага. Наверно, так же думают и татары. Да и сам князь, особенно после безвременной смерти отца, готов был поднять Русь на татар. Но он посоветовался с митрополитом Кириллом, который дал ему совет не торопиться разорять Русь совсем, так как у татар несметная сила, а Русь уже ослаблена, разорена погаными и междоусобицей князей. Ей не справиться с несметной силой, а можно накликать новую беду. Александр долго размышлял над словами митрополита, обдумывая свои будущие действия. Он также думал и над тем, что, может быть, напрасно отказался от помощи западников, но чутье зрелого политика ему подсказывало, что как раз здесь и заключается их коварный план погубить Русь. А сейчас, когда он проехал по бескрайней территории монгольской империи, князь отчетливо понял, что надо искать пути мирного договора, ибо эта огромная военная империя, которая существует у татар, сотрет с лица земли Русь и поглотит ее навсегда, как уже произошло со многими народами и государствами. Он однозначно понял, что бороться сейчас с татарами – это просто геройски погибнуть, а для русских на сегодняшний день главное выжить, строить сильное государство, объединяться, наращивать свою военную мощь, прекратить междоусобицу и распри между князьями. Что сейчас, как никогда, русским нужен сильный и уважаемый князь, который мог бы объединить вокруг себя всех. Таким был его отец. И поэтому татары его уничтожили, чувствуя в нем силу, к которой тянулись другие князья.  Кто теперь может взять бразды правления над разрозненными княжествами? Этот вопрос Александр задавал себе снова и снова. Он чувствовал в себе силы, что может повести за собой Русь. У него был опыт. Но к этому стремятся его братья и другие родственники, особенно его брат Андрей. Он так и рвется к власти, даже не скрывая этого. Но Невский заранее знал, что это дело Андрею не по плечу, он горяч и может через необдуманные поступки наломать таких дров, что потом русский народ будет расхлебываться своей кровью и свободой. Что предпринять, чтобы предотвратить это, Александр еще пока  не знал, и решил подождать и все взвесить. Сейчас они должны вместе братом закрепить за собой правление хотя бы в своих княжествах. И как это получится, сегодняшний день покажет.    
Секретарь ханши выкрикнул имена князей Александра и Андрея, и русское посольство направилось на прием к императрице.
Огул-Гамиш в этот день принимала в белом, ярко расписанном драконами огромном шатре.
Перед дворцом посланцы увидели серебряное дерево, увенчанное ангелом с трубой. Дерево обвивали четыре змеи, а у подножья с оскаленными пастями стояли четыре льва. Когда ханше требовалось питье, то по знаку виночерпиев трубил ангел, из зевов львов бежал кумыс, а из пастей змей лились рисовое пиво, вино, мед в  чаши, которые виночерпий разносил присутствующим.
Войдя в шатер, русские увидели императрицу, она восседала на стоящем на помосте троне из слоновой кости.
Справа, к западу от трона, сидели мужчины, слева женщины, а в южной части шатра находились родственники ханши – мужчины, а слева женщины.
После преклонения колен и вручения даров послы садились на скамью перед троном великой ханши.
Огул-Гамиш была одета в белую одежду, расшитую золотой и серебряной нитью. Выглядела она молодо, на смуглом лице был заметен румянец, на красиво очерченных ярких губах постоянно блуждала полуулыбка, хотя она пыталась сделать лицо надменным и бесстрастным, как подобает императрице. Черные раскосые глаза излучали игривый огонек и с любопытством рассматривали послов. На Александра Невского ханша сразу же обратила внимание и уже до конца приема почти не сводила с него глаз.
После приема к князю Александру подошел личный секретарь Огул и попросил его пройти за ним в небольшую юрту, где его уже ждала великая ханша.
Князь в растерянности спросил секретаря:
– Что, идти мне только одному? А мое посольство?
– Только одному, – бесстрастно ответил секретарь.
Андрей толкнул под бок брата, подмигнул и негромко сказал:
– Давай, братец, не теряйся.
Невский вошел в юрту и сразу же увидел Огул-Гамиш. Женщина сидела за небольшим столиком, на котором красовались серебряные кувшины с кумысом, вином, а также зеленый виноград и розовые персики. Кроме того, на золотой и серебряной посуде находились восточные яства, чаши с медами.
Ханша повелительным жестом пригласила Невского присесть за ее столик. Когда князь сел на указанное место, служанка тут же налила ему в золоченую пиалу кумыса.
Хозяйка пристально разглядывала князя, на ее капризных губах блуждала улыбка. По всему было видно, что гость ей нравится. Женщина подняла чашу с кумысом и произнесла:
– Русский багатур, испей нашего напитка, он придаст тебе силы и освежит.
Александр взял пиалу, но медлил пить, держа ее в руке, думая про себя: «Возьмет и отравит, как моего отца, отправят на тот свет вместо получения ярлыка».
Ханша, заметив замешательство князя,  с улыбкой произнесла:
– Не бойся, я ведь из одного кувшина наливала. Не думай, что мы поступим, как ханша Туракина. Она уже за свои деяния наказана.
Александр засмущался, но нашелся что ответить:
– Я не об этом думал, великая ханша.
– А о чем же тогда? – с любопытством спросила женщина.
– О том, как все-таки решится вопрос с вручением нам с братом ярлыков.
– Ханша подняла бровь и серьезно ответила:
– Сегодня же и решим. Ярлыки вам уже заготовлены. Осталось их вручить. Но прежде всего мне хотелось с великим багатуром и русским полководцем поговорить. Узнать, как он будет выполнять свои обязанности перед нашей империей и готов ли оправдать наши пожелания служить верно великому хану.
– А в чем будет заключаться наша верность? – смело спросил Невский, с любопытством, в упор глядя на Огул-Гамиш.
– Прежде всего, платить дань. Следить, чтобы ваши люди  не бунтовали в княжествах против нас, не чинили зла нашим воинам и чиновникам, которые скоро начнут перепись в ваших княжествах. А если понадобится, и своих воинов предоставить для завоеваний нашими ханами других стран и народов.
– Зачем переписывать? Мы вам и без переписи будем платить дань, – возразил князь.
– Нет, так не пойдет, потому что с Руси собирать дань будут  баскаки хана Батыя. Сколько они соберут дани, мы не узнаем, а когда все ваши люди будут переписаны, тогда мы свою долю получим сполна. А у ханов в улусах не будет возможности украсть часть моей дани. Мои чиновники и счетчики над этим работают и скоро к вам заявятся.
– А все-таки, может, вы нам поручите самим собирать дань и присылать вам, – настойчиво попросил князь.
Ханша уклончиво ответила:
– Может быть, может быть. Время покажет. А теперь пришло время поговорить о самом главном и приятном для вас, к чему вы так стремились.
Великая ханша хлопнула в ладоши, появилась служанка. Она жестом показала подойти к ней ближе и зашептала что-то на ухо. Та кивала головой, затем ушла в другую половину юрты. Вскоре женщина появилась, неся в руках золотой поднос, на котором лежали два свитка из телячьей кожи. Служанка поставила поднос перед ханшей.
Огул-Гамиш взяла свиток, исписанный золотыми иероглифами, развернула его, прочитала про себя, шевеля губами, затем свернула и, перевязав красной лентой, протянула Александру со словами:
– Вручаю тебе ярлык на великое княжество Киевское! Будешь править всей Русью, как ранее правил твой отец, – и загадочно улыбнувшись, взяла с подноса второй ярлык, добавила: – А это ярлык твоему брату Андрею на великое княжество Владимирское. Я думаю, что вы нам будете верными слугами и помощниками в сборе дани.
Александр взял врученные ханшей ярлыки, встал, низко поклонился, преклонил колени перед императрицей и торжественно произнес:
– О великая ханша, правительница многих земель и государств! Мы, слуги твои, благодарим тебя за оказанную честь и вручение нашему посольству ярлыков на правление русскими землями!
Этот ответ явно понравился Огул-Гамиш. Она заулыбалась, затем молвила:
– Я думаю, что вы со своим братом будете ладить и мирно во благо нас править врученными нами русскими землями. – и коварно улыбнувшись, встала, показывая, что аудиенция окончена.
Уже потом, уединившись в шатре, Александр стал раздумывать о встрече с ханшей. Почему же на вручение ярлыков она пригласила только его, а брат Андрей остался в стороне? В этом заложена какая-то татарская хитрость. Наверно, создать между нами зависть, недоверие и вражду. Настораживало то, что почти всю непродолжительную встречу ханша лукаво улыбалась. Судя по этому, можно догадаться: чтобы создать между ними вражду. И, кажется, уже добилась. Ведь Андрей самолюбив, его глубоко задело то, что ханша не пригласила его на встречу. Он уже сейчас на него волком смотрит. Даже когда получил из его рук ярлык, не стал с ним разговаривать, не проявил никакой радости, а теперь избегает его. Андрей ревниво отнесся к тому, что в нем ханша усмотрела менее важного князя, чем его брат. Ведь признавая Александра великим князем всея Руси, а его брата Андрея великим князем владимиро-суздальским, она поступила очень коварно. У него как бы власть над всей Русью, Новгородом и Киевом, следовательно, Андрей ему подчинен. Но Новгород зависит от Владимиро-Суздальской земли, а потому он вассал Андрея. Так вот чему коварно улыбалась великая ханша, вручая ему ярлыки. Это дальновидное решение наверняка должно рассорить его с братом. Зная вспыльчивый характер Андрея, он в этом не сомневался. Догадается ли брат о задумке татарских ханов, по принципу разделяй и властвуй. А если догадается, то заторопится действовать и, как всегда, наломает дров. Скорее всего, сам не догадается, так найдутся люди и все разъяснят. «Ну что ж, поживем – увидим», – решил для себя Невский.
В шатер вошел сотник Михаил, но, увидев задумавшегося князя, хотел потихоньку выйти назад, чтобы не мешать.
– Михаил, подойди сюда и присядь, – показывая на лавку, попросил Александр.
Сотник сел рядом.
– Зачем пришел? – спросил князь, освобождаясь от одолевающих его дум.
– Александр Ярославич, когда в дорогу? Надоела эта татарская сторонушка. Пора домой.
– Сейчас нас здесь уже ничего не держит. Приводите военное снаряжение в порядок, запасайтесь съестными припасами,  и дня через три двинемся в родную сторонушку.

***

Вот уже более месяца русское посольство было в дороге, возвращаясь из Каракорума  на Родину. Прошли самый трудный путь, горные ущелья и быстрые холодные реки, через которые было нелегко переправляться.
Началась бескрайная унылая  холмистая степь с желтой, выгоревшей на солнце травой. Посольство двигалось от ямской до ямской станции, где путников ждали сменные лошади, вода и короткий отдых. Случись бы русскому посольству самим идти, без проторенного караванного пути,  едва ли бы они смогли выжить и пройти свою дорогу до конца. Везде их поджидали опасности, вот и сейчас дружинники заметили, что их преследуют конные воины. Они то появлялись вдали по несколько человек, то вдруг исчезали, то снова маячили либо впереди, либо сзади. 
Михаил подъехал к возку, в котором дремал Александр, в тревоге сообщил:
– Великий князь, нас с самого утра преследуют какие-то люди. Они хорошо вооружены, похоже, что татары.
Князь открыл глаза и спокойно потребовал:
– Приведите моего коня.
Вскоре подвели гнедого низкорослого, резвого, оседланного монгольского жеребца. Князь вскочил на лошадь и распорядился:
– Не останавливаться и продолжать путь, делать вид, что ничего не случилось, но всем быть наготове, чтобы в случае нападения дать достойный отпор.
Около Невского уже верхом на лошади появился брат Андрей и в тревоге спросил, указав на вновь появившихся из-за холма вооруженных людей:
– Кто это может быть? Может, ханша послала своих воинов, чтобы нас охранять от степняков?
– Я не думаю, что это так. Если бы ханша послала нас кого-то сопровождать, они бы делали это открыто, а эти люди прячутся, видимо, высматривают что-то или, вернее всего, ждут подходящего момента, чтобы напасть. Поэтому будьте внимательны. Всем вооружиться, надеть кольчуги, латы, взять в руки большие щиты. Степняки – очень меткие стрелки, поэтому щит у вас должен быть наготове.
– Может быть, нам осмотреться. Вон высокий холм. Надо послать туда людей, пусть оглядятся и узнают, что там, – предложил Михаил.
– Что ж, пожалуй, так и сделаем, – согласился князь.
– Я пошлю трех дружинников.
Невский приказал всем остановиться и приготовиться к бою. Дружинники, в полном вооружении, верхом на лошадях рассредоточились с обеих сторон  каравана, ожидая разведчиков. Вскоре посланные на холм воины вернулись, гоня лошадей во весь опор. Дружинник Никита на полном скаку остановился около Невского, в тревоге сообщил:
– Великий князь, это татары. Кажется, собираются на нас напасть.
– Сколько их? – спросил князь.
– Около сотни, а может и больше. Возможно, еще где-нибудь в засаде прячутся.
В это время из-за холма появились монгольские конники. Они лавиной неслись на русский обоз, в руках сверкали секиры.
Александр, оценив обстановку, распорядился:
– Надо сделать так, чтобы схватка состоялась подальше от обоза, иначе все возки переломают, потом ехать не на чем будет до следующей станции. Ты, Михаил, скачи со своими людьми и ударь с левого фланга, а ты, Андрей, – обратился он к брату, – ударишь с правого фланга, и старайтесь взять их в кольцо, а я ударю по ним в лоб, не дам им прорваться к каравану.
Князь Александр, приподнявшись на стременах, выхватил меч из ножен, крикнул:
– Вперед, ребята!
Конники ринулись в атаку на нежданного врага. Невский врезался в самую гущу монгол. Яростно разил мечом направо и налево. Визжали кони, кричали воины, со стоном падали от страшных ран.  Все смешалось. Русские и татары сплелись в один клубок. Князь Александр  столкнулся с монгольским воином и узнал в нем Бурунтая. В голове  роились обрывки мыслей: «Почему татарский сотник здесь оказался, кто их натравил против нас? Неужели ханша? Тогда зачем надо было нас отпускать? Уничтожить все посольство они могли бы в Каракоруме. Что-то  здесь не то.».
Бурунтай во весь опор мчался на Александра, направив копье в самое сердце. Лицо его исказилось от злобы. Но князь ловко увернулся от смертельного оружия. Сверкнул тонкий булатный меч,  и голова татарина покатилась под ноги коня. Дружинники, наседая со всех сторон на монголов, уничтожали, не щадя их. Русские воины, разя своим оружием врага, вкладывали всю накопившуюся ненависть за разоренную Русь, за угнанных  и замученных в плену соотечественников, за погибших воинов, защищавших свой дом, свою землю.