Сердца человеческие или Дом с видом на сосну. Гл15

Александр Лерман
                Глава пятнадцатая

                Аким Каримович и его история


- Наи-и-и-ль! – из-за забора Наиль услышал знакомый тихий и хрипловато-севший голос. Молодого человека как-будто пронзило стрелой. Сердце заколотилось, а мозг, отбросив все остальные операции, работал только на идентификацию голоса.
Наиль не любил, когда его отвлекают от работы, и сейчас, когда он менял колесо на своем любимом «Форестере», посетители были, мягко говоря, лишними, однако, этот визитер был явно из разряда «Люди на вес золота»…
Голос такого человека – будь он высокий или низкий, хриплый или чистый, - а точнее, не сам голос, а его интонация, похожая на завернутый в старенькую запыленную тряпочку изумруд, открывается который лишь тому, кто не побрезгует развернуть эту необычную упаковку, был голосом человека много перенесшего и сильно и в лучшую сторону изменившегося под влиянием пережитого.
Наиль был чистоплотен и аккуратен по своей натуре, но ничто не могло помешать ему прижаться щекой к его любимой сосне или голыми руками собрать разбросанные вокруг нее дятлами шишки.
Точно так же молодой человек относился и к людям: ни дурной запах изо рта, ни дырка на носке гостя Наиля не могли смутить его, и он был с людьми настолько ласков и уважителен, насколько они этого заслуживали сообразно именно внутреннему их содержанию.
И наоборот – дорогая машина или недешевый пиджак никогда сами по себе не возбуждали в Наиле симпатии и уж тем более – пиетета. Более того, молодой человек, не стесняясь в указании адресов, частенько посылал мальчиков-мажоров в действительно подходящие для них места, и никто при этом ни разу даже не проколол колесо на его машине.
То ли люди чувствовали, что так разговаривать может себе позволить лишь серьезный и обладающий необходимыми для этого связями человек (и это было действительно так), то ли просто Господь был милостив к Наилю, за что последний и воздавал Всевышнему должное уважение и любовь.
Люди чувствовали отношение молодого человека, и каждый реагировал соответственно своему статусу в системе мер Наиля: кто-то обходил его стороной, кто-то откровенно боялся, но большинство абсолютно разновозрастных людей любили его всем сердцем и чувство это было взаимным.

Поэтому сердце Наиля радостно затрепетало, когда он услышал голос своего старшего друга.
- Аким Каримович, - осенило молодого человека.
И вправду, по ту сторону кованой калитки стоял этот милый сердцу Наиля пожилой человек… С посохом и корзиной, полной грибов… В своей любимой и затертой до дыр шапочке с помпоном розового цвета.
- Аким Каримович! Дорогой, уважаемый! Сколько лет - сколько зим! Проходите! – улыбаясь, распахнул перед долгожданным гостем калитку Наиль.
- А я все думаю-гадаю, что это Вас в этом году не видно совсем… Сначала думали – холодно еще, потом подумали – в жару не можете приехать, да вот снова холод, а Вас все нет… Уже людей потихоньку спрашивать начал, не случилось ли чего.
- Ой, Наишенька, случилось… «Случилось» - не то слово… – Аким Каримович поправил посохом свою желтого цвета шапочку (вся она была в соринках растительного происхождения).
- У Бэлки-то ведь выкидыш случился… Вот, я, дед, едва не прадед, бегал-хлопотал… Старыми своими косточками тряс по кабинетам… Сам ведь понимаешь: тому дать, того уговорить, этого пугнуть надо… Так ведь ничего не сделают…
- Так, Аким Каримович, Вы бы мне сказали – я бы помог, чем сумел… - растерянно проговорил Наиль.
- Да, понимаешь, Наишенька, тут-то ты вряд ли бы чем-то помог… Если где что подсобить – так у меня старых знакомых хоть и немного, а все ж побольше твоего. Ты ведь молодой еще – не нажил. Если – деньгами помочь – так ведь неудобно вроде обращаться… Да и, к тому же, пенсия у меня хорошая – сам же знаешь… Если подвезти куда – так у бэлкиного мужа машина хоть и плохонькая, да на ходу…
- А, ну, раз так, то ладно, - почтительно согласился Наиль.
- Но это полбеды, Наишенька, - у меня ведь Джудька сдохла… Представляешь, сердце видно прихватило у нее – заскулила, подошла ко мне - и сдохла…
- Ой, мои соболезнования, Аким Каримович, - уважительно и с сочувствием произнес Наиль.
- Ой, как я наплакался, Наишенька, - ты не представляешь… Ведь семнадцать лет душа в душу прожили… Вот, кажется, еще вчера только кутенком была – дерьмо из-под кровати за ней выгребал… А сегодня уже девять дней…
- Да, настрадались Вы, Аким Каримович, - столько бед разом… Вот уж верно говорят: «Пришла беда – отворяй ворота»…
- Вот и открыл, Наишенька! Собину-то у меня прооперировали, - Аким Каримович снял головной убор и, опустив глаза, полные боли, начал деловито и нервно выдергивать из  шапочки соринки…
- Сердце, наверное? – предположил в надежде на лучшее Наиль.
- Опухоль, Наишенька… Опухоль, родной… - огласил как приговор вердикт врачей, несчастный старичок.
- Доброкачественная?
- Какой там!
- Ой-ой, - почесал затылок Наиль.
- Мало того, Наиша, что я набегался, пока договаривался насчет операции, так ведь еще и потом натерпелся… Собина-то моя после операции через доски-то перевалилась, да и усвистала к себе в палату… Из реанимации-то, Наишенька! – восклицал, снова ощущая ужас пережитого, бедолага-старичок. – «А сестры-то где были?!» – врача спрашиваю… А он мнется-мнется, да и говорит: « Спирт они пили, Аким Каримович, - уж извиняйте»… Анестезиолог, говорят, матерился так, что сам главврач крестился… А лечащий-то приходит да только и говорит мне: «Наслышан, наслышан про Собину Ренатовну…»… Вот такая история, Наишенька, - Аким Каримович надел очищенную шапочку с дыркой от посоха на лбу и взял в руки корзину.
- Да, Аким Каримович… Держитесь… – только и оставалось сказать Наилю.
- Ага, - промычал старичок. - Я вот, Наишенька, каждый месяц отмечаю теперь, что Собина со мной – вот и завтра в очередной раз «Три пчелочки» выпью, да и сегодня приму на грудь – что и говорить…

Наиль проводил Акима Каримовича до калитки и подумал: «Как же страдания меняют людей... Они либо озлобляют человека, либо очищают его душу до тех пор, пока не сломают волю… Старик пока держится… Надолго ли его еще хватит? Сколько Бог отведет Собине Ренатовне?
И ведь что самое главное, – Аким Каримович никогда не был так откровенен со мной, а сейчас даже сказал на прощание: «Я отдохнул у тебя, Наишенька… Душою отдохнул…»»
Тем временем, уже совсем стемнело...
- Храни его Господь! – вздохнул Наиль, закрыл калитку на замок и пошел заканчивать замену колеса.