Сновидение
Мне приснилоь-привиделось, что я шёл по парковой дорожке, которая вилась по вдоль неширокой реки, берега которой густо заросли крапивой. Возле старой и замшелой ивы находился старинный с витыми чугунными перилами, мостик. Ровно посередине мостика стоял человек отрешённо смотревший в медленнотекущую воду. На шум шагов, этот человек обернулся, чтобы посмотреть: кто там идёт? Я с удивлением заметил, что смотрящий на меня мужчина был... моим двойником! Да, да, да! Это был – Я! Моё полное зеркальное отражение! То, что являлось мной, взглянуло на меня и тут же отвернулось. Это второе моё Я, казалось не видит, что происходит вокруг, только слабые реакции на окружающее, говорили о том что оно ещё здесь, ещё живёт, но как-то краешком.
Человек этот – созерцал. В его глазах «не было ни думы, ни мысли, так ка-кое-то созерцание.» ( Как справедливо заметил Ф. М. Достоевский: толкни такого, он вздрогнул бы и посмотрел на вас точно проснувшись, но ничего не понимая. Правда, сейчас бы и очнулся, а спросили бы его, о чём он это стоял и думал, то наверно бы ничего не припомнил, но зато наверно бы затаил в себе то впечптление, под которым находился во время своего созерцания. Впечатления же эти ему дороги, и он наверно их копит, неприметно и даже не сознавая, - для чего и зачем, конечно, тоже не знает: может вдруг, накопив впечатлений за многие годы, бросит всё и уйдёт в Ерусалим, скитаться и спасаться, а может, и село родное вдруг спалит, а может случится и то и другое вместе. Созерцателей в народе много.)
Внезапно потемнело: словно стремительно настали сумерки и они сгустились до тьмы. Но это длилось мгновение. Неожидано стало вновь светло, но как-то вполнеба, как если бы я, закрыл оба глаза, а открыл только один. В миг, когда длилась эта тьма, я беспомощно озирался вокруг, не зная что мне делать и страх неопределённости (что это?) охватил меня, так, что я забыл о своём двойнике. Но только на этот миг. С изумлением взглянув на небеса я уведел там... два гигантских глаза! Один был открыт, другой закрыт, что напоминало взгляд Одина – верховного бога полъевропы. Меня пронзила мысль: да ведь это и есть очи Божьи! Господи! Мне стало не по себе – мороз пробежал по моей коже. Но человек, похожий на меня, всё так-же неотрывая своих глаз от воды, созерцал самоё себя. Его не смущало происходящее вокруг. Он был в себе самом!
Я вдруг заметил, или вернее понял, что всё вокруг ожило и стало жить своей самостоятельной жизнью, но вместе с тем продолжало быть единным целым. Каждая травинка, каждый листочек, каждый камешек – трепетали от восторга жизни, осознавая своё место в мирвом порядке. И... Времени, того , которое определяет прошлое, будущее и настоящее... нстало, потому-что каждая мушка, каждая пташка и каждый зверёк - становились Временем. Временем обретшим форму.
Волнение стеснило мою грудь и сердце затрепетало. А человек? А человек продолжал иступлённo смотреть, теперь уже, на живое тело реки. Ведь и вода изменилась, она сверкала переливаясь каждой своей каплей-мгновением. Теперь – мириады капель, словно жили своей собственной жизнью от речной глади, но вместе с тем, все капли, в совокупности своей, являлись единным организмом – рекой, а река, её движение проявлялось непостижимым образом в каждой капельке. Малое в великом. Великое в малом. И ещё вот что: всё звучало, но это звучание не было дисгармонией, не было не одного фальшивого звука, ни одного диссонанса, а наоборот – все звуки сливались в невыразимой по своей силе и красоте – гармонию. Мне даже показалось,что я стал вдруг понимать, этот Божественный Гимн Любви Божьей.
Но мужчина ничего не замечал и не слышал, он был, как бы вне зоны этой всепоглащающей радости и красоты жизни. Я осмелился спросить его: «Кто ты?» И эхо многократно ответило мне: «Ты! Ты! Ты!» Человек невидящим взглядом посмотрел на меня. Его лоб нахмурился, как если бы, охотел что-то вспомнить, но никак ни мог вспомнить. Потом, снова вода «привлекла его внимание» и, он, отвернувщись, погрузился в себя. А тем временем из открытого гигантского ока (голубоглазого, между прочем) вытекла слеза, очень похожая на солнце, но матовое и клубящае-ся, а из второго, закрытого появилась еще одна слеза, подобное луне – серебристо-туманная. Вокруг наступили подобие сумерек: ни ночь и ни день, ни утро и ни вечер. Это было «нечто». Это было светом и тьмой одновременно. И это «нечто», это подобие сумерек, было не поглощающим враждебно всё видимое без остатка, а обволакивающе-добрым, именно – добрым - не пугающим. Слияние тьмы и света – светотьма! Ещё неразделённая стихия до-бытия – сумерки богов... Я передаю ощущения моей души, вернее, пытаюсь сделать это с помощью психофизических свойств тела и поэтому, может быть, не всегда это получается верно...
Вдруг, из области грудной клетки моего двойника, отделилась какая-то тонкая материя светящиеся, тем огнём, который пробегает по уже догорающему дереву, напоминающая младенца завёрнутого в пелёнки. Ещё мгновение и этот свёрток упал бы в воду, но его подхватили, замечательные своей нежностью и красотой, словно точённые руки, появившиеся неведомо откуда. Вскоре и весь прекрасный женский Образ предстал перед моими изумлёнными глазами. Её великолепное тело покрывало подвенечное белое платье, а на голове развевалась звёздная фата. Она бережно переложило младенца на левую руку, а правой, внизу, подхватила свёрток. Впереди, изумительного по-своему совершенству женского образа, возникла свеча, пламень которой, то вспыхивал сильнее, то становился слабым и едва мерцающим. Эта Дева, в которой, казалось, соединилось всё совершенство мира, посмотрела на этого беднягу, с такой пронзительной нежностью и состраданием, что сердце моё заплакало от жалости и любви к этому человеку, вдруг оказавшемуся без чего-то очень важного, очень необходимого для существования здесь и сейчас .
И, он, молча, перегнувшись через литые перила, прыгнул прямо с головой вниз, в живую водную гладь реки. И река закричала от ужаса столкновения человеческой плоти со своей водной плотью, грозившему неминуемой болью и смертью для обоих. Но столкновения не произошло: приблизившись к воде, человек не ударился об неё и не взметнулась вода вихрем сверкающих брызг высь к небу, а стал рассыпаться на капли влаги, которые сливаясь друг с другом превратились в шар, похожим на мыльный пузырь, но тяжёлый и стремящийся непременно слиться с водой. И когда, он всё-таки достиг живой глади, она раступилась и тогда «пузырь» вошёл в неё, и река поглотило его.
Когда это случилось, то словно бы всё застыло и тишина объяла парк. Про-исходившее было таким завораживающим и притягивающим, что я на мгновение забыл о прекрасной Деве в подвенечном платье и с младенцем на руках, и со свечёй впереди, пытавшейся всё время погаснуть. С великим сожалением я увидел, что Она, эта удивительная по своей красоте Дева, входила в в окрытый гигантский глаз...и вот уже, вскоре, Она растворилась в нём и всё вокруг замерло в ожидание чего-то неизъяснимого и волнующего. И... Глаз закрылся! Сколько длилось закрывание века – миллиардные ли доли секунды или целую вечность, не знаю, но после этого, словно ночная мгла окутала землю. Тьма такая, что не видать ни зги.
Страх сковал мои члены и тоска охватило мою бедную душу, и невыразимая по своей силе тоска олединила мой разум. Я вдруг осознал каждым своим атомом, то вселеннское одиночество Того, Кто был тысячелетия назад Человеком, распятого на кресте, и крикнувшего в отчаянье Богу: «Или, Или! лама сафахвани! – Отче, Отче мой! Почему Ты оставил Меня?» Словно слепой, пытался я руками определить, что находится вокруг меня. Где я? Но натыкался ладонями лишь только на одну пустоту. Но вдруг, я осознал с ужасом, что нахожусь внутри круглой сферы, того самого «мыльного пузыря, который канул в живую воду реки...
Что теперь заключал он в себе: меня, как уже умершую материю или всё-таки свет - несущий в себе будущую жизнь? Дальнейшее – молчание!
12 апреля 2007года.