А. Эрхардт
Ай да поймали как-то Гамаюн - ой да птицу да вещую,
И дивясь её плоти человеческой, крылья ей теребили.
Одни кричали: "Пой! Всё равно терять тебе нечего!"
А другие молчали: "Что же братцы мы с вами понатворили?"
В тесной клетке с засовами ой да с крепкими да с замочками,
Божьей птице висеть на столбе мучительно больно!
Ох и крепко прибиты крылья да стальными ой да гвоздочками,
Чтоб не вырвалась она на свободу ой да на волю.
Тяжко мудрой, тяжко вещей без света ой да без белого
И запела горько она собрав последние все свои силы:
О том, что были бы живы на свете Любовь с сестрой своей Верою,
Если б душа человеческая - Господа - больше себя возлюбила!
Ой да собирался народ да послушать её попечалится,
По привычке холопской не веря давно уже в истины слово.
Государь же сказал: "Эта птица в пророках у нас не значится.
Чтобы утром для лгунии плаха стояла готовой!"
Ночь безлунную государевы люди не спали - ножи всё точили,
От удовольствия руки свои потирая: нет ей спасения!
И одежду её меж собою - в кости играя - делили,
И на голову ей одевали с колючками острыми тернии.
Выводили на заре Гамаюн да под крылья ой да под белые.
В тишине проскрипели - ведущие к плахе - ступенечки.
Вдруг послышался мальчика крик: "Вы же больно ей делаете!
Отпустите её, я отдам за несчастную, все мои копеички!"
Государевы люди над ним - хохоча - потешалися:
Государь и народ его - требуют обманщицы - кровушку...
Ох, и смиренно молилась она, а крылья в небо всё рвалися!
Ох, и покатилася - на пол тесовый - её головушка!
Ай и долго толпа, зевая, по домам своим расходилась,
Дома скушно поди да и делать особенно нечего...
Плакал мальчик, душа же его - полыхая огнём - заискрилась:
В ней живёт теперь - птица премудрая, вещая.
13 февраля 2007 года