Зулкар Хасанов
Мемуары
С е с т р а
… 1944 год. Станция Давлеканово. Нас - папу, брата Зуфара 15 лет, и меня, 13 летнего мальчика приютила войсковая часть в полуподвальном помещении этого небольшого городка, которое вряд ли можно было считать пригодным для проживания.
Папа зимой сторожил скотный двор, а мы с братом помогали, чем могли. Летом нанимались пасти скот. Моему папе, Бикмухамету, тогда шел 68 год. Нас братьев было шестеро.Три брата от первой жены папы - братья Шайхайдар, Мансур, Минегалим, а также брат Мавлют - от второй жены– воевали на фронте. Мансур погиб на украинской земле, Минегалим пропал без вести, Шайхайдар и Мавлют вернулись с фронта после получения тяжелых ранений. Единственная дочь папы от второй жены - сестра Минекамал 1918 года рождения в 1943 году была мобилизована на лесоразработки в Пермский край. Вот о ней мой небольшой сказ.
Очень холодный зимний день 1944 года. В нашем «жилом помещении», если можно так назвать. Всё богатство жилья состояло из громадной печи, буржуйки и земляного пола. Печка едва теплилась от нашей топки. Сегодня ещё никуда я не выходил. Вдруг раздался стук в дверь, открываю дверь, и вместе с тяжелым дыханием утреннего воздуха, в комнату входит женщина, плохо одетая, из-под клетчатого платка торчащими вихрами волос.
В наших «хоромах» темно, тусклый свет одиноко горящей лампочки, слабо мне помогает увидеть: чьё же лицо под платком?
Наконец-то, узнаю – это моя родная сестра Минекамал. Боже мой, какими судьбами? Как она попала в наши края? Вот, оказывается, земля слухом полнится. Кто-то, значит, знал, где мы можем находиться. Конечно, земля полна слухами, и они дошли до моей сестры. Очень похвально, очень!
Я очень ждал такую встречу, так как от неё не было никаких вестей после начала войны.
Сестру, Минекамал апу, мы не видели, наверно, года четыре. Она была красивая, носила очень длинные крупные косы, она их сама заплетала, глаза были зеленые, большие, умный доверчивый взгляд. Она была, думаю, похожа на мою мать, быть может, скорее на меня, так говорили люди. Всегда была защитницей нашей. Иногда вступала в ссору с отцом из-за нас. У сестры с отцом иногда бывали непростые отношения. К сожалению, ее фото у меня нет. Она была замужем в какой-то деревне Аургазинского района. Я в гостях у сестры ни разу не был, было уже военное время. Она к нам не приезжала. Бывали ли отец и мать у ней, я не знаю.
Мужа призвали в армию, а она добровольно завербовалась в Пермские края на лесоразработки. Нелегкие испытания она перенесла в этих краях. Стужа, бараки, мокрая одежда и плохое питание сделали своё дело. Она сильно простудилась, уже довольно долго болела и вот приехала к нам, как только она нас нашла, не знаю. Сидим мы с нею вдвоем на печи греемся, пьем кипяток с остатками принесенного ещё вчера кусочками засохшего хлеба. Сестра старается хлебнуть горячего чая, от предложенного ей хлеба отказывается. Она меня обнимает и плачет, что она все-таки нас нашла и радовалась встрече. Потом плача, говорила:
- Родной мой, братик, Зулкар, я думала, что я вас больше и не увижу. Как же вы выжили бездомные, плохо одетые в такую зиму?
- Апа, ничего ты за нас не беспокойся. Мы уже привыкли к такой жизни. Бывало по-всякому: сильно иногда замерзали, не пускали ночевать, вот тогда нам становилось страшно. Апа, где ж ты так простудилась? Она ничего не рассказывала, только ещё сильнее плакала. Была сильно похудевшей, щеки стали впалыми, лицо становилось землистого цвета. Что я ей предлагал кушать, она не ела. Она приехала полураздетая, голодная и очень больная, кашляла очень часто, в основном лежала. Отец отвез ее на санях в больницу.
Я ходил к ней в больницу почти каждый день. Как я приду, она меня обнимает и плачет, ее успокаиваю и сам тоже вместе с ней плачу, приносил ей что-нибудь поесть, она не брала, говорила, что ничего не хочет. При последней встрече сестра долго, долго смотрела мне в глаза, тихо вытирала слезы и говорила, что она скоро умрет, жить осталось ей совсем немного. Несколько дней я ходил подряд каждый день к ней больницу.
Она на меня всегда смотрела в упор, а потом, повернув свою голову куда-то в сторону, о чём-то задумывалась, и опять мы, обнявшись, вместе с ней тихо плакали. Стояла глубокая пауза. Потом пристально смотрела на меня уже глубоко впавшими, посиневшими глазными впадинами тихо произносила: «Братик, мой любимый, иди домой, может быть, больше никогда и не увидимся, прости, что я для тебя ничего не успела сделать. Прости меня, пожалуйста, и тихо всхлипывала.
Когда мы пришли к ней с отцом на другой день, врачи нам сказали, что она умерла и находится в морге. Мы с папой копали могилу. Была зима, земля очень промерзшая, долбили землю ломом, могилу вырыли совсем неглубокую. О какой-то одежде для покойника и, какой-то церемонии прощания даже говорить не приходится. У нас не было средств на похороны. Страшное было время, шла война. Похоронили в этой неглубокой яме, в её собственной одежде, положили на её могилу безымянный камень небольшого размера. На похороны никто не приходил, да к кому было прийти, кроме папы, меня и брата Зуфара.
В ту пору ей шел только 26 год. Похоронена она в Давлеканово. Для меня смерть сестры была большой утратой. Я её очень любил, она сама старалась быть для меня как бы второй матерью. Вот так безвременно ушла из жизни моя любимая и единственная сестра. Пусть ей земля будет пухом.
*Апа – сестра.