Токи 2. Главы повести Кацуки. Часть третья На краю

Сергей Тимшин Мартовский
Главы повести «Кацуки». Часть третья: На краю великой державы. Токи(2)
    
    
     Повесть «Кацуки» рассказывает о событиях 1981 года, когда герои повествования 22-летний Вячеслав Дубыкин и 26-летний Лев Шаин отправились по железной дороге через всю страну, а затем по Охотскому морю – с Таманского полуострова до Колымского края в город Магадан - в качестве винопроводников (сопроводителей бочкового разливного вина).
    
    
     Токи
    (продолжение главы, начало  http://www.proza.ru/2013/02/09/1745)
   
   
       Лёва широко шагал вдоль вагонов. Славик не мог его увидеть потому, что путевая ветка чуть повернула в сторону. Восходящее солнце уже покинуло горизонт и наполовину, ровно и длинно, словно по ватерлинию, окрашивало деревянные борта бурых кацучьих «броневагонов» в алый жизнерадостный цвет. Тихо было на сортировочной. Только щебень хрустел под ногами Шаина.
    Состав, к которому их примкнули, стоял на крайнем пути. Дальше лежала полоса-пустошь, а за ней зеленел лесок. Параллельно их составу, на соседнем пути протянулся в сцепке ещё один эшелон, тоже весь из вагон-труб. Его Лёва видел в проёмах между вагонами. Большинство дверей везде, согласно раннему часу, были наглухо задвинуты и заперты изнутри. Но из некоторых труб уже вызмеивались дымки. Лёва высматривал-искал приоткрытую дверь с пробудившимися хозяевами за ней. Зачем стучать в вагоны, тревожить и, тем более, будить незнакомых коллег?
   
    - Эй, куда мимо прошёл, сюда иди! – послышалось над его головой.
     Из вагона, оставшегося за Лёвиной спиной, в дверную щель торчала чернобородая голова молодого мордатого кацука.
    Лёва развернулся, подошёл. «Солидолом смазано», - отметил он про себя бесшумный ход обычно тяжело дребезжащего при открывании щита двери.
     Подняв голову, Лев вновь дружелюбно заулыбался:
    - ЗдорОво!
    - Привет, привет. А ты чё: без своей тары? – деловито спросил бородач. – Сколько тебе?
    Лёва понял, что его приняли за покупателя, рассмеялся.
    - Да у меня самого такой же вагон – во-он там стоит! – он показал рукой в конец состава.
    - Так ты проводник? – сконфузилась борода. – Когда прикатили-то?
    - Только что, с полчаса назад.
    Проводник раздвинул дверь шире, демонстрируя обычный кацучий наряд: стоптанные тапки, спортивное трико не первой свежести с пузырями на коленях, серую майку и поверх неё замусоленный пиджачок.
    - Вот потому я и подумал, что клиент появился: новое лицо, своих-то всех знаем, - оправдывался он, скорее перед собой, чем перед Лёвой. - А откуда?
    - С Краснодарского края…
    Это сообщение мгновенно преобразило таёжную физиономию и поведение старожила состава:
    - КубанЕц!- радостно воскликнул он, - земЕля! А ну, залазь! - и он мягко откатил дверь на всю ширину входа.
   
    В вагоне помимо специфической спёртости, густо висел запах незнакомого вина. Лёва внюхался, спросил:
    - Какое везёшь?
    - Херес.
    - У-у…
    - А у тебя?
    - Портвейн «Кавказ», красный.
    - Тоже неплохо…
    Обладатель хереса почесал под бородой скрытый кадык, представился:
    - Димка, Алибаба, по фамилии Двоеглазов.
   Димка-Алибаба Двоеглазов был намного ниже Шаина, но крепким широкоплечим парнем, примерно Лёвиных же лет. Борода его торчала клочьями в разные стороны, как у того подвагонного бича, но, видимо, её он просто не успел расправить и причесать с утра. Вагон, несмотря на застоявшийся запах, находился в относительном порядке, а главное – дверь была жирно смазана солидолом, что говорило о хозяйственном отношении проводников к «производственно-жилому» помещению.
    «Если дверь ходит, как по маслу - значит, здесь живут не ханыги и дела у них идут в гору»! – подумал Лёва. И, как свидетельство благополучия, под майкой и полами пиджака Алибабы (это прозвище запоминалось сразу), вырисовывалось заметное раннее брюшко.
    - А я Лёва, Шаин, если фамилию надо, - взаимно представился Лев.
    Парни пожали руки. Димка налил кружку вина, подал гостю.
    - Пробуй херес. Потом твой портвейн оценим.
    Лёва в свою очередь оценивал взглядом кружку… Двоеглазов понял этот взгляд:
    - Не волнуйся, моя кружка, чаем горячим дезинфицирую, не заразишься. А для посторонних и проверяющих – он повернулся к двери – во-он на гвоздике висит. - И он широким жестом продвинул по бочке, заменяющей стол, ближе к гостю газету, на которой лежали куски холодной отварной красной рыбы. - Закусывай, больше нечем пока.
     Выждав, пока Лёва выпьет, посмакует вкус хереса и закусит, Алибаба спросил:
    - Откуда вино везёшь, с какого завода?
    - Из-под Темрюка, с Сенной…
    - Да ты что! – ещё родственней восхитился Двоеглазов. – Я ж с Крымска! Вообще земляки, бляха-муха!
    Он обнял Лёву и налил ещё – гостю и себе, достав откуда-то вторую кружку:
    - За такую встречу надо разом выпить.
    - Давай выпьем, хорошее винцо, - согласился Лёва, - давно такого не пивал.
    Земляки чокнулись, выпили, зажевали.
    Закурили.
    - Ты один, или как? Напарник есть? – вглядываясь в сумрак жилища, спросил Лёва.
    - Есть. Из его кружки и пью. Заночевал неподалёку в вагонах напарничек мой. Там бабы-проводницы...
    - Кацучки? - осведомился Лёва.
    - Они, сучки…
    - А откуда? Не землЯчки?
    - А хрен их знает. Не общаюсь. Немытые они. Я чистеньких баб люблю. А чистенькие – только в посёлке. Туда на хглядки и ходить надо…
    - Что за посёлок?
    - Да небольшой, станционный, но девки - более бабы безмужейные - есть…
    - Это хорошо, проведаем. - Лёва плотоядно облизнул губы, точно постное масло с них, на котором была поджарена рыба. – А ты - сколько здесь торчишь?
    - Десять дней сегодня...
    - Ого! Да, сроки-сороки!.. - протянул Лёва. - Меня предупреждали о них ещё перед отправкой на винзаводе, да с трудом верилось…
   
    В меру выпив и закусив, земляки – уже друзья навеки - направились в гости на портвейн «Кавказ» к Лёве. Алибаба охотно, но вполголоса, а местами и шёпотом, рассказывал, что состав их, в основном, еврейский, а все земляки-кубанцы стоят дальше – на следующих станциях. Объяснял, что здесь соблюдается одна общая очередь и, согласно ей, «пьяные вагоны» поэтапно продвигаются к конечному материковому пункту «Порт Ванино». Из Ванино паромами и сухогрузами кацуков и вино доставляют на Сахалин и Колыму – кто куда адресован. Очередь на отправку в Ванино громадная – проводники месяцами сидят в ожидании. Это никому из них не выгодно. Бочки рассыхаются, текут... Бичевая жизнь надоедает - одни пьянки да склоки. Местный народец избалован обилием спиртного, торговля - никакая, клиент на вес золота, и конкуренция у кацуков - на ножах. Кто не наторговал в дороге, теперь локти кусает. И теперь только в Магадане можно будет сорвать куш от продажи – там город, увеличенное число населения и, соответственно, спрос.
     Получил Лёва информацию и о сгоревших вагонах, выставленных на въезде в Токи, как зловещее предупреждение всем, въезжающим в кацучий рай (или ад?).
    - Ходят слухи, что их евреи подожгли - за пару дней до моего приезда, – просвещал коллегу Димка-Алибаба. - Там армяне кацучили. Ну и не поделили с евреями то ли покупателя, то ли очерёдности, то ли в карты проигрались. Те, армяне, народ горячий, а эти, евреи, народ хитрый. Ну и, как всегда, взяла хитрость да подлость… Вообще, с евреями лучше не связываться. Облапошат и массой задавят. До денег жаднючие. Но не сами удавятся, а тебя удавят. Они за одну поездку по двадцать тысяч делают. Как минимум на чёрную «Волгу» набирают…
     Изумительное дальневосточное солнце - первая пока обозримая достопримечательность невиданного края - уже поднялось достаточно высоко. Было десять часов местного времени. Вагоны открывались, из них выглядывали измятые лица кацуков. Димка со всеми выглянувшими здоровался и радостно сообщал:
    - Нашего куреня прибыло! Казачки кубанские приехали, дрУги мои личные! - И показывал бородой на кудлатого Льва, которому он макушкой был ненамного повыше плеча.
    Когда подходили к месту сцепки Чауша, из своего вагона высунулась еврейка Ася, ехидно улыбаясь, спросила:
    - Алибаба, а что песни не орёшь? Пора уже, или не напился ещё?
    -Асенька! Да для тебя – всё на свете!
    И Димка, дурачась, но угодливо и зычно пробасил:
   
    «А-ли-ба-ба, ты посмотри, какая женщина!
    Она танцует, чарует, смеётся и поёт!»...
   
    Славик, услышав невесть откуда взявшийся шаляпинский бас-баритон, тоже выглянул наружу и увидел Лёву с колоритным распевающим бородачом. Он спрыгнул на полотно и тут же, после представления Лёвой Алибабы, обменялся с одноимённым исполнителем популярного народного шлягера крепким рукопожатием.
    Пропуская парней в вагон, Славик заодно заглянул под него. Бича-Коли под днищем не было...
   
    - …Скандальная баба, - говорил об Асе Алибаба за кружкой красного портвейна. – На день позже меня приехала, а уже всему составу, всем составителям и путейцам косточки перемолола. То туда её переставь, то сюда…
    - Так она же говорила, что её три дня назад прикатили, - удивился Славик.
    Алибаба с иронией посмотрел на наивного коллегу.
    - Ты евреям поверил? Им верить – всё равно, что петлю себе на шею надевать. Не глупи, Слава…
   
   
    (Продолжение http://www.proza.ru/2013/02/16/617)