Going to pieces is coming together. – AT.
В последнее время вижу один и тот же сон. Хо-хо! Ага! Может, на ночь свининки покушал? Дорога. Она узкая, грунтовая, ровная. Ни камушка. Ни травинки на обочине. Слева возвышается почти отвесная гора. Прямо, когда подойдёшь поближе (Да это же... неужели?!), земляной вал. За ним... что за ним? Неизвестно, что за ним! А нужно тебе знать, что за ним?
Я иду по этой дороге. Подхожу к валу... Остановился, стою. Потом...
- Тиримбука, джамбатука,
Нафиг тиримбойнэ,
Ламбатара, курумбара,
Фхтагн дирибокойнэ! - спел Филипп Филиппович Ризокозов.
Большая поточная 409-я аудитория смотрела на преподавателя амфитеатром электрических глаз, обтягивающих блузок, умело подкрашенных губ, и молчала.
Тогда Филипп Филиппович, улыбаясь шире лица, поднял левую ногу, насколько это позволяла давно забытая растяжка, и громко выстрелил в первое попавшееся под ногу недоумение. Эхом разбежался тот звук вверх по столам.
Недоумение выросло и оказалось старостой академической группы Марией Вольф.
- Я предлагаю пойти в деканат, - протрубила Мария. - Кто со мной?
Мария вышла из-за стола и сразу пропала. Негромко и сдержанно, блузки и джемперы потянулись оползнями в проходах между рядами. Студенты не видели улыбающегося и оставленного всеми Филиппа Филипповича. Особенно остро ощутив своё одиночество, он вновь запел во весь голос:
- Ширин-мырин,
Фили-тылин,
Ктулху барангойя...
Последняя молодая задница выкатилась в коридор, молча негодуя... Ризокозов собрал учебники и пособия. Он подошёл к окну, открыл шпингалеты - нижний, верхний, - эх, воздух-то, воздух, - и размашистым движением отправил на свободу, книгу за книгой, пособие за пособием, всю свою личную библиотеку.
- Э, - послышался за окном голос, - мужик...
Удивлённый, Филипп Филиппович выглянул. На берёзе сидел чёрный кот и подмигивал ему. Кот держал в охапку полное собрание выброшенного, прижимая книги к животу. Для верности он ещё подпёр летучую библиотеку хвостом.
- Мужик, - повторил книгофил, - ещё есть, нет?
Действующей является любая часть заклинания. Даже одно-единственное слово. Необязательно произносить фразу целиком, достаточно сказать, к примеру: "Фхтагн". Эффект будет тот же. А время сэкономим.
Сильный и неутомимый, Филипп Филиппович гнал секретаря кафедры Светочку Павловну по коридору к выходу на чёрную лестницу. Светочка Павловна догадывалась в глубине души, что убежать не получится, однако стучала каблучками с пулемётной скоростью. Её восходящие луны дразнили воображение преследователя... Отец карамели нагнал женщину там, где это и планировалось: на лестничной площадке.
- Ты сорвал занятие, - выдохнула Светочка, будучи прижата лунами к подоконнику, рядом с переполненной окурками стеклянной банкой. - На тебя жалоба!
- А я и ещё чего-нибудь сорву, - подмигнул развязный мужчина. - Ты вечером будешь? Приду...
Спустя четверть часа, Филипп Филиппович оставил её, унося на руках лесной аромат секретаршиных духов. "Странный какой-то, - думала Светочка Павловна, привычными движениями рук оправляя оперение, - дикий, необузданный... страстный. Таким он и должен быть, мужчина!". Она сладко поёжилась, кожа иголочками в предчувствии тяжести вечерних яблок, кисло-сладких...
Необузданный мужчина выбрался на волю и огляделся:
- Хорошо-то... воздух...
Он зашагал, по-весеннему размахивая портфелем. Слово "фхтагн" следует считать главным, ударным словом заклинания. В этом коротком рычании сконцентрирована вся мощь и вся прелесть древнего зла, насилия во благо. "Фхтагн"... И этим всё сказано. Резким порывом налетевшего холодного ветра чуть не сорвало "чёрну шапку" с головы, Ризокозов еле успел прижать тепло к макушке:
- Шалишь... Ктулху фхтагн, брат.
Случайный прохожий остановился рядом:
- С вами всё в порядке?
Филипп Филиппович внимательно оглядел прохожего. Осадил головной убор. Сказал, словно извиняясь:
- Да... Джинпуга курунбой, курмуга джиринтой! Вот оно что.
Прохожий быстро зашагал от него, поминутно оглядываясь.
- Иди, иди, - зло кричал Филипп Филиппович вслед. - А я, может, не переживу! Эту ночь! Да.
Дорога. Узкая, грунтовая, ровная. Ни камушка. Ни травинки на обочине. Слева возвышается почти отвесная гора. На этот раз я заметил (А раньше не видел? Певец... необузданный!), что поверхность испещрена следами, напоминающими птичьи... Странно, вроде не было таких... Вот и земляной вал. За ним... что за ним? Неизвестно, что за ним! А нужно тебе знать, что за ним? Что-то есть за ним! Есть! Так, а вот и она. Птичка.
- Вот ты, Филенька, всегда без хлеба кушаешь. А без хлеба не сытно.
- Ладно, ма...
- Как за столом, так и на работе, - учительно произнесла мать обычную застольную мудрость.
"Сказать, что я уволен? Ещё нет. Завтра. Завтра!".
Евдокия Сефардовна переполненным любовью взглядом следила неряшливо кушающего взрослого сына. Филипп Филиппович размахивал ложкой, словно указкой, жирный суп стекал у него из уголков рта на бороду. Едок поминутно ронял хлеб, нагибался за ним и уже дважды упал, съехав с высокого стула, прямо под стол. Словом, всё, как обычно.
Когда с обедом было покончено и настала очередь чая, сын громко спросил у матери, мывшей посуду в умывальнике:
- Ма! Что такое фхтагн?
- Дак город, - спокойно отвечала Евдокия Сефардовна, ловко обдав тарелку струёй калёного кипятка. - Город... в Турции.
Дикий мужчина возвращался от разорённой, копытами тяжёлой конницы истерзанной полонянки, Светочки Павловны, уже заполночь. Наперекор движению Ризокозова, группами и поодиночке, переходили пустую в это время суток дорогу верующие из храма. Филипп Филиппович остановился: "Что? Не зайти ли и мне?". Он под тёплую куртку впустил бодрящий холодок.
Церковь стояла на небольшом возвышении. Филипп Филиппович ступил на дорожку, ведущую к воротам, сам не зная, зачем: в церкви Ризокозов не бывал, и делать там ему было нечего. Так, больше из озорства и лёгкости, после долгих мучений, своих и полонянки...
Но не успел мученик и трёх шагов сделать, как случилось странное, необъяснимое. От дверей храма прямо навстречу Филиппу Филипповичу покатились огоньки, вдоль дорожки, один огонёк слева, а второй - справа... Снег за огоньками чернел и как будто сворачивался шариками.
- Это ещё что за, - вслух удивился наш герой, - это ещё что за фхтагн?
Филипп Филиппович попятился... Добежав до того места, где он стоял ещё секунду назад, огоньки метнулись вверх и по дуге встретились. Послышался хлопок...
- Э... э-э...
Шапка на голове наполнилась дымом и обнаружила склонность к воздухоплаванию. Держа шапку обеими руками, Филипп Филиппович бросился бежать прочь, подальше... Дым валил у него из ушей и ноздрей. Но, правда, недолго: перестал через сто метров.
- Фхтагн, - горестно прошептал спринтер, снимая и обследуя нагревшийся головной убор. - Город... в Турции.
Худшие опасения Ризокозова оправдались: изнанка шапки была закопчена, как самоварная труба, а в двух-трёх местах даже прогорела насквозь...
Узкая, грунтовая, ровная дорога. Иду вдоль почти отвесной горы. Поверхность испещрена следами, напоминающими птичьи... Вот и земляной вал. За ним... что? Неизвестно, что за ним! Птичка прогуливается по самому гребню. Взмах, тёмное, длинное, дымное взлетает вверх и хватает птаха. Миг, и нет птички... Ещё миг - и вот, маленькое что-то вылетает из ниоткуда, проносится над головой и падает, ударившись о склон горы. Это голова птички.
Последний сон Филиппа Филипповича Ризокозова в бытность его Ф. Ф. Р.
2013.