Полнометражная версия тут http://www.proza.ru/2012/11/24/1145
Под ласковым взглядом, начавших тускнеть в первых рассветных лучах, и тихо прощавшихся с людьми до следующего вечера, ярких вселенских огоньков, своим расположением на небе, предсказывающих судьбу, рожденным в это предутреннее время малышам, Маша произвелась на свет. Случилось это в среднестатистической, тогда ещё пролетарской семье, главой которой единогласно была признана упёртая и пробивная бабушка.
Говорят, детский мозг формируется таким образом, что запоминать окружающий мир начинает в возрасте не менее трёх лет – сложно предугадать, каким образом к этому выводу можно было прийти после долгих изощренных опытов над несчастными собачками - но одним из первого, что о себе помнила Маша, была огромная настенная, тогда ещё ей не знакомая, азбука с цветными картинками, перед которой Машенька, едва научившись ходить, подолгу увлеченно простаивала на невысоком красном детском стульчике, расписанном под хохлому. К году Маша знала всю азбуку наизусть, а потому, помимо этого увлекательного настенного полотнища, прекрасно в памяти откладывала и косые взгляды на себя со стороны родных отца, и напряженные громкие житейские разбирательства бабушки с дедушкой и даже то, как мама впервые в жизни её обманула, пообещав, что если Маша пойдёт с ней из гостей домой, то там получит конфетку – и не получила.
А зачастую можно даже было вытащить из памяти, как Маша, не столько проголодавшись, сколько заскучав по родным, увлечённо гуторившим на кухне, в соседней от спальни комнате, и не обращавшим ни малейшего внимания на Машенькины досадные покрикивания, на удивленье всем собравшимся, по той самой, злостно разделявшей её с мамой, стенке доковыляла к людям и выдала своё первое в жизни осознанное «ням-ням».
Азбука была простой, ещё советской, с понятными любому карапузу картинками в виде арбузиков, домиков и собачек, а не аистов, автомобилей и ананасов – видно, не за горами времена, когда детям на букву «а» станут печатать ай-фон.
Справа от картонного настенного ковра из буков-лоскутков возвышалось огромное чёрное, малопонятное, но дико увлекательное сооружение – типичный для тех лет «шкаф-стенка». Бабуля в свое время выстояла за ним многоночную очередь: так же как и за холодильником, ковром, машинкой, пылесосом... В комплект «стенки» входило два шкафа для посуды, со стеклянными полками и зеркалами, и один огромный прочный и глубокий книжный шкаф, который беженцам из, уже надумавшей умирать, деревни нужно было для полноты интерьера чем-то заполнять, для чего выписывалось, выискивалось и приобреталось всё подряд: Большая Советская Энциклопедия, Достоевский, Дюма, Даль, Справочник электротехника…
Под необузданным присмотром женской половины семейства, Маша росла очень чахлым и тщедушным ребенком: неотвратимо заканчивались бесконечно шмыгающим носом и тяжелой затяжной простудой как малейшее приоткрывание форточки в квартире, так и попытка погулять с ребенком, не говоря уже о приближении к проплешинам околоподъездных луж или же пушистым и искрящимся снежкам. А форточки Маша любила необычайно – ей через них ворона мандарины приносила, с трудом добытые и спрятанные мамой перед ароматно пахшим новым годом.
Подолгу простаивая у окон и провожая взглядом каждую каркушу, Маша тогда всё-таки предпочитала находиться с тёплой и безопасной стороны прозрачного стенного отверстия. На улице Маша почти не гуляла. Да и нечего ей там было делать. Даже с куклой во дворе обычно было очень скучно. С детьми общительный ребенок с легкостью сходился при помощи окна или балкона.
Чуть позже Машу, скрепя сердце, но всё же записали в садик. Машенька узнавала у подружек, сад – такое место, где вместе играют, учат песни к праздникам и днём зачем-то спят. Только отдавать свою кровинку на весь день за целый квартал от дома всё же никто так и не решился. Весь свой детский досуг проводя в стенах родительского дома, скучающая и любопытная Маша, назойливо истребовав у, вечно занятых своими взрослыми серьезными проблемами и спорами, родных помощи научиться читать себе сказки сама, с удовольствием жадно поглощала всё, до чего в шкафу могла дотянуться.
Изредка ребенка всё же накрывало приступами желания разбить что-нибудь вдребезги, лишь бы громко - просто чтобы убедиться, что окутавшее её толстенным слоем звукоизоляционное волокно тишины ещё может вообще хоть что-то прорезать. Наивная малышка – о тишине ей в старшем возрасте придется изрядно помечтать.
Мир вокруг незаметно станет надуваться, будто переливающийся радужный мыльный пузырь и начнёт грозиться того и гляди лопнуть.
Причем это начнется сразу отовсюду. И тогда она ещё не будет понимать происходящего, не сможет заметить зарождающуюся перемену в повадках, жизненных устоях и мыслях целого поколения, не осознает изменений государственного строя.
И, радуясь ярким иностранным напиткам с броскими фантиками и красочной рекламой, сменяющим скучную газировку с сиропом, да ломкой кукле Барби в пышном платье, пришедшей на смену Машиному излюбленному Степашке с заботливо завязанным на ухе синим бантом, она, конечно, не узнает, от чего и дома начался разлад, и всю семью, карёжило и раздирало в стороны свалившейся свободой, разницей во взглядах и совершенной неспособностью договориться, и что вдруг в одночасье стали атавизмами партсобрания и «пропаганда труда», и что теперь уже совсем не стыдно в пожилом возрасте заводить другую семью или свободно вволю кутить с друзьями – отныне каждый за себя и все люди равны, независимо от заслуг, ума и опыта, и имеют право собственного голоса, и среди этих голосов как бы и не должно быть того самого, который точно прав, поскольку правда вдруг становится изменчивой и гулящей, словно избушка на курьих ножках, легко кокетливо и балетно поворачиваясь в сторону большинства.
Так под ногами словно что-то незаметно треснуло, из-за чего, как будто на краю оврага, и пришлось расти и Маше, и её однокашникам.
СССР
http://www.proza.ru/2013/02/13/1236