ГЛАВА 3.
КУЛЬТУРНЫЙ ШОК.
Зайдя к гостю, сразу поинтересовалась:
– Вы останетесь в номере на время моей работы или предпочтёте посидеть в кафе или в холле? Там Вам дежурная предложит кофе или чай.
– Нет, я останусь, – отрезал не терпящим возражений голосом.
«Да уж, солдат и есть. Что ж, мне не привыкать к сложным гостям».
– Как Вам будет угодно. Тогда, Вы мне будете помогать, – наивно проговорила, в душе усмехаясь, заметив, как удивился и возмутился. – Балкон и окна высокие, а я маленькая! – быстро включила «бедную девочку». – Мне без помощи никак не обойтись!
Услышав, смутился, покраснел.
– Что мне делать?
– Пододвиньте, пожалуйста, журнальный столик к балконной двери, а на него поставьте стул, ведь только так я и смогу дотянуться до верхней панели двери. А Вы держите стул, – пояснила, уловив недоуменный взгляд. – У нас в гостинице нет специальной бригады по оклейке окон и балконов. У них, несомненно, было бы всякое оборудование. А мы приспособились работать, используя подручные средства, имеющиеся в наличии…
«Заговаривая зубы», стала споро работать, обращаясь то с одной просьбой, то с другой.
Подавая то связку рваной на полоски ветоши, то удерживая ведёрко с клейстером на кончике стула, а то и держа сам стул, старался не поднимать глаза, сообразив, что это станет невольным подглядыванием под юбку девушке.
Хмыкнула одобрительно: «Умница оказался. Деликатный».
– Как Вы этим собираетесь утеплять балкон? – оторопело уставился на полоски бумаги и ткани. – А технического пластыря и поролонового уплотнителя нет?
– А что это? – со смехом выдавила. – Первый раз о таком слышу. У нас в стране всегда клеили бумагой и тканью, поверьте.
Смотря с высоты стола и стула, забавлялась, видя его смущение и острое мальчишечье желание поднять голову заглянуть ей в лицо.
– Уверяю Вас: высохнув, эти простые средства будут самыми стойкими и надёжными защитниками от сквозняков, сырости и холода. Даже в случае оттепели, ткань и бумага, отсырев, не отвалятся, как Ваш лейкопластырь, лишь набухнут. Едва погода сменится, они высохнут и вновь станут твёрдой, надёжной и непроницаемой коркой.
Смилостивилась, присела на стуле, заглянула вглубь мужских глаз, касаясь синевы зрелым малахитом, мягко и тепло улыбнулась.
– Просто поверьте мне на слово.
Подав руку, деликатно отвёл взгляд и помог ей спуститься на стол, на пол.
Быстро закончила работу на нижних панелях двери. Операцию пришлось делать четырежды – по две створки на окне и дверях.
– Как Вы живёте в таких неприемлемых условиях? – не понимал в советской жизни ничего. – Это ненормальная обстановка для проживания! Это экстремально и неполезно для здоровья!
Тайком вздохнула: «Вот наивный! Объяснять что-то – время терять. “Здесь надо технически”, – сказал один герой советского мультфильма, не объясняя сути процесса глупому королю. Всё покажу гостю и в городе, и в стране, ткну носом в нашу “экстремальную и неполезную” жизнь, как слепого котёнка в каки».
– Мы иной жизни не знаем, – усмехнулась, сверкнув озорными глазами.
– Вы ещё и смеётесь… – поражённо выдавил. – Смотрите на всё это скотство со смехом и оптимизмом…
– …и не грустим о другой жизни. Как можно жалеть о том, чего не знаешь? Меньше знаешь – крепче спишь! Мы живучие! – сдержанно рассмеялась, быстро собирая остатки ветоши с ковра.
Поражённый гость следил за ней удивлёнными глазами, недоверчиво вглядывался в свежее улыбающееся личико, пытаясь рассмотреть за весёлостью признаки недовольства, горя, нужды, высматривая печать обречённости и вынужденного смирения. Напрасно.
Марину всё устраивало!
Не стесняясь и не пряча глаз, сел на кресло и стал в упор рассматривать её вылинявшее форменное клетчатое платье, застиранный желтоватый фартук, дерматиновые коричневые растоптанные тапочки. С грустью смотрел на остатки ветоши на полу, клейстер в ведёрке, мокрые полосы на стыках окон и балконной двери, и просто не находил этому убожеству словесного определения и морального оправдания! Не было слов. Был только горький стыд и возмущение.
Пауза затягивалась.
Мари мельком взглянула на поникшее пунцовое лицо гостя и всё поняла.
«Просто потерял дар речи. Бедняга! Впервые в России? Вряд ли. Был раньше лишь в хороших гостиницах? Вероятно. Сдаётся мне, вояка испытал сейчас самый настоящий культурный шок. Уверен, что увидел всю подноготную? Ну-ну… То ли ещё будет, уж я обещаю! Увидит советскую действительность без глянца и рисовки, с заднего двора нашего строя, с задворок, с самой периферии, с окраин и трущоб! Получит “незабываемое и непередаваемое очучение”, попробует тот самый “скусс спессфисский”! Проникнется не глазами, а носом и душой, – не успев злорадно хмыкнуть, тут же посочувствовала, сжалившись по-женски. – Лихо придётся человеку. Жаль, наш всё же, бывший. Почти родной».
Вынеся остатки рабочего материала в коридор, вернулась в номер.
– Вы не переживайте за нас, пожалуйста. Мы счастливые люди: не голодаем, есть вода, газ и электричество. Наши дети посещают ясли и детсады, в пионерских лагерях, турбазах и профилакториях отдыхают всё лето, радуются, оздоравливаются на природе. Отпуска у нас большие и полностью оплачиваемые, так же, как и больничные листы – профсоюз сильный. Больницы, конечно, не фонтан, но умирать нам не дают. Да мы и сами не стремимся к этому – упрямые и живучие! Всё с нами в порядке, спасибо за неравнодушие и сопереживание!
– Нет… Это не в порядке. В ваших квартирах, наверное, тоже так же холодно? И дети болеют, конечно, очень часто… – не на шутку встревожился, вскинулся, поднял побледневшее лицо. – А лекарства дорогие, да и качественных не достать, верно? Такие же врачи. Плати или умирай? Так?
– Не совсем. Не слушайте меня! Неумно пошутила, слишком сгустила краски – занесло. Простите меня.
Попыталась успокоить, резко сменив тему. Подошла к термометру, посмотрев на шкалу.
– Температура начала подниматься. Теперь у Вас в номере станет совсем тепло, как только всё высохнет, а это случится уже к утру, – обернулась светлым, невинным личиком. – А в квартирах со дня на день включат отопление. Скоро в летних платьях дома ходить будем! Не замёрзнем! На улицу будем выскакивать с удовольствием – остужаться! Потому мы любим русскую зиму…
Автоматически расставив мебель по местам, поправив шторы, протерев пыль, подобрав малейший мусор с ковра, направилась к выходу. Остановилась, оглянулась: гость продолжал задумчиво сидеть в кресле, смотря перед собой слепым взором.
– Ещё просьбы, вопросы, приказы будут? Могу идти? – шутя, козырнула, вскинув руку к виску. – Пора приниматься за другие неотложные дела. Разрешите удалиться, господин?
Глухо: скорее всего, и не слышал, находясь в глубокой задумчивости.
– Когда проголодаетесь, поднимитесь на седьмой этаж – в буфете неплохой ассортимент продуктов и напитков. В корпусе «А» есть отличный бар – выбор разнообразнее и богаче. Всего доброго! – тихо проговорила напоследок и неслышно вышла.
Так и не отошёл от шока, продолжая неподвижно сидеть в глубоком велюровом кресле. Запоздало сообразив, кивнул девушке, прощаясь.
Не увидела. Уже шла по коридору в горничную.
Февраль 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/02/12/718