ГЛАВА 14.
ТРУДНЫЕ ВЫВОДЫ.
После столь трудного разговора, Мари необходимо было чьё-то общество, чтобы забыть на время тревоги и переживания, всё отчаяние и безысходность. Вот и пошла… к «особистам». Только они и могли отвлечь её от проблем. Трезвомыслием и цинизмом – как раз то, что нужно.
Степаныч, сменщик ЮСа, встретил без удивления, словно ждал прихода девушки. Усадив на стул, налил горячего крепкого чая, положив в чашку две полные ложки сахара.
– Знаю, знаю! Не любишь сладкое… – посмотрел сверху, стоя возле стола с заварочным чайничком, – а я тебе ещё и заварочки подолью! Понимаю – не просто так пришла заполночь в рабочую смену.
Сделал знак глазами, приказывая выпить приторно-горький чай. Увидев, что покорно выполнила безмолвный приказ, удовлетворённо вздохнул и заговорил:
– Ты, главное, Маришка, не отказывайся от советского гражданства. Оставь двойное. Мы тогда сможем тебе отсюда помогать, когда возникнет необходимость. А то девчонки сразу рвут связь с Родиной и кусают потом локти! Близок он, ан не достанешь – иностранка уж. Дурёхи! А ты у нас особенная, наша сумасшедшая полячка, наш весенний ветерок, мы все тебя полюбили! Не хотим, чтобы ты страдала там без связи и поддержки…
Совершенно сбитая с толку, ничего не понимала.
«О чём СС тут толкует? Какое гражданство? И не собиралась уезжать! – подумав, грустно улыбнулась. – Ааа… “чекисты” были на сто процентов уверены, что ухвачусь мёртвой хваткой за предложение австралийца! Выстроили стратегический план моего дальнейшего проживания и поведения заграницей на многие годы вперёд! Смешно и печально: столько усилий и часов умственной работы – псу под хвост. Не в их силах, оказалось, просчитать мои вещие сны. Этого-то ни один заумный Аналитический отдел Конторы не способен предвидеть и предугадать. Против них Господь Бог играет. Не с Ним им тягаться – не те силёнки. Жаль бедолаг. Разрушила такую стратегию, программу, головокружительную комбинацию…»
– Смотрю я на тебя, а ты словно и не со мной. А, Марин? – привёл в чувство голос Степаныча. – Спишь на ходу? Может, кофе натуральный пойдём выпьем? – вгляделся в расстроенное лицо. – Да на тебе лица нет! Что стряслось, девочка? Гость обидел, что ли?
– Нет, Степаныч, не гость, а жизнь. Последнее время мой ангел-хранитель одни гадости делает. Что-то там, наверху, не в порядке. Не любят, чувствую! Ох, и воздадут же мне за непокорность и хулу… – вздохнув, ухмыльнулась криво. – Не волнуйтесь за меня. Не еду никуда. Не брошу вас в такой трудный для Родины час! – хихикнула, озорно поглядывая на опешившего оперативника. – Боюсь, что не справитесь вы тут без меня. Пропадёте, как пить дать. Останусь, помогать буду, не дам Родине сгинуть в огне империалистического пожара! Положу живот свой за дело справедливости, за веру русскую православную! Жизнь отдам, не задумываясь! – рассмеялась, продолжая забавляться его оторопью и растерянностью.
– К-как не п-поедешь? Ты что, совсем от радости ум потеряла?! – поражённый до предела, зашёлся в негодовании, заикаясь и брызжа слюной. – Я т-тебе не поеду! А кто твоему австралийцу всё про тебя рассказывал? Кто подводил к мысли, что лучше тебя ему в Москве женщины не сыскать?! – поднёс увесистый волосатый кулак девушке под нос. – Я что, зря тебе устраивал возможность встречаться с ним вне гостиницы?..
Увидев её застывший, напряжённый взгляд, коварно усмехнулся, опасно прищурившись, ощерившись, как старый, но опасный волчара.
– Да ты, никак, решила, что я за тобой только «зелень» посылаю? Или допустила мысль, что провела нас?
Не улыбался, сверкая ледяными, враждебными, чужими глазами. Выпрямился, развернул плечи, навис скалой над столиком и склонённой светлой головкой.
– Отдел? Контору? Целую Систему ГБ?.. Ох, и глупая же ты ещё, «Марыля»! Да вы с гостем под круглосуточным контролем были, есть и будете! Намотай это на твои чудесные волосы, «Пани Потоцкая»! – осёкся, понимая, что «занесло» – болтлив становится к старости. – И я, слышишь, позволил вам сегодня поговорить, понятно? Это моя «программа», и я тебе не позволю её завалить! Только попробуй «встать против ветра»! Сметём обоих разом! – зарычал, откровенно проболтавшись.
Судорожно вздохнув несколько раз, остыл, молча отругал себя за невоздержанность: «Кретин! Обозлишь – хрен получишь чего от неё!»
Покаянно положил на девичьи поникшие, узкие, покатые плечики руки, с волнением и пиететом нежно поцеловал в горячую макушку, любовно потёршись о кудрявые душистые волосы носом. Вдруг слёзы подступили к горлу. Удивился!..
«Приехали… Точно, пора в отпуск на юга, в тепло, лет, так, на пять-десять».
Протяжно выдохнул. Заговорил мягким, раскаявшимся голосом, сожалея о вспышке и искренне жалея любимицу:
– Ой, не дури, Маринка! Хороший он мужик, чистая правда! Всё про него знаем: надёжный и строгий, обеспеченный и достойный, спокойный и без отклонений всяких-разных… Хочешь что-то знать – дело дам почитать, хоть и не имею права, – склонившись к ушку, проговорил быстро, речитативом, снизив голос до едва уловимого шёпота.
Сжал сильно руки на плечах, в подтверждение своих слов. Вздохнул, снял ладони, выпрямился, заговорил громче:
– Ты будешь за ним, как за каменной стеной, родная! Клянусь, говорю сейчас от чистого сердца! Не как «чекист», а как отец. Если бы у меня была незамужняя дочь твоего возраста, я бы её ему обязательно сосватал. Силой заставил, не отвертелась бы! «Спасибо» потом до смерти мне говорила б. Не желал бы лучшего мужа для неё, а зятя для себя. Настоящий он, понимаешь? Редкость по нашим дням. Наш, истинно русский душой остался, хоть и служит у них, – заметив медленное покачивание светлой головы, вскипел. – Он что, не сделал предложения?!
– Да сделал, сделал. Спасибо. Но я уже сказала: не поеду в Австралию. И не уговаривайте. Поймите, дело не в госте, а во мне. Это только моё решение. Он разочарован до слёз – в полном расстройстве в номере сидит. Я к вам потому и сбежала, чтобы дали возможность пока его не видеть.
Стиснула нервно руки, сжав между коленями, стараясь силой воли не пускать отчаявшиеся мысли дальше в сознание: «Держать “стену”! Не дать проникнуть даже слову! Ни в коем случае. Не сейчас. Никогда. Если разжать “кулак” – свихнусь!» Вздохнула, с трудом справляясь с панической атакой.
– Не спрашивайте ни о чём. Так надо. Просто поверьте на слово. От такого решения зависит жизнь и судьба нескольких людей. Всё.
– Фууу… Напустила туману! А ты не можешь пояснее высказаться? Староват я, туповат для решения ребусов! Кто тебя напугал и чем? Пользуйся – вся Система встанет на защиту твоих интересов, девочка! Лучших «спецов» подымем! Будь этим горда, чёрт подери меня совсем! Скажи – решим проблему махом!
– Ага, а она потом мне выйдет раком, – шутя, закончила сентенцию, пытаясь придерживаться легкомысленного образа. – Да всё в порядке, не волнуйтесь. Никого «подымать» не надо, – беззаботно махнула рукой, пожала плечиками. – Что-то во мне ненормальное, что ли? Не хочу покидать Родину, и всё тут! Не вынесу чужих лиц и языка на чужбине! Мне русский мат важнее ихних богатств! Тоска-кручина съест за год, не шучу! Серьёзно! Тупая я… – ухмыльнулась нахально, надменно косясь на возмущённо сопящего старика. – Такое объяснение пройдёт в отчёте?
– Никто не пишет по нашим беседам отчёты – они частные! – сурово отчитал-рявкнул тут же. – Если боишься ностальгии, мы тебе самолётом будем берёзки присылать! – рассмеялся с ней.
Тайком выдохнула: «Купился».
– Эх, дурёха… жалеть ведь будешь потом! Ладно. Поживи ещё с годик спокойненько здесь, поварись в нашем котле. Может, дозреешь? Он, котёл-то наш, скоро так рванёт, – тихо прибавил.
Странно смотрел в глаза, заставляя смотреть на губы. «Дура! Беги с дочкой! Поскорее! Вали “за бугор”! Спасайся!» – шептал без звука.
Поняла, еле кивнула.
Закрыл глаза: «Умница!» и продолжил громко:
– Поживи, пока, Мариша. Время терпит.
Проводил до двери, ласково касаясь вспотевшей ладонью её спины. На пороге осмотрел с головы до ног, хмыкнул довольно и восхищённо.
– Закавыка ты, а не человек, «Пани». Вот все наши удивятся, когда узнают, что ты и богатого иностранца «отшила»! Лети, птица! Полетай пока… Недалече… – неслышно под нос прибавил с угрозой: – На поводке нашем…
Шла из «сапожка», а Степаныч стоял и недоуменно смотрел в спину тяжёлым взглядом. Старалась идти спокойно, а в голове билась одна огненная мучительная мысль: «Я так и знала!»
– …Мариш! 621-й просил утром, за полчаса до ухода, зайти и забрать продукты из холодильника, – Галка смотрела с состраданием, словно всё знала и понимала. – Забери, они твои по праву. Не Тамаре же их оставлять – не очень-то обслуживала его. Я сама видела: на пять минут зашла, повозила пылесосом и тут же вышла. Не стесняйся, забери до прихода других горничных. Можешь ко мне в «дежурку» сумку поставить – не увидят. Я тебя провожу, прикрою.
– Спасибо, Галочка. Неудобно всё-таки. Он когда точно выезжает?
Посмотрели расписание: выезд завтра в 17.00.
– Видишь? Тамара может не успеть его перекрыть. Номер останется ночной горничной. Всё по праву принадлежит той, кто будет этот выезд делать.
– Не смеши! Не Пискуновой же оставлять! Этой неряхе и хамке?.. – откровенно рассмеялась. – Брось, не глупи! Забери и не думай ни о чём. Прими, как прощальный подарок. Презент.
Кивнув, рассталась с Галей до утра – выездов не ожидалось.
«Повезло в этот раз с дежурством: гости не выезжают. Можно с Алексом нормально без спешки поговорить и попрощаться. Навек».
Как только собралась домой, позвонила ему и сообщила, что дежурство почти закончилось.
Пригласил к себе, а в голосе было столько волнения, что ей стало неловко. Вздохнув, собрала в кулак волю и… пошла прощаться.
Впервые за долгие годы работы в гостинице шла по коридору в номер гостя и не хотела этого делать! Приходилось тащиться насильно, убеждая себя: «Не попрощаться с человеком, который уже считал тебя членом своей семьи, частью жизни – верх неприличия, Машук! Это отвратительное и откровенное хамство, свинство, бесчеловечность…» Сознавала, а ноги едва тащились.
Не знала, дошла бы до его номера или в панике повернула назад, но всё решил хозяин.
Алекс вышел навстречу. Шёл, глядя в глаза, словно придавал силы, поддерживал на расстоянии, не позволяя дать слабину, взывая к гордости и упрямству, к той самой шляхетской спеси, что так его поразили, восхитили и порадовали накануне.
Подойдя вплотную, внимательно посмотрел сверху, с высоты огромного роста, молча крепко взял кроху русскую за руку и повёл к себе. Сжал довольно сильно, будто боялся, что вырвется и убежит. Понимал и был настороже, мобилизовав профессиональные навыки.
Мари было больно от жёсткого сжатия, но понимала: не держи он так сильно – удерёт трусливо, не выдержит ещё одного объяснения и душевно-телесных мук.
Настроенный на одну волну, почувствовал её состояние, взяв и вторую руку в плен.
Вовремя: в бессознательной панике вдруг рванулась в сторону испуганной быстрокрылой птицей…
Реакция страстного охотника и профессионального разведчика оказалась быстрее – мгновенно притянул к себе и подхватил на руки, вжав в сильный торс, заключил в плен ручными кандалами: тёплыми, любящими и безжалостными. Нёс по коридору, смотря непроницаемой синевой прямо в мятущиеся тёмно-зелёные глаза.
Ни Алекс, ни она в тот момент не подумали, как всё это выглядит со стороны? За что можно принять происходящее?..
«Слава богу, коридор абсолютно пуст», – сумела оценить ситуацию. Последним осознанным движением заставила себя посмотреть вдаль, в сторону поста дежурной.
Там, приложив руку к губам, поражённо молча, стояла Галина, смотря на них расширенными испуганными глазищами, не зная, нужна ли подруге помощь?
Чтобы успокоить её, Марина положила голову на плечо Алекса.
Глубоко выдохнув, Галя прошептала: «Ну и дела творятся…» и рухнула в кресло.
Это отрезвило Мари: нашла в себе силы, чтобы исправить ситуацию, успокоив всех разом.
– Со мной всё в порядке, Алекс, – прошептала хриплым голосом. – Отпустите меня на пол, пожалуйста. Прошу, – виновато улыбнулась.
Выполнил просьбу тут же.
– Благодарю. Я справлюсь…
Замешкав перед дверью номера, повернул девушку, словно марионетку, лицом к себе, заглянул сверху в распахнутые испуганные глаза. Ощутимо коснулся синью её души, мрачно и грустно усмехнулся почему-то и завёл в комнату, обняв за плечики. Усадил в кресло, отступил.
Её била крупная нервная дрожь.
«Как я не люблю прощаний! Не умею делать этого! Порчу всё неловким глупым поведением! Искусство расставания так и не далось мне, сколько ни училась у людей, ни читала пособий по этике…»
Мысли метались, перескакивая с одной на другую, но так и не выбрали верную и подходящую, правильную стратегию поведения. Беззвучно взвыла в отчаянии, едва следя за лицом:
«О чём говорить? Что сказать на прощание? Чем развеселить? Что оставить на память о себе? Как продержаться эти несколько минут? Была ты чумазой дикой девчонкой из горного аула, ею и осталась… А всё туда же: в верхи… В сливки… В общество… В свет… В дворянство…»
– Какая Вы бледная, Марина! Хорошо себя чувствуете? Не больны? – Алекс встревожено разглядывал совершенно белое, «перевёрнутое» лицо.
Увы, не сумела с ним совладать – один комок нервов!
– Господи… и руки такие холодные, – склонившись, взял девичьи кисти в тёплый и ласковый замок, прикоснулся губами. – Так и есть – ледяные! Простужены! Пожалуйста, сегодня не выходите из дома. Такси вызвать? Не стоит с инфекцией ехать в общественном транспорте.
– Нет. Спасибо, – прошептала и… дала себе мысленного пинка. – Это не от нездоровья. Это нервное. Простите за беспокойство великодушно, Алекс! Трудная выдалась ночь нынче: мысли замучили, вина и совесть. Поздновато делаю выводы.
Судорожно всхлипнув-вздохнув, отважилась поднять голову и открыто посмотреть в мужские тревожные глаза. Охрипла.
– Мне нет прощения и искупления…
Не дав договорить, прижал к её губам тёплые сухие пальцы, молча в упор посмотрел в душу тёплой синевой с безграничной любовью.
Затрепетав, задохнулась от близких слёз: «Этого-то я и боялась! Это будет не прощание, а настоящее свидание! Значит, неизбежна смертельная битва характеров и… темпераментов. Дааа, ребятки-“опера”, держитесь… Раскройте ушки и запасите побольше плёнки… – нервно икнула-хохотнула, стиснула до боли зубы, задавила истерику на корню, отвлеклась на другие мысли. – Трудное прощание получится! Только бы не сорваться…»
Февраль 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/02/12/671