ГЛАВА 10.
СТО РАЗ ОТМЕРЬ…
Под впечатлением жуткого видения, ехала вечером на смену, продолжая слыша крики нерождённых детей.
Запах горелой резины с той ночи стал неизменно вызывать у Марины слёзы. Превратился в постоянный и неотступный, горький спутник на всю жизнь – запаховый след несчастья. Метчик рухнувших надежд на счастье. Маркер беды и вечной пожизненной скорби.
Сидя в вагоне метро, даже не представляла, как об этом скажет Александру?..
– Господи… Марин! С тобой всё в порядке?! Да на тебе лица нет! – ахнула дежурная Галочка Горовая, подруга и наперсница.
Встала из кресла, испуганно хлопала огромными серыми глазами, опушёнными густыми, длиннющими, чёрными ресницами.
– С дочкой что-то? Или с мамой?
Привычный румянец сполз со щёк, губы дрожали, пальцы нервно затеребили кардиган ручной вязки – редкая мастерица.
– Нет-нет… С ними всё в порядке, если не считать Веткиной простуды. Спасибо, милая, что переживаешь. Придётся после ночной идти в поликлинику и брать «больничный», – постаралась через силу улыбнуться. – Плохо спала. Заболеваю, видно. Не волнуйся. Отработаю, Галчонок.
Встряхнулась, вздохнула поглубже, беря эмоции под контроль: «Не время, Машук».
– Что там у нас на трудовом фронте? Как смена? Что передали с дневной?..
За разговорами и планами на вечер, за приветствиями и прощаниями с сотрудницами, гостями, отвлеклась от чёрных дум.
«Нет времени на личное. Пора приниматься за работу».
Освободилась только часам к двенадцати вечера, когда затихли хождения по коридору гостей и их посетителей, прекратились бесконечные звонки в номерах, закончились, наконец, всевозможные просьбы: сделать чаю, погладить, постирать, забрать посуду из номера и отнести в ресторан, а на обратном пути прихватить кофейник с натуральным кофе, ответить на многочисленные вопросы, посулы и всякие лестные предложения о совместном ночном времяпрепровождении.
Всё выполнив в полном объёме, поговорив и решив, деликатно отклонив приставания, отшутившись от чересчур назойливых кавалеров, подошла к стойке дежурной: поговорить, выпить кофе в тишине, посидеть в полумраке гостиничного холла этажа.
Увидев девушек в укромном уголке в одиночестве, подсел старенький постоялец Марины, грузин Датуна Георгиевич, и достал из нагрудного кармана конверт, в котором оказалась особым способом сложенная семейная фотография.
– Вот, Мариночка, обещанная фотография моих мальчиков, – гордый отец показал фото, на котором были одни мужчины. – Смотри: восемь мальчиков! – распирала такая гордость! – Уже многие из них большие…
Узловатой рукой нежно гладил глянец фотографии, глаза наполнились счастливыми слезами.
– Можно посмотреть? – тихо спросила, стараясь отвлечь от грусти.
Протянул карточку дрожащими руками. Приняла с пиететом, рассмотрела, восхитилась.
– Какие все красавцы, папа! Особенно, трое старших – Ваша копия! Ах, какие орлы! А глаза… Сразу замуж за них захотелось!
Рассматривая, Мари нащупала пальцами сзади фото складку картона, перевернула и, хмыкнув, с коварной улыбкой стала разворачивать боковые загибы большого семейного фото.
– А карточка-то с секретом. А, дедушка Дато?
Покраснел, но препятствовать исследованиям не стал, хитро поглядывая озорными глазами, торжествующе косясь на Галину, – вскинула удивлённо брови и подалась вперёд, смотря на фото.
– Так-так… Восемь мальчиков, говорите? И…
Развернула разом оба края фотографии, на которых оказалась… женская половина семьи!
– …ещё столько же! Да ведь, и девочек у Вас не меньше, дедушка! – рассмеявшись, положила развёрнутую во всю длину фотографию на журнальный столик, за которым и сидели. – Да Вы проказник, дедуля! Хулиган, но орёл!
Захохотали хором, раскатывая по холлу заразительный смех.
На огромном семейном фото старого грузина девушки насчитали… девять девочек! У мужчины оказалось семнадцать детей!
– Ну, я же тебе сказал: восемь мальчиков… – лукаво посмотрел на красавиц и, помедлив, продолжил, небрежно отметая обеими руками от себя дальнейшие слова, – не считая девочек!
Нескоро смех утих на этаже. И шутки.
Таких историй под бежевым абажуром было множество, всяких и разных – мир в миниатюре.*
Только после этого, убедившись, что в ближайшее время не понадобится Гале или гостям, Марина позвонила в номер австралийца.
Встретив её вечером, только коротко взглянул, погрустнел и больше не докучал просьбой поговорить. Видимо, на девичьем лице было ещё столько горя, что решил дать право самой решать, когда стоит встретиться. Когда будет к этому готова.
Теперь, взяв себя окончательно в руки, нашла силы для встречи и тяжёлого разговора.
…Открыв на деликатный стук дверь, сделал привычный приглашающий жест внутрь комнаты, показал на кресло. Но туда пришлось сесть ему – настояла.
– Вам лучше сесть здесь, уверяю Вас, – заговорила, помедлив немного. – Разговор будет столь же тяжёл, сколь и невероятен…
Помолчала, глядя, как он накануне, в балконное окно, и безотчётно обнимая себя руками за предплечья.
За стеклом была ночь, только гости из соседнего корпуса не все спали – разгар веселья!
– Странное дело. Мне, как Вам в прошлый разговор, нужно время. Хотя, понимаю: сколько бы его у меня ни было, и тогда разговор не начался бы.
Повернулась к Алексу, сидящему в глубоком кресле и смотрящему на неё с таким мрачным выражением лица, что невольно горько улыбнулась.
– Какое у Вас лицо, Александр! Словно больше не ждёте от меня ничего хорошего… Не надеетесь вовсе.
Отойдя от балкона, села на приготовленный стул возле журнального столика неподалёку от кресла, как хозяин в прошлый раз. Только дверь на этот раз не была объектом всеобщего внимания – на этаже она с дежурной Галиной и эти, из Конторы, вечное «недремлющее око и ухо» Госбезопасности – Цербер и… спаситель.
– Тянуть нет смысла. Начнём, пожалуй. Позвольте, вначале, Вам задать вопрос? – увидев утвердительный кивок, продолжила ровным отстранённым голоском: – Вы верите во сны? В вещие сны? Такие, после которых Вас не покидает чувство, что так всё и будет? Что это просто неизбежно случится?
– Да. В этом смысле я мистик. Такие сны слишком часто сбывались в моей жизни. Не верить им давно разучился, – подался в кресле немного вперёд, сменив положение тела. – Вы что-то увидели сегодня во сне, Марина? Я Вас правильно понял? – понизил голос.
Кивнула, посмотрев в глаза.
С волнением добавил:
– Тогда, если это не слишком для Вас больно, расскажите.
– Чуть позже, хорошо? А пока, ответьте на вопросы, пожалуйста, – была бледна, задумчиво смотрела в сторону, продолжала говорить отстранённо. – Мне сначала надо убедиться кое в чём.
– Я отвечу на них со всей искренностью, клянусь! Слово дворянина! – загорелся румянцем, выпрямил гордо спину, вздёрнул подбородок. – Спрашивайте обо всём, не стесняйтесь. Слово чести, не скрою ни один неприглядный факт! Давно нужно было всё обсудить, много раньше… – покаянно вздохнул, посмотрев печально и виновато. – Я виноват и готов отвечать.
– Благодарю, Алекс, – улыбнулась сдержанно, глубоко вздохнула, отодвигая растревоженные эмоции – могут только помешать. – Итак. Ваш дом одноэтажный, большой, стоит в пустынной местности. Вокруг большая эвкалиптовая роща, за ней дорога, ведущая в городок. Но есть и другая, через заброшенный карьер. Так?
Кивая утвердительно на каждое замечание, удивлялся всё больше – никогда не говорили о его доме и семье. До сего дня личное было под негласным запретом.
– В Вашем доме сейчас никто из детей не живёт: у всех свои семьи. Они не захотели оставаться в глуши, разъехавшись по городам, – не спрашивала, просто констатировала факт. – Хозяйством занимаются наёмные рабочие. Вы и родственники владеете всем, ведёте документацию, оперируете ценными бумагами…
– …Простите, Мариночка! Поклялся себе не прерывать Вас, но не могу молчать! – сел в возбуждении на край кресла, напрягся, как струна. – Откуда Вы это узнали? – приглушил голос. – На меня здесь досье имеется, и Вы его прочитали?..
– Нет, конечно. Успокойтесь.
Перегнувшись через разделяющий их журнальный столик, положила руку на мужское колено и, нежно сжав, попыталась угомонить. Почувствовала, как его бьёт нервная дрожь.
– Я Вам сказала: увидела во сне. Клянусь. Слово потомственной дворянки из рода Потоцких! – посмотрела в сапфировую синь, выпрямилась, гордо вскинула голову, побледнев лицом. – Я могу продолжить?
Увидев удивлённый и ошеломлённый, недоверчивый и скептический взгляд визави, высокомерно вскинула правую бровь, побледнела ещё больше.
– Вы смеете сомневаться в искренности моих слов, милостивый государь?
Посмотрев в глубину женских, спокойных, внимательных зелёных глаз, в которых начало разгораться праведное возмущение, всё сразу понял и безоговорочно поверил. Зардевшись, полыхнул радостным, гордым и восхищённым взглядом по беломраморному заносчивому, надменному, спесивому личику полячки по крови и происхождению, тонко улыбнулся.
– А вот теперь верю. Мы ровня! – встав с кресла, взял девичью руку, с уважением и пиететом поцеловал, с достоинством поклонившись. – Моё почтение, графиня! Смиренно прошу прощения.
– На первый раз прощаю Вас, князь.
Милостиво склонив белокурую головку, лукаво зыркнула в смеющийся сапфир.
Рассмеявшись от души, расслабились.
Мужчина сел обратно в кресло, руки её не выпустил, поддерживая, невинно лаская.
Продолжила рассказ:
– Есть у Вас такое место, где старая дорога идёт по невысокому нагорью, огибает нагромождения скал. Не доезжая до них, есть знак-вывеска, на ней написано название…
Забыв, нахмурилась, стараясь вернуть иностранные слова из памяти, но тщетно. Тогда, попыталась вспомнить сон, закрыв глаза. Уходя мысленно в подробности, мягко забрала свою руку у Алекса. Удержав на мгновенье, прикоснулся губами, но она не почувствовала – сон плыл перед глазами.
«…Машина тряслась и подпрыгивала, смеялись дети… Мимо окон проплыл знак… Знак! Стоп! Немного назад… Ещё… Вот: “High Stone Point”. Есть!»
– Дайте лист бумаги и карандаш, пожалуйста, – не открывая глаз, едва слышно прошептала. – Мне не произнести этого, но написать смогу, пожалуй.
Метнувшись к письменному столу, быстро положил перед ней требуемое на журнальный столик.
Периодически приоткрывая глаза, быстро и старательно записала печатными буквами три иностранных слова. Подала листок Алексу, внимательно наблюдая за реакцией.
Прочитав, смертельно побледнел, стиснул до синевы тонкие губы под полоской коротких седых усиков, задышал нервно и прерывисто. Резко сжал записку в кулак, словно мстя без вины виноватой бумаге за то, что выдала его или предала.
– Я правильно написала эти слова? Что они означают? – пыталась расшевелить, вывести из оцепенения вопросами. – Я не понимаю английского: в школе учила немецкий. Плохо. Едва на «тройку» осилила. В английском совсем беспомощна, даже букв не знаю практически. Александр!
Передёрнувшись телом, очнулся, перечитал ещё раз три злосчастных слова, развернув смятый листок. Помолчав, протяжно выдохнул.
– Там есть и другая вывеска… и знак, – тихим мёртвым убитым голосом едва проговорил.
Почему-то был не в силах смотреть в зелень её глаз. Не мог опомниться от страшного потрясения и… предчувствия непоправимой катастрофы. Лишь подавленно грустно подумал: «Странная девочка. Потрясающе красивая и… пугающая чем-то. Впервые такую повстречал на жизненном пути».
Услышав ответ, задумалась, вновь закрыла глаза, на мгновенье вернулась в сон.
– Да, я забыла о нём! Знак опасности, обрыв… – голос вдруг осип, сорвавшись, начал пропадать. – Там нарисована машина, пробившая ограждение и… летящая в пропасть, – еле слышно прошептала с содроганием.
Ужаснулась, трудом сдержав слёзы от страха и прозрения: «Оно! То место!»
– Вам точно не показывали фото моего дома? Дороги? Гор? Людей из моего окружения? Эти, из ГБ? – хрипло спрашивал, забыв об осторожности.
На все вопросы и предположения она лишь отрицательно покачала светлой головкой, печально и как-то обречённо улыбаясь.
– Тогда, бога ради, объясните мне: откуда эти знания у Вас в голове?..
– Из сна, – выдохнув-вытолкнув, собралась с силами.
Задавила усилием воли дрожь тела и голоса, заставила слёзы откатиться от горла. Рыкнула безмолвно: «Хватит вилять, дура!» Резко сменила тактику разговора, сев прямо.
– Давайте, я Вам свой сон расскажу, а потом задам ещё несколько вопросов. Идёт? – слабо улыбнулась, постаралась вернуть спокойствие и лёгкость в сложную непредсказуемую беседу.
– Согласен.
Сел в глубину кресла и приготовился слушать, сжав руки в кулаки, мерцая непроницаемыми морскими глубинами.
– Поймите меня и поверьте, прошу! – вскинула потемневшую, но спокойную зелень, мягко улыбнулась побледневшими под слоем светлой помады губами. – Когда Вы узнаете подробности, то постигните истинный смысл русской поговорки: «Семь раз отмерь, один отрежь». Сейчас приходиться «мерить». Мне рассказать сон от начала до конца или только финал?
– Расскажите, Мариночка, с того момента, когда Вы вчера вышли из моего номера после нашего разговора, пожалуйста. Хочется знать, что у Вас в жизни и голове происходило за эти сутки, понимаете?
Виновато взглянул, прося глазами прощение за любопытство, и улыбнулся той тёплой, нежной, сердечной, обволакивающе-парализующей улыбкой, которая поразила её вчера, едва не лишив трезвомыслия.
– Попытаюсь стать Вами. Вжиться в душу. Ни мгновенье. На сутки.
Тайком вздохнула, с трудом сдержав чувственную дрожь в пальцах. По спине прокатилась волна будоражащих «мурашек», грудь напряглась в жёстком плену немецкого корсета-грации. Беззвучно простонала: «Настоящий. Суженый! Едва нашла… Сколько придётся “мерить”, Господи, чтобы, наконец, хватило сил и отваги “отрезать” всё раз и навсегда? Как жестоко, божечка…»
* Таких историй… – пример в рассказе «Сирена». http://www.proza.ru/2014/04/09/140
Февраль 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/02/12/627