Ждите ответа. 8. Нежданно-негаданно...

Ирина Дыгас
                ГЛАВА 8.
                НЕЖДАННО-НЕГАДАННО…

      Прервав повествование, встал и подошёл к балконной двери, смотря во внутренний двор гостиницы, разглядывая зажигающиеся окна корпуса «А», стоящего напротив Основного.

      В воздухе кружился мокрый снег, стекал с окон и балконов, капал вниз грязными серыми каплями, оставляя на покрытом снегом газоне внутреннего двора неопрятные бесформенные чёрные пятна. Небо было тёмно-серым, низким, неприветливым, угрюмым и безрадостным.

      Смотреть было не на что.

      Александр вернулся и встал возле стула.

      Взглянув снизу, из глубины кресла, Мари распахнула навстречу густой сини зелёные глаза, зардевшись мучительным румянцем. Всё смотрела и смотрела, не в силах отвести, вспыхнув уже и ушами, и шеей. До слёз задохнулась от эмоций, увидев на губах мужчины нежную улыбку, тёплые родные глаза, в сапфировой глубине которых сияла, мерцала, манила чистая, как родник, душа. Взгляд был, как прохладные капли горного водопада в самое летнее пекло – освежающие, радующие, желанные. Мгновение спустя, неуловимо изменился, став океанским омутом, Марианской впадиной. Замерла, поняв: «Сейчас скажет то, ради чего пригласил в номер».

      Дыхание Алекса стало частым и прерывистым, ноздри нервно подрагивали, губы сжались в тонкую полоску. Взгляд по-мужски откровенно ласкал девичье пунцовое лицо, ощупывал осязаемо овал и пухлые губы, светлые локоны кудрявых волос, оттенённые бирюзовым бархатным ободком. Вспыхнувшими глазами скользнул по вздымающейся высокой груди, опустился на тонкие пальчики рук, нервно теребящие уголок белоснежного кружевного фартучка. Надолго задержался на нежных коленях, едва прикрытых форменным клетчатым платьем, остановился на маленьких ступнях и крошечных пальчиках ног, виднеющихся в вырезах носков синих модельных туфелек.

      Дверь номера, как всегда, была приоткрыта.

      Из коридора доносились обычные рабочие звуки гостиницы: дребезжание тележек с инвентарём, катящихся по неровному дубовому паркету, перекрикивание горничных, разговоры гостей и звуки телефонных звонков в номерах.

      Сам факт тет-а-тет, не смотря на то, что сидели при открытых дверях, необычайно смущал девочку, потому что слова уже были не нужны – стоило посмотреть в лицо мужчине.

      Обстановка резко изменилась и явно перерастала из деловой, переговорной, в откровенно личную, интимную.

      – …Спасибо, что не прерывали восклицаниями и вопросами, Марина. Редкая женщина удержится от замечаний, когда ей что-то долго рассказывают, – сиял глазами, обволакивал мягкой улыбкой и бархатным голосом, слегка оттенённым чувственной хрипотцой. – Вы либо терпеливая, либо слишком умная. Как говорится, третьего не дано.

      – Спасибо за лестную оценку, но… Нет, не терпеливая. Поговорить люблю…

      Ей стало неудобно сидеть в мягком кресле под пристальным, ощупывающим, окутывающе-раздевающим взглядом. Подвинувшись на краешек, выпрямила спину, вздохнув свободно полной грудью. Помогло: стыдливый жар отпустил, стало легче дышать и… думать.

      – Просто не хотела помешать течению Вашей мысли. По себе знаю: потеряешь нить, потом мучительно вспоминаешь, о чём же ты, собственно, говорил? Боишься заговорить вновь, страшась начать говорить невпопад. Это называется у русских – попасть впросак. А в Одессе бы сказали: «Дать-таки маху».

      Услышав это, Межерис совершенно по-мальчишечьи рухнул на стул и, опершись руками о сиденье, расхохотался открыто. Сразу исчез куда-то почтенный возраст и опытность: был не убелённым сединами мужчиной-военным, а мальчиком, рассмеявшимся удачной шутке родного человека, задорно гогоча и болтая ножками под стульчиком от радостного возбуждения.

      Держала лицо учтиво-вежливым, наблюдая за необычным поведением и удивляясь.

      «Совсем недавно видела его суровым солдафоном с резким, надменным, непримиримым блеском в глазах. И что сейчас наблюдаю? Что это такое? Актёрство? Притворство? Мимикрия? Быстрая психологическая приспосабливаемость к обстоятельствам? Гибкая психика? Или тонкая нарочитая игра, рассчитанная на мою наивность и неискушённость? Наверняка выяснил, что мне едва исполнилось двадцать семь. По европейским меркам – юная девушка».

      Отстранённо понаблюдав ещё несколько мгновений, успокоилась абсолютно.

      «Нет, он искренен, как на исповеди. Только здесь и сейчас, сам того не сознавая, стал собой, возможно, впервые за многие прожитые годы! Мои глупые, простые и незатейливые слова оказались куда сильнее искушённых дипломатических приёмов и нечаянно достигли мгновенного положительного результата, сломав стену отчуждения и настороженности. Что ж, далеко не первый раз мне удаётся детской непосредственностью брать преграды, располагать к себе самых сложных и непредсказуемых людей. Даже опасных. Знакомая ситуация. До боли…»


      …Отсмеявшись, он как-то по-особенному посмотрел на Мари и, что-то окончательно решив, выпрямился, сел ровно, вскинул решительные глаза.

      – Марина! Вы, вероятно, мучаетесь вопросами, спрашиваете себя: «Зачем он мне всё это рассказал? Я тут причём? Для чего я здесь?» Ведь так? – глубоко, без улыбки, испытующе смотрел в глаза, замер. – Вы даже не удивлены. Поразительно! Словно ждали этих слов и разговора. Правду говорят: «Женщина слышит сердцем то, что только собирается сказать мужчина».

      Вспыхнул румянцем на худых щеках, порывисто вздохнул, придвинул стул ближе к креслу и взял её за руки, закрыв их в тёплый надёжный замок узких суховатых ласковых ладоней. Глядя глаза в глаза, больше не тянул.

      – Не буду Вас томить ожиданием и неведением. Я рассказал о семье лишь с одной целью: Вы должны знать о ней всё и войти в нашу семью, будучи в курсе её истории досконально. Стать, тем самым, полноправным членом. Её частью. Одной из нас. Я предлагаю Вам стать моей женой и уехать со мной в Австралию.

       Мог этого не говорить. Что-то такое давно витало в воздухе.

      Она и прежде чувствовала эти флюиды симпатии, душевной привязанности, телесной тяги и обоюдной сердечной склонности.

      Последнее время Алекс изменился, помолодел, воспрянул духом, вздохнул всей грудью, словно до этого и не жил вовсе!

      Не зря же сотрудницы ходили вокруг неё на цыпочках, избавляли от любых тревог и малейших трудностей.

      Да что там подруги! Вся гостиница жила в ожидании развязки, переживая за коллегу и соотечественницу! Даже «особисты» оставили пару в покое: заметила бы «хвост» обязательно – «видела» нутром.

      Опустив глаза, старалась держать эмоции в узде и усиленно думать.

      «Выходит, никакой загадки в задержке не было? Простые человеческие чувства – вот якорь, который застопорил привычное движение вперёд вечно путешествующего гостя. Следовательно, нет больше силы в договоре с гэбэшниками – это частная жизнь, к государственным делам не имеет никакого отношения. Свобода! Или… нет? Что, если?.. – задохнулась ужасом до слёз. – А если это и есть цель Конторы? Вот, чёрт! Идиотка! Об этом ни разу не подумала! Неужели это моя новая “программа”? Как тогда с “Аравией”*. Вовлекли помимо воли – вынуждена была доиграть, чтобы выжить! А вдруг была права, и Алекс не “просто военный”, а военный разведчик? Тогда, и мне, и ему не видеть спокойной жизни не только в Австралии, но и в адском пекле. Мы неизбежно окажемся в шпионской “вилке”: с нашей стороны – КГБ, с его стороны – Ми-5, а то и само ЦРУ до кучи. Господи… да наша совместная семейная жизнь превратится в кромешную Геенну! Мне ли не знать?.. Наслышана о подобных случаях. Отпускали дурёх “за бугор”, а потом…»

      Через крик заставила себя очнуться от страшных мыслей, собралась с духом и выгнала их из загудевшей вмиг головы.

      «Не время. Не думать! Стоп. Не сейчас и не здесь. Тихо. Доводи встречу до конца и… постарайся просто выжить, Машук».

      Алекс, тем временем, неотрывно и внимательно наблюдал за низко склонённой девичьей головой и пунцовым лицом, и что-то начал понимать или почувствовал. Бережно выпустил её руки из своих ладоней, сел опять прямо на стуле, слегка отодвинувшись от кресла, откинулся на спинку, непринуждённо закинул ногу на колено.

      Только в этот миг до неё дошёл весь смысл постановочной части их разговора.

      «Посадил в кресло – не просматривается из коридора при открытой двери, сам сел на стул – в зоне видимости. Боже, какая умница! Не будучи уверенным в положительном исходе беседы, не дал сплетникам ни малейшего шанса, ни крупинки пищи для недостойных разговоров! До конца сберёг репутацию даже в мелочах. Ни в чём не подставил и не опорочил, – старательно держала эмоции, размышляя дальше: – Опытен. Мои мысли ему хорошо знакомы – открытая книга. Всё рассчитал на несколько ходов вперёд – стратег. Опыта, безусловно, много больше моего. Всё сделает, как надо – “профи” – профессия и призвание. Ошибка практически исключена, – тайком вздохнула. – Спасибо. Одной не справиться. Двое – сила, даже против двух могущественных Систем. Теперь всё будет иначе. Не как тогда, с моим Алёшкой, когда ему пришлось остаться один на один с нашим ГБ. Не выжил, любимый. Один в поле не воин».

      – Я много думал эти дни…

      Помолчав, загадочно улыбнулся, продолжил разговор, едва уловимо обведя указательным пальцем по воображаемому кругу комнаты.

      Ахнула: «Знает о “прослушке” и призывает, как ни в чём не бывало, продолжать беседовать!»

      – Даже не звонил домой семье, не общался со знакомыми, чтобы не помешали моим намерениям ничем. Хотелось полностью отстраниться от всех, кого я знаю, не подпасть ни под чьё влияние, не услышать ни чьего постороннего, пусть даже хорошего, дружеского, мнения. Старался абсолютно с головой погрузиться в вашу жизнь, попытаться понять и принять образ жизни…

      Дав возможность закончить мысль, закрыла на мгновенье глаза: «Я поняла».

      – Удалось? – спросила с тёплой улыбкой.

      Старалась следить за голосом и интонациями, продолжая пылать лицом под мужским вязким, затягивающим, целующим взглядом.

      – Увы. Сколько ни пытался, ни ставил модель вашей жизни под разными углами, мысленно применяя мой богатый и разнообразный опыт – нет, не получилось: ни понять, ни принять, – сложил тонкие сухощавые руки вместе, поставил локтями на колени, поднеся кончики пальцев к губам. – Такой образ жизни – это не выход в лучшее, в процветание, нет! Это тупик. Простите…

      – Господь с Вами! За что Вы просите прощения? За право высказать своё мнение? – удивилась не на шутку. – Вам ли не видеть уродства? Спасибо за откровенность, Александр. Только, это наша жизнь, другой нет и вряд ли будет…

      – Будет для Вас с дочкой! Потому и предлагаю Вам более счастливую и достойную жизнь, понимаете? Что её здесь ждёт? Гостиница?.. – тут же спохватился, виноватым взглядом попросил прощения, когда вскинула спокойные, прохладные глаза. – Извините, милая. Если б ни гостиница, я бы не встретил Вас, Марина. Беру свои слова обратно. Можете поругать меня. Имеете полное право!

      Усмехнувшись, смотрел говорящим взором прямо в душу: «Мы вместе, мы справимся!»

      – Не сомневайтесь. Не премину воспользоваться, как только возникнет стоящая трёпки ситуация. Страшитесь: в гневе я страшна! – пошутила, зардевшись, воинственно поставив кулачки в бока. – А пока нет повода для драки – побережём нервы для более подходящего случая.

      Кокетливо отвела растрепавшийся белокурый локон со лба, вспыхнув румянцем под жадным взглядом цвета вечернего летнего неба.

      Слушая шаловливую болтовню, он был на седьмом небе от счастья: «Обещание будущих драк говорит только об одном – они будут! Остальное – пустяки. Главное – поняли друг друга. Абсолютно. Мы – пара! Настоящая. Нашёл». Обрадовался до слёз, затрепетал телом.

      Заметив его заблестевшие повлажневшие глаза, поняла всю неосмотрительность своих слов и шуток. Безмолвно ругнулась крепко, подняла руки перед собой, останавливая готовые сорваться с мужских губ слова.

      – Не торопите меня, пожалуйста! И не говорите сейчас ничего, ради всего святого! Хорошо? – посмотрела с тревогой и сомнением. – Дайте время. Умоляю, Александр!

      – Я уезжаю через два дня, – тихо, потерянно, погрустнев. – У Вас совсем немного времени для размышлений. Простите. Так получилось. Вы завтра придёте на работу в ночную смену? – увидел утвердительный кивок. – Тогда, до завтра. Я буду ждать Вашего предварительного приговора: жить или не жить. Как у Шекспира. Почти. После Вашего ответа будет точно по тексту классика: «Быть или не быть». «To be, or not to be…»

      Встал со стула, подал руку, помог подняться из глубокого низкого кресла, обитого тёмно-зелёной велюровой тканью, что так чудесно оттеняла её глаза. Посмотрев прямо в глубину встревоженных, расширенных, взволнованных, «лесных» омутов, склонился и ласково стал целовать женские руки, страстно шепча едва слышно:

      – Держись, милая! Я буду рядом! Ты не останешься одна никогда! Весь мир встанет на твою защиту! Будь храброй, родная…

      Ласка вызвала в ней крупную дрожь, прокатившуюся волной от головы до пальцев на ногах, сердце «ухнуло» вниз, вызвав лёгкую дурноту. Опустевшее место затрепетало крыльями бабочек и стрекоз! Они касались, щекотали, шевелили тонкую мембрану брюшины и диафрагмы, порождая ощущение полёта и невесомости.

      Смотря в замешательстве на склонённую седую голову мужчины, покрывающего поцелуями её руки, прижимающего их к своему пылающему лицу, старалась усилием воли подавить дрожь, сотрясающую тело.

      «Пока не достигла пальцев на руках, можно совладать, а потом… – вдруг появилось такое сильное, острое, неудержимое желание прильнуть к Алексу! – Услышать стук сердца, прижаться щекой к седым коротким волосам, поцеловать макушку, ощутить тепло! Сдаться на милость победителя и, в конце концов, обрести твёрдую опору в жизни, защиту в лице строгого и надёжного, умудрённого опытом жизни достойного мужчины! Человека, который уже пошёл на смертельный риск и, возможно, предательство своих служб, поняв, что нашёл ту единственную, ради которой должен, может совершить этот поступок. Лишь теперь увидела того, кого так давно ждала: принца, рыцаря, воина, героя, личность. Пару. Мужа…»

      Словно подслушав мысли, Алекс поднял глаза, посмотрел в упор в замершую зелень. Выпустив девичьи кисти, выпрямился, нежно, но крепко сжал её предплечья в сильных руках, приподнял, как пушинку, над полом, на уровень глаз, прижался лбом ко лбу Мари, тихо взволнованно прохрипел: «Ты! Я нашёл тебя!» Медленно опуская, сильнее сжал руки, прижался щекой к щеке. Поставив на пол, обнял.

      Воздух загорелся, завибрировал, звуки исчезли.

      Говорить расхотелось. Распахнутые глаза, затрепетавшие души и частое стеснённое дыхание всё сказали. Дальше закричали бы тела!

      Вовремя опомнилась: «Пора уходить! Срочно!»

      Мгновенно выскользнула из задрожавших, взмокших мужских рук и исчезла из номера, оставив лишь тонкий шлейф французских духов.

                * …как тогда с «Аравией» – история изложена в приключенческой повести «Аравийский изумруд».

                Февраль 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/02/12/623