ГЛАВА 7.
СЕРЬЁЗНЫЙ РАЗГОВОР.
Всё окончательно решив и подготовив к отъезду, австралийцу оставалось лишь наносить прощальные визиты московским знакомым и друзьям, покупать для родных русские сувениры, сидеть в кафе и ресторанах гостиницы и столицы с соотечественниками, живущими и работающими в Москве и стране. Напоследок всматриваться в окружающий пейзаж, лица людей, вечно спешащих по своим делам, запоминать, вдыхать, слышать русскую и не совсем речь, или укрываться в полном одиночестве в номере, редко выходя надолго.
С наступлением холодов больше находился в комнате, что делало уборку несколько затруднительной.
Просить его покинуть номер Марине было неловко, а сам этого делать не желал. Понимала: любуется ею в момент работы, наблюдает за отточенными выверенными движениями, выражением лица, взглядом и улыбкой, слушает голос, вдыхает запах тела и волос, напитывается визуальной и обонятельной информацией впрок. И чувственной.
Пришлось у начальницы внепланово выпросить для всей бригады горничных этажа новую униформу, которую должны были дать только в новом году.
– Почему тебе так загорелось пощеголять в новенькой форме? – допытывалась Ольга Хлебникова, заведующая секцией 5-6-го этажей, у Марины. – Дотерпеть нельзя было? Осталось всего пару месяцев!
– Оль, пойми нас. Лето было кошмарно жарким, форму стирали по два раза на дню! Она теперь больше на ветошь похожа и очень сильно села. Наклоняться при гостях уже неловко, – была убедительна, старалась говорить от имени бригады. – У Люси и вовсе развалилась вдрызг. Латка на латке! Стыдно в лохмотьях ходить! Центр Москвы, правительственная гостиница, депутаты, иностранцы… Позор, честное слово! Уговори, пожалуйста, завхоза! Пусть поторопятся с выдачей формы и тапок!
– Ладно, Маришка-лисичка, постараюсь. Ты в курсе, что униформу поменяли? Теперь, не так страшно выглядит. И материал другой.
Сотрудницы 5-6 этажей Основного корпуса стали первыми щеголять в новеньких платьях с красивыми белыми фартучками! Пусть обновки были по-прежнему в мелкую клеточку, а фартучки почему-то из плотного синтетического кружева, это новые и крепкие вещи.
Стало не так неловко убирать в номерах, если гости на время уборки не желали их покидать.
…Для Мари заканчивалась очередная рабочая неделя, назавтра предстояло выйти в ночную смену.
«Генераля» свои номера перед сдачей их сменщице, задумалась о дочери: «Уже начала кашлять, значит, после ночной надо идти в поликлинику и брать больничный лист – тянуть не имеет смысла. Опять до астматического синдрома докашляется».
– Марин, там тебя твой гость из 621-го просит зайти в номер, как только станешь немного свободнее… – сменщица Тамара заглянула в комнату, постояла, наблюдая за вознёй, решительно отобрала тряпку. – Хватит тереть! Проваливай к гостю, кому сказала! Ему надо с тобой что-то срочно обсудить, а ты, с твоим рвением, никогда не освободишься. Марш! Сама потом приберу, если что. И, Мариш… – непонятно посмотрела, словно стыдясь просьбы, – выслушай его, пожалуйста… Обещай… Наберись терпения… Не взбеленись…
Удивившись до онемения словам и действиям старшей подруги, кивнув, всё же послушалась, пожав плечиками: «Номер почти готов к проверке. Остались мелочи».
Прежде чем пойти к постояльцу, освежилась влажными салфетками, капнула на сгиб локтей по скупой капле любимых духов «Фиджи», переоделась в новую униформу, повязала кокетливый фартучек, сменила казённые страшные коричневые дерматиновые тапки на свою обувь, выходную: кожаные, модельные, австрийские, тёмно-синие туфли на каблуках. Поправила у трюмо причёску и макияж, подумав, вдела в волосы новый бархатный бирюзовый ободок, прекрасно оттеняющий цвет волос и глаз.
Бригадир смотрела на девушку из-за приоткрытой двери соседнего 632-го номера и загадочно улыбалась, не говоря ни слова, что было само по себе удивительно.
«Чтоб Люся промолчала, не сморозила чего-нибудь скабрёзное, матерщинное и уничижительное, увидев, как в рабочее время прихорашивается молоденькая горничная?.. – хмыкнула. – Чудны дела твои, Господи! Или они знают то, что мне неведомо? Что ж, сейчас всё и узнаю».
Шла по длинному коридору, покрытому ковровой дорожкой красного цвета с узорным краем, стараясь не стучать каблуками модных туфелек, и с удивлением заметила, что в коридоре не встретилась ни одна сотрудница.
«Что за странное затишье? Попрятались, что ли? Сговор?»
Отбросив посторонние мысли, сосредоточила внимание на двери австралийца.
Подойдя, успокоила дыхание, поправила платье, глубоко вздохнула полной грудью несколько раз, словно перед прыжком в воду. «Надев» скромную сдержанную улыбку, тихонько постучала в приоткрытую дверь.
Александр открыл в ту же минуту: ждал её прихода.
Сделав молча пригласительный жест в глубину номера, проводил, предложив сесть в глубокое кресло. Сам же, находясь в нервном возбуждении, сел не сразу, а некоторое время ходил по маленькой комнате, меряя шагами: от двери к балкону, от окна к шкафу. На лице опять не проступало ни одной живой эмоции.
Это сразу встревожило Мари.
«Таким он приехал в Союз: настороженным, не ожидающим ничего хорошего, – задумалась, деликатно наблюдая за метаниями Алекса. – Что снова так расстроило? Весь месяц мы пытались окружить его домашним теплом и любовью, охотно приглашали к себе в гости, в семейное лоно и уют московских окраин, приносили из дома домашнюю выпечку и салаты, компоты и варенья – старались порадовать простой русской стряпнёй. Значит, не мы тому виной, что его лицо вновь напоминает маску».
Продолжая молча наблюдать, окинула взглядом номер, словно увидев впервые.
«Да… Тесный, темноватый, с нелепой планировкой и громоздкой мебелью. Всё равно, обладает какой-то особой атмосферой уюта и домашности. Не хватает яркого добротного текстиля, маленьких сувениров на полочках и столах, живых цветов в горшках на подоконнике, а летом – на балконе. В милой терракотовой вазочке на письменном столе, оживляя, краснеют гроздья рябины, которые я нарвала у себя во дворе возле подъезда на днях. Новые люстры и бра украшают комнату переливами радуги в хрустальных подвесках – недавно вымыли. Красиво. Может, потому возвращаются сюда гости, приезжают вновь и вновь, занимают, по возможности, те же номера, изучив их расположение и обслуживающих горничных?..»
Размышления прервал Александр.
– Спасибо, Марина, за такт и понимание.
Облегчённо вздохнул и, наконец, сел напротив, на стул, переставив его от письменного стола.
– Мне потребовались несколько минут раздумий. Разговор нелёгкий. Нужно было найти слова, с чего начать. Скажу честно: до сих пор не могу внятно сформулировать начало. Даже для себя. Надеюсь на Вашу женскую сообразительность, интуицию и… терпение, – смущённо улыбнулся впервые за несколько последних дней и странно посмотрел в глаза. – Начнём, пожалуй. С богом.
Чуден был тот разговор. Причудлив, как арабская вязь, столь же сложен и пугающ, так же завораживающе-таинственен для её понимания.
Слушая тихие слова зрелого, красивого для своего возраста, мужчины, напрягала всё внимание и жёстко следила за выражением лица, чтобы, не дай бог, не оскорбить или обидеть мимикой. Старалась не удивляться ничему.
Алекс, сидя на стуле в московской гостинице, находясь так далеко от своего дома и родни, говорил о ней, о семье, о родословной, об истории Великого Исхода русских из России в начале двадцатого века.
Рассказывать было о чём!
…Семья Александра Межерис (Межерицкого) была старинная, аристократическая, всегда служившая Трону и Отечеству.
Сколько боли было в голосе рассказчика, когда повествование коснулось смутного времени Революций и развала Великой Империи! Как переживал, рассказывая о метаниях отца и дядьёв, и о том, насколько мучительно было признать полное поражение и принять невыносимо трудное решение об эмиграции. Страшное и болезненное.
Пройдя все этапы первой волны переселенцев, наводнивших Европу, они оказались сначала в Польше, Франции, Англии, и лишь потом, по стечению обстоятельств, «осели» в далёкой и чужой Австралии, ставшей для многочисленной семьи новой Родиной.
Александр родился уже где-то в пути, то ли в Швейцарии, то ли во Франции, на их границе, в начале 20-х годов.
Оказавшись оторванными от Европы, разделённые бескрайними океанами, русские вынуждены были верить всему, что сообщали тогда газеты.
Сообщения же становились с каждым днём всё страшней и трагичнее: расстрел царской семьи, уничтожение священнослужителей, разграбление и национализация всех угодий и поместий русских аристократов, лишение права собственности эмигрантов, разруха, голод, репрессии и абсолютное беззаконие в Советской России.
Ясно было одно: возврата домой не будет. Никогда.
Оставалось только начать жизнь с нуля, сбившись в русские поселения, держась диаспорой, не терять языка и культуры канувшей в Лету Великой Российской Империи.
Оттого и говорит Александр чисто без акцента, что дома в кругу семьи на русском общались, читали классиков в оригинале.
Его дети, однако, не захотели держаться за русские корни. Стали настоящими австралийцами, смешались в браках с местными семьями, переняли их быт и культуру. И уклад. И веру.
Семья росла и разъезжалась по огромной стране.
Достигнув в бизнесе хороших результатов, они могли себе позволить учить детей в лучших учебных заведениях не только Австралии, но и Европы: Англии, Франции, Германии и Швейцарии. Так, незаметно для себя, русские семьи потеряли связь с родной почвой далёкой России, и только старшее поколение семьи ещё цеплялось за самобытность, старалось не затеряться совсем на просторах заграничья.
Лишь Перестройка и эпоха Горбачёва дала дожившим до этих дней русским новые силы и надежду. Не на возвращение. На свидание с любимой Родиной.
Из всей семьи, огромного клана, только Александру удалось совершить, первое в истории их рода, паломничество на родную и Святую Русь.
Ему не помешали ни жёсткие рамки делового визита, ни строгий надзор и «слежка» «особистов», ни долгие годы замалчивания и неизвестности. Он выполнил все пункты Большого Плана, составленного дома, и теперь есть, с чем туда вернуться: документы, архивные выписки, письма, потрёпанные фото, видеозаписи встреч с далёкой роднёй, которую успел найти – всё порадует родных в Австралии и даст новые силы к дальнейшей жизни. Вне Родины. Вне Руси.
…Вот, что рассказал Марине Александр, говоря тише и тише, волнуясь всё больше, до хрипоты.
Его возрастающее волнение вывело девушку из глубокой задумчивости. Словно почувствовала, что это не просто рассказ о чужой семье. Всё, о чём поведал, каким-то образом касается её лично.
Предчувствие не обмануло.
Февраль 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/02/12/618