Алексей Клёнов
САНЬКИНЫ СЛЕЗЫ, БАБКИНЫ ПЕСНИ
Ох, и стервозной же девкой Санька родилась, прям, оторви да брось! Да и чего еще ожидать от единственного ребенка, к тому же позднего? Все началось еще до ее рождения. Наташа последние месяцы сама не своя ходила. И тошнило ее, и выворачивало... ну, что там еще у беременных бывает? Однако держалась стойко, все терпела, сказки сама себе, а вернее будущей Саньке, на ночь читала. Прививала, так сказать, вкус к прекрасному. То есть, по своей учительской привычке сеяла разумное, доброе, вечное. И Андрей жену баловал, вместе с будущим непокорным дитем. Хотя тогда еще не знали, понятное дело, что непокорным. Знали только, что дочка будет, долгожданная, и что непременно Санька. В честь дедушки, папы Наташиного. Который умер за двадцать лет до рождения своей тезки, и о внучке знать никак не мог. Мать Наташа потеряла еще раньше. И родни – хоть шаром кати. Так и выросла в детском доме, что такое черствый хлеб со слезами вприкуску хорошо знает. Это то в ней Андрея, намного старше жены, и подкупило. Молодая, умница, красавица, понятливая и добрая. Чего еще желать жениху не первой уже молодости? Вот вроде и жизнь удалась, карьера сложилась, квартира, дача, машина... Но без умной и любящей женщины, зачем все это?..
Первые признаки поперечного характера Санька еще при рождении показала. Родилась в срок и здоровенькой такой бутузкой, без граммов четыре кило, не шутка, а дышать не пожелала ни в какую! Ее уж и за ножку вздергивали, и по попке шлепали, она только глазенки закатывала, и хрипела. А когда прорвало, наконец, глотнула воздуха, тут и загудела, басовито и обиженно. Словно упрекая, что не проявляют должного уважения к маленькому еще, но все же человечку. Так и пошло по жизни. Чуть что не по ней,- лоб наморщит, смотрит исподлобья, и гудит, как пароход. И все то ей надо самой попробовать, до всего своим умишком дойти. И пальчик в розетку сунуть, и качели на морозе лизнуть, поди, не прихватит, как мама сказала, и соседскую собаку за уши потрепать, авось не укусит. Синяков и ссадин хватило бы на троих мальчишек. Андрей с Наташей уж думали все, атаман в юбке родился. Нет, Бог миловал. Уже годикам к шести личико ангельское округлилось, волосики из неопределенно каштановых стали золотистыми и вьющимися, и повадками все же на девочку стала похожа, не на шкета в штанишках. А уж в десять лет такие страсти-мордасти начались, что Наташа только за голову хваталась: в кого такая королевна? И платья-юбочки ей подавай самые модные, и мальчики возле двери караулили, и записочки в почтовый ящик пачками падали. И ведь все про любовь, и откуда поросята слова то такие брали?..
Андрей только улыбался. Хотя, бывало, иной раз и прикрикнет строго: «Александра! Не смей маме перечить!» А у самого глаза смеются. А Саньке только этого и надо, знает, что папа в обиду не даст, только старается хмурым казаться... Ну что сказать? Любимая дочка, она и есть любимая...
А вот с бабушкой и дедушкой у Саньки отношения не сложились. Не потому что вообще, а потому что рядом их нет. До Комсомольска-на-Амуре расстояние нешуточное. Пару раз родители Андрея приезжали, когда Санька еще крохой была. Потом,- как отрезало. В стране такое началось... Даже Андрей с его успешным бизнесом не часто мог позволить себе оплатить приезд родителей. Но хуже было то, что отец тяжело заболел. Сначала сердце сдало, от обиды и переживаний за паскудство, какое в стране творилось. На митинги в защиту КПСС не ходил, понимал, что горлопанство все это, достоинство не хотел ронять. Но и партийный билет как некоторые публично жечь не стал, продолжая свято верить в свои идеалы. Хотя и понимал, что не самая лучшая в мире страна СССР, но всю свою жизнь все же положил на служение... Нет, не партии и Правительству. Родине. Так всю жизнь и промотался инженером по комсомольским стройкам века. И жена за ним, Антонина, вечный и неугомонный комсомольский вожак. Под старость осели в Комсомольске-на-Амуре. Это уже став взрослым, Андрей вернулся на малую родину. Здесь институт закончил, здесь и осел...
А отец слег. С раком пищевода. И умирал долгих и мучительных пять лет, не смотря на все деньги и лекарства, которые Андрей отправлял родителям. Саньку туда везти, к постели умирающего, посчитали излишним, Антонина Петровна мужа не могла бросить... В общем, увиделась Санька с родной и единственной бабушкой, когда самой уже пятнадцать годков стукнуло. К этому времени она уже королевой двора и школы стала, непременным лидером во всех компаниях, мальчиками крутила как хотела, и немое обожание принимала как должное. И уж недостатка в поклонниках и подружках не испытывала. Где бы она не появлялась, все начинало вертеться, крутиться, искриться, пищать, и смеяться. При этом девчонка то не шалава дворовая, воспитали мама с папой, слова дурного не скажет, и друзьям-подружкам не позволяет. Мата на дух не переносит, всякие шкодливые мальчишеские поползновения пресекает на корню. А уж если кто руки пытается распускать, так потом долго свой публичный позор помнит. На язычок Санька остра, и в ход его пускает смело, если дело того стоит. Да и рука у девочки тяжелая, в свои пятнадцать на все восемнадцать выглядит...
Антонина Петровна приехала как раз на сорок дней мужа. Андрей съездил на похороны, задержаться не мог из-за работы, но настоял, чтобы мама приехала к ним хоть на время, не переживала самое тяжкое время в одиночестве. И билет взял заранее, и денег оставил. Решение такое приняли по инициативе Наташи. Видела, как муж осунулся, узнав о смерти отца. На семейном совете сама сказала:
- В общем, пусть мама к нам приезжает. Поживет с нами. Ей сейчас тяжело там, одной. Да и тебе, Андрюша, легче будет, когда мама рядом. Места хватит...
Андрей на жену с благодарностью посмотрел, в очередной раз порадовавшись, что не ошибся в выборе. Санька к известию отнеслась индифферентно. Для нее бабушка и дедушка понятия скорее абстрактные. Проблемы начались, когда узнала, что ее переселят на время приезда бабушки из ее девичьей келейки в зал. Как так? Там же все самое дорогое и нужное! И комп с инетом, и аудиосистема, и постеры с обожаемой Бритни Спирс. Вот уж чего в ней нашла,- непонятно? И девчонка глубокая, думающая, а любит эту свистульку заморскую - за уши не оттащишь! Санька попыталась, было, взбрыкнуть по привычке, но Андрей, пожалуй, впервые в жизни, всерьез прикрикнул:
- Александра!!!
И ладонью по столу хлопнул, аж звон пошел. И Санька, поняв, что папа не шутит, притихла. Но обиду на бабку затаила, и невзлюбила авансом. И понеслось...
При появлении бабушки только буркнула «Здрасьте», как чужой, и сразу на диван в зале завалилась, наушники натянула, и врубила на полную громкость. Специально, чтоб звон в ушах, раз не позволяют теперь стереосистему включать. Антонина Петровна, сидя с сыном и невесткой в кухне, попыталась робко исправить ситуацию:
- Ребята, может, я в зале поживу? Не барыня, и не такое в жизни доводилось.
Наташа, дочкой недовольная, сердито отрезала:
- Ничего, переживет. И так все ей, пусть немножко взрослеет, и понимает, что к чему. И хватит об этом, мама. Вы у себя дома, не надо себя бедной родственницей чувствовать...
А Санька бесилась с каждым днем все больше, показывая свой норов. Открыто уже не пыталась протестовать, отца побаивалась все же. Но всячески свое недовольство проявляла. Гремела посудой в раковине, смачно шваркала «лентяйкой», моя полы, в магазин за хлебом ходила по часу, хотя до булочной рукой подать. Специально, чтоб к ужину дольше ждали. В общем, все делала из рук вон, лишь бы досадить, бабку на ссору спровоцировать, а потом смачно объяснить ей, что вот так то, и так то делали во времена ее молодости. А сейчас век другой, время другое и люди другие. В общем, ваш век отстой, а мы позитив и креатив.
Пик противостояния пришелся на третью неделю проживания Антонины Петровны в доме сына. Вечером, на замечание матери, Санька взорвалась:
- Да достали вы! Не хочу я ее слушать, что непонятно?! «Шурочка спать... Шурочка кушать... Шурочка, уже поздно, домой пора...» Вы допоздна на работе, а я ее нотации выслушиваю! Какая я, на фиг, Шурочка? Дурацкое имя! Перед ребятами только позорит. И рассказы ее про БАМ слушать не хочу. Тоже мне, доблесть! Всю жизнь с голым задом за копейки пахать, и счастливыми быть. И песни ее пионерские петь НЕ-ХО-ЧУ! Я Бритни и Мадонну слушать хочу. Они для меня образец!
- Образец чего?!- не выдержал Андрей.- Попиной культуры? Санька, я с тобой о вкусах никогда не спорил. Нравятся тебе эти... слушай, черт с тобой. Надеюсь, что возрастное это, пройдет. Но на нас с мамой, и особенно на бабушку кричать не смей! Они всю жизнь честно работали, верили, что нужное, полезное дело делают. Наконец, благодаря им я на свет появился, и ты тоже. Они меня на ноги подняли, и выучили! Хотя, как ты выразилась, всю жизнь с голым задом. Не смей!!!
Антонина Петровна попыталась вмешаться, но только масла в огонь подлила. Поднимаясь из-за стола, попросила:
- Андрюша, не кричи на нее. У девочки переходный возраст, ей трудно меня, старую, понять. Я лучше...
- Помолчи, мама! Незачем ее оправдывать. Она не права. Ишь, устроила трагедию. Попросили ее пару месяцев в зале пожить...
И тут Санька взвилась во всей своей красе:
- Ах, не права, да? Она вам дороже, чем я, любимая дочь? Ну, так и живите с ней, а я уйду.
И ушла, чертовка, в чем была. Благо, лето на дворе. Только дверью хлобыстнула. Наташа попыталась, было, догнать и вернуть разошедшуюся дочь, но Андрей удержал:
- Не надо, Ната. Побесится, прогуляется, и вернется...
Однако Санька не вернулась ни к ночи, ни ночью. Во дворе ее не было, всех подружек обзвонили, от отчаяния уже по моргам и больницам стали названивать, но это уже под утро. А утром, совершенно опустошенные, все втроем заявились в милицию. На просьбу объявить дочку в розыск, дежурный капитан только плечами пожал:
- Да успокойтесь вы, граждане. Заявление приму, обязан. А в розыск только через трое суток. И не переживайте вы так. У меня самого три девки, иной раз такое вытворяют, как им желтая вода в голову ударит... Обзвоните еще раз подружек. Наверняка у кого-то из них, только соврать велела, будто нет ее...
И правда, Санька нашлась на второй день, к вечеру. Пришла мрачная, молчаливая, в перепалки больше не вступала, но и говорить с родителями и бабкой почти перестала. «Да - нет» вот и весь разговор. И Антонина Петровна не выдержала, засобиралась обратно. Дескать, ни к чему девочку травмировать по таким пустякам, поеду домой. На предложение обменять, пусть и с потерей, квартиру в Комсомольске на Уфу отказалась:
- Нет, не поеду. Тридцать лет как уехала отсюда, а там сроднилась со всем. Да и отец там. Не оставлю я его...
А Санька даже попрощаться с бабкой не вышла, демонстративно. Так в тягостном настроении все трое на вокзал и поехали. И Санька дома осталась непонятно с чем в душе. То ли себя корила, то ли родную бабку проклинала по молодости и глупости. А может, торжествовала, что победила. Только вот в чем?..
Если и торжествовала, то недолго. Сначала врубила на полную катушку любимицу Бритни, поплясала, попрыгала. Потом начала беспокоиться. Родители должны бы уже вернуться, часа как полтора, а их нет. Пыталась на мобильные звонить – тишина. Оба недоступны. Предположила, что заехали куда-то по делам, чем успокоила себя еще на полчаса. Только какая-то тревога вдруг в душе появилась, и плакать захотелось совершенно беспричинно. Вдруг вообразила, что они все трое уехали, и ее бросили. Хотя глупость, конечно. Куда мама с папой от работы? Да и от нее, Саньки, тоже...
От телефонного звонка Санька буквально шарахнулась, как наэлектризованная. То ли от полной тишины в доме показалось, что так тревожно звонит мурлыкающий телефон, то ли впрямь что-то почувствовала. Трубку взяла с опаской, и напряглась, услышав:
- Это квартира Бессоновых?
- Да. А вы кт...
- Я врач из больницы скорой помощи. Фаттахов моя фамилия. С кем я говорю?
- С дочерью... С Санькой... С Александрой Бессоновой. А что случилось?!
- Вот что, Александра. Твои мама с папой и бабушка, верно я понял? Они у нас. Не волнуйся, с мамой и папой все в порядке. Правда, они сейчас без сознания, но для жизни угрозы нет. А вот бабушка...
Дальше Санька слушать не стала. Сорвалась с места, даже не положив трубку на место, просто швырнула, не слушая далекого «Алло? Алло!!!». Схватила деньги из папиной заначки, и, поймав такси, рванула в больницу. Там, в суматохе приемного покоя, не сразу смогла найти доктора Фаттахова, оказавшегося пожилым хирургом, симпатичным таким дядечкой с брюшком и сильными руками. А он, по ее виду догадавшись, что за сумасшедшая ворвалась в отделение, с ходу уточнил:
- Александра? Ну, слава Богу, хоть ты в порядке. Я уж думал бригаду в адрес посылать. В общем, в аварию они попали. Доставили всех троих в бессознательном состоянии. Хорошо, права отца твоего гаишники догадались на носилки положить. По фамилии телефон и выяснили. Без драм! Мне сейчас еще твоих обмороков не хватало! Ты девчонка крепкая, держись. Мне помощь твоя нужна. Понимаешь, папа с мамой в порядке. А вот бабушке срочно требуется переливание крови. Срочно! Проблема в том, что у нее редкая группа. Третья отрицательная. Сейчас такой даже на станции переливания нет. Мы можем заказать из Казани, то есть уже заказали. Но доставят часа через два, не раньше. А нужно срочно! Подскажи, кто из родственников в городе есть? У кого-то должна же быть такая группа.
А Саньку совсем повело. Чувствуя, как ноги подгибаются, опустилась на скамейку, и почти прошептала:
- Никого нет. Только я. Господи, если с ними что-то... У меня же третья отрицательная! Я сейчас только вспомнила! Я же когда паспорт получила, сдала на группу. Папа еще шутил, что мне бабулина кровь досталась! У меня возьмите!
Фаттахов с недоверием посмотрел на Саньку, задумался на секунду:
- А ты уверена? Нам анализ проводить некогда, счет на минуты идет. И потом, тебе сколько лет, красавица?
Санька, не моргнув глазом, соврала:
- Восемнадцать. Правда! Не сомневайтесь, у меня третья отрицательная. Я же помню.
- А выдержишь? Не меньше семисот грамм потребуются, напрямую.
- Выдержу. Давайте скорее, вы же говорите...
- А покажи-ка мне паспорт, красавица.
- Да какой, на фиг, паспорт?!!- заорала Санька.- Я хорошо хоть одеться сумела и не в шлепанцах побежала!!!
Хмыкнув, Фаттахов покрутил головой, пробормотал вполголоса:
- Семь бед,- один ответ. Ну, пойдем, спасительница. Время...
Через пять минут Санька уже лежала на кушетке, босая, расслабленная с иглой в вене, чувствуя, как по капельке жизнь из нее цедится, и цедится. И боялась глянуть на соседнюю кушетку, где лежала ненавистная еще днем бабуля. Не того боялась, что еще днем ненавистная, а что изуродована. Когда все же решилась, и скосила глаза, даже удивилась. Внешне у бабушки вроде и повреждений не видно, во всяком случае, на лице и руках, видных из-под покрывала. Она даже какая-то умиротворенная лежала, чуть ли не улыбаясь посиневшими губами. Только очень бледная. Санька не сразу поняла, что последнее слово сказала вслух. Наклонившийся над ней Фаттахов, неузнаваемый из-за марлевой маски, переспросил:
- Бледная? Э-э-э, голубушка да ты и впрямь бледная. Подожди, сейчас нашатыря, и закончим.
Санька попыталась, было, крикнуть: «Не надо заканчивать!», но в глазах все поплыло, и темнота навалилась разом, как будто свет выключили...
Очнулась Санька от похлопывания по щекам и едкого запаха аммиака. Сквозь туман в глазах с трудом разглядела лицо все того же доктора, только уже без маски. Он улыбался, и говорил что-то, пока не слышное сквозь звон в ушах. Но глаза были красноречивее. Испуг в них был неподдельный. Потом и голос его донесся до слуха:
- ...ны вы, женщины, на эти дела. Чуть повод, так в слезы. Малость потрясение,- и в обморок. Напугала ты меня, Александра Бессонова. Скажи честно, соврала на счет возраста?
Санька, слабо улыбнувшись, кивнула.
- Сколько же тебе, красавица?
- Шестнадцать... Ну, через два месяца будет. Простите...
Фаттахов обреченно вздохнул:
- Все, уволят к чертовой матери. Или родители твои засудят. Я ж права не имел...
- Не засудят. И не уволят. Мы же никому не скажем?
- А объяснять, как я буду, кто донор?.. А, ладно! Не в первой фитиля получать. А ты хоть еще и маленькая, но настоящая. Молодец, дочка.
- Я не маленькая. Я совершеннолетняя. И паспорт есть.
- Совершеннолетняя, да недееспособная.
- Была... Днем еще была недееспособная. Сейчас – очень даже способная. И вообще, дура я была.
Улыбаясь, доктор задорно подмигнул:
- Что, переоценка ценностей? Пора, здоровая уж кобылка. Ладно, сейчас тебя в интенсивную переведем, под капельницу.
- Ой, не надо в интенсивную. Я лучше здесь, с бабулей. С ней же все в порядке?
- Теперь да. Благодаря тебе, и моей безответственности. Ну, лежи, я заходить буду, проведывать. А капельницу здесь поставим...
И вышел, осторожно прикрыв дверь. И почти сразу послышался голос Антонины Петровны:
- Спасибо, Шур... Спасибо тебе, Санечка. Слышала я все. Видишь, даже в себя уже пришла.
Повернув голову, Санька с улыбкой посмотрела на бабулю, немного порозовевшую, и впрямь на удивление быстро пришедшую в сознание.
- Да ну что ты... бабуля. А Шурой меня все же не зови, ладно? Лучше Санечкой. А то папа с мамой все Санька, да Санька. Вот и выросла... Санька. Только им ничего не говори, хорошо? А то у безответственного доктора Фаттахова и правда неприятности могут быть. Кто его знает, как папа с мамой отреагируют?
Антонина Петровна улыбнулась, и попыталась слабой рукой дотянуться до Санькиной. Не получилось. Просто пошевелила пальцами в воздухе:
- Хорошо они отреагируют, правильно. Прав очень ответственный доктор, ты настоящая. Если б он не рискнул, если б ты не осмелилась...
Прикрыв глаза, Санька начала проваливаться в сон, успев пробормотать напоследок:
- Да ладно, бабуля. Смущаешь ты меня. Как ты там в песне пела? «Клич пионера - всегда будь готов»? Ты мне после расскажи про БАМ, ага? И про дедушку. Только обязательно расскажи, бабуля...