Про Алёшу

Геннадий Гонзов
        «Шёл по крыше воробей, нёс бутылочку соплей, кто слово пикнет, тот её и выпьет!» - радостно выкрикивал Алёша, но каждый раз проигрывал - «Мама, смотри цветочки! Можно?» «Можно - кивала мама – только будь осторожней». И Алёша резво карабкался на дорожную насыпь, усеянную яркими жёлтыми цветами. Весна пришла поздно, кое-где ещё белел снег, но высокий склон насыпи уже стряхнул остатки зимы и сиял огоньками мать-и-мачехи. Алёша нарвал целый букет и побежал вниз дарить маме, рискуя оступиться и слететь кубарем. Только после долгой зимы можно было по-настоящему наслаждаться солнечным днём.
        Мать открыла дверь в комнату Алексея, мельком взглянула на него и, не говоря ни слова, положила телефон на диван. Алексей, оторвавшись от монитора, проследил, как она вышла из комнаты, и встал со стула. Теперь, когда он вырос, у него были все шансы выйти из этой детской игры победителем.
        Он взял трубку:
- Лёша, мне нужно с тобой серьёзно поговорить.
        В последнее время Аня часто хотела с ним серьёзно поговорить. Не только она. Конструктивная беседа с отцом не задалась сразу. Они поругались. Алёша сидел за столом на кухне и пил чай. Последними словами отца были: «Закрой рот, ты ещё мало срал!» - сказал и ушёл курить в туалет. Алёша остался. Он долго сидел на кухне, размышляя над этим странным аргументом.
- Хорошо, Аня, давай поговорим.
- Мне кажется, что в последнее время мы сильно изменились и отдалились друг от друга, а наши отношения изо дня в день становятся только хуже. Если так и дальше будет продолжаться, всё закончится очень плохо. – отчеканила она. Молчание. – А ты как считаешь?
- Я тоже так думаю. – вяло пошутил Алёша.
- ВОТ И НЕ ЗВОНИ МНЕ БОЛЬШЕ!
        Алёша перезвонил. Сняла и повесила. Снова повесила. Потом долго не снимала – выдернула шнур телефона. Мобильный выключен. Вконтакте – чёрный список. Выходит, они опять расстались. Делать нечего.
        Он отнёс телефон в комнату матери. «Всё?» - злобно спросила она. Алёша ничего не ответил и ушёл к себе. Матери не нравилось, что «её сын постоянно трындит по телефону с какой-то вертихвосткой, а с ней двух слов связать не может». Но это было не так. Иногда Алёша забывался и начинал долго говорить с ней о чём-то важном, но мать неизменно возвращала его на землю со звенящим в ушах вопросом: «А на работу, когда ты устроишься?» Или убаюкивала его кивочками согласными со всем на свете и благодушной улыбкой, от которой он тараторил только быстрее, как он встретил Дениса, «с ним недавно такое случилось, мама!» А она тихонько прощупывала: «Чем Денис занимается? Как учится? А почему ТЫ так не учишься? Почему не работаешь?» Случалось так, что мать начинала говорить первой: «Помнишь Сергея Борисовича? У него сын поступил на юридический в СПбГУ и, представляешь себе, уже работает! И учится на одни пятёрки!» Всякий разговор с матерью заканчивался одинаково.
        А вот раньше мама (жалобным голоском выговаривает обиженный мальчик, делая ударение на слове «мама») с удовольствием слушала истории о том, как он играл на детской площадке или миллионы глупостей, которые приходили ему в голову. Теперь она ждала от Алёши другого, а ему по-прежнему приходили в голову только глупости. Был ли Алёша глупым? Он и сам часто задавался этим вопросом, но вспоминая своё незамысловатое прошлое, приходил к выводу, что и в детском саду и в школе был в числе лучших. Как говорится, подавал большие надежды. Потом, конечно, было знакомство с девочками и алкоголем, но Алёша быстро ко всему охладел и успешно поступил в заботливо выбранный для него родителями ВУЗ.
        Он лёг на диван, уперев подбородок в подушку. Такое положение головы позволяло ему дышать без затруднений и свободно разглядывать небольшой участок поверхности дивана. Самое главное не думать, не вспоминать ничего из прошлого и  не загадывать на будущее. Всё что случилось, всё, что планируется, так или иначе, имеет эмоциональную окраску, порождает в организме неизбежный отклик. Может приятный, может нет, в любом случае – это волнение, каким бы они ни было: сладким или тревожным. Волнение, которое выводит организм из равновесия. Ему же необходим полный покой в каждом новом мгновении, которое стремительно становится настоящим, такой - чтобы не замечать течения этих мгновений. Никаких мыслей, только поверхность дивана перед глазами. На ней узоры, их можно разглядывать, главное не позволять голосу в голове начать говорить: «Здесь прошито светло-коричневыми нитками, они то ныряют под тёмно-коричневые, то снова выходят на поверхность. Периодически линии светлых нитей пересекают чёрные…» И так далее. Мало того, что эти замечания сами по себе утомительны, они своим медлительным течением могут незаметно увести разум за пределы поверхности дивана и неожиданно перед глазами воскреснет эпизод из прошлого, лицо маленького мальчика, песочница и солдатики, а голос беспощадно подскажет: «Это Костя». Всё обретает смысл: он воровал твоих солдатиков, а ты боялся его, потому что он был выше и сильнее. Случайное воспоминание вызывает пусть очень слабое, но неприятное переживание, воскресшее в памяти вместе с полузабытыми образами. Именно поэтому узоры на диване можно разглядывать, но нельзя пытаться анализировать. Просто узоры, разноцветные нити, взгляд свободно скользящий с места на место. Но никакой работы мозга. Мир проходит сквозь, без оценок, без попытки осознать или связать с каким-либо символом или воспоминанием. Без участия разума. Мир проходит сквозь и остаётся неназванным, неопознанным, неизученным, не оставляя никакого отклика, не вызывая никаких эмоций. Молчание чувств. Алёша никогда не будет волноваться, вспоминая узоры на поверхности дивана. Его разум спит, подобное состояние покоя, несмотря на то, что в это время он не испытывает никаких переживаний, приятно. К такому выводу Алёша приходит, когда возвращается из этого состояния, невольно сравнивая с состоянием, в которое погружается. Теперь он мыслит, организм пронизывают ощущения, бегут волны эмоций. Алёша любит покой – он приятен, но его разум подсказывает, что в таком состоянии он, по сути, мало чем отличается от вещи. «Хотел бы я быть вещью?»
        Алёша поднялся с дивана – нужно ехать.

        Он позвонил в домофон.
- Аня, это...
- Ты не понял? Отвали! – не открыла.
        Алёша сел на скамейку перед дверью, удивлённый такой грубостью. Он вспомнил программу про львов на «энимал плэнэт», которую смотрел со скуки по телевизору, пока ел бутерброды с чаем. У самки была течка, и она просила самца, но всякий раз как он приближался, не давалась и проявляла агрессию. Самец терпеливо ждал в стороне и повторял попытки, пока не добился успеха.
        Тут Алёша почувствовал, что испытывает отвращение. Затем отвращение сменилось безразличием. Зачем он вообще сюда приехал?
        К нему подошёл мужчина.
- Ударь меня по лицу. – обратился он к Алёше. Немного старше тридцати. Обычного роста и телосложения для обычного мужчины немного старше тридцати. Пьяный, в руке пиво.
- Ударь, не бойся. Мне очень надо. Просто ударь по лицу. – Алёша задумался. Он не так часто бил кого-нибудь, чтобы делать это по первой просьбе случайного прохожего.
        Мужчина посмотрел на окна соседнего дома.
- Всё, не надо уже. – с досадой произнёс он, вяло махнул рукой и сел рядом.
        Судя по Алёшиному лицу, требовалось больше информации. Мужчина, хлебнув пивка, объяснил:
- С женой поругался.
        И видя, что парень плохо разбирается в отношениях семейных пар, добавил:
- Ну, чтобы после ссоры с ней я вернулся вот ТАКОЙ, только с подбитым глазом.
        Алёша уловил, что здесь какая-то хитрость, но не до конца уяснил какая. Тем не менее, сделал вид, что всё понял. Мужчина вытащил сигарету и, вопросительно глядя на Алёшу, протянул ему пачку Мальборо. Алёша рассеяно ответил:
- Нет. Спасибо. У меня тоже.
        Достал пачку и закурил. Одинаковые сигареты незаметно сблизили его с соседом.
- А ты что сидишь?
        Алёша задумался, словно действительно не мог вспомнить, зачем он здесь. Потом невнятно выговорил:
- Тоже.
- Тоже с девушкой поругался? – мгновенно сообразил краснолицый мужчина. – Ну, да. Хреново тебе. – разгадал он тайну задумчивого вида Алёши. – Любовь, юность, все дела.
        Кто-то проникся сочувствием к Алёше, похоже, что искренним. Способен пьяный человек на искренность?
        Мужчина протянул бутылку, ничего похожего на улыбку. Алёша взял и хлебнул. Потом ещё раз и передал обратно своему новому другу.
- Любишь её?
- Да. – ответил Алёша, спустя некоторое время.
- Я вот тоже в молодости любил одну. Очень. Мы с ней несколько лет жили вместе. А потом она ушла. И прощай. Мне так хреново было. – голос едва заметно дрогнул. – И я пил, а потом сел в машину, разогнался и в столб. И знаешь что? Ничего. Вся машина всмятку, а мне ничего! Но об этом никому. Об этом только ты, мама и она знаете.
        Мужчина стал рассуждать о любви, а в голове у Алёши кружились клочки мыслей, что-то похожее, но своё. Сделал бы он так, если бы Аня его по-настоящему бросила? А если уже бросила? Хотя они и не жили вдвоём, но вместе уже давно. А что если будет всё равно? Пару дней погрустит? Или неделю. Не больше.
        Неожиданно дверь открылась и вышла Аня с подружкой - и вот мы с вами можем наблюдать интересную сцену, как самка дразнит самца – произносит довольный голос.
- Что ты хотел?
        Подруга Ани пристально смотрела на Алёшу, пьяный мужчина тоже. Нет, он не будет объясняться при них. Аня постояла, обронила «понятно» и ушла, следом подружка.
- Да... красивая... - задумчиво протянул мужчина и отхлебнул. Алёша ничего не ответил и уставился на асфальт под ногами. Ровная серая масса, поодаль окурок, брошенный мужчиной сидящим рядом. Ботинки местами запачканы, на одном можно разглядеть чей-то след.
        Спустя несколько минут заиграла мелодия. Алёша достал телефон и пару мгновений удивлённо смотрел на него, затем принял вызов.
- Сейчас поднимусь. – неуверенно ответил Алёша. Повесила трубку.
- Чего ждёшь? Иди! -  Алёша вздрогнул от неожиданности, посмотрел на улыбающееся лицо и набрал на домофоне номер квартиры.
- А мы тут пьём! – пояснила Аня.
        На кухне только что начатая бутылка вина и одна пустая. Алёша сел на край стула. Они помолчали.
-  Оля, ты где залипла? Я налила уже! А ты будешь? – повернулась к нему.
        Алёша взял стакан с вином.

        Когда Оля, наконец, ушла домой, Аня спросила:
- Ну что скажешь?
- Аня, не нужно ругаться. Хватит. – устало попросил Алёша.
- Но ты же не можешь по-хорошему. Тебе всё равно.
- Нет, не всё равно.
- Если бы было не всё равно, ты бы что-нибудь делал.
- Что, например?
- Не знаю. Что-нибудь. Ты же вообще ничего не делаешь.
        Алёша закатил глаза. Аня знала его слабые места.
- Ты даже не работаешь.
- Ты как она. МНЕ это не нужно! – и впился в глаза Ани, не скажут ли: «Мне нужно».
- А что тебе нужно? Чего ты вообще хочешь?
- Детей ловить!
- Может, всё-таки, на работу устроишься? – поинтересовалась Аня, прежде чем сообразила, что скрывалось за сердитым голосом Алёши. Вообще-то она была добрая девушка. Ане стало жаль Алёшу и, покорно выслушав его пылкие рассуждения о том, что он не питает иллюзий на счёт своего будущего и вскоре неизбежно трудоустроится, как и вся добропорядочная часть общества, только ему вполне осознанно не хочется торопить события и делать это в ближайшее время, тем не менее, когда Алёше действительно необходимы деньги он работает, напрашивается вывод: он не лентяй, однако, так как сейчас он является студентом, а его семья не нуждается в средствах, Алёша намеревается не работать как можно дольше... и покорно выслушав его пылкие рассуждения, она непринуждённо сказала:
- Я пошутила.
        Но Алёшу было не остановить.
- Знаешь, работать. Или просто общаться с людьми – это как сходить в общественную баню. Только необычную. Там моются вместе абсолютно все. В том смысле, что не только мужчины и женщины вместе, а вообще все люди одновременно. И вот  действительно, люди как люди: спокойные, приветливые с добрыми намерениями. Но главное отличие этой бани в том, что вместо воды и мыла кругом дерьмо. И представляешь, все как ни в чём не бывало моются! Обмазывают себя дерьмом с ног до головы, услужливо трут спину соседу или сами просят полить им на голову! И кругом дерьмо! На полу, на людях, всюду брызги. Нельзя не запачкаться! А люди знай себе плещутся  и подзывают к себе детей, которые мнутся на входе, не решаясь зайти...
        Аня не выдержала и засмеялась. Алёша остановился и тоже улыбнулся. Аня такая милая, когда смеётся.
- Это же наш любимый юношеский максимализм.
- Он самый. – подтвердил Алёша. – А ещё мне постоянно в последнее время вспоминается детство. Точнее отдельные эпизоды. В мельчайших деталях.
- Это потому что ты не взрослеешь.
        Аня тоже так считает. Похоже, что один из двух вопросов решён. Он не меняется. А что же с тех пор изменилось?
    Видя, что Алёша опять стал серьёзным, Аня, проникнувшись жалостью, сказала:
- Ну, давай я завтра к тебе приеду часиков в 12 и мы погуляем где-нибудь недалеко от твоего дома.
        Каждое слово отдавало в ушах Алёши нежностью. Погуляем недалеко от дома. Раньше он гулял с родителями. Рядом с их домом было трамвайное кольцо – теперь его нет. Маленький Алёша был в восторге, когда его туда приводили. Совершенно пустые трамваи приезжают и уезжают. В некоторые его пускают, и тогда Алёша совершает круг в кабине такого трамвая. В кабине! Как большой. Это он управляет настоящим трамваем, в котором ездят люди. Это восторг! ВОС-ТОРГ! Поэтому он хотел стать водителем трамвая, как и отец.
        Молчание продолжалось. Аня уже давно не улыбалась и допила последний глоток вина. Но Алёша вдруг начал:
- Знаешь, мне недавно приснился сон. Сначала обрывок воспоминания. Я в кабине трамвая. Переезжаем мост. Солнце сияет и вся река усыпана яркими бликами так, что я не могу оторваться и смотрю на воду. У меня захватывает дух, потому что кажется, что мост повис огромной дугой, и такое чувство, будто я на вершине колеса обозрения. Я безотрывно смотрю на воду. Но вдруг понимаю, что нахожусь не в кабине, а в салоне, и что кругом люди. Я пытаюсь снова сосредоточиться на солнечных бликах, когда до меня доходит: голоса остальных пассажиров мне знакомы. Я оборачиваюсь и узнаю эти лица. Каждое, на которое посмотрю. С кем учился, с кем работал, просто знакомые. Я опять начинаю смотреть в окно, но уже не испытываю прежних ощущений. Высота, с которой я смотрю вниз, та же, солнце сияет, как и прежде. Я напрягаюсь, мне кажется, что смотреть сильнее возможно. Я прижимаюсь к стеклу и пристально вглядываюсь в сверкающую бликами воду. И прежнее ощущение возвращается. У меня снова перехватывает дух. Но вскоре я понимаю, это от того, что трамвай стремительно падает в воду. И слышу, как люди кричат от ужаса. Но падение длится долго. Я не могу шевельнуться и продолжаю смотреть на приближающуюся воду, только крик в ушах звенит всё сильнее. Все орут без стеснения, во всю глотку. И все в одну ноту. Хотя кажется, что кричат тысячи людей, я могу отличить каждый голос. Тысячеголосый ор разрывал мою голову, и мне тоже захотелось кричать. Присоединиться к ним.
        Он не смотрел на неё. Почти отвернулся. Она лишь видела, как напряженно ходили из стороны в сторону мышцы на щеке Алёши. Верный признак скрываемых внутренних переживаний.
- Алёша, что ты мучаешь себя? – и с нежной улыбкой протянула к нему руки – иди ко мне. – но тут же сама поднялась и обвила его шею руками. Он не шелохнулся. Она опустилась на пол и села рядом, положив голову к нему на колени. Алёша по-прежнему смотрел в сторону.
        «Поверхность кафельной плитки на полу едва поблёскивает светом уличных фонарей и окон дома напротив. В углу на плитке стоит раковина, соединённая с остальными фрагментами, входящими в комплект этой кухни. На столе две пустые бутылки. Моя рука медленно скользит по Аниным волосам – поглаживает её голову». Сколько времени так продолжается?
        Алёша остановил руку.
- Поцелуй меня. – Анины глаза поймали его в ловушку. Она знала это и потянулась вверх. Он уловил её движение и приблизился к ней. Сначала едва касаясь. Затем всё напористей. Они захватили друг друга в объятья. Вскоре она ощутила его реакцию и, нащупав рукой, стала массировать. «Я хочу тебя» - донеслось до Алёши, и она расстегнула ему джинсы. Теперь он был у неё в плену, в такие моменты он не способен думать. Она повлекла его в комнату, и он отправился с ней.
        Они словно качались на волнах, пока не затихли, лишившись сил. В темноте пропадали их лица, таяли очертания знакомых предметов. Она повернулась на бок и он прижался к ней сзади, коснулся губами шеи. Её тепло, её запах. «Скоро Аня заснёт и тогда, как всегда, повернётся и сама обнимет его» - думал Алёша, проваливаясь в сон. Завтра он откроет глаза и снова увидит её перед собой. Утро обещает быть прекрасным и, в общем-то,  ему не на что жаловаться.

- Вставай, уже семь. – разбудила его Аня.
        Он знал, что пора уходить. Они поцеловались на прощанье и напомнили, что любят друг друга.
        На улице было холодно, особенно после тёплой постели. Алёше казалось, что он унёс с собой часть этого тепла, спрятав под пальто, поэтому чтобы не растерять его, сунул руки в карманы и ускорил шаг. Люди кругом тоже сжимались от холода, сползаясь отовсюду к метро, но на чистое небо смотрели с надеждой, оно обещало тёплый апрельский день. Подумав об этом, Алёша улыбнулся.
        Когда он забегал в вагон метро после пересадки, в кармане завибрировало. «Денег мало» подумал Алёша, поэтому об смс вспомнил, только на входе в троллейбус. Сел у окна, достал телефон. «Лёша, прости, всё кончено. Я почти месяц встречаюсь с Вадимом. Это был прощальный секс». Надо же, прощальным сексом он занимался впервые. Алёша прислонился лбом к холодному стеклу, задержал дыхание и стал смотреть. За окном, как всегда, тянулась дорожная насыпь, усеянная жёлтыми цветами.