В сумерках она сидела на скамейке у подъезда, вся съежившись. Это было заметно несмотря на тучность и рослость этой русской женщины более чем преклонного возраста. Грустные думы одолевали ее. Даже сидевшая рядом, по привычке прижавшись к ней, маленькая черненькая пуделиха понимала настроение хозяйки и никуда не рвалась, как это обычно у нее бывало.
Завтра опять приедет невестка, начнет скандалить, доказывать, что она имеет законное право проживать у мужа. И так уже двадцать лет кряду, ибо отношения у этих не очень далеко ушедших друг от друга по возрасту женщин с самого начала не сложились. Невестка старше ее сына более чем на десять лет и теперь уже на пенсии. Так что времени у нее на скандалы предостаточно. А сын… он опять будет твердить, что любит свою жену и другой женщины ему не надо. А ведь все это, может быть, потому, что видятся они не каждый день и больше половины недели он находится на попечении престарелой матери. А таким образом их встречи с женой всегда носят элемент праздника.
Но как же она устала от такого их праздника!.. Особенно это ощущается в последнее время, ведь годы берут свое. А когда недавно заявила об этом своей счастливой паре, то встретила с их стороны возмущенный протест, особенно невестки: а еще, мол, мать называется! Гонит из дома собственного сына, младшенького.
…Осенняя тьма все сгущалась. Скоро сын приедет с работы и надо будет подавать ему ужин. А пока можно повспоминать свою молодость: когда, встретив подтянутого лейтенанта, выскочила за него замуж и уехала на Байконур осваивать казахстанские степи, с первых колышков для палатки строить космодром, позабыв про свой певческий талант и связанные с этим планы и мечты. Родила двух сыновей, которые так и выросли на казахстанском песке. Были и другие отдаленные объекты, ее работа в воинских частях, выступления на концертах в доме офицеров. А затем уже пенсия и ставшие давно родными подмосковные Химки.
«Меня ведь везде уважали и ценили», – как бы продолжая свои раздумья, сказала она вышедшей из подъезда соседке помоложе себя. И она, присев на скамейку, стала выслушивать ее исповедь, одновременно недоумевая, почему та вдруг завела этот разговор. Но вскоре сориентировалась и время от времени сочувственно кивала.
Тем временем невестка, сидя на хорошо протопленной электрообогревателями даче, прикидывала, как лучше завтра повести себя, чтобы все-таки остаться в Химках на зиму, а не просто, дав разрядку своим нервам на своенравной свекрови, ретироваться с вещами в квартиру дочери: свою, недавно почти чудом заполученную у государства, она предоставила внучке для ее проживания с новым хахалем. Да и у дочери не развернешься – кому охота жить с матерью после неудачного замужества? Но ничего: она еще возьмет свое – не выгонит же собственный муж ее на улицу? Да и свекровь не вечная – пора бы уже умерить свои амбиции. Подумаешь: накричала на нее месяц назад на даче, когда ее собачонка гавкнула на дочкиного ротвейлера… Ну и нечего туда ездить – и в Химках, как на курорте: тихо, зелено. Чего же еще старухе нужно? Гуляй со своей пуделихой хоть целый день. А у другого сына на даче кошки… Сидела бы уже и не рыпалась…
«В общем, готовлюсь к завтрашнему бою, – сказала горемычная свекровь в заключение соседке. – Буду весь день сидеть на кухне…»
Невестка, конечно же, приехала, вернее, ее привез на машине муж. И с первых же минут стало ясно, что мира не будет и что, возможно, придется опять терпеть друг друга до самой весны. Уезжать обратно невестка вовсе не собиралась и даже изъявила желание в тот же день съездить с мужем в Москву за покупками. А вскоре после их отъезда свекрови стало так плохо, что она едва смогла позвонить старшему сыну (номера сотового телефона младшего сына у нее не было), чтобы срочно попросить его приехать. А входную дверь на всякий случай отперла, едва добредя до нее.
После стояния в пробках на Ленинградском шоссе старший сын с женой через пару часов прибыли в Химки. Мать была совсем плохая и все твердила, что чем-то отравилась. Вызвали «скорую», и врачом был поставлен один из самых распространенных у стариков диагнозов – инсульт.
Лежа в местной больнице, сначала в коридоре, уже спутанным сознанием она понимала, что серьезно заболела. А когда за ней начали попеременно ухаживать то ненавистная невестка, то сыновья, ей окончательно это стало ясно. В знак протеста она начала браниться, чего в обычных условиях себе никогда не позволяла, а невестку почему-то, наоборот, стала звать ласково. Чем та хвасталась в каждом своем разговоре по телефону с родственниками и соседями при встрече.
Черненькая пуделиха переживала болезнь и отсутствие хозяйки по-собачьи тяжело: днем и ночью поскуливала, а то и выла. Так что сыну с невесткой время от времени приходилось усмирять ее. Да и на прогулках с ними она была какая-то потерянная и часто озиралась по сторонам.
Врачи с самого начала называли положение престарелой пациентки крайне тяжелым, но все-таки старались чем-то помочь, особенно после полученных от родни подношений. А сын с невесткой недоумевали по поводу предстоящей выписки больной старухи домой, особенно она, ведь предстоял каждодневный уход за ненавистной свекровью.
Однако обошлось без домашнего ухода. После десяти дней полубеспамятства и метаний соседка отошла в мир иной. И на кладбище, рядом с выкорчеванным временно из земли памятником мужу-полковнику, спустя двадцать лет появился холмик его жены. А по дороге к спецавтобусу одна сторона, особенно сама невестка, доказывала окружающим, что старалась сделать для свекрови и матери все возможное, а другая, в отдалении, уже вела речь о том, что нельзя допустить, чтобы вся квартира досталась престарелой невестке и ее родне.
Почти примирилась с отсутствием хозяйки и пуделиха, за минувшие дни спевшись с сынком и его женой, и стала даже приветственно повиливать хвостиком перед соседями. Только время от времени, оставленная одна дома, она нещадно скребет когтями дверную обивку, словно хочет вырваться из постылого домашнего плена, чтобы кинуться на поиски своей любимой хозяйки.