- Знаете, я никогда не видела самолета ближе, чем в небе.
- Уверен, что видели.
- Вы правильно уверены, но и нет.
- Что значит, но и нет?
- Я видела памятники и кафе. Кафе-самолет. Представляете? Настоящий самолет, но и нет…
Мы сидели под ивой. Обтекаемые листья щекотали наши плечи. Проникающее сквозь путаницу веток солнце, пятнилось и золотило на наших ключицах. Пятки моей спутницы утопали в густой сочной траве, которая теснилась вокруг тонких девичьих щиколоток, образуя острые узелки.
- Но я не видела живых самолетов. Тех, что летают, понимаете? Я даже не представляю, как они выглядят, насколько они бывают большими. Мне кажется, когда я впервые увижу самолет, ни в коем случае не решусь полететь на нем.
- Но когда-то вам придется решиться.
- Зачем?
Я засмеялся, мельком взглянув куда-то между ее глаз, на несуществующую переносицу. Сейчас на этом месте было пятнышко света. Мне захотелось коснуться его указательным пальцем, тогда бы мой ноготь засветился.
- За тем, чтобы увидеть то, что там – наверху, или над океаном, или за ним. И влюбиться. И больше не захотеть возвращаться в эти края и в кафе-самолет.
Вдруг в груди моей закололо. Я подумал о том, как сильно я хочу, чтобы она влюбилась в какое-нибудь другое место, кроме этого. В глазах моих рябило от искрящейся воды.
Она задумалась. Ее правая рука, покоящаяся на ситцевом платье слева от меня, вдруг плавно зашевелилась, пальцы будто пытались определить состав этой ткани: медленно и вдумчиво перебирали складку за складкой.
Игнорируя головокружение, вызванное, видимо, непривычно жарким утром, я поднялся, не спрашивая ее, стянул с себя рубашку и штаны, и направился к озеру. Мне показалось, что это ее ничуть не удивило, наверное, она только еле заметно повела головой.
Я сразу окунулся, вода была холодной, еще не успела впитать в себя зачатки душного дня. Я нырнул с головой, проплыл пару метров, нырнул еще раз, потеряв ориентир, не сразу понял, в какую сторону вынырнул. Свело челюсть, и подбородок мой невольно затрясся, как в детстве, перед накатывающей бурей слез.
Я обернулся. У ивы никого не было. Выкрикнув несколько раз имя, я нащупал под водой зыбкое стелющееся дно, и начал двигаться к берегу.
Что-то скользнуло по моей пояснице и вынырнуло позади.
Ее губы моментально приобрели голубоватый оттенок.
- Зато я видела много кораблей. Вы не представляете, как много мне приходилось плавать, - капли воды спрыгивали с ее онемевшего подбородка, она говорила, проглатывая слова.
- Идемте на берег, вы замерзнете.
Под водой об мои икры ударилась волна, пятки провалились глубже.
Ее тело раскинулось над водой и замерло, сливаясь с искрящимся покрывалом. Черные полоски купальника смотрелись на бледном искрящемся теле, как вычурные беспозвоночные рептилии. Волосы у лба потемнели, копна утонула и раскинулась под водой тяжелым шелком.
Она лежала так секунд пять. Потом опустилась на мягкое дно, подошла ко мне совсем близко, преодолевая сопротивление, так, что я почувствовал ее гладкие острые коленки.
Осторожно провела ладонями по длине моих рук, остановилась на плечах и, слегка наклонив голову, спросила:
- Вы полетите со мной, если мне будет страшно?
Она испытующе впивалась в меня своими насыщенно-серыми глазами.
- Я никогда не летал.