…Наши испытания на «запреградное действие» стояли в плане полигона сразу за испытаниями огнемёта; не спрашивайте, какого огнемёта и на каком полигоне. Маленькое первобытное стойбище, раздутое в город из бывшей деревни, какая никогда не пахала, но всегда сытно кормилась пронырством у столичных рынков.
Я давно заметил, что всякая деревня на Руси либо очень хороша своими людьми, либо очень плоха. В этой размножались и приживались подлецы. А любое сообщество подлецов фильтру подобно: оно оставляет в себе только грязь. И чем больший ком грязи влезет в фильтр, тем легче ему там застрять и обрасти подлецами помельче.
Мы торопились с испытаниями и разглядывать крупных подлецов было некогда. Позже они меня сами заметили, они зорко выслеживают всякого, кого почтут за удачливого конкурента в пищевой цепи. Ведь в те дни колбаса была изрядным дефицитом и каждый счастливец рьяно стерёг свой шмат. Как бродячий пёс стережёт украденную сосиску.
В тогдашние мои двадцать четыре года я уже насмотрелся на многое, что стреляет. Но огнемёта «в деле» не видал никогда и пришёл на площадку двумя часами раньше, глянуть на чужие испытания.
Меня сразу окружили собаки. Из чистоплюйства я сторонюсь собак, но эти так весело мельтешили вокруг, так забавно лаяли… словом, я растрогался их дружелюбием и принялся делить бутерброды с колбасой. Свой обед.
Один пёсик даже лизнул мне руку: спасибо, хозяин.
Когда появился краснолицый здоровяк с ведром, пёсики стайкой ринулись к нему: попрыгивали, заглядывали в ведро… И вся гурьба исчезла в большом бетонном доте. На том полигоне полно дотов и в них часто живут собаки. Испытателям скучно и они прикармливают собак.
Эти испытатели были из местных и поглядывали недружелюбно.
Снова появился здоровяк с ведром:
– Привязал, шеф.
Это он руководителю испытаний.
И в амбразуру дота ударил огнемёт.
Как я его не заметил, не пойму… Это лишь в допотопном военном кино бравый огнемётчик подлетает к вражеской твердыне и выжигает её огненной струёй. На полигоне нет никаких огнемётчиков и никаких огненных струй. Ампула с огнесмесью и техника безопасности, дистанционный пуск.
Я не знал, что огнемёт будут испытывать на собаках. Псы в доте должны были погибнуть сразу: в избытке огнесмеси мгновенно сгорает кислород, а сброс давления убивает быстро. Кому не повезло сгореть в доте, тот даже не обгорит толком, кислорода-то уже нет. Гореть не в чем. Но лопнут кровеносные сосуды и полезут наружу лёгкие. Глоткою, как у глубоководной рыбы.
…Их и вытаскивали на стальных ошейниках, как глубинных рыб, с вывернутыми через пасть внутренностями.
Собаки живучее людей. Дымилась шерсть и волочились по траве розовые лёгкие, но пёсик был ещё жив и тщился понять: что с ним?
И посмотрел жалко-жалко: помоги, хозяин! Ты же добрый!
…У меня есть кот, потрясный говорун. На каждое моё слово у него два «мява» в ответ. Наглец и плут, каких мало. Испортил уйму мебели, уйму вещей, не кастрирован, имеет шрам и линяет отчаянно. Правда, тотчас отращивает новый мех.
А ведь двенадцать лет назад мне внушали, будто этот беспородный комок шерсти – «благородный турецкий ван». Мол, смотрите, у него «нет подшёрстка»!
Да чёрт его знает, какой «подшёрсток» должен быть у «ванов».
Может, у «ванов» и вовсе нету шерсти!
Не понимаю, почему эдакий «ван» почитается в Турции «благородным»… Да и не «ван» он никакой! – набрехали, собаки. Мелкий зануда.
Но спорим мы с ним на равных. Как-то не решаюсь ткнуть его мордочкой в лужу. Однажды схватил за шиворот, а у него такие жалкие-прежалкие глаза сделались…
Как у того пёсика. Из дота.
Бог с ним, пусть гадит.