Дежавю

 

                АЛЛА  КОШМЕЛЮК
 



У существующей печали сто отражений.  Шекспир.

Санкт Петербург. 2005 год.

- Алло! Хуб астид? Джур астид?  (Как здоровье? Как дела?) – раздался знакомый голос в мобильнике.
- Салам алейкум, дост! (друг)– обрадовалась Алла Кириченко – Судя по твоему настроению – все тип-топ?
- Тираж у меня в кабинете.  Приезжай завтра, забирай свои авторские! – весело кричал в трубке председатель Петербургской афганской организации «Воин» Юрий Васильевич.
В трубке запикали гудки. Откинулась в кресле,  и долго смотрела в одну точку,  нелепо улыбаясь. «Не тупи!»  - приказала себе – И не впадай в ступор»!
   
 А дело было так: под эгидой «Единой России» проводился конкурс – «Слава тебе, солдат», посвященный 15летию вывода советских войск из Афганистана. Как она попала в эту обойму, и сама толком не поняла! Правда, сборники ее стихов на афганскую тему были у многих знакомых «афганцев». Потом все завертелось в бешеном темпе!
- Кириченко! – торопил  ее председатель Областной организации «Боевое братство» - Анкеты в трех экземплярах. Пулей! Отправь факсом. И с собой возьми сборники... Ну, штук пять»...
«Теперь книги – штуками называют»! – усмехнулась Алла, а вслух спросила:
- Когда? Где? В котором часу? -  Наконец исчерпывающая информация была получена, и все, что требовалось, отправлено, она успокоилась. «Грамотку каку-нить всяко дадут». И обалдела напрочь, получив диплом Лауреата!!! Подошла к председателю на фуршете:
- Витя, у тебя остались материалы поэтов, участвовавших в конкурсе?
- Ну-у-у-у... – промычал он.
- Можно книгу издать к 15летию вывода!
Пообещал. Долго за нос водил. Но не дал ведь, гад, зажал!!!  Разозлилась на него не на шутку: «Ладно! Мы ведь тоже не на помойке найдены! Справимся своими силами»! – думала она, перебирая в голове все мыслимые и немыслимые варианты. Позвонила Аркадию Федоровичу Пинчуку – председателю Ассоциации баталистов и маринистов Санкт Петербурга:
- Аркадий Федорович, здравствуйте! Мне ваша помощь нужна!!!!  Он долго слушал ее сбивчивый рассказ, потом, помолчав немного, сказал:
 - Пиши, Аллушка! – и продиктовал  телефоны пишущих «афганцев». Обзвонила всех, договорилась о встречах... То зябла у метро, то летела в чужой офис... Объездила полгорода... И вот книга уже у Юрия Васильевича! Труд одиннадцати авторов, дорогого и близкого для  нее человека – редактора сего издания, ну, и ее, конечно, тоже.
    
Она бодро шагала по Московскому проспекту. Моросил мелкий весенний дождик, радуясь  грядущей весне, и ни капельки не раздражая! Потом юркнула в метро,  и подхваченная толпою, даже не заметив, что вагон переполнен,  уже минут через сорок предстала пред ясны очи Юрия Васильича. Он сидел на стуле – статный, ладный, как-никак военная выправка! Председатель слегка прищурил глаза, улыбнулся, кивнув на упакованные пачки, и тут же живо напомнил ей Виталия Соломина.
- Ну, не томи!!!  По-ка-зы-вай!
Он неторопливо и величественно надорвал одну из пачек и извлек из нее том альманаха.
- Ой! Мне бы корвалолчика!  - рассмеялась Кириченко – иначе температура поднимется, или инфаркт с микардом хватит!
 Он неспешно достал из сейфа бутылку коньяка, две крохотули-стопочки, конфеты и аккуратно нарезанный лимон. Пока Васильич разливал коньяк, пробежалась глазами по оглавлению, удовлетворенно кивнула, перелистала книгу, осталась довольна фотографиями и удачным читабельным шрифтом.

- За издание альманаха! – торжественно поднял стопочку почти родной «афганец».
- За нашу удачу!
Посидели. Выпили. Закурили.  Алла огляделась неторопливо: « Карта... Неужели Афган?» - слегка прищурилась и полезла в сумку за очками.  «Точно – Афган»! – подошла ближе – «Вот Кабул... Чуть севернее – Баграм. Чарикар. Логар. Саланг. – сердце вдруг забилось часто-часто! Перевела дыхание, пытаясь успокоиться. И вдруг неожиданно для себя спросила:
- Слушай, а ты хотел бы вернуться в Афганистан?
Васильич немного помедлил, кинул в рот тонкий кружок лимона, снова улыбнулся, и на щеках его появились ямочки.
- Я там был.
- Когда?
- Недавно. – сказал так обыденно, словно съездил на выходные на Финский залив. У Аллы брови на лоб полезли и округлились глаза:
- Да ладно!
- Ну, Алл, ты даешь! Я – контрразведчик, или как? Хочешь, и тебе туда экскурсию организую? Запросто! До Москвы – поездом. До Жуковского – электричкой. Там пять кусков на лапу командиру экипажа – и ты в Кабуле!
...?
Увидев ее вытянувшееся лицо, рассмеялся громко и заливисто.
- Приколист! – она начинала злиться.
- Нет, я на полном серьезе! По чесноку! Режим талибов – «тю-тю»! Наши туда с гуманитаркой летают на транспортных бортах. Хочешь? Могу посодействовать!
- Да ладно врать-то! – опешила Кириченко.
 - Думаешь, откуда рядом с российским триколором афганский флаг? Она перевела взгляд на стол .
 – Из Кабула, разумеется! Из нашего посольства.  - похвастался он – У меня там друг- переводчик, тарджоман, то бишь... Хочешь в Кабул?
Она задумалась,  до боли сцепив пальцы в замок, и облизала пересохшие вдруг губы.
Сидела, ни жива, ни мертва,  переваривая полученную информацию:
«Хочу в Кабул... Хочу назад... Где все мои родные, любимые, хорошие – были живы!!!» Но внутренний голос упрямо твердил: «Прошлого – нет! Оно от глагола – «прошло»... Ты, Алка, точно с головой не дружишь... На полную катушку... Там сейчас америкосы и война идет... Впрочем, как и 15 лет назад! Только власть уже другая... Выкинь дурь из головы! Все невозвратимо... Непоправимо... Неизлечимо!  А тараканов в голове нужно периодически травить Дихлофосом»!
- Ну-у-у-у? – Юрий Васильевич закинул ногу на ногу, и откинулся на спинку стула.
- Хочу и боюсь....
- Дурочку-то не включай! Впереди – первомайские праздники – куча выходных! Если полетишь, я пробью каналы, проблем не будет! В Кабуле тебя встретит мой переводчик. Повозит-погуляет с тобой по столице, и через три дня – ты уже в Питере! - 
 Они тяпнули еще по стопочке коньяка. Васильевич что-то рассказывал про обстановку в сегодняшнем Афганистане, про талибов и их зверства, но Кириченко не слушала, она думала о своем:
«Думай, голова, включай мозги! Тебе такую турпутевочку никто не предложит! Экскурс  в прошлое!  Это вам не  Турция! И не Ебипет... Напрочь   сбитая  с толку  информацией, выложенной Юрием Васильевичем,  вдруг притихла, тупо соображая, что к чему...
- Знаешь, - пролепетала на прощание, еле удерживая увесистый пакет с книгами:
- И хочется...  И страшно...


     «Не отпускает меня Афган! И тянет меня туда, как магнитом»! – думала Алла, глядя в окно электрички. Тугие и упругие ветки тянули к солнцу свои полураскрывшиеся лепестки. Солнце пригревало почти по-летнему, и ей вдруг стало так хорошо, спокойно и умиротворенно под этими первыми теплыми солнечными лучами. То ли коньяк подействовал, то ли весна опьянила, но так нестерпимо захотелось назад, где были живы муж и дочь – в свое счастливое стреляющее прошлое!
 «А что? Сыновья уже выросли... Мать им нужна была как «материальное пособие».  Старший уже на ноги встал. Помогает. Младший – тоже не лыком шит... Умный, толковый... Главное – тоже поступил в Макаровку... Я им нужна была, пока были маленькими! А сейчас? «Сына растишь для чужой бабы, а дочку – для себя»! – хорошая поговорка! Только вот беда – нет доченьки!  Лишь родные могилы на кладбище».  Всю неделю она промучилась, взвешивая за и против, но какая-то неудержимая, неведомая доселе сила, как клещами тянула назад! В прошлое.
«В Стамбуле мы уже были... – размышляла Кириченко -  город на горах... Мечети.  Минареты. Жара невыносимая! Словно плавишься в микроволновке!  Чуть не сдохли в поисках холодного пива. В Болгарии тоже были неоднократно. Обалденная страна!  В нее нельзя не влюбиться! А Афган...  Оо-о-о-о-о-о, как хотелось бы вернуться хоть на три дня»!
 
        Васильич, зараза такая, – заинтриговал, дескать, встретят... Дескать – проводят... Да  в конце концов: - почему бы нет? Алла заснула только под утро, а утром встала разбитая в хлам... Ей снились Егор и Леся – живые и невредимые. Она словно подорвалась на подушке и резко села на кровати. Дыхание перехватило, сердце стучало в груди огромным колоколом... Сон был таким четким и реальным, словно это было на самом деле она четко услышала дверной звонок и поплелась к входной двери. Машинально повернула ключ... На пороге квартиры стояли муж и дочка – темноволосые и очень загорелые. У Кириченко была темная окладистая борода с проседью и духовская одежда – сальвар-хамиз то бишь. Алла попятилась. Потом вдруг бросилась к дочке, пытаясь обнять ее. Но Леся только сильнее сжала руку отца, обожгла взглядом карих глаз, и тут же спряталась за его спину.
- Где вы были так долго? – пролепетала она.
- В плену.
Дочь посмотрела на Егора, и что-то быстро-быстро зашептала на дари. Он ответил.  Стояла рядом, понимая, что она им ЧУЖАЯ, и дочка совсем не понимает родной язык! Ее вдруг затрясло. Она бросилась к мужу, прильнула к нему всем телом, обвила руками шею, и целовала, целовала... Вдруг руками почувствовала чуть пониже затылка толстый и неровный шов паталогоанатома... -   Отпрянула  ... Совсем  не понимая, что это сон...  Егор неестественно запрокинул голову назад... Ее ладони были в крови... Проснулась... – выдохнула и вытерла холодные капли со лба... Вглядываясь   в темноту за окном, и  вслушиваясь в шелестящие капли дождя, она долго не могла придти в себя!  Целый день ходила под впечатлением  этого странного страшного сна – все валилось из рук, а перед глазами стояли муж с дочкой... Сон казался явью... « Так можно и  с ума сойти! А на Пряжке – с местами проблема! Либо по «блату», либо когда уж точно «крышу проломило». Прошло несколько дней.
- Привет! Ну, как тебе наше детище? – звонила  она Юрию Васильичу.
- Главное, что читателям нравится! Как наш редактор?  Не ругается?
-Нет. Знаешь, он очень славный, толковый... И самое главное –  мудрый! Я бы, наверное,
 и замуж за него пошла... Да не зовет! Алла вдруг начала тормозить:
-  Слушай, Васильич, ты тогда насчет Афгана – не с коньяка, случайно?
- Аби-жа-ешь! – надулся мой контрразведчик. И не я один там был!
- Я всю неделю толком не спала... И не жила... И не дышала... Я в Афган хочу!!! -  и обреченно вздохнула.
- Без проблем!
Потом последовали его рекомендации:
- Мобильник подкорми денежками.
- Включи роуминг в Ташкенте – тебе дешевле.
- Надень платье с рукавами, и штанишки какие-нибудь. (Алла хихикнула)
- Денег много не бери. Тебя накормят в нашем посольстве. Чисто на бакшиш. (сувениры)
- Паспорт заграничный и Российский никому не отдавай!
- С разговорами ни к кому не лезь. По-аглицки дуешь? Нет? Тогда молчи. Примут за глухонемую... Ну, это я так, на крайний случай! Поняла?
- Якши, (поняла)  мой командир!
- Тогда – вперед! Флаг в руки,  и звезды на погоны! – хихикнул он – Все будет хорошо!
Но по голосу она почувствовала, что он нервничает, как пилот на взлете!

В Афганистан. 2005г.

     В Жуковском подошла к командиру экипажа: - я от  Ломова Юрия Васильевича, и сунула ему в руки пятитысячную купюру. Он согласно кивнул. Правда, остальные члены экипажа встретили ее более чем прохладно, без особого восторга. Но Кириченко, пока маялась в поезде от бессонницы, придумала легенду: надо срочно написать статью для «Независимой газеты» о положении в сегодняшнем Афганистане.  С тем и заснула, под громогласный храп соседа.  «И чем я не Ирада Зейналова?  - думала, засыпая – Та каждый день из воюющей Чечни репортажи шлепает! И ничего! Тоже – женщина»!

Борт, забитый под завязку коробками, заклеенными скотчем, и с бравой командой ОМОНовцев, легко заскользил по взлетной полосе, и оторвался, как всегда с шумом и грохотом, что Алла даже не почувствовала, где она? На земле? Или уже в воздухе?
«В небе... В том необъятном огромном пространстве, которое когда-то так любил ее муж – Егор.  «А что теперь... Лишь памятник из черного гранита  на его могиле»... Мысли прыгали, метались заполошно...  Иногда откровенно злилась на мужа: « Это в 38 лет! Взять и бросить ее одну – с талонами на продукты, с жуткой нехваткой денег, с двумя детьми и с огромной овчарухой,  который ел за троих, и всегда глядел голодными глазами»!  Кириченко снова жестко одернула себя: не раскисай!  Не расслабляйся! Дети живы и здоровы, и с хорошим образованием! У тебя, милочка, в отличие от некоторых, хоть дети есть! Все! Хватит глючить!  Перед отъездом в Москву она сходила на кладбище. Постояла молча, глядя на портреты мужа и дочери, снова прошептала, как молитву: - Простите меня, что не уберегла! Не сумела... Как тебе там, маленькая моя, холодно, наверное?  До боли закусила губу, чтобы не завыть в голос...

Вечером позвонила младшенькому – Игорюше:
- Сыночек! Я в командировку! Срочно! Через три дня буду! Люблю тебя! Мама.
Она тряхнула светлыми волосами и неожиданно для себя улыбнулась: «Я лечу в Кабул! На свидание с моим прошлым, на свидание с молодостью! И это здорово!»
 
Глянула в иллюминатор, надеясь увидеть заснеженные хребты, но узрев внизу только пенистые облака, тихо рассмеялась. Команда ОМОНА, сидевшая  неподалеку, дружно повернули головы в ее сторону. Алла смутилась и отвернулась, глядя в иллюминатор.
  - А вы... Зачем туда? – мужчина с седыми висками и   глазами больной собаки посмотрел на нее с явным состраданием – В госпиталь?
Алла улыбнулась как можно доброжелательней:
- Нет. Я – корреспондент «Независимой газеты», мне нужен репортаж... – лгала самозабвенно и искренне.
-Гы-гы-гы...  - заржали бойцы, вытирая от смеха слезы. – Дур-ра баба!
Она приметила вдруг, что под камуфляжем у всех – броники, а карманы оттопыриваются от ПМов и запасных магазинов, у каждого рядом стоят АКСУ – «калаши». Ей почему-то стало не по себе!  Волосы на голове встали  «дрыком:
 «Вот это турпоездка! Я даже свой травматик из дома в спешке не захватила!» Машинально раскрыла молнию на рюкзаке, и  стала судорожно исследовать его содержимое. Элетрошокер оказался на месте!
- Вы меня простите, господа, у каждого из нас свои блохи! -  они уже не глядели косо, хотя она была единственной женщиной на борту этого огромного пузатого АН-12го. ОМОНовцы пили коньяк, и бесконечно курили. В кармане завибрировал мобильник. Машинально открыла: «Билайн приветствует вас в Узбекистане. Вы находитесь в роуминге. Служба поддержки 5640. «Значит, до границы с Афганистаном не более часа! Совсем как от Чойбалсана до Читы»!  Они летели из Монголии в Союз – весь борт был забит коробками с вещами и прочим скарбом  – и протиснуться негде! Вспомнила вдруг, как в первый раз летела в Афган на лайнере «Ариана».  Рядом с ними сидел светловолосый мужчина лет сорока, с типичным лицом рязанского Ивана. Он был уже навеселе, но все время нажимал на кнопку, вызывая стюардессу, и заплетающимся голосом повторял одну и ту же фразу:
- Еще одну стопочку, пожалуйста! – Стюардесса с маской доброжелательности на лице и гуляющими желваками, подкатывала к нему столик,  и молча наливала водки.            
« Куда лечу? Зачем»? – засомневалась вдруг  Кириченко. Но страха не было. Совсем. Какое-то перевозбужденное состояние до дрожи в руках. Быстро набрала номер поддержки и тут же услышала в трубке вежливый голос: Вы в роуминге.
 Алла вздохнула и посмотрела в иллюминатор: воспоминания раскручивались невидимой нитью, такие далекие и такие близкие сейчас!  Как будто и не было этих лет! Они сидели с Люсей Бурской на кухне, болтали о всякой чепухе.
- « Уж полночь близится, Егорушки все нет»… Алла - вздохнула, волнуясь,  и выглянула в окно.
И вдруг они заметили, что кухня погрузилась в тишину.
-  Слушай, не летают ведь! – заметалась по кухне.
-  Да, брось ты, мы просто заболтались с тобой! – отмахнулась Люська.
 Обе, обомлев,  жадно вслушиваются в тишину.
-  Может, ушли на боевые? – предположила Алла дрогнувшим голосом.
-  Может, конечно…   Но вертолеты молчат, и ЭТОГО  не может быть!
Тревога,  этот маленький чертик, начинает противненько шевелиться в груди, и сердце бьется в ребра громче и учащеннее. Они не сразу соображают, что и во всем доме мертвая тишина – ни музыки, ни разговоров. Несколько минут   сидят в полном оцепенении...
-  Погоди, сейчас сбегаю в соседний подъезд к жене командира, может, она в курсе, почему отбили полеты?  -  и на непослушных ногах она метнулась в подъезд. А предчувствие Беды уже стучало в висках, переполняя сердце и разум.
«Нет, нет, нет... Этого не может быть!!!!
На  втором этаже жалобно скрипнула давно не смазанная дверь, но она четко услышала конец фразы: « …говорят, что Егора Кириченко...» Ноги словно подломились в коленях… Застыла на мгновение в полутемном  подъезде, чтобы привести в порядок дыхание... Стояла, прислонившись к стене, пытаясь привести себя в чувство... Но вдруг....Какая-то неведомая сила вытолкнула ее на улицу.  Тьма кромешная! И не видно ни зги!!!  Она слепо, еще не привыкнув к темноте, шагнула к соседнему подъезду.
-  Ку - да? -  тень начальника политотдела выросла перед ней как из-под земли. Он, высокий и плотный с четко наметившимся пузцом,  резко преградил  дорогу:
-  Куда? Ма-а-рш  домой, сказал! – зашипел на Аллу – или в автобус. Быс–с-тро!
- Я до-мой.... Вы только скажите – кто???
 Слезы  катились по лицу, руки тряслись, как в лихорадке. Она плакала беззвучно, уткнувшись ладонями в грудь начальника политотдела. Потом из глотки  вдруг вырвался крик:
-  А-а-а-а-а-а-а! –  завыла по-бабьи, в голос.
- Тише ты! – цыкнул начальник. – Не ори... Не ори, говорю... Он  вдруг грубо схватил ее  в охапку и начал нервно гладить плечи. – Последняя надежда таяла буквально на глазах – страх парализовал душу, взмокла спина,  дрожали колени.
-  Все, все, - поглаживая по плечам,  командир пытался успокоить:  - Все хорошо… Его ищут…   Все хорошо…
-  М-м-м-м-м! – вдруг затряслись губы – м-м-м-м... – из глотки вырвался то ли хрип, то ли стон. Она с последней надеждой смотрела в глаза начальника  политотдела и даже не вытирала слез.
-  Кто-о-о-о? – простонала она, обмякла  вдруг и поползла куда-то вниз....сердце захолонуло – О-о-о-о-о-о...
-  Успокойся! Держись!!!!– он крепко держал в руках бьющуюся в истерике  женщину –  Ищет десантура, вертолетчики, на БМПешках ребята уже там…

Вдруг от дерева отделилась черная тень знакомого летчика, немого свидетеля ее истерики.
- Не Твой. Слава Богу,... Витька  с Раимом. На спарке...
Тело обмякло, как у тряпичной куклы, Алла прикрыла глаза, пытаясь справиться с нервной дрожью. Но через несколько секунд сработал чудовищный эгоцентризм:
- СЛАВА БОГУ – НЕ  МОЙ!!!
      Их сбили на предельно – малой высоте, в долине недалеко от Баграма, «почти дома». Перед самыми сумерками! Подполковник Виктор Сафонов и афганский летчик Раим выполняли учебно-тренировочный полет на спарке.  «Стингер» вошел в сопло, вызвав помпаж  двигателя – самолет загорелся и стал  стремительно терять высоту. Раим и Виктор успели катапультироваться… Вертолеты ПСС (Парашютно-спасательной службы) отчетливо видели в густеющих сумерках белые купола парашютов.    Теперь самым главным было успеть выхватить летчиков до наступления темноты – когда ночь упадет в долину, поиски окажутся бесполезными. Для наших  -  это чужая земля.  Для духов –  родная земля и все знакомо с детства.     В район поиска тут же вылетели два вертолета, моментально «подлетела» вооруженная до зубов поисковая группа десантуры подполковника Востротина. В чернеющее небо взлетели Егор Кириченко со своим коллегой по гарнизону Михаилом Патаковым..  Летчики забрались на высоту три тысячи метров  и летали по кругу в районе поиска, чтобы дать знать Вите и Раиму, что их ищут, что их не бросили! Сверху Егор отчетливо видел бортовые огни двух вертолетов…  И вдруг яркая вспышка на мгновение озарила горы. Сначала он  ничего не понял, но когда столб пламени разделился на два огненных куска и стал стремительно падать, мелькнула жуткая догадка: «Неужели и по  вертушкам  лупанули «Стингером»?»  Кириченко выматерился.  Тьма кромешная, чужая, озлобленная....
  Та-та-та-та-та!  - застрекотали в темноте автоматы, плотным и бестолковым  огнем. Та-та-та-та-та!
    Виктора и Раима духи изрешетили еще в воздухе…   Когда парашюты, зловеще шурша шелком, опустились на землю, летчики были уже мертвы. Но духам этого показалось мало, не зря же говорят, что азиатские пытки самые изуверские: уже метрвых их с остервенением изрезали  ножами… «И зачем я лечу в Афган? Нервы и так ни к черту! Мазохистка»! – снова вздохнула, и, посмотрев на ОМОНовцев, закурила.
Кабул 2005г.

Алла почувствовала телом усиливающуюся вибрацию самолета, как качнуло на воздушной яме. Борт шел на снижение.  В какой-то из газет она читала, что Кабульский аэродром был разрушен  америкосами в 2001 году, потом, через несколько лет, был заново построен японцами. Прильнула к иллюминатору: заснеженные вершины и пики приближались с каждой минутой! Прищурила глаза, вглядываясь в до боли узнаваемую природу. Внизу показалось круглое здание с внутренним двором и лучами-зданиями. «Как похоже на солнце! А на самом деле – тюрьма. Ужас... Значит, скоро Кабул»...
- Пули Чархи. – произнесла тихо, но боец, сидящий рядом, услышал:
- Что?
 - Тюрьма  Пули Чархи. Это рядом с Кабулом.
- Вы бывали здесь?
Кириченко лишь вздохнула и кивнула головой. В глазах ОМОНовца она тут же заметно «подросла», чувствуя его неподдельное уважение! Снова выглянула в иллюминатор: борт резко шел на посадку, закручивая невидимую спираль над аэродромом. Заход на посадку и глиссада снижения с большим углом – самолет буквально пикирует к полосе!! Вот аэродромные постройки, близлежащие дома, здание аэропорта. По кругу. По кругу. С непривычки заложило уши, стало трудно дышать... Она до боли в костяшках сжала пальцы, ухватившись за край сидения, и прикрыла глаза.  «Во припечатал! – подумала она – пилот без опыта, что ли? Неужели «закозлит»? (При грубом приземлении самолет отделяется от полосы и при неграмотных действиях летчика  грубо приземляется  с опережением на переднюю стойку, с последующим отделением от ВПП.) «Ой, насколько я помню, в  таких случаях может подломиться передняя стойка! И тогда уже точно пипец»! Она сжалась в комочек, ожидая самого худшего: страх струйкою пополз между лопаток. Зубы выстукивали чечетку, немели пальцы, и черные колючие точки замелькали перед глазами. Удар! Скрежет металла по бетонке... Алла ударилась головой об обшивку борта. Сознание погасло.

Кабул 1988г.

Сначала «включился» звук. Четко уловила, что работает один из двигателей. Потом почувствовала резкий запах нашатырки. Трое темноглазых загорелых мужчин в афганской форме не мигая, смотрели на нее.
 «Где я? Что со мной? Куда делась команда ОМОНа»? – пронеслось в отупевшем мозгу. Алла застонала от боли – голова гудела, раскалывалась на части! Мужчины переговаривались между собой вполголоса, она изредка улавливала знакомые слова... «Снится мне это, что ли? -  повернула голову – О, боже, в самолете – кресла»! И потом, это был явно не АН-12й, а афганский авиалайнер «Ариана».
- Тарджоман! – простонала – переводчик! Мужчины живо переглянулись и закивали головами. Один из них в серой форме, был явным представителем ХАДа, а двое других из таможни. «Какого кляпа? Откуда здесь афганцы? И где наш АН-12й?» - стучало в исках. Мужчины  снова живо переглянулись.
- Слушаю, ханум! – практически без акцента произнес ХАДовец – особист, то бишь.
- Меня должны были встретить...  Переводчик из посольства... Я – корреспондент «Независимой газеты» - Алла упорно придерживалась своей легенды.
- Давайте я Вас отвезу! – представитель ХАДа прищурился и его глазах мелькнул недобрый огонек.
- Нист! Нист! (нет! ) Проводите в зал прибытия, пожалуйста! – она с трудом оторвала голову от кресла, и, закинув за плечо новенький рюкзак-ранец послушно поплелась за ним. Ее мотало из стороны в сторону! Таможенники остались в салоне лайнера. Голова кружилась, затылок гудел, перед глазами плыли темные круги:
 «А где же новый аэропорт, построенный японцами? Вот тебе и япона мама!» Ей казалось, что ничего за эти годы  не изменилось! Абсолютно ничего!  Вздохнула, окинув взглядом небольшой, довольно обшарпанный зал прибытия.  «Ничего не понимаю»! Поискала глазами кудрявого высокого переводчика в сером костюме, и устало опустилась на сиденье. Предложение ХАДовца она решительно отвергла:
- Нист!  Ташакор бисер!   ( Нет! Большое спасибо!)  И уважительно склонила голову. Он тут же откланялся, сказав, что если будут проблемы его всегда можно найти в 12м кабинете. «Какая неприятная рожа! Да к тому же – хитер не в меру»! – вздохнула Кириченко. Ох уж эти особисты – одним мирром мазаны! В зале аэропорта было немноголюдно. В углу сидели ханумки в паранджах, рядом сновали неугомонные дети. На приличном расстоянии сидели афганские сорбозы (солдаты), с вещмешками, аккуратно сложенными на полу. Видимо, ждали борта местного назначения. Сосем неподалеку от Кириченко мужчины в светлых одеждах -  сальвар-камизах  - это  традиционная одежда мужчин. И все! Никакого мужчины в сером костюме! Противный холодок пополз между лопаток! Она достала мобильник и набрала  Анатолия Гаджиева – того самого долгожданного переводчика. Рядом сидевший афганец, округлив глаза, с явным любопытством,  разглядывал ее телефон!
Гаджиев как в воду канул! Его мобильный все время был вне зоны!!! «Странно... Она хорошо помнила, что 15 лет назад у Ахмад-Шаха Масуда была связь! Но какая... Спутниковая, скорее всего».  Поудобнее устроилась в кресле и стала ждать. Темное платье облегало фигуру и прилипло к спине! Зато белые шаровары из тонкого шифона не приносили неудобств.  Достала из ранца резинку, и, собрав волосы, стянула их в тугой узел. Затылок тут же напомнил о себе болью. Прикрыла глаза на мгновение, подавив стон. «Здорово я башкой треснулась!  Хорошо, что отделалась шишкой! – мысли прыгали в голове – Американцев что-то не видно... Странно... Хотя, может, они летают через Киргизию... Через, как его там?» Голова не включалась, она не смогла вспомнить название американской базы! Прошел час. Тарджомана не было! Афганцы откровенно разглядывали одиноко сидящую фигуру. Ей стало не по себе! Достала таблетку глицина и сунула под язык: - Все хорошо, все спокойно»!               

Кабул . 2005г.

     Анатолий Гаджиев захлопнул дверцу посольской «Тойоты» и, махнув водителю, дескать, жди, легкой походкой пошел к зданию Кабульского аэропорта из стекла и бетона  восстановленного японцами. Профессиональным взглядом окинул немногочисленных пассажиров. «Ни одного европейского лица! Непонятки!» Он в нерешительности остановился и прошел по рядам в поисках светловолосой женщины в темном платье. Ее нигде не было. «Интересно девки пляшут»... – пробормотал себе под нос – а мозг заработал в бешеном темпе: «Куда она могла запропаститься? Может, в туалете?» Он долго наблюдал за входной дверью, но из туалета никто не выходил! Быстрым шагом подошел к скучающему таможеннику, достал фото Аллы Кириченко, и ткнул ему под нос. Тот долго рассматривал его, потом отрицательно покачал головой, разведя руки в стороны.
- Не било такой, товарищ!
Через черный вход Анатолий пробрался на летное поле. На стоянке, справа от здания стояло несколько камуфлированных F -16 («Файтинг-фалком»)  и F -14 («Том Кэт»), а слева наш – АН-12й. Бойцы ловко разгружали из раскрытого чрева увесистые ящики, и упругие тюки, обернутые целлофановой пленкой. Начальника МЧС генерала Строгина он узнал по высокой слегка сутулой фигуре. Гаджиев подошел к борту, и, козырнув Строгину, замер по стойке смирно.
- ...таищ генерал, разрешите обратиться!
- Перестань ножкой шаркать, Толя, - он устало вытер платком пот со лба – говори, что случилось?
- С нашими летела Алла Кириченко?
- Вроде как...
- Вы не знаете где она сейчас?
Генерал неопределенно пожал плечами: - Я ее не видел. Спроси у бойцов, они вместе летели... Пока с этими накладными разберешься! – и он смачно выругался. ОМОНовцы подтвердили, что на борту Кириченко была была. Куда делась потом – никто не видел.  Напрасно Гаджиев показывал бойцам ее фото, они только пожимали плечами. «Чертовщина какая-то»! – на лбу Гаджиева выступили холодные капли пота...

Кабул  1988г.

Боль отступила, затылок словно занемел. Алла посмотрела на часы. Полтора часа коту под хвост!  Этот хмырь так и не появился! Несколько раз звонила по мобильному: - «Абонент недоступен, или находится вне зоны»! Расстроилась не на шутку: «Я тут как бельмо в глазу! Мужики вон шеи повывернули... Смотрят бесцеремонно, словно раздевают донага! Гаджиев пропал на необъятных афганских просторах»! Повертела мобильник в руках. Афганцы смотрели на него, как на диковинку! Она захлопнула крышку и сунула  в карман платья. Встала с кресла, закинула ранец на плечо, и, покачиваясь, пошла к выходу. Очень хотелось курить, но она терпела. Огляделась вокруг. Снова    показалось, что ничего не изменилось за 15 лет! Этого не может быть, потому что все течет, все изменяется... Кто же это сказал... Гай Юлий Цезарь,  что ли? В голове – сплошной туман! Мелькнула нелепая догадка: может время остановилось? Как-никак у них 14 век! Глупость несусветная!  Но, тем не менее, все было как раньше: по дороге сновали  старые «Волги», новехонькие «Тойоты», и юноши-боча тянули раскрашенные фургончики а-ля рикша! Не заметила даже, как повернула к знакомому рынку на Маркете- Макроян. Семенили рядом женщины в паранджах, сновали дети, протягивая грязные ручонки, заглядывая в глаза : -  Э-э-э-э, ханум, дай бакшиш! (сувенир) Потянулись мелкие магазины-дуканы, слепленные словно наспех, из всякой всячины! «Дежавю! – улыбнулась  самой себе – Американцев что-то не видно... Или они не контролируют этот район»? Перед глазами замелькали груды ярких апельсинов, мелкоплодных лимонов, манго и яблок. Закружилась голова. Она встала под навесом – солнце уже палило напропалую! Вдруг из лавки выскочил ловкий дуканщик:
- О-о-о-о! Салам, ханум! – обратился, как к старой знакомой – и вдруг, приплясывая, запел:
Елька-палька, лес густой...
Бали-бали – задолбали...
В мозгу словно тумблер щелкнул:
-  Велоди? А в это время он уже ловко подталкивал Аллу в дукан. «А он ни капельки не изменился за столько лет! Да и товар в лавчонке, похоже, в том же ассортименте! Ничего не понимаю»! Она в  полной прострации, замерла в полутемной прохладе дукана. Скоро глаза привыкли к полумраку. «В дукане ни СД –плееров, ни ЖК-телевизоров, ни смартфонов – окинула взглядом прилавок – даже мобилок нет!!! Странно, однако»... Коммерсант подбоченясь, ждал у прилавка.
- Велоди! Какой сейчас год?
1378.
-  Это по вашему мусульманскому календарю... А по нашему?
-  Э-э-э-э, я не знаю ханум! -  и он слащаво заулыбался.
- Мне бы паранджу! – мысленно прикинула, что денег должно хватить!
- Не-е-е, ханум, паранджа – дорого! У тебя не будет столько афгани!
Алла быстро вытащила кошелек, достала пятитысячную купюру. Велоди сморщил нос:
- Это что за деньги... Не знаю таких!
Достала евро. Он вообще не обратил на них  внимания!  -  взмахнула ресницами:
- Это валюта Европы! – возмутилась Кириченко. Зато доллары оценил – удовлетворенно зачмокав губами. Потом сдвинул брови, подсчитывая в уме...
 – Не хватит!
- Ну, давай хиджаб, чадру, или что там у вас еще...
«Или я капитально головой стукнулась, или попала в другое время! – осенила вдруг догадка, пока примеряла хиджаб - Как на корове седло»! Повертелась у зеркала.  «Зато не видно светлых волос! Если подвести сильнее брови, и глазки – долу... Сойдет! Вполне приличная ханум получится»!. Достала из косметички карандаш, придвинулась ближе к зеркалу...  и обомлела! На нее из зазеркалья смотрело молодое, свежее лицо без мелких морщин и сеточки вокруг  глаз!
 «Но этого не может быть»... Ошеломленная, выкатилась из примерочной,  забрала сдачу смятыми афгани. Трясущимися руками засунула их в кошелек.  Натянуто улыбнулась Велоди:
- Ташакор, дост! (Спасибо, друг) и махнула на прощание рукой!

Кабул 2005г.

Анатолий снова набрал номер Кириченко: - Абонент недоступен...  «Как сквозь землю провалилась»! – Гаджиев не находил себе места! Он знал, что за подобный случай по головке его никто не погладит. И загремит он – молодой и красивый... Впрочем, дальше «греметь» было некуда! Видит Бог, не та страна! Нет, не из-за карьеры волновался тарджоман, а из-за того, что женщина исчезла бесследно! Он снова расспрашивал бойцов ОМОНа, но никто ничего толком сказать не мог. «Отстой!  Жесть»! – ругал себя Гаджиев. Сторгин уже названивал по линии МЧС самому Шойгу. Ответ был неутешительным : из Жуковского вылетела, в Кабул прилетела». Мистика!  Дурдом какой-то... Куда она могла деться между бортом и таможней? Не в кириз же провалилась? (Киризы -  многоуровневые  подземные пещеры - переходы). Седой таможенник с темными чернильными глазами клялся и божился, что никакой женщины  НЕ БЫЛО! – И весь сказ! Напрасно Гаджиев тряс перед носом фотографией  Аллы.  Анатолий  вдруг сдулся, как воздушный шарик. Достал изрядно промокший платок, и вытер потное лицо.

Кабул 1988г.

 - Бисмилла!  ( С богом!)  - Кириченко махнула  рукой на прощание старому знакомому коммерсанту Велоди, и посмотрела на себя в витрине магазина. Отражение явно понравилось: белый хиджаб скрыл лоб и светлые волосы, черные брови подчеркивали бледность лица, а платье сидело идеально! Улыбнулась себе: «Глазки – долу, и  на тебе - вполне  достойная ханум! Комар носа не подточит»!
На противоположной стороне улицы замаячил патруль в камуфляже. Она прищурила глаза: «Мне  сослепу кажется, или правда, что патруль похож на наш советский? Хотя хрен их разберешь»! Опустила голову и неторопливо засеменила по тротуару. Тут же вспомнила Василича: - По- аглицки дуешь? Нет? Тогда больше помалкивай!
Курить хотелось невыносимо! Свернула за дуканы, юркнула за разлапистый куст акации и потихоньку закурила. Сразу же вспомнила погибшего мужа. Вспомнила, как однажды весной они попали в Кабуле  в жуткую грозу. Дожди в Афганистане явление довольно редкое, и совершенно не прогнозируемое для субтропиков. Сначала поднимается резкий колючий ветер, забивающей пылью глаза, и скрипящий на зубах.. Потом мгновенно темнеет небо и обрушивается ливень. В ослепительных и близких всплесках молний, горы как будто оживают и шевелятся, словно каменные монстры из мультяшек.  Льет, как правило несколько дней кряду, как из ведра. Молния неоново сверкнув, разрубила небо пополам, хрипло пророкотал гром, раскатился эхом по ущельям и хребтам – и от этого эффект усилился:  было такое ощущение, что грохочет не справа или слева, а жутким хохотом заливаются все скалы вокруг.
- Давай руку. Быстрее, быстрее! – торопил Кириченко еле поспевающую жену. Они, не разбирая дороги, шлепали по лужам  в поисках укрытия от дождя. Нырнули под спасительный навес огромной швейной фабрики. Алла огляделась, отжимая промокшие волосы: «Вокруг одни афганцы! Ни одного русского лица! Наверное, одни духи вокруг»! – сердце забилось учащенно, она инстинктивно прижалась к мужу. «Ну, да... Днем они коммерсанты или ремесленники... Улыбаются лукаво: «Салам, шурави»! А ночью – автомат в руки – и пошли наших косить: - «Аллах акбар»! Народу под навес набилось много, а гроза, казалось, только усиливалась! Не видя никакой агрессии, она постепенно пришла в себя, и краем глаза разглядывала товарищей по несчастью «Все-таки афганцы – удивительно чистоплотная нация! Чистые волосы и безупречно чистая одежда»!  Промокшая футболка  облепила тело, глубокий вырез показался вызывающе дерзким! Под откровенными изучающими взглядами стало неловко.
- Не бойся! – прошептал Егор, этот район контролируют наши. Я здесь «мушаверку» заказывал!
Неподалеку от Кириченко стоял молодой стройный афганец, завернутый в чадар – кусок плотной  бежевой ткани. «Пуштун! – отметила Алла – их ни с кем не спутаешь! Какие у него странные глаза,  явно обкуренный!» Молодой человек беззастенчиво глядел на русскую ханум. Она отвела взгляд, но внезапно боковым зрением заметила, что его руки под чадаром ритмично двигаются туда-сюда.
«Мастурбирует! Господи! Только бы Егор не заметил! Начнет кулаками махать»!
- Егорушка, пойдем отсюда! Здесь очень душно. Мне дурно! Поймаем такси до гостиницы! Меня уже мутит и голова кружится! – схватила мужа за руку и потянула на улицу. «Ух, кажется,  пронесло!   Кириченко – еще тот петух гамбургский»! 
Он всегда  откровенно злился, когда мужчины пялились на нее. Алла даже выдумала забавное четверостишие:


Коль боишься меня потерять,
Так в дукане купи паранджу!
Милый мой, ну смешно ревновать!
Я навек тебе принадлежу...

«Вот я и в парандже... Только Егорушки нет»... –  тяжко вздохнула,  смяла окурок – и зачем я прилетела сюда? Былых возлюбленных на свете нет... Года обрублены»! Ей стало невыносимо одиноко и горько  в чужом Кабуле! И вдруг она увидела в небе звено самолетов! Они шли на север, а значит – на Баграм! Американские самолеты были так похожи на наши! Голова вдруг закружилась... «Это F-14 или F-15?7»?
Не торопясь пересекла улицу и вошла в распахнутые двери знакомой «Шашлычной». Сколько раз они с Егором бывали здесь, прилетая в Кабул на выходные дни! Шашлыки всегда были отменными – афганцы маринуют их в кефире, добавляя специи, мясо получается очень  сочным и нежным!
 За крайним столиком сидело несколько афганцев, и больше, как на грех, - никого! «Ну, да... Здесь не принято, чтобы ханум одна шастала по злачным местам! А что делать? Значит – я прогрессивная ханум, плод так сказать, саурской (Апрельской) революции»! – успокаивала  себя. Афганцы дружно повернули головы в ее сторону, кто с удивлением, кто с явным осуждением!  Села за крайний стол на открытой террасе. Официант не заставил себя ждать. Высокий, поджарый, со жгуче-черными глазами, тут же застыл перед ней навытяжку.
- Шашлык, мирабани (пожалуйста), лаваш, «Бону» или «Сиси». Он согласно кивнул, не выказав никакого удивления, и исчез в дверном проеме. «Ну, вот еще одна загадка: «Бона» и «Сиси» были в ресторанах 15 лет назад»!!!  Голова  раскалывалась, казалось, что она попала в ловушку, в западню! Время остановилось, что ли? Ни-че-го не понимаю»! Она тупо смотрела на приборы со специями – и приборы, кстати, те же что и 15 лет назад! Возможно, я схожу с ума! Или я хочу видеть то, что мне хочется? Дурдом в полном смысле слова»!
 Неторопливо достала сигарету из сумки  и закурила. И вдруг перед глазами тут же возник образ дочери: Леся смеялась, сморщив нос, протягивая  через решетку террасы печенье привязанному  к столбу ослику. У него были огромные лиловые грустные глаза, густые ресницы, и потертая шерсть на боках. Но, выпрашивая угощение, он  старательно кланялся. Дочка, наморщив нос, смеялась.
- Ты будешь доедать свой шашлык?
Она отрицательно замотала головой.
- Мам,  он пить хочет! Можно я его напою? – она тут же присела на корточки протягивая ослику стакан с минералкой. Ослиная морда не помещалась в стакан, но он  языком  тщательно вылизывал жидкость. Алла слышала ее заливистый смех! Тряхнула головой, чтобы видение исчезло и прикрыла лицо ладонями... Сидела в полном отупении, потеряв счет времени. Переводчика все не было.

 Изредка поглядывала на распахнутую входную дверь. От отчаяния  отправила СМСку Гаджиеву: Я в «Шашлычной» на Маркете-Макроян. Жду. – А вдруг  получит??? «До аэропорта тут два шага... А этот козел, скорее всего, на машине! Ах, да! В Кабуле – пробки: две машины и осел посередине»!  - и нервно рассмеялась. Афганцы, как по команде, повернули головы.  «Вот засада! Вот непруха! Этот Гаджиев словно на другой планете»! – Совсем некстати вспомнила, как они с Кириченко и с дочкой пришли в эту шашлычную в первый раз.
 - Посидим, выпьем коньячку, поедим шашлыков.  Борт на Баграм еще не скоро.
Сбивая с толку, играла совершенно незнакомая музыка! «Явная пентатоника! – будто по одним черным клавишам рояля – одной рукой»! – обескуражено подумала Алла.
 -  Послушай, а кто же нам продаст коньяк до одиннадцати часов...
Кириченко заливисто рассмеялся:
- Лапушка! Это же не Союз, это – другая страна! – он хохотал, вытирая слезы в уголках глаз...
«Вернись назад»! – приказала себе Алла. Все  в прошлом... И давно... 
Вдруг  взгляд скользнул по стене:
«Очень вкусний шашлык»!

- гласил плакат. Стоп... Во-первых, я уже видела именно этот плакат! ПОЧЕМУ ПО-РУССКИ? Здесь уже давно американцы!!! Почему столько лет здесь висит этот плакат, русские давно – «тю-тю»! Хорошо же я головушкой приложилась! Сонм неразрешенных вопросов рос, обрастая мифическими странностями... Шашлык был съеден, «Бона» выпита. Гаджиева не было. Что-то тут явно не стыковалось!!! – размышляла Кириченко – старый аэропорт – это раз; товар в дукане  Велоди -   сплошное старье – два; дуканщик принял пятитысячную купюру за подделку, а на евро вообще не обратил внимания – три! Нет, явно тут что-то не стыкуется и не склеивается! Лицо  вдруг запылало, а руки начали каменеть. Ей вдруг стало неприкаянно, страшно, и невыносимо одиноко в этой непонятной и чужой стране!
«Надо позвонить Васильичу! Он – череп»! Но тут, прервав ее мысли, подошел официант:
- Вам сдачу  в афгани, или русскими?
-  Мне все равно!   - ей было действительно все равно, ибо  не понимала, где она сейчас, и в каком времени! Официант вынул из кармана рубли и стал быстро отсчитывать сдачу. У нее потемнело в глазах – деньги были старого образца! Хотела было возмутиться, но потом онемевшим голосом вдруг спросила:
- Какой сейчас год?
Он взял салфетку и крупно вывел:  1988.
Она отшатнулась от него, как от привидения. Кириченко была в шоке! Сердце забилось часто-часто... Руки задрожали, а зубы выстукивали дробь... «Ну, вот... Все встало на свои места – с Гаджиевым мы никогда не пересечемся! Я – в другом времени! Ох, ни ху-ху себе... Что же делать-то»?
- Вам плохо?
- Нет-нет... Спасибо! – дрожащими пальцами запихнула купюры в кошелек. Машинально достала мобильник. Руки не попадали на кнопки, но все-таки набила СМСку Васильевичу:
- Не волнуйся. Я в Кабуле. Еду в посольство. Связи с Гаджиевым нет. Я на плаву. Держусь.
«Только получит ли мою СМСку Ломов»? Судорожно вынула зарганпаспорт, открыла визу, и чуть не лишилась сознания: черным по белому – дата: 1.05.2005. Губа нервно задергалась, а пальцы непроизвольно  застучали по столу... Достала сигарету, и, не обращая внимания на осуждающие взгляды афганцев, снова закурила. Мысли  вращались тяжелыми жерновами: «Я одна в Кабуле – это минус... Добраться до посольства можно на такси – это плюс... Я в 1988 году – это минус... И попробуй, докажи, что ты из 2005 года!!! Отвезут куда-нибудь, как
сумасошластенькую... И кукуй там  до морковкиного заговенья! О-о-о-о-ой!  - Алла чуть не выронила сигарету из рук, вздрогнула вдруг...  Лицо побелело, словно перед обмороком...       Чувствовала, как задрожали колени, как бешено заколотилось сердце, как похолодели кончики пальцев, как поплыли черные точки перед глазами... – Состояние – близкое к обмороку!
«Егорушка – жив! А  могила на кладбище – блеф!  ОН – ЖИВ! Мне надо срочно добраться до Баграма! Думаю, я смогу все исправить! Я не дам ему больше летать!!! Он будет живой и здоровый»! Руки вдруг похолодели,  - это было так неожиданно, что потемнело в глазах, ладони взмокли, спина покрылась испариной, а верхняя губа задергалась – слезы ползли по лицу...  А она сидела и улыбалась, нежданному  неисполнимому чуду! Участливый голос зазвучал около самого уха:
- У вас проблемы?
Подняла глаза: перед ней стоял бравый аэропортовский особист, ХАДовец. Он глядел так участливо, что она вдруг обрадовалась его появлению, решив, что  это добрый знак!
- Как вы меня нашли?
- Не искал... Я здесь обедаю.
- Довезите меня до посольства, пожалуйста!
Он согласно кивнул, и пока ел плов,  разглядывала своего нежданного  спасителя:   удлиненное лицо, (ясно – пуштун!), черные глаза и слегка выпирающая нижняя челюсть. Его можно было бы назвать красивым, если бы не челюсть! А лапищи-то как у гиббона! На прощание он что-то быстро- быстро проговорил официанту. Тот услужливо склонил голову, при этом измерив Кириченко взглядом с головы до ног.
 «Джип» у офицера был изрядно обшарпанным.  Номера были заляпаны грязью!
 «Ох, хотела ведь номер запомнить»! – подумала с горечью,  слегка струхнув. Но, пересилив нарастающий страх, машинально поправив хиджаб, послушно села в машину. Качнувшись на рессорах «Джип» резко рванул с места.
- Как вас зовут? – спросил офицер, и включил незнакомую восточную музыку.
- Алла.
Он хмыкнул как-то не по-доброму:
- Святая, значит...  Я – Хафиз.
По Кабулу ехали молча. Кириченко не знала, где находится Российское посольство, и очень быстро потеряла ориентир.  Сначала Хафиз ехал по проспекту, потом неожиданно свернул в узкую улочку, где после больших каменных домов пошли вдруг глиняные саманные домики – хоны. Алла вконец растерялась:
 -  Мы правильно едем?
- Молчи, с-сука, иначе как барану перережу горло! – сказал он холодно и зло. В одно мгновенье похолодела спина. Алла отшатнулась, пытаясь открыть дверцу. – Бесполезно! Потом полезла в карман за электрошокером.
- Ку-у-да? – Руки на колени! – бесцеремонно приказал особист.
- Я курить хочу! – запротестовала она. В ответ – лишь взгляд, полный презрения! Кабул остался позади. Алла почувствовала жуткую слабость в коленях, губы дрожали, а ужас застыл в груди холодным и льдистым куском. Страх расползался по телу, и становилось совсем невыносимо! «Джип» буквально подпрыгивал на выбоинах, вздымая клубы мелкой желтоватой пыли. Они висели над дорогой в разреженном воздухе  желтоватой завесой, будто отсекая пути назад. Страх медленно забирался в  тело,  парализуя руки и ноги. Страх висел в кабине машины, висел в воздухе...

Наконец Хафиз резко затормозил.  Кириченко закашлялась, от проникающего в машину мелкого, словно пыль песка. Он поковырялся в бардачке и достал толстую сигарету.
- Ты курить хотела? – смерив взглядом с головы до ног – На, кури!
- Шуй  ма  - мушавер,  (мой муж – советник) – она с трудом вспоминала давно забытые слова – Мушавер  Гунде СУ.  (советник в полку «Сухих»).
- Кури, сука!  - процедил Хафиз и улыбнулся холодно и брезгливо. Она дрожащими руками прикурила протянутую сигарету,  и вкус ее показался странным – сладковато-вишневым с неприятным послевкусием... «Что за гадость он мне подсунул»? Сделав несколько глубоких затяжек, вдруг поняла, что руки перестали слушаться, а сама она проваливается куда-то...  Но она  не чувствовала дна пропасти! Впрочем, страх тоже куда-то исчез, уступая место апатии и равнодушию...

Санкт Петербург 2005г.

Юрий Васильевич Ломов ломал голову, обрывая телефоны. - Куда она могла деться? Что за хрень получается: Кириченко в Кабуле... А  на связь с Толей не выходит. Но этого не может быть! Дернул же меня черт за язык:  - Хочешь в Кабул? – он ругал себя на чем свет стоит.
« А, впрочем, наша Алка БТР на ходу остановит... И в кишлак без охраны войдет»! Но это утешало мало, а точнее – не утешало совсем!  «Надо позвонить Громову, он курирует Комитет по обмену военнопленными. Бред! Она же не в плену... В комитет солдатских матерей? Чушь... Васильевич мерил свой просторный кабинет шагами. По спецсвязи быстро вышел на Кабульское посольство и через несколько секунд сквозь хрип и свист услышал голос Анатолия Гаджиева: 
- Васильич! Я вообще ни хрена не понимаю! – кричал он в трубку -  В Кабул Кириченко прилетела. А на встречу не пришла. И в аэропорту ее никто не видел, мамой клянусь!  Как сквозь землю, бля... Я в шоке!  Ее мобильный все время – вне зоны! Я скоро волосы буду на башке рвать! – гудел тарджоман.
- Ты не кипятись раньше времени. Попытаюсь связаться с Громовым, возможно, он прояснит ситуацию? Все. Отбой! Держи меня в курсе, ладно?
- Разумеется!
Васильич тут же набил Алле СМСку.  «Вот только получит ли она ее»? Нервно закурил сигарету и подошел к окну.

 Кишлак Махмудраки. 1988г.

Она очнулась оттого, что противные крючковатые пальцы гладили ее тело. Голова отозвалась болью... Хотела закричать, но из горла  вырвался лишь слабый стон. Хотела сбросить с себя мерзкие похотливые руки, но не было сил! Тело было слабым и безвольным...  Хотела оттолкнуть, да не тут-то было! Собрав остаток сил, она больно  впилась наглецу зубами  в плечо.  Сильный удар в скулу откинул голову на подушку.  Она  застонала, от боли сжав зубы.  Чувствовала  лишь горячее, участившееся дыхание, мерзкий запах пота,  и едкий запах чужого тела. Задохнулась от ненависти, когда  этот кто-то ртом больно прикусил сосок. Собравшись с силами, больно ударила коленом в пах...
- У-у-у-у, с-с-сука, удавлю...
Сознание помутилось.
 


Проснулась от робкого солнечного зайчика, скользящего по щеке. Лицо пылало, а тело было изломано, как у цыпленка табака. Ей хотелось смыть с себя запах чужого мужика, запах грязи и едкого  мерзкого пота! Она окинула взглядом комнату: подушки, валики, ковер на полу и на стене, низкий столик. И все! Единственное крохотное окошко едва пропускало свет. С трудом сползла с матраса, постеленного  прямо на полу, ощутив боль во всем теле. Платье валялось тут же, она с трудом натянула его,  чувствуя каждую гудящую  мышцу.  Встала шатаясь, и пошла к единственной двери... Попыталась открыть, но тщетно – дверь оказалась заперта! Кириченко застучала кулаками:
- Мне надо помыться! – казалось, что тело пропахло едучим, скотским  потом – Я хочу в туалет!
 - Вот жесть! - брезгливо поморщилась и снова заколотила в дверь ногой. Наконец, услышала звук поворачивающегося ключа. Перед ней возник мужчина с идеальными чертами лица, в  традиционном  сальвар-камизе. (национальная мужская одежда)  Черные глаза, будто чернила, глядели участливо.  Он был весьма хорош собой: темные тугие кудри, почти до плеч, тонкий красивый нос и припухшие губы.
- В туалет хочу. Придурок.  А-а-а-а, все равно ни бельмеса не понимаешь! – злилась она. Он склонил голову, будто извиняясь, и, не проронив ни слова, защелкнул на руках наручники. Повел по внутреннему дворику, где дувал ( глиняный забор) был поболе двух метров!
«Отсюда хрен сбежишь! – обреченно подумала Алла – Пипец подкрался незаметно»! Тело ныло, голова раскалывалась, болела скула, но цепкий взгляд все равно выхватил три плотно закрытых двери.  Афганец так же молча проводил ее обратно. На низком табурете стоял таз с теплой водой, медный кувшин с кипятком, мыло, и чистое полотенце. Никогда еще она не мылась с таким остервенением!  А мозг уже работал, работал в диком темпе: «Если меня не бросили в зиндан, значит, дела  не так и плохи! Скорее всего, меня обменяют на какого-нибудь мятежника! Фу-у-у,  дура-баба, да на какой ляд ты им  нужна! Поразвлекаются и прикончат.  Или Хафиз  хочет сделать  меня наложницей... Раз здесь и вода, и мыло, и полотенце! Думай, Алка, включай мозги»!  На низком столике подле тюфяка – тарелка с дымящимся рисом и кружка зеленого чая. Она прилегла на тюфяк, даже не притронувшись к еде, а чай выпила залпом. Отвернулась к стене и прикрыла глаза. «Значит так, - продолжала размышлять – рис – это не замшелая лепешка! Значит, я Хафизу нужна... Вот только знать бы, для чего? Этот гиббон, скорее всего, на работе... В аэропорту. Интересно, а где мой рюкзак? Рюкзак валялся выпотрошенным в противоположном углу комнаты. И вдруг... Приглушенное «бом-бом» всколыхнуло тишину! Быстро взглянула на двери – тишина. Полезла во внутренний карман платья: «Вот он, мобильник! – обрадовалась она -  Зарядка садится... Черт побери...  Так... Надо пошарить в рюкзаке – электрошокер  надежно спрятан под донышком»! Она неслышно отползла в угол комнаты, где валялось содержимое  рюкзака. Пошарила по дну. Быстро приподняла пластиковое донышко и извлекла из-под него драгоценную находку! Электрошокер оказался на месте! Она чуть не расплакалась от счастья, и засунула его под тюфяк. Легла и прикрыла голову простыней.  «Егорушка! Милый, родной... Как я по тебе соскучилась!  Ты  даже не знаешь еще, что я через годы пытаюсь к тебе пробиться»!  Сердце заныло, застучало в груди противно медленно: «Его-руш-ка,  мой Егорушка!   Не все так безнадежно! Сколько ночей я проревела в подушку – там, поди, одни слезы.... вместо пера... – мысли сбивались в кучу, только запутывая проблемы в тугой  моток мыслей! -  Но этого не может быть – потому что не может быть никогда»!  - стучало в груди, она мучалась, ворочаясь с боку на бок... Вставала, тихо курила у единственного окна... снова ложилась, думая о Егоре... Познакомились они, когда ей не было и семнадцати. У тетки. На Кубани. Это была даже не влюбленность - а сумасшествие какое-то! Месяц пролетел, как одно мгновение! Кубанская черная ночь, словно мазками Куинджи, занавешивала суету дня, постепенно включая звезды на низком и бархатном небосклоне.
- Пойдем купаться! Душно сегодня. – предложил Егор.
- У меня нет купальника! – засмущалась Алла.
- Смешная моя! Ночью на пруду никого нет. А вода теп-ла-я!
И действительно -  вода в рукотворном пруду была удивительно теплой!  Стесняясь своей наготы,  торопливо вошла в воду. Кириченко плавал классно, а она плескалась около берега – боялась глубины. Егор переплыл пруд, и уже возвращался обратно... И вдруг она почувствовала теплое прикасание его тела к своей спине. Трепетное касание его рук, и теплых пальцев... Кириченко обнял ее.
Оба, стесняясь близости, боялись посмотреть  друг другу в глаза...
-  Пойдем на берег. Я замерзла. – попросила, испугавшись самой себя, и того, что могло произойти.
- Пойдем, Егор, - и настойчиво потянула  за руку...

Громко вздохнула, и перевернулась на другой бок.
Мягкий тюфяк Хафиза вдруг ей показался жестким!  «Надо действовать, пока этого ублюдка нет дома»!  Она чутко вслушивалась в тишину афганского дома, и вдруг услышала за стеной приглушенный женский разговор   - там явно шла своя жизнь!
«О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-!   Замечательно! Однако, похоже, там гарем!!! Возможно, этот Хафиз боится, -  его заподозрят на службе, развенчают, и полетит он не только с хлебной должности, но может загреметь из ХАДа! Ему не выгодно выставлять сейчас  меня напоказ! А это уже плюс, пусть и маленький! Может, склонить на свою сторону молодого афганца? Похоже, что он не шибко-то доволен положением слуги в доме... Хотя... Кто их знает? Чем они повязаны?  Каким дерьмом? Но... попытаться все-таки можно»...
- Эй! – Алла тихонько постучала в двери, и замерла, обратившись в слух.  Услышала поворот ключа в скважине. На пороге стоял афганский Аполлон.
- Салам алейкум, дост! (здравствуй, друг) – глаза его округлились.
- Хуб астид, джур астид?  (Как здоровье? Как дела?) – он стоял в полной прострации.
- Фамо? (понимаешь?)
 - Якши! (понимаю!)– ответил он машинально, удивившись еще больше.
Шуй  ма  - мушавер. Гуде-Су , Баграми. (Мой муж – советник  Баграме. полк «Сухих) – прошептала совсем неслышно.– Фамо?
Он взмахнул густыми ресницами  и качнул головой. – Не  мучайтесь. Я говорю по-русски... Я учился в Союзе.
В глазах у нее заблестели огоньки надежды! Полезла в рюкзак, быстро достала записную книжку, и, полистав, открыла на нужной странице.
- Как тебя зовут?
- Аятолла.
 - Я – Алла. Аятолла-джан! Читай!
 Когда-то эту запись сделал в летном планшете Егора афганский командир эскадрильи Насим Оман, старательно выводя арабской вязью, справа налево.  Она не знала точно, что там написано, знала только, что Насим относился к Егору, как к брату:
-Брадар! (брат) Это тебе на случай, если попадешь к духам! – сказал он тогда. Перед отъездом она аккуратно переписала незнакомые арабские слова в свой блокнот. Аятолла внимательно прочитал запись. Задумался. Лицо его потеплело.
- Я знаю Насима. Мы сидели с ним в одной камере в Пули-Чархи. Я ему верю...

И тут ее будто прорвало:
- 15 февраля 1989 года советские войска уйдут из Афганистана – зашептала Кириченко -  К власти придут исламские фундаменталисты... Их уже готовят в пакистанских медресе. Короче – талибы. Набджибулла  будет повешен на площади. Эта казнь будет показательной. На площадь будут согнаны тысячи афганцев... Фамо?
- О, шайтан! Ты – ведьма?
- Нет. – Алла торопилась. Боялась, что афганец не даст ей договорить, и уйдет...                - - Не перебивай, пожалуйста! К власти  придет коалиционное правительство во главе с Раббани. Но они не смогут свергнуть режим талибана. Кабул снова будет взят талибами. В стране начнется кровавый террор! Афганистан захлебнется в крови. Будут уничтожены тысячи  людей, защищавших саурскую революцию. Книги будут сжигать на кострах, а магнитофоны и телевизоры уничтожать на месте... Кто осмелится слушать радио – отрубят уши, кто будет тайно смотреть телевизор – выколют глаза... Только север останется непокоренным. Мазари –Шариф, и близлежащие провинции.  Впечатляет?
Аятолла сложил ладони и провел ими по лицу: -
- Аллах акбар!  Откуда знаешь?
Алла видела, как у него задрожали руки и нервно дернулся кадык на шее.
  - Дай договорить.  Бамиан будет взорван режимом талибана. Ахмад-Шах-Масуда  убьют в своей резиденции в Панджшере... Убьют подло и коварно, впрочем, как когда-то президента Тараки. Конечно, мне поверить трудно. – она понимала, что ее рассказ похож на бред сумасшедшего.
- Я из 2005 года! И обо всем этом узнала из прессы, и конечно, из телевизора. Вот такие сказки-Морозки. Аятолла смотрел на нее широко раскрытыми глазами, снова провел раскрытыми ладонями по лицу, и прошептал: -
- Аллах акбар!
«Как доказать ему, что я не лгу? Как? Мне нужно, чтобы он мне поверил»! Немного подумав, достала из кармана мобильный телефон:
- Это телефон.
Аятолла недоверчиво уставился на тонкую пластиковую коробочку, явно не веря ни одному ее слову!
- Знаешь номер Хафиза?
- Да-а-а-а... Я числюсь у него в штате...
- Тогда набирай его номер и говори, что обычно говоришь начальнику. Ну?
Аятолла осторожно нажимал на кнопки, с удивлением наблюдая, как на дисплее появляются цифры... Кириченко блефовала!  Она знала, что женский голос ответит:
- Абонент временно недоступен, или находится вне зоны... На лице афганца была видна вся смена эмоций! Прослушав ответ, он протянул мобильник Кириченко.
- Вот видишь, мой телефон знает, что Хафиз сейчас занят. «Аятолла, кажется, поверил... Теперь нужно уговорить его на побег»! – мысли, как тараканы разбегались в разные стороны, голова болела от удара, а в голове стучали мерзкие молоточки!
- Мы можем выйти на воздух? Духота!
- Да, конечно. В хоне только ханум в помещении гарема.  Надень хиджаб!
Пока она мучалась с хиджабом, афганец ловко накинул чадар на голову. Миновав полутемный коридор, они попали в высокое помещение с узкими прорезями вместо окон. «Башня-сушильня» - подумала она, а вслух спросила:
- У тебя есть родные в Мазари-шариф?  - он утвердительно кивнул. -  На, посмотри сюда, чтобы окончательно убедить Аятоллу, раскрыла мобильник -  на дисплее четко  стояла дата : 03.05.2005г.  Промигивали секунды, и менялись минуты... Он смотрел на дисплей, не мигая... В башне до сих пор стоял стойкий запах кишмиша и урюка... Ветер проникал сквозь прорези, создавая ощущение прохлады. Осенью здесь будут сушить виноград и абрикосы, а весной пусто.
- А сейчас я добью тебя окончательно! – и с болью посмотрела на афганца. – Сейчас май? В августе Насим  Оман вместе с командиром полка Кефтаном  полетят на спарке в район Хоста. В Баграм они не вернутся... Их похоронят в цинковых гробах до захода солнца...
- А это откуда знаешь? – Аятолла прищурил темные  глаза, сливающиеся с радужной оболочкой.
- Муж писал... Он  очень переживал... Вот... Их нужно спасти! Фамо? (Понятно?)  Она видела неподдельный ужас в глазах Аятоллы. Удивление сменялось страхом, потом снова появлялось недоверие. Он молчал, до хруста сжимая пальцы. Алла припала на одно колено:
- Помоги мне попасть в Баграм! Помоги  спасти Насима и Кефтана! Когда вернется Хафиз?
- В джуму.
«Джума – пятница. Выходной у мусульман... У нас в запасе целых два дня»! – ей казалось, что мысли закипают от напряжения! Только бы согласился Аятолла! Вернулись в дом.  Он молча удалился.  И  был явно растерян... Алла снова осталась одна. Интересно, а сколько ханум в доме?   Напрягла слух...  Судя по голосам – двое. Один голос – низкий альт, явно принадлежит женщине в возрасте. Другой – совсем юный... Только бы согласился Аятолла! Она встала со своего ложе и тихонько подошла к двери. Толкнула. Дверь оказалась не заперта. Кириченко увидела только спину афганца. Он стоял на коврике и истово молился. «Намаз – святое дело – усмехнулась она. Аллах акбар»!

Ночь в Махмудраки. 1988г.

Всю ночь она вертелась на тюфяке без сна и покоя. То вдруг видела молодого Егора – загоревшего и статного около советнического бассейна, то вдруг – доченьку, купающуюся в лягушатнике... Сердце невыносимо  ныло, а пульс зашкаливал! Несколько раз вставала к высокому подслеповатому оконцу и тихонько курила. «Если Аятолла не согласится, мне не выбраться отсюда»! – это  знала наверняка! «Судя по времени, от Кабула с особистом  мы ехали не более часа! И хорошо, если на север»! -  она сидела на тюфяке, скрестив ноги, покачиваясь из стороны в сторону... «Ой!  Как же я раньше не дошурупила, там же одна трасса – Кабул – Хайратон! Так что точно – в сторону Баграма, А если в противоположную сторону»!? -   голова пухла от мыслей, а сна не было ни в одном глазу! Ханумки наконец-то угомонились, на их половине воцарилась полная тишина!
Бедные, несчастные афганские женщины! Либо пашут с утра до ночи, либо маются «хронической беременностью»! – И вот тебе, баба, дорога  - до порога! Хафиз – сволота, видно не одного афганца на афгани «развел», коли на двух жен калым набрал! Многие афганцы откладывают деньги на жену  чуть ли не со школьных завтраков, копят всю жизнь! Но деньги съедает инфляция и другие расходы. Средне-статистический афганец  может на жену скопить годам к тридцати с копейками! А посему – мужеложство считается в стране чуть ли не нормой! Алла тут же живо вспомнила Матина – подсоветного Егора. Он был  летчиком в афганском полку, и часто заходил к ним в гости. Она иногда спрашивала его полушутя, полувсерьез:
- Матин – джан, когда свадьба?
- Нист афгани, ханум! ( нет денег...) – он опускал ресницы и краснел, как девушка. А ведь афганские летчики получали намного больше простых афганцев! Такая вот «веселая» арифметика! Аятолла – по глазам видно – не женат. А сколько ему? – Явно больше тридцати...  Но это лишь одна сторона медали – думала Кириченко -  Потратив на жену целое состояние, муж бережет ее, как зеницу ока! И не дай-то  Бог с ней какая-нибудь хворь приключится - бегут в госпиталь к нашим врачам: - Спасите мою ханум! «Эх, нашим бы мужикам такое отношение к женам»! – вздохнула Кириченко и повернулась на другой бок.
Сна не было ни в одном глазу! Она устало прикрыла глаза и тут же увидела желтые враждебные горы, белое палящее солнце и  услышала неутихающий рев аэродрома. Вертушки утюжили небо над Баграмом, отбрасывая четкие, движущиеся тени, отстреливая маленькие ракеты- тепловые ловушки – имитаторы цели. А на вертолетной стоянке горбились усталые  МИ-8е с обвисшими винтами. Неподалеку – валялись остовы обгоревших фюзеляжей, подбитых самолетов... Все это было, словно вчера...  Рядом с ней Паша в качестве добровольного экскурсовода комментировал ход событий:
- Вон твой пошел с Насимом, смотри!
- А сейчас взлетают Вовчик с Матином. Видишь?
Алла, щурясь от слепящего солнца, вглядывалась в чужое грозное небо. Оторвавшись от бетонки  камуфлированные птицы резко взмывали вверх по спирали, набирая высоту и скорость над баграмским аэродромом! Все выше и выше... И вот уже в небе видны крошечные точки! Самолеты уходят на задание... Днем, пламя, вырывающееся из сопла, кажется белым... Привычный, до боли знакомый аккомпанемент аэродрома – взлет-посадка, взлет-посадка...  Каблучки ее босоножек утопают в расплавленном асфальте возле высотки...
 Пробегающие по полосе самолеты, с выпущенными закрылками, выплюнув тормозные парашюты, словно комочек жвачки, вдруг превращаются в  желтые бутоны цветов...
«Сел... Слава Богу!  Живой»!
Навстречу Алле к высотке шли взмокшие от пота, ее муж – Егор, заводила и душа компании – Вовка Королев, афганские летчики Матин и Насим..
- Ну, настаящий палковник! – подражая Пугачевой, пошутила Алла, чмокнув мужа в щеку.
- Ты пахнешь небом!!!
- Ага... – рассмеялся Кириченко –  пОтом, а еще сожженным керосином!
- Как будто это было вчера, а не пятнадцать лет назад! –  горько вздохнула Кириченко.
Снова поднялась  к подслеповатому оконцу дома и жадно прикурила сигарету.
Заснула лишь под утро. Сон был зыбким и нереальным: горы – вроде афганские, но совсем невысокие, и покрыты травой... Она катила инвалидную коляску по тропинке, и была  безумно счастлива, что Леся жива! Вдруг коляска выскользнула из рук, и покатилась вниз по склону... Пыталась ее догнать, задыхалась, летела сквозь сон... Но коляска упрямо катилась вниз, в пропасть... Тут же похолодела спина... И капельки пота выступили на лбу... Окончательно проснулась от поворота ключа. Аятолла прошуршал паранджой, бросив  на край  ложа. Следом полетели нитки.
- Укороти, если велико! – бросил на ходу.
- Да-да... – она никак не могла отойти ото сна – терла беспомощно глаза, массировала виски и сходила с ума от этого утреннего  жуткого сновидения! «Эти сны преследуют меня всю жизнь! Только в разных вариантах! Так легко и в сумасшедший дом попасть»! – подумала вяло и беспомощно.
- Пойду, запасусь водой и хлебом. Уходим ночью. Днем идти опасно! – он лишь мельком взглянул на нее, пряча взгляд слишком черных глаз, но ей тут же стало понятно:  АЯТОЛЛА РЕШИЛСЯ!
- Сколько до Баграма?
- Ночи две придется топать. – развернулся, и ушел, ни проронив больше ни слова.
« Аятолла! Какой же ты умный и мудрый»! -  Алла откинулась на подушку, и, улыбаясь, прикрыла глаза... Сердце вдруг запрыгало от радости, замерло на мгновение, и снова заколотилось! «Егор... Его-руш-ка»! – появилась призрачная надежда. И вдруг страх, как ознобом прошил тело... Вздрогнула, вспомнив ночь накануне... «Мразь. Скотина. А что если Хафиз вернется раньше? Стоп! Нельзя думать о плохом!  - оборвала свои мысли – Думай о хорошем! 
- Знаю же, что мой муж сейчас жив и здоров, и даже побрился налысо! Возможно, я смогу преломить ход событий и изменить судьбу? Голова распухла от дум, от предстоящей встречи... Господи... За эти годы я почти забыла его лицо... Помню запах тела, помню послушные темные волосы, даже походку помню... А вот лицо... Лицо было как бы размытым, слегка стертым пластиком... И пазлы в голове никак не вкладывались!!!
Она смахнула слезу, хлюпнула носом, и замерла, глядя вникуда. День, как назло, тянулся омерзительно медленно! И опять ее мучили воспоминания!
...Они прилетели в Кабул на три дня. – Вроде,  как на выходные...
 -  Пойдем, купим тебе очки! – настаивал Кириченко и тянул жену с дочкой в сторону Оптики. Накануне Алла разбила очки  вдрызг– свалилсь с холодильника  - стекла – вдребезги!  Она  ощущала ни с чем не сравнимый  ужасный дискомфорт – предметы теряли свою четкость, и  лица расплывались перед глазами.
 - Ни одного ценника не вижу! И лица все размытые... Кот Базилио, натуральный... Наверное, Кириченко прав! Надо купить очки! -  Но очки в Афганистане – достаточно дорогое удовольствие: на те же деньги можно было купить настоящие японские часы или вполне приличный магнитофон. В конце концов – не деньги, а какая-то другая неведомая сила удерживала ее.
- Перебьюсь! До отпуска – всего ничего! – Алла смахнула пот со лба.
Ближе к вечеру, встретившись в гостинице за ужином с Нотиками и Бурскими, услышала новость, от которой похолодела спина, и мурашки побежали по коже:
- Сегодня взорвали Оптику на Маркете...

Она «крутила бочки» на матрасе – ворочалась с боку на бок. Сна не было. Ее маленький мирок напрочь заполнили воспоминания! Солнце словно не собиралось скатываться за горы, оно цеплялось за горные хребты, не желая уходить, и казалось, что этот день не закончится никогда!
Тишину уснувшего дома   нарушили легкие шаги: - Аятолла!
она бесконечно обрадовалась появлению своего союзника! Тихонько скрипнула дверь.
- Собралась?
- Нищему одеться – только подпоясаться!
- Что такое – нищему?
- Я потом  объясню... – зашептала Алла – Слушай! Термос есть? – он утвердительно кивнул.
- Набери кипятка, и пару кружек захвати. Лады?  Одеяло бы надо.... Знаю, что ночи в мае еще холодные...
Аятолла лишь улыбнулся и хмыкнул.

Дорога в Баграм. 1988г.

Полная луна была настолько яркой, что Алла испугалась собственной тени! Аятолла взял ее за руку, и  буквально обжег своими горячими пальцами. Потом неспешно повел по  тропинке, уходящей в предгорья Гиндукуша.  Они шли молча, стараясь не наступать на сухие ветки. Кишлак остался позади. В сущности, это были домики с плоскими крышами, как ласточкины гнезда,  прилепившиеся  к  краю  почти пологого склона. Ни одна собака даже не гавкнула! Странно... Сонный и сумрачный кишлак остался позади.  Сначала в парандже было идти легко. Потом она стала спотыкаться  о мелкие камни – подол запутывался!
«О, ужас, -  думала Кириченко – И как они ходят в этой хламиде»?
- Приподнимай подол! -  приказал Аятолла.
- Можно сниму...  Ночь ведь...
- Нет! – зашипел афганец – Можно нарваться на засаду. Терпи!
Она замолчала. Радуясь в душе, что надела кроссовки, а не туфли на высоком каблуке!
« И черт с ней, с паранджой!  Переживу как-нибудь!  Я иду к тебе, Егорушка! В первый раз – по горам, расщелинам и распадкам.  К тебе... К тебе... К тебе. Я не могу без тебя»!

Тропа поднималась все выше и выше. Дыхание сбилось,  не хватало воздуха! Крупные капли пота катились по лицу. Они шли – точнее карабкались в горы  уже несколько часов!
Аятолла – легко и уверенно, а Кириченко еле поспевала за ним!
« Я не выдержу...  И рухну тут замертво»! – задыхаясь, подумала она, до боли прикусив губу!
  Но шла,  точнее, ползла, бесконечно спотыкаясь, обламывая ногти об острые камни. Ползла, падая и поднимаясь, упорно шла вперед!
 Наконец Аятолла остановился:
 - Стой тихо! Я сейчас вернусь.
Она сползла по камню, и рухнула на тропу, откинувшись головой  на скалу: «Если имеешь осла, – не думай, что все дороги твои»...  -  вспомнила вдруг афганскую пословицу... « А тут – ни осла,  ни посла»...  Вдруг послышался шорох над головой... Алла, испугавшись, втянула голову в плечи, боясь  шевельнуться. Так и сидела до появления Аятоллы. – Сгорбилась, замерла, а сердце было готово выпрыгнуть из  груди.
- Не бойся! – услышала  негромкий его голос: – это летучая мышь!
- О, ужас!!!
- Пойдем! – он помог подняться, бережно взяв под руку. Они подошли к небольшому лазу.
- Пригнись! – тихо скомандовал Аятолла.

В пещере было темно и тихо. И холодно. Он быстро достал из вещмешка свечу и щелкнул зажигалкой. Тусклое пламя  затрепетало, как мотылек поздней осенью. Когда глаза привыкли к темноте, Алла увидела глубокую нишу, и скалу, нависающую над ней. В нише был постелен лапник, то ли от кипариса, то ли от другого неведомого ей дерева.
«Скорее всего – это убежище духов»! -  не на шутку испугалась она! В центре пещеры -  черной дырой темнело кострище, а рядом лежала горка дров, а точнее, коряг – именуемых здесь дровами!!!
«Боже, как странно, даже дрова здесь продают на вес»! – она вспомнила  как с Егором и Лесей впервые увидели  весы для дров – они напоминали «качели» с дровами... На один конец чаши дуканщик ловко укладывал дрова, а на другой громоздил гири, а точнее – обыкновенные камни!  Они долго хихикали, и даже фотографировались рядом! Улыбаясь и гримасничая...  Гири -  камни! -  О, ужас»!
Афганец быстро и умело развел костер, бережно положив одеяло на лапник, и жестом пригасил присесть. Алла с жадностью закурила и посмотрела на часы: 5 утра! Вот это мы дали маху! «А может, этот афганец специально привел сюда? – сдаст духам, получит мешок афошек -  и «сделает ноги»? А – там – Иран, или Пакистан или Индия... Какая им  разница»?   - ее заколотило!
- Замерзла? – Аятолла пригласил  поближе к костру.
- Садись, грейся! Ну, что ты испугалась?  - и  замолчал, потупив взгляд. – Я рискую не меньше – чем ты!
- И кричат из ложи – загнанная лошадь!
Дрожью неверной выдали нервы...  - прошептала чуть слышно, пытаясь успокоиться от нежданно пришедшей мысли.   Потом медленно стянула с себя паранджу.
 -  Алла, спой мне песню,   про старинные часы... – это мое воспоминание о Союзе!
- О, этот город  Краснодар! О, эти красивые девушка! Я люблю Союз!
- Старинные часы еще идут...  – тихо запела она.
Старинные часы – свидетели и судьи...
 Когда ты в дом входил –  они слагали  гимн...
  - перед ней вдруг возник образ мужа, который так любил эту песню!  « О, боже... похоже, мои старинные часы пошли назад...На дни... На месяцы... На годы. Разве такое бывает в жизни,  думала она, вспоминая Егорушку»?
- Извини, брадар! (Извини, брат!) Я не могу больше...
Пошатываясь, поднялась с одеяла  и подошла к афганцу. В темноте зрачки его сливалась с радужкой, и казались абсолютно черными, будто угли.
- Термос дай и кружки! 
Достала из рюкзака пакеты «Бомжей», высыпала вермишель в кружки и залила кипятком. Аятолла не отводил взгляда от ее рук. Через несколько минут протянула ему кружку:
- Ешь.
- Это что? – он понюхал – Пахнет вкусно!
- Это «Бомжи». Ничего. Есть можно.
- Что такое бомжи?  Никогда такой еды не видел! – воскликнул афганец и с удовольствием отхлебнул.
- Еда такая.
Когда с вермишелью было покончено, Алла неторопливо закурила, не в силах даже пошевелиться. Сидела и бездумно глядела на огонь.
- Хаиста. – Аятолла не мигая, смотрел на свою спутницу.
- Что? – не поняла Кириченко.
- Красивая. – он снова засмущался, и опустил ресницы. – Знаешь, почему собаки молчали?
 У меня на рукаве пришит  кусок волчьей шерсти. Собаки боятся волков!
Ей стало вдруг как-то не по себе в полутемной чужой пещере, вдвоем с незнакомым мужчиной, но она пересилила страх...  «Он мне ничего не сделает. Он сам рискует не меньше меня»!
- Я падаю от усталости! Можно поспать хоть немного?
- Спи. Я поставил на входе растяжку, если духи сунутся – мало  не будет.
Она вырубилась мгновенно –  не смотря на то, что ныли ободранные колени  и руки. Бессонная ночь в горах давала о себе знать. Аятолла долго сидел у костра, потом тихо прилег рядом, боясь коснуться ее тела. Костер медленно погас, и в пещере сразу стало прохладно. Она, бессознательно, во сне прижалась к сильному горячему телу:
- Егорушка, жизнь моя... – бормотала во сне и гладила тугие волнистые волосы. Вдруг горячие сухие губы, коснулись ее губ...
Ой! – Алла  подскочила, как ужаленная, и забилась в угол их пристанища. Потом пришла в себя:
 - Прости... Пойми меня... Там, в будущем, только его могила... А здесь – он живой!  – уронила голову в ладони и беззвучно заплакала.
- Ничего...  – пробормотал Аятолла, вздохнул и повернулся к ней спиной. Ей не удалось больше заснуть.

Тихо лежала рядом с чужим мужчиной, боясь даже громко вздохнуть! Она была в прошлом! Казалось, таким близким сейчас! Ей вдруг живо представилась картинка: они с мужем в дукане на Гулям-Али. Сейчас этот случай  ей казался смешным и нелепым! Но тогда...
Дуканщик посматривал на Аллу лукавыми и влажными глазами, ощупывая взглядом, будто оценивая стать иноземной кобылицы. Он причмокивал губами, а в глазах его загорался похотливый огонек: Надо же  - женщина без паранджи, да еще светловолосая! Коммерсант, показывая  на Аллины сережки, вдруг спросил у Егора:
- Чан пайса? (Сколько стоит?)
Да нисколько! – рассмеялся Егор.  – Нам нельзя продавать! Золото внесено в таможенную декларацию. Фамо, дост? ( Понял, друг?) Но потом, хохотнув, и заговорщически подмигнув жене, вдруг выпалил:
- Только вместе с ханум!
Алла замерла от неуместной шутки, и от непредсказуемости ситуации. На щеках запылал румянец.
«Кириченко! Фильтруй мозги»! – покосилась она на мужа. Но его вдруг понесло:
- Ханум, вместе с серьгами – легко! Сколько даешь?
Хозяин лавки засуетился, поджав холеное брюшко. Он – толстый и обрюзгший, в вычурной чалме, с красным и лоснящимся от жары лицом, вдруг с проворностью юноши, навалился на прилавок, и схватил ее за руки. Остолбенела, не в силах вымолвить и слова!
–   Сколько?? – глазки его заблестели от возбуждения в предчувствии удачного торга, выгодной покупки, а может, и еще от чего-то...
Алла укоризненно покачала головой
 Ну, ты даешь, Егор!
- Дорого, друг! Хи-хи-хи... У тебя не будет столько афгани!
- Сколько, Шерхан, говори! – дуканщик ерзал по прилавку, не выпуская  ее рук... У меня много афгани!
«Просто замечательно!  - возмутилась она – продают, как кобылу с отличной родословной! Еще бы на зубы посмотрел, коммерсант  сраный... Ну, Кириченко! Я тебе отомщу!
И тут понеслось: Егор брякнул первое, что пришло ему в голову:
- «Тойота» и пять миллионов афгани!
- Хорошо, Шерхан! – владелец лавки засуетился и исчез за засаленной шторкой. Прошуршав там, как мышь, вытащил оттуда картонную коробку, доверху набитую смятыми купюрами.
- Здесь два миллиона – считай!
- Не хватает нам только международного скандальчика! – выдохнула Алла. – Ну, сумасшедший, что возьмешь! Приколист! Видно хорошо тебя Афган зацепил... Шутка зашла слишком далеко. Надо было достойно выходить из положения, не задев достоинство коммерсанта. Кириченко не растерялся:
- Сколько у тебя ханум, друг?
- Две...
- Скажи честно, это будет здорово, что у тебя три жены, а у меня – ни одной? Я неудачно пошутил. Прости! Меня не выпустят в Союз без моей ханум! Прости!!!
- Видишь, как ты дорого стоишь? – пытался подлизаться он, когда  вышли из дукана.
«Какой же ты подлый, Кириченко! Чужая страна, другие устои общества! Оказывается, можно женой торгануть  за машину и   сраные афошки!
- Прости... Ну, неудачно пошутил... – подлизывался муж.
 - От-стань! Мавр сделал свое дело, мавр может уходить!
- Ну, лапушка, прости!
- Как надену портупею – все тупею и тупею...
Сейчас, через много   лет, все это кажется милой шуткой... И не более...
Она перевернулась на спину: - Мои ноги тяжелые и теплые... Мои руки – тяжелые и теплые... Мои нервы – стальные канаты, прочные и крепкие... – бесконечно повторяла слова аутотренинга...

После полудня она встала, привела себя в порядок, с удивлением отметив, глядя в зеркало, что морщины и правда, исчезли! Слегка припудрила лицо  и подвела брови. Налила кипятка из термоса, и высыпав из пакетиков  в кружки кофе «Каппучино», подошла к нише, где сладко спал афганец. Он был безупречно красив.  «Эх, сюда бы наших русских баб – недолюбленных,  недобалованных, недоцелованных»! Аятолла, почувствовав взгляд на себе, тут же открыл глаза.
- Вот кофе горячий с молоком! –  и протянула кружку.
-  А молоко где взяла? Ты горную лань подоила?
Алла лишь тихо рассмеялась:                +-
- Пей! Это чудеса двадцать первого века!
Луч солнца пробивался в пещеру, и разводить огонь не было надобности. Боковым зрением она разглядывала  афганца-спасителя – он был хорошо сложен  и действительно красив. Она вдруг вспомнила репортажи по телевидению, и содрогнулась: в сюжете показывали безымянное кладбище жертв режима талибана. Кладбище – без конца и края! Нервно повела плечами. Аятолла пошел к выходу, не проронив ни слова.
«Все-таки, как некрасиво получилось сегодня утром! – корила себя – Считай сама, спросонья к нему в объятья полезла! Потом сама – пятками назад! Бедный Аятолла»!  - ее мысли прервал афганец:
- Пойдем на воздух. Я снял растяжку.

Солнце белое и беспощадное – ослепило! После полутемной пещеры оно казалось необычайно ярким! Постепенно глаза привыкли к солнечному свету, и Кириченко потянулась, высунув голову из-за валуна.
- Куда? Сидеть! – Аятолла осторожничал – Гляди во-о-он туда, -  повернув ее голову вправо –
Там кишлак Махмудраки.  Вчера мы были там.  А теперь смотри влево. Видишь два кишлака  и взлетную полосу? Это Гулям-Али и Баграм.
Замерла от восхищения и нахлынувшего вдруг страха – внизу раскинулась Баграмская долина! «Как же мы пойдем по долине? Кругом блок-посты... Долина – не горы – не скроешься»!  Но серая лента взлетной полосы вселяла в нее трепет и надежду! Аэродромные постройки с высоты казались крохотными – такие маленькие квадратики, не больше сантиметра! А самолеты на стоянке, будто зеленые пунктиры... Вдруг от полосы отделились два маленьких самолетика, и по мере набора высоты, стали увеличиваться в размерах, словно приближаясь к беглецам! Вокруг аэродрома, словно крохотные кузнечики стрекотали «вертушки», отстреливая  огоньки – тепловые имитаторы цели. Самолеты приближались.
- Ой! Это же наши «стрижи»! – она задохнулась от восторга, ей хотелось кричать от счастья! Аятолла не понял щенячьего восторга:
- Быстро в пещеру!
- Зачем? Это же наши!
- Ага... Стоит один на скале – дух-духом, а рядом  ханум в шароварах!
Алла хмыкнула, но беспрекословно последовала за ним. После слепящего солнца в пещере  показалось довольно  темно и прохладно. Она поправила головешки во вчерашнем костре, добавила новых коряг, и щелкнула зажигалкой. От огня по пещере поползли длинные, пляшущие  тени. Долго сидела, глядя на огонь, вспоминая Егора и жизнь в Баграме. Посмотрела на притихшего Аятоллу и вдруг спросила:
- Как ты оказался у Хафиза?
Он долго молчал, ломая сухие ветки и подбрасывая их в огонь. Потом посмотрел темными глазами-маслинами, и опустил голову.
- Знаешь про режим Дауда? – Алла кивнула. – Он хотел сломить саурскую революцию. Меня арестовали и бросили в тюрьму. Мы с Насимом были в одной камере. За революционную деятельность нас приговорили к расстрелу... После пыток, затаскивали в камеру, как мешок с костями... Я ждал расстрела... Но однажды под утро мы услышали тяжелый гул самолетов! Транспортной авиации у нас тогда не было! Затеплилась надежда – шурави! И правда, потом довольно быстро нас выпустили из тюрьмы. Хафиз предложил мне службу в органах ХАДа. Я был счастлив! Поехал учиться в Союз. После возвращения, очень быстро понял, что у Хафиза все схвачено и куплено! Потом он предложил мне охранять его дом... Так я оказался в Махмудраки. Вот и вся карьера! Как взорвали Бамиан? – спросил он вдруг.
- Деталей я не знаю. Я в газете читала, что высеченные в скале Будды, высотой 55 и 37 метров были взорваны в 2001 году исламскими экстремистами. И знаешь, что самое интересное, в основании в одной из статуй, среди обломков, ученые нашли кусочек древнеиндийского трактата. Манускрипт написан на коре березы, и был обернут в кусочек ткани. Одна фраза, которая осталась практически не испорченной, гласит: «Ничто не вечно». Странно, правда? -  Алла  присела на край одеяла, достала из-под донышка рюкзака электрошокер, и спрятала его в потайной карман платья. После ее рассказа про Бамиан, афганец замолчал, словно ушел в себя. Потом опустился на колени, и зашептал молитву.
«Намаз- строгий ритуал, и ничего с этим не поделаешь»! – вздохнула Кириченко. Чтобы не мешать, выскользнула из пещеры. Соблюдая меры предосторожности, старалась не высовываться из-за груды грамотно и педантично сложенных камней. Где-то в районе Саланга шел бой: стрекотали автоматы, редкими хлопками отзывался гранатомет. Она видела с высоты клубы взметнувшейся пыли. Над аэродромом все так же баражировали вертолеты. На предельно-малой высоте – по кругу, по кругу, по кругу... Аэродром был как на ладони – щурясь на солнце, глядела вслед уходящим парам самолетов. Словно и не было этих пятнадцати лет! Баграм жил своей привычной жизнью. Заныло сердце. И вдруг где-то неподалеку услышала звук катящихся камней! Камнепад, или маленькое землетрясение? Дома в Баграме, частенько покачивалась люстра... Но Кириченко не обращала на это внимания – советнические дома были построены с сейсмической устойчивостью.
«А, может, кто-то случайно задел камень ногой»? – тут же включилась звериная осторожность! Прислушалась, и четко уловила незнакомую, чужую речь. Метнулась в пещеру:
- Аятолла! Сюда кто-то идет! -  заметалась в растерянности, не зная, что делать! «Прихлопнут нас здесь, как мух, и вся недолга»! Афганец внешне был спокоен, но было видно, как напряглись мускулы и заходили желваки. Он вплотную подошел к лазу и замер, прижавшись к стене. В руках у него был нож.
«Сколько их там? Трое? Пятеро? Целая банда»? -  Кириченко запаниковала – «Вот вам и встреча в Баграме»! Достала электрошокер, и сжала ладонь до боли в костяшках...
Сначала в проеме появилась голова в чалме. Аятолла наклонился,  крепко вцепился  в бороду, и приподняв голову бородача полоснул ножом по горлу. Душман захрипел, и падая, крепко уцепился за ноги, подсекая Аятоллу. Оба упали. Дух хрипел, а из горла хлестала кровь. Алла зажала рот рукой, чтобы не закричать – ей было худо при виде крови. В проеме появилась вторая голова в тюрбане. Не соображая, что делает, она подскочила к душману, и, приставив электрошокер к груди, что было силы надавила на кнопку. Тот рухнул прямо ей под ноги. В испуге отпрянула назад – ее трясло...
- Мне страшно!
 Аятолла выглянул из пещеры, и долго стоял прислушиваясь. Вернувшись,  стал спешно укладывать вещи.
- Надо уходить! Возможно, это только разведка. Она пыталась натянуть паранджу, совершенно запутавшись в складках. Руки тряслись и немели кончики пальцев, пока запихивала в вещмешок их нехитрый скарб. Они быстро вышли из пещеры и заторопились по тропе в противоположную сторону. Спускаться с гор было, конечно, проще. Работали совершенно другие группы мышц, но все равно она задыхалась, пот катился градом, а ноги подламывались в коленях. Падала, поднималась снова, лишь бы не отстать от своего спасителя! Через пару часов солидного марафона Аятолла сбавил темп.
- Потерпи, скоро речка – приток Кабула, там и передохнем!
 Горы становились все ниже, тропа казалась не такой крутой, но все равно сбитые колени ужасно ныли. Кроссовки, казалось, стали на размер меньше, а паранджа – гораздо тяжелее!
  Сначала  услышала шум воды, и только потом увидела мутно-желтую говорливую речку со стремительным течением.  «Ничего себе – приток Кабула – ширина – не более двух метров»! – с разочарованием подумала, а вслух сказала:
- Ноги можно помыть? Не заразно?
- Можно! – рассмеялся афганец – Даже искупаться можно!
Сняла кроссовки, сбросила паранджу и посмотрела на шаровары – они были грязными, с  запекшейся кровью.  Быстро стащила их с себя и застирав, расстелила на траве на просушку. Присела на камень и опустила опухшие и ободранные ноги в воду. Осторожно помыла колени, икры ног, и изрядно ободранные руки. Прохладная вода снимала боль! Аятолла тем временем плескался в реке, нырял и фыркал от удовольствия. Одежда афганца лежала рядом.
«А все-таки, не такое пустое изобретение – чадар!  С виду – простыня простыней! Но в жару он спасает от палящего солнца.  В пустыне – от мелкого, словно цемент, песка. После купания его можно использовать как полотенце, а на базаре – как авоську,  завязав чадар узелком». Наконец афганец вышел из воды и накинул на себя чадар, как полотенце. Алла засмеялась.
Посмотрел на ее сбитые ноги и укоризненно покачал головой. Потом сел рядом и задумался.
- Собирайся. Надо идти. Попробуем пробраться днем! Есть идея!
- Можно я пойду босиком, или в носках? Боюсь, что я не запихну в кроссовки распухшие ноги. Он утвердительно кивнул.

Очень скоро тропинка превратилась в колею. Идти было легко. Мягкая пыль лежала на дороге, и ноги проваливались по щиколотку в вязкую теплую мякоть. Горы остались позади. Изредка, она оборачивалась назад, любуясь горными вершинами... Откуда вынырнул отряд моджахедов, осталось загадкой! Может, из кириза выползли?
- Дриш! (Стой!)  - закричал мальчишка лет семнадцати, и лихо подняв винтовку, выстрелил в воздух. Аятолла пошел навстречу моджахедам, жестом остановив спутницу в парандже.  Подойдя к ним почти вплотную,  что-то быстро-быстро заговорил на дари,  изредка оглядываясь на Кириченко. Она стояла, как вкопанная, только сердце часто- часто забилось в груди. Минута. Другая. Ей казалось – прошла вечность! Вдруг духи закивали головами и опасливо отступили назад, брезгливо оглядывая ханум.
- Бисмилла!  (С богом!) – откланялся Аятолла.
- Буру бахай! (Счастливого пути) – нестройно отозвались моджахеды. Алла опустила голову и засеменила за своим спутником.
- Что ты им сказал? – спросила тихо, когда они отошли на приличное расстояние.
- Сказал, что ты – моя ханум. Я веду тебя в баграмский госпиталь, потому что у тебя экзема, вероятно, очень заразная!
- Ай, молодца!
- Тем более, что мне даже врать не пришлось – видел твои ободранные руки и ноги!
«Он же спас меня! Уберег от пыток, неволи и мучительной смерти»! – восхитилась Кириченко, а вслух сказала:
- А я стою и думаю: почему они от меня шарахнулись!

Солнце скатилось в ущелье, словно Аллах повернул выключатель. Сумерки быстро перетекали в ночь. К слову сказать – темнеет в Афганистане рано, где-то около восьми вечера. Аэродром затих. Завтра – джума – выходной у мусульман, война как бы замирает, затихает на день. И наступает оглушающая тишина! От этой тишины на душе становится жутко!
- Я есть хочу!
- Потерпи. Здесь, недалеко от Баграма – разрушенный кишлак. Там мы будем в безопасности! Аятолла намеренно свернул с трассы и вел  спутницу своими тропами, чтобы миновать блок-посты. Когда подошли к кишлаку, было уже совсем темно.
- Ой, я узнала! – она чуть не запрыгала от радости -  Мы иногда через этот кишлак на работу ездили! Значит, до дома не более двух километров!
Свеча стояла в углу развороченного дома, чтобы  отсвет не виден был из окон. Крыши не было вовсе  - в проем загадочно глядели крупные афганские звезды. Зато стены были целы! -   - Доставай свой лаваш.
На полу валялось старое тряпье и черенки от глиняной посуды. Кириченко достала из рюкзака баночки с концентратом, и залила кипятком из термоса. Помешала пластиковой ложкой и протянула своему спасителю.
- Качалу?
- Картошка,картошка. Ешь, давай! Если мы не будем засиживаться, то часам к одиннадцати будем дома!
Аятолла почему-то  медлил, а она заметалась по мертвым комнатам – очень хотелось попасть поскорее домой.
 - Пойдем! -  торопила афганца – Часов в одиннадцать мы будем уже дома!
- Погоди... – медленно заговорил Аятолла – У меня одна просьба... – И он снова засмущался, будто девушка...
- Ну-у-у-у! – поторапливала Алла. – Что еще?
- Всего одна...  Поцелуй меня, пожалуйста... –  сказал так робко и трогательно!  Опустил глаза, судорожно сглотнул слюну, и прикрыл ресницы.
«Ну, вот еще... Какого рожна я должна его целовать»! – возмутилась в душе от такого предложения -   «Ой... Да он  только что мне жизнь спас!  И я ему должна быть благодарна»!
Растерялась, не зная, что ответить. Замялась. Засмущалась. По  лицу пошли бурые пятна.  «Вот это я попала»!
Аятолла наклонился, и она, приподнявшись на цыпочки,  тихонько коснулась губами его губ... Потом поцеловала... Искренне и с благодарностью. Он вконец смутился и быстрым шагом  вышел из разбитого дома. Аятолла  отсутствовал несколько минут...
« Играй, гормон»! – сначала  иронически улыбнулась, а потом искренне  пожалела Аятоллу.

По дороге в Баграм  он вдруг признался, смутив ее,  еще больше:
- Знаешь,  меня еще ни разу не целовала женщина!
«Бедный Аятолла – пожалела его – Небось, «передергивает затвор  врукопашную»! Вздохнула, и  послушно засеменила рядом. Вот он Баграм! Вот уже знакомый дукан, где Леся постоянно канючила:
-Ну,  купите мне жвачку... Блок! Хорошо?
Вот улица, ведущая к советническим домам!  Алла ускорила шаг... Увидев свет в окнах своей квартиры, побежала навстречу прошлому, на ходу стягивая с себя паранджу. Запыхаясь, толкнула калитку, она оказалась не заперта... Навстречу им несся огромный пес! Он не лаял.
Алла слышала только звук гремящей цепи...
- Кузенька! – позвала тихонько – Ку-зя-ня!!!
Пес  вдруг радостно залаял, потом завилял хвостом  и запрыгал сбивая ее с ног.  Потом заскулил высоко и протяжно. Она гладила огромную овчарку, целуя его мокрый нос, обнимая его,  и вытирая нежданно нахлынувшие слезы.
- Кузяха  родной мой, славный мой пес! – Кузьма тем временем слизывал косметику с ее лица.

На шум вышел Кириченко.   Передернул затвор автомата  и крикнул в бесконечную темноту афганской ночи:
 - Кто там?
 - Свои !  - отозвалась она, и отстегнув прыгающего Кузьму, шагнула к подъезду. Аятолла все время стоял у калитки, боясь ступить во двор.
- Пойдем со мной.  Не бойся! – и махнула ему рукой.
- Ты-ы-ы-ы-ы-ы?! – Кириченко в нерешительности отступил назад -  Ты же улетела в Союз месяц назад! – она видела, как округлились у мужа глаза.  Он был в шоке. Подошла к нему. Прильнула всем телом. Трепетно и доверчиво. Вскинула руки, обняла и застыла, вдыхая родной  его запах...
«Не месяц,  а пятнадцать лет назад!!! Только ты об этом еще  ничего не знаешь, Егорушка»!






ЭПИЛОГ

Кириченко никак не мог понять, как его жена снова оказалась в Баграме.
-Женщин же вывели из Афгана... Я  тебя сам на самолет посадил...
- Я потом все расскажу. Не сейчас, Егорушка. Растопи титан. Очень хочется помыться! Аятолла молча наблюдал за их встречей.
- Ой, я совсем растерялась:
- Это Аятолла – друг Насима. – и она легонько подтолкнула его в кухню. – Это мой спаситель... Не знаю, что было бы со мной, если б не он... Как Насим?
Егор пожал плечами, дескать, что может с ним случиться? Потом дружески подал руку афганцу.
- Егор. Ты не стесняйся, проходи. Тот лишь молча кивнул головой, опустив густые темные ресницы.

 Алла долго стояла под теплым душем, смывая с себя грязь последних трех дней. Раны  и ссадины на руках и ногах ныли неимоверно, но радость встречи с Егором переполняла сердце! Наскоро обмотав голову полотенцем, и накинув на себя халат мужа, прошла на кухню.
- Аятолла, иди помойся! – и протянула чистое полотенце. Он послушно кивнул.
Быстро пожарила яичницу  сделала салат из помидор, нарезала ломтями мерзкий непропеченный афганский хлеб. Егор достал разбавленный спирт из холодильника и разлил по стопкам. Кузьма тут же плюхнулся под стол, и положил голову на колени хозяйки.
- За встречу! Кам-кам! (Чуть-чуть!) – вдруг улыбнулся и подмигнул афганцу. Глаза его радостно блестели:
- В Ду-Кути – ни одной женщины, а ты – рядом! -  он наклонился и чмокнул жену – Ну, рассказывай!

После длинного и сбивчивого рассказа, Кириченко долго сидел, глядя в одну точку:
- Этого не может быть... – сказал растерянно. Потом машинально включил телевизор. В ночных «Вестях» Горбачев страстно говорил про перестройку, и консенсус с различными слоями общества.
-Х...ня какая-то...
- А потом будет Форос – перебила его жена – Потом власть в руки попытается взять ГКЧП, но у них ничего не получится...
- Что такое ГКЧП?
- Чрезвычайная комиссия, если упростить. Захват власти.  Зато Ельцин обойдет всех на повороте... Угробит  страну и станет первым президентом России. Союз развалится на мелкие государства. – Алла горько вздохнула.
- Да ну!? – Кириченко не верил. Кто такой Ельцин?
- Первый президент России...
- Как снег на голову! А мы тут сидим, как идиоты... – Кириченко замолчал, нахмурив брови -  Как дети?
- Нормально. – ответила односложно и тут же перевела разговор на другую тему:
- Кузяша скучал без меня?
Егор кивнул головой:
 - Первую неделю вообще от еды отказывался, пил только...
- Я его здесь не оставлю. Поедет с нами в Союз! Ой... В Россию.
Егор снова наполнил стопки и встал:
- Аятолла! Ташакор бисер за ма ханум! – (Большое спасибо за мою жену!) Афганец просиял и снова засмущался, пожав плечами:
Мирабани! (Пожалуйста!)
Спать  улеглись далеко за полночь. Аятолле постелили в гостиной, а сами еще  говорили, и не могли наговориться.  Она долго, не мигая,  смотрела на мужа. «Глаза – темные, огромные, с еле приметными  точечками...  Нос прямой, словно точеный и ямочка на подбородке, и родинка на левой щеке! Пазлы сложились»!  - потеплело в груди, только руки почему-то перестали слушаться.
Кириченко обнял жену, прижал к себе и вдруг попросил:
- Покажи мне дату на телефоне! –  С удивлением смотрел на мобильник, смотрел на цветной экран, где промигивали секунды. – Мистика!  - На дисплее высвечивалась дата  - 3.05.2005.
- Завтра приедем с командиром... Посидим – помозгуем, как Насима и Аятоллу отправить в Мазари –Шариф, пока идет операция «Хост»... А, может и вообще перевести его на новое место службы.  Вместе с Аятоллой? Наклонился и стал страстно целовать жену. Потом резко включил ночник.
- А тело у тебя...  У-у-у-у-у... Сплошные раны и ссадины... -  он нежно прикасался губами  к синякам, осторожно гладил  и целовал чуть запекшиеся ранки.  – Бедная моя лапушка!
 - Ничего... До свадьбы заживет!
- До какой такой свадьбы?
- До серебряной...

Баграм 1988г.

На следующий день Алла проснулась от того, что хлопнула входная дверь. Кузьма тут же влетел в комнату, и «умыл» -  облизал лицо  по полной программе. Огляделась. Все в их спальне было как и пятнадцать лет назад! Вот семейная фотография... Вот на полке портрет старшего сына, вот  портрет Лесеньки – тут же защемило сердце, но она перевела взгляд на автомат и карабин, висящие не стене. Только бардака прибавилось – на пуфиках были разбросаны вещи Егора, и «мабута», и «мушаверка».  А носки валялись около кровати.
- Кузенька! Солнце мое! Пора вставать. – она потянулась в постели и тут же встала, натянув на себя халат Егора. Тихонько заглянула в гостиную. Аятолла стоял на коленях, приподняв раскрытые ладони.  «Намаз! – дело святое»! – и, стараясь не скрипеть, осторожно  прикрыла дверь.

Ближе к обеду к воротам  советнических домом подъехал командирский газик. Заскулил и запрыгал Кузьма. В квартиру ввалились слегка встрепанный Егор, возбужденный командир и растерянный Насим. Надо было видеть их взбудораженные лица, и изумленные глаза!
- Как там мои? – первым делом спросил командир.
- Все хорошо.  Живы-здоровы.  Ждут.  «Значит,  Егорушка уже  пересказал  наши новости»! -  с облегчением вздохнула Кириченко. На шум тут же вышел Аятолла. Насим сначала обнял Аллу, троекратно прижавшись щекой к щеке, потом обнял Аятоллу. Она видела, что это встреча двух старых друзей, а не случайных знакомых. На душе отлегло!
- Ну-у-у, рассказывай! – торопил Юрий Иванович – командир советников.
- Наши так не пляшут! – улыбнулась Кириченко – Сначала накормлю вас, а потом все остальное!  И кто вас здесь еще покормит по полной программе? Мойте руки и марш за стол!
Она сидела на стуле, обхватив колени руками, и смотрела, как гости уничтожают содержимое тарелок. Поели. Выпили немного. Потом  долго слушали рассказ жены Егора. Сначала глядели, как на дурочку, потом во взглядах засквозило удивление, замешанное на недоверии... Возникла нелепая пауза. Первым очухался Насим:
- Чем закончится операция «Хост»?
- Полным провалом. Из Пакистана повстанцев поддержит режим талибана. -  Насим посмотрел на Аятоллу, тот только молча кивнул головой.
- Ты сказала, что Наджиба казнят. – Юрий Иванович смотрел на нее не мигая.
- Наджибуллу казнят публично. На площади. При массовом скоплении народа.
- Ох, ни х...я себе!  - возмутился командир – Откуда знаешь?
- По телеку показывали. Во всех новостях. Не вру!
 - Что будет со страной? – глаза Насима лихорадочно заблестели.
- Афганистан захлебнется в крови... А к власти придет талибан.
- Откуда знаешь?
- По телевизору был блок передач про Афганистан. -  снова повисла гнетущая пауза – Это еще не все... – Алла вздохнула – Из Баграма выведут и танковую дивизию, и десантуру  с медсанбатом, и эскадрилью вертолетчиков, и советские полки...  А вас забудут в Баграме.
???
-Двенадцать советников. Двенадцать русских на весь Баграм! Вы вернетесь в Союз только 16 февраля1989 года. Откуда знаю? – она усмехнулась и  вдруг замолчала, не зная, стоит ли говорить, что  сама встречала Егора... Только не в Шереметьево-2, а в Жуковском...
 - Сколько вас сейчас? - и в упор посмотрела на командира.
- Д-двенадцать. – отупело произнес он, видимо, на ходу подсчитал... И почесал затылок.
- Скажите, откуда мне знать? Я, кстати,  на улицу пока не выходила, и по головам не считала... И еще... - она взяла сигарету и нервно закурила. Дрожали пальцы, и немела верхняя губа, но она справилась с волнением:
- Наш Барсюха подорвется на мине. Скажите, откуда я могу это знать? Бред воспаленного сознания? Или постафганский синдром? Или вялотекущая шизофрения?  Барс сейчас жив и здоров?
 - Ну-у-у-у... – хором промычали советники.
- Кто-то из патрульных в конце января отпустит его с цепи ... На ночь... Вы же знаете, что Барс никогда не уходил с нашей территории. Как он попал на заминированное поле, около аэродрома? Я не знаю... Такая вот беда... Он приползет домой под утро с оторванной нижней челюстью и с кишками, волочащимися по земле...  – ее трясло как в лихорадке, и зуб на зуб не попадал... -  Мы должны его спасти!  Ну? Советники вы, или как... Или просто погулять вышли? – Кириченко смахнула слезу, а муж крепко обнял ее, прижав к себе. Она лишь вздрагивала, как  после истерики, и упрямо терла глаза.
- Мужики! У меня башка пухнет, от того, что случилось! Просто я – из 2005го года!! 
 Ну, теперь-то вы мне верите?
- Откуда ты   знаешь про Барса? – выдохнул Кириченко.
- Да ты САМ мне об этом писал!!! –  уткнулась в грудь мужа, и ее затрясло от слез. Всхлипывала, вытирала нос платком, но слезы катились из глаз, как горошины...
В кухне воцарилось полное молчание... Только стрекот вертушек и привычный аккомпанемент аэродрома нарушали пугливую тишину квартиры.

Поздно вечером, когда Кириченко и Аятолла уже спали, она села за письма. Первое написала Васильичу, дескать, все в порядке. Я в Баграме. В  Питер вернусь только в феврале. Не волнуйся. У меня все замечательно! Второе было адресовано детям:

- Родные мои сыночки!
Командировка моя затягивается. Домой вернусь в феврале, возможно, даже пораньше! Привезу вам в подарок чудесного пса – Кузьму. Вы его полюбите, он славный... И еще...
 САМЫЙ ГЛАВНЫЙ И ДОРОГОЙ ПОДАРОК В МОЕЙ ЖИЗНИ!  Но это пока секрет! Очень скучаю! Обнимаю, целую. Мама.
Она отложила ручку, неторопливо заклеила конверты и написала адреса. И вдруг ее словно током шибануло:  «А в какой год попадут мои письма!? В  1988й, или в 2005й»? Она сидела в полной прострации, ничегошеньки не соображая... Крупные звезды заглядывали в окно, рядом посапывал Кириченко, а во дворе переругивались собаки... Кузьма вылез из-под стола, и навострил уши... Пахло акацией и полынью... «Если в 1988й – то моя доченька будет жива»!
Она уронила голову на колени и тихо заплакала: «Я смогу обмануть судьбу, я не дам ей погибнуть! Значит – дома с детьми сейчас бабушка.  И все будет хорошо»! Потом долго, будто на икону, смотрела на портрет дочери, всхлипывая и  размазывая слезы по щекам.
 - Девочка моя, я спасу тебя, чего бы мне это не стоило!  - шептала, как молитву! Шептала и плакала...


10.12.12  Сиверская – СПб.