ГЛАВА 2.
ТЮЛЬПАН В ПУСТЫНЕ.
За ней пришли минут через сорок. Очевидно, у мужчин что-то не клеилось в беседе, застопорив ход переговоров.
За тканевой стенкой кто-то деликатно кашлянул, дав девушке время подняться с ковра, на котором с кошкой валялись в ожидании странного хозяина.
Привела себя в порядок, приоткрыла занавеску, встав боком к мужчине, опустила голову и глаза.
– Прошу Вас следовать за мной, госпожа, – тихо на английском языке проговорил молодой араб, высокий и тонкий, стараясь не смотреть в лицо юной гостье, сопровождая слова изысканным жестом руки, приглашая следовать за ним. – Вас ожидают.
Марина не знала в совершенстве английского, только приветственные фразы на случай приезда в гостиницу иностранных гостей, но, как оказалось, и их пока хватало.
– Прошу, сюда, пожалуйста, – с поклоном, провёл в следующий шатёр, соединённый с хозяйским.
– …Господа, разрешите представить Вам самую юную участницу наших переговоров Марину Риманс.
Глава делегации, тот самый серьёзный мужчина лет пятидесяти, что был на базе, протянул ей руку, взял за пальцы.
– Она попросилась с нами, пожелав увидеть собственными глазами настоящую пустыню, верблюдов и знаменитые барханы.
Галантно поцеловав даме руку, скользнул по зелёным глазам настороженно и предупреждающе: «Помалкивай и подчиняйся!»
– Ещё она мечтает прокатиться на самой породистой арабской лошади! Почувствовать себя принцессой!
Негромко призывно рассмеялся, вовлекая и других мужчин всех возрастов в смех.
– …И не только, – неожиданно она заговорила.
Рука кавалера резко дёрнулась – ошарашила поступком.
Воспользовалась – тут же забрала свои пальцы, чтобы не сжимал, навязчиво контролируя – терпеть этого не могла! Нахально ухмыльнулась мужчине в лицо, прищурилась и… «закусила удила»: «Не раскрыли карт, господин хороший? Просто вытолкнули в мутную историю, как слепого щенка? Тогда будете играть по моим правилам! Попляшете под дудку, как паяц! Примерьте-ка костюм глупца!»
Незаметно отступила от опекуна, повернулась к гостям лицом.
– Я думала, что с мужчинами будут жёны с детишками. Хотела посмотреть на Ваших женщин-красавиц и чудесных малышей…
Смело заглядывала арабам в агат, сияя невероятными изумрудными глазами, краснела детскими щёчками с очаровательными ямочками, стеснялась и изображала избалованную глупую девочку, захотевшую в капризе новую необычную игрушку.
– Вижу, здесь только мужчины. Как жаль! Так мечтала, что Ваши жёны будут находиться рядом в соседнем шатре, и я с ними поговорю по-сестрински! Хотела спросить на секрету… – понизила голос, распахнув таинственно глаза, – как им удаётся так чудесно выглядеть долгие годы? И, конечно, поиграть с детишками, полюбоваться и понянчить… – грустно вздохнула, сникла, как немощный тепличный росток на жестоком ветру. – Не сбылось… Обидно…
Переводчик из советской миссии автоматически переводил, держа изо всех сил лицо, чтобы не вытаращить глаза и не выглядеть идиотом.
Второй человек из арабской свиты вторил – проверяли достоверность перевода, видимо, но, возможно, адаптировали русские выражения для местных.
Русские «опера» и начальники «выпали в осадок» от смущения, онемев и растерявшись.
Арабы же развеселились от такой наивной детской непосредственности юной красавицы: заговорили, загалдели, засмеялись, что-то стали наперебой советовать хозяину шатра.
Кого-кого, а его она точно не ввела в заблуждение.
Аль Зуфийя смеялся со всеми, но это был отдельный смех, особый, словно раскусил Марину и искренне порадовался тому, как отважно встала в позу непослушания против опекунов. Не только смех чувствовался в его мягком низком бархатном голосе – восхищение, предвкушение, жажда обладания необычной персоной, желание, во что бы то ни стало, добавить сей редкий экземпляр к своей коллекции женщин и чувственных ощущений.
Отвечал на вопросы и советы гостей, учтиво кланялся или кивал, а душа и сердце затрепетали и замерли в ожидании: «Она! Нашёл! Не упусти!»
– Ох, господа… – обескураженно выдавил старший из советской делегации. – С молоденькими всегда так: никогда не угадаешь, чего они захотят в следующую минуту! – смущённо смеялся, стараясь поймать взгляд отчаянной негодяйки.
Фыркнула, зыркнула на пунцового мужчину презрительной зеленью свысока и… продолжила собственную игру и «стрельбу глазами» на поражение: «На тебе! И не подумаю подчиняться! Шиш тебе, разведчик хренов! Поставил с завязанными глазами перед тёмной комнатой – блуждай в потёмках сам: долг платежом красен!»
Надменно смотрела поверх головы низенького посла, взбешённого до дрожащих взмокших рук, затем и вовсе демонстративно отвернулась, мило и невинно улыбаясь арабам.
Была игрива, импульсивна, в постоянном движении: то поправляла палантин на голове, изящно заправляя светлые локоны за ушко, то завозилась с заколкой, крепящей шарфик, то звенела серебряными браслетами на тонких запястьях, закопалась с серьгой в ушке, якобы расстегнувшейся и никак не желающей вновь застёгиваться. Алела юным, нежным, непорочным свежим личиком, то поднимая взор к потолку шатра и рассматривая причудливую люстру-вентилятор, то низко опуская, якобы засмущавшись нескромных, откровенных, пожирающих взглядов. Хлопая глазками, удивлялась поощрительным цоканьям языков и покачиваниям голов, покрытых куфиями. Заворожённо и заинтересованно следила за восхищёнными жестами рук, которые в экстазе и волнении эмиры и вожди племён целовали в кончики пальцев и вскидывали над головой. Подкупающе искренно стеснялась оценивающих горящих чёрных глаз, что возводили к небу, словно призывая Всевышнего вместе с ними полюбоваться восхитительной и соблазнительной, скромной и шаловливой, будоражащей и вызывающей трепет в их телах и сердцах гурией – настоящей женщиной-феей славянских корней.
Министр едва очнулся от оторопи.
– Дитя ещё неразумное, что с неё спросишь? Семь пятниц на неделе! Простите её великодушно, господа…
– Всё в порядке, господин Владимиров. Женщинам многое прощается в нашей стране, – негромко сказал хозяин шатра, поглядывая на гостью каким-то тихим взглядом, словно обомлев, затаившись душой. – Я думаю, что многим её мечтам здесь будет суждено сбыться. Пустыня волшебна и способна совершать настоящие чудеса, – открыто засмеялся.
В глазах вспыхнул огонь страсти, отразившись на белом лице румянцем, оттенившим небольшие чёрные усики над губой и изысканную короткую бородку.
– Она умеет удивляться и удивлять, поражать и влюблять в себя с первого взгляда навсегда. Ты становишься её почитателем навечно, совсем не чувствуя себя невольником! Напротив – рад остаться на всю жизнь и умереть здесь.
Марине вдруг резко стало не до смеха.
«Всё, слазь, Машук. Приехали. Слыхала? – неуловимо покачала головой. – Доскакалась, пани? Как убегать будешь? На верблюде? Иль в песок зароешься, как ящерка? – безмолвно застонала. – Вот характер, а! Сама себе врежу и радуюсь. Нет, Лёш, я совершенно непригодна для этой возни. Ты ошибся, родной. Как нужен твой совет сейчас! Отыщи мою душу, прошу. Дотянись из-за грани. Дотронься до сердца… Подай знак…»
– В Ваших глазах, Марина, столько грусти…
Возле неё стоял Аль Зуфийя и, наклонившись, заглядывал в побледневшее помертвевшее лицо.
– Уже по дому заскучали? Муж? Дети? Жених?
– Извините, что отвлеклась, господин Аль Зуфийя, – негромко ответила.
Зыркнув по сторонам, заметила, что мужчины встали с мест и разбрелись по шатру, а часть вышла под навес на улицу.
– Только маленькая дочь. Ей немного нездоровится, но, пожалуйста, не волнуйтесь – о ней есть кому позаботиться.
…Разговоры, обед, опять переговоры.
Только гостье было скучно, вновь оказавшейся в шатре по соседству в одиночестве с кошкой Аишей. С ней делила молоко и кусочки мяса, играла, шалила, шутя, дралась, понимая, что пока особенно никто не присматривает. Слышала лишь лёгкие движения паренька-араба неподалёку, но он не заглядывал в их уголок.
Утомившись, тихо ворча, что мужики снова засели за стол переговоров, плюнула на правила чужой страны и легла спать на тахте в прохладном углу шатра, пощупав стену: «Не горячая, значит, подветренная».
Кошка легла клубком прямо на девичью спину, когда Мари, засыпая, перевернулась на живот.
Будучи не в силах её столкнуть, заснула крепким сном. Очень крепким…
…Раскрыла глаза ночью и не узнала ничего вокруг: лежала на широком ложе, низком, почти у земли. Над головой высился балдахин из прозрачной кисеи трёх цветов: голубой, бирюзовой и изумрудной. Ложе застелено шёлком светло-зелёного цвета. Комната скупо освещена парой маленьких светильников в углах.
Онемела от потрясения: «Господи, где я?»
Привстав, похолодела от ужаса: одета в белую длинную платье-рубашку, стянутую золотыми шнурками в районе груди, запястий, талии и ног, разделяясь у щиколоток в виде брючек.
Ахнула: «Надя, а ведь это и впрямь одежда одалиски! Что за шутки? Кто так пошутил? Наши? Если проделки пацанов, тогда им мало не покажется – достану всех по отдельности! Отомщу! Небо с овчинку…»
Не успев додумать версий страшных кар для вечно разыгрывающих её парней группы, уснула беспробудно! Вновь.
…Ноздри щекотал восхитительный запах кофе и разбудил-таки.
Не раскрывая глаз, сладко потянулась, лежала некоторое время в тёплом воздухе Аравии, вдыхая аромат кофе, песка, разогретой глины и чистых камней, ткани и войлока, солнца и… мужского крема после бритья! Вскочила и… замерла.
Рядом, ожидая пробуждения, сидел Аль Зуфийя, точно в такой же одежде, как была на ней.
«Очевидно, одели в его вещи! Кто, интересно? Когда? Цель? Стоп! – заставила себя прекратить мучиться бесполезными вопросами. – Придёт время. Будь предельно внимательна, Машук! Игра по-крупному начата! Знать бы, чья».
Спокойно, с истинно королевским достоинством, молодой мужчина склонил в приветствии голову, на которой была маленькая белая шапочка, связанная крючком из хлопковых нитей.
– С пробуждением, принцесса!
Очаровательно улыбнулся, сверкнув агатом миндалевидных глаз, осенённых густыми, очень длинными смоляными ресницами, протянул гостье маленькую чашечку кофе. Видя, что не решается принять, посмотрел глубоко в прохладный, насторожённый, немного отстранённый зелёные взор.
– Не бойтесь, Марина. Кофе я только что приготовил своими руками.
Чтобы окончательно развеять сомнения, отпил из чашки глоток. Снова протянул с мягкой прощающей улыбкой.
– Жив!
– Меня усыпили и вывезли сюда.
До неё едва дошло.
– Браво! Очень гостеприимно, – грустно улыбаясь, похлопала маленькими ладошками. – Позвольте Вас спросить, мой новый господин и повелитель: переодевали меня тоже Вы?
Стараясь держать эмоции в жёсткой узде, вела почти светскую беседу, с ужасом думая: «Как там мои мужчины? Уже кинулись пропажи?»
– Нет. Вас ещё в том шатре переодели женщины по моей просьбе, – нисколько не раскаивался! – И не только переодели… – заволновался, стал сильно путать русскую речь с английской.
Сиял счастливыми глазами, трепетал телом, распираемый торжеством и гордостью: «Попалась лань! Моя!»
Успокоился, выдавил с трудом:
– Пейте кофе, пожалуйста. Остыв, он станет неприятным.
Смирившись, приняла чашку и… едва не выронила: её руки были покрыты невероятно красивыми узорами коричневого цвета! Собрав все силы, заставила себя спокойно позавтракать: «Ешь! На сытый желудок воевать приятнее. Так… что предлагает нынче Аравия? – осмотрела поднос, пристроенный у ног. – Кофе, выпечка, фрукты, сладости. И даже мясо. Неплохо».
Пока перекусывала, Аль Зуфийя наблюдал за ней спокойно, своевременно подавая то тарелку, то новую порцию восхитительного кофе.
Тайком вздохнула: «Спокоен, как сытый удав. А что ему волноваться? Прекрасно сознаёт, что я в его власти. Пустыня. Песок на тысячу километров! Смерть и забвение».
После завтрака Мари позволили удалиться в дальнюю часть помещения, где была душевая.
Поразилась до оторопи: «Боже… В пустыне душ? Так хочется залезть под струи воды! Но, во-первых, во что переодеться? Во-вторых, рисунки жалко, смоются. Заметила: если смочить, сходят, – принюхалась, успокоилась. – Неприятных ароматов нет. Видимо, перед раскраской протёрли: кожа нежна, приятно пахнет розой – с розовым маслом вода была. Волосы так красиво уложены!
Злорадно усмехнулась, протирая влажными салфетками свободные от рисунков участки кожи на лице, шее и руках.
– Что ж, породистый господин королевских кровей, хочешь поиграть, будет тебе игра – век помнить будешь! Это дело я люблю, принц мой бедуинский, – безмолвно расхохоталась, стиснув губы. – Держись, вероломная черноокая Аравия! Россия непознанная зеленоглазая идёт! Что будет… – умерила молчаливое веселье, усмирила дыхание. – Пора».
Пробыв в туалетной комнате приличное, но недолгое время, вернулась в спальню.
– Прошу прощения за задержку, господин, – обстановка непривычна.
Спокойно села на край ложа, устроила ноги наискосок, поправила складки красивого одеяния. Заметила, что пристально следит за её руками, смутилась, сложила их красиво на колене.
– Здесь уютно и прохладно, – пыталась его отвлечь.
Уловка не сработала.
– Я был почему-то уверен, что Вы не выдержите и смоете рисунки, – взора с рук не сводил, был немного удивлён. – Не могли бы Вы, Марина, объяснить Ваши мысли и действия? Мне очень интересны женщины, как личности: такие сложные, непредсказуемые, не всегда понятные, загадочные и порой опасные. В Вас же есть что-то, что не могу объяснить словами… – пошевелил пальцами в воздухе. – Некий… флёр. Тайна.
– Мне жаль, господин, но в этом вопросе я мало чем смогу Вам помочь.
Сдержанно улыбнулась, увидев изумлённо вскинутые брови араба и по-настоящему растерянный взгляд.
– Всё просто: очень часто от знакомых мужчин самых разных возрастов и профессий слышала в свой адрес одну занимательную примечательную фразу… – помедлила, словно старательно припоминая.
На деле же, желала помучить проштрафившегося сорванца, исподтишка рассматривала: «Высок, строен, как юноша. Самому же, возможно, лет тридцать пять, а то и больше. Хорошо скрывает возраст тонкая кость и идеально белая кожа – мама явно была европейкой, возможно, француженкой. Не потому ли нос тонковат и с ощутимой горбинкой? Не портит, скорее, придаёт шарма и притягательности. Да, красив на редкость. Картинка, а не парень».
Вздохнув, ругнула себя за симпатию к похитителю, продолжила разговор:
– «Марин, ты настоящий парень».
Изумлённо глухо вскрикнул, будто икнул, потом долго соображал, в каком смысле это сказано, наконец, облегчённо вздохнул.
– Говорили не о внешности, конечно же. О чём тогда? Вероятно, о том, как у Вас работает голова, – улыбнулся так лукаво, что возраст совсем пропал!
«Хамелеон, а не человек! Не зря в переговорах всё так буксовало. К нему же не знаешь, как подойти в определённые моменты: с хвоста или с гривы?» – поразилась, держа лицо внимательно-нейтральным, с учтивой, едва уловимой улыбкой.
– Мужчины принимают Вас за парня? Забавно, право. Особенно, если посмотреть на Вас поближе…
Покраснел, смутился, поймав пристальный, немигающий, словно неженский взгляд: изучающий, внимательный и бдительный.
– Нет, они обманулись. Непозволительно! Большей женщины, чем Вы, я ещё не встречал, клянусь честью!
Лёгким, неуловимым, грациозным, словно балетным движением длинного ладного тела встал с невысокого стульчика, шагнул ближе. Приветливо протянул руки вверх ладонями, смотря странным взором сверху вниз.
Замешкав лишь на миг, подняла личико, распахнула глубокую зелень и… послушно подала кисти, невесомо вложив их в мужское тепло и ласку.
– Так почему же не смыли, Марина? – настойчиво вернулся к вопросу – был важен ответ.
Опустив взгляд на девичьи руки, внимательно рассматривал. Отчего-то заволновался, вспыхнул румянцем, стал медленно и нежно гладить кожу поверх рисунков большими пальцами рук.
– Что удержало? Расскажите, прошу Вас.
– Как у настоящей женщины, имеется сразу несколько доводов, – деликатно отвела взгляд, стараясь не смотреть в лицо, пока держал её руки в затрепетавших пальцах. – Во-первых, это невероятно красиво. Во-вторых, жаль трудов мастериц – работа восхитительна. В-третьих, сама не рассмотрела – кропотливый труд. В-четвёртых, ещё не налюбовалась. И так далее, по пунктам…
Смущённо и беззащитно улыбнулась, пожала плечиками, заалела щеками, став юной, почти девочкой. Вскинула смеющиеся озорные глаза навстречу мерцающему агату.
– Их ещё с десяток! Никак не меньше!
– Вот почему Вы сказали, что есть несколько доводов!
Внезапно рассмеялся каким-то знакомым смехом!
У неё сильно ёкнуло сердце и инстинктивно дёрнулось тельце: «Что мелькнуло в памяти? Что-то близкое! Где-то слышала… – задрожала от близкого предчувствия. – Не может быть! – сжала эмоции в кулак. – Не сейчас!»
Он заметил, что побледнела, почувствовал трепет в задрожавших похолодевших пальчиках.
– Что-то случилось? Я Вас напугал… смехом?
Не мигал, не спускал непроницаемых бездонных, как пропасть, глаз.
Шагнул, под локотки поднял её с кровати. Поставив перед собой, рассматривал лицо в упор. Голос стал иным: мягким, чувственным и донельзя тревожащим.
– Вы так и не вспомнили меня, Марина?
– Странное чувство владеет мною несколько последних часов… – задумчиво заговорила.
Параллельно довершала молчаливую работу мысли: «Откликнулся на “индюка”, значит, там был. Почему не помню? Красив – не пропустила б глазами!»
Старалась не вылить эмоции на лицо. Отряхнулась от назойливых вопросов, продолжила:
– Есть стойкое ощущение, что уже виделись. Логически размышляя, понимаю – не могло быть. Я не вращаюсь в Ваших кругах – нет знакомых.
– МИРЭА Вам о чём-то говорит?
– Там учился муж моей подруги. После того, как окончил университет Патриса Лумумбы.
– Как зовут мужа Вашей подруги?
– Юрий Егоров.
– Нет, незнакомое имя, – задумался на миг, – но о нём может знать мой двоюродный брат Хамид. Жаль, он в Катаре сейчас, но скоро должен прилететь на семейное торжество. Возможно, тогда найдётся ответ на этот вопрос.
Загадочно смотрел искоса.
Почувствовала, что он знает ответ, но почему-то пока скрывает это: «Сомневается? Себе не верит?»
Вдруг сменил тему:
– Прогуляемся?
Они вышли из большого шатра и пошли под утренним, ещё не знойным солнцем по тропинке возле нескольких палаток.
Краем глаза Мари что-то выхватила между ними странное и… знакомое! Остановилась, сделала несколько шагов назад, пятясь, как рак.
Хозяин выпустил тотчас её руку, усмехнувшись этой детской непосредственности, лишь молча наблюдал за манёврами.
Заволновавшись, рассмотрела за рядами палаток в просвете что-то родное для глаз и бездумно ринулась туда, пробираясь бочком, подняв руки вверх, проходя между брезентовыми стенами лагеря, стараясь не зацепиться ногами за растяжки, не порвать одежду о крючья и штыри. Выйдя на задворки, увидела за границей стоянки небольшую ровную площадку непонятного назначения.
«Не стадион – маловат, не выгон – слишком чист, не огород – ни следа посадок».
Не стала дальше и думать. Подойдя к интересующему месту, присела на корточки и едва не залилась слезами от возбуждения и восторга.
Между камней на голой земле, присыпанной песком, гордо рдел одинокий тюльпан Альберта, знакомый с детства: невысокий, с коричневыми чёрточками по светло-зелёным листьям удлиненной формы.
«Как он здесь оказался один, в пустыне, так далеко от гор? Мистика…»
– Что Вас так заинтересовало? – смеясь, вопрошал мужчина, стоя за её спиной. – Вы застыли и не двигаетесь с места уже несколько минут! Кого встретили? Ящерицу? Скорпиона? Или варана?
– Нет, господин. Посланца моей далёкой Родины, – тихо ответила.
Повернувшись к принцу побледневшим лицом, медленно стала вставать с колен, на которые бросилась в порыве чувств.
– Посланца Вашей Родины?..
Потерял дар речи, замолчав. Скоро пришёл в себя.
– Позвольте…
Отодвинул в сторону, придерживая за талию, не снимая рук, заглянул за спину.
– О, Аллах! Да это же горный тюльпан! Откуда он здесь? Чудеса! Вот что значит пустыня – никогда не знаешь, чем она тебя удивит! И нас поразила до слёз…
Не слышала!
Метнулась быстрокрылой ласточкой назад к шатру, влетела в душевую, схватила какой-то сосуд, налила воды и понеслась обратно к цветку.
Прибежав, присела на колени, осторожно разгребла разрисованными руками камни и песок и маленькими порциями стала поливать, любуясь игрой капель воды на тонком стебле, листьях и лепестках. Медленно отставила кувшинчик и отодвинула в сторону. Опустилась на ладони и, закрыв глаза, приблизила носик к сердцевине красного тюльпана, невообразимым способом попавшего в самое сердце Аравии.
Усилившийся из-за воды запах так захлестнул эмоции, что едва не потеряла сознание! Покачнувшись, застонала безмолвно: «Сколько же воспоминаний с ним связано, Господи! Нурка! Охапка алых цветов в смуглых руках, горящий взгляд, агат полыхающих зрачков, обожание и мощная, неистовая взрослая страсть…» Задрожала, кожа покрылась крупными чувственными экстатическими «мурашками», волосы зашевелились на голове…
– …Я же сказал – Вы настоящая женщина! Ваши мужчины глупцы, вот и ошиблись.
Араб непонятно смотрел, бережно поднимая с земли и трепетно держа в тонких изысканных руках девочку. Старался заглянуть вглубь зрачков именно сейчас, когда заботилась о любимом тюльпане, и её веки покраснели от сдерживаемых слёз, делая цвет глаз почти бирюзовым.
– Расскажите мне о Вашей Родине, Марина, прошу, – тихим взволнованным голосом попросил.
Нежно касаясь тонких плеч, спинки и талии, стал отряхивать светлое одеяние от песка и пыли пустыни.
– Хочу знать о ней всё. Она создала Вас такой невероятной.
Повёл обратно в шатёр, бережно обняв за плечи. Старался идти быстро.
«Солнце высоко. Напечёт её белокурую голову, пусть прикрытую лёгким светлым шарфом. Привыкла к нему, даже не роняет на плечи, не стряхивает специально. Лёгкий характер оказался у волшебницы русской – настоящее чудо!»
Войдя под кров, усадил на кровать. Удивил, встав на колени и расстегнув собственноручно сандалии на ножках. Отложив обувь в сторону, задержался глазами на размере.
– Так малы – буквально с мою ладонь, – благоговейно прошептал, опомнился. – Я отвлёкся, простите меня. Прошу Вас…
Успев за это время прийти в себя, задумалась:
«Странная просьба странного араба. Чего добивается? Постели? Почему медлит – в его власти. Любви? Может не надеяться – похищение и есть похищение, какие уж тут чувства? Что о чём-то секретном расскажу – бред: я никто в Союзе, и звать меня никак. Загадка. Да, Игорёк, это уже не шкатулка с двойным дном – тут целый лабиринт Минотавра, – тайком вздохнула, собираясь с мыслями. – Ну, коль желаете рассказов длинных, как от Шехерезады – получите, мой повелитель, и распишитесь!»
Тайком усмехнувшись, успокоилась и начала рассказывать с самого начала – с древней истории своего рода.
Хозяин сбросил свои сандалии, прилёг поперёк ложа, облокотился на левую руку и стал слушать: не перебивая, не удивляясь, не вскидывая брови – молча, деликатно и терпеливо.
Три часа пролетели незаметно.
Очнулись лишь тогда, когда за пологом деликатно кашлянули.
– …Как Вы умеете хорошо рассказывать, Марина! Потрясающий у Вас талант, дитя Средней Азии, говорить о простых, земных, незатейливых вещах так увлекательно, завораживающе, таинственно! Не хочется отрываться от повествования. И не заметили, как прошло время. Уже готов обед! Оставайтесь в этом положении, здесь.
Обулся и вышел на голос помощника, отдавая распоряжения и приказы тихим спокойным голосом, полным достоинства и внутренней силы.
Вскоре вернулся, и она вновь поймала этот неопределённый взгляд. Иронично улыбнулась про себя: «Сколько будешь со мной играть в кошки-мышки, парень?»
Он остановился возле постели.
– Особенные пожелания или предпочтения в пище имеете, Марина?
Отрицательно покачала головой: «Всеядна».
С интересом разглядывал её фигурку, томно возлежащую на светло-зелёном покрывале.
– Как Ваши глаза чудесно оттеняются этим шёлком… – голос сел, стал вибрировать, менять интонации, словно переливаться. – Вы с самого детства зеленоглазая?..
Смущённо усмехнулся, понимая, что шутка не вышла. Стыдливо покраснел под девичьим взглядом: понимающим и неожиданно мудрым.
– Нет, господин Аль Зуфийя, – ответила учтиво и тихо, слегка опустив лицо, стараясь не полыхать взглядом. – Как ни удивительно, мои глаза меняются всю жизнь: в детстве были больше зелёно-коричневыми, к подростковому возрасту стали изумрудными, а сейчас… Не знаю. Старик-казах, сосед, как-то сказал, что я слишком много раз смотрелась в нашу горную Оспанку – взяла её оттенки. Люди же описывают по-разному: зелёные, бутылочные, малахитовые, бирюзовые, лесные, цвета молодого мха, молодого джута, чигинды-эфедры, лиственного леса…
– …драгоценного зелёного граната, – шёпотом добавил. – Я знаю месторождение, где его добывают…
Говорил что-то, а сам не сводил жадных глаз с её тонких беззащитных щиколоток и маленьких «китайских» детских ступней.
Постаралась не дёргаться под голодным взором, обречённо выдохнула: «И ночи не дождётся. Спёкся».
Спас положение подоспевший обед: вдалеке, видимо, на окраине поселения, тонко и глухо прозвучал гонг.
Принц вышел проследить и распорядиться.
…Оставшись в одиночестве, задумалась, вздыхая и покрываясь холодным потом от волнения.
«Игры закончены. Дальше – битва на постели. Пацаны, где вы все? Продали меня, что ли? Не похоже! Нет в такой сделке никакой логики. Ему женщин арабских мало? Если б шла приплатой к переговорам, принцу ни к чему было усыплять – приказали бы, сама поехала. Приказ есть приказ. Прекрасно сознавала последствия согласия, когда приняла предложение “человека в чёрном” в сквере на “Дзержинской” в конце декабря – Система зиждется на беспрекословном подчинении. Значит, спонтанное похищение. Приехали. Дурак ты, Аль Зуфийя! – нервно хохотнула, скривив пухлые губы. – Нарвёшься на настоящие неприятности, мой заморский принц: разыскав, прибудет наша штурмовая группа, и тебе придётся несладко. В лучшем случае – морду набьют да помнут, а в худшем – смерть. Почему так жестоко? Ты нарушил правила арабского гостеприимства и международной дипломатии! Отчаянный мальчик оказался. Или я что-то упустила?..»
Пока подавали обед, укрылась на несколько минут в туалетной комнате, присев на стульчик в углу и усиленно размышляя над создавшимся положением:
«Итак. Что-то в этом роде наставники предполагали. Вспомним недомолвки с “Андроповым”. Как сказал: “Никогда не знаешь, как там повернёт ситуация”. Следовательно, даже он этого не исключал. Кто спросил, почему не позвали сразу в переговорную комнату, а услышав ответ: “Влюбился!”, радостно ответил: “Порядок!”, а? – похолодела душой, выпрямилась. – Так это и есть моя персональная “программа” – Аль Зуфийя? Тот самый “пробный шар”? Он глава делегации на переговорах, а с ними возникли проблемы. Тогда стали искать методы воздействия на строптивца. Нашли, очевидно. Не тогда ли на меня что-то “нарыли” в Конторе? “Нарытый” материал привлёк внимание к моей скромной персоне начальства там, “наверху? Что за материал? Где могла “засветиться” с 80-го по 85-й? Араб сказал, что до этого года учился в Москве. Моё училище? Нет, там арабов не встречала, только кубинцы и мексиканцы. Тогда, где? Опять Лёша? Нет… Что-то с МИРЭА связано. Тогда, Егоровы, больше некому. Только у них были контакты с разными иностранцами. Стоп! Погоди-погоди-ка…»
Февраль 2013 г. Продолжение следует.
Фото из Интернета. Горный тюльпан.
http://www.proza.ru/2013/02/11/513