ГЛАВА 6.
МОСКОВСКАЯ ТАЙНА.
Омар молча хлопал глазами, переводил взгляд с девушки на родича и не понимал, что между ними происходит. Опомнился, когда очнулся и заговорил Хамид.
– Как Вы сказали, зовут Вашу приятельницу?.. – побледнев, заволновался, даже привстал с места. – Повторите, пожалуйста, Марина! Прошу Вас! Имя…
– Её зовут Маргарита Егорова. Рита. Жена Юрия Егорова. Кажется, тоже учился в МИРЭА.
Спокойно поменяла положение тела, перебросила нога на ногу, не боясь светить бёдрами в глубоком разрезе платья – плотные длинные брючки.
– Это было, по-моему, в 85-м году. Сразу после Нового года. У Юры день рождения… Ммм… Вспомнила: 5-го января!
– Брат… Мы были на том самом дне рождения! – поражённо проговорил Омар, смотря во все глаза на побледневшего и онемевшего Хамида.
Он вытаращил помертвевшие чёрные уголья глаз, не в состоянии хоть как-то среагировать на замечание.
– Разве не так? – повернулся взволнованно к Марине. – Где живут Ваши знакомые? Или жили тогда? Может, совпадение?
– Возле станции метро «Коломенская». Пешком десять минут. Улица Новинки.
Неотрывно и пристально смотрела на старшего мужчину, а ему было, ох, как нелегко под её обвиняющим, тяжёлым, будто отравляющим взглядом.
– Девятиэтажный дом. Один подъезд. Трёхкомнатная квартира, – добивала невинными словами.
От оторопи перестал понимать русскую речь, в панике попросив Омара переводить.
Повторила с начала, продолжила:
– Жили с родителями и семьёй старшей сестры Зои. Три семьи в такой тесноте! Позже удалось разменять квартиру и разъехаться в разные районы Москвы, – рассказывала только Хамиду, не отводя взора. – С семьёй Юрия я дружна по сей день. Его сын был моим воспитанником, когда работала воспитателем детского сада.
Хозяин сидел на безжалостном суде непрошеной совести и ненавидел гостью, так жестоко и неотвратимо погружающую его в давно забытое преступление, в нежеланную память!
Поняла, взмолилась: «Не оставляй меня, Лёша! Без твоей помощи с ним не справиться! Не затуманить мозги, не выиграть время».
– Москва – большая деревня. В районе все друг друга знают… И многое помнят. Долго. Очень.
– Как говорят у русских, мир тесен. Вот это совпадение… – поражённо бормотал Омар. – Вас на том празднике не было, Марина? Я запомнил бы! Непременно! Ни на факультете, ни в кафе не видел…
Удивлённо взирал на девочку, спокойно смотрящую на брата. Поразился его непонятному и непривычному ступору: «Да что происходит, ради Аллаха?..» Нервно вздохнул, дёрнулся в кресле.
– Разминулись?
– Была. Совсем недолго, в самом конце, – постаралась отвлечь от ненужных сейчас вопросов. – В кафе я пришла с лучшей подругой и коллегой по работе Надей. Ей пришлось оттуда быстро уйти из-за очень неприятного инцидента, – без улыбки холодно продолжала смотреть на наместника. – Не слышали о нём, господа?
Окинула новым, чужим, неприятным взглядом побледневшие лица мужчин.
– Нет. Не слышали, не видели, не знали, – расстроено и потерянно проговорил Омар.
Он не узнавал ни брата, ни эту незнакомую женщину!
– Расскажите нам, пожалуйста, если это не расстроит Вас, Марина. Не оскорбит.
– Меня? Нисколько. Это произошло не со мной, а с подругой, – сделав почти безразличное лицо, прохладно добавила: – Если это Вас так интересует – пожалуйста.
Вздохнула, села прямо, опустила глаза на свои разрисованные руки и начала неспешно рассказывать:
– Это был обычный день рождения Юрия – некруглая рядовая дата.
Собрались отмечать с группой института, с коллегами по работе, с бывшими сокурсниками из университета. В одном месте оказались люди со всего земного шара!
И в МИРЭА, и в университете Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы учились представители всех рас и народностей. Собрались в том кафе на Нагатинской набережной и европейцы, и африканцы, и латинос, и арабы, и индусы, и азиаты. Веселье царило! Немудрено: пить начали ещё на факультете. Пили все: и христиане, и иудеи, и мусульмане, и буддисты, и гностики с циниками впридачу – водка-матушка всех уравняла. «Да здравствует СССР!» «Слава дружбе народов!» «Пролетарии всех стран – соединяйтесь!» Вот они и соединялись: напивались, обнимались, влюблялись без разбора возраста, цвета кожи, расы или вероисповедания. Сколько метисов бегало по территориям семейных общежитий и студенческих городков – коммунизм в отдельно взятом районе! Эдем и Содом в одном месте!
Мы с Надей тоже были приглашены на празднество.
Из-за длинного рабочего дня прибыть на факультет не смогли, не успевая по времени.
Появились в кафе практически под занавес.
По такому случаю достали у зажиточных подруг приличные платья, накрасились, надушились французскими духами «Клима» и приехали на такси к заветному ресторанчику на набережной Москва-реки.
Выскочили со смехом из тёплого салона машины и побежали, держась друг за дружку, к ступеням кафе по мокрому и жутко скользкому снегу в туфельках-лодочках на каблуках. Поздно поняли, что просто не можем взойти по обледенелой корке гололёда – туфли на гладкой кожаной подошве так скользили, что мы рисковали переломать руки и ноги!
Растерялись – вокруг ни души, а в кафе ждут друзья! Оглянулись на таксиста – опоздали, уехал не оглянувшись. Грустно рассмеялись:
– Локоток близок, а не укусишь!
Вдруг из дверей кафе вывалились гости, по виду, арабы: в национальных одеяниях, поверх них современные пальто и шубы.
– Спасители! – вздохнули с Надей.
Стали просить мужчин помочь забраться на ступени и пройти к друзьям.
Нам действительно помогли.
Господи, во что это вылилось!..
Да у арабов обувь оказалась не лучше нашей! Ох, и посмеялись тогда все без разбора: и мы над мужчинами, и мужчины над нами! Скользили, толкали, тащили и обнимали несколько минут друг друга; вскрикивали, хохотали, падали, но результат был получен – нас втащили всё же в кафе. Обошлись малой кровью: синяк у меня на коленке и порванные колготы у Нади.
Можно было и праздновать.
Если бы не арабы. Они передумали уходить. Вернулись вместе с нами и опять стали крутиться в зале торжества.
Не спешили с ними знакомиться, решив пообщаться с именинником и его женой Маргаритой, с которой дружили и знались близко.
Пока перекусывали и выпивали за здоровье родившегося, арабы не мешали, но когда с едой и напитками покончили, начался сущий кошмар!
Я быстро сообразила, что они хорошо пьяны, и не стоит даже танцевать – не отвяжутся. Знаю их породу по братьям-туркам у меня на Родине: очень похожи и внешне, и по повадкам. Среди них, к сожалению, джентльменов не наблюдается. Большинство – развратные и невоздержанные, откровенно уголовные типы, способные на самый мерзкий поступок. Особенно грешили эти святоши-мусульмане по части женщин: изнасилование – их конёк. Никто меня в обратном не убедит – слишком много вокруг было таких случаев. Наслышана. Многих жертв знала лично.
А Надя не желала меня слушать! Понятно: опять выпила лишний бокал шампанского. Только оно делало мою здравомыслящую и тихую подругу шумной, весёлой, заводной и провоцирующей всякую человеческую мразь на неадекватные поступки.
Не оправдываю, но в том, что произошло потом, она не была виновата ни каким боком.
…Накачавшись шампанским, она улизнула без сопровождения в дамскую.
Увлёкшись интересным разговором с огромным африканцем Нумбой, я не сразу заметила, что Надя пропала. Попросила его сопровождать и помочь в поисках подруги.
Мы нашли её в тёмном закутке в разорванном платье, с синяками на лице, зарёванным лицом, разбитыми губами, локтями и коленями.
Нумба даже побледнел сквозь природную негритянскую черноту!
Стало понятно: над молодой женщиной надругались, и это был не один мужчина. Иначе, Надежда подняла б такой крик, что не только кафе, район бы вздрогнул! Мы ничего не слышали, значит, один зажимал ей рот, а другой…
Нумба кинулся сначала в зал, быстро сообразил, что нет группы арабов, потом на улицу, но было понятно – их уже и след простыл! Понимая, что нужно всё скрыть и не портить людям праздник, выбежал на улицу, на набережную, и уговорил кого-то из гуляющих помочь отвезти пострадавшую домой на личном транспорте.
Заявлять на насильников наотрез отказалась. Нумба пытался убедить её обратиться в милицию и больницу – тщетно. Когда подруга была трезва, умела настоять на своём.
Одев бедняжку в пальто, погрузили в машину, заплатили водителю, и он повёз её домой. Мне ехать с собой категорически запретила, сказав, что сама виновата: напилась и стала неосторожна.
Проводив несчастную, долго стояли с чернокожим парнем на улице.
Он обнимал и успокаивал меня, уговаривал не плакать, чтобы не потекла тушь.
– …А то ты тоже станешь негритянкой, и я в тебя сразу влюблюсь и увезу в моё маленькое королевство, – шутил великан, а в глазах шутки не было – сразу положил глаз!
Вернулись в кафе и в дверях столкнулись с двумя арабами помоложе тех, что сбежали.
Зыркнув на них с высоты гигантского двухметрового роста, Нумба выпятил грудь, встав прямо в узком дверном проёме, не давая пройти и вынуждая наклониться и протискиваться под его животом – месть большого африканского мальчика гадким людям.
Один араб проскользнул спокойно, не реагируя на выпад, а вот второй вскинулся с кулаками!
Я резко вскрикнула:
– Стоп! Живо разошлись по сторонам! Ну?!
Как ни странно, оба задиры послушались мгновенно, увидев мои полыхающие глазищи, которые светились в темноте зелёным огнём, как у разъярённой дикой кошки! Молодой араб весело рассмеялся, а тот, постарше, вдруг вздрогнул, как от укуса змеи, и стал рисовать на груди охранный знак от нечистой силы – «Глаз Пророка».
Знала этот жест – турки часто делали. Замечала с юности, даже с детства. Впадали в ступор, видя такие неземные зелёные глаза. Знакомые до боли движения.
Нумба взял меня под руку и с видом победителя ушёл с поля боя, а старший араб продолжал стоять на месте, застыв от ужаса столбом, и всё рисовал и рисовал знак дрожащими пальцами, шепча немыми губами молитвы и заклинания.
…Из кафе все гости пешком пошли от Нагатинской набережной наверх по улице Ясеневой, направляясь к дому на улице Новинки, где оставшиеся ещё на ногах гости решили продолжить празднование дня рождения Юры у него в квартире.
Шли медленно, поя песни, рассказывая анекдоты, смеясь и флиртуя.
Нумба так вцепился в меня, что поняла – на этот вечер плотно и надолго ангажирована африканским принцем.
Парень нравился лёгким характером, надёжностью и основательностью. Было в нём что-то от былинных русских богатырей: биться, так по трое суток, есть, так по ведру, любить, так до полусмерти. Все чувства – раззудись плечо!
Нумба, видя мою разрешающую, мягкую и терпеливую улыбку на все его эскапады, хорохорился, выпендривался и жутко пижонил – огромный избалованный малыш.
Хотелось взять на ручки и покачать. И любить громко и много. Или забраться к нему на руки и не слезать, зная, что защитит и укроет от всех бед. Всем был хорош. Существовало лишь одно «но»: была несвободна. Глухо несвободна. Навсегда. На всю жизнь. Не желая его расстраивать в такой чудесный вечер, не сказала этого сразу.
Он разошёлся в ухаживаниях не на шутку: сорил деньгами, поил всех прохожих, желающих выпить задарма, дарил дамам цветы, носил их на руках, когда попадались высокие сугробы. Просто брал сразу двоих в подмышки и нёс, как пушинок, а польщённые женщины визжали и хохотали, болтали ногами, теряя обувь, что заставляло нас останавливаться и в темноте искать туфли и сапожки, зажигая спички, гаснущие на свежем ветерке, светя зажигалками и маленькими фонариками в шариковых ручках иностранцев.
Было весело, до колик в животе!
Дошли до дома Юрия нескоро, зато протрезвели абсолютно – январь, не жарко. Россия. Зима.
На шестой этаж московской девятиэтажки ехали порциями, причём десятипудового Нумбу пришлось пускать в кабину в одиночку – боялись, что лифт стропы оборвёт.
Насмешил вновь – спустился обратно по лестнице вниз и явился, широко улыбаясь:
– Я с Мариной пешком пойду!
Так и занёс меня на шестой этаж на руках, даже не запыхавшись!
Друзья терпеливо ждали и закатились в хохоте, когда мы появились на площадке перед дверью квартиры:
– Жива и цела!
В квартире было полно народа!
Всех обслуживала сестра Юрия Зоя, невысокая красивая тридцатилетняя женщина с великолепными серыми глазами и чудесными вьющимися тёмно-каштановыми волосами.
Она металась между гостями с подносами и тарелками, развлекала, давала задания, теребила просьбами и шутками, не давая скучать ни на миг. Увидев нас, только выдохнула с облегчением:
– …Господи! Где вы столько времени пропадали?! Я тут одна зашиваюсь – толпа набежала! Давайте, впрягайтесь живо! – увидев меня, заулыбалась. – Для тебя кое-что есть…
Поманила в дальнюю комнату, выпроводив оттуда мужчин, играющих стоя в шахматы на миниатюрной доске.
– Нашли время и место! Брысь в гостиную!
Удивлённая, я проследовала за ней, а Зоя, перед тем как закрыть двери комнаты, громко сказала всем, находящимся в большом проходном зале:
– Рассаживайтесь и ждите – будет потрясающий сюрприз! Готовьтесь к чуду! – очаровательно улыбнулась, закрывая дверь.
Закрыв, кинулась ко мне.
– Раздевайся! Живо! Глаза закрой!
Не дав опомниться, стала стаскивать с меня клетчатое платье из «шотландки».
– Повернись-ка, подержи…
Вытащила из шкафа вешалку, на которой в плотном целлофановом мешке что-то висело, сунула мне в руки.
– Подожди… Где они? Ах, вот!
Не успела сообразить, как брызнула мне на живот духи «Фиджи». Тайком вздохнула: «Мои любимые. Давно закончились. Где она достала? Вот ловчила! Это ж жуткий дефицит!» А хозяйка продолжала суетиться вокруг.
– Теперь одеваемся… Вот так, повернись, живот подбери… О, не надо подбирать – ты ещё больше похудела, Маринка! Как тебе это удаётся?
– Работа по четырнадцать часов в день, и вся диета!
Смеясь, я не смела раскрыть глаз, чтобы не портить замечаниями сюрприз подруги.
– Что ты задумала, милая?
– Осталось немного, Мариш, – плоила волосы, меняла макияж, умело работая с моим лицом. – Последний штрих – туфли… Нет, твои не пойдут – тон не тот. Ладно, надевай мои. Сейчас вату в носок засуну, будут в пору. Ножку, мадам… Готово! Оцени работу, королевна!
Раскрыв шифоньерную дверь, поставила перед внутренним зеркалом во весь рост.
– Открывай глаза, терпеливая и кроткая ты наша. Я б давно психанула!
…Из зеркала смотрела незнакомая красавица, лишь отдалённо напоминающая меня.
Высокая прическа из пепельно-русых локонов визуально делала рост выше, опущенные по щекам пряди удлиняли лицо и прикрывали синие сосуды на висках; новый непривычный макияж а ля Клеопатра изменил пропорции лица, сделав их мягче, интеллигентнее и загадочнее.
Самое поразительное было в платье: глубокого сапфирового оттенка, с переливающейся фактурой ткани, высвечивающей при игре света продолговатые кубики, странно меняло фигуру, делая грудь выше и больше, талию тоньше, бёдра округлее; длиной только до середины коленей, не прикрывало их в движении; разрез на подоле сзади был провоцирующее высок и притягателен; лиф выполнен в виде двух лепестков синей розы, мягко обхватывающих высокую грудь и поддерживающих её при ходьбе, слегка распахиваясь и маня низким запахом в районе талии.
«Да, вырез в виде латинской «V» всегда был мне к лицу, Зое ли не знать!» – удовлетворённо выдохнула.
Насмотревшись на новый образ, поняла, чего не хватает для завершения шедевра, сотворённого талантом и тонким вкусом сестры Юры.
– Зоюшка, – попросила, не отрывая взгляда от отражения, – пройди в прихожую, найди моё пальто. Во внутреннем кармане в районе талии найдёшь сверточек. Принеси, пожалуйста, мне.
– Я мигом. Спрячься пока!
Метнувшись из комнаты, пропала, вызвав в зале переполох и нетерпеливые вопросы.
– Ещё секунду. Ребята, это бомба! Очумеете! Нервных, легковозбудимых, подверженных эпилепсии, истерии и гипнозу просьба не смотреть – онемеете, ослепнете и потеряете разум! Девушки и женщины, держите своих кавалеров и мужей – гарантированно сбегут даже самые от природы верные и морально устойчивые особи! Привяжите их, что ли!
Усмехнулась словам подруги: «Ей бы в экскурсоводы – цены б не было работнику. Наврёт с три короба – безоговорочно поверят даже отпетые мошенники и циники! Талант интриговать и затуманивать мозги. С такими данными прямая дорога в компетентные органы – самое там ей место. Надо будет “капнуть” про неё. Пора пристраивать умницу-разумницу нашу. Довольно в школе прозябать, – тихо засмеялась я, прикусив губу, фыркнула: – Ну и мысли у тебя в голове, Мариш! Вот уж придумала… Хотя, в каждой шутке, как известно…»
– …Держи свой свёрточек, – вернулась, сунула в руки мягкий комочек. – И что там такое таинственное, что с собой таскаешь? Амулет? Куриные лапки? Печень жабы? – хохотала от души.
– Бикфордов шнур от той самой бомбы, что ты только что пообещала гостям. Не боишься, что рванёт по настоящему, а? Отдирать потом мозги будешь месяц с потолка и стен!
Пока подруга корчилась в смехе от услышанной остроты, держась за живот, я развернула свёрток, зашла за дверь шкафа.
– Не смотри пока, Зоинька, хорошо? Так надо, поверь.
– Точно что-то колдовское, – прыснула, но стихла и отвернулась послушно.
В носовом платке были серьги Зарины. Те самые. Так и не решилась надеть в Москве ни разу. Не поднялась рука. Слишком много грустных воспоминаний с ними связано.
Подержала на ладони, рассматривая: тонкая серебряная скань, бирюза, изумруды и яшма.
«Как всё с виду просто и изысканно, но стоит их только вдеть и разбудить…»
Вздохнув, вдела в мочки ушей и слегка покачала головой, будя древнюю магию. Серебряный тихий звон вызвал лавину слёз, которые едва удержала, вовремя вспомнив и о гостях за дверью, и о труде подруги над лицом. Справившись с истерикой, открыла глаза.
«Невозможно! Так не бывает!»
Но это никуда не уходило. Едва не упала от увиденной картины: серьги, прозвенев свою волшебную мелодию, вдруг стали светиться нежным, едва уловимым голубым светом точно такого цвета, как туман над Синим камнем там, на высокогорной поляне на Верхнем пастбище далёкой Родины.
«Зарина, ты где взяла их? Не на Голубом камне ли нашла? Тогда всё объяснимо – беглянка-рабыня тебе их подарила, чтобы мстить вероломным мужчинам, сводить с ума, ослеплять глаза и души, губить».
– Боже… Я не сплю? Схожу с ума? – Зойка стояла с раскрытым ртом и с ужасом смотрела на мои лицо и серьги, что висели вдоль шеи и подвесками дотягивались до ключиц. – Что с твоим лицом, Маринка? Ты меняешься на глазах! Что это всё значит?! Что ты принесла в наш дом?..
– Чеку. И она сейчас рванёт, – быстро обошла опешившую женщину и пошла к двери.
– Нет! Не выходи! Ты даже не сознаёшь, какая в них сила! И в твоём лице! Мужики сейчас поубивают друг друга из-за тебя! Остановись!..
«Поздно. За моими плечами стоит рабыня: ждёт новую жертву», – обречённо выдохнула.
Раскрыв дверь, секунду постояла в проёме и, дождавшись всеобщего внимания, гордо вскинув голову, сделала пять шагов навстречу неведомому.
Это была не бомба – атомный взрыв, не меньше!
В большом зале были все гости Юры, до единого. Зоя их так заинтриговала, что из прихожей вернулись даже те, кто уже собирался уходить.
Гробовая тишина сопровождала меня, пока спокойно прохаживалась по паркету богатой столичной квартиры, стуча высоченными шпильками тёмно-синих лакированных туфлей; сверкая высоким разрезом платья сзади; переливаясь фактурой ткани в разбитом на радугу свете огромной чешской хрустальной люстры с лампочками-свечками и многоярусным каскадом прозрачных капель-подвесок под нею, зеркально отражаемая многочисленными похожими бра на стенах залы; сияя старинными серьгами, испускающими таинственное свечение, которое ещё сильнее оттеняло изумрудные глаза, тоже светящиеся и манящие.
«У мужчин не было шанса на спасение. Рабыня-беглянка знала секреты старинной магии, и она всё ещё была заключена в её серьгах. Зоя была права – это не серьги, а орудие убийства, причём массового поражения!»
Понимая всё, сознавая смертельную опасность для окружающих, я упорно продолжала медленно ходить между креслами, стульями, столами, столиками и, как бы невзначай, касаться мужчин то за плечи, то за руки, то за голову, в зависимости от того, где они сидели, стояли или лежали, медленно сползая по стенам – были и такие. Не подошла близко только к арабам.
«Они не достойны такой красоты! Пусть смотрят издали – кара будет ещё мучительнее на расстоянии. Достойная месть за поруганную Наденькину честь! Память обо мне, дикая тоска и животная страсть выжгут похотливые тела и чрева изнутри, выхолостят! Да что там – превратят жизнь в ад!»
Напряжение в комнате достигло такого накала, что стали трещать люстра и бра, мигая и искрясь, а телевизор замелькал кадрами каналов, шипя и рыча – электричество в квартире сошло с ума! И не только энергия.
С гравитацией тоже стало что-то непонятное происходить: вдруг стало легко ходить на таких высоких шпильках, словно мой вес ополовинился, да и подвески люстры больше не задевали волос, будто приподнявшись и зависнув в воздухе.
Ощущение невесомости было физически ощутимым: волосы женщин всплыли на уровень глаз, концы шарфиков и галстуки у мужчин повисли перед грудью…
Комната стала заполняться едва видимым голубым туманом…
– Господи, Маринка, это ты?! – воскликнула Рита, подружка и самый близкий человек.
Только что пришла из кухни, поинтересоваться, чем гости так увлеклись, что вдруг смолк неудержимый до сей минуты гул и шум? И что это творят со светом?
– Глазам не верю… Нет, я сплю! Я под наркозом! Карету «психиатричку», срочно! Я вижу то, что видеть не может нормальный человек… – нервно икнула смехом, близким к истерике. – Да ты ли это? Нет. Не ты. Это настоящая сказочная арабская принцесса! Да кто мне поверит, что в двадцатом веке, в нашей квартире вдруг появилась Шехерезада? Точно, «психушка» по мне плачет…
Действительно заплакала, не в состоянии сдержать дрожь и наплыв странных эмоций, разрывающих душу изнутри, от которых хотелось лететь в небо и… рвать зубами всех подряд!
Из кухни вбежал Юра, услышав истерику жены, и… пропал, замерев на полушаге с полотенцем в руках и открытым ртом, лишь заворожено глядя ослепшими вмиг глазами на моё лицо.
Опомнилась, в конце концов, Зоя.
Выскочила из комнаты и, схватив за плечи, потащила меня обратно, захлопнув с грохотом дверь.
– Снимай это немедленно, слышишь?! Сейчас же! – дрожала и кричала истерическим голосом. – Где ты их взяла?! Это колдовские штуки! Вон их из квартиры! Завтра же священника позову…
– Мне тоже вон? – поинтересовалась.
Спокойно вынула старинные заговорённые серьги из ушей. Сложила в кулак и сжала.
– Изгнание из рая? Навсегда?
– Нет, прости… – словно очнувшись, прохрипела странным голосом. – Убери их и оставайся. Прости за вспышку. Кажется, мужчин они дурманят и слепят, а женщин сводят с ума. Можешь в это не верить, но они принесут тебе беду… Тогда попомнишь мои слова, Маринка, – глубоко вздохнула и встряхнулась. – Пошли к гостям, будем исправлять положение. Начинаем танцы!
С этими словами вылетела прочь, стараясь не смотреть на мою ладонь, где всё ещё сияли сквозь пальцы старинные драгоценности рода Сарыбаевых, медленно угасая, приводя в норму освещение и гравитацию в квартире Егоровых. Магия вновь уходила внутрь серёг, засыпала и успокаивалась.
«Надолго ли? Когда проснуться? Кто разбудит? Чем ему это обернётся?
Завернув их в носовой платок, положила на письменный стол.
– Зоя права: беда и исступление. Больше не надену. От греха подальше».
Не задумываясь, удалила вторые «стрелки» с глаз, отёрла карминную помаду с губ и вышла следом.
…Только через час мужчины постепенно стали приходить в себя, смущённо поглядывая друг на друга, пытаясь удостовериться, что не одиноки во временном помутнении рассудка и зрения.
Самым невосприимчивым оказался Нумба.
Танцевал со мной постоянно, развлекал, пока другие кавалеры были в беспамятстве, крутил в танце, подхватывал ручищей в глубоких выпадах и па, подхватывал, как пушинку, сиял счастливыми глазами, трепетно касаясь лапищами полуголой спины, пользуясь тем, что там такой же вырез, как спереди лифа.
Понимая, что стал «ручным», вертела им, как хотела: сидела на руках, садилась на спину, а он изображал из себя то ли мамонта, то ли слона. Чёрного слона.
Когда понадобилось передвинуть кресло, просто поднял вместе со мной, там сидящей и, распугивая мелких индусов, поставил туда, куда показывала, дважды передумывая и меняя место дислокации: «Не, не то. Мне здесь неудобно!», «А здесь никого не видно!».
Все хохотали над моими проделками и покорностью африканского гиганта такой мелкой козявке, а евреи ядовито изрекли:
– О, хатуль мадан…
Юра перевёл примерно так:
– Какая мудрая кошечка!
Нумба же потерял голову от любви. Уволок, как муху, в уголок, стал рассказывать о себе и королевской семье, живущей в богатой деревне, имеющей отдельную просторную хижину и много-много свиней.
Стараясь выслушать с серьёзным лицом, прилагала невероятные усилия, чтобы не рассмеяться на важные, немного хвастливые слова великана. Выслушав, сделала задумчивое лицо и попросила время для размышления.
Вздохнул облегчённо, выволок из уголка, явив дивноглазое счастье миру:
– Пусть полюбуются напоследок. Потом увезу тебя в свою страну и сделаю королевой собственной деревни. Мои дети буду зеленоглазыми!
В уголке арабов стояла подавленная тишина.
Они все тайком время от времени безотчётно рисовали на груди знак защиты от посланницы Шайтана, зеленоглазой ведьмы, гулии, ифрит, что так околдовала их тела и глаза, разум и души. Молились истово, надеясь, что она не обернётся до утра в оборотня, в Лилит, не пожрёт грешные тела, отыскав всевидящими глазами в ночной тьме.
Первым из их группы опомнился молодой, статный, на редкость красивый араб и, улучив момент, когда Нумбу вызвали на кухню, чтобы открыть несколько строптивых банок с винтовыми крышками, отважился пригласить меня на танец под медленную тягучую композицию «Спейс», протянув узкую и нежную ладонь, раскрыв её, как бутон тюльпана.
Как заворожённая, приняла приглашение, смотря во все глаза: «Где его видела? Господи, да в кафе же! Тот смешливый парень, что умудрился проскочить под животом Нумбы! Вот так встреча! Интересно, он в курсе произошедшей трагедии? Не заметила в зале. Скорее всего, не было, где-то курил или отсыпался. Да, глаза чистые и открытые; скромник, почти неопытен. Скрывает умело эмоции? Вряд ли, – рассматривала втайне. – Румянец на нежных щеках, редкая тёмная поросль. Будет красив с бородкой. Чего у них не отнимешь, это красоты. Детки получаются загляденье! Вот от кого рожать надо было, а не от тщедушного блёклого русского мужа».
Обругав себя мысленно, расслабилась и растворилась в танце, мгновенно войдя в чувственный ритм музыки и запаха парня, от которого по телу прокатились «мурашки» и зашевелились волосы на голове.
От кавалеров в тот вечер не было отбоя.
Нумба сошёл с ума от ревности!
Юра ему объяснил популярно:
– Марина свободна, не связана с тобой никакими обязательствами. Какая может быть ревность, друг? Смешно только. Принимай легко всё! Праздник!
Танцуя с разными мужчинами, чувствовала его горящий взгляд на себе постоянно, каждое мгновение.
К концу вечера мне это надоело, и я… исчезла. В Зоином платье. Потом вернула позже.
Она сообщила, что мои серьги… пропали с её стола, а вместо них кто-то оставил внушительную кучку денег. Поделилась честно.
Посочувствовала я тогда покупателю-вору: «Всё равно никогда не надела б ещё раз. Может, несчастливая на мужчин женщина не удержалась и взяла их? Тогда, счастья тебе, милая! Смотри, не заиграйся – сила в них страшная, не погребла бы тебя под собой».
Больше никогда ни с одним участником той вечеринки не встречалась. Друзьям запретила говорить адрес Нумбе или другим гостям.
Продолжала жить у Нади, в жизни которой вскоре произошла новая трагедия – погиб муж, и я её уже не оставила с бедой наедине, как поступила тогда, в тот роковой вечер, малодушно поддавшись на уговоры. Отныне были неразлучны: и в горе, и в болезни и в радости.
День рождения Юрия невольно стал днём рождения Страшной Тайны в жизни Надежды, потерявшей окончательно веру в мужчин и надежду на счастье с ними.
Февраль 2013 г. Продолжение следует.
Фото из Интернета: Москва, Нагатино, ночь.
http://www.proza.ru/2013/02/11/529