ГЛАВА 5.
ДВОРЕЦ И ЕГО ТАЙНЫ.
Их отрезвил голос Омара за тонкими стенами.
– Марина, как ты? Можно мне войти? – не договорив, раздвинул створки ткани, вошёл.
Заговорщицы едва успели разнять объятия. Выразительно переглянулись, закрепляя сговор лукавыми понимающими улыбками.
– Что сказал врач? Что это было? Опасно?
– Я плохо помню, мой повелитель. Не совсем пришла в себя, – прошептала слабым голоском.
Утомлённо прикрыла глаза с покрасневшими белками, от чего явственнее проступили сине-розовые подглазники.
Принц испуганно зыркнул на Азизу, она лишь горестно покачала головой и, опустив повлажневший взор, неслышно выскользнула прочь.
– А что он Вам сказал обо мне, господин?
– Ничего! Обвинил меня! Я повинен в твоём состоянии! Сказал, что я получил то, чего и добивался! Это я-то! Тот, которому ты так дорога… – негодовал и сердился, стал путать русский с английским и арабским в запале.
Мари в ужасе замерла, боясь даже подумать, что медик нарушил тайну врача и пациентки.
«Неужели доложил принцу о предстоящем пополнении? Не может быть. Не ошибалась в людях до сего момента. Нет! – затрясло от страха. – Если он узнает о беременности, упрячет так, что ни одна разведка мира не найдёт, и к “Моссаду” не ходи! Мне ли не понимать и не знать? Только не это… Только не настоящий плен…»
– Любимая, тебе опять плохо?
Прервал гневный монолог, рухнул на колени и схватил её за плечики. Впился встревоженным взором в бело-синее личико, стараясь посмотреть в глаза, которые старательно прятала.
– Посмотри на меня, моя зеленоглазая мечта! Не отводи своих чудесных глаз! Не лишай меня их волшебного света…
Не сдержался и, откинув покрывало и платок, стал целовать в трясущиеся губы, щёки, лоб, подбородок, шею, ключицы, пьянея от горячего запаха волос и нежной шёлковой кожи. Застонав, едва взял себя в руки, с трудом оторвался от хмельного девичьего тела. Поправил хиджаб, чадру и никаб, вздохнул глубоко и виновато. Бережно поднял с коврика, поставил на ноги.
– Прости, единственная! Керим мудр и абсолютно прав: я загнал тебя, мой оленёнок! Не мог удержаться! Не совладал с желанием и тягой… – прижал к груди, положив темноволосую голову в куфие на женскую макушку, прикрытую чёрным плотным покрывалом. – Просто обезумел. Он прав: я сам не свой. Хожу последние дни, словно обкурился опиума, но так рад этому состоянию! Ты свела с ума, моя маленькая русская девочка, и стала смыслом жизни. Понимаю, говорю запретное, харам, Аллах накажет, но это выше разума. Странное ощущение: словно оторвался и больше не касаюсь родной земли, не принадлежу отныне семье или стране. Их заменила ты, Марина. Я только твой, любовь моя! Как у вас говорят: весь с потрохами.
С трудом справляясь с русским языком, всё же смог ясно высказать мысль. Дрожа, трепетал, вжимался в её тело, со стоном целуя голову поверх ткани.
– Лишившись всего, оторвавшись от корней, не чувствую страха или одиночества. Напротив: никогда ещё не был так счастлив, клянусь Всевышним! Лишь с тобой понял и прочувствовал, что это такое – летать в небесах. Ты подарила мне эти волшебные крылья, единственная! Только ты…
Его пламенную речь-исповедь прервали деликатные басовитые покашливания начальника охраны, мощного Мансура, двухметрового бородатого мужчины лет сорока, его дальнего родича и неусыпного стража.
– Господин, время.
Муж вывел Марину из импровизированной медицинской палаты, и её тут же свернули и убрали люди.
Быстро собрали вещи и поехали дальше, ни словом, ни взглядом, ни вздёрнутой бровью не показав, как их всех задержала маленькая наложница принца, которую он не отпускает от себя ни на миг вторую неделю подряд.
…Только к исходу четвёртых суток пребывания в дороге машины каравана по отдельности с разных сторон и ворот въехали в город, в столицу халифата.
В ранних сумерках пассажиры покинули, в конце концов, надоевшие сиденья дорогих, добротных и крепких машин, и вошли в прохладу дворцовых сводов.
Марину с Азизой больше не разлучали.
Врача тоже вытребовала поближе на случай нового недомогания.
Поворчав, принц распорядился его поселить в комнате рядом с женским крылом здания.
Ей удалось всех сообщников собрать вместе и держать под рукой, контролировать постоянно, держа в поле зрения в буквальном смысле: Керим мог видеть пациентку в окне, когда его открывала – проще вызвать бликом зеркальца или звоном колокольчика, не ставя в известность принца по каждому поводу.
Омар пришёл к жене под утро, повидав семью и брата, который прилетел из Катара за несколько часов до них. Вошёл неслышно и, зашелестев одеждой, осторожно лёг рядом, думая, что утомлённая дорогой возлюбленная спит.
Понимая, что истекают последние часы совместной жизни, не спала. Ждала принца, полностью приготовившись к его приходу.
Азиза вымыла госпожу по всем правилам хамама, умастила тело драгоценными маслами и притираниями, ловко удалила при помощи восковой мастики все волоски на тонком теле и нанесла новый, ещё не виданный цветной узор из хны и других порошков растительного происхождения.
Мари поняла: «Это королевский узор, предназначенный только для членов правящей династии и их жён. Какая честь! Как служанке выдали такую краску? Вероятно, во дворце есть свои тайны и наши приверженцы. Или им стало известно, что принц привёз ту, которая когда-нибудь станет королевой? Умно: налаживают контакт загодя! Льстецы».
Как только он вытянулся на прохладных шёлковых простынях бирюзового цвета, зажгла маленький светильник на полу возле кровати. Повернулась, показывая раскраску на лице и теле, будучи одетой только в маленькую голубую сорочку из атласа на тоненьких бретельках явно европейского происхождения.
Увидев её в таком виде, он медленно сел на кровати, не веря своим глазам. Долго рассматривал макияж, арабески, цвета и маленькие драгоценные камушки, приклеенные вокруг глаз, щёк и губ, делавшие Марину не просто красивой, а пугающе-неземной, волшебной, словно сошедшей со страниц запретной сказочной книги; будто вышагнувшей из рамы старинной картины именитого европейского мастера; казалась чудом сбежавшей из рая пери. Чем больше рассматривал, тем больше волновался, задрожав телом.
Чаровница медленно протянула тонкие ручки и стала раздевать мужа, смотря в глаза не отрываясь, завораживая и пьяня, мутя сознание любовью и страстью.
Не решался притронуться, помня строгий запрет врача о полном покое на несколько дней для ослабленной до предела супруги. Попытался остановить.
– Марина… Мы не должны… Керим…
Не смог продолжать спор, потому что любимая уже раздела полностью и села на его бёдра. Обхватив ногами талию, прижалась огненным лоном к его сокровенному, сладко прильнула к красивому и чувственному рту с умелым поцелуем, отняла последнюю волю к сопротивлению.
– Радость ты моя!.. Жена! – только и простонал.
Больше не сдерживался ни в чём: ни в позах, ни во времени, ни в силе, ни в напоре.
Пылала как он, не контролируя, не сдерживая эмоций, отдавалась до донышка, извиваясь, выгибаясь, стеная и крича.
Подумала: «Бедные обитатели крыла: вряд ли кто-нибудь уснёт этой ночью! Но она очень нужна, эта ночь истинной страсти и полёта! Нужна мне. Я без памяти влюбилась! Уже не вижу Лёшу перед собой, как в прошлые дни. Только он, мой потерявший рассудок Омар, который и не подозревает, что ожидает в ближайшие часы. Всё, что получит нынче, будет предназначено исключительно ему: за чистое сердце и нежную душу, за трепетное отношение к похищенной девушке, за беззаветную любовь, страсть и неистовость! Порывистостью и неутомимостью похож на Алексея в самые сокровенные часы, в нашу брачную ночь: незаконную, тайную, ворованную. Когда, обезумевшие от счастья и свободы, мы зачали дочь. История повторяется. Полностью?..»
Она выполнила обещание оторваться, данное на той стоянке, где остался его свадебный подарок: белый породистый верблюд – знак королевской власти.
Часы пролетели незаметно.
Лишь когда солнечный луч коснулся молодых мокрых тел, упали на влажные простыни и, не сумев расцепиться, уснули.
Марина слышала краем уха, как в комнату прокралась Азиза, так и не заснувшая от их громкой, сумасшедшей и бурной ночи.
Она накрыла пару сухой хлопковой простынёй, ласково погладив взмокшие головы с материнской любовью и заботой, прошептав еле слышно молитву. Госпожа смогла ей слабо улыбнуться, а принц спал, как убитый, ничего не почувствовав.
Посмотрев на мужа, с любовью прикоснулась носиком к его щеке.
«Спи, любимый. Ты заслужил сон, – показав рукой два пальца Азизе, тоже провалилась в забытье, продолжала думать. – Разбудит через пару часов, чтобы было время подготовиться к трудному дню. Кто знает, как там вывернет? Где вы, пацаны? Готовитесь к марш-броску через всю Аравию? Сможете освободить свою “Пани”? Не медлите… Жду…»
…Погодя два часа, помощница неслышно подошла к кровати и постояла, не решаясь будить принцессу: на худеньком лице были сине-розовые подглазники, мраморная кожа стала совсем тонкая, нитевидные сосуды уже были видны так, словно их не прикрывало ничего, щёки запали, скулы резко проступили. Жалея и виновато вздыхая, колебалась: «Пожалеть или выполнить приказ?»
Услышав тяжёлый вздох, госпожа открыла утомлённые глаза с покрасневшими белками, посмотрела на подругу и тепло улыбнулась.
Сделав знак «полежи», Азиза метнулась из комнаты прочь.
Тихо привстав на постели, Мари села и поискала глазами сорочку.
«А… вот она где, – усмехнулась.
Голубой атласный комочек лежал на полу, немного прикрывая маленький ночник, и всё ещё тихо плавился, съёживался на горящей лампочке, исходя тонким дымком.
– Хорошо, приоткрытое окно вытягивает сквозняком прочь из комнаты, – грустно помахала рукой уплывающему дыму от нехитрой одёжки. – Прощай, свидетельница безумной и последней страсти! Наше время так же тает и сжимается, как ты на раскалённом стекле светильника. Не вернёшь».
Огляделась вокруг и, ничего не найдя поблизости, решила дождаться подруги.
Она вошла с тазом в руках и вещами под подмышкой. Помогла осторожно выскользнуть из-под руки мужчины, не потревожив царственного сна. Повела в дальний уголок, занявшись утренним туалетом, не позволяя даже шевелиться тоненькой до истощения, прозрачной и невесомой русской девочке.
«Так слаба и худа! Как справится с беременностью?
Горестно качала головой в лёгком хиджабе, зорко наблюдая краем глаза за уголком кровати, на которой досыпал вымотавшийся и измученный господин. Ещё больше погрустнела, до горячих слёз.
– Отчаянный и такой несчастный! Позволят ли ему быть счастливым с иноверкой? Чем поддержать? Аллах, помоги моим детям!»
Встряхнулась от тяжёлых мыслей и продолжила укрепляющий массаж.
Марина едва не заснула вновь от умелых и ласковых рук аравийки, от мягких массирующих движений: тело, руки, ноги, голова.
Покончив с умыванием, подруга стремительно вышла и принесла вскоре несколько таблеток на серебряном подносике, густо покраснев при этом, не смея поднять чёрных красивых глаз.
Девушка беззвучно усмехнулась: «Понятно: врач тоже не сомкнул глаз. Заранее приготовил таблетки для поддержания тонуса в преддверии предстоящего трудного дня. Спасибо, Керим!»
Выпив, поблагодарила друзей на арабском, начиная усваивать простые слова красивого и напевного языка. Задумалась, пока Азиза убирала утренние принадлежности:
«Жаль, что всё так сложилось. Я бы смогла здесь стать своей, доставлять счастье и радость окружающим людям. Знаю это наверняка: едва узнав, все начинают тянуться ко мне, заряжаясь озорным смехом, восхищаясь хулиганистым характером, купаясь в изумрудных глазах, радуясь успехам и победам. Всегда получалось вести за собой толпу. Любую. Легко. Какая жалость… Не судьба».
Пошатываясь от физического и нервного истощения, неслышно встала и вышла на балкон.
Подставляя бледное лицо ещё ласковому солнцу, вдыхала запах сырого после ночи песка пустыни, влаги, росы на деревьях и цветах сада вокруг дворца, аромат кофе, витающий по внутреннему двору крыла здания.
Сзади послышались тихие слова Азизы.
Поняла: «Омар проснулся. Рано. Ещё не время для бодрствования…» Ни о чём больше не успела подумать.
Любимые руки обняли за плечи, притянули спиной на обнажённую грудь, губы стали целовать голову, волосы, затылок и плечи, обнажённые и прикрытые только тонкими бретельками новой сорочки сиреневого цвета с искусно вышитыми райскими птицами и бабочками.
– Доброе утро, мой солнечный лучик, – шепча и ласкаясь, вдыхал свежесть утра и вымытой кожи, целуя невесомо и нежно, словно боялся выпить её вместе с поцелуем. – Спасибо за ночь, единственная! – трепетал и стонал только от того, что вспомнил её! – Это было не просто восхитительно, а волшебно… Ты действительно кудесница! Моя колдунья…
Руки спустились на живот, гладили и скользили по дорогому шёлку, обводя изгибы любимого желанного тела, задерживаясь на впадинках, складочках кожи и манящих выпуклостях. Когда рот нашёл пухлые зовущие губы крошечной ведьмы, целуя и прикусывая, потерял голову и… счёт времени.
– Омар, не начинай того, что не сможешь закончить, – лукаво прошептала, подняв руки и лаская его голову, подставляя под медовые поцелуи шею.
Застонал и сжал ладонями маленькую грудь, играя, прижимаясь возбуждённой плотью к соблазнительной попке возлюбленной.
Мягко рассмеялась, нагнувшись, вжалась ею, сводя с ума теплом и запахом.
Зарычал, прикусил мочку ушка.
– Остынь, мой повелитель, уже пора приниматься за государственные дела. Ты принц, и у тебя есть обязанности перед семьёй и страной.
– Не хочу быть принцем, не хочу обязанностей и приличий… – превратился в капризного мальчика, упрямо мотая головой, не желая подчиняться и что-то исполнять. – Хочу стать простым смертным и свободно жить с тобой, растить хлеб и наших детей, и не покидать тебя надолго, моя зеленоглазая мечта… – горел и часто дышал, приподняв её рубашонку, скользнул рукой под попку, проник пальцами в мёд и тайну. – И любить… прямо сейчас… здесь!
Не позволили этого.
В дверь покоев деликатно постучали.
Азиза спросила пришедшего о причине столь раннего визита в спальню к женщине. Выслушав, неслышно подошла к балкону и, не глядя в сторону влюблённой пары, что-то сказала принцу.
Дёрнулся, как от удара плётки, побледнел и медленно выпустил Марину из объятий.
Взяла помрачневшее красивое лицо в тонкие разрисованные руки, наклонила и нежно коснулась губ своими губами, закрыв глаза. Открыв, заметила, что Омар странно смотрит, чуть ли не с ужасом! Подняв удивлённо брови, спросила ими: «Что случилось?»
– Прости, любимая, но я вдруг так испугался! Как-будто тебя у меня неожиданно отобрали! – обнял порывисто, стиснув с отчаянием, содрогнувшись всем телом. – Почему у меня такое чувство, словно ты только что со мной попрощалась? Навсегда!
– Ты просто сильно устал, мой любимый Омар.
Легла на его грудь белокурой головкой, слыша неистовое биение молодого сердца сильного мужчины, уже что-то почувствовавшего и потому такого растерянного. Оторвавшись, подняла лицо, пристально посмотрела, ласково провела пальчиками по его бровям и чистому белому лбу, спустилась к губам, погладила уголки, обвела контур бородки. Посерьёзнела, отступила, взяла мужские руки и, склонившись, почтительно поцеловала, как подданная государю. Заговорила севшим грустным голоском:
– Всё будет хорошо, господин. Вы только помните, что я Вас всегда буду любить, и всё у нас получится. Верьте мне, мой принц, как я верю в Вас.
Поцеловала обнажённую грудь в густых чёрных жёстких волосах несколько раз, лаская подушечками пальчиков ореолу сосков.
Передёрнулся крепким телом, поднял рукой её подбородок, приник с поцелуем к любимым губам, клянясь всё запомнить и исполнить ради своей принцессы, будущей королевы халифата: «Истинная женщина и лучшая мать моих детей! Они будут обязательно!»
Словно услышала, вскинула голову, дрогнула изумрудом, засияв любовью и гордостью, смотря в решительный агат.
– Идите, мой государь, мой правитель, мой царь. Вас ждут государственные дела и Ваш народ. Сейчас это важнее маленькой, усталой и слабой русской девочки, которая будет Вас ждать здесь всегда, сидя с поджатыми ногами на кровати. Ждать, держа на раскрытых ладонях чистое сердце и пылающую неугасимую любовь. Вселенский вечный огонь мироздания… Une Vie D’Amour…
С непонятным выражением лица и глаз посмотрел в глубину потемневшего бездонного изумруда. Бездонного, как Космос. Замер. Смотря сверху в фарфоровое голубоватое личико, резко побледнел от внезапной панической атаки и острого предчувствия скорой беды! Невосполнимой потери! Стиснул до скрипа зубы и… стремительно покинул комнату, на ходу одеваясь с помощью Азизы, наглухо закутанной по самые глаза в непрозрачный хиджаб.
…Увиделись только после обеда, когда Омар пришёл и сообщил, что через час Марину ждёт встреча с его братом Хамидом. Дав время, покинул их с Азизой.
Она кинулась из комнаты, сделав госпоже жест «оставайся на месте».
Вскоре вернулась с двумя девушками-подростками, которые были нагружены одеждой, тазами и корзинками.
…Через час принцессе было позволено встать и подойти к зеркалу во весь рост, что стояло за перегородкой возле балкона.
Из него на девушку смотрела незнакомка в парадных арабских одеждах, золотых туфельках с загнутыми носами и полной «боевой раскраске».
«В отражении кто угодно, но только не я: Марина Риманс, москвичка и спецагент “Пани”. В зеркале отражается временная фаворитка, наложница, пленница, к которой вдруг воспылал любовью будущий король, – вздохнув, решила сразу, без заминки и сожаления: – Как только пройдёт аудиенция – заставлю это великолепие убрать к чёрту! Надоело быть ряженой игрушкой – эксклюзивной куклой. Хотя, надо признать, очень красивой куклой. Баснословно дорогой и такой любимой!..»
Засмеялась, и заливистый смех подхватила Азиза и её маленькие помощницы.
Девчонки с восторгом глядели Марине в лицо, заглядывая в малахитовые глазищи, которые ещё шире распахнула. Взвизгнули, испугались и… стали чертить на груди оберег от сглаза.
Зарычала про себя: «Привычное движение при виде меня. Даже в Аравии, блин. Если так пойдёт дальше – сожгут на костре, как ведьму! Эй, пацаны, вы где? Сколько ещё ждать? Опоздаете, будете пылесосить пустыню, собирая мой прах».
В комнату стремительно вошёл принц в парадных одеждах.
Все женщины поклонились ему, пав ниц, в том числе и гостья.
«Пока я никто, обязана отныне на людях соблюдать дворцовый этикет. Не дура, понимаю, что Рубикон перейдён. Дальше будет сложнее и опаснее».
Как только встали, безмолвно вздохнула, за спиной мужа заметив врача.
Поймал взгляд, низко ей поклонился и что-то спросил у Омара.
Он милостиво дал ему несколько минут и вышел со всеми в маленькую гостиную.
– Моя госпожа! Я приветствую Вас и желаю Вам здравствовать! – громко заговорил врач, искоса поглядывая на дверь.
Приблизился, прибавил тихо и медленно, чтобы поняла английский:
– Как Ваше самочувствие после столь бурной ночи? Я запретил принцу прикасаться к Вам! Он меня ослушался?..
– Не он. Это я, – покраснела до корней волос. – Я его люблю, – объяснила просто.
Услышав, застыл, потом опомнился, радостно воздел руки к небесам, поцеловав свои ладони и кончики пальцев.
– Со мной всё в порядке. Спасибо, Керим. Всё хорошо. Не волнуйтесь. Я сильная, выдержу. Обещаю.
– Вам нужно быть крайне осторожной… – волнуясь, прошептал, нервно косясь на двери. – Я рад, что Вы в полном здравии, принцесса Марина! – громко прибавил, заслышав шаги принца у порога. – Счастливого дня! Я буду с Вами рядом. Спасибо за Вашу милость, госпожа!
Низко поклонившись, плут неслышно покинул комнату.
– Готова, Марина?
Омар оглядывал с восхищением и благоговением, обходя вокруг. Провёл невесомо пальцами по плечикам и рукам.
– Как ты хороша в наших одеждах, любимая! Ни одной женщины нет во дворце сегодня красивее тебя, гордость моя! Ты – подарок небес для меня и халифата! Моя королева… – жадно целовал ткань на плечах, не решаясь стереть произведение искусства Азизы с лица и рук возлюбленной. – Идём, нас ждут, – хрипло прошептал, посмотрев в упор в сумрачные глаза.
Ответила взглядом так, что резко покраснел, прикусил губу, счастливо засмеялся. Трепетал сильным, неистовым, так и не успокоившимся телом, пылал, сгорая в огне звериной страсти. Бессильно выдавил, покачав головой:
– Шаманка. Ведьма. Волшебница. Cadi…
– Нет, потомок славянских волхвов, только и всего. Дети тоже такими будут, – прошептала, окунувшись в агат. – Мы несём в мир только добро, справедливость и любовь… Поверь, Омар…
Гулкие, тёмные и прохладные коридоры и переходы дворца ошеломляли, давили величием, нагоняя страх и принуждая к повиновению. Только не Марину.
«Раздвоив» сознание, включив все экстрасенсорные способности, чутко прислушивалась ко всему, что её окружало, кто был по бокам и впереди, кто стоял позади спины – сканировала окружающих сразу с двух точек сознания: изнутри тела и снаружи, считывая информацию с энергетического поля людей и предметов.
«Трудная работа, энергозатратная, выматывающая, – тайком вздохнула. – Пару дней передышки бы. Нужен полный отдых голове!»
Но его не было. Приходилось держаться в жёстком корсете воли, вспомнив все приёмы наставника-буддиста Юрия-бурята с базы спецподготовки. Закрыв на миг глаза, собралась с силами.
«Держись, Машук. Постарайся дожить до появления своих “оперов”. Осталось всего несколько часов. Малость».
– …Брат мой, позволь представить тебе нашу гостью из Союза Марину Риманс.
Принц держался достойно и спокойно, открывая полное имя девушки и принадлежность к чужой стране по гражданству. Деликатно позволил положить женскую кисть на его полусогнутую руку. По-светски, по-европейски.
– Она почтила нас честью и посетила с визитом дворец и халифат, желая увидеть жизнь изнутри страны, а не из окна лимузина правительственного кортежа. Вне рамок сухого делового протокола и правил дипломатии, – говорил медленно на арабском, повторяя фразы на русском. – Я предложил ей своё общество и сопровождение, любезно показал несколько оазисов и селений нашей прекрасной страны. В силу своих скромных возможностей, помог нашей высокой гостье исполнить её желания. Невыполненными остались лишь единицы. За их исполнением дело не станет. Всему своё время.
Навстречу из кресла на возвышении поднялся полноватый невысокий мужчина, лет на пять-семь старше Омара. Безмолвно подошёл вплотную знакомой походкой в развалку, оттопыривая локти при ходьбе. Остановился слишком близко от гостьи, почти касаясь полами парадного одеяния одежды девушки, что было недопустимым нарушением восточных традиций! Рассмотрев её в упор сквозь маскарадное одеяние, густые разноцветные рисунки и платок с накидкой на голове, которой не стала закрывать лицо, в бешенстве побледнел, метнул на брата негодующий высокомерный взгляд и, резко повернувшись на пятках, решительно… зашагал прочь!
Пройдя лишь несколько шагов, вдруг остановился, поражённо замер, испуганно вздрогнул спиной и, медленно обернувшись, вернулся к гостье, смотрящей пристально в спину, а теперь и в глаза: не мигая, не отрываясь, не отводя странно светящегося холодного изумруда. Подойдя, с ходу рывком стянул платок с накидкой с её белокурой головы и резко развернул женщину за плечи к свету, льющемуся из большого стрельчатого окна.
Омар опешил, онемел от жёстких оскорбительных и непозволительных действий, коими был просто потрясён! Но не девушка.
Не обратила на грубость ни малейшего внимания, а помогла себя вспомнить.
Едва увидев и заглянув в глаза, «рассмотрела» его мысли и смутные воспоминания. Теперь вспомнила свои и решилась идти до конца: «Пора ему напомнить кое-что».
Отпустив напрягшуюся руку принца, гордо подняла непокрытую голову, резко встряхнула ею, отчего заколки вылетели из тщательно уложенной причёски, открывая полноту цвета пепельно-русых волос: рассыпались по плечам, разлились, заиграли в потоках солнечных лучей тёплым серебром и нежным, светлым золотом. Добивая венценосного хама, распахнула навстречу недоумевающим, ошалевшим, чёрным арабским глазам свои: огромные, славянские, чужие, вызывающие, пугающие, колдовские, густо-зелёные. Безмолвно, терпеливо и хладнокровно наблюдала за реакцией.
Ошарашено, заворожённо смотря на гостью, он рассматривал её тонкое белое лицо, высокие скулы, пухлые губы. Замирал, дёргаясь крупным телом, резко краснел до бурого цвета, до градин пота на недобром полном круглом лице; как зачарованный, тонул в мертвящем и равнодушном зелёном болоте, вязнул в его тине, глуби и мраке. Насмотревшись до одури, угорев, задышал нервно, с хрипом, словно вдруг стало мало воздуха в огромной парадной зале из мрамора. Силился что-то сказать, но так и не смог расцепить сведённых потрясением и ужасной догадкой челюстей.
Держа лицо каменным, беззвучно усмехнулась: «Узнал, мерзавец! Лёша, дай мне силы и мудрости! Не позволь показать, что знаю о его низости и преступлении! Помоги притвориться, что рада встрече после стольких лет разлуки».
– Ага, Хамид! Я вижу, ты узнал нашу почётную гостью! – едва очнувшись от изумления, встрепенулся, наконец, Омар.
Говоря только на русском медленнее обычного, стараясь помочь брату вспомнить неродной язык.
– Марина не может вспомнить, где виделась со мной, представляешь? – звонко засмеялся, стараясь вывести родича из затяжного непонятного ступора. – Ну же, очнись, Хамид! Помоги нашей уважаемой гостье освежить память!
Быстро проговорил несколько фраз на арабском, этим окончательно привёл в чувство родича.
– Здравствуйте, Марина…
С трудом продираясь сквозь забытую чужую речь, ломая нещадно, проговорил низким прерывающимся голосом Хамид.
– Рад приветствовать Вас на нашей земле. Какими судьбами? – произносил протокольные фразы, а сам «ел» глазами.
Фыркнула в уме: «Нисколько не раскаивается в том, что тогда совершил! Подонок!»
– Такая встреча… Кажется, я Вас вспомнил!
– Наконец-то, Хамид! Помоги нашей гостье подсказкой, где могли с ней встретиться и когда, – светло смотрел наивными чистыми глазами на брата, радовался, что Мари вот-вот узнает тайну. – Напомни и мне, с чего всё началось?
– Прошу следовать за мной, уважаемая, – фальшивым елейным голосом заговорил наместник. – Присаживайтесь, пожалуйста, вот сюда, – ехидно зыркнув, показал на маленький диванчик у самых ног трона.
Напряглась, не подав вида: «Нет! Я не королевская кошка и не гаремная шлюха, чтобы сидеть у подножия!»
– Проходите! Не стесняйтесь!
Посмотрев неземными сияющими глазами на Омара, быстро метнула взгляд на кресла справа.
– Хамид, мне тоже хочется посидеть рядом с гостьей, а диванчик мал, – смеясь, возразил. – Предлагаю сесть в кресла. Там Вам, Марина, привычнее и удобнее будет.
Взяв её под локоток, проводил в уголок с креслами и красивым журнальным столиком европейского производства.
– Вот так. Здесь, кстати, и площадь городская видна: познакомитесь с её обитателями, увидите со стороны простых людей и их повседневные заботы. Они нас не видят, а мы можем рассмотреть…
Хамиду вольность младшего брата пришлась не по вкусу: нахмурился, потемнел лицом, отразив мерзкую чёрную сущность на поверхности, заскрежетал зубами, смотря на счастливого и сияющего, юного душой и телом Омара.
– Хамид, давай, рассказывай! Не томи гостью загадками, – не унимался младший, подначивая. – Итак. Я приехал в Москву на год позже тебя и поступил в тот же МИРЭА, что и ты. Так? – увидев кивок, продолжил. – Ты учился на факультете, где обучение длиннее моего на один год. Получилось так, что заканчивали институт в один год, вместе, одновременно – удобно. Привыкли быстро, адаптировались к языку за год, прониклись, все праздники в Союзе праздновали с сознанием и радостью! – загорелся глазами, вспоминая счастливое свободное время студенчества и молодости. – Так было и в тот праздник. Всё. Хамид, рассказывай. Твоя очередь.
– Тогда был не праздник. Меня пригласили на празднование дня рождения. Это был мой одногруппник Юрий. Я, к сожалению, забыл его фамилию…
Пытливо посмотрев на женское лицо, увидел лишь покой, терпение и учтивость. Расслабился, продолжил, откинувшись на спинку массивного кожаного кресла цвета вина, вызывающе посматривал на девушку.
– Сначала мы праздновали на факультете, потом пошли в кафе, так, кажется, это заведение называлось. Там пробыли не очень долго и ушли к Юрию домой, куда был приглашён только узкий круг друзей. Я оказался в числе приглашённых.
Наглел с каждой минутой, в упор разглядывая худенькую женщину-девочку, цепляя сальным взглядом её непокрытых волос.
Посмотрев в сторону окна, поймала внимательный взгляд Омара и зыркнула на платок – тут же подал. Быстро прикрыла и задрапировала голову и открытую шею, накинула поверх расшитый край никаба. Вовремя.
В зал вошла прислуга и стала накрывать стол к чаепитию.
Немного растерявшись от её отстранённого поведения, Хамид опомнился скоро.
– На этот семейный праздник я привёл с собой троих друзей-арабов. Среди них был мой двоюродный брат и лучший друг Омар.
– Я плохо помню факультет… И кафе… – парень растерянно потёр голову, смотря на родича выжидательно. – Я напился тогда? Как? Пил только пиво!
– Тебе подлили в пиво водку – милый обычай у русских мужчин смешивать эти напитки, – рассмеялся Хамид, а глаза остались холодными, как лёд, несмотря на то, что были чёрного цвета.
«Чёрный лёд. Как душа», – вздохнула тайком Мари.
– Пока мы ездили по Москве, ходили по улицам, тебе стало значительно лучше.
– Вот как! Всё пытался вспомнить и не мог. Напился… – рассмеялся совсем по-детски, хлопая руками по коленям. – Как не стыдно! Самому неловко, – покраснел, застеснялся старых проделок.
– Не стыдитесь молодости, господин Аль Зуфийя, – учтиво тихо заговорила, смотря только на Омара, повернув навстречу ясное и уважительное лицо, скромно опуская взор на его грудь. – Это чудесное время уже не повторится – радуйтесь любым воспоминаниям. Они чистые и искренние, не могут ранить. А напиваться каждому хоть раз в жизни довелось. Нет исключений, уверяю Вас.
– И Вам тоже? – коварно спросил Хамид, прекрасно зная на него ответ.
Взвилась безмолвно: «Скотина!»
– Нет, не люблю даже запаха. С юности непереносимость алкоголя. Спасибо природе – оградила, – усмехнулась, стараясь не светить ямочками на щеках. – Но с моей близкой подругой такое однажды случилось: немного перебрала шампанского на дне рождения мужа приятельницы, Маргариты Егоровой.
Впилась глазами в лицо Хамида, злорадно хмыкнула: «Посмотрим, что ты сейчас запоёшь».
Повисла тишина. Надолго.
Февраль 2013 г. Продолжение следует.
Фото из Интернета. Город в песках.
http://www.proza.ru/2013/02/11/526