ГЛАВА 12.
В ТИСКАХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ.
Прошла осень, зима, наступила весна.
Опять запели птицы и люди, закипела, забурлила кровь…
Только не у Марины.
Она так и осталась Снегурочкой, укрывшись под плотной сенью беды и безысходности, не желая оттаивать и сдаваться жизни на милость. Ощущения «зависа» над грешной землёй вернулось с новой силой. Понимая, что это означает, вызвонила Александра Зеленцова, объяснив вкратце, в чём проблема.
Это была суббота, 26-го апреля 86-го года.
– …Маринка! Господи… На кого ты похожа?! – вопрошал двухметровый мужчина десяти пудов веса.
Ошалело взирая на прозрачное привиденьице в голубом платьице и светлом плащике, вертел из стороны в сторону, испуганно заглядывая в глаза в пол-лица.
– Нет, это же просто невозможно… Так себя довести!.. Ты когда последний раз нормально ела? Хоть приблизительно? – с осторожностью обняв, поцеловал в губы, вздрогнув от худых щёк. – Идём, буду тебя кормить, тростинка моя, а то поцеловать будет не во что, – ворчал, с лёгкостью таща в кафе за ручку-веточку. – Как я тогда отчитаюсь перед Дмитрием за очередной реванш?
– Я всё равно не смогу ничего съесть, Александр, – невесомо воспротивилась.
Остановился, внимательно глядя сверху.
– Если только минералки.
– И давно у тебя это?
В ответ пожала легкомысленно плечиками.
Нахмурился.
– Давай поступим следующим образом: идём в кафе, там ты ешь, а я за тобой наблюдаю. Потом и поговорим.
Не слушая протестов, усадил за столик у мутного окна, чтобы держать улицу в поле зрения – привычка после первой встречи тогда, вскоре после её похищения.
– Пока, салат, – сказав, пропал.
Смотря в витрину, следила за людьми, машинами, детьми. И маленькими девочками.
Содрогнулась в истерической атаке, стиснула губы, зажала нервы, закричала в уме от боли: «Моей доченьке было б полтора месяца! Уже улыбалась бы!» Опять накатили слёзы, которые едва сдержала – организму становилось всё труднее контролировать эмоции.
Вдруг, в проходящей по аллее паре, её взгляд выхватил женскую знакомую тёмную головку. Сердце сильно ударилось о рёбра, едва не помутив сознание, которое силой воли удалось удержать. Посмотрела ещё раз на высокого плечистого мужчину и тонкую высокую женщину с длинными волосами: он не знаком, а в фигуре женщины что-то почудилось прежде виденным, встречавшимся когда-то. Внезапно чиркнула искра в мозгу: «Наталия Стрельникова!»
Абсолютно потеряв голову от волнения, ринулась из кафе, натыкаясь от слабости и головокружения на столы, стулья и людей.
Выскочила на тротуар, догоняя ушедшую уже довольно далеко пару.
– Наталия! Наташа! Стрельникова!..
Женщина вздрогнула, словно её хлестнули плёткой-камчой по высокой точёной фигурке. Замедлив шаг, постояла, а потом пошла быстрее, увлекая и кавалера за собой.
– Как некрасиво убегать от подруги, а, девушка? – прогремел Александр.
Догнав Наташу в пару-тройку прыжков, загородил паре дорогу огромными лапищами.
– Здравствуйте, Наталия. Наслышан о Вас и Вашем супруге, – нёс ахинею.
Подхватив опешившую пару, потащил к Марине, бессильно откинувшейся на железную решётку забора рядом с кафе.
– Я их поймал, родная! Вот твои добрые друзья. Общайтесь с подругой на здоровье, а мы с кавалером пойдём по коньячку тяпнем! – подхватив ошалевшего мужчину, уволок в кафе.
В уголке кафе состоялся быстрый и нервный разговор.
– Александр, – старшой сунул руку онемевшему молодому парню лет тридцати пяти. – Друг Марины. Это, так понимаю, жена Стрельникова?
– Максим, – очумев от напора, представился, погрустнел. – Вдова. Кто эта девушка?
– Встретились жена и любовница. Серьёзно опасаюсь за состояние последней.
– Наташа только что из реабилитационной клиники! – взвился, обезумев от волнения, кинулся…
– Стоять!.. – перехватил парня, стиснул в мощных руках. – Им нужна эта встреча! Даже если она их убьёт. Постараемся этого не допустить. Спокойно! Наблюдаем, – оглянулся. – Армен, по стопке нам. И лимончика…
– …Здравствуй, Наташа. Прости, пожалуйста, что остановили тебя. Не стоило убегать… словно ты виновата передо мной, – едва слышно говорила Мари.
Всё ещё часто дышала от попытки их догнать. Смотрела на потрясённую женщину огромными глазами-провалами.
– Всего два вопроса, и ты свободна.
– А с чего Вы взяли, что я буду говорить с Вами? – надменно процедила, наконец, гордячка.
– Да с того, что ты не дочь своей матери. Это она людей за личности не считает. Ты же другая. Ты похожа на папу. Он у тебя славный. Мы с ним ладили. Что скрывать, если нет за тобой вины?
Справилась с дурнотой, выпрямилась, оторвалась от прутьев, подошла к бледной настороженной двадцатисемилетней девушке.
– Как Мишенька? Где он?
– Он в санатории с дедушкой. В психоневрологическом.
Упрямо помолчав, тихо заговорила, сдерживая слёзы:
– Как только Алексей погиб, Миша случайно услышал об этом и совсем замолчал, – по лицу поползли слёзы. – Так я потеряла сразу обоих: мужа и сына. Он уже никого не узнаёт, даже меня! – в голос зарыдала, бросившись… в объятия соперницы. – Я так ненавидела тебя, Марина! Готова была убить! Едва машиной не сбила той зимой! Господь наказал меня за чёрные мысли – отобрал любимых! – трясясь всем телом, вцепилась в её руки. – Лучше бы я согласилась на развод! Тогда они оба были бы живы и здоровы! И счастливы! Будь я проклята!..
Подскочили мужчины, подхватили под руки своих дам.
– Когда и где? – из последних сил просипела двадцатидвухлетняя девочка-привидение, видя перед глазами лишь тоннель.
– Полгода назад в Италии. Его послали туда сразу же, после возвращения, просто развернув в аэропорту! Даже не дали повидаться с сыном!..
Стрельникова истерически кричала, повиснув на руках крупного мужчины, который старательно смотрел в сторону, отводя от жуткого лица-маски Марины красивое серьёзное лицо с синими глазами.
– Его машина ночью сорвалась на горном серпантине под Миланом, – не в состоянии продолжать, Ната хрипела, выплёскивая огненные слова вины из израненного сердца. – Убила упрямством… Я убийца! Только я… Преступница… Накажите меня… В тюрьму…
Собрав оставшиеся силёнки, чудом очнувшись, Марина рванулась к несчастной обезумевшей вдове, вынуждая и Александра шагнуть вместе с нею.
– Нет, не ты, а я!
Схватила её за плечи, заставив смотреть в огромные, неземные, нечеловеческие глаза.
– В аэропорту развернули, говоришь? Нет, не завернули, а арестовали, – заглянув в серые мокрые глаза, смотрела прямо в душу. – Он вернулся самовольно, на три дня раньше положенного срока, и провёл их со мной. Моя любовь его убила, а не твоя настойчивость или ненависть. Моя. Успокойся, милая. Ты здесь ни при чём.
Увидев, что Наташа хорошо поняла, замерев телом и дыханием, продолжила:
– Он восстал, пошёл против Конторы – «убрали», – кивнула, посылая взглядом молчаливые сигналы: «Так и есть! Убили!» – Всё, успокойся, моя хорошая.
Стояла, подпираемая под руки стальными стенами тоннеля, которые держали ещё здесь, на горящей и плавящейся под ногами земле, и не понимала, что это врач держит.
– Не вини себя. Он не винил, помни. Уважал за стойкость.
Почти не дышала. Только тонкая дрожь в теле, как трепет крыла бабочки.
«Я мотылёк. Я тополиный пух. Сдуй меня поскорее, Господи».
Теряла последние силы, рвя нити разума и воли к жизни.
– Хотел жить со мной и Мишенькой, радоваться, быть счастливым. Не позволили. Живи свободно. Счастья тебе, Наташенька! Поцелуй за меня Мишутку. Прощай, – говорила обыденным голосом и улыбалась.
Всех ввела в заблуждение, но не Зеленцова. Он вцепился мёртвой хваткой и не спускал расширенных медовых глаз, гипнозом буквально сцепляя девочку с землёй, не позволяя истерзанной душе оторваться и улететь в небо.
– До свидания, ребята… Рада была… повидать…
Насильно разорвав визуальную нить с Сашей, невесомо, как пёрышко ангела, полетела…
Оглушённая сведениями, Наталия стояла молча, неподвижно, уставившись в одну точку.
– Пока, Максим! Рад был знакомству, – заговорил Александр, делая «страшные» глаза парню: «Хватай её и беги отсюда!» – И Вам, Наташенька, пока! До встречи, родные… Такая встреча…
Макс, опомнившись, схватил даму в охапку и бросился к припаркованному на углу улицы «Мерседесу» карамельного цвета.
…Мари улетала в тоннель.
Поддерживающие под руки стены стали мягкими, расплавившись от огня под ногами и, свернувшись, увлекли за собой в знакомые объятия.
Последние осознанные земные звуки слились с криками людей, воем сирены, рёвом Александра и чьего-то знакомого, мягкого и увещевающего голоса.
В этот раз не было радара, «баххов» и «паххов».
Появился новый звук, словно рядом бьёт чабанский гибкий хлыст кара-агач, разрезая со свистом горный ледяной воздух: «Тьююуу… тьююуу… тьююуу!..»
Голоса и новые запахи.
Глаза открыты, да не узнают они никого: лишь серые стены вокруг. Гладкие, как зеркало…
– Тьиюююуу! … 200… Разряд! … Тьиюююуу! … Ещё! … Нет кривой! … 300… Повышайте! … Руки! … Тьиюююуу! Глухо! … Адреналин! … 360… Ещё разряд!
…Ей не больно. Только тело выгибается дугой от этого «тьиюу». Мысли чёткие и ясные, как солнце: «Скольжу в свет. Вам меня не удержать. Держи, Лёшенька! Я иду к тебе! И к доченьке…»
– Отойдите все! Марина! Вернись!.. Бухх! … Бухх! … Бухх! … Вернииись!..
– Оттащите его! Он ей грудную клетку кулачищем проломит! Не сходи с ума, Александр! Да держите вы его!.. В сторону… Руки… 380… Разряд! … Тьиюююуу!
– Спаси её, Игорь! Не дай уйти! Держи! Зубами!.. Держиии!..
– Тьиюююуу!
– Есть кривая! … Ещё адреналин! … Есть стабильный ритм!
«…Съезжаю со снежной горы и смеюсь! Так быстро качусь, сейчас взлечу! Но что это? Качусь в темноту… Нет, хочу к свету! Не хочу во тьму. Там больно и страшно. Хочу на “воздушные ручные карусели”! В звон и невесомость. В танец и полёт. Лёша! Где ты? Найди меня! Хочу к тебе…»
Темнота неумолимо засасывает. Исчезла лёгкость и волшебные звенящие переливы колокольчиков, ангельской чудесной музыки.
Опять земные звуки: гул мотора автомобиля, дребезжание корпуса и сидений, нервные разговоры на повышенных тонах, горькие вздохи и шёпот, запах лекарств и бензина. Рядом кто-то рыдает, голос громкий и знакомый, рычит, как медведь, тихий рядом успокаивает его, а у самого голос дрожит.
Попыталась через силу вспомнить: «Что-то такое знакомое…»
…Сколько блуждала в темноте? Не помнила.
В определённый момент тьма отступила, став красным туманом. Он был почти прозрачным, но всё же не давал ясной картины – только размытые тени. И ещё много-много знакомых голосов рядом, всегда.
Пришла в себя ночью.
Открыла глаза и долго не могла понять, где она: в правую щёку бил свет маленькой красной лампочки за стеклом какого-то окна, за окном была комната тоже в красном свете. Незнакомая. Удивилась сильно, силясь понять: «Где же я? Что было со мной? И кто так ругался там, во сне? Или это не сон вовсе?..»
Окончательно очнулась вечером, когда солнце клонилось к закату.
Попыталась пошевелиться – напрасно потратила силы.
Возмутилась, заволновалась: «Привязана, что ли? Ну-ка, ещё разок… Ага, дело пошло – палец зацепился за что-то…»
– Тихо-тихо! Капельницу вырвешь! – голос знакомый.
Наклонился низко к глазам: Александр, но не чётко, а расплывчато, как сквозь кисею.
– Ты в клинике. Перевели из реанимации под мою ответственность. С очередным возвращением, Мариша! – погладил щёку, а у самого глаза на мокром месте. – Испугала ты нас, – охрип, пальцы дрогнули.
Заметив, что пытается пошевелиться и что-то сказать, остановил:
– Нет-нет, ещё рано. Недавно с искусственной вентиляции сняли. Ты в капельницах и приборах – боялся, что инсульт добьёт. Давление держалось запредельное, – выпрямился, осмотрел мониторы. – Пока в норме. Зрение не восстановилось полностью – лопнули кровеносные сосуды. Офтальмолог осматривал, сказал, что кровоизлияние неопасное.
Пальцы мягко скользили по её щеке, слегка дрожали, но так хорошо успокаивали, что начало клонить в сон. Смежила веки.
– Поспи, Маришка… Маленькая моя… Я буду рядом… Всегда.
Выписалась через месяц.
«Кончена жизнь. Теперь спокойная и мёртвая – умерла душа на перевале под Миланом. Значит, когда у меня здесь случился выкидыш, Алексей там умирал. Он и забрал дочь.
Страдая молча, могла только думать, думать, думать.
– Может, на небесах увидит, какая она, похожа ли на меня? Понаблюдает, как растёт наша красавица.
Любимые мои предатели, обездолили, бросили во тьме и горе, медленно умирать и мучиться каждый день. Единственные, радости вам где-то там, за гранью…»
Что осталось делать на грешной Земле?
Метаться по размену квартиры, съездить за дочерью, чтобы не забыла дитя матери и росла отныне на глазах; чтобы быть всегда в постоянных хлопотах о ней и здоровье, об одежде и питании, о развитии и воспитании.
– …Тебе больше неполезно одиночество, – сказал на прощание Александр. – Нужен кто-то рядом постоянно, ежеминутно. Всегда. Твой удел – жить, зажатой в тиски жизненных обстоятельств, которые будут организовывать и заставлять, вынуждать идти дальше. Даже против воли. Во что бы то ни стало. Жить через силу! Ради жизни. Ради будущих новых встреч и радостей. Ради новых детей и мужей. Ради дрожи любви и страсти. Ради памяти об ушедших. Ради тех, кто придёт ещё не один раз им на смену. Жить!
Февраль 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/02/11/436