Он был поэтом? Художником? Музыкантом? Он был? …А она была Музой. Его? Да это и не важно, может его, а может еще кого. Он приходил к ней, а она встречала. Ставила на стол две рюмки, закуривала сигарету и слушала. Он ходил по кухне, цепляясь джинсами за ручки плиты, шумно двигал стулья по полу, громко говорил, нервно разливал коньяк по рюмкам, непременно проливая. Она вставала, вытирала стол влажной салфеткой. Садилась, курила, слушала. К стулу он долго пристраивался, будто был он для него мелок, не по росту, ни по возрасту, ноги, то вытягивал, то сгибал в коленях. Потом как-то устраивался, замирал, складывал руки на крест, обнимая ладонями собственные плечи. Казалось, он хочет закрыться от мира, а может от нее? Читал стихи тихо, монотонно, адресуя их самому себе. Они сидели друг против друга, на ее кухне за круглым столом. Ей казалось, крохотная поверхность с коньячной лужицей превращается в море, берегов не видно, и шелест его голоса разбивался о край стола. А потом она рассказывала смешные истории про себя, про него, про всех. Он хрипловато смеялся и непременно вульгарно комментировал. Становилось легко и свободно. Потом брал ее руки, окунал в ладони свои губы , и уводил ее в лес , в реку, в осень, в кровать….А утром прощался, каждый раз навсегда, оставляя ее стыдится ночных откровений.
Потом она узнала, не позвонит, не придет, не поцелует. Умер.