Волжский царь. Глава 52

Волжский царь. Глава 52

БУЛГАРИЯ  И  РУСЬ


Царевич Касим был верным слугою Василия Темного. Он жил  на берегу Оки в мещерском городке Касимове, в изобилии и спокойствии. 
Из летописи «Гази–Барадж Тарихы» узнаем, что Хан–Керман – булгарский город и есть будущий г. Касимов. Согласно данным Мусы ибн Халиля, Касимов был основан в 926 г. в качестве мензеля, но быстро стал марданским баликом. Первоначально назывался «Моджар», «Моджар–Кала». В 985 г. испытал нападение киевского князя Владимира, а в 1010 г. уступлен вместе с Кан–Марданом (Муромом) царем Ибрагимом Киевской Руси. При этом булгары не покинули Моджар и в XI – XVI вв. составляли в нем подавляющее и господствующее большинство населения.

Касим  имел сношения с вельможами казанскими. Они–то и пригласили его тайно –  свергнуть их нового царя, Ибрагима, его пасынка. Касим потребовал войска от Иоанна. Князь Иван Юрьевич Патрекеев и Стрига–Оболенский выступили из Москвы с полками. Касим указывал им путь и думал внезапно явиться под стенами Ибрагимовой столицы. Но многочисленная рать Казанская  уже стояла на берегу Волги и принудила московских воевод вернуться  назад. В неудачном походе россияне  много претерпели от и дождей, тонули в грязи, бросали доспехи, уморили своих коней. Великий князь успел принять  меры, заняв воинскими дружинами все пограничные города: Нижний, Муром, Кострому, Галич.

Венецианский купец Барбаро, который более 15 лет (1436–1452 гг.) жил в Тане, в устье Дона, оставил цен¬ные сведения об остатках Булгар в этих районах.

Сын Султан–Гали – Габдулла был казанским бахши в 1437–1459 гг.

Сеид–Ахмет, потомственный хан, в 1442–1455 гг. представлял только Западную часть Большой Орды. А Касим сидел к тому времени в Городце. Однако потом он 20 лет верно служил Василию, до 1467 г. Москва и Казань жили, в основном, в мире, как союзники.
Имеенно  тогда совершил свой «подвиг» Касим (его величали ханом). Это –  незначительная победа над золотоордынским ханом Сеид–Ахмедом в 1449 г. на р.Пахра.  Шайки Ордынских хищников грабили близ Ельца и даже в Московской области: Царевич Касим, верный друг князя Василия, разбил их в окрестностях Похры и Битюга.

Черная диадема. Вновь загадочная корона  власти,   черная шапка Чингиз–хана вспоминается в 1465 г. в связи с деяниями Джанибек–хана, заложившего основы государства Казахстан и его преемника Бабура, основателя Великой Могольской империи в Северной Индии.
          Ариософское предание сообщает, что успех Бабура в завоевании Индии был связан с возвращением индийским жрецам Черной диадемы Власти.


В 1468 г. другая московская рать с князем Симеоном Романовичем пошла из Галича в Черемисскую землю (нынешнюю Вятскую и Казанскую губернию) сквозь дремучие леса, уже наполненные снегом, и в самые жестокие морозы. Вступив в Черемисску землю, управляемую собственными князьями, но подвластную царю казанскому, – россияне истребили все, чего не могли взять в добычу. Князь Симеон доходил почти до самой Казани и, пролив множество крови, возвратился победителем. Князь Иван Стрига–Оболенский выгнал казанских разбойников из Костромской области. Князь Даниил Холмский побил другую шайку близ Мурома. Муромцы и нижегородцы опустошили берега Волги в пределах Ибрагимова царства.
Однако  Иоанн хотел важнейшего подвига, чтобы загладить первую неудачу и смирить Ибрагима. Он собрал всех князей, бояр и сам повел войско к границе, оставив в Москве меньшего брата, Андрея. Однако поход не состоялся. Узнав о прибытии Литовского, Казимирова посла, Иоанн велел ему быть к себе в Переславль и ехать назад к королю с ответом. А сам возвратился в Москву, послав из Владимира только малый отряд на Кичменгу, где казанские татары жгли и грабили села. Оставив намерение лично предводительствовать ратью, Иоанн повелел воеводам идти к берегам Камы из Москвы, Галича, Вологды, Устюга и Кичменги с детьми боярскими и козаками. Главными начальниками были Руно московский и князь Иван Звенец устюжский. Они соединились в земле Вятской, под Котельничем, и шли берегом реки Вятки, землею Черемисскою, до Камы, Тамлуги и перевоза Татарского, откуда поворотили Камою к Белой Воложке, разрушая все огнем и мечом. Настигнув в одном месте 200 вооруженных казанцев, взяли в плен двух ее начальников. Перехватив на Каме множество богатых купеческих судов, россияне с большой добычею возвратились через великую Пермь к Устюгу и в Москву.
С другой стороны ходил на казанцев воевода нижегородский, князь Федор Хрипун–Ряполовский с московскою дружиною. Встретив на Волге отряд телохранителей казанского царя, он разбил его наголову. В числе пленников, отосланных к Иоанну, в Москву, находился знаменитый князь татарский Хозюм Бердей.
Но казанцы между тем присвоили себе господство над Вяткою. Так устрашили жителей, что они   без сопротивления объявили себе подданными царя Ибрагима. Это легкое завоевание было непрочно: Казань не могла бороться с Москвою.
В 1469 г., весной, Иоанн попробовал  нанести важнейший удар казанскому царству. Все города и уделы, с жителями столицы вооружились под начальством князя Петра Васильевича Оболенского–Нагого. Главным предводителем был назначен князь Константин Александрович Беззубцев, а местом соединения выбрали  Нижний Новгород. Полки сели на суда в Москве, в Коломне, во Владимире, Суздале, Муроме. Дмитровцы, можайцы, угличане, ростовцы, ярославцы, костромичи плыли Волгою; другие – Окою, и в одно время сошлись при устье сих двух рек. Но Иоанн, вдруг переменил задачу и велел до времени оставаться в Нижнем Новегороде. И только легкими отрядами, составленными из охотников, тревожил неприятельскую землю на обеих сторонах Волги. Видимо, причина в том, что царевич Касим, виновник сей войны, умер: жена его, мать Ибрагимова, взялась склонить сына к дружбе с Россиею, и Великий Князь надеялся без важных усилий воинских достигнуть своей цели и смирить Казань.
Но случилось не так. Воевода объявил князьям и чиновникам волю Государеву, однако они отправились  искать ратной чести. Приплыв к месту старого Нижнего Новагорода, отпели там молебен в церкви Преображения, и в общем совете выбрали Ивана Руна в предводители. Руно поспешил к Казани, и  перед рассветом, вышедши из судов, стремительно ударил на ее посад с криком и трубным звуком. Казанцы еще спали. Россияне без сопротивления вошли в город, освободили бывших там пленников московских, рязанских, литовских, вятских, устюжских, пермских и зажгли предместие со всех сторон. Обратив в пепел все, что могло сгореть, россияне, обремененные добычею, отступили, сели на суда и пошли к Коровничьему острову, где стояли целую неделю без всякого дела. Этим  Руно навлек на себя подозрение в измене. Многие думали, что он, пользуясь ужасом татар, сквозь пламя и дым предместия мог бы войти в город, но силою отвел полки от приступа, чтобы тайно взять откуп с казанского царя. По крайней мере, никто не понимал, для чего сей воевода не действует или не удаляется с добычею и пленниками.
Наконец русский пленник, бежав из Казани, принес весть, что Ибрагим объединил все полки Камские, Сыплинские, Костяцкие, Беловолжские, Вотяцкие, Башкирские и готовится в следующее утро наступать на россиян конною и судовою ратью. Воеводы московские поспешили принять меры: отобрали молодых людей и послали их с большими судами к Ирихову острову, не велев им ходить на узкое место Волги. А сами остались на берегу, чтобы удерживать неприятеля, который действительно вышел из города. Хотя молодые люди не послушались воевод и стали нарочно в узком протоке, где неприятельская конница могла стрелять в них, однако же мужественно отбили казанцев. Воеводы столь же удачно имели бой с лодками казанцев, и, прогнав их к городу, соединились со своими большими судами у Ирихова острова, славя победу и Государя.
Тут прибыл к ним главный воевода, князь Константин Беззубцев, из Нижнего Новагорода и узнал, что они, в противность Иоаннову намерению, подступили к Казани. Но успех служил им оправданием. Константин отправил гонцов в Москву, с известием о происшедшем, и послал повеление в Вятку, чтобы ее жители немедленно шли к нему под Казань.
Однако, еще весной  Иоанн, послав главную рать в Нижний, в то же время приказал князю Даниилу Ярославскому с отрядом детей боярских и с полком устюжан, а другому воеводе, Сабурову, с вологжанами плыть на судах к Вятке, взять там всех людей, годных к ратному делу, и с ними идти на царя казанского. Но правители Вятских городов, мечтая о своей древней независимости, отказали Даниилу Ярославскому. У них был тогда посол Ибрагимов, который немедленно дал знать в Казань, что россияне из Устюга и Вологды идут к ее пределам с малыми силами. Отказав в помощи князю Ярославскому, вятчане отказали и Беззубцеву. Около месяца тщетно прождав вятских полков, не имея вести от князя Ярославского и начиная терпеть недостаток в съестных припасах, воевода Беззубцев пошел назад к Нижнему. На пути встретилась ему вдовствующая царица казанская, мать Ибрагимова, и сказала, что великий князь отпустил ее с честию и с милостию; что война прекратится и что Ибрагим удовлетворит все требования Иоанновы. Успокоенные ее словами, воеводы расположились на берегу праздновать воскресный день, служить обедню и пировать. Но вдруг показалась рать казанская, судовая и конная. Россияне едва успели изготовиться. Сражались до самой ночи. Казанские суда отступили к противному берегу, где стояла конница. В следующее утро ни те, ни другие не думали возобновить битвы. И князь Беззубцев благополучно доплыл до Нижнего.
Не столь счастлив был князь Ярославский. Видя непослушание вятчан, он решился идти без них, чтобы в окрестностях Казани соединиться с московскою ратью. Уведомленный о его походе, Ибрагим заградил Волгу судами и поставил на берегу конницу. Произошла битва, достопамятная мужеством обоюдным: шли врукопашную, секлись мечами. Главные из вождей московских пали мертвыми, другие были ранены или взяты в плен. Но князь Василий Ухтомский одолевал многочисленные силы  храбростью: сцепился с Ибрагимовыми судами, разил неприятелей ослопом и топил их в реке. Устюжане, вместе с ним, показав редкую неустрашимость, пробились сквозь казанцев, достигли Новагорода Нижнего и дали знать о том Иоанну. Государь, в знак особенного благоволения, прислал им две золотые деньги и несколько кафтанов. Устюжане отдали деньги своему иерею, сказав ему: «Молись Богу за Государя и Православное воинство; а мы готовы и впредь так сражаться».
В 1469 г., обманутый льстивыми обещаниями Ибрагимовой матери, недовольный и воеводами, Иоанн предприял новый поход осенью, вручив предводительство своим братьям Юрию и Андрею. Весь двор великокняжеский и все князья служивые находились с ними. В числе знатнейших воевод летописцы именуют князя Ивана Юрьевича Патрекеева. Даниил Холмский вел передовой полк. Многочисленная рать шла сухим путем, другая плыла Волгою; обе подступили к Казани, разбили татар в вылазке, отняли воду у города и принудили Ибрагима заключить мир по воле Государя Московского. То есть исполнить все его требования. Ибрагим  возвратил свободу русским  пленникам, взятым в течение сорока лет.
Сей подвиг был первым из знаменитых успехов государствования Иоанна.


Москва становилась богатым и сильным государством, успешно преодолевающим феодальную раздробленность, накапливающим военные силы, способные нанести поражение даже более серьезному врагу, чем татары периода полного упадка Золотой Орды. Москва вела в это время умную политику, в частности умела использовать вражду крымского хана с Великой Ордой. В 1466 г. умер Хаджи Гирей, основатель знаменитой крымской династии Гиреев. Первые два года власть в Крыму была в руках у Нур–Давлета, сына Хаджи Гирея. Однако у него оказался энергичный соперник в лице родного брата Менгли Гирея.
Нур–Давлет долгое время вел борьбу против брата в Крыму, а затем вынужден был бежать в Литву, откуда перебрался на Русь. Здесь он прожил долгое время, служил честно Ивану III и умер около 1491 г. Источники указывают, что он не раз принимал участие в борьбе с Ахмед–ханом на стороне русских, за что и был поставлен в 1486 г. князем касимовским, или, как говорили, князем городецким. Между прочим, Нур–Давлет был не раз упоминаем в переписке Ивана III с крымским ханом Менгли Гиреем, причем московский государь не забывал подчеркивать, что старается сделать Менгли Гирею угодное, поэтому и содержит его братьев «Нардоулата и Айдара (Хайдара) с немалым убытком для казны своей».   
В последующие годы, несмотря на регулярный обмен посольствами, Ахмед (Ахмат) не смог добиться возобновления выплаты дани от Москвы и помешать складыванию антиордынского московско–крымского союза между Иваном III и Менгли–Гиреем (1474 г.). В 1476 г., после захвата Крыма Ахмед (Ахмат) направил к Ивану III посла Бучука. Он ждал возобновления дани и даже потребовал от Ивана III лично явиться в Орду. Для Ивана III ситуация складывалась неблагоприятно, поэтому он высказал дружеское расположение и, может быть, даже выплатил дань. Однако в 1479 г. ситуация переменилась, Иван III смог подчинить Новгород, а хан Ахмат потерял Крым, поэтому очередное посольство Ахмата было принято враждебно.
По сообщению «Казанской истории», великий князь, отказавшись выплачивать деньги хану, взял «басму лица его» и растоптал её; после этого все ордынские послы, кроме одного, были казнены. «Царь Ахмат восприим царство Златыя Орды по отце своем, Зелет–салтане цари, и посла к великому князю Московскому послы своя, по старому обычаю отец своих и з басмою, просити дани и оброки за прошлая лета. Великия же князь ни мало убояся страха царева и, приим басму лица его и плевав на ню, низлома ея, и на землю поверже, и потопта ногама своима, и гордых послов его всех изымати повеле, пришедших к нему дерзостно, а единаго отпусти жива, носяща весть к царю, глаголя: «да яко же сотворил послом твоим, тако же имам и тебе сотворити, да престаниши, беззаконниче, от злаго начинания своего, еже стужати». Впрочем, давно установилось полное недоверие к этой легенде. Однако рассказ этот сохранил свое символическое значение, так как народное сознание с событиями 1476 и 1480 гг. связывало конец татарского ига и «запустение Золотой Орды».
Тот же Казанский летописец пишет: «Бысть же зло–горькая та и великая власть варварская над Рускою землею от Батыиева времени по царство то же Златые Орды царя Ахмета». После Ахмед–хана, который в 1481 г. на берегу Донца был убит в сражении с Айбеком, Орда все больше распадалась на отдельные части, и в среде борющихся ханов ни у кого не было способностей для создания сильной державы. Одно еще держалось: ханские  послы  иногда из Сарая или временных ханских ставок ездили по старой привычке в Москву, но далеко не всегда добивались и малой доли той дани, что там искали. Русь была сильной и независимой державой, гордо отстаивающей свою честь, и не случайно тот же Казанский летописец новую главу, сразу же после события 1480 г., наименовал: «О конечном запустении Златыя Орды; и о царе ея, и о свободе, и о величестве Руския земли, и чести, и о красоте преславного города Москвы».

В 1473 г. 40–тысячная орда ак–монгытов по приказу Ахмад–хана напала на Булгар. Им удалось взять балик Бак–Арслан. Но у Бугульмы они встретились с войском трех булгарских улугбеков – Мал–Бирде, Мустафы и Мамли и были разгромлены. Булгары потеряли 2 тысячи всадников, кытаи же – 13 тысяч. Пленные рассказали, что обезумевший Ахмад–хан силой отобрал у кыргызов лучших мастеров и 120 тысяч прекрасных лошадей и отправил их балынскому беку. Тогда кан велел колынцам и Ике–Нмэну разгромить ставку Ахмад–хана, и они это сделали. Тот готовился со своими узбеками к походу на Булгар, но после набега Ике–Имэна не решился оставлять свои владения.
Благодаря ханской помощи московский бек через несколько лет возродил 60–тысячную конницу и флот, напал на Колын и осадил город. В случае успеха Нукратской войны Балынец хотел освободиться от джирской дани.
Узнав об этом, кан сумел своевременно направить в Нукрат хана Ибрагима с сыном бека Хаджи–Баба Байрашем. Сардары появились у Колына неожиданно для осаждавших. Увидев полумесяцы на древках зеленых и красных знамен булгар, балынцы в ужасе бросились бежать. Их котлы с готовой пищей остались на месте, и булгарские воины, уставшие от почти непрерывной скачки, с удовольствием перекусили. Но оставлять это нападение безнаказанным было нельзя, и Байраш сходил к Джукетуну и погромил его округу.

Балынцы же, узнав об уходе хана Ибрагима к Нукрату, организовали нападение джунцев на Казань, но были отбиты. Салчии Ике–Имэна окружили русские корабли и заставили 8 тысяч джунцев выйти на берег, где уже батликские ары покончили с ними.
Потерпев неудачу в Булгаре, Балынец решил свергнуть узбекское иго и предпочел признать зависимость от Булгара и возобновить выплату джирской дани. Когда хан узбеков двинулся  на Москву, Габдель–Мумин самолично пошел к границе и стоял возле нее, дабы Ахмад или ногайцы не вздумали потревожить Державу. А Аули кан отпустил в Кыпчакское поле, и там он, встретившись с русскими, погромил вместе с ними несколько ханских обозов.
 Аули вернулся в лагерь кана, и  узнал, что в его отсутствие Габдель–Мумин почувствовал себя плохо и пошатнулся в седле. Когда подскакавшие казаки подхватили его, он был уже мертв.

В 1480–1502 гг. царем Волжской Булгарии был Бураш–Барадж, старший сын Габдель–Мумина.

Сын Габдуллы – Мухаммед (родился в 1437 г.) был казанским бахши в 1480–1488 гг. Он отличился тем, что в 1487 г. вывез, спасая от врагов,  государственную казну в город Корым–Чаллы (вторая столица Булгара). Но чаллынский везир (главный бахши и визир Булгара) Бозок обвинил его в потере части казны, и он был отстранен от дел.
Сын Мухаммеда – Муса был муллою. Его время было тяжелым – за власть над Булгаром боролись два булгарских правителя (эмира) из рода Ашрафидов – правитель Корым–Чаллов Ядкар Кул–Ашраф и правитель Эчке–Казани – Мамед. В семье Мусы под видом его сына и под именем «Шейх–Гали» воспитывался Мохаммедьяр, о настоящих родителях которого – хане Мохаммед–Амине и Саулие–бике – было запрещено говорить.

Крупные казанские аристократы, наживавшиеся на войне, на грабеже чужих территорий, на торговле рабами из числа пленных, не оставляли попыток испортить отношения с Москвой. В 1497 и 1499 гг. они пытались с помощью ногайских и сибирских войск организовать дворцовые перевороты в Казани, а после их неудачи втянули самого хана в антирусские акции.

С принятием ислама Булгария номинально превратилась в эмират, став под зеленое знамя пророка. Знамя являлось, вне всякого сомнения, одним из важнейших атрибутов власти правителя булгар. На войне знамя было не только символом, реликвией, которую необходимо было защищать, но и служило символом государственности и войскового объединения.
После принятия булгарами ислама сакральное значение знамени было переосмыслено в контексте исламской символики. Важнейшим свидетельством начала этого процесса может служить  давняя история вручения Алмышу двух знамен, присланных ему багдадским халифом с его посольством наряду с другими подарками. По обычаям средневековья передача знамени служила символом наделения правителя Булгарии светской и духовной властью, благословленной багдадским халифом. Видимо, в среде булгар в первой половине X в. изображения на знаменах также менялись, постепенно приобретая мусульманизированный вид. Знамена булгар X–XI вв. имели вид прямоугольных полотнищ с двумя остроугольными косицами — «хоботами», исходящими из их верхней части. Эти штандарты также, видимо, прикреплялись к древкам вдоль одной из длинных сторон.

Как и в предшествующее время, знамена играли роль святыни, важного сакрального символа государства, феодального владения и клана. Самым крупным был штандарт эмира, который в арабской традиции именовался «раййа».  Этот штандарт, как и флаги беков (вообще военной знати), выносились, как правило, в особо торжественных случаях. Обычно вынос их происходил во время сбора военных отрядов и войск.

Во время сражения главное знамя находилось вместе с полководцем в центре боевых порядков.
Кроме того, каждый отряд, видимо, имел свое знамя или флаг, который в арабской воинской лексике именовался «алам» или «лаива». Очень наглядно наличие разных размеров знамен у разных подразделений, очевидно, изображено на некоторых миниатюрах Радзивиловской (Кенигсбергской) летописи. Использование булгарами знамен в сражении подтверждается сообщениями ряда русских летописей. Небольшие отряды и воинские ополчения знати также, вероятно, имели свои воинские знаки — небольшие знамена или флажки, называвшиеся у тюрок «ќалау/йалау».

Кул Гали сказал мне:

– Булгарские знамена имели зеленый цвет. Как и в предшествующее время, они были также черными, красными, коричневыми, голубыми или комбинированы из разных цветов. Как и все другие средневековые мусульманские знамена, они были покрыты надписями на арабском языке (чаще всего сурами Корана и рыцарскими девизами), вышитыми золотыми или серебряными нитями.
Все эти большие хоругви и маленькие флажки имели не только важное сакральное, но и военное значение. Воинские знамена помогали военачальнику управлять ходом боя, так как их положение позволяло ему издалека определять расстановку и положение отрядов своих и чужих войск и оперативно реагировать на каждое их изменение. Подрубить или опрокинуть стяг противника означало, что организованное сопротивление прекратилось. Знамена также обозначали место ставки военачальника и сбора воинов после сражения.

Очередным царем  Волжской Булгарии был Аль–Мохаммед Саин–Юсуф Балын–хужа, сын Габдель–Мумина (1502–1521 гг.).

В начале XVI в. войска казанского ханства продолжали нападать на русские земли, уводили много пленных в Казань. В Казанском ханстве в XVI в. было более 100 тыс. русских пленных. И не толькол русских.
Так, в 1487 г. в нападении на Булгар принимало участие 12 тысяч русских моряков. При этом погибло 15 тысяч горожан и паломников и одна тысяча болгарских казаков. Разгром русского каравана в Казани в 1505 г. начался с того, что несколько булгарцев обнаружили в нем участников разгрома Булгара и потребовали возмещения ущерба, но получили отказ, – писал Муса ибн Халиль.


Татарские войска шли через чувашские земли и сильно разоряли край. Против набегов и грабежей татарских феодалов чувашский народ вёл постоянную борьбу. В преданиях упоминаются имена и чувашских народных героев. Один из них, по имени Сарри паттар (Сарри–батыр), поднимал народ на борьбу против наси¬лия и грабежа казанских феодалов. Сарри–батыр стоял за присоединение чувашей к Русскому государству. Сарри жил вблизи Суры. Казанские ханы постоянно совершали набеги на чувашские деревни. Ханские люди увели в плен красавицу дочь Сарри. Тогда Сарри собрал своих людей и устроил засаду на пути захватчиков при переправе через Суру. Люди Сарри внезапно напали на ханских грабителей, отобрали у них награбленное добро и отбили девушку. Рассвирепевший хан послал карателей на расправу с непокорными чувашами. Тогда Сарри обратился  за помощью к московскому князю Василию III, который заступилсяся за него. В благодарность за это Сарри обещал помочь русским войскам во время похода на Казань.

В булгарской истории Золотая Орда и Османская империя являлись сильнейшими государствами позднего средневековья.  Однако  Золотая Орда как будто бы оставляла свое место на исторической авансцене османам. После  сокрушительного удара от крымского хана Менгли–Гирея и Ногайской Орды в 1502  г. часть территории Большой Орды вошла в состав Крымского ханства,  а оставшаяся территория трансформировалась в Астраханское ханство. 
Потомок Камбара Хусаин помог Мохаммед–Амину присоединить Астраханское ханство к Булгарии.
Золотая Орда  облегчила завоевания Османской империи. Историки балканских стран и европейские исследователи этот период называют периодом нашествия тюрко–татар.  Под тюрками подразумеваются османы, а под татарами – золотоордынцы. 

Вскоре на арену политической борьбы выходит третий Ашрафид – великий булгарский поэт, историк и философ Мохаммедьяр Бу–Юрган (1502–1552 гг.). О нем удалось узнать многое и подробно. Его отцом был видный булгарский аристократ и хан Мохаммед–Амин, служивший правителям Волжско–Булгарского царства (сеид–эмирам из династии Ашрафидов) в качестве улугбека (губернатора) казанского иля (иль – губерния, земля) Волжской Булгарии, а матерью – сестра сеид–эмира Саин–Юсуфа – Саулия–бика. По материнской линии Саулия–бика была родственницей знаменитого шаха, потомка самого Тамерлана – Закирэддина Мохаммеда (Захириддина Мухаммада) Бабура (1483–1530 гг.), более известного под именем знаменитого  царя–полководца Бабура.
Интересно, что Бабур также прославился своим литературным даром. Он был замечательным поэтом.
Может быть, это узбекская кровь матерей Бабура и Мохаммедьяра сделала их поэтами? В общем, Бу–Юрган  был опасным соперником многих претендентов на булгарский престол и пост казанского губернатора, поэтому они старались избавиться от него. Саин–Юсуф велел Мохаммед–Амину скрыть даже факт рождения сына. Под именем «Шейх–Гали» Мохаммедьяр был отдан на воспитание в дом Мусы ибн Мохаммеда, где и вырос. Официально Муса считался отцом Мохаммедьяра. Муса дал и своему собственному сыну Ибрагиму, и своему приемному сыну Мохаммедьяру блестящее образование.

После женитьбы Ивана III на греческой царевне Софье Палеолог, при московском дворе произошли сильные перемены, «князь великий обычаи переменил». Главная сущность таких перемен в обычаях состояла во введении «самодержавных приемов». Со времени Ивана III на великокняжеских печатях пропадают непонятные надписи, выполненные загадочным шрифтом, грамоты двора приобретают даты и место своего издания. Только с этого момента и начинается более или менее надежно документированная русская история. Василий III — государь Всея Руси сын Ивана III — Василий III (1505–1533 гг.) — первым стал именоваться в грамотах Государем Всея Руси, а также царем.  Это — уже первая половина XVI в.
При Василии III появилась  легенда о том, что шапку в дар киевскому князю Владимиру Мономаху прислал византийский император Константин Мономах, хотя последний умер за пятьдесят лет до того,  как Владимир стал князем.
Эта легенда появилась для обоснования версии о преемственности власти русских царей от византийских императоров,  а не от чингизидов.  На самом деле шапка Мономаха была передана московскому князю Ивану I золотоордынским ханом Узбеком –  внуком Менгу–Тимура,  праправнуком Бату–хана и прапраправнуком Чингиз–хана.
 
В русских летописях 1508 г. упоминается князь уфимский, которого хан казанский Мегмет–Амин посылал в Москву для переговоров с Иоанном III. Герберштейн, посетивший Россию в первой четверти XVI в., в своих записках не упоминает о башкирах, но в одном месте ясно указывает на площадь нынешней Уфимской губернии. Сохранилось древнее здание под именем дворца Тура–хана, близ деррвни Н.–Термов Уфимского уезда. По преданию, Тура–хан откочевал с своей ордой после столкновения с царем Кучумом на берега р. Белой и остановился около места, где сейчас располагается город Уфа. После покорения Казани и с появлением русских войск он двинулся на юг и остановился в 2,5 вёрстах от Стерлитамака, гора в окрестностях которого носит название Тура–Тау. К местам жительства ногайских ханов следует отнести и городища около Уфы и Бирска, известные под именем Чертовых. Башкиры не только платили казанским царям дань, но и служили в их войсках.


Каждый правитель ориентируется на славу  древних великих предшественников, своих или зарубежных. От этой ориентации перепадает ему отцвет их славы.
Вот и Мохаммедьяр выбрал себе имя именно древнего Бу–Юргана (Абу–Юргана), который в  VII в. сумел объединить распавшееся на 60 частей Булгарское княжество и передал его под власть своего племянника – кагана Курбата Кюнграта («Кубрата»). И Мохаммедьяр тоже мечтал объединить современную ему Волжскую Булгарию, фактически распавшуюся на две враждовавшие части: Эчке–Казанскую (где правили потомки старшего брата Саин–Юсуфа Бураша Ашрафида) и Корым–Чаллынскую (где правили Саин–Юсуф Ашрафид и его сын Ядкар Кул–Ашраф). Казанский иль в этой борьбе попадал то под власть эчке–казанских, то под власть корым–чаллынских Ашрафидов (центрами этих частей были города Эчке–Казан и Корым–Чаллы, считавшиеся, наряду с Казанью, столицами Булгарии).
Саулия–бика, опасавшаяся того, что враги убьют ее мальчика, сумела выпросить у Саин–Юсуфа разрешения на отъезд Мохаммедьяра в Крым вместе с Нур–Салтаном в июне 1511 г. В столице Крымского царства, занимавшего весь юг Украины, Мохаммедьяр прожил четыре года – возможно, самые безмятежные и счастливые в его жизни. Багчасарай был старинным булгарским городом, носившим вначале название Багча–Булгар, так что никакой оторванности от родины Мохаммедьяр ни в пути, ни в Крыму не ощущал. Будущий поэт, из секретных соображений, в Крыму  был принят в семью Мохаммеда Челеби. Мохаммед–ага был одним из самых блестящих аристократов тюркоязычного мира, и превратил свой дом в настоящий дворец поэтов. Здесь бывали крупнейшие крымские, турецкие, кавказские, иранские и булгарские поэты, писатели и музыканты (из Казани, Астрахани, Сибири и других булгарских областей). Сын Мохаммед–ага – Арслан – также будущий посол Крыма в Булгарии – стал лучшим другом – сверстником Мохаммедьяра.
В 1515 г. Мохаммедьяр неожиданно получает приказ сеид–эмира Саин–Юсуфа немедленно вернуться в Булгарию. За мальчиком в Крым приезжает эмир Шах–Хусаин –брат сеид–эмира Саин–Юсуфа. Шах–Хусаин сильно влиял на Саин–Юсуфа, добился от него поста казанского сеида и был хозяином Казани. Шах–Хусаин вел себя по отношению к Мохаммедьяру настолько жестоко, что Бу–Юрган впоследствии в своей «Казанской истории» ни разу не упомянул об этом деятеле. Шах–Хусаин хотел заковать Мохаммедьяра в кандалы, словно преступника, и только твердый отказ старика Акчуры выполнить этот приказ заставил эмира отступить. Но за это Акчура поплатился своей дипломатической карьерой.
В Казани Шах–Хусаин осмелел и тут же посадил Мохаммедьяра в зиндан Сеидова Двора, обвинив его в написании стихов, высмеивавших сеид–эмира. Только вмешательство Саулии–бики спасло Мохаммедьяра от казни. Но мать не смогла спасти сына от разлуки с родителями. По приказу сеид–эмира Саин, Юсуфа Мохаммедьяра высылают на всю жизнь в Иран, для вида назначив его булгарским послом в Персии. Возмущенный этим Мохаммедьяр дает обет безбрачия.

Судя по данным Иш–Мохаммеда, все эти смерти были вызваны Шах–Хусаином и его любовницей Гаухаршад–бикой (сестрой Мохаммед–Амина). Шах–Хусаин мечтал перебить всех булгарских претендентов на пост казанского улугбека и поставить казанским губернатором чужого послушного человека для того, чтобы хозяйничать в самом богатом иле Булгарии – Казанском – безраздельно. По требованию Шах–Хусаина, московский князь Василий III заставил выпить кубок с ядом догадавшегося обо всем Габдул–Латыфа, а еще раньше один из подкупленных Шах–Хусаином слуг Мохаммед–Амина отравил (но не до смерти) своего хана. А Гаухаршад–бика хладнокровно участвовала в отравлении Саулии–бики. Но всего этого Мохаммедьяр так и не узнал, и сохранял с теткой Гаухаршад–бикой, притворявшейся его другом и шпионившей за ним, хорошие отношения. Шах–Хусаин добился уничтожения ненавистной ему семьи казанского губернатора Мохаммед–Амина, и в 1519 г. поставил казанским губернатором всецело зависимого от него касимовского хана Шах–Гали (булгарское Касимовское царство находилось в унии с Московским княжеством).
В 1518 г. на ханский престол был возведен находившийся на русской службе татарский царевич Шах–Али (Шах–Гали, в русских источниках Шигалей). Спустя три года произошел переворот, промосковски настроенный Шигалей был изгнан, правителем в Казань местная знать призвала родного брата крымского хана.
Как и все прочие антимосковские выступления в Казани, свержение Шигалея сопровождалось избиением и грабежом русских купцов.

Первое упоминание о русском Наровчате, построенном на месте разрушенного буртасского г. Мокши, встречается в Разрядной книге при описании событий за 1520 г.
В Наровчат на речке Шелдаис, которая впадает в р. Мокшу, по царскому указу на «вечное житье» были присланы сотни казаков. Поселение, которое они основали рядом с крепостью, стало называться Старой Сотней (1590 г.).

Надо сказать, что на судьбе местных буртасов сказалось негативное отношение к их религии – зороастризму.
Появление зороастризма связывают с именем пророка Спитамы Зарашутры (греческая форма имени Зороастр), который усердно утверждал веру в Единого бога – Ахура–Мазду (Ормузда). Он олицетворял светлое, доброе начало, вечно борющееся со злым божеством Ангро–Майнью (Ахриманом).

Вера маздейская — религия поклоняющихся Мазде или Ормузду (Ахурамазде). Таково официальное наименование зороастризма в сасанидское время, когда последний был возведен в ранг государственной религии, а жречество приобрело огромный авторитет не только в духовной жизни, но и в политике.
В послании Михрнерсеха изложены основы зерванизма, особого течения в зороастризме. Здесь названы Зерван (Зруан, Заурван), который олицетворял время и судьбу, рожденные им Ормизд (Ахурамазда, Ормозд) и Ахриман (Хараман, Архмн, Ангра–Манью). Первый из них считался творцом неба и земли и представлял доброе начало, второй — злое. Непрерывная борьба этих двух начал составляет идейную основу иранской религии. Зерванизм нашел отражение в сочинениях ряда христианских писателей, среди них и армянского автора первой половины V в. Езника Колбаци. Изложения Езника и Егише близки друг к другу. Полагают, что Егише следовал Езнику, либо их труды восходят в соответствующих частях к общему источнику. Изложение Егише в целом достоверно передает основы зерванизма.

Согласно верованиям зороастрийцев, когда душа покидает тело, в него вселяется демон смерти. С тех пор оно становится нечистым и не должно осквернять разложением священные стихии – огонь, землю, воздух и воду. Обряды кремации или захоронения были запрещены у зороастрийцев. Тело помещали или на холмах, сверху обложенных камнями, или в специально сооруженные круглые ямы – башни («башни молчания»). Мягкие ткани трупа склевывали хищные грифы, а кости сбрасывали на дно вырытого в башне колодца, облицованного кирпичом. Такие сооружения по сей день сохраняются у парсов – современных последователей Зороастра, живущих в Западной Индии. Туда они переселились во второй половине VII в. из Ирана, спасаясь от преследований мусульманских правителей.
Смерть у зороастрийцев лишена своего величия, труп возбуждает у них одно лишь омерзение. Коль замечают последний час больного, все домашние отходят от него. Лишь один жрец шепчет ему на ухо напутственное наставление и уходит, пока тот еще жив. Затем приводят собаку и заставляют ее смотреть умирающему в лицо. Этот обряд носит название сагдид (взгляд собаки). Собака для зороастрийцев – единственное из живых существ, взгляда которого боится злой демон, сторожащий смертельно больного. И если чья–то тень ляжет между мертвым и собакой, то пропадут все силы ее взгляда, и демон непременно завладеет телом. Где бы ни умер человек – там он и остается, пока за ним не придут носильщики трупов. Его труп заворачивается в самые старые белые тряпки. В «башне молчания» носильщики труп раздевают донага и, не произнося ни слова, уходят. А саван (тряпки) тотчас же сжигают. Отголоски этого обычая сохраняются у татар, которые до своего обращения в ислам были зороастрийцами. Они и сейчас носильную одежду покойника сжигают.
В зороастризме собака – второе по святости существо после человека. Наряду с ней особым почитанием пользовались бык и лошадь, а также пожиравшие трупы грифы (коршуны). Однако самую важную роль играл огонь. Он был обязательным при любых ритуальных церемониях, которые обычно отправлялись не в храмах (они у зороастрийцев были круглыми), а на свежем воздухе. В Наровчате были монеты с изображением собаки и  двуглавого орла. В Золотой Орде монетам отводилась и роль своеобразных оберегов. Поэтому на них и изображали священные символы – Звезду Соломона, брахманские символы Солнечного Бога Сурьи, священных для зороастрийцев животных и птиц.
На территории мокшанского села есть  загадочный холм искусственного происхождения. С ним связана  легенда, что именно на этом холме мокшане – зороастрийцы возжигали священный Огонь и отправляли свои религиозные обряды. Интересен курган в Пензенской области, где когда–то жили мокшане. Он окружен каналом, наполненным водой протекающего рядом ручья. Как на холме, так и на прямоугольном плато перед ним растет лишь ковыль, хотя окружающая местность густо заросла деревьями и кустарником. Скорее всего, и этот холм предназначался для возжигания священного Огня – символа единого Верховного бога.

Потеря брахманской веры пагубно отразилась на судьбе буртас как самобытного народа. Лишившись своего духовного стержня, они оказались весьма восприимчивыми к внешнему культурному воздействию. В составе Золотой Орды испытали сильное влияние ислама, а после разгрома русскими войсками – православной церкви. Кто остался в покоренной Москвой Наручадской стране, стали сближаться с русскими. Какая–то их малая часть стала заключать браки и с мордвой (мокшанами и эрзей). Тех, кто сближался с русскими, стали называть то муромой, то мещерой. Тех, кто бежал на Волгу –  сближался с татарами – каратаями.  Язык каратаев отличается от мокшанского. Он близок к татарскому, но своеобразен и присущ только каратаям.

Каратаи являют собой народ, начисто лишенный исторической памяти. Они не помнят, кто их предки и как они оказались на берегу Волги. Вокруг Мордовских Каратаев были селения, имеющие в своем названии слово «буртасы». Это Малые и Большие, Нижние и Верхние Буртасы и просто Буртасы. О том, когда они стали православными, можно судить лишь по сохранившимся христианским храмам. Каратаи имеют русские имена и фамилии. Они тоже хранят свою легенду.
На высоком берегу Волги неподалеку от деревни Мордовские Каратаи в уединении обитал Божий человек Михаил. Жил он в построенной над ручьем на корнях деревьев часовенке. Люди приходили к нему за помощью и советом, многим из которых он говорил: где буду похоронен, там не будет засухи, больших пожаров и голода. Но злые мужики из соседнего русского Сюкеева убили его, а тело решили закопать у себя. Но когда его погрузили в лодку, та она не сдвинулась с места. Так убийцы и уехали ни с чем. Каратаи похоронили Божьего человека в своем селе, и с тех пор каждый год празднуют день святого Михаила Убиенного. Сюкеево же с тех пор получило у них прозвание «черного села».
На местах проживания буртас в Пензенской области найдено несколько подземных храмов. Характерной их особенностью является наличие ключей, прохладные воды которых выбиваются наружу из глубин земли у самого основания холма. Такие рукотворные пещеры есть в Сканове (Наровчатский район), в Салолейке (Нижнеломовский район) и Сазань–горе (Сердобский район). Подземные храмы обустраивались там, где имелся водный источник, который, очевидно, играл важную ритуальную роль. Поэтому и новое место жительства на Волге ими было выбрано вполне осознанно. Между селами Мордовские Каратаи и Сюкеево их привлекли карстовые пещеры с родниками, питающими подземные озера
Совершенно несправедливо некрещеную мордву называют идолопоклонниками. Никогда не имела она ни идолов, ни каких–либо иных изображений Божества. Она почитала священные деревья, под которыми приносила жертвы, но никогда эти деревья не признавала божествами. Правда, обращалась иногда с молениями к Солнцу и Луне, но всегда считала их созданиями Божьими. Мордва веровала в единого Верховного бога, от которого зависит весь видимый и невидимый мир. Мокшане называют его Шкай.
Шкай  не имеет ни начала, не будет иметь и конца. Видеть его нельзя не только людям, но и духам, подчиненным ему. Он живет на небе, а как он живет, того никто знать не может. Он творец всего видимого и невидимого мира. Шкай любит свои создания, и от него исходит одно только добро. Но чтобы люди не забывались, он попустил Шайтану (некоторые мокшане называли его Шаткай) сотворить злых духов, которых посадил в болота и омуты. Если человек сделает что–нибудь противное Шкаю, он дозволяет злому духу сделать вред тому человеку. Но когда человек обратится к нему с мольбой избавить его от зла, Шкай запрещает злому духу и велит ему сидеть в воде. Обыкновенная молитва мокшан к Верховному богу в русском переводе: «Боже, верховный Боже, начальный Боже, охрани нас!». К Шкаю  мокшане возносили молитву всякий раз, к какому бы духу они ни обращалась. Но самому Шкаю ни особых праздников, ни особых жертвоприношений не отправляли.
Мокшане поклонялись также предкам. Умершие люди, поселившись в «небесном пчельнике» Шкая, продолжают заботиться о своем роде и помогать своим живым потомкам во всех нуждах. Они воздерживают их от дурных поступков и предостерегают, в случае надобности, то сонными видениями, то иными предвещаниями.
Когда люди размножились, а это последовало очень скоро после создания мира, Шкай разделил их на народы и каждому дал свой язык и веру. Люди веруют одному и тому же Богу, но различно друг от друга. Мокшане говорят: как в лесу каждое дерево имеет свой особый лист и свой особый цвет, так и каждый народ имеет свою веру и свой язык. Веры все угодны Богу, потому что им самим даны. А потому переходить из одной веры в другую грешно.

Но вернемся к булгарской истории.

В 1521 г. Шах–Хусаин умер, и его ставленник Шах–Гали (которого, по требованию Шах–Хусаина, заставил служить Казани московский князь) с радостью покинул Казань.

Надо сказать, что только в 1521 г. в русской летописи впервые упоминается  имя народ¬а – «чюваши». Хотя чуваши играли заметную роль в истории Булгарии, но на них русские исторические источники смлгли обратить внимание только в связи с присоединением чувашей к Русскому государству.
Вхождение в состав Русского государства имело для чувашского народа прогрессивное значение. Чуваши переняли от русских более совершенные орудия земледелия и передовую по тому времени агротехнику. Под влиянием русской ремесленной техники заметно усилилось развитие местного ремесла. С вхождением в Русское государство чуваши еще более сблизились с народами Поволжья, которые оказывали друг на друга взаимное влияние в хозяйственной жизни и духовной культуре. Совместно с русским и другими народами чуваши участвовали в борьбе против угнетателей и иноземных завоевателей.
Вместе с тем чуваши, как и другие народы Поволжья, попали под гнет русских феодалов, купцов, духовенства и многочисленных чиновников. Трудовые массы несли тяжелые налоги и повинности. Чувашский народ испытывал также национальный гнет: народные обычаи, язык и культура сильно преследовались.

Вдруг путь по векам и сомнениям  мне с конем Кеме преградил великий Федор Достоевский. Как он попал  из 1887 г. сюда, в такую древность?

Федор Михайлович Достоевский сказал мне:

 – Нельзя представить: расширится ли, наконец,  в границах своих Сербия или Австрия тому воспрепятствует, в каком объеме явится Булгария, что станется с Герцеговиной, Боснией, в какие отношения станут с новоосвобожденными славянскими народцами, например, румыны или греки даже, — константинопольские греки и те, другие, афинские греки? Будут ли, наконец, все эти земли и землицы вполне независимы или будут находиться под покровительством и надзором «европейского концерта держав», в том числе и России (я думаю, сами эти народики все непременно выпросят себе европейский концерт, хоть вместе с Россией, но единственно в виде покровительства их от властолюбия России) — всё это невозможно решить заранее в точности, и я не берусь разрешать. Но, однако, возможно и теперь — наверно знать две вещи: первое  –  что скоро или опять не скоро, а все славянские племена Балканского полуострова непременно в конце концов освободятся от ига турок и заживут новою, свободною и, может быть, независимою жизнью, и второе…

Ветер веков заглушил голос дерзкого Достоевского.

Потом удалось узнать, что же хотел он этим.

«Вот это–то второе, что, наверно, вернейшим образом случится и сбудется, мне и хотелось давно высказать, пис ал Ф.М. Достоевский в своих трудах. – Именно, это второе состоит в том, что, по внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому, — не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными! И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян! Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному, будто бы, характеру славян, совсем нет, — у них характер в этом смысле как у всех, — а именно потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут. Распространяться не буду, но знаю, что нам отнюдь не надо требовать с славян благодарности, к этому нам надо приготовиться вперед. Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают. Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же, «имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени». Долго, о, долго еще они не в состоянии будут признать бескорыстия России и великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею знамени величайшей идеи, из тех идей, которыми жив человек и без которых человечество, если эти идеи перестанут жить в нем, — коченеет, калечится и умирает в язвах и в бессилии».

Несмотря на это, добровольное вхождение в Русское государство имело большое историческое значение, русский народ  оказал плодотворное влияние на экономическое и культурное развитие народов Поволжья, думали все.  А потом подтвердилось предсказание Достоевского.

Бу–Юрган не стремился к занятию булгарского престола или поста казанского губернатора, и поэтому «Шейху–Гали», как звали Бу–Юргана, не ограничивали передвижения  по Востоку.
Однажды Мохаммедьяру удалось съездить к своему знаменитому родственнику – шаху Закирэддину (Бабуру).

Бу-Юрган сказал мне:

 – Когда я посетил шаха Бабура, я напомнил ему о нашей родственности. В ответ он обнял меня и велел называть его дядей, сразу развеяв слухи о своей всегдашней суровости. Он одобрил мои стихи, а одна газель о моих скитаниях вдали от родной Казани, которую я написал под влиянием шейха Камала, и поэтическое письмо отца брату Габдель–Латыфу «В чем сила родства» вызвали у него слезы.


Великий полководец Бабур, завоеватель Афганистана, Индии, почти всех стран  Востока,  земную любовь, поэтически воспевал  как сомое высокое  человеческое достоинство, и высшую радость.

Он писал:

Если б я знал, что разлука убьет меня злая,
С милой до смерти я жил бы, пачали не зная.

Адом пугают… Но перед пожаром разлуки
Адское пламя не больше, чем искра простая.


А на пути появился новый  царь Волжской Булгарии Мансур, сын Бураш–Бараджа (1521–1524 гг.)

Между тем, в Булгарии эчке–казанские сеиды – Ашрафиды боролись с корым–чаллынскими сеид–эмирами –Ашрафидами за власть над Казанью и всей Булгарией. В 1521 г. сын эчке–казанского сеида Бураша – сеид Мансур – смог овладеть Казанью и поставить там губернатором Сахиб–Гарая. В 1524 г. люди Мансура убивают Саин–Юсуфа, и новым сеид–эмиром Булгарии становится сын Саин–Юсуфа – Ядкар Кул–Ашраф Артан. Он родился в 1507 г. Ядкар Артан Кул–Ашраф, сын Аль–Мохаммеда правил попеременно с 1524 г. по 1552 г.).

В период становления Московского княжества, Крымское ханство доставляло русским и адыгам одинаковые неприятности. Например, имел место Крымский поход на Москву (1521 г.), в результате которого войска хана сожгли Москву и захватили более 100 тысяч русских в плен, для продажи в рабство. Войска хана ушли из Москвы только когда царь Василий официально подтвердил, что является данником хана и будет и впредь платить ему дань.


В это время Русское государство набирало силы для окончательного разгрома Казанского ханства.  В начале XVI в. усилились экономические и политические связи между русским населением и народами Поволжья. В 1523 г. в устье Суры была построена крепость Васильсурск, которая стала крупным ремесленно–торговым пунктом на Волге.
При Василии III и Иване IV (Грозном) русские войска неоднократно совершали военные походы на Казань. В 20—30–х го¬дах XVI в. к Русскому государству отошли почти все земли между Сурой и Свиярой.
Экономический подъем Русского государства в первой половине XVI в. оказал положительное влияние на развитие хо¬зяйства народов Поволжья. Однако политическое положение на Волге было неустойчивым.

Под давлением Кул–Ашрафа казанский губернатор Сафа–Гарай (племянник крымского хана Сахиб–Гарая), собиравшийся вначале служить Мансуру, переходит на службу Кул–Ашрафу.
Кул–Ашраф, овладев Казанью (в 1524 г.), назначил сына Мусы Чаллы–Ибрагима чаллынским бахши. Кул–Ашраф пытался подорвать автономию Казанского иля, для чего всячески старался ослабить позиции господствовавших в Казани аристократов (уланов или казанчиев). Он решил опираться на  кочевых наемных феодалов из кыпчакских орд, которых в Булгарии называли «татарами». Этих наемников Кул–Ашраф хотел использовать в борьбе против уланов. Но наемные феодалы стали угнетать подвластных им игенчеев  гораздо сильнее, чем булгарские феодалы. Ибрагим, однако, не стал спокойно смотреть на то, что служивший Кул–Ашрафу в качестве улугбека (губернатора) Казанского иля (Казанской губернии) хан Сафа–Гарай незаконно раздавал своим сторонникам казанские государственные земли (приносившие булгарской казне основной доход), а государственные налоги выплачивал за счет повышения налогов с горожан и субашей (государственных крестьян) Казанского иля. Когда жалобы везира ни к чему не привели, он перешел на сторону другого булгарского правителя – Мамеда, обещавшего, в случае взятия им Казани, навести там порядок. Куба–Касим и Мохаммедьяр тоже стали выступать против раздачи казанских земель «татарам», а значит – и против политики Кул–Ашрафа и Сафа–Гарая.

Потом на престол взошел царь Волжской Булгарии Мамед, сын Майсура, который тоже правил попеременно с 1531 г. по 1551 г.).
Ибрагим помог Мамеду изгнать из Казани Сафа–Гарая (в 1531 г.).
Но  любовница  Шах–Хусаина Гаухаршад–бика (сестра Мохаммед–Амина)  предпочитала видеть в Казани зависимого от нее Джан–Гали, поэтому решила погубить нелюбимого ею Шах–Гали (он был, в отличие от брата, слишком самостоятельным). Перехватив несколько писем Шах–Гали к Мамеду, Гаухаршад выдала их московскому правительству. А оно, узнав о заговоре, бросило мятежного касимовского хана в тюрьму.  Но овладевший столицей Мамед стал действовать так же,  как действовал и Сафа–Гарай. Разочарованный Ибрагим ушел с поста везира и занялся семейными делами. Он добился того, чтобы его сын Касим (Куба–Касим) получил блестящее образование в булгарском университете Казани – «Мухаммад–Аламия». Учителем Куба–Касима был ректор университета – друг Ибрагима шейх Касим (в честь него Ибрагим, пожертвовавший немало своих денег на развитие университета, дал своему сыну имя «Касим»).

В 1535 г., когда войско Кул–Ашрафа двинулось к Казани, Гаухаршад предала Джан–Гали и, ради спасения своей жизни, перешла на сторону сеид–эмира. Люди Кул–Ашрафа повесили Джан–Гали и заняли Казань. Казанским губернатором Кул–Ашраф вновь поставил служившего ему Сафа–Гарая. Чаллынский эмир вызвал к себе Ибрагима и поинтересовался, почему он не убежал из столицы – ведь ему грозит казнь. «Человек рождается и умирает по воле Творца, и если Всевышнему угодно, чтобы я умер от твоей руки – то бежать бесполезно», – хладнокровно ответил на это Ибрагим. Ибрагима спасло заступничество шейха Касима, с мнением которого считались все Ашрафиды.
Гаухаршад попыталась подчинить Сафа–Гарая своему влиянию через Сююнбику, но потерпела неудачу из–за отказа Сююнбики иметь с ней дело. В 1536 г. Гаухаршад  умерла из–за расстройства по поводу того, что ее разоблачили при попытке отравить Сююнбику.
Чудом спасшаяся от гибели Сююнбика (жена Сафа–Гарая, вновь поставленного в 1535 г. Кул–Ашрафом казанским губернатором) решила совершить хадж.

В 1536 г. Мохаммедьяр, воспользовавшись запросом Сююнбики о возможности совершения хаджа через территорию Персии, посылает в Казань свою стихотворную просьбу о разрешении вернуться в «Шахри Булгар» (Булгарию). Покоренная проникновенными стихами в ее честь, Сююнбика уговаривает Сафа–Гарая добиться этого разрешения у Кул–Ашрафа. Сеид–эмир стал тянуть с ответом на просьбу Сафа–Гарая «о милости для Мохаммедьяра». В этот решающий момент Бу–Юргану помог его старый друг – Сахиб–Гарай: он  организовал переезд «Шейх–Гали» из Персии в Крым через Азак (Азов). И Кул–Ашраф, испугавшись того, что турецкий султан сможет использовать Мохаммедьяра в своих дипломатических играх, немедленно согласился на возвращение изгнанника в Казань. В 1538–1539 гг. Мохаммедьяр приезжает в Казань из Крыма с собранной им в Персии огромной библиотекой в тысячу связок книг, и дарит ее казанскому исламскому университету «Мохаммад–Аламия».
На родине Мохаммедьяр издает свои знаменитые поэтические произведения – «Тухваи мардан» – «Дар мужам» (1540 г.) и «Нуры содур» – «Свет сердец» (1542 г.). Первое сочинение Мохаммедьяр посвящает Сафа–Гараю, а второе – своему лучшему другу и почитателю Сахиб–Гараю. Сахиб–Гараю Мохаммедьяр хотел посвятить и свою блестящую историческую работу – летопись «Казанская история», но не успел ее закончить.
На некоторое время Мохаммедьяр и Куба–Касим стали союзниками врага Кул–Ашрафа – эчке–казанского сеида Мамеда Ашрафа (двоюродного племянника Кул–Ашрафа), стремившегося занять булгарский престол и объявившего себя сторонником автономии Казанского иля и удельных феодалов.

В 1546 г. созданное Мамедом в Эчке–Казани уланское ополчение на короткое время заняло Казань и изгнало вон ставленника Кул–Ашрафа хана Сафа–Гарая. Новым казанским улугбеком Мамед поставил хан–керманского (касимовского) хана Шах–Гали, а пост казанского бахши (премьер–министра) предложил Куба–Касиму. Куба–Касим принял это предложение – но только после того, как Мамед выполнил его просьбу: согласился с назначением Мохаммедьяра казанским сеидом. Булгарский патриотизм и прекрасное знание Шах–Гали булгарской культуры понравились Мохаммедьяру и Куба–Касиму, и между ними завязались дружеские отношения.
Шах–Гали сумел убедить Куба–Касима и Мохаммедьяра в том, что в условиях, когда Турция ничем не может помочь Булгарии, а Московия не угрожает Булгарской государственности, Булгарии или ее западной части –Казанскому илю – выгоднее всего быть во внешнеполитическом союзе (унии) с Москвой под эгидой московского правителя. Подобную унию – не затрагивавшую государственности и внутренней самостоятельности Булгарии и обязывавшую булгарских царей лишь согласовывать с союзником свои внешнеполитические действия – Булгарское царство уже заключало в 1236–1278 гг. с Монгольской империей, а в 1278–1437 гг. – с Дешти–Кыпчаком.
При помощи Шах–Гали и Мохаммедьяра Куба–Касим принялся отбирать у казанских кыпчаков – «татар» незаконно присвоенные ими государственные и уланские земли. В ответ наемники подняли восстание против казанских губернских властей и стали угрожать городу Казани. Во главе наемников стал булгарский аристократ Бибарс Рыштау, решивший выслужиться перед Кул-Ашрафом. Шах-Гали, Мохаммедьяр и Куба–Касим вместе покидают Казань и плывут вниз по Волге на корабле. По пути, в Тэтэше (Тетюшах) Мохаммедьяр и Куба–Касим высаживаются на берег и разъезжаются по своим поместьям, находившимся рядом, а Шах–Гали плывет дальше, к югу, и у Саратау (Саратов) встречается со своим спасителем – пограничным касимовским отрядом.
Казанский купеческо–ремесленный магистрат «Тюмэн» (орган самоуправления горожан–казанцев), опасавшийся резни, отказался впускать в город «татар» и Сафа–Гарая до тех пор, пока Мохаммедьяр не будет возвращен на пост казанского сеида. Кул–Ашраф, самолично подъехавший к Казани из Корым–Чаллов, скрепя сердце, дает на это согласие. Мохаммедьяра вызывают из Бюргана в Казань, и он утверждает Сафа–Гарая казанским губернатором (так было положено: сеид–эмиры, а иногда и эчке–казанские сеиды –Ашрафиды, назначали областных сеидов, а те уже утверждали феодалов на посту правителей областей – губерний или царств; эчке–казанских сеидов, бывших главными гарантами автономии Казанского иля, назначали не сеид–эмиры, а избирали – из членов рода Ашрафидов – булгарские феодалы). В свою очередь Мохаммедьяр согласился стать казанским сеидом только после того, как Кул–Ашраф и Сафа–Гарай дали обещание не мстить горожанам–казанцам и Куба–Касиму.

Вскоре после вступления в должность Сафа–Гарай, с одобрения Кул–Ашрафа, казнил некоторых казанских аристократов – друзей Шах–Гали, в том числе и старого приятеля Мохаммедьяра Байбека. Только мольбы «Тюмэна» заставили Мохаммедьяра, потрясенного жестокостью Сафа–Гарая, остаться на посту сеида.

В 1546 г. был большой поход русских на Казань. Русские войска шли по берегам Волги. В декабре 1546 г. «гарные черемисы» (так назывались чуваши и мари) направили своих представителей к великому князю Московскому с просьбой прислать новые войска и заявили, что они хотят вместе с ними воевать.
В 1548 г. Сафа–Гарай выходит из повиновения Кул–Ашрафу, и Мохаммедьяр получает приказ сеид–эмира покинуть Казань. Однако, Мохаммедьяр опять, по просьбе «Тюмэна» и Сююнбеки, остается на своем посту.
Когда Мохаммедьяр впервые встретился с Сююнбикой, то влюбился в нее с первого взгляда. Она была очень красива и добра к людям – не случайно булгарский народ дал ей свое имя – Сююмбика («Любимая госпожа»). Из любви к ней Бу–Юрган пытался защитить ее власть и авторитет в Казани, хотя часто очень резко критиковал действия Сафа–Гарая.

Авторитет самого Мохаммедьяра резко возрос после того, как по ходатайству шейха Касима он избирается руководителем булгарского суфийского братства «Эль–Хум». Это братство, владевшее городом Булгаром, было настоящей демократической партией. Оно пыталось ослабить феодальный гнет, требовало конфискации земель и изгнания из Булгарии «татар», строило планы создания в Булгарском государстве царства всеобщего благоденствия (слово «хум» на языке тенгрианских камов–шаманов значило «благодать», «благоденствие»). Деятельность «Эль–Хума» протекала в русле идей тенгрианства (доисламской булгарской национальной религии) о необходимости поддержания изначального равенства всех людей и справедливого распределения жизненных (материальных) благ, подтвержденных Кораном. Священным центром «Эль–Хума» была роща мусульманских (исламских) мучеников в Булгаре, бывшая раньше местом тенгрианских молений (карамат). На ее территории находились тенгрианская башня «Эль–Хум» (которую называют «малым столпом или минаретом») и усыпальница исламских мучеников (называвшаяся также «Царской усыпальницей»).
Булгарская суфийская идеология сохранила ряд демократических идей тенгрианства и поэтому стала фундаментом Булгарского ислама, заметно отличавшегося от ислама других стран мира. Меняя свои названия, братство «Эль–Хум» потом перешло на нелегальное положение. Знаменитыми руководителями «Эль–Хума» на разных этапах его истории были Кул Гали, Махмуд Булгари (XIV в.), Жабык–Мохаммед Ашрафид (XV в.), Бахши Иман – потомок Куба–Касима, мулла Мурад (XVIII в.), сеид Джагфар (начало XIX в.), Багаутдин, Сардар, Газизан и Гаян Ваисовы.

В Булгаре Бу–Юрган вновь, после долгого перерыва, встретился с Ибрагимом и познакомился с его сыном Куба–Касимом. Куба–Касим был человеком скромным и замкнутым. Его учитель – шейх Касим (также ученый и поэт) – зажег в его душе огонь любви к литературе. Так, Куба–Касим помог сибирскому хану Тахтагулу написать «Шахри Казан дастаны» («Сказание о Казанской земле»), на основе которого позже (в 1565 г.) поп Иван Глазатый создал «Казанскую историю». Куба–Касим сообщил Тахтагулу легенду о Барадже и некоторые сведения по истории Булгара и Горной стороны. А Мохаммедьяру Куба–Касим без колебаний подарил принадлежавшее ему право на взимание налога с крестьян одного из горных аулов (это село получило имя поэта «Бу–Юрган», сохранившееся как  «Бюрганы»).

В 1549 г. приближенные  Кул–Ашрафа отравили Сафа–Гарая, и войско сеид–эмира захватило Казань. После смерти Сафа–Гарая, Кул–Ашраф предложил Куба–Касиму стать казанским бахши, и он вновь занял этот важный пост. А  Мохаммедьяр мужественно отправился в Корым–Чаллы к сеид–эмиру с просьбой о назначении новым казанским улугбеком сына Сафа–Гарая и Сююнбики – двухлетнего Утямыш–Гарая. Опасаясь за жизнь друга, Куба–Касим дал ему свое письмо для Кул–Ашрафа, в котором просил сеид–эмира простить Мохаммедьяра и оставить его на посту казанского сеида «для пользы дела». При личной встрече с Мохаммедьяром Кул–Ашраф, пораженный смелостью поэта, решил оставить его на посту сеида и разрешил ему утвердить Утямыш–Гарая в качестве нового казанского губернатора, а Сююнбику – регентшей при нем. Несомненно, что на это решение сеид–эмира повлияло и мнение Куба–Касима, которому Кул–Ашраф доверял все больше.

В 1550 г. Иван IV послал на Волгу большую армию, которая дошла до самой Казани, но взять ее не смогла и отошла назад.

В составе Казанского ханства  в 1438–1551 гг. чуваши жили преимущественно в окрестностях р. Свияги. Хотя в чувашских землях располагались ладения татарской знати, власть хана была тут не столь прочной. Во главе чувашей стояли ханские наместники, свои «сотенные князья», которые собирали ясак и отряды в ханское войско. К XV в. относится становление народности  чуваши.

В конце 1546 г. восставшие против власти Казани чуваши и горные марийцы призвали на помощь Россию. В 1547 г. русские войска вытеснили татар с территории Чувашии.

В феврале 1550 г. огромное московское войско осадило Казань. Официально его возглавлял московский царь Иван IV (будущий Грозный). Но фактически Иван IV еще не был полновластным правителем и вынужденно выполнял приказы влиятельной в Москве христианско–экстремистской партии, возглавляемой князем Владимиром Старицким, попом Сильвестром и костромскими помещиками Адашевыми. Эту партию в Булгарии называли «вонючими бурлаками» (разбойниками). Эти «вонючие бурлаки» хотели, в союзе с христианской Западной Европой, сокрушить ислам во всем мире, и, прежде всего, уничтожить исламскую Булгарию и исламский булгарский народ. Во время ожесточенного обстрела Казани москвитянами погибли друзья Мохаммедьяра – сын Сафа–Гарая – Гази–Гарай и крымский посол Арслан Челеби. В решающий момент московского штурма Мохаммедьяр и Сююнбика вышли на стену города с зеленым знаменем. Вдохновленные появлением своих любимцев, казанцы отбили московский приступ и заставили московское войско 25 февраля отступить. Противодействуя планам «вонючих бурлаков», Мохаммедьяр рассчитывал при помощи Шах–Гали и Куба–Касима договориться с Иваном IV об унии Москвы и Казани, так как сам московский царь не был ненавистником ислама. Мохаммедьяр видел, что раздираемая внутренними распрями Булгария не в состоянии удержать Казанский иль и хотел ценой заключения унии Москвы и Казани сохранить булгарскую государственность в Казанском иле. При этом в Восточной Булгарии (с центром в Корым–Чаллах) Мохаммедьяр планировал сохранить независимую Булгарскую государственность во главе с Кул–Ашрафом.

Зимой 1550–1551 гг. «новые ногайцы» захватили Чалап–Керман, из–за чего началась булгаро–ногайская война.

В это время многие «горные люди» (чуваши и мари) ездили в Москву с просьбой принять их в Русское государство и облегчить их положение. По свидетельству русских летописцев, в Москву ездили по пятьсот–шестьсот человек, царь их кормил и поил, жаловал бархатными шубами, сукнами и беличьими шубами. Конечно, русский царь делал эти подарки с целью привлечь приволжские народы на свою сторону для завоевания Казанского ханства.
И таким образом, в 1551–1557 гг. состоялось принятие российского подданства чувашами.

В 1551 г. чуваши, мари и мордва участвовали в строительстве крепости в устье Свияги, где  прочно закрепились русские.
Летом 1551  г. во время основания россиянами крепости Свияжска на месте впадения р. Свияги в р. Волгу, чуваши горной стороны вошли в состав Российского государства. В 1552–1557 гг.  в подданство русского царя перешли и чуваши, проживавшие на луговой стороне.
Итак, 1551 г. является исторической датой добровольного присоединения чувашского народа к Русскому государству. Население «горной стороны» (чуваши, мари и мордва) было освобождено от ясака на три года. Царские пожалования были подкреплены жалованной грамотой за золотой печатью («Золотая грамота» 1551 г.).


А«вонючие бурлаки» не прекращали войны против Булгарии. К лету 1551 г. войска Кул–Ашрафа были наголову разбиты. Булгария потеряла север Горной стороны, где московское войско соорудило мощную военную базу для захвата Казани – крепость Ивангород (позднее название «Свияжск»). В летописи XVI в. рассказывается о строительстве Свияжской крепости.
В этот момент эчке–казанский сеид Мамед решает перейти на сторону «вонючих бурлаков», обещавших ему в обмен на сдачу им Казанского иля Москве пост главного муллы. Это было лживым обещанием, так как «вонючие бурлаки» хотели вообще избавится от  мусульманского населения. Но Мамед, ослепленный ненавистью к Кул–Ашрафу, поверил обещаниям врагов ислама. Когда эчке–казанское ополчение Мамеда двинулось на Казань, к нему присоединились и «татары» Бибарыса, недовольные тем, что Кул–Ашраф передал власть в Казани их врагам – Мохаммедьяру и Куба–Касиму. Действительно, Мохаммедьяр и Куба–Касим в период регентства Сююмбики были полновластными хозяевами Казани. И по их предложениям Сююмбика проводила демократические реформы в пользу среднего слоя горожан и игенчеев, а также конфисковывала земли у «татар».


Летом 1551 г. войско Мамеда осадило Казань, и Куба–Касим, под защитой отряда бека Кучака, вывез государственную казну в Корым–Чаллы. Но Кул–Ашраф решил уже перенести столицу Булгара в город Уфу (Васыл–Балик) и велел Куба–Касиму перевезти казну туда. У переправы через Каму московский отряд внезапно атаковал «золотой обоз» Куба–Касима. Но охранявший обоз Кучак бесстрашно бросился со своим отрядом на врага. Под прикрытием Кучака обоз сумел уйти в Уфу, но Кучак с частью своих людей попал в плен. Московский князь Иван Шереметев решил самолично расправиться с пленными булгарами. Кучаку удалось было спастись с помощью булгарского кинжала–«чиркеса», спрятанного в сапоге. Он освободился от пут, и когда Иван со своей свитой приблизился к пленным и стал убивать их, бросился на него. Беку удалось убить трех охранников и даже ранить бросившегося наутек Ивана Шереметева, но силы были неравными, и враги изрубили отважного Кучака в куски.
За совершение этих подвигов Куба–Касим был назначен Кул–Ашрафом визиром всего Булгара.
 Ввиду осады войском Мамеда Казани, пришел приказ Кул–Ашрафа о выезде из города корым–чаллынского отряда, Куба–Касима, Мохаммедьяра, Сююнбики и Утямыш–Гарая. Сююнбика отказалась покинуть город (ведь это было бы ее политической смертью). И Мохаммедьяр остался в Казани с ней, чтобы защитить ее и ее сына. По поручению «Тюмэна» он заключил договор с Мамедом. Мамед обещал выпустить из Казани корым–чаллынцев и Куба–Касима и оставить на посту губернатора Утямыш–Гарая. А Мохаммедьяр соглашался впустить в Казань его уланов и небольшую часть «татар». Но едва Куба–Касим и корым–чаллынский отряд ушли в Корым–Чаллы, как Мамед арестовал Сююнбику и Утямыш–Гарая по требованию «татар». Мохаммедьяр попытался помешать аресту – и также был брошен в тюрьму.
Немедленно начались очень сложные и отдельные друг от друга переговоры Ивана IV, «вонючих бурлаков», Мамеда и Кул–Ашрафа. Кул–Ашраф, благодаря советам Куба–Касима, понял, что только реализация плана Мохаммедьяра об унии Москвы и Казани спасет независимость Восточной Булгарии, и выдвинул его на переговорах с представителем Ивана IV – касимовским ханом Шах–Гали. Мамед, надеясь договориться с «вонючими бурлаками», выдал Москве Сююнбику и ее сына. Но внезапно один из «вонючих бурлаков» – князь Семен Микулинский – перешел на сторону Ивана IV и Шах–Гали, что обеспечило перевес Ивану IV над «вонючими бурлаками» и принятие Москвой плана Мохаммедьяра об унии Казани с Москвой (в качестве «Царства Казанского» под управлением мусульманских царей). Восточной Булгарии Иван IV оставлял независимость. По предложению Мохаммедьяра, Куба–Касима и Кул–Ашрафа, первым царем «Царства Казанского» был избран Шах–Гали.

Сююнбика (Суюмбика– ханбика) вошла в историю татарского народа, как умная, гуманная и дипломатичная и очень красивая  женщина, как защитница своего народа. Татарская легенда – другая. По–своему звучат и  имена ее героев.
Издавна Нугайские и Казанские татары  жили в дружбе. И желая углубить эти отношения, мурза Йусуф, выдает свою 14–летню дочь за Казанского хана Жангали.  Но она так и  не смогла полюбить  слабовольного, некрасивого Жангали.
Слабеющим в феодальных распрях Казанским ханством хотели завладеть Крым и Москва. Муж 16–летней Суюмбики, находившийся под влиянием Москвы, в 1536 г. был убит заговорщиками из Крыма.
Еще в  1515 г. на царствование в Казань предлагали посадить брата Крымского хана Мухаммет Гарея, Сахиб Гарея, тот же отказался от титула в пользу третьего брата Сафар Гарея. Вот за этого Сафар Гарея (Сафаргали) и выходит замуж Суюмбика. Он царствовал в Казанском ханстве до 1549 г. Сафаргали в историю татарского народа вошел, как умный, мужественный, сильный правитель. Ко времени женитьбы  на Суюнбике он имел уже трех  жен, но с Суюмбикой они прожил в любви и согласии 14 лет. У них родился сын Утамешгарей. Сафаргали было 42 года, когда он был убит заговорщиками Ивана Грозного. На месте гибели мужа Суюмбика велела соорудить мечеть (Башня Суюмбики –  эмблема Казани).
   После смерти мужа на престол возводят их сына. Она становится  регентшей, фактической правительницей в эти тяжелые времена.
Как говорится в  легенде, увидев портрет ханбики, молодой Иван Грозный предложил ей выйти за него замуж. До этого Иван IV был женат 9 раз; и многие его жены и их родственники были убиты и замучены по его велению. Союмбика не соглашается на предложение русского царя. Тогда  Иван Грозный  направил войска на войну, 7 лет воевал он против Казани. Суюмбика, видя, что враги одерживают вверх, покончила свою жизнь, бросившись с башни. Ей было 38 лет. После чего  мечеть  хана стала называться башней Суюмбики. 
По другой версии, по приказу Ивана Грозного ее увозят в Москву и, чтобы держать Казань в узде, насильно выдают замуж за Касымовского хана Шахгали, вернее дарят  этому хану (касымские  жители называли ее Булякбика (буляк–подарок) –  противнику Казани, марионетке, предателю, к тому же и  безобразному внешне. А сына ее крестили и назвали Александром. Не перенеся страданий, она скончалась в городе Касыме. На могиле ее выведено имя Булякбика.

Сахиб–Гарай занимал престол Крымского царства в 1532–1551 гг. В 1551 г. враги оклеветали его перед турецким султаном, лживо обвинив и в связях с противником Турции – шахом Ирана. Существование этой связи враги доказывали тем, что Сахиб–Гарай смог помочь Мохаммедьяру переехать из Ирана в Крым. Турецкий султан поверил в клевету – и с его разрешения Булюк–Гарай (сын Сафа–Гарая) задушил в 1551 г. Сахиб–Гарая.

Как только Шах–Гали в августе 1551 г. въехал в Казань, то казнил Мамеда и вождей «татар». Но выжидавший до времени глава русской православной церкви митрополит Макарий в начале 1552 г. примкнул к «вонючим бурлакам», что заставило Ивана IV опять подчиниться христианско–экстремистской партии и принять их план присоединения Царства Казанского непосредственно к Московии в качестве обычной русской области.

Когда в июле 1552 г. Иван IV во главе большой армии двинулся на Казань, путь русских войск от Оки лежал через Суру к Свияге, через южную территорию Чува¬шии. Чуваши и мордва оказы¬вали русским войскам большую помощь: снабжали продовольствием и фуражом, строили дороги и мосты. Участник этого похода — русский  воевода Андрей Курбский писал, что когда рус¬ские переправились через Суру, чуваши начали встречаться тыся¬чами, радуясь приходу русских. Чуваши вступили в ряды русских войск. Особенно много было их в третьем полку Свияжского гарнизона. Чувашские отряды приняли участие во взятии Казани. В одном предании рассказывается о том, как один чуваш, играя на гуслях, направился из расположения русских войск к Казанской крепости, измерил шагами расстояние, тем помог русским устроить подкоп до стены крепости.

В марте 1552 г. Москва разорвала унию с Царством Казанским и заставила Шах–Гали выехать в Московию. После чего московское войско вместе с некоторыми уланами и «татарами» двинулось к Казани, чтобы занять ее. Понимая, что «вонючие бурлаки» в любом случае произведут резню мусульманского населения, Мохаммедьяр, как казанский сеид, призвал «Тюмэн» присоединиться к Восточной Булгарии Кул–Ашрафа и дать отпор коварному врагу. «Тюмэн» (Казанский купеческо–ремесленный магистрат) быстро созвал ополченцев, которые по приказу Мохаммедьяра закрыли ворота Казани и призвали на помощь войско Кул–Ашрафа. Московское войско, увидев решимость казанцев сражаться, отступило, и в Казань вошел отряд Кул–Ашрафа.
В мае 1552 г. Мохаммедьяр безоружным отправился на корабле в город Булгар, чтобы вознести молитву Всевышнему за спасение Булгарской державы. Но  у города попал в засаду московского отряда Северги Баскакова и был изрублен врагами в куски.
Булгарское войско, брошенное спустя некоторое время на поиски Мохаммедьяра, разгромило московский отряд, и Северга Баскаков с 30 другими его  воинами был казнен за свое преступление в Казани. Но это уже не могло вернуть к жизни великого булгарского патриота и поэта.
В жизни он испытал немало притеснений, горя и лишений, но не ожесточился и всегда помогал не только своему народу, но и другим народам, в том числе и русскому народу. Задолго до своей гибели Мохаммедьяр стал в глазах булгар национальным героем. Его останки, как гласят предания, были погребены в Царской усыпальнице Рощи мусульманских мучеников в городе Булгаре –рядом с могилами Кул Гали, его потомка хана Габдуллы, эмира Азана, хана Тахтамыша, хана Улуг–Мохаммеда.

Очередным правителем  Волжской Булгарии в 1552–1569 гг. был царь Хусаин Байрам Гази, сын Кул–Ашрафа. Потом правил царь Волжской Булгарии Шейх–Гали Каргалый, сын Хусаина (1569–1584 гг.).


Но Булгар  прекращает свое существование после взятия Казани Иваном Грозным в 1552 г. Конец надеждам на восстановление прежней Булгарии привело разграбление города Булгар русскими ушкуйниками — новгородскими отрядами, занимавшимися грабежами. Тем не менее, её Булгарское, Джукетауское, Казанское и Кашанское княжества продолжали существовать.
После распада Золотой Орды и захвата Казани ордой Махмутека численностью в  2000 воинов, начинается новый этап в жизни Волжской Булгарии. Итак, Москва захватила Казань–наследницу орды. Потомками волжских булгар и носителями булгарского языка и культуры в волго–уральском регионе в равной степени стали  казанские татары и чуваши. В истории средневековой Руси, после присоединения Казанского, так называемого «Татарского», ханства русские летописи еще долго его жителей называли «булгарами, глаголемные казанцами», то есть не смешивали булгар с татарами.
С тех пор, как  Кыпчакская Орда перестала существовать, то многие татарские кыпчаки перешли на службу Балыну (Русско–Московскому государству) и получили от урусов (русских) название «служилые татары» В Булгарии наемных татарских кыпчаков называли «татарами», «татарчиками» («татарчыклар»), «ханскими людьми».

Несколько слов не забудем сказать о крещенах.
Крящены – этноним кряшен (керечин), не только как самоназвание, – по–татарски – кэрашен. Русские летописи их называют «иные булгары, зовемые темтюзи». В Никоновской летописи есть сведения о том, что в 990 г. князь Владимир направляет в Булгарию Марка Македонского для проповеди христианства. В итоге четверо булгарских князей пришли в Киев, чтобы там креститься.

В XII в. в Булгарском государстве были обособившиеся племена, которые упоминались в русской летописи 1182–1184 гг.: «Окольнии же городе Булгарьский — Собекуляне и Челмата, совокупшиеся со инеми булгары зовемыми темтюзи и совокупшиеся их 5000 идота на пасады (на корабли), а из Торьцького на коних».
Эти «иные булгары»  оказались в основном на территории Предкамья (Заказанья), среди местного тюркского и финского населения. Возможно, они формировались обособленно от основной части булгар, а также от общей мусульманской культуры. И в более поздние периоды, после монгольского нашествия, когда сюда массами переселялись булгары с основной территории, из левобережья Камы, а также в период Казанского ханства, возможно, те местные, коренные жители Заказанья смогли сохранить некоторые черты древней общности в языке и культуре и из–за слабого влияния на них ислама легче поддались христианизации.

Хотя авторы многотомного издания «История татар» утверждают, что к концу Х в. Булгария становится средневековым мусульманским государством, на всей территории которой полностью утвердился ислам,  на самом деле он (ислам) на Волге приживался медленно в городах и особенно, в сельской местности. Об этом свидетельствуют сочинение «Таварих и Булгария» булгарского писателя Хисамутдина бине Шарафетдин аль Муслими и свидетельства арабских путешественников. Так, путешественник Эль– Балхи оставил запись: о «внутренних булгарах–христианах».  Ибн–Хаукаль отмечал наличие среди внутренних булгар христиан и мусульман.  Ибн–Русте писал: «большая их (булгар) часть приняла веру ислама, неверный из их поклоняется любому, что встречается из понравившегося ему».

Согласно Лаврентьевской летописи в 1229 г. принял мученическую смерть от жителей Великого города купец булгарин Аврамий, проповедовавший христианство в Булгарии и отказавшийся отступить от своей веры. В следующем году его останки были вывезены в город Владимир, и православная церковь причислила Аврамия к лику святых.

Термины «крещеные татары», «крещеные инородцы», или сокращенно «старокрещены», «новокрещены»,  начали употребляться русскими миссионерами по отношению ко всем инородцам Волжско–Камского края, принявшим христианство. Уже в «Наказной памяти» (1555 г.) на имя казанского архиепископа Гурия Иван IV) наказывает с пришедшими «челом ударити» разговаривать с кротостью, тихо с умилением, «а жестокостью с ними не говорити».
Польский шляхтич Рейнгольд Гейденштейн  ненавидел московитов, но при всем том он — хороший наблюдатель и отдает должное врагу. По его историческим сообщениям, Иван III первый положил основание могуществу Москвы, а «ныне царствующий Иван IV еще более увеличил при помощи своего счастья и искусства обширную державу». Громадные царства — Казанское и Астраханское — Иван IV приобрел посредством нового в то время способа, а именно подкопов и пороха. Московское государство дошло до пределов Персии. Благодаря внутренним раздорам ливонцев Иван IV занял их страну, часто наносил поражения шведам.

Самое главное  – об Иване Грозном. Иоанн IV Васильевич (прозвание Иван Грозный; 25 августа 1530 г., село Коломенское под Москвой — 18 марта 1584 г., Москва) — великий князь Московский и всея Руси (с 1533 г.), первый царь всея Руси (с 1547 г.) (кроме 1575–1576 гг., когда «великим князем всея Руси» номинально был Симеон Бекбулатович). Пришёл к власти в очень раннем возрасте. После восстания в Москве 1547 г. правил с участием круга приближённых лиц, который князь Курбский назвал «Избранной радой».

Казанское ханство может считаться наследником Волжской Булгарии. Когда русский царь Иван ІV захватил Казань в 1552 г., он принял и титул «Царь Булгарский».

Видимо, Ивана Грозного  и стали звать– «Волжский царь»?

Какие же народы  оставались на территории  Булгарии?

Есть одна легенда  о Гурджийском ураме – кварталов Касимовского балика (района) Казани, заселенным выходцами из Грузии (преимущественно армянами). Этот квартал  находился вначале на горе. Однажды беременная жена старосты квартала, спускаясь за водой, упала и потеряла ребенка. Рассерженный этим староста в 1552 г. указал русским войскам слабое место в укреплениях балика, и те взяли Касим. За эту помощь Иван Грозный разрешил армянам поселиться под горой, на самом берегу Кабана, и занять дома мусульман. Когда русское войско брало Казань, то этот староста с сыновьями убивал жен, стариков и детей мусульман и грабил даже мертвых. Остальные армяне осуждали их и отказались захватывать имущество мусульман. Когда Мамыш–Бирде пришел однажды к Казани, то армяне сами схватили старосту с его сыновьями и выдали их эмиру, как преступников. Но тот сказал, что булгарские цари даровали армянам право самим судить членов своей общины. Тогда армяне заперли злодеев в доме и, подложив под него бочку пороха, взорвали их.

Русско–адыгские связи в то время приняли формы совместного боевого сотрудничества. В 1552 г. адыги вместе с русскими, казаками, мордвой приняли участие во взятии Казани. Участие адыгов в этой операции вполне естественно, если учесть проявившиеся к середине XVI в. тенденции сближения  части адыгов с русским народом. Поэтому прибытие в Москву в ноябре 1552 г. первого посольства от некоторых адыгских племен было как нельзя более кстати для Ивана Грозного, для его планов продвижения русских по Волге к её устью, к Каспийскому морю. Союз с адыгами был нужен Москве в её борьбе с Крымским ханством.
Регулярные московско–адыгские связи начали устанавливаться ещё в период генуэзской торговли в Северном Причерноморье, которая происходила в городах Матрега (ныне Тамань), Копа (ныне Славянск–на–Кубани) и Каффе (современная Феодосия), в которых значительную часть населения составляли адыги. В конце XV в. по Донскому пути постоянно приходили караваны русских купцов в эти генуэзские города, где русские купцы совершали торговые сделки не только с генуэзцами, но с горцами Северного Кавказа, проживавшими в этих городах.

После завоевания Казани в октябре 1552 г. правительство Ивана Грозного обратилось к народам ханства, в том числе к племенным объединениям западных башкир, которые были в составе Казанского ханства, с предложением принять подданство русского царя. В это же время Ногайская Орда была охвачена междоусобной смутой и голодом. Большинство ногайцев мигрировало в южные степи, и их кочевья опустели. Но опасность их набегов постоянно сохранялась. В 1556 г. русским войскам удалось окончательно разрушить Аркоч–Мамыш, улугбеком которого был Мамыш–Бирде.
Западные башкиры, приняв подданство русского царя, получили от него ярлыки как с подтверждением вотчинных прав на собственные старинные земли, так и с закреплением за ними опустевших ногайских кочевий. Судя по башкирским шежере, переговорам с представителями русского правительства предшествовали всенародные собрания, на которых обсуждались составы делегаций к «белому падишаху» и условия присоединения. «Человеку, не знавшему молитв и своей родословной, не пристало говорить речи перед падишахом», – сказано в шежере. Башкир на переговорах представляли самые уважаемые люди: бии, тарханы и другие знатные люди. Полученные от русского правительства жалованные грамоты, в которых подробно излагались условия вхождения, определялись размеры земельных угодий и ясака, затем вновь обсуждались на всенародных съездах. Скорейшему решению вопроса о присоединении к Русскому государству способствовало и то обстоятельство, что на земли башкир начали притязать калмыки, а позже и казахи.


В 1572 г. московские казаки, прослышав об уходе булгарского войска в поход на Московию (Булгарское войско, возглавляемое сыном Кучака Мамли–Кучаком, дошло тогда до реки Йорег – Невы), напали на Булгар и после ожесточенных боев захватили Уфу. Касиму тогда чудом удалось в третий раз спасти государственную казну Булгара. На этот раз «золото Булгара» вывезли в Каргалу, но через некоторое время казаки были изгнаны, и оно опять вернулось в Уфу.

Когда начался «Ногайский голод», сеид Хусаин разрешил служившим ему казакам занять город Чалап–Керман. Некоторое время здесь воеводствовал Микаиль Пан. В 1582 г. булгарским воеводой Чалап–Кермана стал Мир–Кула. После ухода Шейх–Гали Мир–Кула подчинился русскому царю Федору Ивановичу и с целью сохранения своего атаманства принял христианство. Его булгарские казаки, частью бывшие христианами или воспринявшие эту веру, положили начало яицкому (уральскому) казачеству.

До 1584 г. Куба–Касиму удавалось удерживать  государственный аппарат Булгара, почти беспрерывно воевавшего с превосходящими силами Мосха–баши (Московии).
Весной 1584 г., во время последнего отчаянного булгарского набега на Московию, новое московское войско двинулось на Уфу. Наемный сибирский отряд, охранявший Уфу, получил известие о нападении русских казаков на его владения и ушел в Сибирь. В этой обстановке булгарскому царю (сеид–эмиру) Шейх–Гали (внуку Кул–Ашрафа) пришлось вместе с Касимом покинуть Уфу и перебраться в Бухару.
Касим в четвертый раз обеспечил перевозку государственного архива и казны при помощи кыргызского хана Шигая и его сына Тафкеля (Куба–Касим был женат на дочери Шигая).  Из Бухары часть булгарского государственного архива Касим отправляет в Турцию. «Книжный караван» переправился через Каспийское море и с помощью кумыков и чеченцев добрался до турецкой крепости Азак (Азов).
Внук Хусаина Малик ибн Мамли вместе с Тарковским беком Касымом помог переправить булгарский государственный архив в Азак (Тук–Мохаммед; он сам бывал в Вайнахстане и Тарках).
Некоторые другие части булгарского архива были вывезены потом из Бухары в Иран и Китай. В Бухаре Касим стал видным исламским деятелем, ученым и педагогом, почему и получил (как и его учитель –Касим Булгари) звание шейха. Шейх Касим аль–Казани (так звали Куба–Касима в Бухаре) скончался в 1590 г. в возрасте 70 лет.

К концу XIV в. Булгар настолько усилился, что везде в летописях стал именоваться «Великими Булгарами». В половине XV в. город, едва не ставший владением московского государя, после похода князя Федора Давидовича Пестрого в 1431 г., вошел в состав вновь образовавшегося Казанского царства. Политическое значение его тотчас же исчезло. Вскоре он перестал быть и торговым городом, и, обратившись впоследствии в небольшое татарское поселение, стал селом Булгары, привлекая внимание своими развалинами, свидетельствующими о минувшей славе.
Следует честно признать сложность отношений булгар к русским. О булгарах  долгое время русские летописи ничего не сообщали, и упоминули впервые едва ли не около 1359 г., когда вольница новгородская овладела булгарским городом Жукотиным. После этого летописец начинает уже довольно часто упоминать о булгарах, и из этих упоминаний видно, что старинная вражда булгар с русскими не прекращалась, а иногда принимала более острый характер. Главными врагами их в это время были: новгородская вольница и великий князь московский. Особенно много пострадала Булгария от Дмитрия Иоанновича и Василия Дмитриевича, которые овладевали булгарскими  городами и ставили в них своих «таможенников». Вскоре Булгария  и окончательно подпала под власть русских царей, по всей вероятности, это произошло при Иоанне Васильевиче Грозном, одновременно с падением Казани в 1552 г. Однако  есть упомнинаия, ято титул «государя Булгарии» носил еще дед его, Иоанн Ш. В Императорском титуле российский государь император называется также «князем Булгарским».

В 1555–1557 гг. родовые объединения башкир центральной и южной Башкирии направили свои делегации в Казань с прошением к русскому царю принять их под свою защиту и покровительство. Башкирские шежере сохранили имена четырех биев, прибывших на переговоры в Казань: Татагач–бий (племя юрматы), Буранкул–бий (бурзян), Кракуджак–бий (кипчак) и Канзафар–бий (племя мин). Достоверность поездки башкирских биев в Казань подтверждается также сообщениями русских летописей. Приняв подданство русского царя, башкиры  подтвердили свои вотчинные права на землю и обрели защиту от посягательств на нее со стороны ногаев.
Однако  некоторые исследователи считали, что никакого добровольного вхождения не было, а Башкирия была завоевана. К такому выводу пришли, обратив внимание на то, что одной из основных причин башкирских восстаний XVII – первой половины XVIII вв. было нарушение условий вхождения башкир в состав России.

Если первоначально вхождение заключалось только в получении жалованных грамот на владение землей и определении размеров и форм ясака, который башкиры должны были платить, то основание русской крепости в Уфе и расквартирование в ней стрелецкого гарнизона воеводы Михаила Нагого (в 1574 или 1586 гг.), а затем учреждение особого Уфимского уезда знаменовали собой уже фактическое распространение юрисдикции российского правительства на эти территории. Строительство крепости позволило обезопасить земли башкир и, тем самым, границы Русского государства от набегов из степи. Тогда  Михаил Нагой перестал быть для башкир основателем города Уфа, а стал основателем крепости, положившей начало русскому городу в Башкирии, возникшему рядом с древним городищем.


Разбитые под Уфой в 1552 г. «ногайцы» в действительности были «новыми нагайцами» – разбойниками казахского бия Тумака, изгнанного из Казахстана самим казахским народом. Во время Ногайского голода «новые ногайцы» перешли на сторону русских и стали резать «старых ногайцев», однако, в конце концов, были сами уничтожены «без остатка» коренными ногайцами.

Настали времена четвертого этапа в истории ислама в Среднем Поволжье. Он начался  после присоединения Казанского ханства к России и со времени назначения архиепископа Гурия на архиерейскую кафедру вновь образованной Казанской епархии. Во многих татарских селах в XVI–XVIII вв. были разрушены мечети, разогнаны муллы. Только во времена епископа Луки Конашевича было разгромлено не менее 400 мечетей.
Присоединение мусульманских регионов России не было единовременным актом. Общей характерной чертой этого процесса является то, что служители культа ислама в начальный период находились в оппозиции. Они рассматривали этот процесс как противоречащий всему духу мусульманской исключительности и считали недостойным для мусульман находиться под властью кяфиров (неверных). Тем не менее, на протяжении весьма длительного времени (300 лет) христианизации народов Среднего Поволжья тактика царской России, православия в отношении ислама неоднократно менялась так же, как и тактика отношения  исламского духовенства к своим оппонентам.
Название булгары употребляли византийские греки, описавшие этот период истории в письменных источниках. Название булгары употребляли русские летописцы, описавшие военные походы русских князей на Волжскую Булгарию в существующих древнерусских летописных сводах.
Анабазисы монголов затронули, помимо Руси и Китая, всю Восточную Европу и Среднюю Азию. Способности совершать многотысячные походы были у армий античности и средневековья. Кстати, арабы и евреи образовали свои государства будучи тоже кочевыми народами.
Еще в период Волжской Булгарии часть булгар с раз¬решения Московской Руси переселилась в русские земли, служила московскому государству, приняла затем христиан¬ство и слилась с русскими. После присоединения Казан¬ского ханства отмечается также переход булгар в русские земли, на русскую службу, которые также влились в состав русского народа. С этого времени начинается и насильст¬венная христианизация «татар», в результате чего значительная часть крещенцев также слилась с русским народом.


Рейнгольд Гейденштейн  сказал мне:

– Быстро образовавшееся могущество московского царя стало внушать страх не только соседним народам, но даже и более отдаленным, и высокомерие его при таких обширных границах и великих удачах дошло до того, что он презирал в сравнении с собою всех других государей и полагал, что нет ни одного народа, который бы мог поспорить с ним богатством и могуществом.
То обстоятельство, что он  один сохраняет во всем высшую власть, и что от него одного исходят все распоряжения, что он волен принимать те или другие решения и властен над всеми средствами для выполнения оных, что он может в короткое время собрать самое большое войско и пользоваться имуществом граждан, как своим, для установления своей власти — все это имеет чрезвычайно важное значение для приобретения могущества и успешного ведения войны.
Должно казаться удивительным, что при такой жестокости могла существовать такая сильная к нему любовь народа, любовь, с трудом приобретаемая прочими государями только посредством снисходительности и ласки, и как могла сохраниться необычайная верность его к своим государям. Причем должно заметить, что народ не только не возбуждал против него никаких возмущений, но даже высказывал во время войны невероятную твердость при защите и охранении крепостей, а перебежчиков было вообще очень мало.

Слушая столь пространное  мнение Рейнгольда Гейденштейна о личности Иоана IV, я подумал: «Может быть, Иван Грозный  и есть Волжский царь?»
Но конь Кеме на это только  прядал ушами.


Из булгар, а также из тюрков, влившихся в состав русского народа в течение XVI–XVII вв., ведут свою ро¬дословную почти четверть русских дворян, что легко мож¬но установить даже при беглом знакомстве с Бархатной книгой Родословия русских дворян. Хотя многие из них стремились не афишировать свое тюркское происхождение и выступали, как правило, под русскими фамилиями. Даже сохранившиеся фамилии с тюркской основой говорят, что таких среди русских дворян было не так уж мало. Например, фамилии таких ученых, писателей, государственных деятелей, как Державин, Пле¬ханов, Тургенев, Кантемир, Тимирязев. Рахманинов, Карамзин, Грибоедов, Салтыков–Щедрин, Бунин, Куприн, Ча¬адаев, Потебня, Достоевский, Циолковский, Радищев, Дашкова, Милюков, Панаев, Кугушев, Еникеев, Утешев, Тенишев, Енгаличев, Шишков, Шаховский, Мещеринов, Урусов, Шереметьев, Строганов, Аракчеев, Давыдов, Жуковский, Ширинский–Шахматов…

Жителей Волжской Булгарии, входившей раньше в состав народонаселения Золотой Орды, русские летописи XIII–XIV вв. не относили к татарам. С середины XIV – до конца XVII вв., население этого региона традиционно именовалось булгарами или казанцами, а Казань считалась булгарским городом. Только после распада Золотой Орды летописцы переносят название татары на новые государственные образования, с уточнением: казанские, астраханские, крымские, ногайские и другие.
Сами жители Казани не любили, когда их называли татарами. В XIII–XV вв. население бывшей Волжской Булгарии, в русских летописях иногда называли бесерменами — искаженное от мусульмане. Только с XVI в. население Казанского ханства стали все чаше именовать татарами. В середине XVI в. название татары объединяет различные племена из–за того, что у них одна вера. Иными словами, термин татары стал ассоциироваться с мусульманством.

А как поделили земли жившие  в  Булгарии  народы?

В 1586 г., по указу царя Феодора Иоанновича, князем Григорием Засекиным–Жировым была построена деревянная пограничная крепость Самара, которая более ста лет надежно защищала восточные рубежи Российского государства. Первым храмом Самары была деревянная Троицкая церковь с приделом во имя Святителя Алексия. Вскоре после постройки крепости в Самаре был основан Спасо–Преображенский мужской монастырь.

Ряд исторических источников и официальных документов, в том числе Книга Большого Чертежа,  описывают  занимаемую башкирами территорию в XVII в. в следующих границах. Южная граница проходила примерно от нижнего течения реки Илек, далее — вверх до среднего течения Яик, затем по реке Уй до верховьев Тобола. На западе башкирские земли доходили до Волги в районе Саратова и Самары. На северо–западе — до устья реки Кинель, далее шли по среднему течению реки Сок, верховьев Кондурча, затем по реке Шешме и до реки Кама. Местами башкирские земли заходили за Каму. Известно, например, на правом берегу Камы в районе устьев реки Вятка, Иж, и Очер располагались частично территория башкир Булярской, Байлярской, Енейской, Уранской, Гирейской, и Гайнинской волостей. А во второй половине XVIII в. на этих землях существовали башкирские аулы. На севере башкирские земли примерно доходили до устья реки Сылва и среднего течения Чусовой, далее на севере–востоке они сужались к югу и шли по северному берегу реки Исеть, от верховьев до ее впадения в Тобол.

Мокшане не принимали ислама и долгое время сопротивлялись насильственной христианизации, сохраняя верность своему богу вплоть до XVIII в.
Ряд мокшанских земель около русского Наровчата упоминается в пожалованной московским царем татарину Василию Тенишеву грамоте. Этот Тенешев – князь в составе русского войска участвовал в Азовском походе 1695 – 1696 гг. В грамоте  подробно описаны владения его рода. Тенишевы – княжеский род, происходящий от мурзы Тениша Кугушева, который был в 1528 г. пожалован поместьем в Мещере. Его сын, князь Енисей Тенишев, был в 1555 г. начальником темниковских татар Казанской области. Родословная этой семьи прослеживается с конца XIII в. Предок князей и мурз Тенишевых князь Саид – Ахмет в 1298 г. обосновался на буртасских землях для сбора ясака (налога) в пользу Золотой Орды. От него и пошли многочисленные татарские княжеские роды, овладевшие землями мокшан после изгнания c них буртас. Князья Исяш и Емаш Тенишевы, отличившись на царской службе, получили в 1554 г. от Ивана Грозного жалованную грамоту на ясак с мордвы: 
«1554 г. марта 19 дня. Грамота жалованная Царя Ивана Васильевича мурзам Емашу и Исяшу Тенишевым на ясак.
Божию милостию Царь и Великий Князь Иван Васильевич всеа Русии, Володимирский, Московский, Новгородский, Казанский, Псковский, Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вяцкий, Булгарский и иных, пожаловал есьми Емаша мурзу да Исяша мурзу Тенишевых детей Кугушева Сыхретинские мордвы Кучукова беляка ясаком как был тот ясак дан Шакчуре да Мешаю, а наперед того тот ясак был за Казанским князем Мамышем с сыном. И вы, все люди тое мордвы, чтите их и слушайте по тому ж, как было преж сего».