ГЛАВА 9.
ДОСРОЧНАЯ КОМАНДИРОВКА.
Весна прошла, наступил июнь месяц, и у Марины случилось такое!
Седьмого июня шла по тротуару, возвращаясь из детсада после трудовой недели домой пешком, тяжело вздыхала.
«Муж опять препятствует размену, отвергая все варианты, всё надеясь меня вернуть! – заскулила вслух, метнув по сторонам взгляд. – Господи, когда же я от него уеду?»
Задумалась настолько, что не услышала, как возле неё притормозила легковая машина.
Место пустынное, напротив Нагатинский Затон, машин здесь, в принципе, раз-два и обчёлся, а тут…
Черная «Волга» подрезала, едва не наехав на ноги!
– Марина?
Тонированное стекло опустилось на пару сантиметров, в темноте салона сверкнули прохладные спокойные тёмные глаза зрелого мужчины.
Увидев испуганный кивок девушки, просунул в щель тонкую полоску бумаги. Дождался, когда взяла онемевшими пальцами.
– Не медлите.
Оставив её с раскрытым ртом, рванул с места, только хвост авто с тремя нолями и могущественным «МОС» в номере и видела!
Совершенно ошалев, опустила взгляд на руки: тоненькая полоска бумаги с коротким адресом и указанием, как проехать. Собралась просто смять и выбросить, но вдруг поняла, в панике покрывшись ледяным потом, что… не мнётся! Вздрогнув, присмотрелась, и волосы стали дыбом.
«Точно такая бумага, на какой был рисунок Мишутки Стрельникова! Кто это? Лёша? Нет, ещё не приехал, иначе хотя бы раз забрал сына из сада!»
Не увольнялась вслед Наденьки до сего дня, выполняя просьбу и настойчивый совет Зеленцова – поговорить с Алексеем. Осталась работать к вящей радости «бармалеев», начав осторожно приучать к возможности разлуки.
Задумалась, стоя столбом на перекрёстке.
«Лёшки ещё нет. От кого записка? Материал тот же, следовательно, источник один. Где работает Лёша? То-то. Что делать? Приказ прост и ясен: ехать по адресу немедля. Что там ждёт? – вздохнула. – Хорошо, что дочь у бабушки – могла стать заложницей мутной ситуации. Пусть там и остаётся. Если со мной что-то случится – мать воспитает, – вздохнула протяжно. – Прекрати трястись, Машук! Что тянуть кота за хвост? Все равно принудят. Силой. Хватит стоять фонарём и “светить” днём на видном месте. Будь отважной. В путь».
…Район был богатым и внушительным.
Невольно порадовалась: «Как предчувствовала: сегодня надела новый льняной костюм цвета светлой бирюзы – не стыдно и тут показаться. На теле новенький белый комплект дорогого итальянского гарнитура, подаренного сестрой Вандой, – одёрнула себя, ругнувшись. – Нашла время думать об одежде! Иду в неизвестность!»
Дом сталинской постройки. Мраморный вестибюль. Пожилой консьерж со строгим лицом и въевшейся в плоть и мозги выправкой военного.
– К кому? – холодные внимательные глаза.
«Понятно – отставник “оттуда”!»
Растерявшись, протянула листок бумаги.
Скользнув по ней острым взглядом, отступил, посерьёзнел, едва не вытянулся в стойку.
– Лифт направо, – и больше ни слова!
Пошёл вперёд, услужливо, но с достоинством открыл гремящие металлические створки складных дверей.
– Шестой.
Закрыл их снаружи. Не ушёл, проследил, какую нажала кнопку, проводил взглядом поднимающуюся кабину.
Сумела открыть-закрыть двери старинного подъёмника, который автоматически двинулся вниз. На площадке подошла к большому окну за сетчатой шахтой лифта. Достав из сумочки косметичку, расположилась на широком мраморном подоконнике и стала приводить лицо в порядок после продолжительного трудового дня. Где-то за спиной вдруг услышала в дальнем боковом коридоре чьи-то тяжёлые шаги и негодующий низкий голос.
– …Я тебя прекрасно понял. Надеюсь, и ты меня услышал. Больше мне нечего тебе сказать…
Недовольно прошёл несколько шагов к лифту, возмущённо ткнул кнопку вызова. Остановился, обернулся, прибавляя вглубь площадки.
– Подумай хорошенько, прежде чем открыть эту дверь – игры закончились. Прощай!
Увидев, что кабины на этаже всё ещё нет, уже собрался идти к Марине на лестницу, но ей повезло: лифт пришёл, и визитёр быстро уехал.
Стояла, замерев душой и сердцем, отчего-то затряслась всем телом: голос мужчины показался знакомым, но, сколько ни силилась вспомнить, упиралась в серую стену амнезии. Вздохнув, сложила дрожащими руками косметику обратно – желание прихорашиваться пропало.
«Ладно. Пора.
Вышла из-за сетчатой ограды и посмотрела ещё раз в записку, уточняя номер квартиры.
– Это в том закутке, откуда, кажется, и вышел сердитый гость.
Осмотревшись, увидела три квартиры. Облегчённо выдохнула, нервно хихикнув.
– Может, не из “моей” вышел?
Подошла к красивой богатой двери, трепеща от волнения и ощущая дурноту от непонятного горько-приторного чувства. В этот раз не прислушивалась к внутренним ощущениям – больше не доверяла.
– Прошлый раз обманули в телефоне-автомате, и во что всё вылилось? Два дня провала и неизвестность.
Собралась с силами, нажала кнопку звонка: один короткий, один длинный, и только тогда сообразила, что невольно позвонила условным звонком Леши.
– Дура! Вот ужас…»
Дверь распахнулась, и Мари увидела перед собой… Алексея!
– Марин!.. – кинулся навстречу вовремя – падала. – Нет-нет-нет! Не теряй сознание, любимая!
Подхватил на руки, странно помедлил на площадке, перехватил ношу удобнее. Лицо приняло какое-то решительное и исступлённо-отчаянное выражение. Смотря в её, наполненные слезами, глаза, как-то по-особенному торжественно перешагнул порог квартиры, закрыл дверь ногой, прислонился спиной, будто запечатав плотью и кровью.
– Ты дома, суженая моя, – прошептал.
Прижав девушку в новом незнакомом жесте, словно защищая от всех бед и опасностей мира.
– Здравствуй, единственная…
«…Что будет дальше? Как так случилось? Почему не иначе? Отчего сейчас?.. – не знала. Теперь это было не важно. – Лёша рядом. Со мной наедине. Впервые».
Что осталось в памяти – безграничное неземное счастье, нега, море радости и обожание, трепет, любовь.
«Два с половиной невероятных дня. Шестьдесят часов блаженства. Нашего личного ворованного противозаконного счастья».
– …Как ты?..
Смотря сквозь слёзы на любимое лицо, гладила и ласкала, не веря себе: «Как я выдержала три месяца ада, разлуки, бессонницы, боли и горьких слёз?»
– Не спрашивай, – только любовь во взгляде, преклонение, уважение и власть. – Лучше тебе ничего не знать, – вздохнул тяжело, а в глазах мрачная решимость. – Я добьюсь своего.
– Сколько? – губы на любимых глазах, шее и плечах. – Сто часов будет? – вновь слёзы.
– Боюсь, что нет.
Прижал к груди, а у самого дёргается сердце, как заячий хвост!
Услышала, вскинулась, воззрилась требовательно и жёстко в глаза.
– Я ещё три дня в командировке, – тихо выдавил через силу.
– Господи… – выдохнула, побелев до синевы. – Лёшенька, да что же ты натворил?!
Истерика и окончательное осознание, что погубила своей любовью.
– Теперь «они» тебе не простят! И мне…
– Мы ещё посмотрим, кто будет в выигрыше, – лицо, как перед главной битвой жизни, – и кто выпьет шампанское на нашей свадьбе. Пока её ждём, наша первая ночь уже настала. Наконец-то! Я осилил марафон и дождался приза. Мы вместе на финише.
Страстные руки и сильное тело, неистовые глаза, отчаянные и… перешедшие Рубикон.
– Без тебя мне не жить, Маришка! Клянусь вечной душой. Ты и есть моя жизнь. Я это окончательно понял там, «за бугром»… Ты, или никто…
– …Мой отчаявшийся мальчишка… Сумасшедший бунтарь…
Его губы на спине, вдоль позвоночника, над лопатками, на затылке.
– Ты подписал нам приговор…
– Нет! Я спас нас! И нашу любовь. Это и должно было произойти, единственная, и никак иначе. Они больше не имеют надо мной власти! Буду свободен. Отныне, только ты командуешь.
Сильные пальцы на талии, ласковые ладони на нижнем изгибе, дрожь.
– Ты мой воздух… Без тебя не дышится…
Мокрые тела, запахи влажных волос, капли над верхней губой, солёные поцелуи.
– …Не сходи с ума… Подумай, прошу! … Опомнись…
Объятия под душем, горячие струи, кипящая кровь, сорванные головы, голоса и страсть.
– Что ты вытворяешь? … Только не это… Лёшааа…
Слёзы радости и гортанные нечеловеческие крики.
– Конец соседям…
– …Я маленькая, у меня нет ножек, заверни в халатик.
Щекотка, смех, халат долой…
– …Спишь? Хорошо, я к тебе в гости приду тайком… Попался… Жадная моя… Пощади…
– …Ты что-то хочешь мне сказать?
На большом кожаном кресле кофе на серебряном подносе, молодые на полу.
– Я это вижу с первых минут.
Её страх, отведённые виноватые глаза, неподдельный испуг.
– «Они» вышли на тебя? – мрачный взгляд в упор, крепкие руки на девичьих плечах. – Быстро сориентировались. Так… дай подумать…
– Нет, дело совсем не в том. Выслушай меня, пожалуйста!
Его нежный поцелуй, мягкий взгляд, задумчивость.
– Как жаль, что придётся отобрать у нас драгоценные минуты, но это жизненно важно, пойми, Лёшка мой. Маленький…
Повернул спинкой, жадный поцелуй, страстное дыхание на затылке, пальцы утонули в цветке, острое нежелание говорить и понимать: «Не сейчас! Любить! Время в обрез!»
– Прошу, любимый…
Тяжёлый вдох, уступка, объятие сзади. Смирившись, положил голову на её плечо, вдыхая запах волос и кожи, целуя, касаясь, лаская холмик и бёдра; чувствуя, вспоминая, запоминая навек.
– Всё началось с прерывания…
«…Полчаса драгоценного времени. Как жаль их! Скоро ему “возвращаться из командировки”.
Закрывшись привычным экраном – водопад и брызги с радугой, задумалась, отстранившись на минуту, пока переваривал информацию.
– Как всё удалось обставить, обманув Контору и свою семью? Друзья? Или высокий покровитель “там”? Или… отчаяние и чистый блеф? Если последнее – Лёше не выстоять в схватке против целой Системы ГБ! И меня сметут с этого стола, как ненужную крошку. Судьба.
С осторожностью протяжно выдохнула, закрыла помертвевшие глаза.
– Готова, Мариш? – тайком усмехнулась, с трудом сдерживая слёзы. – А у меня есть выбор или иные варианты? Нет? Тогда, готова. И давно. С нашей первой встречи, как только узнала, кто Лёша. Поняла, что погибла. И всё равно ответила на чувства. Камикадзе, блин…»
– …Если всё обстоит так, как ты рассказала, тогда я ничего не понимаю! – тревога, опасение, судорожное объятие. – Как справилась? Друзья? Знакомые? Или… кто-то был? – обречённость во взгляде, печаль до слёз. – Нет, я не ханжа – всё понимаю. Только мне так больно сейчас, Маринка!
Губы на плечах, спине, «кошачьем месте», дрожь; дикая, какая-то озверевшая любовь, едва удержавшаяся в человеческих рамках.
– Ты только моя отныне, слышишь?! Не скажу ни слова, никогда, клянусь, но поклянись и ты мне, Мариша, молю! Поклянись в верности! Требую и умоляю! Клянись… Верность и преданность… Если любишь…
– Клянусь, неистовый мой! Люблю… Пока дышим – твоя…
Последние часы вместе, пик любви, стон, мужское рыдание навзрыд, женский крик.
Часики-то тикают, стучат, бегут.
– Ещё! Ещё… Как хочешь… Да… Сто раз да.
…Рассветные сумерки, кухня, ранний завтрак, натуральный горький кофе.
Серьёзный сосредоточенный взгляд любимого. В глубине глаз – пожар и страсть, но уже некогда: час пробил.
– Дай мне время, Маринка. Столько непонятного вокруг тебя произошло! Это не «наши». Нет. Другая структура. Сегодня же постараюсь поговорить со старшим. Посоветуюсь. Поможет, уверен.
Руки ласкают и целуют и не желают расставаться ни на миг, кричат и требуют всё бросить и любить её, ту, которая уже давным-давно стала собственной религией.
– Господи, дай мне силы!.. – даже закричал, замер, прислушался к себе, горько усмехнулся, поразившись, покачал тёмно-русой головой. – Никогда до этого момента не обращался к Нему. Забавно. Это я-то, «чекист», офицер, ярый коммунист…
– Ты на верном пути. Он помогает. Мне часто, сам же видел.
Его трепетные руки, ласкающие женские черты лица, волосы, тело; нервное дыхание, дрожь.
– Не сходи с ума, родной. Прошу… Опомнись, любимый! Приди в себя… Опоздаю… Люблю, ты знаешь… Последний раз… Да, только да…
Поцелуи, торопливая страсть, вскрики-всхлипы измученных, истерзанных душ.
– Всё… Пора. Я пошла, Лёшка. Мальчик мой… Единственный. Судьба моя горькая…
Вдруг вцепилась пальчиками в мужское тело в жутком предчувствии, будто от могильного холода затрепетала осинкой, отвернула лицо-полотно, спрятала «закричавшие» глаза, чтобы не увидел в них предсказание конца, о котором точно знала: обречены, счёт пошёл на часы.
Рванулся душой навстречу, сильно вжался, обнимая, всеми силами отгонял подсмотренную и подслушанную мысль-предвидение, но тут же понял её правоту и фатальную неизбежность. Ослабил хватку, задохнулся от невыносимой тяжести на сердце!
– Боже… Как жаль, что нельзя было открыто пройти с тобой по родной улице, обнимая и целуя, сводить в парк и кино, покататься на каруселях вместе с нашими дочкой и сыном и просто быть счастливым! Так всё неудачно сложилось… Полоса невезения! Всё напрасно… – голос сорвался, крупная дрожь сотрясла сильное тело.
Подняла смертельно-белое личико, заглянула в любимые серые омуты, заметила обречённость, грусть, навернувшиеся слёзы на глазах большого мальчика: «Плохой признак: по-настоящему отчаялся. По-чёрному. Понял, что стоит на краю. На самом». Протянула тонкие руки, взяла бледное лицо Алексея в ладони.
Прижал поверх своими, окунулся любящим дымом в тёмный изумруд.
– Ты только помни всегда, что я тебя люблю, Маришка моя. Спасибо, что ты есть, – последний поцелуй, мягкий и ласковый, полный обещания и клятвы. – Жена моя истинная. Лада.
– Я ухожу на завод. Так надо. К Наде на склад…
Прощание, а в глубине сердца – кровавая игла страха и тяжёлого предчувствия.
– Ты – самое лучшее, что было и будет в моей жизни, любимый!
Её глухой горестный плач, стремительный бег по лестнице прочь на улицу мимо жёстких глаз бывшего «особиста», на столичный широкий бульвар в самую гущу людей, только бы не видеть за собой «хвост» – нашли.
…И только пустота, которую уже ничем не заполнить. Лишь накрыть сверху чем-то большим и мягким, чтобы не выглядывали острые углы, не ранили ненароком. Не наступать! Там бездна… Чёрная и мёртвая…
«Отпуск в садике, после него – на завод. Пора менять образ жизни и место жительства. Только так можно справиться с тем, что Лёша исчез! Поговорила со знающими людьми, просветили, что ближайшая загранкомандировка возможна только через полгода после окончания предыдущей. Не раньше! – заледенела худеньким тельцем, застыла на морозе рокового предвидения. – Пропал! Канул без вести. Свершилось. Где ты, мой мальчик? Душа моя… Суженый мой…»
Февраль 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/02/10/876