Волжский царь. Глава 46

Волжский царь. Глава 46

МАМАЙ


В 1361 г. записано в летописях: «Велика замятня в Орде!». Хан убит своим сыном, который на четвертый день после убийства «сел на царство», а на седьмой день его царствования военачальник Мамай поднял мятеж и ушел едва ли не со всей Ордой за Волгу.
Тимур–Ходжа пробыл ханом только около месяца. В сентябре он был изгнан из Сарая и убит Мамаем, который, впрочем, Сарая тоже не смог удержать. Спустя всего несколько дней его выгнал из Сарая Орду–Мелик, выходец из Белой Орды. Через месяц (октябрь 1361 г.) Орду–Мелик был убит самозванцем Кильдибеком, который удерживал Сарай до октября 1362 г. В смуту в Золотой Орде появился этот самозванец именем Кильдибек (Кальдибек), выдававший себя за сына царя Чжанибека.
А в Гюлистане осенью 1361 г., умело используя передаваемые ему из Москвы деньги, провозгласил себя ханом ставленник митрополита Алексия – Амурат.  Он начал вооружённую борьбу за власть со своими конкурентами –Кильдибеком и Мамаем. В конце 1361 г. от Золотой Орды отделился Хорезм, где власть захватила династия Суфи.

В 1361 г. зо¬ло¬то¬ор¬дын¬ский хан Бу¬лат Ти¬мур штур¬мом было взял го¬род Булгар и стал там править.  Однако вско¬ре он был из¬гнан от¬ту¬да эми¬ром Аса¬ном (Ха¬са¬ном) и бе-жал в Ор¬ду,  где был убит.
В общем, во второй половине XIV в. Золотая Орда была охвачена внутренними смутами; за двадцать лет у власти сменилось 14 ханов. На 60–70–е гг. XIV в. при¬хо¬дят¬ся са¬мые дра¬ма¬ти¬че¬ские стра¬ни¬цы ис¬то¬рии Зо¬ло¬той Ор¬ды. За¬го¬во¬ры, убий¬ст¬ва ха¬нов, уси¬ле-ние вла¬сти тем¬ников,  ко¬то¬рые,  воз¬вы¬ша¬ясь вместе со свои¬ми став¬лен¬ни¬ка¬ми на хан¬ский пре¬стол,  гиб¬нут  от  рук  оче¬ред¬ных  претенден¬тов  на власть.  Наи¬бо¬лее удач¬ли¬вым вре-мен¬щи¬ком ока¬зал¬ся один из ордынских эмиров Ма¬май, ко¬то¬рый  про¬дол¬жи¬тель¬ное вре¬мя ста¬вил в Зо¬ло¬той Ор¬де (точ¬нее в ее за¬пад¬ной час¬ти) ха¬нов по своему ус¬мот¬ре¬нию. Ма¬май не был чин¬ги¬зи¬дом,  но же¬нился на до¬че¬ри ха¬на Бер¬де¬бе¬ка (Бердибека). В этих условиях темник Мамай предпринял попытку силой захватить ханский престол. Мамай был полководцем хана Бердибека, после смерти хана, в 1362 г., он закрепился в Крыму и вступил в борьбу с другими эмирами. Из–за того, что Мамай не был чингизидом, и в Орде, и на Руси его воспринимали как самозванца. А Мамай стремился распространить свою власть и на русские княжества. В октябре 1362 г. Мамай разбил Кильдибека и занял Сарай. Кильдибек бежал.

В этом же, 1362 г., в связи со смертью Романа, Алексий вновь объединяет под своим руководством всю Русскую митрополию.


А война в степи не прекращалась. Поддержанный Алексием хан Амурат в конце 1362 г. разбил войска своих главных конкурентов – Кильдибека и Мамая. Причём Кильдибек был убит, а Мамай бежал на противоположный берег Волги. Так хан Амурат занял Сарай. Мурид–Амурат  оказался талантливым полководцем. Древняя наука Темучжина – умение побеждать помогала ему.

Тем временем  Мамай спешно оттягивал свои разбитые войска. Полки, растянутые для охвата противника, отрывались от своих, и отступали. А стремительные сотни воинов Мурида, опрокидывали Мамаевы дружины одну за другой. И Мамаю, дабы не погибнуть самому и не потерять рать,  пришлось уводить назад в степь свои потрепанные полки.
И, разбитый под Сараем, отступив в степь, он тотчас отправил послов во Владимир тоже к митрополиту Алексию.
В этот период Золотая Орда была разделена на две части. В Сарае и на левом берегу Волги правил хан Амурат, а на правом берегу Волги от имени подставного хана Абдаллаха правил Мамай. Видя, что хан Амурат сел в Сарае довольно крепко, Мамай решил выбить главную опору его власти – русскую дань.

На¬се¬ле¬ние степ¬ной час¬ти Зо¬ло¬той Ор¬ды де¬ли¬лось на две  час¬ти: го¬родское и ко¬че-вое. Ес¬ли коче¬вое на¬се¬ле¬ние бы¬ло рас¬сре¬до¬то¬че¬но на  ог¬ром¬ных  про¬стран¬ст¬вах Дешт–и–Кип¬чак,  то го¬род¬ское на¬се¬ле¬ние, со¬стоя¬щее в ос¬нов¬ном из булгар, рус¬ских, бур¬та¬сов–мад¬жар, тю¬рок–чер¬ка¬сов и дру¬гих, бы¬ло со¬сре¬до¬то¬че¬но в по¬волж¬ских го¬ро¬дах от Булгара до Астра¬ха¬ни. О боль¬шой плот¬но¬сти рас¬по¬ло¬же¬ния го¬ро¬дов в  Ниж¬нем Повол¬жье историки сообщают: «Древ¬ней¬шее зва¬ние на¬ро¬да, ви¬дит¬ся,  ко¬зари,  или хо¬за¬ри... О язы¬ке их Кар¬пе¬ин ска¬зу¬ет, что с ко¬ма¬ни (по¬лов¬ца¬ми) един,  след¬ст¬вен¬но сар¬мат¬ский.  У них го-ро¬ды бы¬ли та¬ко ж,  как у булгар, ве¬ли¬ко¬го ка¬мен¬но¬го зда¬ния, как раз¬ва¬ли¬ны изъяв¬ляют,  особ¬ли¬во по ле¬во¬му бе¬ре¬гу  ре¬ки  Ах¬ту¬бы ви¬ди¬мо развалины строе¬ния ка¬мен¬но¬го не¬пре-рыв¬но верст на 70;  наи¬па¬че,  где ны¬не сели¬терной за¬вод,  имянуе¬мый Чи¬ги¬тад¬жи, был го-род ве¬ли¬кий,  ко¬то¬ро¬го  вал  и  рвы на ве¬ли¬ком простран¬ст¬ве…».  Ко вре¬мени Зо¬ло¬той Ор¬ды ха¬зары бы¬ли ас¬си¬ми¬ли¬ро¬ва¬ны булгара¬ми, которых вос¬точ¬ные ис¬точ¬ни¬ки на¬зы¬ва¬ли аса¬ми, а рус¬ские ле¬то¬пи¬си – яса¬ми.

В ордынских улусах начался страшный голод. Русские князья, прибывшие в Орду по вызову тамошних властителей, были ограблены и едва успели бежать на Русь. На следующий год московскому князю Дмитрию удалось получить Владимирское великое княжение. Но, чтобы вступить во Владимир, ему пришлось готовиться к войне с суздальцами. В 1362 г. шла подготовка к военным действиям. Московское войско подступило к Переславлю, а затем к Владимиру. К счастью, на этот раз усобица кончилась без кровопролития — Дмитрий Константинович, не приняв боя, оставил столицу и отошел к Суздалю.
В 1364 г. разразилась страшная беда – в Нижнем Новгороде, а потом в Переславле, Коломне началась чума. «Прииде сея казнь, – повествует летопись, – и такое множество было мертвых, что не успевали живые погребать их», «был мор велик и страшен, везде бо мертви в градах и в селах, в домах и у церквей. И туга и скорбь и плачь неутишим, мало было живых, но вси мертвии... дворы многи пусты быша, а в иных один остался или два, ли женеск пол, ли мужеск, или отроча мало...»
Из летописей известно о другой трагедии. В 1365 г. в сильную засуху сгорела дотла вся Москва, за два часа «погоре весь город — без остатка», а наступившее лето 1366–е отмечено еще одним великим мором — чумой «во граде Москве и во всех пределах его».
В 1365 г. «Алексей, митрополит всея Руси, заложи церковь камену на Москве бывшие чюдо в Хонех архангела Михаила, того же лето и кончана бысть». Церковь, ставшая впоследствии собором кремлевского Чудова монастыря, привлекала к себе всеобщее внимание не только красотой белокаменной постройки, иконами лучших художников.       Среди преданий, записанных под 6 сентября в древних Прологах – книгах для каждодневного чтения, есть рассказ многовековой давности о чуде, случившемся в Малой Азии. В местности, называемой Хони, существовала небольшая церковь, посвященная архангелу Михаилу. В кремлевской церкви, посвященной «чуду в Хонех», была большая храмовая икона с изображением этого предания: крылатый архангел, который ударом жезла в землю отводит низвергающийся с горы поток, направленный врагами христиан –  язычниками, в сторону…

Никоновская летопись под 1365 г. упоминает: Тагай, князь Ординский, иже по разрушении ординском прииде в Наручад и тамо сам о себе княжаше – в Наруцадской стране.
В «Повести временных лет» имеется следующее дополнение: Тагай восхотел воевать Русь. Собравшись со всею силою своею и со всею страною Наручадскою, пошел ратью многою на Рязанскую землю. И придя внезапно, взял град Переславль Рязанский и сжег. Около него пленил все волости и села, и много полона взял, и в путь отправился, со многою тягостию пошел в Поле. Князь же великий Олег Иванович рязанский с Владимиром пронским и Титом козельским, собрав силу свою, пошел вослед его и настиг его под Шишевским лесом на Воине. И был им бой, брань очень лютая и сеча злая, и падали мертвые от обоих. Затем помог Бог князю Олегу рязанскому и брату его князю Владимиру пронскому и Титу козельскому, а гордый ордынский князь Тагай, который Наручадской стороны держатель, в страхе и трепете большом быв и недоумевая, что сотворить, видя всех своих татар убитых, рыдая, и плача, и лицо одирая, едва с малой дружиной убежал.

– Держись, мой конь Кеме! Опять  столпотворение  Вавилонское вокруг – как бы ни пропасть! – встревожился я.

Конь Кеме сказал мне:

– Такое бывает, когда рушатся империи и создаются новые.

Неподалеку от погибшей буртасской крепости вплоть до первой половины XV в. процветал буртасский г. Мокша, в котором с 1313 по 1375 гг. чеканились монеты с именами ханов Золотой Орды. А впоследствии этот буртасский  г. Мокша был начисто разрушен и предан забвению, в то время как все близлежащие славянские города (Рязань, Муром, Пронск) и татарские города (Кадом, Темников) сохранили  свои названия. Это может объясняться тем, что г. Мокша за участие в набегах  монгольской орды был разгромлен русскими войсками в первой половине XV в. И с тех пор территорию, прежде занимаемую страной Буртас, русские летописи вплоть до описания событий начала XVI в. стали называть Диким полем. Более образно выразить степень опустошения края, где ранее возвышались буртасские города с белокаменными зданиями, вряд ли возможно.
В 1359–1438 гг. в период нестабильности и распада Золотой Орды юго–западные районы Татарстана и юго–восточные территории Чувашии были опустошены (сожжено 2000 селений) и превратились в «Дикое поле» – районы летнего кочевья ногайских татар.

В 1359 г. Мир–Махмуд умер, и эмиром стал его сын Азан–Хасан. Так следующим царем Волжской Булгарии стал Азан Хасан, сын Мир–Махмуда (1359–1380 гг.).
Чаллы–Мохаммед, бек Черемшана, отказался ему повиноваться. Тогда во главе ногайцев стоял Мурза–Тимур, сестра которого была любимой наложницей кыпчакского хана. Пользуясь своим положением, Мурза–Тимур потребовал от Чаллы–Мохаммеда удвоить ногайскую часть кыпчакской дани с Черемшана. Когда бек отказался, сославшись на уход людей, бий вероломно ворвался в Джукетау и предложил укрывшемуся в Чаллах Чаллы–Мохаммеду выкупить захваченных жителей города. В противном случае татарин угрожал прикончить всех пленников. Ашрафиду ничего не оставалось делать, как согласиться, ибо в числе пленных была и тысяча его воинов, которым сам бек перед бегством за Агидель  велел сдаться без боя в случае кыпчакского приступа. В момент начала выкупа на город напали галиджийцы Васыла, которых вызвал на помощь – именем хана Хызыра – сам Мурза–Тимур, ожидавший сопротивления защитников Джукетау. Татары, бывшие в цитадели, тут же бежали в степь, и сам Мурза–Тимур при этом был ранен в ногу и охромел. Его поэтому стали звать Аксак-Тимур. Враги, не встречая сопротивления, разгромили и разграбили город и перерезали всех, бывших в нем жителей. Говорят, там было убито 25 тысяч булгар. И эта позорная сдача Джукетау надолго подорвала власть и престиж Ашрафидов. Разгневанные бесславной гибелью джукетауских воинов черемшанские казаки объявили о переходе на службу Азановичам, и в Черемшане утвердились наместники эмира Азана.
После этого Мурза–Тимур подговорил брата своей жены Тагая совместно напасть на Самар. Чура–Коч еще в мор переселил половину самарских булгар на Симбирскую сторону, но его край был еще цветущим. Когда Тагай спросил: «Что будет с ними, если это дело дойдет до хана Науруза?»
Мурза–Тимур рассмеялся и ответил: «Хан наш – блаженный, а его советники – мои большие друзья. Им тоже перепадет от нас. А нападем мы будто бы за то, что самарцы захватывают выпасы на Хонтурче и не платят пошлины за проход. Если самарцы скажут, что этого не было – никто не поверит, ибо даруга хана Науруза в Булгаре – хан Габдулла – наш человек».
Два разбойника ночью пробрались к Камыш–Самару и на заре атаковали округ. Однако Чура–Коч имел на этот случай ряд скрытых и обширных убежищ, куда под защиту его джур и казаков сбежались десятки тысяч жителей города и окрестностей. Булгары, покидая селения, из ненависти к татарам поджигали свои дома, а небольшие и подвижные отряды самарских казаков мешали напавшим ногайцам вытаскивать из уцелевших жилищ добро.
Черемшанские полевые казаки, увидев дым, быстро собрались под началом внука Лаиша, сына Юсуфа Кашанского – Сабана, и в числе двух тысяч врезались в пятнадцатитысячную кыпчакскую толпу. Благодаря этой поддержке, Чура–Коч смог перевезти многих кинельцев на Симбирскую сторону, прикрытую с юга старыми, но еще внушительными защитными валами. Потеряв три тысячи татар, оба разбойника устремились на Булгар (то есть Казань).
Кермекцы сына Адама – Гарафа, узрев разбойников, послали гонца в Великий Булгар и, по–казацки, преградили дорогу татарам. Залпы стрелков–пехотинцев, прикрытых возами, повалили самых горячих кыпчаков. Задние стали обтекать препятствие, но встретились с конными казаками. Тогда Мурза–Тимур, оставив Тагая с двумя тысячами разбойников связывать кермекскую тысячу, устремился дальше – по другой дороге. У Кюхри он наткнулся на высланный навстречу отряд Азана. Казанчии с ополченцами – «тимер укчылар» – числом до полутора тысяч – вступилди в борьбу также, как и кермекцы.
Мурза–Тимур отступил к Нукрат. Туда к нему прибежал и Тагай, которому едва удалось спастись от кермекцев с половиной своей орды. У обоих оставалось 10 тысяч воинов, но уверенность покинула их. Внезапно кыпчакский разъезд захватил Габдуллу, бежавшего из Булгара при приближении биев. Он отказался говорить с разбойниками, но бывшие с ним рассказали об отъезде из города последних жителей. Ободренные кыпчаки бросились к Булгару и обнаружили в нем лишь 500 эльхумовцев, преподавателей медресе и добровольцев из горожан и шакирдов.
Кыпчаки полдня овладевали стеной, пока, наконец, последний защитник ее не был сражен. Вломившись в город, разбойники ничего в нем не обнаружили и изрубили уцелевших, в том числе 36 наставников медресе. Последний защитник Великого Булгара – израненный дервиш Шила,  со словами «пусть все татары утонут в дерьме» плюнул в бороду Мурзе–Тимуру. Потом его тело погребли в Казани у Кавэсской башни, и стали ее называть также башней Шила.
Раздосадованные ногайцы решили разгромить Великий Булгар. Но в это время в город ворвался сын Тагыла Булат, нанятый со своими кыргызами, оймеками и кара–калпаками на службу Азану и направленный против татар. Новые ногайцы, побаивавшиеся кыргызов и старых ногайцев, бежали в свою Кипчакскую степь. А бек Булат был назначен улугбеком Великобулгарской провинции. В знак своей победы над Мурза–Тимуром Булат стал называть себя Булат–Тимуром. Габдулла  был вырван беком из рук татар и, по его желанию, был с почестями отпущен в Кыпчак.
После этого Азан открыто провозгласил Булгар свободным от влияния Кыпчака (в 1361 гг.), отколовшегося от Кук–Орды, и союзником кук–ордынских кыргызских ханов. Кыпчакская дань была отменена, а четверть ее стала направляться на оплату службы Булат–Тимура и подарки кыргызским ханам.

В конце 1360–х — начале 1370–х годов резко обострились давние враждебные отношения Московского и Тверского княжеств. Кровопролитные распри сопровождались разорениями, пожарами городов и сел, убийствами, захватом в полон мирных жителей. Взаимные обиды были столь велики, что эта междоусобица отмечена редкой жестокостью.
В начале зимы 1368 г. в сторону московских владений двинулись ратью объединенные войска всех литовских князей: «Ольгерд собра силу многу и приде к Москве в силе тяжце», ибо к нему присоединились тверские и смоленские полки.
Перейдя московский рубеж – границы княжества, «нача воевати порубежные места, жещи и грабити, а люди сещи». За этими словами летописи открывается картина великих страданий беззащитного населения сел и маленьких городов — холодная зима, ограбленные и сожженные жилища, изрубленные тела людей. Местные князья с малыми своими силами не могли остановить огромное войско, но решительно выходили на битву. Литовцы разбили на реке Тростне московский сторожевой полк, уничтожив почти все войско. Ольгерд, не встречая уже никакого сопротивления, устремился к Москве и осадил город.
После безуспешной трехдневной осады литовцы и союзные с ними русские войска отступили от Москвы, предав огню посад и множество подмосковных сел, пограбив монастыри и церкви. Подмосковное население или безжалостно убивалось, или уводилось в плен. Правда, из сообщений летописи можно понять, что многие жители успели разбежаться, но их имущество, дома — все погибло. Это было разорение, подобного которому Московское княжество, по словам летописца, не знало сорок один год, со времени последнего крупного нашествия Орды в 1327 г.
Ответный поход москвичей на Тверь был не менее жесток и разорителен. Не один год длилась война двух княжеств. Временные затишья лишь подтверждали слова древнего летописца: «Мир стоит до рати, а рать до мира». А поскольку «война без падших мертвых не бывает», братья по крови и вере убивали друг друга, и невозможно было вырваться из кольца взаимных обид. Но тем трагичней сознавались братоубийство и разделенность русских людей.

И другая в то лето москвичам радость — победа над рязанским князем Олегом. Рассказ летописца об этом исполнен иронии. Как будто книжник услышал его в толпе, на площади, из насмешливых народных толков о побежденном противнике: «Рязанцы же суровы суще человецы, свирепы и высокоумны, полоумные людищи, взгордешеся величанием...» Враги москвичей якобы не взяли даже с собой оружия, а только веревки, чтобы связывать пленных, говоря между собой: «не емлем собе ни щит, ни копия, ни иного которого оружия, но токмо емлем с собою едины ужища (веревки)... изымавши москвичь, было бы чем вязати, понеже суть слабы и страшливы и не крепцы...» В этой и других записях московской летописи в те годы все более определенно начинает звучать один мотив — мысль о праведном деле Москвы, правде княжества, которое и миром и силою объединяет вокруг себя разобщенную Русь. Собственные победы москвичи объясняют не силой, а именно правдой, правотой своей задачи.

Булгарские зем¬ли ра¬зо¬ря¬лись уш¬куйниками в 1366,  1369, 1370 гг. В 1370 гг.  Дмит¬рий Суз¬даль¬ский по¬слал сво¬его бра¬та и сы¬на с вой¬ском про¬тив булгар¬ско¬го эми¬ра Ха¬са¬на. Не¬смот¬ря на ми¬ро¬лю¬бие Ха¬са¬на и  его  да¬ры рус¬ским князь¬ям,  он был от¬стра¬нен от прав¬ле¬ния и на пре¬стол по¬са¬жен Сал¬тан – Ба¬ков сын.  Сал¬тан не¬дол¬го был  пра¬ви¬те¬лем Булгара, че¬рез не¬дол¬гое вре¬мя эмир Ха¬сан вер¬нул се¬бе власть.

В 1368  г. Булгарией правил князь Хасан (этот точно чингизид, был ханом Золотой Орды, сброшен с трона и бежал в Булгарию). Затем Мамай в 1370 г. приказал суздальским князьям «в нагрузку» посадить на булгарский трон еще и царевича Мухаммеда (тоже чингизида). И правили вдвоем Хасан и Мухаммед. Именно они, скорее всего, перенесли столицу из Булгара в Казань.

В 1369 г. глава Ширской орды улубий Мамай велел подчинившимся ему русским бекам заставить булгар возобновить выплату дани Кыпчаку и утвердить там своего даругу – хана Мамед–Султана. Джунские беки вместе с послом Мамая двинулись к Казани и осадили ее, а замешкавшийся со сбором войска московский бек двинулся следом. У Кара–Идели Енейтек внезапно атаковал москвичей с тыла и уложил половину русских. Другая половина в полном расстройстве добежала до Казани, и своим видом вызвала невообразимую панику в лагере джунцев. Бек джунцев стал со всеми русскими поспешно отступать по старой Галиджийской дороге через Кукджак,  и потерял на этом пути все войско. Говорят, тогда на Новый Булгар (1361¬–1431 гг.) ходило 80 тысяч врагов, и только черные ары убили 60 тысяч из них. Когда первая часть их явилась к эмиру с воткнутыми на пики головами урусов, Азан тут же перевел их в разряд ак–чирмышей  и освободил от джизьи. Услышав об этом, остальные ары разделили головы врагов по одному на мужчину, с целью получения привилегий большинством их народа, и явились с ними в Казань. Эмир всех причислил к ак–чирмышам. И так 60 тысяч аров (мари) сделались ак–чирмышами и стали весь свой народ называть «чирмышами» («черемисами»).
Брат (Боброк,1369 г.) московского бека (Дмитрия Донского, 1359–1389 гг.) и 10 тысяч джунцев попали в этом деле в плен. Потрясенные случившимся,  московский  и джунский беки согласились платить Булгару дань и приняли булгарских даруг в обмен на пленных. Мамед–Султан сам сбежал во время сумятицы в Казань и был охотно принят на службу эмиром. Нрав у хана Мамеда–Султана был мирный, и он радовался своей тихой жизни в казанском балике Джукетау – вдали от страшившей его орды Мамая.

Москвичи осуждали ненужную жестокость тверичей по отношению к разгромленному Торжку. В 1373 г. тверские войска не решаются, встретившись с московским войском,  напасть первыми. И воеводы князя Дмитрия не берут на себя ответственность начать кровопролитие. Оба воинства, простояв друг против друга несколько дней, «вземши мир межи себе, разыдошася розно».
В самой  Москве строились впервые каменные стены Кремля. Появлялись  все новые и новые церкви. Летописи тех лет упоминают лишь каменные строения как наиболее заметные сооружения в деревянной тогдашней Руси. Но и эти упоминания встречаются не однажды за год.
Хотя разоряли междоусобные войны, частые пожары, эпидемии. А плоды нелегкого труда и дары благодатной и богатой природы в значительной своей части шли на ясак — изнурительную дань Орде. В иные годы эта дань была почти непосильной. «Того же лета, – отмечал время от времени летописец, – бысть дань велика, тогда и золотом давали в Орду…»
Но вот появилась  в летописи и радостная весть: «Того же лета Новгородцы Нижнего Новагорода побиша послов Мамаевых, а с ними убиша Татар полторы тысящи, а старейшину их именем Сарайку руками яша и приведоша в Новгород с его дружиною».

Продолжались и свои разбои. В 1374 г. нов¬го¬род¬ские воль¬ные лю¬ди на 90 уш¬ку¬ях (ладь¬ях) вторг¬лись по Вят¬ке и Ка¬ме в Булгарию и оса¬ди¬ли город Булгар, жи¬те¬ли ко¬то¬ро¬го от¬ку¬пи¬лись от них. 

В этих условиях  бесчинства укшуйников  зирели и высоконравственные силы на Руси. В 1374 г. «благоверный князь Владимир помысли в сердце своем церковь воздвигнути в отчине своей в Серпохове на Высоком и обитель ту воздвигнути и монастырь устроити. И посла со многою мольбою преподобного игумена Сергия, иже есть в отчине его в Радонежи, дабы пришед, благословил место оно». Сергий большое значение придавал Серпухову, который вскоре станет одним из самых значительных городов–крепостей Московской Руси. Знаменитый игумен по просьбе князя Владимира поставил во главе серпуховского Зачатьевского монастыря своего ученика Афанасия. То был человек редких и больших дарований — «искусный и разумный», как особо подчеркивает летописец. С его приходом из радонежских лесов «на Высокое» надолго установится связь двух монастырей. Здесь будет некоторое время жить монах Никон — ученик Сергия. Это совпадет с годами, когда происходило становление Рублева как мастера. Без сомнения, художник бывал в Серпухове. И с самим Владимиром Андреевичем, серпуховским и радонежским князем, Рублев был знаком. Этот князь будет жить в Москве, в своем кремлевском «дворе» как раз в то время, в 1405 г., когда чернец Андрей начнет работу в придворной церкви его племянника — великого князя Василия.
В ХIV в. славен был по всей Северо–Восточной Руси «Григорьевский затвор» в Ростове, где ученые монахи занимались переводами духовных книг с греческого.


В  этом же, 1374 г. джунский (Нижний Новгород) бек, поощряемый Мамаем, вновь отказался платить дань Булгару, и Азан послал на изменников – бека Марджана. Марджан был потомком Якуба–Елаура. Его прадед Аю казаковал у реки Аю–су, почему и был прозван Аю. Еще в 1311 г. он получил тяжелые  раны возле своей крепости Аксубай, отбивая попытку кытайского племени монгытов захватить Черемшан. Тогда кытаи, пришедшие от границ Чина, сбили с Джаика старых ногайцев – каракалпаков. И  многие из них переселились в Черемшан и Башкорт, приняли ислам и стали булгарами. Поэтому кыргызы, запомнив это, называли булгар ногайцами. Другая часть каракалпаков бежала в кыргызские (казахские) земли, где постепенно обосновалась на Туранском море (Аральское море).

Но вот на пути попалась еще одна  сомнительная легенда.
По ней, вся прочая, большая часть территории современной Росии была заселена преимущественно теми племенами, которые якобы объединяются под именем «туранских» или «уралоалтайских». Эти туранские племена играли первоначально гораздо более значительную роль, чем восточно–славянские, русские племена. Даже в так называемый домонгольский период, туранские государства в пределах одной Европейской России (царство волжско–камских булгар и Хазарское царство) были гораздо значительнее варяжско–русского. Самое объединение почти всей территории современной России под властью одного государства было впервые осуществлено не русскими славянами, а туранцами–монголами. Распространение русских на Восток было связано с обрусением целого ряда туранских племен, сожительством русских с туранскими племенами. 
Если сопряжение восточного славянства с туранством есть основной факт русской истории, если трудно найти великорусса, в жилах которого так или иначе не текла бы и туранская кровь, и если та же туранская кровь (от древних степных кочевников) в значительной мере течет и в жилах малороссов, то совершенно ясно, что для якобы правильного национального самопознания русским необходимо учитывать наличность в них туранского элемента, необходимо изучать туранских братьев.
Под именем «туранских» или «урало–алтайских» народов разумеют следующие пять групп народов.
Народы угрофинские, которые по признакам языкового родства подразделяются на западных финнов (эстов, карелов, собственно финнов и ряд мелких племен), лопарей (в Швеции, Новергии, Северной Финляндии и в России на Кольском полуострове), мордву, черемисс, пермских финнов (зырян и вотяков) и угров (мадьяр или венгерцев в Венгрии и Трансильвании и «обских угров» – то есть вогулов и остяков в северозападной Сибири). К той же группе угрофинских народов принадлежали и исчезнувшие  (точнее, вполне обрусевшие) древние племена – меря (по языку родственные черемиссам), весь (по языку западнофинское племя), мурома и мещера, упоминаемые русскими летописями.
 Самоеды, делившиеся на несколько племен, сохранившиеся лишь в незначительном количестве в Архангельской губернии и северо–западной Сибири.
Тюрки, к которым принадлежат турки–османы, разные татары (крымские, казанские, азербайджанские, тобольские), мещеряки, тептяри, балкарцы  (карачаевцы, урусбиевцы), кумыки, башкиры, киргизы–кайсаки, кара–киргизы, туркмены, сарты, узбеки, алтайцы, якуты, чуваши и целый ряд древних, исчезнувших народов, из которых наиболее известными являются хазары, булгары (волжско–камские и «аспаруховы»), уйгуры, половцы (иначе куманы или кипчаки).
Монголы, к которым принадлежат в пределах России калмыки и буряты, а за ее пределами – собственно монголы в Монголии.
Манджуры, к которым, кроме собственно манджуров, принадлежат еще гольды и тунгусы (почти полностью обрусевшие).
Несмотря на ряд общих признаков, свойственных всем этим  группам народов и позволяющих объединить их под общим именем «туранские», вопрос о их родстве является спорным. Доказанным можно считать только родство угрофинской группы языков с самоедской, и обе эти группы объединяют иногда под общим именем «уральской семьи языков». Но все же, даже если остальные три группы туранских языков и народов не родственны между собой и с «уральцами», тем не менее близкое взаимное сходство всех туранских языков и психологических обликов всех туранских народов совершенно не подлежит сомнению. И есть якобы основание говорить о едином туранском психологическом типе, совершенно отвлекаясь от вопроса о том, обусловлена ли эта общность психологического типа кровным родством или какими–нибудь другими историческими причинами.

Мой златогривый конь Кеме сказал мне:

– Это просто туранский миф, не бери в голову.

И мы опять помчались  по течению реки Времени.

Кыпчакские кытаи, захватив часть Джаика, сели на шею оставшимся жителям и прозвали себя ногайцами, ибо боялись, что их лишат этой земли. Будучи темными и ненасытными, монгыты вознамерились нанести ущерб Исламской Державе и захватить ее владения, но были наголову разбиты Аю–беком. К сожалению, доблестный Аю–бек, спаситель каракалпаков, скончался в Аксубае от полученных ран. Его сын Хусаин также погиб при хане Узбеке, уничтожая кытайских биев, отказавшихся принять ислам. Отец Марджана, сын Хусаина – Алмыш во время переселения вместе с людьми своего джиена,   вместе со своим старшим сыном – братом Марджана получил тяжкие раны в одном сражении казанчиев с арскими субашами. Тогда, видя, что казанчии одолевают и угрожают субашам резней, Алмыш с сыном выехали на поле боя и попытались остановить казанчиев. Разъяренные казанчии набросились на них и в жестокой схватке смертельно изранили обоих.
Марджан унаследовал от своих предков невероятную богатырскую силу, благородство и нелюбовь к напрасно проливаемой крови. Став богатейшим казанчием, он сохранил в отношениях со своими казаками дух подлинного товарищества, почему те готовы были очертя голову выполнять любой его приказ.
С ходу ворвавшись в Джун–Калу, Марджан захватил такую большую добычу, что пришлось посылать для вывоза ее эмирский флот.
А в 1376 г. джунцы зимой двинулись на Казань, выполняя приказание Мамая. К ним пристали и москвичи, взявшие с собой низвергнутого эмирского даругу Гусмана. Гусман был сыном купца и суварбашы  Салиха и легко управлялся в Москве с обязанностями даруги и торговлей бобрами и меховыми одеждами.
Москвичи (мэскэуле) с ходу бросились к казанским стенам, но булгары ударили из неизвестных русским пушек, и те обратились в паническое бегство. Марджан стремительно вылетел из города со своими казаками в погоню, и рубил москвичей до Ягодного леса. Джунцы, бывшие в лесу, с полным безразличием наблюдали за происходящим. И только по приказу своего горячего бека схватились с приблизившими воинами Марджана. Видя, что выманить джунцев из леса не удастся, бей отошел в город. Следом за ним джунцы и остатки москвичей вновь приблизились к Казани. Однако очень скоро позади русских появились всадники Енейтека. Улугбек пошел было на Аю–су пожечь зимники тамошних беспокойных татар, но его успели повернуть с дороги к столице. Семь тысяч урусских пехотинцев были окружены булгарами и укрылись за своими возами. Их конница отошла к Биш–Балте и не давала Енейтеку раздавить осажденных. Конница была наполовину московской и отличалась неплохим боевыми качествами. Ее создал московский бек по образцу булгарской, сразу после поражения русского войска в 1369 г.
Наконец русские воеводы вступили в торг с булгарами, тоже не расположенными нести ненужные потери. Договорились о выкупе. Русские привезли требуемую сумму из Джун–Калы. Енейтек открыл дорогу, и неприятели стали отходить под прикрытием своей конницы. Жена Гусмана Сююмбика ехала на санях за своим сыном, бывшим среди москвичей. А они после вылазки Марджана хотели убить Гусмана, но воевода Джим–Тюряй не допустил убийства. Когда русские подошли к крепости Лачык–Уба, они отпустили Гусмана и Сатылмыша – булгарского  даругу в Джун–Кале и одновременно главного эмирского таможенника на Руси. А булгары  отпустили взятых Марджаном русских воевод Аслана и Уджика. Сююмбика была так довольна спасением сына, что подарила Джим–Тюряю бобровую шубу. Из–за нее завистники воеводы русские бояре прозвали его «Бобриным».

Но едва булгары ушли за Сура-су, как русская конница обрушилась на черных аров, мща за гибель своих в 1369 г. Сожгла несколько арских аулов, но и сама увязала в снегу и попадала в засады. Азан был оскорблен вероломством урусов и попросил кук–ордынского хана Уруса – союзника эмира – помочь Булгару проучить их. Урус прислал своего младшего брата хана Арабшаха с 4 тысячами кыргызов, многие из которых были каракалпаками–минцами и рвались свести счеты также с кытайскими ногайцами. Придя в Великий Булгар, Арабшах совершил вместе с эмиром молитву в мечети «Исмаилдан» об успехе джихада, а потом уже приступил к самой войне с татарами. Первым делом он выжег самовольно устроенные стойбища монгытов по Самаре, а затем перешел в Буртас и очистил от татар эту область Державы. Чура–Коч с радостью помог хану обустроиться. И, когда эмир приказал сформировать союзное войско, соединил с корпусом кыргызов отряд из полутора тысяч симбирских джигитов во главе со своим сыном беком Аром («Мордвином»). Марджан, которого после разгрома Джим–Тюряя стали звать Джим–Марджаном или «Шаймар–даном», также не удержался и примкнул к булгаро–кыргызскому войску с 500 своих казаков и джур. Сам эмир дал союзному войску две тысячи черемшанцев, которые решились кровью джихада смыть позор своих родителей, без боя сдавших Джукетау татарам, и этим заслужить право на новый переход из сословия кара–чирмышей  в разряд ак–чирмышей. Кроме этого, Азан присоединил к войску тысячу казаков Енейтека во главе с сыном хана Сэбэрче, который восстановил под своим именем и возглавил крепость на левом берегу Сура–су. Все это 9-тысячное войско назвали войском мюридов, ибо многие его бойцы называли себя мюридами. Мюриды изгнали вон с булгарской земли джунцев, проникших за Сура-су. А когда джунские и московские беки двинулись с 70 тысячами воинов к рубежам Державы, растоптали врагов на реке Исрек-су. Только одному из десяти русских воинов  удалось тогда спастись. Вслед за этим мюриды разгромили джунские крепости между Саин-Иделыо  и заставили джунских беков вновь уплачивать дань Булгару.
Кисанский бек вздумал было поддержать джунцев – за что  был наказан. Мюриды погромили Кисан и заставили кисанцев возобновить выплату дани Симбиру. Но вскоре после этого Арабшах повстречался с купцами из Джалды, которую стали называть и Крымом. Те поведали хану о благоприятности их края для кочевья и выгодности службы алтынбашцам. И Арабшах решил уйти в Джалду. Напрасно Азай отговаривал его от этого шага, предлагая взамен совместный поход на Сарай и Дон. Арабшах проявил свойственное кыпчакам самомнение и двинулся со своими тремя тысячами кыргызов к Сакланскому морю (Черному морю) через владения Мамая. Для прохода через Шир (Дон) хан предварительно связался с улубием. Но тот использовал переговоры для сговора с некоторыми кыргызскими биями. Когда стали переправляться через реку, заговорщики плотно окружили  хана и убили его несколькими кинжальными ударами. Один бий Шонкар, не пожелавший примкнуть к заговору, видел все это, но сдержал свое возмущение. Зато когда убийцы объявили кыргызам о нечаянной гибели хана в водах Шира и предложили перейти на службу Мамаю, этот бий выступил против. Народ раскололся: две тысячи ушли с Шонкаром, а тысяча последовала за заговорщиками.
Мамай тогда готовился к походу на выступившую против его власти Москву,  и был рад даже этой тысяче.
Под¬чи¬нив се¬бе Великие Булгары,  Се¬вер¬ный Кав¬каз,  Ас¬т¬ра¬хань,  мо¬гу¬чий тем¬ник Мамай к се¬ре¬ди¬не 70–х го¬дов XIV в. стал наи¬бо¬лее силь¬ным та¬тар¬ским пра¬ви¬те¬лем. Хо¬тя  в  1375 г. Араб¬шах за¬хватил Са¬рай–Бер¬ке и от Ма¬мая от¬ло¬жи¬лись булгары,  а Ас¬т¬ра¬хань пере¬шла к Чер¬кес¬бе¬ку, Мамай  еще ос¬та¬вал¬ся пра¬ви¬те¬лем ог¬ром¬ной тер¬ри¬то¬рии от ни-зовь¬ев Вол¬ги до Кры¬ма.
Мамай  отправил кыргызских биев к Азану, и они передали ему следующую ложь: «Арабшах присоединился со всей ордой к Мамаю и посоветовал тебе прислать кыпчакскому улубию (Мамаю) дань и отряд с туфангами  для наказания московских бунтовщиков. В противном случае он пообещал напасть на тебя со всей своей ордой». Эмира (Азана) как молнией поразило это известие. Он тут же вызвал бека Сабана и велел ему идти на Шир для соединения с Мамаем, с двумя тысячами черемшанцев Чаллы–Мохаммеда, тысячью башкортов, буртасской тысячей Гарафа и тысячью кашанцев, а также с двумя туфангами Аса – ученика пушечного мастера Тауфика. Прощаясь с сардаром, эмир откровенно сказал ему: «Пусть лучше погибните вы, чем всё государство». Увидеть возращение войска Азану не довелось, так как вскоре, после ухода Сабана, он умер. Эмиром стал его сын Би–Омар. А Сабан направился в Кыпчак и соединился с 80–тысячной ордой Мамая на развалинах старой крепости Хэлэк. Перед битвой захватили в поле русского воина, одетого в рясу папаза (священника). Сабан хотел допросить его и отпустить, так как обычно не трогали священников. Но тут подъехал Мурза–Тимур и убил пленного копьём. Узнав этого разбойника, Гараф тут же убил его  таким же ударом копья.

В 1376 г. уш¬куйники, вна¬ча¬ле ог¬ра¬бив рус¬ские го¬ро¬да Ко¬ст¬ро¬му и Ниж¬ний Новгород,  вы¬шли на Ка¬му,  про¬да¬ли в Булгаре  русских  плен¬ни¬ков и по¬плы¬ли даль¬ше в Ор¬ду,  за¬хва¬ти¬ли и раз¬гра¬би¬ли Са¬рай–Бер¬ке.  В  Хад¬жи–Тар¬ха¬не  (Ас¬т¬ра¬ха¬ни)  та¬тар¬ский князь Са¬ла¬чи за¬ма¬нил их в за¬са¬ду и пе¬ре¬бил всех.  Не¬ко¬то¬рые ис¬то¬ри¬ки от¬ме¬ча¬ют,  что послед¬нее на¬па¬де¬ние на Булгарию уш¬куй¬ни¬ки со¬вер¬ши¬ли в 1391 г.

А в это же время, в 1376 г.   ве¬ли¬кий князь Дмит¬рий Ива¬но¬вич и Дмит¬рий Суздальский по¬сла¬ли  на  за¬вое¬ва¬ние Булгарии боль¬шое вой¬ско под ко¬ман¬до¬ва¬ни¬ем кня¬зя Боб¬ро¬ка–Во¬лын¬ско¬го. Когда рус¬ское вой¬ско под¬сту¬пи¬ло к Булгару, за¬щит¬ни¬ки го¬рода  вышли  ему  на¬встре¬чу,  и сра¬же¬ние  про¬изош¬ло под сте¬на¬ми булгарской сто¬ли¬цы. В течение по¬след¬них лет три¬ж¬ды став¬шая лег¬кой до¬бычей нов¬го¬род¬ских уш¬куй¬ни¬ков, теперь она бы¬ла хо¬ро¬шо за¬щи¬ще¬на: по на¬па¬даю¬щим со стен уда¬ри¬ли пуш¬ки;  в вой¬ске  у  булгар,  кро¬ме обыч¬ных лу¬ков, оказа¬лись и ру¬жья–са¬мо¬па¬лы. Од¬на¬ко рус¬ские не убоя-лись, и по¬бе¬да ос¬та¬лась за ни¬ми. Булгар¬ский князь Асан про¬сил ми¬ра и по¬лу¬чил его, согласившись при¬нять на¬зна¬чен¬ных Мо¬ск¬вой  «да¬ру¬гу»  и таможен¬ника.  Сверх то¬го,  его обя¬за¬ли уп¬ла¬тить три ты¬ся¬чи руб¬лей в каз¬ну вели¬кого кня¬зя Дмит¬рия и две ты¬ся¬чи –  воево¬дам  и вой¬ску,  что¬бы не гра¬били горо¬да.

Во второй половине XIV в. – начале XV в. булгарские  княжества испытывают на себе постоянное военное давление Руси. Ее ставленник в 1370 г. занимает булгарский престол, а в 1376 г. в Булгаре появляются русские чиновники, в обязанности которых входил контроль за торговлей.


В 1378 г. Мамай организовал поход на Русь, но татарское войско было разбито на реке Воже и отступило в степь.

– Стой, мой златогривый конь Кеме!  Я писал об этой битве в притче о легендарном  герое  первого серьезного столкновения в 1378 г. на реке Воже сил Мамая с войском великого князя московского Дмитрия Ивановича, – сказал я.

– Прочитай своего «Ермачка», – остановился конь.

И я прочитал.

Борис Рябухин

ЕРМАЧОК

Еще солнце над Ордой не закатилось,
Еще поле Куликово не дымилось,
Но пропели трубы сборы над Москвою –
В каждом доме оказалось по герою.

Обломали когти хищному Асану,
И Булата окунули в речку Пьяну,
И на Волге затравили псом Тагая –
И взыграла желчь у дикого Мамая.

Налетел он, словно смерч, на Русь святую,
Попирал ее копытами, лютуя.
Оставлял он от жилища пепелища –
Да споткнулся черный волк у Городища.

Охладил его туман у речки Вожи,
Колокольный звон кольчуг его встревожил.
Там могучий Ермачок с богатырями
Черной тучей поднимался над врагами.

За дружиной ощетинилась дружина,
На плеча передним копья положила.
Знамя Дмитрия над ратью встрепенулось –
И земля, почуяв битву, содрогнулась.

Захрапели кони, затряслась лощина.
Загалдели воры в чертовых овчинах.
И нахлынули на них шеломы лавой,
И пошли полки за волей и за славой.

Смело бился Ермачок необоримый,
В кожухе завороженном – неранимый.
Белый конь его, взлетая над врагами,
Сокрушал их искрометными ногами.

Обагрились кровью воды речки Вожи –
И ордынцы побросали свои вежи.
И татары проклинали, удирая,
Смелых русичей и дерзкого Мамая.

Обезумевшее стадо властелинов
Ермачок загнал в болотную трясину.
Его сабля, словно молния, разила...
Но болото и героя поглотило.

С той поры в полночный час в канун сраженья
По–над Вожей Ермачково слышно пенье
Об орлиной вольной Родине любимой,
Ратной удали ее неодолимой.


Конь Кеме сказал мне:

– Слышно  до рассвета и ржание его погибшего коня. Мы же оба с ним из легенд.