Глава 4.
Утром перед началом занятий в учебную комнату лицеистов третьего курса зашел куратор Дин. Все, не считая новичка, уже были на месте.
– Ребята, – обратился к ним Дин, – вчера совсем не было времени, чтобы рассказать вам о Викторе, и я понимаю, что у вас есть вопросы. Поэтому послушайте его историю.
Семнадцать человек затаили дыхание и не спускали глаз с нескладной долговязой фигуры куратора, который, сделав короткую паузу, продолжил:
– Виктор не совсем обычный мальчик. Он получил при рождении серьезную травму и несколько лет не мог ходить и говорить. При этом он все слышал и понимал, и родители самостоятельно обучали его, конечно, как могли, дома. Недавно его здоровье сильно улучшилось, он смог ходить, а потом и заговорил. Но его речь все-таки пока не до конца развита, да и в знаниях, которые он получал дома, есть серьезные пробелы. Мы проэкзаменовали его и обнаружили хорошие знания по алгебре, геометрии и физике, однако некоторые другие предметы, как, например, биология или литература, ему почти незнакомы. Вопросы есть? – Дин обвел лица слушателей мягким взглядом.
– Кто же его родители? – спросила Анна.
– И где он живет? – включился Феликс.
– До вчерашнего дня Виктор жил в Дальнем корпусе. Его родители служат на границе. Теперь мальчика поселили при лицее, – ответил куратор.
Он немного подождал и, убедившись, что вопросов больше нет, завершил свое посещение настойчивой просьбой:
– Виктору сейчас нелегко. Мне бы очень хотелось, чтобы каждый из вас помнил это и не обижал вашего нового товарища.
По серьезным лицам учеников Дин понял, что услышан, и на душе у него стало гораздо спокойнее.
Виктор появился в учебной комнате в сопровождении Риты. Учительница физики и астрономии была самой молодой в лицее и, пожалуй, не было мальчишки с третьего по седьмой курс, который не был бы тайно влюблен в нее – ну хотя бы на протяжении одного или двух дней. В отличие от большинства женщин Северного города, она не стригла коротко свои волнистые, вечно выгоревшие на солнце волосы, а ее милое лицо часто озарялось доброй светлой улыбкой. И объяснения у нее всегда получались легкими и понятными. «Физика – это очень просто», – то и дело повторяла она. При проведении прошлогодних единых испытаний ее лицеисты стали лучшими в Восточной Федерации. Но Рита даже тогда смеялась и говорила поздравлявшим ее коллегам, что это победа генов и что никакого иного результата от потомков инженеров, построивших вышку, не стоило ждать.
За простоту и легкость Риту искренне любили не только лицеисты, но и преподаватели. Старшекурсники шепотом передавали друг другу легенду, что нелюдим Сергеев подарил очаровательной физичке собственный экземпляр крайне редких исторических хроник. Но была ли эта история вымыслом или историк на самом деле мог забыть о своем женоненавистничестве и удариться в ухаживания за Ритой, доподлинно узнать не удалось.
Сегодня они продолжили изучать электричество.
Виктор выглядел точно таким же, как накануне, то есть внимательным, собранным и тихим. Впрочем, после слов Дина большинство лицеистов уже не решалось открыто пялиться на новичка, да и Рита объясняла так интересно, что полностью приковывала к себе внимание курса.
Без происшествий прошли еще два урока: алгебра, которую им преподавал куратор Дин, а также литература, учителем которой была равнодушная ко всему на свете, кроме своего сына-второкурсника, Скрипка.
На первой же перемене ребята обступили стол Виктора, и Анна выступила от лица всех:
– Дин нам все о тебе рассказал. Если что-то непонятно будет или понадобится помощь – говори. И сразу сообщай, если кто-то станет смеяться или обижать!
Она многозначительно посмотрела на Феликса и двух его приятелей, и те опустили глаза. Новичок улыбнулся и ответил:
– Спасибо, Анна. Спасибо, ребята.
Это была первая фраза, которую однокурсники от него слышали, если не считать имени. Каждому показалось, что в его речи есть какой-то неуловимый дефект, хотя в чем именно он заключался, никто не понял.
Последним уроком было естествознание. Программы этого рассчитанного на год курса не было; в зависимости от настроения Ольхи это была или ботаника, или зоология, или практическая география. Сегодня Ольха передала через завхоза Сему, чтобы ученики приходили в парк. Погода была прекрасная. Жаркие влажные дни года были почти позади; легкий ветерок играл тонкими верхушками реликтовых берез, и многие растения готовились зацвести второй раз. Почти все мальчишки-лицеисты стянули с себя тесные френчи и остались в синих майках – на занятиях в парке допускалась такая вольность. Глядя на них, Виктор тоже снял френч. На его левой руке многие заметили многочисленные красные точки, пунктиром тянущиеся по венам.
«Следы от уколов», – подумал Митя и снова, как и утром, после рассказа Дина, пожалел маленького больного паренька. Впрочем, жалости к себе от этого не уменьшилось. Если другие ученики после урока отправятся кто домой, а кто купаться на берег моря, то ему предстояло провести несколько часов в библиотеке, составляя реферат о Выборном собрании.
Ольха принесла на занятие странные предметы: вертикальный жердь, циркуль и складную линейку, после чего объявила, что они будут учиться определять долготу. Для этого им были тоже розданы наборы инструментов. Митя старался слушать внимательно, но все равно не успевал делать и половины того, что она говорила. Заметив, как аккуратно и точно обращается со своими инструментами Виктор, он стал держаться ближе к нему и повторять его действия. Тот понял это, и стал работать медленнее, давая время Мите на копирование. «Подумаешь, – обиделся про себя Митя, когда это заметил. – Да был бы здесь Крючок, разве бы я подошел хоть на метр…» Ему было досадно, что мальчик, который не научился еще толком говорить, обходит его.
Когда Ольха закончила объяснять, выяснилось, что только Виктор и Митя успели повторить все ее манипуляции. Ко всем другим ученикам ей пришлось подходить и исправлять ошибки или заново повторять целые этапы. «Черт знает, что такое, – растерянно подумал Митя, заметив на себе косые взгляды однокурсников. – Расскажу Крючку, он обязательно во всем разберется».
Трель, возвещавшая о конце урока, в парке была не слышна, поэтому, только заметив толпу выбегающих из лицея второкурсников, они поняли, что занятия закончились. Виктор молча стал собирать раскиданные на земле инструменты. Митя, поколебавшись, стал помогать ему.
– Мне все равно в библиотеку, – пояснил он.
Они вдвоем помогли донести этот груз в кабинет Ольхи.
– Мне туда, – показал Митя вбок, когда они с Виктором вышли из кабинета.
Виктор внимательно посмотрел на внезапно начинавшуюся в конце коридора винтовую лесенку, ведущую наверх, и кивнул.
– А мне туда, – сказал он, махнув рукой направо.
– В пристрое живешь? – догадался Митя.
Виктор снова кивнул.
– Ну, до завтра, – сказал Митя. – Здорово ты управился со всеми этими штуковинами, – не удержавшись, добавил он.
Виктор ответил своей обычной мягкой улыбкой, и они разошлись в разные стороны.
В библиотеке Мите по записке Сергеева незамедлительно выдали целую стопку отпечатанных копий документов. Он с отчаянием смотрел на нее, не зная, с чего начать. Вздохнув, он наугад взял последний, самый толстый документ и, к своей радости, прочел на титульном листе карандашные пометки: «51-й год после Великого Катаклизма. Отчет последнего Выборного собрания». Получалось, на один вопрос ответ уже найден.
Митя развернул бумагу на середине, чтобы узнать, по какому поводу Выборное собрание созывали в последний раз. Прочтя пару строк, он хлопнул себя по лбу. Ну, конечно! Теперь он понимал сарказм Сергеева. В прошлом году весь Северный город был обклеен празднично оформленными транспарантами с надписями «Восточной Федерации – сто лет!» Все лицеисты и преподаватели ходили со значками с цифрой сто, и были написаны десятки работ на городской конкурс, посвященной великой дате, когда четыре независимых города объявили о долгосрочном союзе и когда Восточная Конфедерация получила название Восточной Федерации. Выборное собрание сформировало тогда депутатский корпус и больше с тех пор не созывалось. Об этом широко известном факте в прошлом году тоже вспоминали столько, что Митя сам сейчас удивлялся, как мог ляпнуть на уроке такую чушь. Ну, правда, как могло Собрание, которое больше ста лет никто не созывал, вдруг взять и что-то ратифицировать тридцать пять лет назад?
Торопясь, он переписывал короткую повестку последнего Выборного собрания, потом рылся в других документах, чтобы найти регламент проведения его заседаний и принципы формирования. Наконец, последняя строка была написана, семистраничный реферат был закончен. Он наскоро пробежал его глазами, чтобы убедиться, что ничего не забыл. Потом посмотрел в исходном документе, правильно ли переписал цифры. Внезапно напечатанное мелким шрифтом примечание привлекло его взгляд. Под расплывшейся звездочкой было написано: «О попытке созыва Выборного собрания в 114 г. В.К. см. т. 12; 16-87».
От этой пометки Мите стало не по себе. Неужели задача была не так проста, и он напрасно потратил почти три часа? А так хочется есть… И Крючок его уже наверняка ждет. Митя взял документ и поплелся к стойке библиотекаря.
– Закончили? – вежливо спросил тот.
– Пока не знаю, – вздохнул Митя. – Я не очень понял это замечание.
Библиотекарь нацепил на переносицу очки и внимательно прочел текст сноски.
– Восемьдесят седьмой шифр означает, что документы хранятся в запечатанном и закодированном виде, – сказал он. – Не думаю, что ваш преподаватель задал бы вам такое задание. Впрочем, может, вы владеете кодом? – поинтересовался он.
– Нет, – облегченно рассмеялся Митя. – Спасибо, библиотекарь, я закончил.
«А теперь быстрее к Крючку!» – подумал Митя, сбегая с винтовой лестницы.
К себе он заходить не стал, рассудив, что родители все равно еще на работе, а Крючок скучает дома один-одинешенек, без новостей.
Горло у друга было все еще перевязано, но хрипел он гораздо меньше. Крючок вообще сегодня мало говорил, больше хмурил белобрысые брови.
– Вот как, – отзывался он и на сообщение Мити о проявленных способностях новичка в естествознании, и на пересказ слов Дина о болезни Виктора.
При этом взгляд Крючка блуждал по комнате, и было понятно, что мысли его заняты чем-то другим. Митя заметил это и даже хотел разозлиться, но у него не получилось, как никогда не получалось у него злиться после вкусного сытного обеда.
– Крючок, да о чем ты все сегодня думаешь? – не утерпев, спросил он.
– А? – не сразу отозвался тот. – О чем думаю? Хм… О разном, – уклончиво ответил Крючок.
– А о чем о разном? – спросил Митя.
Крючок прищурил глаза и посмотрел на него.
– Ну, раз ты сам спросил…
Он рывком поднялся с дивана и шагнул в угол комнаты.
– Вот, – сказал он, неуловимо быстрым движением достав оттуда какой-то маленький блестящий предмет и поставив его на вытертую обивку дивана.
Митя вздрогнул всем телом и невольно вскочил.
– Ты… ты что же, получается, лазил в кабинет директора? – ужаснулся он. – Рылся в его ящике и нашел это?
– И всего-то дел подтянуться на подоконнике, – презрительно улыбнулся Крючок. – Окно нараспашку, ящик нараспашку, даже сейф нараспашку. И очень сильный запах спирта и можжевельника.
– А-а, – понял Митя. – Ночью лазил?
– Ага. Отца все равно дома не было.
Митя ошарашено чесал затылок.
– Послушай, Крючок, но здесь это оставлять никак нельзя, – сказал он. – Надо где-то перепрятать.
– Надо, – сразу согласился он. – Я даже придумал, где. Там точно никто не найдет.
– И где же? – поинтересовался Митя.
Крючок помолчал, посмотрел на него, внимательно, словно оценивающе щурясь, а уже только потом ответил:
– В Сосновом Бору, конечно!
– Ты сошел с ума, – убежденно сказал Митя. – Это невозможно… Там высокая стена, и охрана, и даже если попасть внутрь, то всякие ловушки и ложные тропы…
Крючок с довольным видом кивал, пока его приятель припоминал и перечислял все преграды и опасности, а когда Митя закончил, снисходительно объяснил:
– Вот именно поэтому лучшего места, чтобы что-то надежно спрятать, у нас в Северном не найти. Надо пойти туда сегодня же ночью.
– Если тебя там поймают, то твоего отца сразу выгонят из гвардии, – высказал Митя свой последний аргумент.
К его удивлению, Крючок сразу кивнул.
– Выгонят, это уж точно. Поэтому, сам видишь, мне рисковать нельзя. В Бор пойдешь ты.
– Я? – не веря своим ушам, переспросил Митя.
Он посмотрел на свои пухлые веснушчатые руки, словно впервые их увидел, и подумал о главном препятствии – высокой гладкой стене. Худой и ловкий, как кошка, Крючок легко преодолел бы ее, в этом он не сомневался. Но сам Митя… Нет, толстым он не был, обычной средней комплекции, как все ребята, но эта его вечная неуклюжесть… Он представил, как цепляется руками за серые камни, как беспомощно повисает в паре метров над землей, а потом кулем обрушивается внутрь, и высоченные сосны скрипят в темноте своими стволами, недобро похохатывая над неловким чужаком. И даже если все получится, как он потом выберется назад?
– Заходи сегодня за мной в половине второго, – сказал между тем Крючок. – Или вообще больше не заходи, – жестко добавил он, заметив растерянное выражение на лице приятеля.