ГЛАВА 5.
ВО ДВОРЕ ВОЕНКОМАТА…
…Лишь начало светать, и контуры соседних домов едва стали видны в утреннем сером свете, гостей подняли, напоили горячим чаем с молоком и домашней свежей выпечкой, попрощались.
Старики долго обнимали Марину и Вика и всё что-то говорили, причитали и молились.
Молодые члены семьи теперь уже сдержанно прощались и разъезжались по работам, извинившись, что так и не смогли с них отпроситься. Детей повели в сады и школы, и они долго махали на прощание смуглыми ручками, крича что-то на ломаном русском языке.
На остановку автобуса пошли вчетвером: девушка, Вик, Арман и его жена Гульсура, которая работала где-то возле военкомата.
Морозный, ледяной, стылый колючий воздух хватал их за щёки, носы, губы, подбородки, сцеплял крылья носов, обжигал дыхание, заставлял прятать в варежки руки, уворачиваться от пронизывающего ветра и съёживаться – температура упала ниже двадцати градусов мороза.
Мари тяжело вздохнула: «Бедные деревья! Если мороз понизится ещё на несколько градусов, а снег так и не выпадет, погибнут великолепные сады сортовых яблонь вокруг совхоза. Та же участь постигнет и бесконечные шпалеры прекрасного винограда, что так прославил хозяйство. А плантации такой вкусной клубники “Комсомолка”, из которой тётя Таня варит своё знаменитое варенье? Они тоже погибнут, увы».
Шла по визжащему под ногами снегу и думала о садах и плантациях, о рощах и посадках, о деревьях грецкого ореха, тутовника, боярышника и облепихи, о нежных персиках, абрикосах и черешнях…
Не думала только об одном: с каждым шагом, километром, пройденным автобусом, всё ближе становилось место назначения – райвоенкомат. С него для всех начнётся новая жизнь, с которой откроется отсчёт, делящий всё сущее на две части: «до» и «после» рокового призыва.
Гульсура, глядя на Марину, с трудом сдерживала слёзы, тёрла платочком глаза, сжимала нервно пухлые губы.
Арман, одетый в военную форму, тихо журил её на казахском, виновато оглядываясь на гостью с братом.
Вик смотрел на пробегающий за окном автобуса пейзаж, на людей, машины, дома, далёкие горы, ясное небо и, казалось, впитывал в себя их вид, запахи, голоса, звуки и, похоже, просто жил этой минутой.
Офицер горестно и понимающе вздохнул: «Настоящий мусульманин, наш русский брат. Терпеливо ожидает уготованной судьбы. Уалла, акбар… Иншалла. И я бы ждал. Но не сейчас! Я готов поспорить с Всевышним! Ради неё, сестры…»
…Сойдя на остановке «Райвоенкомат», пошли к зданию комиссариата, где уже начали собираться новобранцы с провожающими.
– Ждите меня здесь, – Арман указал на старое дерево карагача, стоящее на небольшом возвышении рядом с площадкой. – Я буду к вам выходить время от времени и сообщать, как там идут наши дела.
Махнул рукой и торопливо скрылся в здании главного корпуса, отдавая честь сослуживцам и начальству – рабочий день вот-вот начнётся.
– И я не могу быть с вами долго, – виновато проговорила Гуля. – Мине в девять нада быть работа… Не абижайся на мине, ладна?
– Ну что ты, Гуленька! Какие могут быть обиды? – обняла её девушка, успокаивая. – Как только время подойдёт, иди. Не стесняйся, мы всё прекрасно понимаем. Отправка ребят может надолго затянуться, ты же знаешь.
– Да, знаю. Сотрудница мой весной сына провожал, так машины пришёл только в три дня! – вздохнула глубоко, стараясь не смотреть на Вика. – Жалка наших мальщиков. Защем их брать «туда»? – тихо заплакала, утираясь платочком.
Стояли, стуча ботинками и сапогами о стылую землю, замерзая на морозе и пробирающем до костей ветру.
Марине родичи подарили свитер, заставили надеть шерстяные колготы, положили в сапоги войлочные стельки – было терпимо. Да у подножия дерева был большой пень, помог ей – встала на ложе, стало значительно теплее ногам.
Народ всё прибывал и прибывал на площадку, отведённую для проводов будущих солдат: приезжали на рейсовых автобусах, личных легковых и грузовых автомобилях, в тележках, прицепленных к тракторам – целыми кланами, огромными семьями, аулами, кишлаками.
Вскоре на площади уже не было свободного места от обилия новобранцев и их провожатых. Народ гудел, шумел, галдел на всех языках, перекрикивался через головы других людей, приподнимаясь на цыпочках, а когда их не слышали, шумно проталкивался с пьяной руганью и матами, устремляясь к знакомым и родным в другом конце площадки.
Странным был этот призыв.
Присмотревшись за долгие часы ожидания к ребятам-новобранцам, москвичка заметила пугающую закономерность, которая ужаснула, застудив душу: «Парней славянской внешности единицы! Словно это узконаправленный, узконациональный и узкорасовый военный набор! Сразу понятно, почему: “туда” гонят внешне похожих на местное население мальчишек, надеясь, что своих по виду и вере не будут так нещадно убивать, как истребляют славян. Наивные! – только в эту минуту, глядя на море черноволосых смуглолицых узкоглазых парней, подумала со страхом. – Ой, неспроста их всех тут собрали в одну команду. Ох, неспроста! Ой-йо-ёйй! Быть беде! Большой беде! Ох, и наплачутся матери да невесты!..»
Арман несколько раз выходил к гостям, качая отрицательно головой, и они понимали: не вынесли ещё списки с фамилиями и номерами рассылки команд.
Гуля несколько раз порывалась уйти, но, посмотрев на стенающую толпу, опять оставалась, словно заворожённая этим горем.
Неумолимое время шло, и женщине всё-таки пришлось уехать на работу, как бы ни хотелось проводить Вика.
Часы тикали и текли, разбавляя тяжесть ожидания сценками прощаний вокруг.
…В какой-то момент к военкомату подъехали сразу несколько легковых машин с огромной, шумной, сильно пьяной компанией казахов всех возрастов и полов, которые, вероятно, не первый день «провожались».
Люди, как люди, но, взглянув на виновника пьяной вакханалии, Марина вздрогнула всем телом, словно в неё ударила молния!
«Нет, не знаю этого парнишку-казаха и вижу впервые. Тогда почему “продрал мороз” по шкуре, едва удалось рассмотреть внешность? Ничего необычного, особенно и выдающегося в смуглом лице и облике нет: невысок, строен, с узкими плечами, красивой круглой головой, как-то по-особенному хорошо посаженной на плечи, с нежными привлекательными чертами юного личика, ещё детского и непорочного, с припухлыми губами сочного красного цвета – совсем мальчик! Для казаха из глухого аула он очень красив, даже слишком. Явно похож на маму. Мил, как ангел. Казахский Ангел… – как только эти слова в голове прозвучали, тут же в грудь, в самое сердце, больно кольнула студёная игла ужаса! – Смертник! Бедоносец! Не вернётся домой никогда! Всех с собой потянет! Сонм!»
Пошатнувшись от холодящего душу страха и осознания, что «видит» судьбу парнишки, ухватилась за чёрный и корявый, свилеватый ствол карагача, стараясь не рухнуть к изножью. Почти потеряла сознание!
– Марин! Что с тобой?..
Вик, смотря во все глаза, испуганно бросился, подхватив крепкими руками и прислонив к стволу, прижав телом, тёплым и родным.
– Тебе плохо?
Всматривался в помертвевшее лицо, расширенные ужасом огромные малахитовые глазищи, присмотрелся к лопнувшим на морозе губам, из которых потекла тонкая струйка крови, такая яркая на таком белом лице.
– Помощь требуется? – прижал носовой платок к её губам.
– Нет, – прохрипела, с трудом выталкивая воздух из лёгких. – Вик, аккуратно обернись к толпе… и посмотри на ту группу, где девушка в ярко-малиновой беретке, – указала глазами на компанию в дальней стороне площади. – Видишь? А теперь просто… рассмотри паренька без шапки…
С трудом выпрямилась, держась за ствол ильма, и обратила глаза в сторону «ангела».
Подошёл к дереву ближе, поправил картон под ногами сестры, убедился, что ей лучше. Словно ненароком, обернулся, встал, оперся о ствол спиной. Устроившись, стал спокойно водить глазами по толпе. Ему понадобилось некоторое время, чтобы в колышущемся море людей, в котором все переходили с места на место, разыскать нужную группу провожающих, рассмотреть тот островок, среди которого ярко алел берет.
Не в силах совладать с собой, Мари вновь возвращалась взглядом к парню, отводила взгляд и опять смотрела в узкие раскосые карие глаза.
– Знаешь, – выдавил тихо брат, странно охрипнув, – у меня нет вашего с мамой дара видеть среди живых людей ходячих «мёртвых», будущих покойников. Или, как их мама называет, «мёртвых живых». А ведь «вижу»! Представляешь? Дар проявился! – передёрнулся всем телом от неприятного ощущения. – Блиинн, ты тоже это почувствовала, да? Красив до смерти…
– Да, – только и смогла просипеть, всматриваясь мальчику в лицо. – Может, мы сумасшедшие? – грустно улыбнулась. – Или на сцену эстрады пора, деньги на нашем даре зарабатывать?
– Не дай бог! К лешему ваш дар! Ччёрт… даже «мурашки» по спине ползут… – ёжился, отворачиваясь от «херувима». – Бррр… аж кишки застыли! Тьфу, пропасть бы вам всем, ведьмам глазастым… Бог мой… не могу отделаться теперь от этого мерзкого чувства! Забери! Ё-маё…
На его счастье на ступеньки военкомата вышел дежурный офицер, держа в руках несколько листков со списками, и отвлёк от мрачных мыслей и чувств. Поднеся к губам рупор, попросил провожающих заканчивать прощание: вот-вот прибудут автобусы за призывниками.
Время пришло.
Февраль 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/02/10/767