Из детского цикла "ПРАЗДНИК"
История печальная, случившаяся с нашей собакой
У моего брата Кости в 1980-е годы была замечательная собака, мальчик-спаниель по кличке Дик. Не могу утверждать, что таких собак на свете больше нет, но то, что в Новгороде таких было мало – это правда. Мой папа с моим братом Костей давно присматривали себе собаку - с перспективой на охоту, в Новгороде Великом это очень распространенное занятие. Взяли Дика, когда тот был малюсеньким слепым щенком. Принесли домой буквально в варежке. Щенок унаследовал богатую родословную, которой могут позавидовать иные короли. Царский был щенок! Когда мама поила его из бутылочки теплым молочком, он, еще не зная меры, пил «до отвала» и тут же отваливался лапками вверх, круглый, как маленький мячик. Подрастал быстренько. Был очень занимательным. Кушал, баловался, делал лужи. Вскоре самому надоели эти лужи, которые без устали напускал по всей квартире; стал проситься на улицу…
Папа с мамой, конечно же, полюбили Дикушу, а Костины дети, которые раньше редко заглядывали к бабушке с дедушкой, теперь заходили гораздо чаще – поиграть со щенком. Особенно интересовался щенком Ромочка, говорил, что они хотели бы забрать Дика к себе. Так и получилось, что забрали, хотя и жили всей семьей вчетвером в одной комнате коммунальной квартиры. Детям, Марине и Роману, стало веселее в компании с собакой.
Вообще, Костя вместе с отцом всегда увлекались охотой, и летом, и зимой - сезона не попускали. Ходили и на уток, и на вальдшнепов, и на перепелов, а зимой на лося. Дику еще было далеко до этого, но уже не очень. Он рос, становился толковым и красивым представителем своей гордой породы. Сам – иссиня-черный и шелковистый, блестящий. Уши мягкие и длинные. Нос и лапы – чувствительные. Хвост – сильный и нетерпеливый. Глаза – умнющие. Весь – внимание. Быстро постиг обиходный лексикон и повадки людей, казалось, изучил каждого члена семьи. Хорошо знал свое место и роль каждого человека в доме. Был ласков и предупредителен с детьми, а дети в нем души не чаяли. Особенно же любил, когда его приводили домой (или в гости?) к дедушке и бабушке, носом чуял, когда и куда его ведут. По старой привычке, прежде чем провести ревизию всей квартиры, устремлялся на кухню – к бабушке. Дедушку любил без памяти, а бабушку по расчету: знал, что, в любом случае, его никто лучше бабушки не накормит и более нежно не приласкает. Костя с Диком обращался коротко и сурово, когда куда-то спешил, а в минуты отдыха расслаблялся душевно, и Дик от него не отходил.
Полюбил Дикуша и ту охоту, с которой ему пришлось-таки столкнуться. Правда, он поначалу не понимал, для чего нужна какая-то утка, что вот только что подстрелена и упала в болотистые дебри. Что с ней делать? Ничего, вскорости привык, понял, для чего его держат… Зимой же, по грудь в снегу, нырял, подбираясь к далекой добыче – быстро научился. Кто для чего рождается на Земле? Охотничья собака, наверное, - для этого. Ружья, патроны, запах пороха стали для Дика привычными. В машине ездил спокойно, потому что брали в машину часто. Сидел как столбик, смотрел на дорогу, беспокойств не чинил. С другими собаками всюду ладил, зря никогда не задирался, вел себя достойно. В спокойной обстановке был серьезным и благородным. Конечно, я очень мало разбираюсь в собаках, хотя Дик – это не первая собака в нашей семье, да прошлые были в моем милом детстве, долго не задерживались, их отдавали потом кому-то на волю в деревню.
А вот Дик – другое дело… Когда мы приезжали из Москвы и Дик, переступая порог квартиры уже носом чуял посторонних, папа ему говорил про нас:
- Дик, это свои!
Дик понимал, вежливо давал себя погладить, не стеснялся и не выказывал неудовольствия и тревоги в наш адрес. А с Володей, бывало, и на охоту ходил, когда его приезд в Новгород совпадал с сезоном; оба друг к другу привыкли сразу. Я любила Дика, правда, немного с опасением, понимала, что лишний раз испытывать его терпение или привлекать его внимание не стоит. А Маша прямо «прилипала» к нему, гладила и обнимала, говорила, что заберет в Москву. Дик не возражал. Он был привычен к детям, Мариночка и Ромочка чего только с ним не вытворяли – был им как игрушка и как добрая нянька. Детей он очень любил и чувствовал свое перед ними преимущество в силе – сдерживался.
Мне казалось, что Дик был умнее и тоньше других собак его породы. Был – почти как человек, по своему собачьему интеллекту – был личностью… Все делал с пониманием. По одному слову выполнял все команды и поручения. Например, приносил тапочки – каждому свои, некоторые другие предметы, которые знал. На улице слушал хозяина со вниманием, шел без поводка и, например, подзывал издалека именно того, кого просил хозяин, то есть папа или Костя. Сторожил все, что прикажут. Брал еду только из рук хозяев и только после слова «можно». Если положить кусочек колбаски ему на его великолепный влажный нос и сказать «нельзя», то он застынет статуей ожидания. А как только скажут «можно», так он уже этот кусок проглотил. Прямо как в цирке! Не любил, когда ворчат и ругаются, а любил волю и природу. Мне кажется, что и на охоту он рвался потому, что выезжали за город, разводили костер, угощали мясом…
В общем, любил добрые компании.
Я видела не один раз, как Дикуша тщательно обследовал любую новую местность, куда попадал, обнюхивал травинки, камешки, обходил вокруг кусты без видимой надобности. Ложился на траву, философски глядя вдаль – отдыхал. Очень не любил обязательных вещей и ритуалов. Но… Хотя и не любил плавать, а по приказу - пожалуйста, достану заброшенную в воду палку; не любил мыть лапы после улицы, но раз заведено – бегом в ванную; не нравилось стоять на задних лапах, но если детям нравится – вот, смотрите!
…По законам собачьего клуба раз в году нужно было показываться на смотринах, подтверждать родословную и кучу прошлых медалей, заслуженных родителями. Этого Дик точно терпеть не мог, в чем повторял своего хозяина Костю, который «показухи» вообще не переносил. Смотр обычно проходил на городском стадионе и состоял из трех этапов, трех кругов. Эти круги нужно было проходить вместе с другими собаками и их хозяевами. Из первого круга лучших по выучке и выправке собак отбирают во второй, а уж самых-самых – в третий, победный. Костя рассказывал, что, как только он начинал собираться на такое мероприятие, Дикуша уже понимал, куда пойдут.
- Надо, хозяин?
- Надо!
Приезжали на место – суета, гомон; собаководы толкаются, прихорашивают собак, вытаскивают документы, оформляют какие-то бумаги. Скука… Скорее бы закончилось все это! Ну, первый круг выдержать еще можно. И это еще не все? - Конечно, ведь отобрали во второй, так что – давай! Вот незадача… Дик устало смотрит на Костю:
- Надо, хозяин?
- Надо!
…Надо так надо, и опять – то же самое, но уже в числе избранных. Ура, вышел в третий тур! Дик, ну давай, ведь ты же самый лучший, получай причитающееся тебе золото, как это делали твои предки! Давай. Давай же!
- Надо, хозяин?
- Надо!
…Эх, хозяин! Дик тормозит, останавливается у последнего рубежа, смотрит умоляющими глазами: все, хозяин, больше не могу… Собачье терпение все вышло. Костя пытался было - по первому разу - настаивать, так Дик вырвал поводок, отбежал подальше и сел как вкопанный. Протестовал, значит. А как же другие приказы и команды хозяина, выполняемые по первому же слову? – Так те были по делу. А здесь-то мы что забыли?
Медали – пусть получают другие. Что нам с них?
Так и приучил всех к мысли о свободе выбора. Вообще, свободу Дик любил во всем, так и воли давали ему предостаточно. Несмотря на то, что порода была редкая, собака завидная, Костя все же практиковал выпускать его гулять во двор самостоятельно. Вот этого мне было никак не понять, при всех объяснениях. Такой соблазн – явно не к добру… Я только спрашивала:
- Не могут ли украсть собаку?
- Да ты что! Разве Дик даст себя украсть?
- И все же…
- Понимаешь, ему указана та окружность, внутри которой он может гулять свободно – во дворе и около папиного гаража. Да и мы присматриваем, конечно.
- И он не нарушает?
- Вроде, не замечали.
- А как же домой возвращается? Как открывает двери в подъезд и в квартиру?
В подъезд – смотрит, кто проходит из соседей. А там – в пять секунд взлетает на второй этаж, как гавкнет возле двери – вот мы и услышали.
- Вот это да!
…Все было бы хорошо, но однажды, по приезде из Новгорода в конце летних каникул, Маша рассказала мне нехорошие новости. Недавно с Диком случилось то, дедушка уличил его в излишней свободе гуляния. Пошел однажды дедушка по каким-то делам со своей улицы Великой в сторону Кремля. Дошел до моста через Волхов, спускается вдоль парка, как вдруг видит, по краю полянки, чуть ли не по самому берега Волхова, прогуливается Дик – как ни в чем ни бывало. Дедушка усомнился, хотел глазам своим не поверить: вдруг он ошибся, спутал издалека с другой собакой той же породы? Громко позвал Дика, и тот (а это был точно – он!), узнав дедушку, с места в карьер рванул к нему, сияя от счастья, и вдруг… Сообразил! Резко затормозил, прижался к земле, прямо врастал в траву, притворяясь ее былинкой. Виктор Николаевич, конечно, знал, что Дика выпускают гулять одного, что не вызывало его одобрения – напротив… Но, даже если так, - чтобы тот гулял так далеко от дома - это непорядок; что-то не то происходит. Дедушка снова окликнул Дика, но тот затаился, отползая к кустам, все скорее исчезая из поля зрения. Дедушка тут же решил разобраться в этом вопросе, отменил все дела, по каким куда-то шел, повернул обратно. Пошел к Косте домой. В Новгороде – все относительно недалеко, и через десять минут Костя уже открывал дверь, не подозревая, для чего пришел отец. Дедушка спросил строго:
- Где Дик?
- Как где – вон, лежит на своем месте.
- И давно лежит?
- Да нет, незадолго перед тобой вернулся, погулять выпускали.
…Дедушка прошел в комнату, и видит, что Дик устало «спит», положив голову на лапы.
- Дик, ну-ка вставай!
Дику вставать неохота и он «спит» дальше, он еще надеется, что дедушка поверит в то, что ошибся, что там, на берегу был вовсе не он. Дедушка же все рассказал Косте, браня его за то, что тот так безответственно относятся к собаке, что Дика могут и в самом деле украсть, или отравить, или покалечить. Дедушка был очень опечален и огорчен,: Дикуша был ему слишком дорог. Дик уже и сам понял, что натворил, какую смуту внес. Оторвался от своего половичка и забился под стол, в самый дольний угол. Виноват, точно виноват…
Дедушка снова позвал:
- Давай-ка, выходи!
Дик нехотя вышел, голову склоняя..
- Эх ты…
Дедушка обнял собаку, а Дикуша облизал его с ног до головы, вымаливая прощение. Дика, конечно же, простили, да и не виноват он ни в чем.
Просто…
Животное требует к себе того же внимания и заботы, что и человек. Наверное, как детей нельзя отпускать по волнам жизни без контроля, так и любое привыкшее к дому животное, тем более собаку, нужно бережно опекать. Если собака живет во дворе собственного дома – это одно, а если в квартире, – совершенно другое. Такой собаке гулять безнадзорно - как это же? Где она была, что пила или ела, с какими собаками компании водила – кто его знает?! С другой стороны: с кем же гулять, когда все домашние заняты своими делами?
Поэтому Костю, так вольно относившегося к любимой собаке, тоже понять можно – в чем-то, но с большим натягом.
Машенька мне пересказывала это и говорила, что сильнее всего за Дика огорчилась бабушка… Но потом все как-то подзабылось, загладилось и пошло по-старому, правда, за Диком стали следить строже. Некоторое время все было спокойно. Следующей зимой снова брали Дика на охоту, что его подбодрило. Но с какого-то момента все поневоле обратили внимание на то, что состояние здоровья собаки пошатнулось. Сначала периодически, а потом все чаще стали замечать, что Дик становится более вялым и менее инициативным.
Отчего это?
Начали разбираться, откуда это все началось. Костя стал припоминать, что не столь давно Дик вернулся с самостоятельной прогулки весь взъерошенный и взбудораженный так, как будто его драли чужие собаки. Он не просто вернулся, а влетел в дом опрометью, словно за ним гнались. Возможно, хотели украсть. Когда Дикуша стал заболевать, высказывались предположения, что тогда или больная собака укусила, или какой укол вкололи люди злые…
Эх, как тяжело мне было это узнавать!
Я же так боялась именно этого, да и дедушка всегда был категорически против беспризорности – во всех отношениях! Бабушка, Нина Евсеевна, как врач просила Костю показать Дикушу специалистам, но у Кости на все его рабочие и семейные дела времени порой не хватало, и уделить нужное внимание Дику он никогда не успевал. Считал, что обойдется и теперь. Потом же, когда понял, что дело оборачивается круто, возил в ветеринарную лечебницу, да вразумительного объяснения там не услышал. А Дикуше становилось все хуже, так что он уже и гулять не просился. Ему бывало нехорошо от еды, от питья, от постороннего шума. Это становилось очень серьезным, потому что собака жила в одной комнате с детьми. Дик уже частенько не сдерживался, огрызался на Мариночку и Рому по всяким пустякам, а то и гневался беспричинно, чего раньше ни за что бы себе не позволил. Дик сам себя не узнавал: не мог владеть собой, чувствовал, что глубоко виноват, но в чем?
Животные болеют и страдают от тех же болезней, что и человек, только сказать ничего не могут. Дикие животные, живущие на природе, находят себе излечение травами и корешками, а домашние животные – в полной зависимости от людей, своих хозяев. Как люди сумеют или смогут ими распорядиться – все остается на совести людей.
Горько осознавать именно это…
Через год, когда Маша опять приехала на летние каникулы, бабушка с дедушкой и рассказали последние новости. Машенька очень огорчилась, но надеялась все же, что Дик поправится. Ей очень хотелось повидать его, да повидаться уже не пришлось. По стечению обстоятельств, все остальное произошло очень быстро. На следующий же день позвонил Костя и сказал, что у Дика дела очень плохи, что снова возил его на какие-то консультации, еще куда-то, и все специалисты утверждали: собака – не жилец. Просили оставить в ветеринарной лечебнице, чтобы усыпить, но Костя отказался категорически, привез Дика обратно домой.
А что дальше делать? Никто не знал.
Спустя два дня, уже поздно вечером, в пятницу, когда Маша почти засыпала, в дверь позвонил Костя. Ему открыли дедушка с бабушкой. Машенька слышала, как Костя плакал и говорил, что Дик вышел из себя, бросается на людей, что начались припадки, что умирает… Держать дома его нельзя ни минуты.
Лечебница до понедельника закрыта.
Костя с отцом вытащили с антресолей ружье и патроны.
Пошли в гараж заводить машину.
…Они вернулись только к утру, и до утра Маша с бабушкой не спали, замирали от страха, как там и что… Похоронили Дикушу в чистом поле, за Панковкой, недалеко от дедушкиной и бабушкиной дачи, по дороге на Шимск. Не знаю, что и как чувствовал Дик по дороге в машине, сопротивлялся ли судьбе. А может, увидев то ружье, подумал, что едут на охоту…
Или от боли уже ничего не понимал и не замечал?
Дик прожил только шесть лет, и для собаки – это не крайний возраст. Все очень переживали его смерть, а мы с Володей – еще и потому, что Маша оказалась свидетелем такого трагического случая, ведь она могла вполне приехать через неделю, и хоть не видела бы и не слышала всего того! Да так вышло… Но как известно, жизнь домашних кошек, собак, многих птиц - гораздо короче, чем жизнь человека, значит, нужно всегда быть в готовности, что расставание с ними неизбежно. Только привыкнешь к любимому другу, как вскоре можно с ним расстаться. Что ж, даже если это – только неутешительная теория, то все равно…
Дик остался последней собакой, которая была у нас в доме.
Больше собак не заводили, и дети даже не просили об этом.
А когда нам приводилось ехать по Шимской дороге мимо того поля, мы всегда заворачивали к Дику.
Жаль, что все любимые живут на свете так мало.
Январь 2004 г.