- Ну, конечно, ты же все время помнишь об отце.
- Нет, это такое чувство, как будто что-то забыл и все время хочется вернуться и взять то, что ты забыл.
Прошло шесть лет с тех пор, как Рита родила дочку, которую назвали Марта, по месяцу в котором, девочка родилась. Она была очень похожа на отца, и Андрей души не чаял в своем позднем ребенке. О Рите и говорить не приходилось. Вся любовь и забота от Илги переключились на родную дочь.
Рита стала все больше замечать сходство Илги с ее матерью. Это все время напоминало ей о совершенном проступке и раздражало ее против ни в чем не повинной девочки. Даже Андрей стал замечать, что отношение к Илге слишком резко отличается от отношения к их родной дочери.
- Рита, в тебе одновременно с матерью, проснулась мачеха. Подумай об этом.
- Тебе кажется. Я забочусь об Илге.
- Ты уже не знаешь, в какой кружок или студию запихнуть эту девочку, чтобы только она меньше бывала дома. Рита, она ведь устает от занятий в школе, плюс танцевальный кружок. Ты ее зачем-то еще и в хор записала….
- Она мне еще спасибо потом скажет! Кстати этот коллектив на лето едет с выступлениями по пионерским лагерям Черноморского побережья. Разве это плохо?
- Не знаю. Только Илга уже не маленький ребенок, она все чувствует. И переживает. Я же вижу. Она очень любит Марту, нянчится с нею и все же ревнует. Только виду не подает.
Они прервали разговор, услыхав, что хлопнула входная дверь. Илга вернулась с занятий в танцевальном кружке.
- Илга, вот мы тут спорим о том, нравится тебе заниматься танцами или тяжело совмещать эти занятия с учебой? - спросила Рита.
- Да нет, только для чего мне все это? Я не собираюсь артисткой быть, -
ответила Илга, - но все равно приятно, что вы иногда вспоминаете и обо мне.
Она прошла в свою комнату и закрыла дверь.
- Что это с ней? – удивилась Рита.
- А это как раз то, о чем я тебе говорил, - ответил Андрей.
- Я стараюсь быть к ней объективной, - пыталась оправдаться Рита.
- А не нужно стараться быть объективной, нужно просто любить ее.
- Ну, уж если мы ее не любим?! Одеваем, обуваем, можно сказать, лучше всех ее подруг. Ни в чем не отказываем….
Наступили летние каникулы перед последним учебным годом. Марии, как матери-одиночке, профсоюз выделил путевку для дочери в оздоровительный лагерь. Она была ужасно рада этому. Наконец-то и ее Аннушка сможет побывать на море. Впереди предстоял трудный учебный год и выпускные экзамены.
Анюта тут же принялась перебирать свои наряды, чтобы определиться, что взять с собой. Все же на целый месяц уезжает из дома!
- Анечка, у тебя все это в чемодан не поместится, - смеялась мать. – Ну, зачем тебе столько?
- Наташка в том году ездила. Она мне рассказывала, что там столько мероприятий! И кино, и концерты, и соревнования, и художественная самодеятельность. И даже танцы по вечерам. Что ж я, по-твоему, в одном платье буду весь месяц? Вон, ты мне сколько всего понашила!
Но когда пришел день расставания, Аня расплакалась. Ведь она никогда от мамы никуда одна не уезжала, даже к бабушке. Они всегда были вместе.
- Привыкай, дочка. Скоро совсем упорхнешь, смеялась Мария, утирая слезу.
В лагере Аня быстро обзавелась подругами. Мероприятий и впечатлений было столько, что некогда и письмо написать домой. Месяц пролетел незаметно. Загоревшие и окрепшие они уже готовились к отъезду, когда воспитатель собрал весь отряд на построение.
- Сегодня после полдника, - начал он торжественно, - к нам приезжает концертная бригада. В ее составе будут представители республик нашей Родины. Но вместе с ними, также, нашими гостями будут студенты капиталистических стран. Представители Франции, Германии и Африки.
- Ух, ты! – раздались возгласы.
- Вот чтобы не было этого «ух, ты!», я и собрал вас здесь. Хочу рассказать о правилах поведения. Во-первых, не нужно показывать, что вы никогда не видели узбеков в национальной одежде. Не нужно украинцев называть хохлами. Ни в коем случае не вздумайте показывать пальцами на африканцев. Для тех, кто их никогда не видел, во избежание оскорбительных выкриков, хочу сказать: да, у них действительно черный цвет кожи и розовые ладони. Далее…, попрошу успокоиться! Зинченко, не показывайте на себя, не вводите товарищей в заблуждение. Вы действительно отлично загорели. Но вы не как негр.
Так вот, я продолжаю, а вы внимательно слушаете меня: если вдруг вам будут предлагать конфеты, печенье, фрукты вы ни в коем случае не берете. Культурно благодарите – у нас, мол, все это есть. Спасибо, мы не голодны и так далее. Я понятно говорю?
- А че б не взять, Сергей Петрович, угощают же? – поинтересовался Генка Воробьев. Неужто отравят?
- А потому, Воробьев, что тебя тут Родина месяц бесплатно кормила, а там потом писать будут, что вы голодные.
- Ну а если не капиталисты, а узбеки или хохлы угостят. Они же свои. Тоже что ль не брать? – не унимался Генка.
- Не волнуйся Воробьев, узбеки и хохлы, то есть украинцы, исправился Сергей Петрович, - не угостят. Будь спокоен на этот счет. Не перебивай меня больше! После их выступления, мы тоже споем нашу отрядную. Сейчас Валентина Семеновна с вами прорепетирует. Все, спасибо за внимание.
Он направился по своим делам, а Валентина Семеновна отвела ребят в тень и они принялись горланить свою отрядную:
«Шел отряд по городу…»
Это было начало шестидесятых годов. Период политической оттепели. Общество нельзя еще было назвать открытым. Образ врага прочно жил в сознании советских людей.
Патриотическое воспитание молодежи, с молоком матери впитавшей осознание счастья оттого, что им довелось родиться именно в Советском Союзе, было густо замешано на недоверии ко всему, что находилось за его пределами. Но парадокс заключался в том, что именно то, что находилось за его пределами, притягивало и вызывало чувство неподдельного интереса.
Ребята, конечно же, не смогли заснуть в тихий час и потому по звуку лагерного горна быстро повыскакивали из постелей и отправились на полдник.
Когда все заняли свои места, перед ними снова возник Сергей Петрович и попросил минуточку внимания.
- Сейчас будет убеждать, чтобы мы доели все до капельки, чтобы у нас не дай Бог, не заурчало в животе, - сыронизировал неугомонный Генка.
Все засмеялись.
- Воробьев, ты у нас диссидент прямо какой-то. Если бы не конец смены, я бы написал докладную, чтобы отправить тебя домой. Твое поведение не соответствует образу комсомольца. Итак, еще раз прошу минуту внимания. Программа нынешнего дня несколько изменилась.
- У-у-у-у! – разочарованно протянул отряд.
- Я продолжаю, - строго подняв вверх скрюченный указательный палец, сказал Сергей Петрович.
У ворот лагеря нас ждут автобусы. Сейчас, сразу после полдника мы строем организованно загружаемся и едем в международный молодежный лагерь.
- Ура!!!
- Самые горластые останутся здесь и займутся уборкой территории, - предупредил воспитатель.
Такая перспектива не устраивала никого, и потому, даже Воробьев закрыл рот бутербродом, чтобы ненароком не ляпнуть чего лишнего, что с ним случалось практически непроизвольно, как икота.
За воротами лагеря действительно стояли два новеньких автобуса.
Ребята быстро заняли места и всю дорогу возбужденно оглядывались по сторонам. Это был их первый выезд за территорию лагеря. Минут через сорок автобусы въехали на ровную зеленую поляну. В центре ее возвышалась импровизированная сцена.
- Это и есть международный лагерь? – удивленно спрашивали они, оглядываясь по сторонам.
- А вы как думали? - снова возник Воробьев. – Международный лагерь – это лагерь между народами. Мы там, а они где-то еще. А это территория между нами. Как в фильме про шпионов – «они встретились на нейтральной территории». Сергей Петрович, а где же иностранцы? Скрытные они какие-то, совсем не видно.
- Воробьев! Ты у меня сейчас пешком пойдешь отсюда в лагерь.
- Так я ж потеряться могу!
- Не большая потеря для общества.
Ребята засмеялись. Но тут из-за поворота показался автобус, на котором приехали иностранцы. А за ним следующий, с творческим коллективом из представителей союзных республик.
Всех быстренько выстроили подковой перед сценой.
После приветственных слов гостей и пламенных речей работников пионерского лагеря, начался концерт.
Первым выступил украинский танцевальный ансамбль, за ним был осетинский танец. На смену ярким халатам и черным косичкам узбекских девочек, вышли танцоры из Белоруссии. Затем объявили хор из Латвии.
Ребята уже устали стоя слушать концерт. Постепенно стали отвлекаться и вертеть головами по сторонам, разглядывая иностранцев. Ане очень понравилась девушка в красном брючном костюме и такой же красной пилотке с кисточкой. Большинство из них было в шортах и спортивных майках.
Держались ребята непринужденно и смотрели очень дружелюбно. Во всяком случае, с их лиц не сходили улыбки. Когда зазвучали аплодисменты, сопровождая уход со сцены латышей, Аня посмотрела в сторону сцены и замерла. В ее сторону, уходя со сцены, смотрела девочка ее возраста похожая на нее, словно отражение в зеркале. Это были секунды, пролетевшие, словно наваждение.
- Лена, посмотри, посмотри, дернула она за рукав подругу. Вон там девчонка, латышка, как она на меня похожа! Я прямо подумала, что это я.
Но отпевших и отплясавших соотечественников сразу же погрузили в их автобус и увезли гастролировать дальше. А на их место, на сцену пригласили их отряд. И когда они допели свою песню, иностранцы подошли к сцене с букетами флоксов. Они протягивали детям цветы, а те как ненормальные твердили:
- Спасибо, спасибо, у нас все есть. Нам ничего не нужно!
- У нас этих цветов! Завались! В изголовье каждой кровати стоят, точно! Не верите? Приезжайте, посмотрите, - больше всех старался Генка Воробьев.
Иностранцы сначала недоумевали, а потом стали смеяться, что-то объясняя друг другу. Сергей Петрович, сжав виски руками, багровый, стоял, глядя на носки своих сандалий.
Мария едва узнала среди приехавших ребят свою Анюту. Загорелая, веселая подбежала она к матери и крепко обняла ее. Рассказам не было конца. Особенное впечатление на дочку произвел последний день в лагере. А точнее их выезд на концерт. Аня рассказала, что видела своего двойника.
- Представляешь, мамочка, мне показалось, что я в зеркало смотрю. Только у меня лицо загорело, даже вон нос шелушится, а у нее нет.
- А откуда эта девочка? – спросила мать.
- Из Латвии.
- Я бы подумала, что это родственница Андрюса, но ты ведь на меня похожа. А не на него. Говорят, бывают на свете люди очень похожие друг на друга, двойники. Наверное, вы с ней под одной звездой родились в Латвии.
Она засмеялась и прижала дочку к себе.
- Как же я по тебе соскучилась!
Отношения между Ритой и Илгой становили все более холодными. Марта была болезненным ребенком и отнимала много времени у матери. Сказались поздние роды.
Поэтому, вернувшись с гастролей, Илга поделилась впечатлениями с Андреем, которого привыкла называть отцом. У них всегда были дружеские, доверительные отношения. Ей также как и Ане, запала в душу их неожиданна встреча. Андрей внимательно выслушал ее и задумался.
- Ну что ж, бывает, сказал он. Меня тоже иногда с кем-нибудь путают.
Ну, а как, в общем, поездка тебе понравилась?
- Да. Очень понравилась. А помнишь, того человека, тогда давно, когда ты еще не жил с нами? Помнишь, он мне сказал, что я не родная дочь? Вдруг у меня есть сестра?
- Илга, ты усомнилась, что Рита тебе родная мать? Представляешь, как ты ее обидишь, таким предположением?
- Я очень люблю ее. Но Марта для нее роднее, это точно, - она встала и снова ушла в свою комнату.
- Рита, я никогда тебя не спрашивал, как у тебя появилась Илга…., - спросил Андрей, когда они вечером остались наедине.
- И что? – насторожилась она.
Андрей пересказал ей разговор с Илгой. Она надолго задумалась.
- Ты знаешь, что она не моя дочь. Здесь для тебя нет ничего нового, - ответила, помолчав. И у нее вполне может быть где-то сестра. Но я не могу ей об этом сказать.
- Рита, мне показалось, что Илга готова принять этот факт. Может, имеет смысл вернуть ее к родной матери. Тебе ведь она больше не нужна. Я же вижу.
- Она что, котенок! Взять, потом вернуть! Что ты такое говоришь?
- Она уже достаточно взрослая и имеет право все знать о себе. Я думаю, она благодарна тебе за то, что ты вырастила ее и будет еще больше благодарна, если ты не будешь от нее скрывать ее прошлое. И настоящее.
Рита встала из-за стола и наклонилась над ним, скрестив на груди руки.
- Янис оставил меня в покое, так теперь ты решил сделать мне больно?
- Ну, прости. Я хотел, как лучше. Представь, если все выяснится случайно? Как она к этому отнесется? И простит ли тебе твое молчание?
- Все, Андрей. Я не хочу больше об этом говорить, - она встала и ушла спать.
Прошли годы. Илга, а потом и Марта вышли замуж. Внуки Риты и Андрея росли уже в иной Латвии. В Латвии, которая вместе со свободой получила новые для себя проблемы.
Илга работала на фарфоровой фабрике, а Марта, как и ее мать, стала врачом. И как бы отдавая долг матери, столько сил потратившей, чтобы справиться с ее болезнями в детстве, она опекала ее и как дочь и как врач.
В свои семьдесят восемь лет Рита часто жаловалась на сердце. Ее поколению, пережившему ужасы войны и массовых репрессий, досталась тяжелая доля. И все же она могла бы быть благодарна судьбе за прожитую жизнь, если бы не Илга. Рита боялась уйти в мир иной, не повинившись перед ней. Но никак не могла решиться на это.
Наконец, после очередного сердечного приступа, она позвонила ей домой и попросила в ближайший день отвезти ее в Лиепае.
- Ты ведь плохо себя чувствуешь? Зачем ты туда собралась? Двести километров не тяжело для тебя? Давай подождем до выходного…. Возьмем с собой Марту, - пыталась образумить ее Илга.
- Я туда собираюсь всю жизнь, Илга. Теперь боюсь не успеть.
- Что за настроение, мама?
- Я хочу побывать на могиле брата.
- Отец с нами едет?
- Нет, мы поедем с тобою вдвоем.
- Я все-таки поговорю с Мартой. Нужно взять ее с собой.
- Илга, я тебя не часто о чем-то прошу. Выполни, пожалуйста, мое условие.
- Ну, хорошо. До завтра.
Рита повесила трубку. На душе было не спокойно. «Что это ее потянуло на кладбище? И ведь там у нее мать похоронена. Но она никогда к ней не ездила. И сейчас собралась на могилу к брату, а не к матери».
Наутро она подъехала к дому. Старики спорили за дверью. Илга невольно прислушалась.
- Я не пущу тебя одну, - простуженным голосом бубнил Андрей. – Сейчас соберусь, и поедем вместе, раз уж тебе так приспичило. Почему ты мне с вечера не сказала, что собираешься ехать?
- Во-первых, я еду не одна, а с дочкой. С Илгой, - сделав паузу, уточнила Рита. А во-вторых, я хочу поехать туда именно с ней.
Андрей посмотрел на нее внимательно.
- Что ты задумала? Уж не каяться ли, Рита? Уже поздно. Да и незачем. Жизнь прожита, дай ей похоронить тебя, как мать, не трави душу.
- Это для нас она прожита, а ей жить. И у нее, возможно еще жива мать.
И сестра, - добавила она. – Я не знаю, как найти их. Но где лежит ее отец, я должна показать. Ну а дальше ей решать.
- Да пойми же ты, об этом раньше нужно было думать. Я ведь говорил тебе, но ты не хотела слушать.
- Андрюс часто стал приходить ко мне во сне. Дай мне умереть без этого груза, прошу тебя.
Он подошел к жене, прижал ее к себе, как тогда, в первый раз.
Илга застыла под дверью, словно приросла к полу. Время остановилось для нее. Она ощущала себя так, как человек в чужой одежде. Все было не ее, чужое. Мать, квартира, в которой она выросла, и перед дверью которой сейчас стояла. Все вдруг стало чужим. Зародыш этого ощущения всегда присутствовал в ее душе и только теперь он, как бы распрямился во всю свою силу, вытеснив из нее саму ее сущность. Она стояла, не понимая, кто она и откуда.
Автоматически, по привычке, рука протянулась к звонку. Дверь открыл Андрей. Мать прятала слезы, дрожащей рукой комкая носовой платок.
- Я уже почти собралась. Еще одну минуту и буду готова, - сказала она.
- Я подожду тебя в машине, - поспешила Илга выйти из квартиры.
Она вела машину, не замечая светофоров. А Рита, все думала о том, как она скажет ей обо всем, и не видела состояния Илги.
Вдруг машина резко затормозила. Перед ними, на пешеходном переходе собралась толпа.
- Вот такие вот носятся, как сумасшедшие, а люди из-за них гибнут! – громко возмущалась женщина, державшая за руку ребенка.
Илга рассеяно посмотрела на место происшествия. Прямо на пешеходном переходе, в луже крови лежала женщина. Рядом валялись сумочка и зонтик.
- Марта…, бледными губами прошептала Рита. – Я опоздала. У меня отобрали самое дорогое, мою дочь, – простонала она.
Только сейчас Илга узнала сумочку, зонтик и платье сестры. Русые волосы, собранные пучком на затылке были забрызганы кровью.
Она, словно во сне, открыла дверь, намереваясь выйти из машины. Рита слабеющей рукой придержала ее за подол платья.
- Анна, Мария…, найди, прости меня, Илга. Ты мне не дочь, я украла тебя, прости…, - прошептала она, теряя сознание и уходя вслед за своей дочерью.
За новогодним столом собралась вся небольшая семья Анны. Татьяна с мужем, Дениска и они с Сергеем. За окном уходящий год снежной россыпью прощался со всеми, уступая дорогу новым событиям, новым надеждам на счастье и благополучие. Раздался бой курантов и все прильнули к экрану телевизора.
- Ура!!! – закричал Дениска, не дождавшись двенадцатого удара. И все дружно поддержали его, заглушив раздавшийся в квартиру звонок.
Когда голоса поздравлений и звон бокалов поутихли, резкий звонок, наконец-то прорвался в квартиру.
- Кто бы это мог быть? – спросила Анна. – Если гости, то явно незваные.
- Я открою, - предложил Сергей, выходя из-за стола.
Все притихли в ожидании. Дверь открылась, и они услышали голос женщины:
- Кажется, я опоздала?
И в ответ тишина. Все переглянулись.
- Я вроде бы еще не успел ничего выпить…, - наконец произнес Сергей. – Но я все равно ничего не понимаю! Анна, ты где? Здесь или там?! – как-то неуверенно спросил он.
Все повыскакивали в коридор.
- Здравствуй, сестренка, - Илга подошла к Анне.
Та секунду смотрела на нее с остановившимся дыханием, затем, облегченно вздохнув, тихо произнесла:
- Я тебя видела, я тебя всегда чувствовала. Мамочка, мамочка! Я же тебе рассказывала о ней, - Аня заплакала и обняла сестру. – Мама всегда чувствовала, что ей чего-то не хватает, что она потеряла что-то дорогое для себя. Как же так?! Как же ты не дожила до этого дня, мама?!
Они стояли, обнявшись, как две половинки материнского сердца и слезы катились по их щекам. А мать смотрела на них с портрета.