В марте во время интенсивного таяния снега в районном центре Романовка солдат Витя знакомится с девочкой Любой. Вместе они идут вечером к мосту через шумящую и бурлящую уже реку. Чем закончилась их прогулка, узнаете из этого рассказа.
На воскресенье, пятое марта 1961 года, в стране были назначены выборы депутатов в советы всех уровней. Со всех даже самых отдаленных уголков огромного Советского Союза в областные и республиканские центры каждый час в течение выборов должна была стекаться информация о количестве проголосовавших. В то время было еще много небольших поселков и деревенек не только без телефонной связи, но и без дорог с твердым покрытием. Поэтому весной (а выборы всегда были весной), когда начиналось интенсивное таяние снегов, такие населенные пункты оказывались отрезанными от районных центров. И районное руководство в части информационного обеспечения выборов в этих поселениях обращалось за помощью в войсковые части, имеющие в своем распоряжении рации и радистов.
Я тогда служил в полку обслуживания полетов курсантов Балашовского Высшего Военного Авиационного Училища Летчиков. Моя военная специальность – радиотелеграфист. Вот и оказался в числе откомандированных на обслуживание выборов в таких глухих уголках Романовского района Саратовской области.
Бригадой солдат-радистов из пяти человек, в состав которой входил и я, командовал старшина сверхсрочник. Прибыли мы в районный центр Романовку на пригородном поезде второго марта часам к двенадцати дня. Старшина тут же на станции стал искать людей, которые должны были увезти нас в село, находящееся километров в двадцати от Романовки. Никого не нашел. Стал звонить в райсовет.
К двум часам дня выяснилось, что с ожидающей нас машиной мы разминулись. Встречающие не дождались нас и уехали. В эти дни здорово потеплело. Снег стал интенсивно таять. И имевшиеся в наличии грунтовые дороги днем превращались в болота. Ездили по ним в такое время года только рано утром, по морозцу. Поэтому и уехали наши встречающие пораньше, боясь завязнуть в пути. Нам нужно было переждать на железнодорожной станции в Романовке до утра следующего дня.
Пока наш старшина искал встречающих нас людей, пока дозванивался до райсовета мы, солдаты срочной службы, оглушенные предоставленной возможностью побыть «на гражданке», знакомились со станцией и людьми. Я сразу же познакомился с девушкой лет шестнадцати. Разговорились, гуляя возле станции. Зовут Любой, живет в Романовке на квартире, учится в профессионально-техническом училище.
Когда стало известно, что нам придется здесь, на станции провести полдня и ночь, я стал уговаривать Любу показать мне достопримечательности Романовки.
-Ничего интересного нет, – ответила она.
-Так, что? Мы так и будем с тобой крутиться около станции? – спрашиваю.
Опьяненный ярким весенним светом и теплом, разгоряченный присутствием юной девушки, которая заинтересовалась мною, я уже стал подумывать о каком-нибудь укромном уголке.
-Ну, давай сходим к мосту, – предложила она.
Я предупредил своих товарищей, что пойду прогуляюсь с Любой по Романовке.
-Старшине ничего не говорите. Часам к девяти вечера буду.
Мы пошли по главной улице, которая, как потом, оказалось, тянулась вдоль реки, протекающей в нескольких кварталах правее от нас. Слева, в квартале от нас, возвышалась насыпь железной дороги, по которой мы приехали в Романовку – небольшой городок, вытянутый вдоль правого крутого берега реки. На левом пологом берегу находились заливные луга, а дальше за лугами чуть повыше – лес.
Был ясный солнечный и теплый весенний мартовский день. Мы шли, не спеша, и увлеченно говорили. Под ногами у нас была жидкая грязная снежная каша. Но мы не замечали этого. Не заметили и того, как оказались у моста, появившегося из-за угла большого дома справа. И сразу же услышали шум текущей воды в реке.
-Пойдем, посмотрим, на реку с моста, – предложила Люба.
-Конечно, – говорю, удивленный громким шумом реки.
И справа, и слева от моста река была покрыта льдом, на котором лежал тонкий слой белого снега. Только у крутого правого берега темнела и шумела быстро текущая вода.
Опершись на перила, мы заворожено смотрели вниз, на ежесекундно меняющуюся черно-белую картину грозно бурлящего потока воды шириной метров шесть. Вдосталь налюбовавшись и наслушавшись, по мосту мы перешли на пологий левый берег реки. Солнце уже спряталось за лес, но было еще светло. Все также, не спеша и увлеченно разговаривая, мы пошли по левому берегу реки против течения. Снег здесь был слежавшимся, нетронутым, и мы шли по насту, не проваливаясь. Левый берег реки, по которому мы шли, извивался змеей, то, приближаясь к правому, то сильно от него удаляясь.
Ах, юность, юность! Мы шли и шли, говорили и говорили. О счастье, о любви, о жизни в городе и в деревне и даже о коммунизме. А в марте еще рано и быстро темнеет. И мы вдруг заметили, что уже темно, что зашли очень далеко от моста и что до правого берега также далековато.
-Ой! А как же мы будем возвращаться? – вырвалось у Любы.
Я осмотрелся по сторонам. Моста почти не видно. Рядом темнеет густой высокий и мрачный лес. А напротив леса метрах в трехстах от нас едва просматривался правый пустынный берег реки. Мы угадывали его только по тонкой черной прибережной черточке воды. Возвращаться по нашим следам к мосту – и далеко, и страшно. А вдруг в лесу лоси или кабаны, а еще хуже волки? И я сказал:
-Давай, Люба, сойдем на лед и посмотрим, крепок ли он.
-А потом, что? Темно уже и страшно, – испуганно проговорила Люба.
-Если лед выдержит нас, то пойдем по льду на другой берег. На льду еще не так темно и путь наш в Романовку по правому берегу будет гораздо короче.
-А если лед не выдержит?
-Думаю, что выдержит.
И я пошел. Уверенный и спокойный мой тон успокоил и Любу. Вот и лед. Любу я попросил остановиться, а сам осторожно сделал шаг вперед. Лед под тонким слоем снега не прогнулся и даже не затрещал. Я прошел по льду метра три-четыре. Подо мной твердая опора. Можно идти.
-Люба, иди по моим следам. Меня не догоняй. Будь все время сзади на два-три метра.
Так мы быстро и уверенно, далеко обходя темные пятна протаявшего до льда снега, стали приближаться к правому берегу. Люба приободрилась и даже повеселела. Я это почувствовал по разговору, который мы возобновили.
Метров за двадцать до темной полосы воды мы стали идти медленнее. И вот лед подо мной слегка треснул.
-Стой, Люба, – сказал я, остановившись.
-В чем дело?
-Сейчас выясним.
Но мне и так все было ясно. Мы были метрах в трех от края ледяного поля, за которым чернела быстро текущая вода. Ширина не скрытого льдом потока была метров восемь. И только потом была твердь желанного правого берега. Это же увидела и Люба.
-Боже! Что же нам теперь делать? – взволнованно проронила она.
-Не паниковать! – твердо сказал я, увидев, что поток воды справа от нас сужается, и лед близко подступает к берегу.
-Сейчас мы поворачиваем направо и идем туда, – показываю ей место сужения потока воды и приближения льда к берегу. – Только ты идешь на два-три метра справа от меня.
Тут уж было не до разговоров. Шли мы очень медленно, проверяя каждый свой шаг. Я шел в трех метрах от кромки льда, а Люба – на пару- тройку метров дальше. Если лед подо мной трещал, то я отступал от кромки и советовал отступить от меня Любе.
Наконец мы благополучно подошли к самой близкой к берегу кромке льда. Попросив Любу стоять на месте, я стал осторожно приближаться к краю ледяного покрова. Лед потрескивал, но держал меня. Я остановился в метре от кромки. За кромкой текла черная холодная вода, а за ней крутой берег. Ширина открытого ото льда потока воды всего два метра. Ничего не стоит перепрыгнуть с разбега. Но попробуй побежать по хрупкому протаявшему льду! А как оттолкнуться от кромки и не провалиться под лед? Но надо попробовать.
Темнота ночи уже вступила в свои права. Она властвовала над нами и окружающим нас пространством. Мы уже ничего не видели на расстоянии десяти-пятнадцати метров. О возврате на левый берег не могло быть и речи. Мы запросто можем в темноте наткнуться на полынью и уйти под лед. Переправляться нам нужно только здесь.
Я стал обдумывать прыжок. Отталкиваться надо, как минимум, за метр от кромки. А я в сапогах, ушанке и куртке на меху. Три с лишним метра не перепрыгну. Снимаю куртку.
-Зачем ты раздеваешься? – спрашивает Люба.
-Попробую перепрыгнуть.
-А как же я? – слышу в словах Любы испуг.
-Люба, не бойся. Сначала я переберусь на берег, а потом буду тебя вытаскивать. Стой пока и ко мне не приближайся.
Сначала перекинул на берег ушанку. Нормально. Потом плотно свернул куртку и, стянув ремнем, перебросил и ее. Прошу Любу отойти от меня и кромки льда еще метра на три-четыре, и сам иду за ней. Осторожно подхожу к ней и говорю:
-Ну, Любаша, будь что будет! Встретимся на том берегу!
Разбегаюсь, у кромки отталкиваюсь, подо мной громко трещит лед. По инерции меня все-таки пронесло немного вперед. Поэтому в воде я оказался всего по пояс и в метре от берега. Одновременно слышу голос Любы:
-Ой, Витя, вылезай быстрее, а то утонешь!
-Ничего, Люба, все в норме!
Конечно, вода ошпарила меня холодом. Поэтому я быстро выскочил на берег. Теперь нужно было выручать Любу. И, не обращая внимания на воду в сапогах и стекающую с моей одежды, я стал думать, как это сделать.
В месте моей переправы Любу можно разве что перенести. Но для этого мне нужно снова влезть в холодную быстро текущую реку и подойти к самой кромке льда. Из-за только что случившегося разрушения край ледяного поля уже отдалился от берега, круто уходящего в воду. Неизвестно, какая там, на расстоянии почти трех метров от берега глубина. А потом, ведь к этому же самому месту должна подойти по льду и Люба. Даже если там уровень воды будет мне всего по грудь, а Люба провалится, тогда сильное течение может унести нас под лед! Этого допустить нельзя. Что же делать?
Попросил Любу стоять на одном месте, а сам пошел по берегу против течения. Пройдя метров тридцать, я увидел, что ледяной покров снова стал приближаться к берегу. Еще через десять-пятнадцать метров он подходил к берегу даже ближе, чем в месте моей переправы. Вернулся и попросил Любу, чтобы она осторожно пошла по льду к месту сужения водяного потока.
Вот самое узкое место протоки. Лед здесь не доходил до берега меньше двух метров. Но Люба не перепрыгнет это расстояние… И тут на глаза мне попадается молодое ветвистое деревцо, растущее у самой воды. Я стал наклонять нижние ветви и само деревцо к воде. Естественно, у меня кроме моих голых рук и ног в солдатских сапогах не было никакого орудия. Но, тем не менее, с большим трудом мне все-таки удалось согнуть ствол деревца. Макушка его оказалась на льду, а я стоял на стволе и нижних ветвях, погруженных в воду, в полуметре от берега. Если Люба подойдет максимально близко к кромке, то нас будет разделять только чуть больше метра воды. Ей нужно будет лишь прыгнуть, и я поймаю ее.
Люба стала выполнять мои команды. Все шло хорошо, пока я не стал просить ее прыгнуть. На это Люба не решалась. Тогда, держась, левой рукой за верхние ветви деревца я наклонился над водой и протянул Любе правую руку. Она тоже наклонилась и протянула ко мне левую руку. К сожалению, этот маневр не принес успеха. Между нашими ладонями было расстояние в целых десять сантиметров.
Я продвинулся по деревцу глубже в воду. Рука моя встретила протянутую руку Любы. Крепко сжал ее и сильно потянул на себя…
Чтобы поймать Любу, ветви, за которые держался левой рукой, пришлось отпустить. Тотчас же сапоги мои соскользнули со ствола деревца, и снова я оказался в ледяной воде. Правда, только чуть выше коленей. Зато Люба была у меня на руках, слегка замочив, лишь обувь и ноги.
Быстро развернувшись, я вышел из холодной воды и опустил Любу на берег.
Понятно, что идти в мокрой одежде, значит, заболеть. Поэтому я предложил Любе прямо здесь, на берегу, снять с себя мокрое и отжать воду. Попросил ее немного отойти и отвернуться. Отвернулся сам. Снял с себя сапоги, брюки и кальсоны. Отжал кальсоны и портянки. Стал выкручивать брюки. Хорошо отжать одному не удается. Но Люба оказалась девушкой решительной. Тут же подскочила ко мне и стала помогать. Конечно, с ее помощью мы отжали и брюки, и низ гимнастерки почти досуха.
Возвращались мы в город чуть ли не бегом. Без лишних разговоров. Нужно было если не согреться, то хотя бы не остыть. Эту задачу мы выполнили. Пока мы добрались до станции, одежда моя была только чуточку влажная. Но ни о каком укромном уголке для нас с Любой я уже не думал. Посоветовал Любе быстрее идти на квартиру и сушиться.
Расставаясь на станции, мы страстно расцеловались. Это была наша общая награда нам за прогулку с приключениями, так благополучно для нас закончившуюся.
Было около девяти часов вечера. Ребята мои уже беспокоились и давно дежурили около станции. Не успели мы с Любой появиться, как они меня предупредили, что старшина разыскивает меня и грозится строго наказать.
Я быстро рассказал сослуживцам о случившемся со мной и Любой приключении. Показал свою влажную еще одежду и сказал, что старшине показываться мне сейчас нельзя. Нужно хорошо согреться и высохнуть.
-А где он сейчас, и что делает? – спрашиваю.
-Да дрыхнет в зале ожидания.
-Долго спит?
-С час, а может и полтора.
-Проверьте, спит ли он и сейчас.
Ребята сходили «в разведку». Зашли в здание станции, убедились, что старшина дремлет, и просигналили, что мне тоже можно зайти. А как же мне оправдаться перед старшиной, подумал, входя в вестибюль станции.
Здание станции состояло из нескольких помещений. Кроме вестибюля имелся небольшой зал ожидания, помещение с билетными кассами и еще пара служебных комнат. В вестибюле был полумрак. Я заметил, что дверь из зала ожидания, где дремал наш старшина, открывалась в вестибюль и в открытом состоянии располагалась примерно в метре от боковой стены вестибюля. Кроме того, за дверью оказывалась и батарея водяного отопления. Тут же всплыло решение:
-Ребята, я буду тут за дверью. А когда старшина проснется и будет мной интересоваться, вы скажете, что давно уже нашли меня, что я все время спал и сейчас сплю у батареи за дверью.
Так ребята и сделали. Старшина, конечно же, не поверил. Обложил меня пятиэтажным матом, но наказывать не стал. Наверное, за смекалку.
Ваш Фас
Март 1961 - январь 2006.