НЕПОСИЛЬНАЯ НОША ТАЛАНТА
По мировой статистике примерно 80% талантливых людей не могут реализовать на практике свои неординарные способности.
И все не то, все как-то мимо,
Не жизнь - сплошная пантомима,
Где вместо слов одни лишь жесты,
И руки гладят против шерсти...
Стихи неизвестного поэта
!
Появился Виталий Кощеенко в нашей школе в десятом классе. Где-то в двадцатых числах сентября. Недели через три после начала учебного года. Он вошел в класс где-то в середине урока литературы в сопровождении директор школы и завуча. Директор сказала:
-- Вот ваш новый товарищ по учебе. Зовут его Виталием, фамилия его Кощеенко.. Его родители только что приехали в наш город. Потому он несколько запоздал с началом учебного года.
Парень был круглолицый, лобастый, длинноносый и «пухлогубый», с редкой челкой темных волос, зачесанных набок. Этакий широкоплечий, плотный крепыш среднего роста. Глаза его, серые, цепкие, холодные и невозмутимые, быстро пробежали по лицам сидящих в классе ребят и девчат, насмешливо дрогнули и тут же спрятались за густыми, не по мальчишески длинными ресницами.
Одет он был слишком уж необычно для школьника тех лет. На нем были выцветшие синие импортные джинсы с броской иностранной наклейкой «Levis» на ягодицах, такие же импортные кроссовки «Adidas» и черная футболка на выпуск с изображенной на груди большой белой тигриной головой с широко распахнутой зубастой пастью.
Его экипировку завершала легкая, также импортная, светло кремовая кожаная куртка, надетая прямо на черную футболку и перекинутая через плечо коричневая кожаная спортивная сумка с множеством накладных карманов на ее поверхности и надписью большими белыми буквами «Adidas Originals». Короче, парень был упакован основательно и упакован во все импортное, броское, не отечественное и он спокойно, не стесняясь, пришел в этой одежде в школу.
И, судя по поведению директора и завуча, ему было дано добро на подобную вольность в одежде. И это в те времена, когда школьная форма была обязательной для школьников всех классов. Интересно, что за этим скрывается? Ведь даже сын первого секретаря горкома партии, учившийся в девятом классе нашей школы, ходил в школьной форме! А этот новенький – нет!
Учительница литературы, являющаяся одновременно и классным руководителем нашего класса, сказала, обращаясь к новенькому:
-- Ну, что, Виталий. Очень рады вам. Надеюсь, что вам у нас понравится. Вот ваше место. Садитесь.
И она показала на свободное место в левом ряду парт класса около окон. Новенький глянул на нее, затем на директора, усмехнулся одними лишь губами и сказал:
-- Нет, извините, но я сяду сзади.
И он направился к свободному заднему месту в одном из рядов парт. Классная ничего не сказала, она лишь поджала губы и проводила его настороженным взглядом. Она поняла, что с этим броским парнем у нее хлопот будет много.
Но она ошиблась. Обычных школьных хлопот у нее с этим новеньким не оказалось совсем. Ни по дисциплине, ни по учебе. Хлопоты оказались совершенно другими и абсолютно не детскими, не школьными, ей до того совсем незнакомыми.
Школа у нас была не современная и довольно старая, еще дореволюционной постройки. Она состояла из двух отдельных, параллельно стоящих друг против друга бревенчатых трех этажных зданиями. Год назад между ними на школьном дворе прямо поперек основных зданий школы силами наших шефов и силами самих ребят старшеклассников за лето был построен великолепный спортивный зал, соединенный проходами с обеими школьными зданиями. В этом спортивном зале была дополнительно устроена театральная сцена. Поэтому спортивный зал у нас служил еще и актовым залом школы, и ее театральным залом. Очень удобно.
И вот, в первую субботу октября, на день Советского учителя, когда у нас в школе в актовом зале устраивалось обычное для тех времен праздничное представление школьников разных классов, наш постоянный ведущий конферансье последних лет, ученик одного из десятых классов, произнес фразу, на которую мало кто из присутствующих обратил тогда внимание. Он сказал:
-- А сейчас перед вами выступит наш новый школьный товарищ, приехавший к нам недавно из самой Камчатки, Виталий Кощеенко. Он споет несколько песен из репертуара Муслима Магомаева. Споет без музыкального сопровождения. Я извиняюсь перед присутствующими в зале зрителями, но Виталий у нас в школе появился без предупреждения, и мы не успели обзавестись для него самостоятельным оркестром.
В зале прошелестел смешок. Зрители охотно приняли слова конферансье за его обычную шутку, не особенно вдаваясь в ее смысл. Да и зачем это им надо? Что они, рыжие, что ли?
На сцену вышел наш новенький в своей обычной импортной одежде, постоял немного в задумчивости, глянув отрешенно в зал, заполненный под завязку школьниками и учителями, набрал в рот воздуха и негромко запел. И с первых же звуков его голоса зал замер. В зале установилась мертвая тишина.
Потому что голос у него был необыкновенный. Мягкий, теплый лирический баритон завораживающего тембра, с какой-то особенной, будто шелестящей хрипотцой. Он пел без всякого напряжения и видимого усилия, легко, свободно, непринужденно и даже как-то изящно. Он пел и на высоких нотах, и на низких, и на средних, мастерски осуществляя голосовые переходы, прекрасно чувствуя себя на всем диапазоне своего баритонального регистра, прекрасно владея всеми возможностями и особенностями своего поставленного природой бархатного голоса.
И уж потом, через много много лет, когда я услышал на пластинках лирические песни Элвиса Пресли, не его знаменитые и сверхпопулярные «рокенрольные», а именно лирические песни, типа «Love Me Tender», «Are You Lonesome Tonigt», «Onlij you» «Amerirca» и тому подобное, я понял, чей голос он мне напоминает. Голос Элвиса Пресли мне напоминал голос моего друга юности Виталия Кощеенко. Очень похож! Очень!
А сейчас зал школы взорвался от аплодисментов. Мы все были просто ошарашены. Потому что стоящий на сцене школьного актового зала нашей школы, наш новенький школьный товарищ, оказался певцом от бога. Если только не самим богом! И мы долго не отпускали его со сцены. Я не знаю, сколько песен он тогда спел нам, но пел он больше часа. Пел песни из репертуара Муслима Магомаева, Жана Татляна и Эмиля Горовца. То есть, песни певцов с великолепными вокальными данными.
Под конец он даже весь взмок от напряжения. Потому что петь живьем без перерыва, да еще и без музыкального сопровождения – это тяжелейший физический труд, это настоящая физическая работа, сравнимая по «энергозатратам» лишь с работой самого землекопа. Потом он остановился и попросил его отпустить! Дышал он тяжело и по его лицу тек пот.
С тех пор Виталий Кощеенко стал легендой нашей школы и нашего города. В школе он бывал редко. Ему было не до учебы. Он пел. Пел на различных сборных концертах, представлениях, фестивалях народов Сибири, пел и индивидуально на бесчисленных мероприятиях властных органов города, области, края, а то и всего Восточно-Сибирского района СССР.
В школе он бывал лишь в перерывах между своей концертно-развлекательной деятельностью. Походит на занятия неделю, другую и снова умотает куда-нибудь. Причем, частенько приходил в школу с сильным запахом водочного перегара после вчерашней выпивки. И порой просто засыпал на уроках, уронив голову на парту или на скрещенные руки.
Но на эту особенность его школьных посещений никто тогда внимания не обращал. Ни учителя, ни его школьные товарищи. А некоторые ребята даже завидовали – надо же, живет уже полной взрослой жизнью! Не то, что они, молокососы! Поэтому оценки за четверть ему ставили чисто формально по результатам индивидуальных опросов за пройденный материал или же за его письменные рефераты по пройденным темам различных школьных дисциплин.
Отец его был офицером Советской Армии в звании подполковника, а мать врачом. Жить они стали в соседнем с нами офицерском доме военного городка Иркутска. Мы даже как-то сдружились немного друг с другом. Хотя виделись редко. Наши жизненные пути уже тогда стали расходиться.
Вскоре после его появления у нас я выбрав момент на перемене, подошел к нему насчет его постановки на учет в нашей школьной комсомольской организации. Я почему-то был совершенно убежден, что он комсомолец.
Он выслушал меня и рассмеялся. Я удивленно взглянул на него. Я не любил шуток по поводу комсомола. Для меня лично комсомол был и оставался серьезнейшей областью политического воспитания молодежи. И промашки здесь нам не к месту, они смогут в дальнейшем слишком уж дорого обойтись. Поэтому я и выступал против безоговорочного принятия в комсомол всех подряд без разбора.
Он похлопал меня по плечу и, посерьезнев, сказал:
-- Слушай, комиссар, я в пяти школах учился и в комсомол вступал еще где-то в седьмом классе на майские праздники. Но где сейчас моя учетная карточка, понятия не имею. И я не знаю, откуда я уехал, не снявшись с учета. Честно говорю – не знаю! Да и не нужно мне уже все это! Пойми!
И я не стал настаивать с его комсомолом. Но официальные запросы в последние его пару школ я все-таки сделал. Хотя и безрезультатно. В комсомоле он в этих школах не числился. И я оставил свои попытки.
Мы с ним потом как-то даже немного сдружились. На песенном поприще. Ведь я тоже пел. Только мое это самое «пел» ни в какое сравнение с его пением конечно же не шло. Я просто напевал под гитару негромким своим баритональным речитативом популярные тогда студенческие и туристические песни. И как-то однажды он услышал, как я пою под гитару очень популярную тогда среди молодежи песню Городницкого «Снег». Он послушал меня, послушал, потом сказал:
-- Давай вместе!
-- Да ты что, Виталька, с ума сошел? – отмахнулся я. – Не срами меня!
-- Нет, нет, - насел он на меня, - давай попробуем. Я дело говорю. Может получиться очень даже интересно!
Короче, мы отработали с ним вариант парного пения этой песни. Получился своеобразный такой дуэт для комбинированного пения. Мы не просто пели эту песню вместе, мы ее пели поочередно и вместе. Начинал песню он и пел пару строчек, затем подключался я и тоже пел пару строчек. И так до конца куплета. А припев мы уже пели вместе.
Начинал он песню негромко, задушевно, мягко, трогательно и даже как-то нежно. Причем, прекрасно владея всеми возможностями своего необыкновенного голоса, он снижал его мощь и подделывался под вокальные возможности моего слабого певческого голоса, тем самым как бы обрамляя его в благородную певческую оправу своих вокальных способностей, отчего наш дуэт зазвучал необычно, удивительно ново, оригинально и интересно.
И теперь он иногда брал меня с собой на городские праздничные мероприятия, проходящие в больших концертных городских залах. Он сажал меня в первом ряду и потом, где-то в середине своего концерта объявлял:
-- А сейчас для разнообразия мы споем дуэтом под гитару несколько песен с моим другом и моим тезкой. Попросим его. Вот он сидит в первом ряду.
Он подходил к краю сцены и начинал хлопать. Зал поддерживал его. А некоторые зрители даже вставали с мест и пытались рассмотреть меня. Я поднимался на сцену, мне выносили гитару и мы, стоя на сцене у микрофона, начинали петь. У нас было отработано несколько таких песен, в основном, нашего, студенческо- туристического характера. Это были песни Городницкого, Визбора, Клячкина и пара моих собственных.
Ведь, как тут не крути, но я тогда писал стихи. И по мнению моей учительницы литературы, очень даже приличные стихи. Стихи печатались в местной областной газете «Восточно Сибирская правда». И кое какие из них я включил в свой певческий репертуар и пел на своих выступлениях. Теперь мы стали их петь вместе с Виталием Кощеенко. И людям нравилось!
Не скажу, что мне не было приятно стоять на сцене вместе с Виталием и петь. Хотя к городской некоторой своей известности я уже привык. Ведь я часто выступал на различных городских комсомольских конференциях и собраниях. Но там была совершенно другая известность. Общественная, так сказать, известность, комсомольская! Не популярная. Не яркая.
Про свои песни под гитару я вообще не говорю. Они проходили чаще всего в узком кругу моих друзей и товарищей. А здесь была настоящая артистическая слава. Слава уже сложившегося и состоявшегося певца с предсказуемым великолепным будущим. Ведь в нашей стране для таланта все дороги открыты. А здесь настоящий талант.
И я стоял на сцене вместе с Виталием Кошеенко, будущей славой Союза и пел вместе с ним для множества зрителей, заполнивших концертный зал. И эти зрители аплодировали нам. Пусть больше ему, пусть в основном ему, но все равно это было очень и очень здорово! И хотя я лишь соприкоснулся с чужой артистической славой, но все равно это было мне приятно! Как бы я не старался этот факт своей биографии сам от себя скрывать.
После выпускных экзаменов, которые Виталий сдавал вместе со всеми, и сдал очень даже неплохо, без троек, мы больше с ним не виделись. Краем уха, а точнее, из писем матери, я кое что знал о его судьбе. Но это были крохи, крохи, крохи. Причем, какие-то странные и мало понятные для меня крохи. А теперь вот я узнал и всю его историю. И не мог поверить своим ушам. Да и не хотелось верить в такое.
КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ
Продолжение
http://www.proza.ru/2013/02/21/1793