4. Нельзя солнцу быть холодным

Таня Каммер
Вопреки всем народным поверьям, мы сыграли свадьбу в конце мая. Я посчитала, что хуже не будет, я уже и так с ним намаялась, ребенку уже полтора года. Конечно, если бы выбирала я… На самом деле Вася отпросился с работы только на две недели, чтобы мы с ним могли съездить в свадебное путешествие. Мне оставалось только говорить всем, что ни в какие приметы я не верю.

Те, кто знал нашу историю, были крайне удивлены, что я все-таки его на себе женила. Именно так и говорили. Почему, когда ты живешь с мужчиной и рожаешь от него ребенка вне брака, тебе внушают: он тебя все равно замуж не возьмет? А когда он вдруг берет, спрашивают: как ты его на себе женила? В самой разнице глаголов «брать замуж» и «жениться» в русском языке мне уже видится какая-то дискриминация. Но в данном случае глагол означал мою победу. Только сама я не думала, что победила. Мне казалось, что все это происходит не со мной. А еще, что я сама себя надула.

Любила ли я его, когда выходила за него замуж? Парадокс, но именно тогда я любила его меньше всего за те годы, что мы прожили вместе. Я устала его любить. Более того, увлеклась другим человеком и очень боялась, что Вася об этом узнает. Причем, не за себя боялась. Поэтому, первое, что я сделала, уволилась из университета, хотя до конца семестра оставалось больше месяца, бросила и думать об аспирантуре.

Я подписала заявление у декана и отнесла в отдел кадров, а на кафедру даже не зашла. Но меня все-таки вызвали на разговор, и, конечно, там был он, мой научный руководитель, в которого я была влюблена. В начале учебного года он ходатайствовал, чтобы меня взяли на работу в университет, потому что поверил в мои способности. То есть своим неожиданным увольнением я его очень сильно подводила. Но так как я избегала его, он воспользовался возможностью увидеться в официальной обстановке.

-Танечка, что я слышу? Мне звонят, говорят, что в кадрах у Вас заявление об уходе? Что случилось?

-Да, мне очень нужно уйти с работы, Олег Андреевич, и учиться в аспирантуре я тоже не буду. Так складываются обстоятельства.

-Какие еще обстоятельства, какие могут быть обстоятельства для такого решения? Я не понимаю, у Вас такие перспективы. У Вас практически готовая первая глава, кандидатский экзамен уже один сдан. Вы за полгода сделали больше, чем некоторые аспиранты делают за два-три года. Вы уже через год могли бы защититься.

-…Я, Олег Андреевич, замуж выхожу, - сказала я и увидела, как он остолбенел. Я ведь всего неделю назад была «его деточкой, его звездочкой», лежала с ним в одной постели.

Он так был ошарашен, что забыл, что мы не одни. Уже не заботясь о том, кто что подумает, он встал из-за стола, схватил меня за руку и вывел с кафедры. Мы стояли на лестничной площадке, где тоже, в общем-то, сновали люди.

-Я не понимаю, ты жалеешь о том, что между нами было и таким образом разрываешь со мной? Ценой своего будущего? Это глупость. Это юношеский максимализм! Ты могла бы мне все сказать без мелодраматичных решений. Я это сейчас говорю, не потому что у нас шашни, а потому что это правда. Это твое место, тебя студенты обожают, ты могла бы и докторскую защитить в будущем.

-Я не жалею ни о чем, Олег Андреевич, я действительно замуж выхожу. Будет свадьба, белое платье, и даже, наверно, лимузин…

-Но ведь ты не любишь его?.. – я была слишком молода, чтобы отличить, где в нем говорило мужское самолюбие, а где мудрость пожилого педагога.

-У нас ребенок.

-Это не повод жениться.

-Как не повод? Мы - семья.

-Хорошо, но зачем учебу бросать?

-А зачем продолжать? – не могла же я ему сказать, что мне тяжело находиться рядом с ним.
Органически не могу общаться с мужчиной, который уже не мой, даже если сама так решила.
Собственно, что он мне предлагал вместо свадьбы, я смотрела ему прямо в глаза и понимала, что ничего. Диссертация, студенты? Права была Татьяна Станиславовна, в житейском земном плане от профессора моего не было бы никакого толку. Как будто диссертацией я могла бы накормить себя и своего ребенка?

-Может, муж на тебя повлиял? – я ведь рассказывала Олегу, что Вася от моих научных исканий был не в восторге. – Я с ним поговорю.

-Даже не вздумай! Он тебя убьет!

-Что за глупости? Не убьет, я просто скажу ему, что ты должна учиться.

-Я тебе серьезно говорю, он физически убьет! – тут на лестнице послышались шаги, и я замолчала, сделала длинную паузу, и, чтобы до него, наконец, дошло, многозначительно прошептала:

-Смотрел фильм «Брат»?

На лице Олега вопрос сменился недоумением, затем недоверием и, наконец, пониманием.

-Таня?.. Как же так?

-Только не надо, не надо мне читать мораль. Хуже, чем моя мама, ты о нем не скажешь.

Естественно, я не ждала, что профессор литературы кинется теперь объясняться с мужчиной, который держит в бардачке ствол. Но чтобы этого наверняка не произошло, я наговорила еще кучу вещей, о которых теперь определенно жалею:

-И вообще, он мой муж, пусть мы еще не женаты, он отец моего ребенка, я его очень люблю. А все, что у нас с тобой было – это от скуки, и из мести, потому что он часто уезжал. Короче, дурь и блажь… Прощай, Олег.

Самое смешное, что мне теперь самой трудно различить, что в этой тираде было правдой, а что ложью. Конечно, я никогда не любила Олега Андреевича так, как любила Васю. Олегом я восхищалась, чувствовала с ним эмоциональную и интеллектуальную связь. В его лице я потеряла трепетного и нежного любовника, но не о том была моя печаль. Больше всего я переживала, что потеряла друга и учителя, того, кто мог бы меня вдохновлять на творчество. Переживала не моя телесность, и даже наверно не душа, а более высокая материя, мое созидательное начало, которое лишилось руководства и опоры.

На свадьбу из Владивостока приехали мои родители, старший брат с женой и институтская подруга Славка, еще я пригласила двух местных девчонок, с которыми общалась в аспирантуре. Я ожидала, что мама хоть теперь будет мной довольна. Ведь я, наконец, стану законной женой, а ее внук перестанет быть, как она выражалась, байстрюком. Но она только качала головой, и смотрела на все с таким видом, как будто хотела сказать: «Да вы меня разыгрываете!»

Свадьбу мы справляли за городом в санатории. И, слава Богу, «товарищи» моего мужа были шумные и удалые ребята. Я в первый раз видела тех, с кем он работал и общался в Новосибирске. Никто из них дома у нас не бывал, кроме его двоюродного брата. Где-то в середине вечера приехал очень высокий и грузный человек с густыми волосами с проседью, одетый с иголочки и произнес длинную поздравительную речь. Он был в сопровождении двух дюжих ребят, и, когда только подошел к нам, Вася наклонился ко мне и сказал в ухо: «Это мой босс». А когда толстяк закончил свою пространную речь, Вася представил меня своему начальнику:

-Борис Петрович, это моя жена, Татьяна.

-Итак, она звалась Татьяной… - сказал он радушно. Невозможно передать, сколько раз в жизни я слышала эту фразу при знакомстве. Я любезно улыбнулась, потом меня кто-то отвлек, и я забыла о новом госте.

Программа была очень насыщенная, Славке нужно сказать спасибо. Она была и швец, и жнец, и на дуде игрец: свидетельница, массовик-затейник и администратор. Причем для последних двух ролей были привлечены специальные люди, но Славка своей неиссякаемой энергией затерла даже двух профессионалов. Она же была инициатором того, чтобы я вышла на сцену. Подготовила для меня минусовку, чтобы я спела на своей свадьбе. И я вышла. Я спела «Мой мир» Пугачевой и русскую народную песню «Чернобровый, черноглазый». Конечно, обе посвятила мужу. Все шумные братки притихли под мой сильный поставленный голос:

Нельзя солнцу быть холодным,
Светлому погаснуть,
Нельзя сердцу жить на свете,
И не жить любовью.
Для того ли солнце греет,
Чтобы травке вянуть,
Для того ли сердце любит,
Чтобы горе мыкать?
Нет, не дам здодейке скуке
Ретивого сердца,
Полечу к любезну другу
Осеннею пташкой…

Этой песней я как будто всем рассказывала нашу историю. Как влюбилась в Васю и как полетела за ним, чтобы быть рядом, во что бы то ни стало, хотя тогда это было ему совершенно не нужно. Когда я спустилась со сцены, Васька меня встретил и поцеловал, а все кричали: «Горько, горько». В тот момент я подумала, как ни крути, он родной и близкий мне человек, и я должна быть счастлива, что мы, наконец, соединились по-настоящему. Мысленно я дала самой себе клятву, что у меня больше никогда не будет таких помутнений сознания, как с моим научным руководителем.

А потом Васька сразу схватил меня за руку и подвел к месту, где сидел Борис Петрович. Я поняла, что его босс попросил об этом, потому что дюжий хлопец, сидевший рядом с толстяком, вскочил, уступая мне место.

-И ты садись рядом, - сказал Борис Петрович Васе, и кто-то услужливо поставил ему стул.

-Хорошо поешь, прямо за душу взяла, - произнес босс, буравя меня глазами, так что даже неловко стало.

Я смущенно улыбнулась и ответила:

-Спасибо.

-Ты училась музыке?

-Музыкальную школу закончила, дальше нет. Я на филологическом училась.

-Она сейчас в аспирантуре, - вставил Васька, он еще не знал, что с аспирантурой покончено…

-Не тому ты училась, но это поправимо. Ты знаешь, я могу тебе помочь?

Я не знала, что отвечать на этот вопрос, так как в помощи его нужды не испытывала.

-Я могу и в Москву тебя отправить, и тебя люди послушают. Могу сделать так, что тебе запишут альбом, я очень много могу, - вновь подчеркнул он внушительно.

И тут он меня конкретно взбесил, этот дядька. С чего он взял, что мне нужна его протекция? С чего он в принципе думает, что я собираюсь петь?

-Спасибо. Но вряд ли из этого что-то получится.

-Как не получится?! – возмутился он. - Да я таких людей знаю, они все сделают для меня! А я все сделаю для тебя!

Это говорил мне человек, который не мог ногу под прямым углом поднять из-за величины своего живота. Возможно, он и мог что-то в мире шоу-бизнеса, мне это было безразлично. Я все равно не собиралась посвящать себя пению и откровенно ему об этом сказала, без всякого жеманства, и, стараясь не обидеть:

-Понимаете, Борис Петрович, дело во мне. Меня отец уговаривал после школы в Институт искусств поступать на вокал, он тоже в меня верил. Только я сказала своему папе, что лучше буду хорошим учителем, чем посредственной певицей…

-Ты глупости говоришь, то, что я слышал, не посредственно, - сказал Борис Петрович и взял меня за руку. Его покровительственный тон и этот жест мне сильно не понравились:

-Ты очень талантливая, возможно нужно что-то отшлифовать, соответствующий репертуар подобрать.

Уж не «Таганку» ли он под подходящим репертуаром имел в виду? Ну как объяснить такому человеку, что у меня меццо-сопрано, а быть посредственной, значит понимать, что таланта и трудолюбия не хватает, чтобы петь Кармен в Ла Скала?

-Нет, мне это не нужно, - сказала я, вынимая руку из его пухлых липких пальцев.

К счастью, Славка подскочила к нам:

-Ты что тут сидишь? Пора свидетелю пить из туфли.

-Хорошо, иди к гостям, - сказал Борис Петрович, как будто имел право меня отпускать или не отпускать. - Но подумай над тем, что я сказал. И ты подумай, поговори с женой, понял? – повернулся он к Васе.

-Да, спасибо, Борис Петрович, мы подумаем, я с ней поговорю, - сказал Васька, вставая.

Я не удержалась и наступила ему хорошенько на ногу, но он был так потрясен состоявшимся у меня с его боссом разговором, что я увидела только его блуждающий ошалелый взгляд. Мне пришлось взять его под руку и увести. Конечно, Васька сотню раз слышал, как я пою в караоке в период, когда мы только начали встречаться, но разве он когда-нибудь воспринимал меня иначе как данность. Он даже говорил мне, что я слишком вычурно пою, а он любит, когда более задушевно и естественно. Полагаю, это значит, не попадая в ноты. Когда мы, наконец, оказались на своих местах, он смотрел на меня с восхищением, но и сразу начал ругать:

-Ты почему так с Борисом? Он дело говорит. Он знаешь, что может?..

-Вась, не знаю и знать не хочу! – сказала я ему с раздражением. - Ты молодец, вообще, у тебя прямо на свадьбе жену из-под носа уводят, а ты уши и развесил. Очень мило!

-Как?

-Да вот так, старый ловелас твой Борис Петрович, ручку мне поглаживал, жирный боров, в глазки смотрел, думал, поймаюсь на его крючок. Он представления не имеет, кто я и чего хочу. Он вообще ничего не может, кроме как своими шестерками управлять.

-Ты думаешь, Борис на тебя глаз положил? – задумался он.

-Надеюсь, что нет, разве ты меня от него защитить? – спросила я без обиняков, не дай Бог понравиться тому, кто «все может».

-Я тебя никому не отдам, - сказал Вася, и я поверила ему. Но на всякий случай помолилась, чтобы жена или «кисули» толстяка своей близостью и постоянным присутствием быстрее сгладили, вытеснили, приглушили это минутное впечатление, которое я на него произвела.

А свадьба, как водится, пела и плясала. Кто-то, разгулявшись, даже на улице пальнул в воздух. Потом мне Васька рассказал, что один из гостей затеял салют в честь невесты, но его ребята скрутили. Мои девушки-аспирантки притихли. Я даже подошла к ним, сказала, не волнуйтесь, во-о-он те ребята вообще не пили, если что, они за порядком следят. Так что отдыхайте и ничего не бойтесь. Но я представляю, что потом обо мне в университете говорили.

Босс с охраной уехал. Васька куда-то исчез, наверно с двоюродным братом прихватил виски и засел в номере. Я за него не переживала, он когда напивался, конечно, заговаривался и ругался последними словами. Мог всю ночь спать не давать: то водичку ему подай, то тазик, то по головке погладь – скажи, что он лучше всех и соглашайся, что все остальные козлы. Но буйным не был.

Ко мне подошел папа, сел рядом. Не понравились ему гости на нашей свадьбе, это было очевидно. Мы долго сидели и молчали. Наконец, он сказал то, о чем болела его душа:

-Ну, Татка, вечно ты куда-нибудь залетишь…

-Да, пап, непутевая у тебя дочь, - сказала я, грустно улыбнувшись. – Но ты ведь меня все равно любишь.

-Люблю, - сказал он, обнимая меня и целуя.

-Когда ж ты у меня станешь профессором?

-Не стану, пап? – сказала я. – Буду мужней женой.

-Не пожалеешь?

-Не знаю…

Конечно, он хотел сказать мне гораздо больше, но понимал, что если начнет меня отчитывать, причинит боль.

Вечером следующего дня мы с Васей улетели в Москву, а с сыном остались мои родители. Я в первый раз была в столице, и для меня это было целое приключение. Васька предлагал мне Таиланд, но я сказала – только Москва. Я ведь так мечтала побывать в историческом центре нашей страны. Я затаскала своего мужа по музеям, вечером, приходя в номер, сама валилась с ног от усталости. У Васьки еще первые дни хватало пороху спускаться в гостиничный бар. Я не возражала, пусть постреляет глазами, на людей посмотрит, выпьет, если хочет. Я не ждала, что что-то кардинально изменится в наших отношениях, и он вдруг станет ко мне нежнее или внимательнее. А потом он начал также уставать, и, к моей радости, перестал уходить вечерами. Так что у нас все же получился настоящий медовый месяц. Мы были в условиях, когда ни его вечная таинственная занятость, ни моя возня по хозяйству и с ребенком не отвлекали нас друг от друга, и только теперь начали друг друга по-настоящему узнавать.

Не раз я ловила себя на мысли, где была моя голова, когда я не слушалась родителей и убегала к нему с ночевкой. Мы ведь были совершенно разными людьми. Первые дни я чувствовала себя так, как будто студента вожу на экскурсии, пришлось восполнять пробелы в его техническом заочном образовании: рассказывать про библейские и мифологические сюжеты для картин. Больше всего ему понравилась история Венеры и Адониса. Он сказал: «О, настоящий мужик, не послушал, что ему баба говорила». Он долго разглядывал картины на батальные сюжеты и маринистов. А я с некоторым облегчением думала, что вот – все-таки он способен оценить настоящее искусство.

В Новосибирске мне всего пару раз удалось побывать в опере, Васька, естественно, со мной не ходил. Но в ту поездку я вытащила его в Большой театр, с большим риском, что придется расталкивать его в антракте. Однако он не уснул, хотя и грозился. По ходу действия Вася все время задавал мне вопросы, кто это, и что он там поет.

-А это кто?

-Жених ее, - ответила я. Давали «Царскую невесту».

-А что он такой толстый?

-Вася, он тенор, какая разница, толстый он или худой. Ты слушай!

Я видела, что некоторые места, особенно хоровые, ему понравились. Хотя он предпочел «держать марку» и в конце заявил мне, что скука смертная.

Когда мы, наконец, вернулись домой, он практически сразу уехал в очередную командировку. Родители мои тоже уехали, и я опять осталась одна. Васька оставил меня практически на чемоданах. Я паковала вещи, готовясь переехать в новую квартиру, которую он купил нам перед свадьбой.

В этих хлопотах меня и застала Татьяна Станиславовна, моя добрая приятельница, помогавшая нянчить Сашку.

-Как медовый месяц? Вижу-вижу, похорошела, поправилась. Законный брак на пользу! – весело отметила она.

-Ох, Татьяна Станиславовна, я все опомниться не могу, за кого я замуж пошла, и как меня угораздило! Мы такие с ним разные, честно говоря, если не о ребенке и поговорить не о чем. Я всю поездку, как будто в аудитории была, сплошной ликбез.

-Это что? – не поняла она.

-Да лекции читала, про художников, да про композиторов. Практически гидом работа, у него такой узкий кругозор, - засмеялась я.

-Ну, милая моя, а что ж ты хотела? Бог в одну телегу никогда двух одинаковых не впряжет!

И она рассказала мне притчу:

«Жили-были три сестры. Одна была ленивой, другая злой, а третья умница, красавица, рукодельница. Вот приехала однажды к ним Судьба, посадила в телегу и повезла замуж выдавать. Приезжают они в одну деревню, там живет трудолюбивый парень, всякое дело в его руках спорится. Судьба выдает за него ленивую сестру. Приезжают во вторую деревню, там живет добрый парень, никому ни в чем не отказывает, весь народ его любит. Судьба за него выдает злую сестру. Приезжают в третью деревню: там, в грязи у старой развалюхи, лежит пьяница. Судьба говорит младшей сестре: «Вот твой суженый!»
Заплакала девушка, спрашивает: «Неужели для меня других женихов не осталось?». «Есть и другие, - отвечает Судьба, - да этот без тебя совсем пропадет».

Я, улыбнулась на эту притчу. Конечно, раз уж мы, несмотря ни на что, остались вместе и поженились, только и остается думать, что Васька – моя судьба.

Только муженек-то мой пропал. Сказал, вернется через неделю, но прошло семь, восемь, девять дней. На десятый день я забила тревогу. Позвонила его двоюродному брату:

-Миша, привет. Это Таня. Ты не знаешь, там у Василия как дела? А то он что-то не звонит, обещал в воскресенье вернуться, до сих пор нет?

Мишка на минуту завис, потом начал меня успокаивать:

-Да все нормально, задержался, наверно, по делам.

-А он в какой хоть город уехал? – спросила я.

-А он не говорил?

Вот ведь жук, не расколется!

-Я волнуюсь, Миш, ты понимаешь?

-Сиди дома, если бы что случилось, я бы уже знал.

Все понятно, у меня, естественно, в его окружении имидж такой бабы, которая дома не сидит, может и помчаться за ним, сломя голову.

-Да никуда я из дома не денусь, ты мне просто скажи, куда он поехал, город назови и все.

-Барнаул…

Это, конечно, мне ничего не дало. Я только в уме прикинула: три-четыре часа езды, если на машине.

-Ладно, спасибо. Сообщи, если что-то узнаешь. А если позвонит, скажи ему, я очень волнуюсь.

-Скажу.

На следующий день зазвонил домашний телефон, и женский голос деловито так, ни здравствуйте, ни до свиданья:

-Я с Василием могу поговорить?

Приехали! Пока не были женаты, его шлюхи мне не звонили. Тоже, наверно, заволновалась. Значит, и ей он не звонил.

-Василий в командировке в Барнауле, - чопорно ответила я. Вот тебе, я-то знаю, где мой муж, а ты не знаешь. Мелочь, конечно, и глупость, да и, возможно, ей он гораздо больше рассказывал, чем мне.

-Пожалуйста, когда приедет, скажите ему, чтобы позвонил Надежде, - в ее голосе чувствовалась дрожь. Девушка явно была в отчаянии.

-Хорошо, я скажу, - мой голос тоже дрожал, только от негодования, я бросила трубку.

Я скажу, я ему все скажу, уроду! Все, что я о нем думаю, наконец, скажу! А там, будь что будет! Неуч, болван неграмотный, хам, грубиян, бандюга! Если бы Васька попался мне в тот день под руку, с кулаками бы набросилась, и мне было плевать, что у меня от одной его оплеухи башка бы отлетела. Он меня два года использовал, всю душу вынул, я все молчала и терпела. Теперь все, конец, больше не дам над собой измываться! Кто я и кто он?!

Первый день после этого звонка я мысленно вылила столько яду, что сама поразилась, сколько во мне невысказанных обид. На второй день я уже была спокойнее, настроилась на юмористический лад. Нужно поговорить с ним и все выяснить, что за Надежда, и с какой стати она нам домой звонит, его спрашивает. На третий день, я была в таком отчаянии, что молилась только об одном: «Господи, пусть он вернется живым и здоровым. Пусть, уйдет к этой Надежде, пусть живет, с кем хочет. Только был бы жив!»

Я грешным делом и про плотоядные взгляды Бориса Петровича на нашей свадьбе вспомнила. Я ведь не знала ни сути бизнеса, ни сути субординации. Кто их разберет? Я только знала, что есть некая фирма, и есть сжиженный газ. А, может, и не было никакой фирмы, и никакого газа!

Вася приехал на четвертый день после звонка Надежды с перебинтованным плечом, и на мой сумасшедший вопросительный взгляд, ответил:

-Да, ничего кость не задета, случайно зацепило, меня там не должно было быть…

-Вася, что ты делаешь со мной? Вась, ты обо мне подумал, о Сашке подумал?! – я не находила слов, чтобы передать переполнявшие меня смятение, страх и боль.

-Не волнуйся, я обещаю – это в последний раз. – Сейчас мы вообще на легалку переходим. Все будет хорошо.

Я и верила ему и не верила. Судьба все-таки формируется чередой выборов, которые мы сами делаем. А у нас все было, как в той песне:

Не ходить бы красной девке
Вдоль по лугу-лугу,
Не любить бы красной девке
Молодого парня…