Мой флотский друг

Виктор Широбоков 2
МОЙ ФЛОТСКИЙ ДРУГ
С Робером Питиримовым мы познакомились, кажется, в 1960 году. Он назначен был врачом на ПЛ С-342 после академии. Я был командиром моторной группы на этой, недавно восстановленной мной ПЛ.  Лодка только пришла в Ягельную с завода. Мне пришлось  восстанавливать после столкновения её с танкером « Алазань». Погибло в 6-м отсеке 6 человек. Мы начинали вводить лодку в строй. К этому сроку в Ягельной уже была построена береговая казарма и, я прибыв из отпуска, обнаружил на своей койке сидящего лейтенанта.  Не велик ростом, серебряные с зелёным просветом погоны, задорный чубчик.
--Ты чего сидишь на моей койке?- спросил я.
--Я не только сижу, но уже ночь спал на ней- ответил лейтенант. Так мы встретились впервые.
Робер мало что знал об аварии. Но он понимал людей, переживших эту катастрофу, и работал как психолог, прежде всего. Я не сразу это уловил. Думал, что он просто рассказывает что то, как анекдот. Но вникнув в суть его болтовни, а болтун он был большой, я понял его намерения. Он незаметно, как то со стороны, пытался снять стрессовое состояние у любого, с кем он говорил. За его болтовнёй, причём непрерывной, крылись дальние мысли- воздействовать на психику человека. Это я тоже понял потом. По своей хирургической, врачебной части работы пока не было. Были все здоровы физически. Он смотрел на перспективу. Так, идя на камбуз, он всех заставлял идти широким «противогеморройным» ( как он говорил) шагом. Заставлял даже старших носить как следует шапку ( иначе быстро будешь лысый), беречь поясницу во время сквозняков. В общем занимался мелочами на наш взгляд. А ведь это было действительно необходимо делать. Его ненавязчивые советы приходилось слушать и может быть потому мы и живы пока- кто знает. Общаясь с ним  далее, я больше его понимал. Он был бескорыстен до абсурда, не обижался ни на какие слова, он не срывался на крик, он выслушивал раздалбоны командира без слов и до конца. Но выводы делал свои. Скромность его я отношу к его «не графскому» происхождению, да не лёгкой жизни мальчика в послевоенное время. Не очень весело и смешно он прожил годы до поступления в академию. Раненый войной птенец из российской глубинки. Он был безотцовщина, отец погиб на фронте.
Ещё тогда в 60-х годах стал незаметно читать стихи- смешные и запоминающиеся. Я думал, что это стихи не его, а где-  то он подхватил. Тогда выступал подпольно Окуджава, слегка прорывались барды. Но он потом показал мне «Вахтенный журнал» и я понял, что он пишет сам и довольно хорошо. Но эти стихи он оставил дома при разводе с первой женой Верой. Стихи были гораздо сильнее, чем вот те, которые вы видите здесь. Они написаны в последние годы жизни, после тяжелейшей травмы головы, после 50 сантиметровой металлической вставки вместо кости в черепушке. Да и черепушка то была не большой. Он был малого роста, причёску имел скромную- просто волосы зачёсывал на бок и стригся под польку. У него не было врагов кроме командиров подводных лодок. По негласной традиции врач на лодке заведывал ещё получением и списанием продовольствия- очень скверная, сквалыжная работа со складскими хануриками. Он к такой работе был не готов. Не мог он управляться с большим количеством продуктов, получаемых на лодку, особенно с отчетностью. Его дурили на складах жучки- мичмана и он не умел выбить из них то, что ему не додавали. Вечные проблемы с мешкотарой, получением и сдачей продуктов. Даже как- то его надули на 4 кг. шоколада, были и проблемы с вином. Ну не приспособлен человек к такому труду. А его заставляли этим заниматься. Не скажу, что он медик был от Бога, но диагност был большой. Не раз он давал свой экзотический диагноз , который потом подтверждался. Так было и в академии- подтверждал однокашник Филипцев, так было и потом, когда он работал кожником Калининского района г. Ленинграда. В благодарность ему, за излечение экзотической болезни, пожилая тётя подарила ему оригинальную картину.
Дважды он был на грани исчезновения, ну просто на волоске от смерти и выжил.
 Первый раз при спусках в аппарате ИДА на УТС. Не могу сказать почему, но он подышал из- под маски и получил кислородное голодание на глубине 10 метров. Но тут я его спас- вытащил сам,  без признаков координации движения, и разорвав маску руками, быстренько привёл его в чувство. Он потом рассказывал что видел в наркотическом  сне. Промедлив минуту- другую могло быть иначе.
Второй раз, уже без меня, зимой, возвращаясь домой, попал под машину и это тот случай когда его нашли прохожие и он попал в медакадемию благодаря своему однокашнику- я забыл его фамилию, звали Валерой. Там ему помогли и вставили ту самую металлическую пластинку, о которой я говорил выше. Он был демобилизован и еще несколько лет работал венерологом Калининского района Питера.
С семьёй у него тоже сложилось неважно. Первая жена Вера была интересная особа. Маленькая женщина, светловолосая, жила с мамой на Лиговке. Родила сына Евгения. После той «головоломной» операции получили они самостоятельную квартиру. Женька учился в медакадемии по классу космической медицины. И вот на 3-ем уже курсе бросает академию и устраивается медбратом на неотложку. Он оказался наркоманом и, проработав несколько месяцев, погиб от передозировки. Тут и пошла катавасия с женой и об этом он пишет в стихах. Не выдержав каких то упрёков Веры он ей сказал:
--Не прекратишь- уйду прямо сейчас.
 На это, разгневанная Вера, ответила:
 -- ну и кати.
Он тут же и ушел со своим портфелем и больше не вернулся к ней несмотря на её извинения, уговоры и мольбы вернуться. Он не взял запасных носков,  он оставил свои книги и тетрадь стихов. Где эта тетрадь мне не известно.
Уйдя от Веры он женился на женщине из торговли Апраксина двора, познакомившись случайно в электричке. Потом развёлся и женился на  своей сотруднице, где работал. Лена, новая жена, была тоже не из удачливых. Она дитя блокады Ленинграда. С её сыном произошло примерно то же, что и с Женькой. Они остались одни, хотя у Лены есть родственники. Сумели выбраться из коммуналки и получили самостоятельную квартиру, но вот не долго радовались. Они с трудом успели прописаться в ней, как пришла его очередь уйти навсегда. В 2008 году я приехал в Питер отметить 50 лет нашего выпуска и конечно остановился у них- другого варианта они не допускали, хотя гостиница была заказана. В конце октября 2008  мы с женой возвращались через Курск в Одессу, т.е. пробыли долго в пути. Созвонились несколько позже и Лена рассказала картинку гибели Робера. После нашего отъезда он читал черновик моих стихов ( тоже балуюсь) и в общем одобрял моё творчество. Однажды встал и сказал- пошел я в баню. И пошел принять душ. Что произошло мне не известно, но Робер потерял сознание и дальнейшие примочки уже не помогли. Робера не стало. Конечно с большими трудами похоронила Лена мужа, уже тоже не совсем здоровая женщина, и осталась одна в новой квартире. 
Он был большой оптимист и неприхотлив в быту. Всегда был в настроении. На С-342 мы переходили из Гремихи в Кронштадт. Переход длинный по ББК и красивый. Стояла ранняя осень и нас поражало буйство красок Карелии и больших озёр. Чем мы занимались на переходе? Да играли в шахматы и в кашу. Когда вышли из дока в Неве я был должен ему около 500 кружек пива. Это был всего разбаланс по счетам. Сколько раз мы сыграли в эту кашу? Расплачивались потом ежедневно. Он был назначен в Кронштадт, я вернулся на Север и наши пути на время разошлись.
 Вот что я, после нашей последней встречи, записал в дневнике:


15/11/08
Плохой день. Сегодня узнал, что умер друг по Северному флоту и Питеру Роберт Александрович Питиримов. Дружили около 50 лет. Славный парень нелегкой судьбы. Раненый войной птенец, потерявший там отца и выросший на северной территории России. Время не выбирают. Он прожил в детстве,  в самом детстве, такие тяжелые времена, когда не хватало еды, одежды и всего прочего. Достиг того, что поступил в Медакадемию, без «бутылки», чьей то помощи, сам. А конкурсы туда всегда были велики. Успешно окончил ее и много лет прослужил, и со мной в том числе, на подводных лодках.  Там он перенес страшную травму, правда на берегу. В пурге, возвращаясь домой, его сбила машина. Его нашли случайно через несколько часов в снегу, на морозе и отправили в госпиталь, а потом в Медакадемию. Его спасли его друзья медики. У него более 20 лет череп зашит металлической пластинкой размером более 50 см. кв. Выжил и жил как прежде, не потеряв  рассудка, жизнелюбия и юмора. Но это его было третье рождение. Несколько раньше, еще на ПЛ С-342, он получил кислородное голодание,  был на грани. Я его лично тогда спас по долгу службы. Я руководил спусками под воду.
 Был бессребряным дерматологом Калининского округа Питера десятки лет, уже на пенсии. Был отличным диагностом в самых разных болячках и заразах. Был терпелив до крайности. Но если терпенье лопалось, то он враз, безвозвратно менял свою жизнь. И это в его жизни было. Он свои переживания таил в себе, прикидываясь этаким балагуром. На самом деле он мучительно думал о своей жизни и окружающих его людей. Он мог отдать последнее, и не вспоминать об этом. Его можно было легко обмануть. Он обманывался, зная об этом. Был неприхотлив до аскетизма. И вот недавно, 8 ноября 2008 , високосного года его не стало. Мне его будет не хватать и долго, сколько проживу, помнить об этом замечательном человеке. Выпускался Робер в 1960г. его однокашник- Миша Трофимов живёт тоже в Одессе и мы часто встречаясь. вспоминаем Робера.
• Виделись мы с Робером  в средине октября этого ( 2008) года. Я взял тетрадку его стихов, чтоб прочитать его душу, а писал он раньше хорошо. Записал его голос на фотоаппарат. И вот теперь все, да осталось пара фотографий. Жена его Лена Кораблёва живет теперь одна на 7 этаже своей новой квартиры. Он же прожил там всего несколько месяцев.
• И ещё один штрих к характеру Робера: занимаясь кожными болячками уже в Питере, он стал злоупотреблять спиртным. Назревал скандал. Лена поставила условия- или- или? Роббер резко бросил это грязное дело и при последей встрече, на мой вопрос, сказал:
-- да бросил я это дело совсем. несколько лет назад. Да и жалеть не жалею, да это и не так трудно. Надо себя осознать в этом мире и только. Ни каких напитков не употребляю уже и на торжествах пью только « швепс».
 Думаю, что не все способны на такое. Вот таким человеком был мой флотский друг- Роберт Александрович Питиримов.