Подъём протрубили в семь утра ровно. Но, где – то за полчаса до этого все пробудились от того, что какие – то солдаты быстро подняли блатных и увели. А сейчас, массивная железная дверь полностью открылась, пуская за собой свежий воздух свободы. В дверях, при полном параде показался сержант. За окнами проблёскивала заря, оповещая о предстоящем солнечном дне. Снега навалило много. Пуховыми шапками лежал он на красавицах елях, все как одна застывших в тихом морозном утре. И искрился этот снег под светом ещё не погашенных фонарей, как северное сияние. Первым это увидел Коновалов, привыкший рано вставать в деревне. Он проснулся за полчаса до подъёма. Андрей, молча, ходил взад и вперёд, стараясь не скрипеть полом. Он всматривался в незнакомую ему даль. Могло показаться, что он мучительно ожидал рассвета и, возможно хотел сравнить его с тем рассветом, который всякий раз встречал в своих краях.
Некоторые призывники ещё спали, а те, кто проснулся от слепящего света, зевая, протирали глаза и будили остальных. Молодой сержант, что вошёл в спортзал дал команду принимать водные процедуры. Сказал он эту фразу не по - военному деликатно, словно он был не сержантом, а студентом филфака. Солдат был очень опрятен, да и красив собой, словно сошёл с глянцевой обложки популярного военного журнала. На его, слегка пухлых, гладко выбритых щеках зардели румяна, а выражение лица было такое, будто и не служит он вовсе, а играет в кино роль главного героя, или же дурака валяет здесь какой – ни будь генеральский сынок. Был ли он старослужащим или ещё молодым бойцом, только что из школы сержантов, понять сложно. По возрасту и званию парень вроде был довольным солдатской жизнью дедом, а вот по форме одежды и подтянутости – просто образцовый молодой дух. Отдав распоряжения, краснопогонный сержант, почти, что строевой походкой удалился восвояси. Все удивились его поведению. И молча переглядываясь, вспоминали слова подполковника. Через пару минут вся Марьинская группа была на ногах. После ночной потасовки Лещёву, Одинакову и Юдинову досталось больше всех; их в первую очередь хотели унизить как самых сильных и лидеров своей группы. Унизить так, что бы остальных охватил страх, быть как и они, также растоптанным. Тело ныло от ударов, но они были молоды и здоровы и горячи, так, что их дух перебарывал боль. Испытание они это прошли и вышли из него победителями, что закалило их ещё больше.
- Похоже, что у них нет дедовщины – пробурчал Одинаков, активно растирая холодной водой свой атлетический торс – Тогда бы я остался здесь.
- Никто не знает, но как – то мутно тут всё… – ответил стоящий у соседнего умывальника Лещёв.
- Посмотри, у тебя синяков не осталось, у меня есть один большой, специально что – ли по печени били и по почкам гады.
- У меня все рёбра болят. Главное чтобы не заметили, а то достанут с вопросами. А кто они вообще такие?
- Сирота, гопота казанская - вот кто они такие! – вмешался Славка Юдинов – здорово мы их заколбасили.
- А они живые? Чёрт, мы их не убили совсем? – полюбопытствовал Одинаков.
- Да, что с ними будет с этими ублюдками, мы ещё им мало надавали, увели же их, значит всё нормально – сказал Юдинов.
- А чё их к нам кинули?
- Откуда я знаю…. Значит, больше некуда было! Блатота конкретная…. Чёрт их разберёт, но, то, что сидели – это точно.
- Как там Парамоныч то? Отошёл или хреново ему ещё? – спросил, Димка Одинаков.
- Оклемался уже, выспался вроде, шоколад трескает! Как его только с этим на флот забрали? Куда врачи смотрят? – покачал головой Юдинов.
- В карман себе они смотрят! – низко протянул Одинаков – Дашь взятку, отмажут, не дашь служить будешь и здоровье отдавать. Врачам тоже кушать хочется, и не просто чего попало, а деликатесы всякие разумеется. Моя мать в поликлинике врачом работает, целый год уже зарплату не получает, а деньги домой приносит и подарки разные: конфеты дорогие, бухло импортное. Если бы не она, то на отцовскую получку мы бы ноги протянули.
- Ну, а сам то, что на гражданке делал?
- В училище учился на автомеханика. Степуху половину матери отдавал, половину себе, так, приодеться немного да погулять. Не хватало, конечно, подрабатывать приходилось. Директор наш своего сына, через маманю мою от армии отмазал. Потом всякие благодарности писал, и оценки мне ставили хорошие! Закончил фазанку почти отличником, а в школе дуб дубом был.
- А что же тебя не отмазали? – спросил Юдинов.
- Могли, но я не хотел. Надо всё в жизни попробовать, если бы в армию не пошёл, то бандитом бы стал. А я не хочу бандитом, даже пробовать не хочу, если попробуешь, то по жизни им станешь, а у меня все друзья в квартале бандиты. Учиться, мозгов не хватает. Вот, даже Сказочник с головой пацан, а здесь с нами его тоже по армейскому этапу гонят. Удивляюсь, зачем он то - служить пошёл. Деваться, что ли не куда было, тяжело ж ему будет. Только блин в армию таким «ботаникам» и дорога.
- Да фиг его знает, дурак наверно! А вот и он идёт.
- Спасибо пацаны…. Молодцы, что постояли за земляков…. Надо нам всегда вместе держаться, тогда и никто на нас рыпаться не будет – назидательно произнёс Лещёв.
Он обернулся к Коновалову и Шумкову и пожал им руки. Сергей Лещёв был немногословен, да и говорил с запинкой словосочетаниями, между которыми сохранял паузы, делал улыбчивое выражение и продолжал дальше нести со своей каланчи. Его отрывистые, летящие, словно со столбового рупора фразы, объединяли ребят, а своими смелыми поступками он сразу же заслужил у них авторитет.
- Если бы не вмешались, то они бы и вас задрочили, всю ночь бы цирк им показывали – добавил Одинаков.
- Что мы козлы, какие – то, что ли, этих отморозков испугались. Вон даже умный Сказочник как психованный на них налетел – ответил Андрей Коновалов.
Все засмеялись и Виктор с ними. Ему льстил такой отзыв о нём, хоть и был он ироничен, но всё, же являлся неким комплиментом его достоинствам. Он почувствовал ещё, что ребята стали теплее относится к нему, что они приняли его к себе в круг и ещё он испытывал приливы счастья от общения с ними и совершенно не думал о том, что через несколько дней их всех раскидают по дикому и бескрайнему дальневосточному побережью.
- Что за повод для смеха бойцы – прозвучал знакомый голос и на пороге туалета показался Марьин.
- Да так анекдоты рассказываем, товарищ ст. лейтенант – отозвался Юдинов.
- Я слышал к вам кого – то ночью подселили? Кто такие? Куда следуют?
- Не знаем мы откуда они и куда! Пацаны эти пришли и сразу отрубились, и им и нам спать очень хотелось, вот мы и не спрашивали друг друга – сказал Славка.
- А ночью всё спокойно было? Не как в прошлый раз, а бойцы? – доставал их вопросами Марьин.
- Товарищ ст. лейтенант, вы разве не видели, их ещё до подъёма подорвали и увели. Мы сами все не в понятках, может ещё узнаете – сказал Одинаков.
- Боюсь, что уже не успею коллеги, тот крытый железный грузовик, видно за ними приехал. Да и группу конвойную тоже видел, все вооружены, форма внутренних войск, уехали уже – призадумался Марьин – Так только заключённых сопровождают, чёрт бы всё это побрал, а их к вам кинули…. Вот свиньи краснопогонные…
- Да это что, зэки были что ли? – донеслось из уст окрепшего после шоколада Парамонова.
- Пока не знаю, в чём дело – отозвался Марьин – На завтраке спрошу у офицеров части.
Владимир Марьин был недоволен. Он не скрывал, своего волнения за этот случай. Инструкция обязывала его докладывать обо всех происшествиях, случающихся в пути. Хотя происшествия как такового и не было, фактически не зафиксировано, но место имело, да ещё какое. Старший лейтенант всё понял по виду своих кентов. Несмотря на то, что ребята всячески старались не выдать себя, против проницательности офицера у них не было шансов. Владимир Марьин не стал больше расспрашивать их том, что было этой ночью. Благо никому серьёзно не досталось, все остались целыми и кажется невредимыми, если не считать едва заметных царапин. Но, ст. лейтенант был озабочен. Когда Марьин нервничал, у него дёргался левый глаз и он суетливо, расстегивал браслет своих часов, крутил их в руках, смотрел на время, затем опять застёгивал и повторял эту операцию снова.
- Моряки! Сейчас всем завтракать. После идём в зал политзанятий смотреть фильм. И ждём автобус. Понятно!
- Понятно – хором пробубнили призывники.
Марьин ушёл. Ребята принялись за завтрак, который они так мужественно отстояли. Один Витёк Парамонов, наевшись шоколада, периодически жадными глотками пил минералку. Он чувствовал себя ещё разбитым и внутри себя весьма сокрушался, что страдает недугом лунатизма. Каждый мог прочитать это; на его лице как в зеркале отражалась гримаса стыдливости и недовольства. Несчастный парень думал в этот момент только об одном – проникнуть в память свидетелей своего недуга и навсегда стереть в ней информацию этого унизительного для него случая.
- Горячего чаю или кофе хочется - жуя бутерброд, протянул, Димка Одинаков – Тебе бы тоже, Парамоныч, не помешало.
- Точно не помешало, согрелся бы, а то дрожишь как задубевший – сказал Юдинов.
- Где ж его взято то, тут, наверно по уставу не положено, нам только сухпаёк положен – откликнулся Витька Парамонов – А горячие напитки в самолёте будут, причём бесплатно.
- Слушай Парамоныч! Давно у тебя такая херня? Как это называется…? Лунатизм твой? – беспардонно спросил Юдинов.
- С детства, но редко бывает, поэтому и никто не знает.
- Даже мать с отцом? – донимал его гитарист.
- Матери у меня нет, я маленький был, когда она умерла. Поговаривали, будто при родах скончалась. Я её не помню совсем. А отец не знает про это, я видел его редко. Приедет с вахты, повидается, денег подкинет нам с бабкой, я с ней на гражданке жил. У моего бати другая семья и дети есть, сосут из него, дай боже. Жена, стерва попалась какая - то; мне его жаль даже. Он всё на них пашет как египетский раб…. Я знал, что в армию с такой болезнью не берут вроде, врачи про это не знали, но косить стрёмно было как – то. На комиссии я ничего не сказал. Честное слово пацаны – стыдно и жалко одновременно, что такая херь со мной случается. Только не говорите мужики про это никому, я после службы на контракт хочу остаться. Что мне дома то делать, с бабкой в комнатушке ютиться. Отец в нашей квартире со своей живёт, с детьми. Может, после службы поступлю в институт морской, да и останусь там.
- Молодцом, что хочешь служить – похвалил Лещёв – Только вот если узнают, всё равно комиссуют. А если опять с тобой это случится, может и не спасут тебя даже. Прыгнешь во сне за борт и потонешь. Кому тогда будешь нужен? Кому мы все нужны? Вот мой отец служил тоже, заболел и помер. Спишут всё на несчастный случай. Погиб, мол, при исполнении и точка. Кому отвечать захочется, что там у тебя было? Мы та тебя не сдадим. Только тебе самому думать, как дальше быть!
Ребята поддержали слова авторитетного своего товарища, хоть и вид у него был далеко не авторитетный.
Над самим Сергеем Лещёвым, тоже можно было пустить не одну слезу сострадания. Понятно, что одежда призывника не должна отличаться новизной и современностью, но даже помимо всего прочего, одет он был не лучше бомжа. Складывалось ощущение, что одежды его размера ни сыскать в целом городе. Выцветшие, по несколько раз заштопанные брюки серого цвета едва закрывали икры. Носки, почему то были разные, один чёрный, другой коричневый, но оба шерстяные. Какой Лещёв носил размер обуви, догадаться было невозможно, такого размера ни продавали, ни в одном магазине города. Ботинки на нём были военного типа, чёрныё с сильно стёршимися носками, дырявые и почти развалившиеся. Могло показаться, что он прошёл в них не одну войну. Синий спортивный свитер со сломавшейся молнией сидел на нём так, как будто сросся с телом и как водолазный костюм, повторял изгибы его торса. Рукава Лещёв закатал, чтобы не выглядеть идиотски. Клетчатая рубашка, тоже была мала ему. Стоило только удивляться, как он её вообще застегнул. Единственное, что ему было в пору, то это синяя спортивная шапка типа «петушок» и старый дедовский армейский овчинный тулуп, на котором он в развалку сидел, уплетая банку тушёнки, измазанную в солидоле. Он был одет хуже и нелепее всех и всех заражал своей сильной непосредственностью.
- Держи Парамоныч, пей! – Славка Юдинов протянул ему пластмассовую фляжку – Здесь грамм сто осталось, ещё с поезда.
- А что это? – удивился Витёк.
- Да самогон, пей, давай, вместо чая согреешься!
- Он дело говорит – назидательно пробасил Одинаков – Нам ничего, а тебе поможет кровь разогнать.
- Спасибо мужики, я в магазине куплю, в аэропорту.
- Там, в самом деле, сообразим что-нибудь. Давай, пока лейтёхи нет, скинемся заранее, кто бухать будет, а то он человек хороший не будем его перед людьми позорить. Мы с Андрюхой вдвоём купим, без суеты лишней.
Скидывались из расчёта по триста грамм на человека, за Лещёва отдал Виктор Шумков. Сначала хотели разделить его часть на всех участвующих, но пока делили, Виктор своим щедрым жестом прекратил, как он это считал крохоборство. У Сергея Лещёва действительно не было денег, зато он угощал ребят сигаретами, которых у него был полный рюкзак. Сам он курил «Приму», а всем давал сигареты с фильтром. Мать его, будучи на пенсии работала на складе штучной продукции и имела возможность покупать сигареты по оптовым ценам. Отец Лещёва покинул мир иной за три года до призыва сына в армию. Умер от рака крови в сорокалетнем возрасте, так и не дождавшись ордера на квартиру, который обещали ему дать как ликвидатору аварии в Чернобыле. Четыре года он надеялся на государство, что, наконец, перевезёт семью из гнилого деревянного дома в благоустроенную квартиру. Дождался лишь болезни, которая съедала его изнутри, превращая в измождённого старика. Последнее время перед кончиной, он сильно пил, заглушал порой невыносимую боль, всем был в тягость и никому не нужен. Передвигался он медленно, опираясь на палочку; некогда его могучая фигура, доставшаяся в наследство потом его сыну, теперь скрючилась. Он часто сидел на скамейке возле палисада, пил и потом засыпал на этой же скамейке, местные собаки, знавшие его добрый нрав, кружились рядом и облизывали высохшее лицо своего друга. На мгновение он просыпался, теребил каждого пса за ухо и отключался вновь. Придя домой, принимал болеутоляющее, снотворное и засыпал с надеждой, чтобы не проснуться. А когда утром открывал глаза, то был противен самому себе, тем, что жена снова будет дышать зловониями, мыть и убирать под ним. Последний месяц он совсем слёг, жуткие боли парализовали все члены, речь, превратилась в бессвязное мычание. За день до смерти, он жестом попросил лист бумаги и ручку и еле вывел «бере…», продолжить не хватило сил. Они тогда так и не поняли, что он хотел этим сказать. Когда старик умер, семье стало не легче, вместе с его смертью погибло и государство, похоронившее надежды миллионов своих детей. Сергей Лещёв кое - как закончил восьмилетку, учился он плохо, и будущее открывало пред ним лишь ворота заводской проходной. Дядя взял пятнадцатилетнего племянника к себе на завод помощником металлурга – прокатчика. Здоровья у молодого Лещёва было сверх края, справлялся с работой хорошо; закалял сталь и сам закалялся, душой и телом. К армии был готов на все сто. «Вот только армия могла бы достойно принять такого война»? – поговаривали знавшие его люди.